Старейший красноармеец
Особенно выделялся среди военных революционеров Михаил Юльевич Ашенбреннер. Он был старше своих товарищей и по возрасту, и по званию, и совсем не соответствовал представлению о среднем народовольце, как о недоучившемся лохматом студенте.
Ашенбреннер принадлежал к другому поколению. В его автобиографии, написанной в 1925 году, говорилось: "Родился я в Москве в 1842 г. Дед мой, Юлий Юльевич Ашенбреннер, эмигрировавший из Германии при Александре I, был розенкрейцером." Воинственный характер будущего народовольца складывался под влиянием взрослых.
Он вспоминал, что, когда отряды Шамиля подходили к Ставрополю, бабушка подозвала внуков и сказала: "Видите этот кинжал: он очень острый. Когда горцы ворвутся, вы приходите ко мне. Мы живыми не сдадимся. Я вас зарежу, а потом и себя тоже. Хорошо?" Отец Ашенбреннера был военным инженером. Следуя семейным традициям, сын офицера поступил в 1-й Московский кадетский корпус, который окончил в 1860 году.
В 1863 году поручика Ашенбреннера собирались перевести в гвардейский полк, участвовавший в подавлении польского восстания, однако молодой офицер от этого выгодного предложения отказался. Поступок вызвал сомнения в благонадёжности военного, и его стали переводить из части в часть.
В 1864 году Ашенбреннер служил в Аккермане (Белгород-Днестровском), Екатеринославе и Миргороде. В 1865–1870 годах он участвовал в боевых действиях в Туркестане, за отличия в которых был награждён пятью (тремя?) орденами. 1870–1882 его служба проходила в Причерноморье, где Ашенбреннер дослужился до чина подполковника.
Однако официальное положение старшего офицера дополнялось антиправительственной пропагандой в подпольных кружках. Подполковник Прагского полка не ограничивался специальной военной литературой и активно изучал философию, которую старался применить на практике. С помощью лейтенанта А.В.Буцевича Ашенбреннер связался с народовольцами А.И.Желябовым, М.Ф.Фроленко, В.Костюриным и В.Н.Фигнер и присоединился к подпольной организации.
Фигнер вспоминала: "Ив. Ив. Сведенцев рекомендовал мне Ашенбреннера, как социалиста и революционера." В сочетание военной службы и социалистической пропаганды верили с трудом. Однако такая комбинация казалась невозможной и для полиции, облегчая работу народовольцев.
Ашенбреннер не принимал участия в покушениях на Александра II. Однако после 1 марта 1881 года его роль в "Народной воле" существенно выросла. В 1882 году Ашенбреннеру поручили координацию военных кружков. Для этого ему пришлось объехать десятки гарнизонов в поисках революционных групп. В 1882 году Ашенбреннер создал в Николаеве революционный кружок, в который вошли прапорщик И.Ювачев, мичман А.Афанасьев, мичман Н.Толмачев и лейтенант Д.Скаловский.
Составляя по памяти список офицеров-народовольцев, Ашенбреннер писал: "Арестовано было до 200 человек офицеров, но, судя по зашифрованной памятной книжке, которая находилась при мне и которую, к счастью, я успел уничтожить до ареста, этими 200 офицерами состав Военной Организации далеко не исчерпывался."
Некоторым военным удалось избежать ареста и продолжить службу. Впоследствии выяснилось, что в работе кронштадтского революционного кружка участвовали погибшие в Цусимском сражении командир броненосца "Бородино" П.И.Серебренников, командир броненосца "Орёл" Н.В.Юнг и командир броненосца "Адмирал Ушаков" В.Н.Миклуха (младший брат Н.Н.Миклухо-Маклая).
Однако скрыть свои революционные связи удалось немногим. В конце концов, полиции удалось выйти на руководителей воссозданной "Народной воли", среди которых был и Ашенбреннер. Правда, глава военного крыла не считался членом Исполкома организации, но его деятельность даже в качестве рядового активиста считалась государственным преступлением.
На "Процессе 14-ти" 1884 года Ашенбреннер отрицал свою причастность к "Народной воле". Он старательно вылавливал малейшие противоречия в обвинении.
Когда прокурор перепутал улицу, на которой происходили конспиративные встречи, а потом сказал, что это неважно, поскольку все улицы в Петербурге параллельны, Ашенбреннер заметил: "Г. прокурор, в Петербурге все улицы параллельны и перпендикулярны. Я не юрист, но знаю, что для установления alibi достаточно, если в момент моего предполагаемого свидания я находился не в той же комнате!"
Однако лёгкий юмор не позволял смягчить серьёзность обвинения. В итоге Ашенбреннер и ещё семь обвиняемых были приговорены к смертной казни через повешение. Казнены были Рогачев и Штромберг, которых повесили 10 октября 1884 года. Остальным смертный приговор заменили пожизненным заключением в Шлиссельбургской крепости.
Ашенбреннеру досталась одиночная камера, в которой ему предстояло провести остаток жизни. Единственным соседом, с которым удавалось перестукиваться, был К.Ф.Мартынов (Борисевич), который не сразу поверил, что бывшего подполковника не казнили.
Уже после смерти Александра III тюремный режим был немного смягчён. Правда, пришлось уговаривать министра внутренних дел, чтобы заключённым выдали учебники и словари. Ашенбреннер даже предложил министру И.Н.Дурново продать отобранные при аресте ордена, чтобы купить три справочника. В конце концов, словари выдали, однако награды бывшему подполковнику так и не вернули.
