ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Эпизод 1
КАК ИГРАЕТ БЛЮЗ
«…и узрела Всемогущая все грехи, сотворяемые человечеством, и возжелала она, чтобы люди отныне жили, как это велела Она, и наслала на человечество проклятье. И велела, чтобы отныне проклятье просыпалось всякий раз, когда человеки тонут во грехе своём, и чтобы несло оно наказание везде и всюду. И велела, чтобы наказание Её, Всемогущей, являлось свету белому изо тьмы великой каждую тысячу лет, минувших со дня Её рождения и со дня сотворения порядка изо хаоса всемирного. Явилось проклятье в Первый раз, и грешные прозвали его дитём зла. Явилось проклятье во Второй раз, и нарекли его человеки ужасом пустыни. Явилось проклятье в Третий раз, и сказали люди, что это и есть исполинское зло…»
Сведения о Сехмет Мукантагаре(?)
Источник низкой надёжности
До фестиваля, посвящённого годовщине Второго Нулевого Дня, оставалось не больше сорока пяти дней по системному времени. Отмечался он раз в десять стандартных лет, всякий раз место праздника приходилось на разные планеты и системы; сейчас, в одна тысяча четыреста восемьдесят девятом году со дня начала Нового времени, выбор большинства пал на Манораджан. Соответствуя своему статусу планеты развлечений, Манораджан и её главный центр – Аттрашан Энтертеймент Парк, готовы были принять туристов со всей вселенной ровно через сорок пять дней.
Постоянно заверялось, что необходимые приготовления завершены, а продажа билетов на посещение развлекательной программы скоро подойдёт к концу. Организованы выставки технологий, использовавшихся в начале Нового времени, приглашены выдающиеся артисты, будет проведён межгалактический форум, а также съезд совета директоров Совета Безопасности. Помимо всего прочего, приглашения получили главы фракций Общества Избранных и директора космических монополий, и прочие, и прочие.
В одном из многочисленных пустующих залов на верхушке саммит-холла зависла чёрная ночная темнота. Откуда-то справа доносилось ненавязчивое звучание блюза в исполнении на фортепиано, очевидно, старая запись.
- По моим скромным подсчётам, до фестиваля остаётся где-то две декады. Может, стоит сдвинуть твои амбиции немного глубже в будущее?
Женщина в фиолетовом покачала головой.
- Даже если он состоится раньше, чем планировалось, я ничего не потеряю. Раньше ты мог считать, что фестиваль необходим для ритуала, но теперь я приведу тебя к иному выводу – это возможность, но не острая нужда, - сказала она. – Весь тот пафос... скажем так, без него мне туда не попасть.
- Тут вопрос в другом, Каодай, - теперь пришла очередь мужчины качать головой. Он был во многом похож на женщину внешне: чёрными волосами, овалом лица, происхождением… - Фестиваль нужен, этот твой ритуал выпал именно на него. Я говорил кое с кем. На Манораджан набежит целая толпа совбезовцев и интерполовцев, они даже оставят свой любимый Тетткет в покое на время.
Сквозь чёрную повязку было видно, как она хмурит брови. Мужчина подумал немного и добавил:
- Так вот, о чём это я… фестиваль, вообще, изначально должен был произойти в конце этого года. Логично, правда? А тут его перенесли. Не хочешь сказать мне, с чего бы им так поступать?
Он говорил:
- К тому же, скоро состоится повторная экспедиция в Тетткете, разве что без всяких программ просвещения. Всё чётко и ясно. Штат уже готов. Я знаю кое-кого, кто туда отправится. У меня даже сделка с тетткетианскими террористами на носу. Ну, всё ещё не хочешь?
- Ты хочешь напомнить мне не забывать о силе правды, сынок? – спросила Каодай. – Кому, как не мне, знать об этом?
Мужчина вздохнул, и этот звук эхом прокатился по пустому помещению с голыми стенами.
- Да, да, да. Ты, конечно, самый честный человек во всей видимой вселенной. Может, не совсем человек…
- Я тебя услышала. Если нужны гарантии безопасности – обращайся, ты ведь знаешь, я всегда пойду тебе навстречу, чего бы ты ни просил. Но сейчас ты тревожишься почём зря.
- Как наивно. Ты же знаешь, что в случае неудачи удар придётся принять мне. И с этих пор у тебя нет причин переживать за собственное благополучие…
Женщина хихикнула. Тихий смех резанул мужчине по ушам – острый, насмешливый, неприятный. Это был смех кого-то, кто осознавал своё положение.
- Даже если оно и так, как ты думаешь, - сказала Каодай, - нет повода для сомнений в моей компетентности. Я сделаю всё, что могу, чтобы печать не пришлось активировать снова, - послышался шорох одежды, женщина поправила шляпу, - да и нет смысла более беречь тело слепой простушки. Когда я верну то, что сбросила, она умрёт быстро и безболезненно.
- Что, правда? Мне казалось, у неё едва ли есть возможность упокоиться с миром, так сказать.
- Это ещё почему?
- А почему она должна быть?
Каодай задумалась, хмыкнув. Повила тяжёлая тишина.
- Когда родилась Всемогущая, её мать умерла почти сразу же. Когда родилась Каодай, её роженицу постигла примерно та же участь, поэтому… что же, справедливо считать, что, едва ли её сознание будет функционировать нормально без моего. Мы – одно целое.
Когда голос стих, мужчина, утомившись от спора, решил, что беседа исчерпала себя. Точки были расставлены, планы обозначены, оставалось лишь ожидание. Пусть долгое и мучительное, но оно того стоило.
- Настанет день, - сказала женщина, когда он ушёл, - когда мы выйдем из тени. И станут люди жить так, как велела Всемогущая, и вернётся круговорот жизни в исконное русло, и простит Она все грехи человеческие. Лишь терпение сбережёт нас.
Эпизод 2
ТЕТТКЕТИАНСКАЯ МИССИЯ
«Когда Всемогущая злилась, из гнева Её родилась Сехмет. Когда Всемогущая радовалась, из радости её родилась Фортуна. Но Всемогущая не освободилась, а была свободной; Она не любила, но Её любили; Она не узнала, а родилась со знанием; Она не созерцала красоту, поскольку само существование Её есть красота; Она не даровала человекам изобилие, но люди родились на изобильной земле по воле Её; значит, лишь трое из богов правдивы, но остальные из богов – лишь ложные идолы…»
Лозунг последователей Лиеухань, «Бога Всемогущего»
Сведения низкой надёжности, не допускаются к ознакомлению указом совета директоров Совета Безопасности от 1453г. Современности
Строительство Метанолии началось в третьей четверти Нового времени. Изначально, согласно задумке местного управления на Идзанами, Метанолия должна была стать центром системы Бунмэй и своим расположением между пятью колониями и пятью метрополиями объединить разросшуюся и враждующую между собой цивилизацию под крылом мегаполиса будущего. Поскольку колониальная политика устарела, а Суфу-планеты исчерпали свои ресурсы, совет альянса пришёл к выводу, что всевозможные ограничения, касающиеся завоёванных планет, должны быть сняты, а въезд в Идзанами признан свободным для всех.
В конечном счёте интенсивное строительство растянулось на десятки лет по системному летоисчислению. Но теперь, на заре Современности, Метанолию признали главной столицей человечества в бескрайнем космосе, и результат длительного труда оправдал ожидания. Мегаполис из политического проекта превратился в центр бурлящей жизни, под своим крылом действительно объединив множество народов, не только из системы Бунмэй, но и из других – сюда переезжали из многочисленных планет Вавилона, искали разнообразия рождённые в законсервированной системе Самраджия, не обделяли вниманием туристы и предприниматели с Гантрия-XII, Лантантина, Озруума…
Вместе с этим Метанолия стала второй штаб-квартирой директоров Совета безопасности, здесь же располагался главный блок квантового компьютера, куда был загружен искусственный интеллект, принимающий итоговые решения этой организации. Он, «Лидер», руководствовался исключительно холодным расчётом, принципами гуманизма и всеми мораториями, наложенными на человечество в этот период времени.
В три часа утра по системному времени в Метанолии стояла ещё глубокая, дождливая ночь. Многоярусный город не спал никогда, здесь постоянно слышались звуки человеческой жизни, а от общества не вышло бы спрятаться даже на последнем ярусе мегаполиса. В открытые форточки штаб-квартиры Совета безопасности доносились гудящие звуки проходящих мимо монорельсов и пролетающих воздушных такси.
За панорамными окнами мерцали переливающиеся огни города, пестрели рекламные постеры, мигали выведенные на табло голограммы. Афина сидела в кресле, напряжённо поджав плечи. Колючий ёжик её чёрных волос на голове, казалось, взъерошился и наэлектризовался. С такими-то планами… были все причины переживать.
Сегодня вместе с ней в знакомом кабинете специальный гость. Вот он, мистер Трейдттор – последний и единственный из общины верующих на уничтоженной планете, полноправный член Общества Избранных уже как семь лет по системному летоисчислению. Говорят, что его внезапное появление обусловлено падением в результате разрушительной войны планеты Аллиньюс, где раньше, ещё в Старое время, находилась церковь последователей Сватантры.
Афине повезло лишь в том, что с Трейдттором была она знакома все эти семь лет. Это не значит, что она знает о нём больше, чем сплетники из компании Сатия Интерспейс ТВ, но он определённо на её стороне.
- Строго говоря, у меня нет для вас конкретных инструкций. Поставьте подпись под инструктажем о мерах безопасности и можете быть свободны, - пробормотал Вильям Бонд, щёлкая плоской мышкой. – Если есть вопросы – задавайте.
Они с Трейдттором переглянулись.
- И всё? Вот так просто? Знаете, я надеялся услышать какие-то подробности… Вторая тетткетианская экспедиция – это вам не на отдых съездить, чтобы позагорать под южным солнцем, - сказал он.
- Ну а что ещё вы хотели услышать?
Вильям Бонд оторвался от вытянутого монитора и посмотрел на обоих поочереди. Выглядел он так, будто они пришли к нему в кабинет и мешали рабочему процессу своими глупыми вопросами.
- Хотя бы про состав экспедиции.
- В протоколе всё написано. Прошу, прочитайте.
Он протянул ему планшет. Трейдттор, шевеля губами, принялся пролистывать виртуальные страницы одну за другой. Афина тоже заглянула через его плечо и начала читать:
«Вторая тетткетианская экспедиция, учредитель Вильям Бонд, исполнители… Афина Джулианна Мэнс, Нил Трейдттор, а также… основная задача миссии – поиск захоронений и восстановление достоверных исторических сведений о Сехмет Мукантагаре, а также сопутствующее извлечение ранее затерянных ценных материалов эпохи Античного периода из тетткетианских гробниц… общее число сотрудников… предоставленные кадры Интерпола…»
Всего в списке Афина насчитала пятьдесят шесть человек. Трейдттор там значился дистанционным навигатором, что, в общем-то, служило очень формальной должностью – вот так специальный комитет Совета безопасности соскочил с серьёзного сотрудничества с вавилонской исследовательской гильдией «Археодисковерс», предпочтя образованным людям членов сомнительного Общества с не менее сомнительными спиритическими способностями. Таких речей она успела наслушаться по телевизору ещё до объявления второй волны экспедиции.
Ну, а что до первой попытки…
Трейдттор вытянулся и положил планшет обратно на рабочий Вильяма. Тот и бровью не шевельнул.
- Инструктаж тоже подпишите, он там ниже, в другом документе.
- А что на счёт вопросов?
- У вас они остались?
- Ну конечно.
