Последний раз

Валентин хлебнул ртом воздуха и в ужасе разлепил веки. Крысы, змеи, пауки растворились в душном полумраке, огромный истекающий слизью спрут сморщился и превратился в висящую на потолке люстру. Все еще не веря, что проснулся, он резко отбросил одеяло и сел, опустив ноги на пол.

На часах горело 6:36. Пробивающееся сквозь жалюзи утро освещало спальню достаточно, но чтобы еще надежнее отгородиться от ночных кошмаров, он включил свет, трясущимися руками схватил с тумбочки бутылку и жадно припал к горлышку.

Вода, хоть и теплая, разогнала сомнения, – похоже, на этот раз ему удалось выбраться. Он на всякий случай похлопал себя по щекам и огляделся. Спальня выглядела реально. Вполне реально вонял окурок в фужере, и муха, ползающая по стене, имела обычные, а не гипертрофированные, как ТАМ, размеры.

Валентин Олегович — богатый и влиятельный человек до этого случая спал по ночам спокойно. Снов не видел, однако же хорошо помнил, что когда-то в детстве они приходили к нему; порой красивые, цветные, из которых до боли досадно было возвращаться в голодную серую реальность, порой страшные, такие что заставляли пробуждаться в холодном поту и часами бояться сомкнуть веки снова. С тех пор прошло много лет, хорошие сны забылись, слились с другими добрыми воспоминаниями детства; плохие потерлись от времени, но до сих пор таились где-то в закоулках памяти. Он мысленно пробежал по тему что сохранилось и раздраженно тряхнул головой – какими бы страшными те кошмары ему не казались когда-то, по сравнению с сегодняшним то были лишь фрагменты, робкие заглядывания в замочную скважину на жуткий мир, в котором ему привелось провести этой ночью, как ему показалось, целую вечность.

Неплохо бы еще часик-два поспать, но лезть обратно в постель он не решался. «И что же это все-таки было?» Он набрался смелости и закрыл глаза. В охотно наступившей темноте однако ничего не осталось. Заботливый мозг все стер, лишь кое-где в уголках интерфейса еще серели рушающиеся силуэты жутких ночных декораций. Стремительно притуплялись в сознании отчаяние и безысходность, память о том, как изнемогшая душа его, пытаясь вырваться, лишь снова и снова попадала в следующую еще более ужасную серию того бесконечного триллера.

Он поднялся и вышел из спальни. В квартире давно наступило утро. Женская одежда из кухни исчезла - вчерашняя гостья ушла. Он перешагнул свои небрежно растянутые по полу брюки, брезгливо сморщившись, поднял забытый за цветочным вазоном презерватив, присовокупил к измазанным помадой окуркам и вместе с тарелкой, служившей минувшей ночью пепельницей, отправил в мусорное ведро. Отвратительный запах ночных прегрешений ослаб, но не исчез. Валентин раздраженно подергал носом и открыл окно. Сам он не курил и не переносил табачного дыма, однако вчера пришлось потерпеть, – Наталья Генриховна была важной государственной чиновницей и вместе с тем достаточно привлекательной женщиной. Он глянул на кроваво-красные отпечатки ее рта на глянцевой столешнице и неодобрительно скривился.

Давно примелькавшийся интерьер столовой и внешний мир, проникающий в квартиру с шумом Садового кольца, после событий жуткой ночи воспринимались совсем по-другому. Чтобы привести в порядок разбегающиеся мысли, он сел, плеснул в стакан немного оставшегося после вчерашней пьянки Хеннеси и залпом выпил. Благородный напиток обжег запекшийся рот и, горячей волной пробежав по пищеводу, приятно согрел желудок. Какое-то время мужчина сидел, осоловело глядя вдаль, потом снова налил, выпил, и его осенило: «Ад. Если бы он существовал, то выглядел бы именно так. – Словно в подтверждение догадки откуда-то из глубин подсознания пахнуло едким смрадом и перед глазами, задвигались очертания отвратительных монстров. Он вздрогнул и затряс головой, прогоняя наваждение. -  Ад, но зачем? Почему?» Ночи предшествовал обычный день. Работа до позднего вечера, ужин с одной из подружек, как это часто бывало по пятницам, после - коньяк и секс. Позавчера и поза-позавчера, тоже вроде ничего криминального. Он еще налил и выпил. «А-а… Может, это из-за…? Но ведь с ней он пока еще ничего такого не делал. – Его лицо исказила тревога. – Пока.»