Изредка судьбой заключённого интересовались высокопоставленные чиновники. 29 марта 1901 года военный министр А.Н.Куропаткин писал министру внутренних дел Д.С.Сипягину о своём бывшем ротном командире: "Ашенбреннер был тихого характера, очень начитанный, добрый, ласковый и в делах с неприятелем вел себя доблестно. В делах денежных и товарищеских отличался честностью и благородством. Пользовался общею любовью, но все мы считали его добрым мечтателем, для практической жизни и службы не вполне пригодным."
Из крепости Ашенбреннера освободили в 1904 году. Встретивший его Иван Павлович Ювачев (отец Даниила Хармса) заметил: "Михаил Юльевич постарел, ослаб, но водку пить по-прежнему горазд". На самом деле всё было не так благополучно.
Помимо обычных старческих недугов, у бывшего узника заметно ослабело зрение и развился страх перед открытыми пространствами. Ашенбреннер писал, что "после 22-летнего плена мы остались людьми, но вышли из плена людьми израненными".
Бывший народоволец был переведён из разряда заключённых в ссыльно-поселенцы. Во время русско-японской войны в Сибирь старались не ссылать, и Ашенбреннера поселили в Смоленске. 17 октября 1905 года срок ссылки был сокращён. Смягчение политического режима позволило Ашенбреннеру опубликовать свои воспоминания в журнале "Былое".
В 1912 году ссыльного народовольца объявили лишённым "всех особых прав" и оставили под надзором полиции. Обретённая свобода была относительной. Отличие заключалось в том, что в крепости за осуждённым следили через глазок, а на воле это же можно было делать через окно. До 1917 года Ашенбреннер жил в Смоленске под надзором полиции.
Февральская революция изменила положение ссыльных. Неудивительно, что когда 3 марта 1917 года в Смоленске был избран Временный городской исполнительный комитет, его почётным председателем был избран М.Ю.Ашенбреннер. 75-летнему революционеру приходилось довольствоваться символическими постами. 8 августа 1917 года городская дума избрала М.Ю.Ашенбреннера почетным гражданином Смоленска. Революция позволила престарелому народовольцу включиться в общественную работу.
Ашенбреннер вспоминал в своей автобиографии: "Первые годы в Смоленске я занимался переводным трудом и печатал в журнале "Былое" и "Минувшие годы" свои воспоминания.
С 1917 г. [в словаре Гранат, видимо, ошибочно - "С 914"] состоял лектором в Починковском союзе кооперативов, читал на счетоводных курсах, а потом в Высшей крестьянской школе в с. Кузеневе (Елпинского [Ельнинского?] уезда) "Историю развития русской общественной мысли" и "Историю революционного движения в России", а на подготовительном курсе историю Египта, Греции и Рима. Затем в Смоленском Политехническом институте я читал на 1 курсе "Историю русской общественной мысли" и "Историю революционного движения в России" до закрытия этого института..."
Всеобщее уважение к революционным заслугам сопровождалось бытовыми неурядицами послереволюционного периода. 26 августа 1918 года Ашенбреннер писал казначею Шлиссельбургского комитета В.Я.Евдокимову: "Живётся очень неважно. Вам в Петербурге, должно быть, ещё хуже..." Пожертвования бывшим политзаключённым становились совсем скудными.
Чтобы как-то прокормиться Ашенбреннер (видимо, в 1920 году) переехал в Москву. В столице судьбой бывшего соратника заинтересовался другой бывший народоволец и химик А.Н.Бах, который в это время совместно с Л.Я.Карповым и Б.И.Збарским создал лабораторию для содействия химической промышленности. Со временем скромный исследовательский центр вырос в Химический институт имени Карпова (НИФХИ). Узнав о тяжёлом положении Ашенбреннера, Бах нашёл для него работу в своей лаборатории, а затем - в Биохимическом институте Наркомздрава (иногда пишут - Наркомзема).
Временами к бывшему народовольцу обращались за помощью. 3 апреля 1924 года Ашенбреннер послал П.Н.Куропаткину (брату бывшего военного министра) поручительство, в котором говорилось: "Я, ветеран революции, Михаил Юрьевич Ашенбреннер, сим удостоверяю, что Павла Николаевича Куропаткина давно знаю, что он бывший командир 343 пешей Новгородской дружины. В октябре месяце 1917 года вел бой с войсками Керенского и Краснова. Имея на руках больную жену 51 года и дочь с больными руками, нуждается в пенсии и не имеет работы."
В декабре 1923 года ветерану революционного движения в армии приказом Реввоенсовета СССР было присвоено звание "старейший красноармеец". Кроме того, Ашенбреннер стал шефом 2-й Московской пехотной школы, которой впоследствии присвоили имя народовольца (а затем - и Семипалатинскому пехотному училищу). Утверждают, что во время одного из парадов бывший подполковник ненадолго занял место в строю в красноармейской форме.
Но срок службы "старейшего красноармейца" истекал. 11 ноября 1926 года М.Ю.Ашенбреннер умер и был похоронен на Новодевичьем кладбище. На надгробии можно прочитать надпись "Михаил Юльевич Ашенбреннер Народоволец".
Свидетельство о публикации №225042200534