Вильям откинулся на спинку стула, вздохнув. Двумя этажами ниже по пути промчался грохочущий монорельс.
- Да, я слушаю, - недовольно сказал он. Афина подумала, что ему попросту не хочется работать – каков бездельник. И кого тут бояться…
- Тут написано, что общее число участников экспедиции составляет пятьдесят шесть человек. Это, конечно, считая участников из Общины, но их-то всего трое. Собственно, главная задача миссии – поиск захоронений Сехмет, так что же… Этим занимаются только участники из Общины. А что делают остальные пятьдесят два человека? Неужели любуются красотами пустынных пейзажей? Если память мне не изменяет, после шестьдесят шестого года из Тетткета вытащили уже все человеческие блага.
Вильям Бонд повёл бровями, как только он умел это делать, и насупился.
- То есть вы хотите, чтобы я сократил штат? – медленно произнёс он.
Трейдттор постучал по подлокотникам.
- Да в общем-то… это субъективное мнение, но, понимаете, как-то многовато для повторной попытки. Я начинаю думать, словно едут туда они не просто так. Особенно наши интерполовские друзья.
- Хорошо, пусть будет так. Давайте Лидер разрешит наш спор, - Вильям включил плазму с другой стороны своего стола, обращённую к гостям, и на экране высветился кружочек с изображением эмблемы Совета Безопасности. – Спрашивайте.
- Отправляю запрос на обработку: запрашиваю сокращение числа сотрудников-участников второй тетткетианской экспедиции от двенадцатого числа тринадцатой декады на основании… ну, короче говоря, личных антипатий и недоверия к предложенной идее.
Плазма молчала несколько секунд. Афина выжидающее уставилась на крутящийся обод эмблемы, как на экране загрузки, прежде чем Лидер закончил обработку запроса. Компьютер сказал:
- Запрос одобрен. Отправляю приказ на сокращение двадцати семи сотрудников второй тетткетианской экспедиции. Отправляю приказ о перенаправлении сокращённых сотрудников на Манораджан в связи с подготовкой к фестивалю Второго Нулевого дня.
Глаза Вильяма Бонда натурально полезли на лоб.
- Вот и решили, - сказал Трейдттор. – Какая хорошая, однако, причина – личные антипатии.
- Да ладно! – воскликнул Вильям. – Никогда такого не было. Что прикажете мне сказать этим людям, а, мистер исследователь? Вот так… взять и отменить…
- На Манораджан климат поприятнее, чем в Тетткете.
Вильям застонал. Он сполз по стулу вниз и закрыл лицо руками.
- Хорошо, ваша взяла. Может, оно и к лучшему. Дешевле обойдётся, - проворчал Вильям. – Если это всё, подпишите инструктаж и можете быть свободны.
Загружая электронную подпись, Афина вдруг поняла, зачем Трейдттор так поступил.
Эпизод 3
СПОКОЙНОЙ НОЧИ И МИРНОГО СНА
«Формально все организации, так или иначе связанные с Лиеухань, остаются в списке членов Общества Избранных. На деле же вследствие инцидента с «пророчицей» Каодай и её ложными показаниями по делам нескольких сотрудников Совета Безопасности (см. база данных дел Национальной Кампании 1387 года Нового времени о дезертирстве некоторых сотрудников) общий процент веры в конкретно эту богиню стремительно падает, а последователи покидают церкви и культы, что влечёт за собой понижение процента уважения в том числе и в самом Обществе. Согласно любительскому опросу, проведённому Сатия Интерспейс ТВ в прошлом году, в Современности любые истории о Лиеухань, так называемой Всемогущей, становятся национальным фольклором и/или мифологией у более чем семидесяти процентов населения системы Бунмэй и Самраджия. В системе Вавилон фигуру Лиеухань вычеркнули из списка богов и прировняли к вымышленным историческим личностям около сорока трёх процентов исследовательских организаций, занимающихся восстановлением документации о Старом времени…»
Сведения о Лиеухань
Источник высокой надёжности; информация подтверждена как официальная на саммите директоров Совета Безопасности 1483г. Современности
- Да. Сплошное разочарование, - носогубные складки у неё сморщились, как у старой карги. – Но от Фукумото большего и нельзя было ожидать.
Ребёнок плакал. Красный младенец, новорожденное чудо клана. Глаза его сияли бледным голубоватым светом в те моменты, когда он открывал их, чтобы посмотреть вокруг себя, ища мать. Но несмотря на такие упорные молитвы своему покровителю и бесчисленные попытки кровосмешения единственный избранный Хакаринимо, воплощение совершенной праведности, Каодай не устроил.
Она не могла видеть его, но уже знала, что ждёт ребёнка. И будущее это было не самым привлекательным.
- Да вам не угодить, леди.
Сиплый голос Каодай способна была узнать из тысячи таких же. Это был Вильям Бонд, слуга Совета безопасности, как она его называла. Сторожевая псина.
- Даже не видя младенца, вы вдруг решили, что он ни на что не годится. Знаете, клан Фукумото пожертвовал всеми рамками морали, чтобы породить его на свет, - в голосе послышалась насмешка. – Маленький избранный стал сыном сестры и брата.
- Это объясняет, почему в клане состоят одни уроды. Их суждения о принципах выбора богов поражают своей отдалённостью от правды.
Каодай говорила серьёзно и совсем не шутила.
Тишина, стоящая в родовом имении Фукумото на планете Суфу-Ай-Эй, близ города Новая Идаиса, заставляла её напрячься, чтобы не пропустить ни одного лишнего звука. Она знала, что планеты из этого ряда не входили ранее в число свободных в системе Бунмэй, что вызвало упадок уровня образованности населения в Современности, и даже сейчас здесь орудовали тысячи преступных организаций. Поэтому поместье находилось за тремя воротами, однако половина комнат камерами не оснащалась.
- И всё же, Фукумото не было суждено оправдать наши надежды, - продолжила она. – Всё, что они делают – гордятся своим высоким статусом и наживаются на процветающем на Суфу беззаконии. Хакаринимо никогда такого не одобрил бы.
- Ага, как там говорят? Две руки, приученные к труду, сделают больше, чем тысяча, сложенные в молитве?
- Не это имелось ввиду.
- Ну, а что же тогда?
Женщина выдохнула. Если для Вильяма этот звук стал обычным шелестом, то Каодай он заслонил все остальные – слишком громкий, слишком резкий. Трещал паркет, сыпались пылинки с тумбочек. Ребёнок плакал, но даже этот шум отошёл на задний план.
- Рождаясь, избранные не плачут. Боги берут на себя страдания матери и дитя.
Она провела по глазам ребёнка рукой, и тот резко замолк.
- Если Хакаринимо этого не сделал, может быть только два варианта. Либо он мёртв, либо младенец не был избран. Но есть и третий – Фукумото ошиблись и пошли на опасную сделку, которая могла стоить их ребёнку жизни.
- Что вы хотите этим сказать?
Трение пиджака, шорох рубашки, стук ботинок о деревянный пол. Дыхание Вильяма Бонда в застывшей тишине оглушало. Оно было громким, прерывистым, и пахло тоже гадко – дешёвым табаком с Суфу-И-Эй, безалаберно выбранным парфюмом компании «Чунзан Аромо» и нечищеными зубами.
- Младенец был благословлён другим богом. Или богиней.
- Вам ведь всё равно никто не поверит. Зачем вы мне это рассказываете? Хотите напугать?
- Может, и так.
Запах усилился, шум дыхания стал громче. Она слышала, как стучало его сердце в груди, как бежала кровь по венам и артериям, как Вильям мигал и засунул руки в карманы. Шуршала ткань, натянулись нитки, растянулся вырез на пиджаке сзади. Прядь чёрных волос упала Бонду на высокий лоб с громким шелестом. Он нахмурил брови, глубоко вдохнул, а затем его противный, неприятный запах изо рта устремился прямо Каодай в нос…
- Пусть знания вам больше недоступны, но вам всё же следует открыть для себя, какие действия ведут к активации техник, запрещённых вашим телевизором, - сказала она. Затем Каодай развернулась, подняла голову, – шляпы на ней не было, а длинные волосы были собраны на затылке – и голос её изменился: - Скажи Фукумото, что их дитя родилось под взором Всемогущей. Среди них есть предатели.
Младенец сопел в люльке. Дыхание Вильяма Бонда затихло, пока вовсе не остановилось, а тело его рухнуло на пол, к ногам Каодай.
- Говоря о молитвах, мистер Бонд, не забывайте о том, кто даровал людям возможность молиться. А сейчас среди вас не наберётся и пяти сотен, готовых сложить эту тысячу рук в молитве.
Она шевельнула ногой, приподняв полы длинной фиолетовой накидки. Подошвы сандалий со скрипом обогнули тело Вильяма, бессознательно валяющегося на пыльном паркете, и Каодай исчезла в тёмном дверном проёме.
«Когда вы проснётесь, Вильям, единственной вашей целью станет рассказать правду. И вы расскажете её всем. Только после долгожданная смерть раскроет для вас свои объятия, потому что для жизни вы более не несёте пользы», - зазвенело в голове Бонда на повторе, но он не слышал этих чужеродных мыслей.
Камера тихо пискнула и заработала по-новой.
- Как, слышно?
Афина поправила гарнитуру, сунула наушник глубже в ухо.
- Да, нормально. Семь лет назад со связью здесь было тяжело, не думаю, что эту проблему решили… я могу пропадать иногда. Если что, просто переподключись.
- Знаю. Я недавно был на открытом собрании «Холл-линк», говорили, что на Тетткет не хватило времени. В этом году установят новые станции, где-то после фестиваля.
- Они так каждый год говорят! В этом году, в этом году, конечно, так я вам и поверю… Пока я жила в Генетейре, они тоже обещали провести техническое обслуживание, а в итоге до какой-нибудь Земли дозвониться получилось только через лет пять по местному.
- Ну, это же Нун. Тут не на что смотреть. Даже на Холбене населения больше.
- Нун – исторический центр Вавилона. Нельзя его так запускать.
- От отсутствия подключения к глобальной Сети ещё никто не умирал. Сейчас же всё более-менее нормально, так что не вижу повода для возмущений.
Она убавила звук. Сегодня ветра в пустыне не было, стоял штиль – тишина, как на кладбище.
- Да, но раньше было не очень. В общем, если соединение прервётся как-нибудь неожиданно, виноваты будут «Холл-линк», а не я. Пусть их уже оштрафуют, - недовольно заключила Афина. – Если после фестиваля я не увижу в Тетткете новых станций, я напишу жалобу на имя председателя Совбеза.
Трейдттор чувствовал, что от него ждут слов, но промолчал. У него не нашлось свободного времени продолжать бесполезный диалог о перемывании костей корпорации «Холл-линк», которая всего-то занималась вопросами мобильной связи между планетами и обеспечением Интернета.
Эпизод 4
ХОРОШИЙ, ПЛОХОЙ, ЗЛОЙ
«Указом Совета безопасности по решению заседания директоров совместно с главами организаций Общества Избранных всевозможные культы, церкви, а также любые религиозные общины и прочие организации, так или иначе связанные с Сехмет Мукантагарой признаны экстремистскими движениями и не допускаются к распространению своей веры, учений. По решению тетткетианского референдума религиозные лидеры отстранены от политической деятельности и лишены гражданства, в стране проведены свободные демократические выборы под пристальным надзором представителей Совета безопасности. Отныне любая деятельность, связанная с традиционной тетткетианской национальной религией, будет преследоваться по закону, в том числе и…»
Выпуск Сатия Интерспейс ТВ; источник высокой надёжности
От 24.15.1466
За последние семь лет многое в Тетткете изменилось, но столько же осталось прежним. Здесь не проводились реставрации старых храмов, не возводили небоскрёбы на месте аварийных каменных домов, не строились величественные памятники архитектуры, не появлялись голографические кинотеатры. Всё, чем оставалось довольствоваться древнейшей столице человечества – музеи искусства прошлых эр и живописные песчаные пляжи на берегах моря Рамута. Со сменой правительства занавес над пустынной страной приоткрылся, и сюда хлынули туристы, желающие поглазеть на ту самую «выжженную дыханием Сехмет землю».