В Татьяну Валентин влюбился, увидев на одном из последних корпоративов. Ее привел на праздник муж — недавно принятый им начальник отдела снабжения.
 – Пусть повеселится, а то сидит целыми днями дома, – объяснился тот, представляя супругу обществу, и добавил, обращаясь к шефу: – А если понравится, то, может, и на работу возьмете. Она у меня сообразительная и к тому же бухгалтерские курсы недавно закончила.

А как же? Конечно, понравилась. Миниатюрная, стройная, с приятными, немного детскими чертами лица и огромными наивными глазами женщина выглядела словно с картинки. Говорила тоже по-детски тонко, но не пискляво, а мило и двигалась, несмотря на эфемерное телосложение, красиво и уверенно.
 – Возьмем, конечно, – расплылся в улыбке Валентин, ощупывая красавицу взглядом. – Роза Самуиловна как раз человечка в бухгалтерию на материалы просила.

И в тот же день вечером с него свалился крест, – порвалась цепочка. В принципе, ничего страшного не случилось, амулет не исчез, нашелся позже на животе под майкой, и он тогда не придал этому значения, теперь же понимает, что все это произошло неспроста. Подвеска за двадцать лет ни разу не покидавшая его шеи, была как часть тела, в ней он работал, спал, мылся, грешил. Крепкая золотая цепь все выдерживала, а в тот вечер, как он ее, Татьяну встретил, вдруг взяла и лопнула, причем по одному из звеньев.

Крест, кстати, у него на шее болтался исключительно для красоты. В загробный мир начальник не верил и наказаний за грехи не боялся. «Гореть в аду? Костры и сковородки? Какая чушь, – любил поумничать он, бывало, в застольном споре. – Пытать и мучить ведь можно только тело, а раз оно мертвое и в земле похоронено, то хоть жарь его, хоть замораживай — все равно без нервов, вернее нервных окончаний ничего не почувствует».

До сих пор этот аргумент казался ему более чем убедительным, но вот сегодня ночью кто-то в картинках показал ему, что страдания бывают не только телесными. «Так значит, не врут церковники, - ад существует.» Все, что он слышал, читал, всасывал с молоком матери о боге и праведной жизни, мигом поднялось из глубин памяти и выстроилось в четкую, понятную картину. На ум пришло с каким смирением и даже, казалось, удовольствием сносила издевательства одна из первых его секретарш-пожилая Вазелиновна, вспомнился малахольный сосед дядя Всеволод и мамина сестра-монашка Агриппина из далекого прошлого. Все они терпеливо сносили пощечины судьбы и вместо того, чтобы мстить или бороться, безропотно подставляли другую щеку. Терпели, получается, так как знали, верили что земная жизнь - лишь экзамен, испытание, проверка на вшивость, сортировочная станция перед жизнью вечной, небесной или, если грешил, подземной. Проживешь правильно - будешь вечно блаженствовать, неправильно – вечно мучиться. «В принципе все просто? Но почему же тогда этот такой важный пазл не сложился перед ним раньше, ведь куски его всегда витали над головой и валялись под ногами? А потому, видимо, что не хватало самого главного элемента - доказательства, в которое сегодня некто ткнул его носом. Большинству людей это недоступно, они так и умирают, не ведая, как надо было жить, а он, выходит, особенный, избранный, которому послали знамение. Можно сказать, повезло, он еще не старый и вполне успеет все исправить».

«Закрою все конторы, продам все имущество, деньги раздам бедным. Во всех этих разных поповских церемониях: постах, всенощных бдениях и шествиях с хоругвями участвовать буду. И с радостью. Теперь-то понятно, что все это потом с лихвой окупится. Что еще? С женой буду жить в любви и согласии, пока смерть не разлучит… Сколько там еще осталось? Сейчас мне сорок, до шестидесяти - двадцать, до восьмидесяти - сорок. Еще столько же. Немало... – Он почесал затылок, вылил остатки коньяка в стакан и выпил. –  Но ничего потерплю».

От принятого решения на душе полегчало. Он, широко зевнув, собрался уже идти досыпать, но, заметив на стуле забытый мобильник, решил проверить неотвеченные вызовы. Нажал кнопку, их на дисплее высветилось немало. Самодовольно усмехнулся, – стоило ненадолго отключиться, и, как всегда, все его потеряли. Он повозил по дисплею пальцем. Звонили в основном по работе, промелькнуло несколько личных звонков от друзей, пара - от дочери и один от НЕЕ.