Росло число гостиниц, баз отдыха, гостевых домов. Пляжи Сатма усеяли зонтики-грибы, лежаки и спасательные будки; тетткетианцы освоили гостиничное дело, стали терпимее к приезжим, но это не значило, что неприязни и страха перед иномирцами у них не осталось. Веру, заложенную с молоком матери, из человеческих сердец невозможно было искоренить.
Здесь одевались по-прежнему, хотя строгих требований к одежде не стало. Жители пустыни кутались во многослойные тряпки, покрывали голову, заматывали нос, чтобы песок не забивал пазухи во время страшных бурь. Иномирцам посещать гробницы считалось дурным тоном – нельзя, гробницы были местом силы и заменяли местным оазисы пресной воды. Пусть у моря и стояли станции, способные солёную воду перерабатывать в пригодную для употребления, существовало особое поверье, запрещающее отказываться от накопленной воды. Так оно звучало: «Сехмет, великая и справедливая богиня наша, вернётся к нам, народу своему, и если же решит она, что совершили пустынники грехов достаточно, чтобы встретить смерть свою от жажды, то дыхание её уничтожит Рамуту. Поэтому мы, братья и сёстры, должны охранять источники пресной воды нашей, чтобы не встретить смерть свою от жажды».
Любому исследователю из организаций Вавилона, занимающихся восстановлением информации из Старого времени, было бы очевидно, что чистая вера осталась на своём месте и никуда не исчезла. Разница состояла лишь в особом таинстве. Веру никому не демонстрировали. Молились молча, не рисовали фресок, религиозные атрибуты продавали тайком и хранили тоже в недрах каменных домов.
Это знала и Афина Мэнс, для которой Тетткет семь лет назад и Тетткет сейчас являлись всё такими же неизменно консервативными и опасными странами. Говорить она могла что угодно, однако мысли своей изменить была не способна. Она остерегалась тетткетианцев, потому что сильно отличалась от них, а ещё потому, что принадлежала к нации, которую здесь припоминали исключительно в качестве врагов.
Отличительными чертами членов Общины были жёлтые радужки и по три чёрные точки под глазами. Иногда это могли счесть за макияж или оберег от сглаза, но точки эти не смывались водой и не выводились из-под кожи токсинами. Как родимые пятна, с избранными они оставались до самой смерти. Так что от смуглых пустынников отличить Афину не составляло труда.
Ханна Канарис и Орест Сигалас не имели особых различий с другими членами Общины. Они точно также чувствовали на себе внимательные взгляды, озлобленные и осуждающие, и спешили скорее добраться до гостиницы.
Солнце пекло нещадно. Для Тетткета оно было не благородным светилом, а самым настоящим врагом, и из-за круглогодично ясной погоды любая деятельность на улице начиналась только после заката. Ночью гремела посуда у соседей, во дворе бегали дети, лаяли собаки и мяукали кошки. Играла музыка, велись непринуждённые разговоры на крыльце. После полудня все звуки затихали. Лишь слышался шум песка и завывания ветра.
Туристы селились у берега моря, их распорядок дня сильно отличался от местного. Там праздник жизни не прекращался ни после заката, ни после рассвета. Громыхал прибой, шуршали тряпки, без конца протирающие пол от песка и принесённой с улицы грязи. Звенела посуда в ресторанах. Кричали маленькие дети. Дорогой алкоголь разливался по стеклянной посуде. И это для тетткетианцев была чужая, неправильная жизнь.
Гостиница, средства на которую выделил Совет безопасности, находилась в презентабельном месте. Средняя проходимость, достаточно далеко от моря, достаточно близко к районам тетткетианцев, чтобы ради проведения поисков не приходилось заходить далеко.
Афина сделала круг по закрытому двору. Земля была усыпана песком, соседи раскрыли на распашку окна и о чём-то болтали на другом языке. Сюда выходило всего десять окон, а своим расположением двор почти весь день был закрыт от солнца. Только в полдень здесь запрещали находиться во избежание теплового удара.
- Вы знаете, что основная техника, которую даёт благословение Фортуны – асфалеас. Условно это обычный щит, но в руках опытного техника он становится лучшей защитой из всех существующих, - деловито сказала она. – Но использовать его не просто. Напомните, к какому уровню относится асфалеас в системе ранжирования?
- Ко второму! – хором ответили студенты.
- Правильно. Асфалеас совмещает в себе умение пользоваться сенсорными навыками для активации техники в нужном месте в нужный момент времени, - дойдя до высокого каменного забора, Афина развернулась и зашагала по прямой обратно, - и, понятное дело, навыками использования защитных техник. Оба качества вы освоили ровно на половину. Чтобы получить третий уровень, вам необходимо довести свои умения до идеала.
- Разве нам недостаточно просто завершить экспедицию для получения третьего уровня? – спросила Ханна. – Изначально такое было условие.
- Не совсем. Понимаете, третий уровень – вершина мастерства. Я не спорю с тем, что у вас есть талант, но учёба — это учёба. По знакомству нельзя подняться по карьерной лестнице.
- Ла-адно.
- Итак, с сегодняшнего дня я займусь вашими тренировками, - Афина встала напротив студентов. – Днём в пустыне делать нечего. Исследованиями надо заниматься хотя бы после заката. Вот такой режим дня я вам предлагаю…
Она достала из кармана шорт телефон, щёлкнула по экрану.
- Встаём за полчаса до заката. Это примерно в половину восьмого. Затем даю вам полчаса на сборы, вы умываетесь, кушаете, чистите зубы и всё такое… В восемь начинаем тренировку. В зависимости от ваших стараний она будет длиться от часа до трёх. Запомните, это только от вас зависит! – лица Ханны и Ореста помрачнели. – Примерно в полночь мы с новым силами отправляемся на поиски. Точно не могу сказать, где, когда и сколько, но больше недели по местному это длиться не должно.
- А когда мы будем есть? – спросил Орест.
- Возьмёте еду с собой. Как вернёмся, поужинаем и спать. Все поняли?
- Да, мисс Мэнс!
Афина улыбнулась. Телефон отправился обратно в карман, а мисс Мэнс встала по стойке смирно.
- Сейчас для вас радиус действия будет пять метров, - она достала несколько камешков, - но со временем мы его увеличим. В общем, задача проста: вы становитесь в центр, закрываете глаза, а другие бегают по двору на протяжении какого-то времени. Нужно попасть по цели максимальное количество раз.
- Можно вопрос?
- Да?
- Разве это упражнение не рассчитано ещё и на меткость? Что, если нас учили только определять цель в статичном состоянии? – спросил Орест. Афина нахмурилась.
- В моё время учили всему и сразу. Лишним не будет. Давайте я вам покажу для начала. Можете начинать двигаться.
Она крепко зажмурила глаза, перебирая камешки в руке. Они были лёгкими, даже если швырнуть со всей силы, то больно не будет. Мысленно представила себе двор сверху, в двумерной плоскости, затем – вид с места, будто её глаза открыты. Силуэты неспешно бродили по периметру, ускорялись, ускорялись, ускорялись… Афина слышала их шаги, но в сравнении с использованием шестого чувства обыкновенный слух казался ничтожной способностью.
Ханна подошла слишком близко, встала за спиной. Орест болтался где-то справа. Они махнули друг другу. Поменялись местами. Ханна рукой начертила траекторию движения в воздухе, голого плеча Афины коснулся порыв ветра, студенты начали бегать по линиям воображаемой пятиконечной звезды.
Бросок – камешек попал Оресту по голове. Второй бросок – камешек настигнул Ханну во время остановки напротив Афины. Третий, четвёртый, пятый – снаряды полетели в стороны, попали по мишеням и с грохотом упали на песок. «Перебор», - подумала Афина и открыла глаза.
От резкого звука, которого в реальности даже не существовало, у неё застучало в висках.
- Вот так это делается, - сказала Афина непринуждённо. Тонкие брови её хмурились сами собой. – Ханна, ты следующая.
- Я? – возмущённо воскликнула студентка. – Но почему не Орест? В него вы попали больше, чем в меня!
- Что? С чего ты это взяла? Вообще-то, в тебя прилетело три камня!
- Научись считать, Орест! В меня попало всего два из пяти!
- Три!
- Нет, два! Скажите ему, мисс Мэнс, - захныкала Ханна. Орест закатил глаза, скрестив руки на груди. – Вы же знаете, в кого именно сколько камней попало?
Афина хмурилась всё сильнее.
- Знаю. В тебя, Ханна, попало три. Вставай в центр и начинай, - невесело ответила она.
Отчего-то после слов своей студентки мисс Мэнс почувствовала только глухое раздражение. Громкий голос Ханны, её визгливые интонации и южный акцент, с которым она растягивала каждую гласную в окончаниях слов – всё это действовало Афине на нервы. Лицо её стало серьёзным, дружелюбная улыбка слезла, скатилась морщинами по подбородку.
Ханна послушалась. В позе сахарницы она встала в очерченный Афиной круг, подняла с пола камешки и отряхнула их от песка. Прищурилась, со всей озлобленностью посмотрела на Ореста, затем, немного жалостливо и умоляюще – на Афину, а в той только прибавилось неприязни. Стоило Ханне опустить густо накрашенные ресницы, как она сразу же рванула с места, специально перемещаясь без загаданной траектории. Хаотично. На зло, чтобы Ханна точно не попала.
Из пяти камешков до цели долетел только один, и тот лишь по случайности зацепил майку Ореста, когда он остановился, поправляя сандалии.
- Очень плохо, - строго заявила Афина. – Не знаю, чему вас учили в школе, если лучших выпускников они предоставляют без таких очевидных навыков.
- Ну, вообще-то, сейчас никого не учат всяким там боевым искусствам. Нам не нужно уметь попадать в цель, да ещё и на ходу! А чувствовать цель я умею и… - она не успела договорить, как Афина её перебила:
- Если бы ты правда владела сенсорикой на уровне пре-третьего, то попасть по мишени для тебя бы не составило труда. Сенсорика – основной раздел, который изучается в школе по вот этой части. На ней строятся все базовые техники, иначе даже воплощение ты не осилишь.
- И что? У меня есть удостоверение пре-третьего! Иначе как, по-вашему, я сдала экзамены?
Афина пожала плечами. Она отошла в тень – время близилось к полудню, солнце почти поднялось в зенит.
- Канарис – не последние люди в Общине. Вы близко знакомы с фамилией, которая основала школу.
- Вы считаете, что я сдала тесты только из-за своего папы? Что он замолвил за меня слово? – послышался всхлип. Солнечные лучи ласкали неприкрытые тканью плечи Ханны, облизывали заплетённые в толстую косу чёрные волосы.
«Они так похожи, - подумала Афина мимолётом, - только глаза другого цвета».
- Да вы на себя посмотрите! Будь вы обычной девушкой с низин Общины, вы бы в жизни не увидели поста в Совбезе, но нет, вы же… вы же… - Ханна размазала по щекам слёзы вместе в песком, - вы сами знаете, кто вы!
- Уж я-то знаю.
В ухе раздалась пронзительная трель. Афина вдруг вспомнила про Трейдттора, и визгливая Ханна сразу же потеряла всю свою значимость. Надо было ответить на звонок.
- Иди к себе. Орест, успокой её. И ложитесь спать, - скомандовала она. – Ало?
Рассерженная Ханна схватила первый попавшийся под руку камень – не их тех, которые откопала Афина, другой, побольше, - и со всех сил швырнула его в неё. Но мгновенно активированный щит отразил атаку. Камень отлетел в сторону, прокатился по песку, оставил за собой продолговатый след. Ханна и Орест скрылись в тени лестничного проёма.
- Короче, я немного напряг связи, - начал Трейдттор издалека, - и выяснил, где лучше начать поиски. Одна, так сказать, гильдия исследователей с Холбена решилась доверить мне последнюю найденную информацию…
- Ну?
- Терпение, Афина, терпение. Эта гильдия недавно проводила анализ системы верований в период Старого времени в Тетткете. Да, тема распространённая, но есть ещё кое-что интересное. Оказывается, раньше местные верили, что Сехмет не умерла, а просто исчезла на время. Поэтому, чтобы с телом её ничего не случилось, верные последователи спрятали его куда-то, - на том конце послышался громкий храп, Трейдттор цокнул. – Но куда – не уточнили. Эти документы обрывочны, их очень тяжело восстановить. Кампания в своё время постаралась на славу.
- Ты хочешь сказать, что существует вероятность, при которой… - она набрала побольше воздуха, - Сехмет не мертва, а находится под чьей-то печатью? Я имею ввиду, нам как-то рассказывали байки, что раньше существовали техники, позволяющие ввести человека в продолжительный сон. Но тело в этом состоянии не умирает, а как бы замораживается. Но душа отправляется в мир иной и…
- Да, да, ты правильно поняла. Нюанс вот какой. Техника могла длиться ровно до тех пор, пока жив тот, кто наложил печать. Соответственно, эта история либо полная выдумка, либо правда – при том раскладе, что печать наложил не человек.
- А кто тогда? Супермен?
- Ну, почему сразу супермен… может быть, какой-нибудь очень крутой избранный. Одно дело, когда сейчас вся волшебная наука исчерпала себя, а раньше к ней подходили основательно.
- Если честно, звучит неправдоподобно.
Трейдттор вздохнул.
- Я понимаю. Но на данный момент это мой предел. Просто учитывай как ещё одну теорию; по идее, если Сехмет вообще жива в собственном теле, то и сенсорный сигнал от её тела должен быть сильнее, чем от трупа с печатью, - заключил он.
- Ладно. Спасибо. Ночью мы займёмся поисками.
- Кстати, как там со студентами?
Афина опешила. Это был первый раз, когда Трейдттор интересовался её жизнью.
- Да как тебе сказать… Мне сложно ладить с детьми, ты же знаешь. Сейчас никто не хочет учиться. Они пачками скупают романы про супергероев и магию, но даже не подозревают, что своими силами могут воплотить эту магию в жизнь. Никто не хочет учиться, - повторила она. — Это очень огорчает.
- Ты говоришь как моя тётя. Ей тоже все не нравятся, особенно новое поколение. Считает их недостойными.
- Твоя тётя?
- Я разве не рассказывал? – удивился Трейдттор. – Ладно, неважно. Кстати, смотрю тут досье твоих детишек и заметил, что Ханна Канарис чем-то похожа на…
- Не напоминай, - Афина звучала умоляюще. – Я знаю, на кого она похожа. Она же южанка, с островов. Там генетерийцы почти ничем не отличаются от тетткетианцев.
- Кого не напоминать? Я говорю о том, что она похожа на одну женщину, которую я бы предпочёл лично не знать. Ты понимаешь.
- Понимаю.
- Вот это как раз подходящий случай. Не спускай глаз с Ханны. Шансы малы, но никогда не следует терять бдительность.
Афина шумно выдохнула. До полудня оставалось меньше получаса, а в воздухе уже рябило от стремительной смены температуры. Градусы росли, росли, росли…
- Будь она шпионкой, я бы сразу это заметила. То, что она не умеет использовать априори доступные всем избранным сенсорные способности лишь является результатом халтурной системы образования.
- Как знаешь. Ну, до связи. Следующим утром по местному наберу.
- А где ты сейчас?
- В Метанолии, - ответил Трейдттор и завершил звонок. Послышались гудки.
После заката температура в пустыне падала стремительно. По земле тянул холодок, поднимался лёгкий ветер, шуршал остывающий после дневного зноя песок. Облака ветер не нагонял, и под отражённым светом одной из лун Нун пустыня окуналась в мрачные, густые, недоброжелательные краски. Стоило отойти от города хотя бы на километр, как над величественными дюнами не сияло ни одного яркого огонька.
Лишь месяц был спутником всем пустынным странникам.
Первая гробница находилась в трёх километрах от столицы, дойти до неё не составляло труда – благодаря многочисленным караванам бродячих торговцев дорогу засыпали глиной, утрамбовали, поставили низенький забор и через каждые сто метров повесили по фонарику. Поэтому путь до неё составил бы, самое большее, час по местному времени.
Чем дальше от города, тем тише становилось в пустыне. Здесь не чирикали птички, не шныряли ящерицы и тушканчики. Не шелестели деревья и кустарники на ветру, никто не проходил мимо. Все были заняты дома, в столице. Готовили завтрак, убирались, обслуживали туристов, но за пределы города – ни ногой.
Ханна, расстроенная ещё после дневной перепалки с Афиной, обиженно плелась позади вместе с Орестом. Фонарик им достался один на двоих, но, чтобы освещать дорогу под ногами и не споткнуться о камни и его хватало. Вокруг смотреть ни на что не пришлось, никакие звуки не отвлекали от нагнетающей тишины. Лишь лёгкий холодный воздух царапал голые ноги Ханны и покусывал руки Ореста.
Полагая, что Афина с такого расстояния их не услышит, они тихо переговаривались между собой:
- Когда вчера мы ушли…
- Это было сегодня.
- Ну, сегодня. Не перебивай. Так вот, когда мы ушли, ты же сразу пошла в комнату, а я ещё остался на балконе послушать, о чём она говорит с этим гидом, - заговорщически начал Орест, - или навигатором. Короче, представляешь, он сказал, что Сехмет, возможно, вообще не умерла тогда. В Античный период.
- Да? Что-то я не верю, - изумлённо ответила Ханна. Она сжалась, обнимая себя за плечи.
- Да я своими двумя слышал. Так и сказал, типа, что её там кто-то запер. Запечатал. Сейчас бы такого никто не провернул, да и незачем.
- Запечатал? Это как?
Орест посвятил ей в лицо фонариком, и Ханна недовольно сморщилась.
- Убери!
- Тебя не было тогда, что ли? Короче говоря, это когда человек находится под действием чужой энергии длительное время, - просветил он. – Ну, вспомнила?
- Может быть…
- Ну, вот. Делай выводы. Сехмет запечатали живой, а потом ещё и возмущаются, что она злая. Мне бы тоже такое не понравилось.
- Запечатали и запечатали, какая разница? – Ханна понизила голос. – Мне вот вообще всё равно на эту экспедицию. Просто папа сказал, что, если я третий уровень не получу, то никакого электрокара мне на день рождения не видать. А эта мисс Мэнс ещё и мешает.
- Да, Ханна, мне бы твои проблемы.
Орест повесил фонарик на пояс. В темноте он закатил глаза, но Ханна этого не увидела.
- А у тебя что?
- Ну, если экспедиция завершится с успехом, то нам по идее должны грант выдать. За третий уровень точно. Хочу улететь учиться дальше в Хаджимари, ну, которая на Суфу-Ай-Эй. Я даже язык уже выучил. Осталось только деньги собрать, туда бесплатно не поступишь.
- Хаджимари… - задумчиво протянула она. – В Кансей? Это там, где университет Чаттра?
- Ага.
- Нормально. А почему туда? У нас же тоже есть университеты. Ничего интересного там, конечно, но зато дают дом в Генетейре и платить за обучение не надо.
Послышался тяжелый, наполненный отчаянием вздох Ореста Сигаласа.
- Странно, что ты не слышала… Моя фамилия обанкротилась. У Сигаласов за последние лет триста по системному из избранных только я, а это самое настоящее клеймо. Другим не заметно со стороны, но моих родителей и других родственников вот-вот лишат всего имущества, типа, мы стали обычными людьми, больше никакого Общества Избранных, - объяснил он.
- И поэтому ты хочешь уехать учиться к Чаттра, чтобы сохранить свою фамилию хотя бы там…
- Типа того. Не то чтобы я сильно хочу становиться членом их полу-преступного семьи, но уже лучше, чем быть с позором исключённым. Мы ведь даже не проклятые и не сёстры из Бохан Таншталат, - Орест горько рассмеялся.
- Понятно, - сухо отозвалась Ханна. – Вообще-то, Бохан Таншталат иногда даже хуже проклятых.
- А? Почему?
Их беседу прервала резко остановившаяся Афина. Она обернулась, направила свет фонарика в лицо сначала Оресту, потом – Ханне, скрестила руки на груди и деловито наклонила голову. Её костлявые плечи торчали из-под лёгкой накидки.
- Что ты сказала? – громко спросила она. – Хуже кого сёстры Бохан Таншталат?
- Никого, - Ханна насупилась. – Вам послышалось.
- Ещё раз такое услышу, и тебе не видать никакого третьего уровня.
Свет фонаря сместился обратно на выложенную глиной дорогу. Афина зашагала дальше, а студенты остались стоять на месте, чтобы в этот раз дистанции между ними уж точно хватило для сплетен вполголоса.
- Стерва, - выругалась Ханна. – Как же она меня раздражает, ты бы знал!
Она дёрнула плечами, зубы скрипнули друг о друга.
- По-моему, мисс Мэнс просто обычная женщина. Ну, не женщина, девушка…
- Обычная? Что в ней такого обычного?
Орест пожал плечами. Прошло ещё несколько секунд, прежде чем они двинулись с места. Свет за поясом дребезжал, тёмная дорога расплывалась перед глазами. Единственным ориентиром было только навязчивое шарканье шагов впереди.
- У моей мамы такой же характер. Придирчивый, требовательный, строгий. Обычные качества, - непринуждённо пробормотал он. – Ну, для человека, который столько работал над своей жизнью, такие качества необходимы.
- Ты хочешь сказать, что девочке из фамилии Мэнс пришлось работать, чтобы получить место в Совбезе? Я в жизни в это не поверю. Её взяли в специальный комитет только из-за папочки, - Ханна вздёрнула подбородок.
- Всякое бывает. От детей влиятельных людей обычное многое ожидают, а это, типа, тот самый нужный результат.
- Ты такой зануда, Орест.
Северная гробница величественно возвышалась среди дюн громадной усечённой пирамидой. Возведённая рабами из тяжёлых каменных плит, она недвижимо стояла здесь тысячи лет, стойко вынося на себе бури, дневной зной и ночной холод. По плитам шли трещины, с крыши, где вместо верхушки находился срез, ветром смахивало на землю песок. Чтобы рассмотреть гробницу с её основания до края свода, приходилось с усилием запрокидывать голову и долго, долго любоваться резными вставками.
Вход ограждали две статуи Сехмет. Одна, справа, изображала воительницу с копьём и религиозным атрибутом; кусок руки у статуи отвалился, краска потрескалась и слезла. Взгляд статуи был устремлён не прямо, а чуть-чуть в сторону, прямо на Сатм, словно столица находилась под пристальным контролем богини. Статуя слева сильно отличалась. Сехмет, которую едва ли узнал бы в женщине необразованный человек, выглядела как дама из светских кругов древнего Тетткета – облачённая в лёгкую накидку, богиня протягивала к земле поломанные руки.