«Танечка! - Позавчера он задал ей важный вопрос и с тех пор ждал ответа. - И это надо же так случиться, что позвонила она именно тогда, когда телефон стоял на беззвучном! Что же она бедняжка подумала?» Раздосадованный на себя, он поспешно нажал на «перезвонить» и в нетерпении забегал по комнате. Второй гудок, третий. Сегодня выходной. Она наверно спит, возможно, голой или нет, только в маленьких кружевных трусиках. Он прикрыл веки, пытаясь представить, как она просыпается, скидывает одеяло, но вместо милой неодетой фигурки перед ним предстал гигантский бородавчатый спрут, тянущий к горлу грешника склизкие, извивающиеся щупальца. Он в ужасе открыл глаза и в панике несколько раз нажал на «отбой».

Монстр в этот раз выглядел блеклым и нерезким, явился только на мгновение, но Валентин сразу узнал в нем одного из ночных мучителей. Потоки жутких воспоминаний хлынули из закоулков подсознания и снова наполнили душу недавно перенесенными ужасом и безысходностью. То были лишь бледные отголоски ночного кошмара длившиеся доли секунды, но его словно молнией ударило. «Господи, спаси и сохрани! - он неумело перекрестился и, мысленно поблагодарив того, кто где-то там боролся с дьяволом за его душу, мысленно возопил, - Как же так?! Минуту назад клялся все распродать, бросить грешить, начать праведную жизнь и при первом же соблазне про все забыл, – от избытка чувств он даже несколько раз шлепнул себя по щеке. – Кастрировать тебя, что ли, черт похотливый!»

Женщин Валентин любил сверх всякой меры, и, надо признать, они отвечали ему тем же, причем совсем не за красоту и мускулистость. Уже далеко не молодой, лысоватый, с белесым, примечательным только чересчур крупным носом лицом, мелкими выпученными глазками под толстыми очками, двухведерным животом и тонкими, кривыми ногами Валентин больше походил на паука, чем на героя-любовника. Он выглядел просто отталкивающе, но пассии его этого не замечали, для ответных чувств им с лихвой хватало того, что он был всегда ухожен, дорого, со вкусом одет и главное богат и щедр. Ловелас покорял их запахом успеха и власти, валил с ног харизмой и безграничной уверенностью в себе. Тех на которых обращал внимание, он делил на тех, с кем просто приятно или полезно было бы перепихнуться, и на тех, к кому у него возникала страсть. Первых возле него крутилось немало, последние попадались крайне редко. Первых он небрежно цедил сквозь пальцы, последних, искал и если уж находил, ни в коем случае не упускал. Покорял, порабощал, завладевал как телом, так и душой.  Чтобы подчинить себе красотку порой требовались месяцы, расходовались миллионы, привлекались десятки, а то и сотни помощников. Действовать приходилось вдумчиво, не спеша, терпеливо, брать осадой, но, чем дольше жертва брыкалась, тем слаще казался вкус победы. На какой-то период времени это становилось для него смыслом жизни. Он забывал про все и словно сходил с ума. Что это было за помешательство? Любовь? Возможно. Хотя, скорее, это все походило на месть. Месть тем, кого он не мог себе позволить раньше, когда жил скромно и бедно.
 
Экран телефона загорелся надписью: «Т бухгалтерия». Валентин увидел, что это снова ОНА, и забегал взглядом по стенам, не зная, что предпринять. Вторая вспышка, третья... С четвертой словно током ударила мысль о всей нелепости его страхов. «Какой еще ад, какие черти полосатые?! На дворе двадцать первый век. Люди на ракетах все небеса облазили». Он схватил трубку, но перед тем как нажать на ответ, на всякий случай закрыл глаза. Никаких видений не явилось. «Да что же это я в натуре как какая-то бабка?!» Он нажал на «ответ» и поднес трубку к уху:
– Да?
– Валентин Олегович, вы звонили? – затараторила она немного испуганно в ответ. – Я просто... Я хотела... Я так поняла, что вы не спите...
Ее милый голосок окончательно развеял все его страхи.
– Фу-у, – обиженно оттопырив губы, перебил он. – Танька-двоешница... Снова на «вы» и какой еще опять Валентин Олегович?  Валя... Сколько говорить? Ва-аля. Повтори.
– Ва-аля... Извините... извини, вернее... – торопливо исправилась она, вспомнив, что они уже давно на ты с шефом. – Ты звонил, я подумала, значит не спишь...