По некоторым данным исследовательской организации Вавилона, изображение Сехмет одновременно как милосердной и справедливой, но в то же время жестокой богини было отличительной чертой северных тетткетианцев, где на границе с Генетейрой возникали двоякие понятия об абсолютном единстве своего идола. Рядом молились Фортуне, доброй и благосклонной, что переняли живущие по соседству пустынники.
Мелкие песчинки шуршали в трещинах каменных плит. Ветер выдувал непоколебимую крепость камня, редкие дожди размывали его, однако к реставрации всё никак не могли подойти с нужной стороны. Гробница использовалась вместо хранилища старательно накопленной воды, её безрассудное разрушение или хотя бы вмешательство означало бы духовную смерть для тетткетианцев.
Афина остановилась перед массивными воротами. Они не открывались; лишь из узкой щели, куда едва мог протиснуться один человек, доносился шорох и грохот двигающихся на верхушке плит. Из гробницы веяло холодом – явный признак того, что там не пусто.
- Орест, попробуй-ка сам, - сказала она, отходя в сторону. Прикосновение холодной каменный плиты жгло щёку. – Если не у Ханны, то, может, у тебя получится.
- Но мы учились по одной программе, как я могу…
- Попробуй.
Оставив фонарик лежать на земле, Орест мелкими шажками подошёл к затворам. Шум стих, запахи исчезли, даже холодок по коже больше не бежал. Он прислушался к ощущениям. В пустыне в самом деле было так пусто, как говорит её название – используя сенсорное шестое чувство, ничего вокруг себя Орест не ощущал. Только гробовая тишина.
Внезапно послышался громкий грохот, воображаемый мир накренился, перед глазами потемнело. Будто с высокого шкафа упал хрупкий кувшин и разлетелся на осколки – звук был пронзительный, резкий. Словно огромный молот ударил по наковальне – это был тяжёлый, тревожный, неприятный звук. Орест зажмурился и схватился за голову. В висках трещало.
- А-а, - протянул он, сгибаясь и припадая к земле, - нет, я не могу! Мисс Мэнс, там что-то явно есть!
Погружённый в свои ощущения, он не заметил, как к нему подбежали Афина и Ханна, и лишь их холодные руки вернули его в сознание. По лбу Ореста градом лился пот, спина его напряглась, руки свело судорогой. Он едва ли мог пошевелиться, а разогнуться даже не осмелился попытаться.
- Что там? Эй, Орест, ответь! - Афина трясла его за плечи. Силуэт маячил у Ореста перед глазами, но смотрели они сквозь. – Отмени технику. Отмени, быстро!
Слова пролетели мимо ушей. Афина кивнула Ханне, попросив отойти подальше и не мешать. Она присела на корточки, ткнула двумя пальцами его в лоб, и техника тут же развеялась. Боль это приносило такую же, но иных способов не существовало.
- Блин, ну зачем так, - взвыл Орест, схватившись за свой лоб. Теперь голова у него болела только сильнее. – Я бы сам её отменил, вы не дали мне время.
- Сам? Да ты бы даже жеста не сложил. Ну, что там есть? Что ты нашёл?
Он нахмурился, откинулся назад. Но землю садиться не хотелось – слишком холодно.
- Ничего примечательного, на самом деле. Просто потом был звук такой, как бы чем-то ударили. Тяжёлым и большим… Первый раз такое слышу.
- Ударили? – переспросила Ханна.
- Наверно, просто показалось.
Афина поднялась на ноги.
- Едва ли. Если гробница не пропускает волны сенсорной техники, то на неё наложили защиту. Значит, поблизости ещё остались проклятые Сехмет, - заговорщически сказала она. На деле все рассказы про проклятых были не более, чем детскими страшилками.
Студенты опасливо посмотрели по сторонам. Ханна, ведомая страхом, проковыляла поближе; её тонкие пальцы крепко сжимали ручку фонарика. В темноте им казалось, будто после этих слов гробницу сразу же окружили толпы проклятых, а те только и ждали момента, чтобы напасть на безоружных.
- Поблизости? То есть, сейчас? – послышался тонкий голосок. Акцент напуганной Ханны резал уши сильнее, чем её обычный южный акцент. – Тут?
- Нет, вообще, - Афина помахала рукой. – В Сатме или в других городах. Надо будет разобраться с этим.
- Выходит, раньше этой защиты не было.
- Да.
- А вы тут уже были?
- Когда мне было столько же, сколько вам, была. Это долгая история, - она вздохнула, опустила плечи. – Долгая и неинтересная.
Ханна ехидно хмыкнула, страх её сошёл на нет в считанные секунды.
- Ну вот и оставьте себе свою историю, - нарочито громко заявила она.
Афина проигнорировала её заявление. Она на пятках развернулась лицом в гробнице, подошла ближе и коснулась приоткрытых дверей рукой. Холодный камень. Трещины в плите. Песок. Изнутри веяло смертью, гнилью и тонким, едва уловимым ароматом пепла. Словом, всё именно так, как она ожидала.
Грохот! Будто вереница старых товарных поездом пронеслась мимо, будто на машинном заводе вышла из строя аппаратура, будто тяжёлый гаечный ключ упал на покрытый железными плитами пол. Звон, словно в метанолийском мегаполисе выбило окна, звон, словно разбилась древняя фамильная реликвия – вот оно, пыльное зеркало с царапинами и трещиной поперёк, с портретом Адама Мэнса, основателя Общины… Оно упало, разлетелось на мелкие осколки, и каждый из них впился в глаза, что не вытащить.
Когда все звуки стихли, Афина открыла глаза. Не было вокруг никакой пустыни, не было гробницы, не было огромных каменных плит. Только леденящая темнота и могильный холод. Пусто.
Но не одиноко.
Во тьме был кто-то ещё. Стоял поодаль, смотрел. Смотрел и думал: «Чьей наглости хватило, чтобы разбить защиту священного храма? Чья совесть нечиста настолько, что позволяет вскрывать чужие саркофаги?»
Афина сглотнула. Шестое чувство распознавало что-то огромное, тяжёлое, тяжёлое… Совсем рядом, надо только сделать движение, махнуть рукой – и вы обнаружите, что застряли в чужом сознании.
- Что ты здесь ищешь, соплячка?
Чужой голос прогремел в тишине как приговор судьи. Вспыхнуло пламя, огонь полился на пол, подобно воде. Лишь тогда Афина увидела перед собой горящие красные глаза. Глаза, чей взгляд был устремлён прямиком ей в обнажённую душу.
Липкий страх сковал ноги, он не давал пошевелиться, не позволял двинуть руками, чтобы сложить жесты и отменить технику. Сенсорное чувство затягивало глубже, глубже, глубже, на дно сознания. Словно крепкие руки держали голове под водой, словно камень, привязанный к шее, тянул вниз. Не вырваться.
- Отвечай.
Из пламени вырисовывалось лицо. Смуглая кожа, чёрные прямые волосы. Золотые украшения. Одежда древних воинов. Амулет на шее. Этот образ не знал только новорожденный младенец, это было оно, древнее, исполинское зло…
- Сехмет, - прошептала Афина. – Не свести тебе меня со светлого пути, не завладеть…
Щёку обожгло, и фраза оборвалась на полуслове.
- Твои молитвы бесполезны. Здесь, на моей земле, только я решаю, кому и что говорить. Теперь, - она оказалась ближе, - отвечай на мой вопрос.
Афина молчала. Губы застыли в немом крике, руки поджались к груди – не шевельнуться. Ни шагу назад, но и вперёд путь был закрыт.
- Хочешь разворошить мою могилу? Хочешь узнать, где моё тело? – голос её гремел, как кувалда при ударе о пол. – Никто, слышишь? Ни один из вас, щенков Ларенции, не покинет дюны живым, если я этого захочу. Ветры здесь срывают плоть с костей, но и кости они дробят в щепки.
Афине казалось, что это она уже слышала.
- Убирайся.
И затем, будто вспышка света на секунду, видение исчезло, а техника аннулировалась. Растерянные Орест и Ханна смотрели на неё в упор, пытаясь привести в чувства.
Сёстры из Бохан Таншталат передвигались бесшумно. Их длинные одеяния не шуршали, поступь была мягкая, потому что они носили специальную обувь с тонкой, лёгкой подошвой. Определить на слух, где они находились, не представлялось возможным. Лишь зрение могло распознать сестёр, последовательниц «Всемогущей» Лиеухань.
Поэтому Каодай приходилось использовать все свои сенсорные навыки, чтобы не пропустить ни одного движения.
- Расстановка сил изменилась ещё в начале Современности, - сказала она, - и продолжает изменяться по сей день и до тех пор, пока она не достигнет того состояния, которое мы хотели бы видеть. Но первые шаги уже сделаны.
- Леди Каодай, вы упускаете саму суть ордена Бохан Таншталат. Нашей целью является не возрождение Всемогущей, а лишь восстановление собственных позиций в Обществе Избранных.
- Возрождение Всемогущей? Кто сказал вам, что Она мертва?
Настоятельница, морщинистая старуха с плоским лицом, посмотрела в ответ с подозрением. Лицо Каодай не выражало ничего. Скрытое под маской на глаза, оно оставалось спокойным.
- Я вижу это своими глазами. Вы стоите передо мной здесь и сейчас, доказательство того, что Всемогущая покинула нас, доверив свои силы человеку, - отвечала старуха. Её голос, хриплый, словно что-то скребло под полом, был единственным звуком.
- Можете думать так столько, сколько вам будет угодно, настоятельница. Это не предмет обсуждения. Так вот, что касается восстановления вашего положения в Обществе… об этом ли вы хотели попросить?
- Если вам будет угодно исполнить просьбу сестёр Таншталат, верных слуг Божьих…
- Если вы рассчитываете на положительный ответ, пожалуйста, сделайте так, чтобы отсутствие глаз не мешало свидетельствовать ваше присутствие здесь и сейчас.
- Как вам угодно.
Комната заполнилась звуками. Дыхание, шорох одежды, скрип половиц. Каодай прикинула – человек десять, девять сестёр и одна настоятельница. Они стоят поодаль, стараясь не приближаться, но старуха совсем рядом, стоит только взмахнуть рукой, и пальцы обязательно наткнутся на её шляпу, такую же, как у пророчицы.
- Слушаю.
Собственный голос шаром прокатился по полупустой комнате.
- Мы просим вас, - старуха набрала воздуха, - просим вас оказать нам услугу. Я понимаю, что и ваше положение сейчас не настолько внушительно, но лишь на вас мы можем полагаться, надеясь на спасение. Прошу, окажите нам услугу от лица Всемогущей.
- А что вы можете предложить взамен?
- Взамен…
Кто-то прошуршал по полу, наклонился, а на протянутых руках что-то лежало… Что-то, что Каодай могла бы оценить в качестве подношения, считали сёстры. Либо это было лишь её домыслами, ведь узреть подарок она не могла.
Она вынула руку из длинного рукава, отмахнула ткань в сторону и ощупала подношение. Мягкая бархатная подушка, на ней – обычная пластиковая коробка. А вот в коробке лежало кое-что интереснее, судя по этой странной субстанции.
- Выходит, настолько сильно вы нуждаетесь в помощи со стороны? – губы Каодай растянулись в гадкой усмешке. – Обманщицы Бохан Таншталат, несчастные беженцы Империума… настолько низко вы упали, что просите о помощи меня взамен на такой ценный атрибут пророчицы, как глаза!
Вновь стало тихо. Шорохи прекратились, как и дыхание напротив; колени у сестры с коробкой подогнулись, она присела на пол, и только этот глухой стук разрешал удушающую тишину. Стало тревожно.
- Каждая из сестёр Таншталат готова по велению судьбы отдать свои разум и тело в руки Лиеухань. Для нас не станет большой проблемой потеря одного ценного экземпляра, - пробормотала старуха, - поскольку после мы сможем обрести столько, сколько пожелаем, и нашим сёстрам не придётся снова заглушать свою поступь.
- Самоотверженно, - хмыкнула она.
Каодай задумчиво покрутила глаза в руках. Она уже пробовала пересадить себе чужие, но тогда они принадлежали обычному человеку. Теперь же ей преподнесли глаза женщины с даром провидения. Не то чтобы она тоже считалась избранной Лиеухань, это, скорее, было чем-то, что передавалось по наследству.
Потому что слепая богиня не может обратить свой взор на достойных.
- …и даже пяти сотен не найдётся, чтобы сложить тысячу рук в молитве, - закончила вслух Каодай. – Я принимаю ваш дар. Но моя часть уже выполнена. Вильям Бонд, человек, который издал решение об исключении вас из Общества Избранных, мёртв. Теперь вам остаётся лишь убедить Ассамблею Большой четвёрки пересмотреть заключение, поскольку со смертью председателя его «отсебятина» в приказах аннулировалась.
Вдохи и выдохи, вздохи и шипение, выдохи и вдохи. Сёстры зашептались, зашевелились, дыхание их слилось в одно, стало громче, громче, громче, оглушающе громкое. У сестры, стоящей на коленях, задрожали руки, настоятельница отшатнулась назад, заскрипел старый прогнивший пол. Громыхнула молния, по карнизу застучали первые капли ливня, послышался вой полицейских сирен.
Каодай не могла видеть, но ей хватало и слуха, чтобы созерцать картину вокруг. Они ошеломлены.
- Вы… неужели это и правда, что вы… леди Каодай…
- Леди Каодай, - повторила она, - это и есть я. Под оболочкой леди Каодай не существует кого-то ещё, не стоит тешить себя ложными надеждами. Как бы ни хотелось всем избранным услышать эти слова, любое пророчество, которое излагается не Всемогущей, ложно.
- Значит, Вильям Бонд больше не появится перед нами?
- Именно так. Он уже выполнил своё скромное предназначение.
- Неужели даже у обезьяны может быть предназначение?
- Скажем так.
Она накрыла коробку пластиковой крышкой, сунула её в карман под накидкой. Сегодня от длинного наряда остались лишь аквамариновая туника и бледно-бежевая юбка в пол. За окном стучал дождь. Тук-тук-тук. Громыхала молния, звенел гром, а Метанолия, огромная и многолюдная, медленно погружалась в длинную и одинокую ночь.
- Скоро вы узнаете кое-что важное, - Каодай посмеялась. – Что-то, что для вас, людей веры, будет страшнее проклятья.
- Разве существуют вещи страшнее проклятья? Страшнее кары? – настоятельница задрала дребезжащий морщинистый подбородок. Под её узкими глазами залегли глубокие складки.
- Обычно люди боятся перемен. Ничто не напугает также сильно, как слова «скоро всё изменится». Совет безопасности боялся смерти Вильяма Бонда, потому что иначе компьютер выйдет из-под контроля, и решения его изменятся – появится кто-то, кто захочет использовать искусственный интеллект в свою пользу. Но ничто не может быть совершеннее человеческого разума. Ассамблея Большой четвёрки боится раскрытия тайн, которые введут их в раздор и помешают им единолично вершить судьбы мелких оккультистов и незначительных в глобальном масштабе религиозных фанатиков. Иными словами, изменения порождают мир, но они же его разрушают – это именно тот цикл, который даже Сехмет не под силу разрушить.
Внезапно Каодай охватила злость. Эти люди не были способны понять сокровенный смысл её речей, они могли лишь внимать им и заучивать, как единственный истинный трактат. Зачем она тратила своё время на пророчиц, кто даже не удостоен взгляда Лиеухань? Оттого ли их знания и ум неполноценны, что они были обычными людьми с некоторыми остатками дара провидения?
«Жестокие времена порождают сильных людей, но мирное время порождает слабых. О, скоро они все узнают, что такое жестокие времена», - подумала она. Когда злость минула, Каодай продолжила:
- Сейчас, когда система дала сбой, у нас появится надежда на скорые перемены. Если долго стоять на одном месте, то жизнь рано или поздно начнёт деградировать. В этом и суть непрекращающейся эволюции – совершенствование контроля над разумом.
- Когда нам следует надавить на Ассамблею, леди Каодай? – спросила настоятельница.
Пророчица выдохнула сквозь зубы.
- Что показывает ваш дар провидения?
- Разум говорит мне, что следует выждать время. Две декады… ровно столько остаётся до фестиваля Второго Нулевого Дня. Но сердце подсказывает, что фестиваль станет для всех нас переломным моментом, медлить нельзя.
«Да, верно», - рассудила Каодай.
- Вот вам совет, настоятельница: сомнения могут владеть вашим сердцем, но не позволяйте им добраться до разума. Смерть разума означает смерть человека, - она наугад указала вперёд, надеясь, что попала по лбу старухи. – И тогда во вселенной останутся одни простаки и простушки.
Послышался гул, сёстры закивали друг другу, усиленно запоминали произнесённую фразу. Старуха сжала руку Каодай своими шершавыми, морщинистыми пальцами – тёплая. Рука её была слишком тёплой для такой холодной погоды.
- Позвольте поблагодарить вас за оказанное одолжение нашему сестринству Таншталат, - следом руки коснулись губы настоятельницы – такие же сморщенные, сухие, но мягкие, - леди Каодай. Впредь мы ваши должницы.
Эпизод 5
ЭКСПЕРТИЗА
«Председатель Совета безопасности, известный под именем Вильям Бонд, скончался в Первом метанолийском госпитале сегодня в двадцать три часа сорок семь минут по системному времени. Санитары сообщают, что перед смертью мистер Бонд лихорадил, у него произошло помутнение рассудка и наблюдались слуховые галлюцинации. Причина смерти устанавливается. Близкие и родственники покойного сообщают, что на недомогание мистер накануне не жаловался, видимых повреждений не замечено, внутренних кровотечений нет. Будет проведено расследование, составляется список подозреваемых…»
Сатия Интерспейс ТВ
Выпуск 13.13.1489
Трейдттор, погружённый в продолжительный мыслительный процесс, вертел в руках клочок пергамента. Пергамент пожелтел, краска потрескалась и осыпалась, ни слова было не разобрать. Этот клочок важного исторического документа исследователи из «Археодисковерс» доставали кровью и потом; клочок был последним документом, который свидетельствовал о происхождении клана Чаттра с планеты Коса-Сина. В остальном их суждения об исторической родине основывались лишь на воспоминаниях предков.
Существовали и более вещественные доказательства, чем затерянные среди отходов химической промышленности пергаменты – опрос наиболее важных представителей клана и анализ их показаний. Этим Трейдттор скрупулёзно занимался, параллельно координируя экспедицию Афины.
Передача новостей по каналу Сатия Интерспейс ТВ продолжалась. Журналист рассказывал о подготовке к фестивалю, о смерти Вильяма Бонда, о вспышке нового вируса на Вембаанса, о расследовании по делу террористов из Танталия-сити. Фоновый шум, заполняющий пустоту вокруг. Фоновый шум, помогающий забыть обо всём окружающем и пристально сосредоточиться на мыслях внутри. Если бы не кое-кто.
- И что теперь? Смысл было убирать Бонда? Совет директоров просто посадит в это кресло кого-то другого, - сказал Менахем Чаттра, наследник своего учёного клана и один из списка опрашиваемых.
- Какой ты сообразительный, - протянул Трейдттор. – Бонд – важная фигура хотя бы потому, что он есть Вильям Бонд. Никакая другая правая рука его не заменит. Я хочу сказать… заменить-то заменит, но результат будет уже другой.
- То есть, он слишком умный?
- То есть, он слишком умный.
Менахем недовольно уставился на него. Ему, шестнадцатилетнему подростку-вундеркинду, меньше всего нравилась компания исследователя и его вопросы. Даже обсуждение новостей он находил более интересным, чем копание в исторических гипотезах и теориях.
- Так, - Трейдттор сполз по креслу, - ты говоришь, что, согласно вашим знаниям внутри клана, передаваемым устно после событий Нового времени, ваш клан образовался на Коса-Сине.
- Да, так и есть.
- Отлично, - он поставил галочку, щёлкнув по экрану монитора. – Но сейчас Коса-Сина является самым загрязнённым местом во вселенной. И нам было бы интересно узнать, как так вышло – на этой планете зародился клан гениев, а потом её определили как центр развития химической промышленности. Ну, там изготавливали топливо на первых порах, пока не перешли на другие источники энергии, ты знаешь.
- А ещё раньше там занимались обработкой чёрных металлов, - нудно добавил Менахем, - что было самым грязным производством в Новом времени.
- Да. Так вот, как произошло это удивительное совпадение? Может, ваша родина всё-таки не Коса-Сина?
- Давайте рассуждать логически, мистер Трейдттор. Клан Чаттра мог зародиться где угодно. Но, как показывает практика, самые крупные религиозные общины образовываются в тех же местах, откуда, предположительно, родом сама… историческая фигура, - он загнул один палец. – Во-вторых, не имеет значения, что произошло с планетой в будущем. Джиян, кем бы он на самом деле ни был, мог родиться и там, этого мы никогда не узнаем, и будущее планеты не определяет то, что произошло с ней в прошлом.
- Зато это работает в обратную сторону, правда?
- И что? Какая разница? – Менахем разозлился. – Слушайте, вы, наверно, просто хотите, чтобы клан Чаттра признал своей исторической родиной какую-нибудь из планет Суфу в системе Бунмэй, чтобы выставить нас жертвами трудового рабства и повесить на них ещё больше выплат.
Трейдттор скептически изогнул бровь, а в остальном его лицо осталось таким же скучающе-спокойным.
- Вообще-то, мне всё равно, я тут даже не живу. Перспектива скидываться всем альянсом на компенсацию клану Чаттра должна волновать метанолийцев, а не свободных исследователей из Вавилона, - возразил он. – Да в любом случае, вы без того сидите на шее у Совбеза и получаете компенсации за угнетение в прошлом. Так какая разница?
- Я не могу отвечать на вопросы такому циничному исследователю. В вас нет никакой этики.
- А как это влияет на мои профессиональные качества?
- Напрямую.
Парнишка крутанулся на кресле, зацепил свободный от выведенных изображений монитор и ввёл в поисковую строку: «Основные понятия этики для членов Союза свободных исследователей Вавилона». Поисковик активно заработал, сверил достоверные сайты с недостоверными, оценил результаты и выдал наиболее приближённый к правде. С пометкой «источник высокой надёжности». И ещё, ниже – «проверено комитетом Совета безопасности по информационной безопасности».
- Вот, сморите, - Менахем развернул монитор, - тут так и написано. Каждый исследователь обязуется относиться к историческим данным с уважением. Он не смеет изменять правду под собственные понятия и заниматься подтасовыванием фактов. Пункт два…
- Ладно, ладно, всё. Хорошо, - закатив глаза, проворчал Трейдттор, - да, малыш Чаттра, твоя историческая родина – Коса-Сина. Разве тебе хочется отправиться туда? Ну, посмотреть на родные просторы?
- Что-то я не слышал адресованных к вам вопросов вроде «хотите ли вы, мистер исследователь, вернуться на руины Аллиньюса», - возразил он.
- Потому что Аллиньюс не является моей родиной.
Менахем прищурился. Не поверил, хотя это было правдой.
- А что тогда? Все факты говорят об обратном.
В ответ Трейдттор помахал рукой с заговорщическим выражением лица, резко сел в кресле и наклонился вперёд. Он жестом попросил Менахема наклониться поближе, ближе… А когда губы его едва не коснулись чужого уха, он прошептал:
- По секрету, малыш, я родом с Земли. Только никому не говори, идёт?
Менахем медленно моргнул. Ответил он тоже шёпотом:
- Правда?
- Да.
- Я бы никогда не подумал…
Трейдттор резко отъехал в сторону, пожал плечами. Он вновь взялся за монитор и продолжил изучать список вопросов.
- А вот, - он прищурился, ткнул на ещё одну пустующую строку, - так оно и случается. Следующий пункт – анализ состояния предприятий на Коса-Сина и сопоставление конструкций с известными изобретениями выходцев из клана Чаттра. Что ты можешь сказать об этом?
- Подождите, подождите. Вы правда с Земли? А из какой страны? Я знаю, что в Новое время там их было много, гораздо больше, чем сейчас. А теперь только регионы… Янтарные Угодья, например…
- Эм, да, оттуда.
- И что вы тогда делаете здесь, в Метанолии? На Земле ничуть не хуже, - Менахем не сдавался. Теперь Трейдттор ощутил себя допрашиваемым.
- Я занимаюсь исследованиями, парень. У меня нет дома с того момента, когда я вступил в одну гильдию и пробился в Общество Избранных. С того момента моя жизнь состоит из командировок в самые разные части вселенной, - объяснил он. – И я успел повидать всякое.
- А ваши родители не были против такой работы? На кого вы учились?
- Сколько мне лет, по-твоему? Я достаточно взрослый, чтобы не слушать родителей, малыш, - Трейдттор нахмурился.
- Не знаю. Судя по отсутствию морщин и седины, вам явно меньше пятидесяти. Даже меньше сорока. Судя по тому, что у вас нет жены и детей, настолько мне известно, вам меньше тридцати. Я думаю, от двадцати пяти до двадцати восьми.
Трейдттор смерил его придирчивым взглядом. Менахем, одетый с иголочки, Менахем с вычищенными туфлями и Менахем в пиджаке с отглаженными лацканами, в отпаренной рубашке и фирменной клановой брошью аристократов-вундеркиндов пытался что-то ему рассказать о возрасте. Нет жены и детей? Это его характеризует?
- Ладно, близко, - он скосил взгляд обратно на монитор. – Чтоб ты знал, отсутствие брака в наше время в порядке вещей. Мне может быть и больше тридцати. Кто знает, а вдруг я просто слежу за кожей?
- Даже если так, то у вас, как минимум, на месте волосы и нет щетины.
- Ну, сейчас это тоже не вопрос. Просто генетика. Достались роскошные локоны от матери, вот и всё, малыш.
- Прекратите меня так называть, - его голос вдруг стал серьёзным, Менахем весь собрался в кресле и поджал ноги. – Я вам не ребёнок.
- Как скажешь, парень. Следующий вопрос. Анализ состояния предприятий и их конструкции в сравнении с…
Бам! Послышался грохот; Трейдттор мигом вскочил с кресла и вытянулся по стойке смирно, полез в карман за бластером – его там не оказалось. Перед глазами валялось кресло, опрокинутое назад, колёсики вопросительно смотрели на него в ответ. Затем показалась подошва ботинок, небольшие каблуки, ноги…
- И что это было? – спросил Трейдттор, подходя ближе. Он сверху вниз глянул на Менахема, перегнувшись через сиденье.
Менахем валялся и стонал, потирая затылок.
- Я больше не могу отвечать на эти вопросы! Мы тут сидим уже несколько часов, а вы всё об одном и том же! – заныл он. – Коса-Сина, Коса-Сина… Да не знаю я, где историческая родина клана! Не знаю! Папа сказал, что Коса-Сина, вот и я вам об этом говорю…
Трейдттор цокнул. Он обошёл Менахема с упавшим креслом по кругу и заглянул ему в глаза под другим углом, но на парнишку это не произвело никакого впечатления.
- Если я получу сотрясение или что-нибудь сломаю, вы меня отпустите? Надо будет оказать срочную медицинскую помощь, иначе наследник клана пострадает! Едва ли гильдия вам это простит, - он гаденько хихикнул. – Да, вот это будет скандал… уважаемый мистер Трейдттор, Лорд Сватантры, несколько часов держал наследника клана Чаттра на допросе, применяя насилие… да-а…
Он пропустил слова Менахема мимо ушей.
- Не волнуйся, я умею оказывать первую медицинскую помощь. Госпитализация тебе не грозит.
- Вы блефуете.
- Ничуть.
Менахем поднялся на локтях, закинул голову. Прищурился с подозрением, будто проверяя, правду ли Трейдттор говорит.
- Да? А я слышал, что у вас крайне узкие познания в медицине, - сказал он, - и что вы, по сути дела, разбираетесь только в своей области, знаете, как оно часто бывает. Узкий специалист. Простите за повторение.
Трейдттор ничего не ответил. Он нагнулся, чтобы схватить Менахема за ворот пиджака и силой поднял его на ноги недовольное мычание. Следом Трейдттор поправил кресло, отрегулировал высоту спинки. Менахем снова сел на место.
- Если так говорят в Сатия Интерспейс, то лучше их вообще не слушать. Существуют и другие новостные каналы, а сплетничать умеем мы все, - ответил он.
- Как вы догадались? Знаете, на днях вышла передача про вас. Не как об исследователе из гильдии, а вообще – про личную жизнь, членство в Обществе Избранных, в Совбезе, ещё там в парочке организаций… просто биография, - Менахем крутанулся в кресле.
- И они даже не спросили разрешения!
- Подадите на них в суд?
- Нет.
Трейдттор взял в руки клочок пергамента. Знаки расплывались перед глазами, чернила, сухие и некачественные, которыми запись пытались восстановить раньше, при неосторожном движении сыпались вниз. Он не мог разобрать ни слова. Либо написано было на языке, которого он не знал, либо написано настолько плохо, что языка не определить.
Его одолевало отчаяние.
- Может, просто напишу жалобу, - Трейдттор уставился в текст, - что они такие нехорошие. Может, просто сделаю вид, что не заметил.
- Как это скучно, - проворчал он. – Вы могли бы отсудить у них денег, чтобы больше не заниматься исследованиями, раз вам это так сильно не нравится. И не пришлось бы летать на Коса-Сину ради поисков. Не пришлось бы расшифровывать едва целые древние рукописи…
- Исследовательский труд – моё хобби. В остальном мне хватает денег, чтобы больше никогда не работать.
- Это ещё откуда? Наследство? Работали кем-то раньше?
Трейдттор приложил палец к губам, прошипев.
- Секрет.
- Ну вот и не надо, - он надулся. – Если я захочу, всё равно узнаю. Отец может достать любую информацию о любом живущем во вселенной человеке.
Менахем гордо скрестил руки на груди, задрав голову. Исследователь хихикнул.
- Тогда попробуй. Потом расскажешь мне, что вы там с папочкой нашли. А сейчас мы вернёмся к насущным вопросам…
- Нет, нет! Ладно, я не буду ничего узнавать, только давайте завершим встречу?
- Слушай, малыш, это моя работа - точно определить историческую родину клана Чаттра. Более того, твоё присутствие здесь осуществляется на средства комитета информационной безопасности и твоего отца; чем дольше мы сидим и болтаем, тем больше денег утечёт с ваших счетов. И тогда ты не сможешь купить себе новый… ну, что вам, подросткам, сейчас нравится.
- Ладно. Вы спрашивали про конструкции заводов, так?
- Да.
- В общем, что касается строений…
Эпизод 6
ЯНРИН САКРИЯВИН
«Вильям Бонд для всего огромного многонационального коллектива Совета безопасности был важным человеком. Только благодаря ему осуществлялись многие операции, только он мог решить, казалось бы, нерешаемые проблемы… Мистер Бонд заслужил смерть в окружении своей семьи в пожилом возрасте, но он никогда не совершал грехов, чтобы умереть молодым. Мы приносим семье усопшего искренние соболезнования…»
Интервью с председателем комитета по информационной безопасности
Выпуск Сатия Интерспейс ТВ за 14.13.1489
- Читал новости?
- Не успел сегодня.
- Сатия Интерспейс выложили репортаж откуда-то… короче говоря, вскрытие Вильяма Бонда показало, что смерть наступила без видимых причин. Эксперты обратятся в церковь Праджан Кшамты, чтобы те тоже посмотрели, как специалисты по своей части. Понимаешь, кого они подозревают?
- Избранных? Фукумото?
- Едва ли, у Фукумото избранные давно не рождались. Тут проплыла рыба покрупнее.
- Не понимаю, о ком вы тогда. Кто-нибудь другой из Большой четвёрки не может иметь к этому никакого отношения, мы просто… не обладаем такими навыками. Уже давно.
- А я и не говорил о Большой четвёрке. Среди неё нечего искать, но существуют и другие люди. И ещё, тут оказалось, что Бонд родом из Леккхет-коккхав на Оувре. И имя его при рождении было Янрин Сакриявин.
Менахем круто развернулся, уставившись на Трейдттора снизу вверх. Разница в росте у них была небольшая, но парнишке всё равно приходилось задирать голову на сантиметр-другой.
- Янрин Сакриявин? Выходит, никакой он не Вильям Бонд.
- Именно. Но зачем ему понадобилось менять имя? Чтобы скрыть происхождение? Увы, вот этого мы не узнаем, - он поправил зонт.
Мелкая морось в Метанолии прекращалась разве что в летнее время на пару декад, но в остальное время, все семнадцать по системному времени, дождь лил, накрапывал, хлестал и заливал. От воды не спрятаться, она повсюду; такое вот место для строительства выбрали.
- Но отсюда вытекает два факта. Неопровержимая правда. Первое, - Трейдттор отогнул указательный палец, - мистер Бонд на самом деле был кем-то, кто не хотел показываться на свет, поэтому он демонстрировал свою другую сторону. Сакриявин канул в лету – его заменил Вильям Бонд.
- А второе?
- А второе уже поинтереснее. Если мистера Бонда – или Сакриявина, как угодно – кто-то убрал, а это явно не смерть не по естественным причинам, то, выходит, ему было известно что-то, чего он не должен был знать. Или же кто-то понял, кто мистер Бонд на самом деле, и этого кого-то это не устроило.
- Слушайте, это больше похоже на теорию заговора, а не на правду, - нахмурился Менахем. – Нельзя строить такие гипотезы, основываясь лишь на имени и происхождении, это неразумно.
- Вот тебе пища для размышления, малыш, - Трейдттор пихнул его в бок. – Леккхет-коккхав – один из претендентов на вашу историческую родину. Даже более вероятный, чем Коса-Сина и все её страны вместе взятые.
Он убрал зонт. Поманил Менахема к себе поближе, наклонился и пробормотал на ухо голосом, от которого тому вдруг стало не по себе:
- Если я вдруг узнаю, что родина клана Чаттра не Коса-Сина, а Леккхет-коккхав, у вас будут большие проблемы. Потому что я потратил уйму времени, чтобы найти этого Янрина Сакриявина.
Губы сжались в тонкую полоску, Менахем подумал: «Ага, вот оно что. Мистер исследователь считает, что Янрин, Вильям Бонд, хранил какую-то тайну клана Чаттра. И мы его убрали, как только поняли, что он её якобы знает… Но зачем ему Янрин? Кто это вообще такой, раз даже мистер Трейдттор им заинтересовался?» Затем он спросил, серьёзный и непоколебимый в преданности своей семье:
- Что на счёт вас? Что такого знаете вы, что вам нужен он?
Трейдттор отпрянул, поднял над собой зонт. По длинным волосам у него стекали капельки воды, а красивое лицо приобрело жестокое выражение.
- У всех есть свои секреты, малыш, - коротко ответил он. И больше не сказал ни слова.
Менахем долго думал над тем, кем может быть Янрин Сакриявин. Нигде, даже в фамильных архивах или в открытой базе данных Совета безопасности, о таком человеке не было информации. Он не упоминался в новостях, не фигурировал в уголовных делах, такого имени попросту ни разу не звучало. И однофамильцев у него тоже не было, словно Янрин взялся из ниоткуда и исчез в никуда по необъяснимым причинам. Если так и было, то, думал Менахем, этот человек очень сильно насолил этому кому-то. Кому-то, кто обладает достаточной властью, чтобы стереть человека из истории.
Национальная кампания? Совет безопасности? Может, действительно Большая четвёрка, в которую входили кланы Чаттра и Фукумото, Община и сомнительная организация под названием Собрание независимого искусства? Впрочем, никто из перечисленных не мог точить зуб на Вильяма Бонда, кем бы он ни был, более того, не мог стереть его.
Однако Вильям Бонд исчез. Это оставалось неоспоримой правдой. Менахем, раздумывая, смог для себя назвать лишь одну организацию, которая теоретически обладает подобными возможностями – сестринский орден Бохан Таншталат, о котором давно ничего не слышно.
Утром, когда дождь в Метанолии прекратился на следующие несколько часов, Менахем добрался до своей гарнитуры и дозвонился до вечно занятого делами клана отца. Он сказал:
- Ты слышал, что Вильяма Бонда убили?
В ответ раздалась тишина. Отец не любил глупых вопросов.
- Да, что такое? У тебя какие-то проблемы в связи с этим? Если вы с мистером Трейдттором закончили, можешь возвращаться на Суфу-Ай-Эй.
- Нет, мы с мистером исследователем… - он поспешил исправиться: - с мистером Трейдттором ещё не закончили. Но он сказал, что Вильяма Бонда на самом деле звали Янрин Сакриявин. Об этом говорили по новостям. Ты знаешь что-нибудь об этом человеке? Я нигде не смог найти информацию и…
- Зачем он тебе? Мистер Трейдттор тебе угрожал или что?
Менахем мелко вздрогнул. Он прижал гарнитуру ближе, так, чтобы никто из посторонних точно не услышал. Стены в метанолийских гостиницах были тонкие, в какую ни заезжай – везде одни слои пластика. Конечно, между ними закладывали материал для шумоизоляции, но из-за быстрых темпов строительства на этом материале сильно сэкономили.
- Не совсем…
- Слушай, Менахем, я знаю, кто такой Трейдттор и что он из себя представляет. Если он тебе угрожал или что-то в этом роде, тебе стоит уехать. Ты никогда не поймёшь, что у него на уме.
- А вы были знакомы?
Послышался тяжелый вздох. Менахем представил, как отец разочарованно чешет бороду, смотрит на свой рабочий стол, потом – на мониторы, пока собирается с мыслями.
- Все из Большой Четвёрки с ним знакомы. И, если тебе так интересно, - он понизил голос, Менахем напрягся, - то, да, я знаком с ним лично. Это долгая история, сынок, долгая и неинтересная, но из неё я вынес свои уроки и тебе бы посоветовал не заводить никаких близких отношений с кем попало.
Он задумался. Отец никогда не врал ему, но в такую правду тоже верилось с трудом. Мистер Трейдттор не представлял из себя ничего серьёзного, считал Менахем. Он ел самую дешёвую еду, одевался как попало, никогда не расчёсывал волосы и вёл странный, изолированный ото всех образ жизни. Он казался… одиноким. Но это было не то одиночество, от которого страдают. Это было одиночество, когда другие видят в человеке не человека, а кого-то другого, кого-то, кого стоит сторониться. Если отец из той же категории знакомых Трейдттора, то Менахем не мог с ним согласиться.
- Ну, знаешь ли, какие поверхностные суждения! Внешне-то он и выглядит сомнительно, я не спорю, но ты сам учил меня смотреть в душу человека, а не на его лицо. А я тебе даже не за этим звонил.
- Я надеюсь, ты меня услышал, - сухо отозвался отец. – Возвращаясь к вопросу о Вильяме… нет, я никогда не слышал о таком человеке, как Янрин Сакриявин. Если мне не изменяет память, таких имени и фамилии не существует.
Не существует. Янрина Сакриявина не существует!
Мысль набатом застучала у Менахема в голове. Как так, не существует? А как же предки? Откуда тогда появилась эта странная фамилия, Сакриявин? И, самое главное – почему только мистер Трейдттор знает о нём и даже искал его?
Менахем не привык замечать за собой такой слабости, как отсутствие знаний. Обычно он был в курсе всего: ни одно событие не проходило мимо, ни один известный человек не оставался незамеченным, ни одна наука не лежала в ящике стола неизученной. Как и подобает наследнику Чаттра, он всегда знал всё до мельчайших деталей, а если и не знал, то всегда мог найти ответ на свой вопрос. А что теперь?
А теперь ему придётся выпытать у мистера Трейдттора ответ на этот неудобный и, казалось Менахему, личный вопрос. Будто бы не хотелось вмешиваться в чужую жизнь, хотя он и не был способен объяснить себе, почему вдруг посчитал сведения о Янрине частью чьей-то личной жизни. Он снял гарнитуру и повесил её себе на пояс, зацепив за ремень. Стоять в одной рубашке перед открытым окном стало невыносимо холодно, и Менахем развернулся, чтобы нацепить пиджак обратно.
- Ну, поговорили?
Трейдттор, закинув ногу на ногу, сидел на его кровати. В руках у него мигал синим знакомый монитор, волосы всё такие же нечёсаные, под глазами синяки от недосыпа. Это был он, мистер исследователь, о котором они с отцом сплетничали минуту назад.
Менахему казалось, что он слышал все его мысли.
- Вас не учили стучаться? – раздражённо спросил он, застёгивая пуговицы пиджака. Хотелось лечь спать, но во время мозгового штурма Менахем не мог и глаза сомкнуть.
- Здесь было открыто, - Трейдттор указал на дверь, - и я зашёл, чтобы сказать, что тебе следует закрывать за собой дверь. Но потом моя гильдия прислала следующий перечень вопросов, и я решил, что нужно остаться.
- Чтобы задать мне очередную сотню вопросов?
- Чтобы задать тебе очередную сотню вопросов. В этот раз гильдия составила… сто тридцать семь штук.
Число «сто тридцать семь» упало Менахему на голову, как старинная кувалда. Сто тридцать семь – прожевал он, попробовал на вкус, проглотил. Ровно столько часов в декаду он занимался изучением сенсорики, ровно только раз за последний системный год он ел покупную еду вместо той вкусной домашней, которую ему готовила домработница. Ровно столько вопросов на одну и ту же тему собиралась задать гильдия исследователей Вавилона в лице Трейдттора.
- Сколько? – переспросил он.
- Ты правда хочешь, чтобы я это повторил?
- Не особо…
- Вот именно. Поэтому мы начнём сейчас же.
Трейдттор раскрыл рот, уткнулся в монитор, занёс палец на высветившимся вопросом. Менахем понял – если он не остановит его сейчас, то вторые сутки без сна собьют его с ног.
- Нет, подождите! – крикнул он, и исследователь удивлённо поднял голову с немым вопросом в глазах. – Я не спал с прошлого раза. Могли бы вы… дать мне хотя бы восемь часов отдыха?
Мистер Трейдттор не выглядел убеждённым. Его выражение лица мигом изменилось с ошарашенного на серьёзное, недовольное, будто своими словами об отдыхе Менахем его глубоко оскорбил. Его тонкие брови нахмурились, глаза потемнели.
- Слушай, малыш, моё время не резиновое. Чем раньше мы закончим…
- Тем быстрее я уеду домой, да, я понял, - перебил он. – Но сейчас я не смогу ответить даже на один вопрос. Понимаете?
В голове Трейдттора закрутились шестерёнки, взгляд его сосредоточился на Менахеме.
- Вообще-то, ты мог поспать в то время, пока меня не было. Целая ночь прошла, а я не виноват, что твоя голова так и не коснулась подушки, - бескомпромиссно отрезал он.
Менахем застонал, опустив плечи. Он распустил галстук и подошёл ближе.
- Да куда вы так торопитесь? Впереди ещё целая неделя! Не может быть такого, что я не успею ответить на все ваши вопросы. Даже будь там тысяча, составленная гильдией, с нормальным режимом сна я легко бы ответил на пять сотен. Но они же повторяются…
Трейдттор вскинул голову. Его внимательные серые глаза изучали измученное лицо напротив, соскользнули на красный фирменный галстук, оценивающе обогнули круглую эмблему клана и спустились ниже. На застёгнутые пуговицы пиджака и карманы. Но там было пусто.
- Ну и?
- «Ну и?» - воскликнул он. Смотря на неухоженную причёску Трейдттора, Менахем не заметил, как его руки потянулись расстёгивать верхнюю одежду. Резные пуговицы отходили одна за другой. Щёлк-щёлк-щёлк. – А вот! Знаете, если вы можете заниматься своими делами без перерывов на еду и сон, - а я ещё не видел, чтобы вы хоть раз отдыхали или ели – то это не означает, что так могут все. Проявите хотя бы немного уважения, ладно?
Пиджак был расстёгнут, кожи коснулся холодный воздух. Рубашка выправилась из брюк, из-за двери тянул сквозняк, ледяная рука ткнула Менахема в живот, а потом сползла к карманам штанов. Он дёрнулся.
- Эй, а это что?
- Если хочешь, чтобы я отпустил тебя спать, придётся оказать мне услугу, - серьёзно сказал Трейдттор, но в зрачках его плясали смешинки. Изверг, подумал Менахем, но ничего против не сказал. – Кстати, ещё одно моё хобби…
Эпизод 7
ОТКРОВЕНИЯ ДЖИЯНА
«…да. По решению экстренного собрания совета директоров Совета безопасности новым председателем совета был назначен Нил Рейн. Совет директоров заверяет, что личность мистера Рейна, в отличие от покойного Вильяма Бонда, не покрыта завесой тайны, которая могла бы возбудить общественность, иными словами, о нём все досконально известно. Нашим журналистам удалось собрать информацию о новом председателе. Кто он, откуда, его карьерный путь и прочее, и прочее мы расскажем далее, в программе «Известные лица» сразу после рекламы. Не переключайтесь! Сатия Интерспейс представляет…»
Выпуск Сатия Интерспейс ТВ
15.13.1498
Трейдттор выключил телевизор. Он терпеливо ждал, пока его гарнитура зарядится, чтобы перезвонить Афине и сообщить ей, что необходимо будет сделать с гробницами. Ну, строго говоря, не совсем с гробницами.
В Метанолии по случаю собрания совета директоров пятнадцатого числа тринадцатой декады объявили выходной для ряда лиц, работающих в определённых сферах; исследовательским гильдиям по приказу из Вавилона также было разрешено приостановить свою деятельность, потому что некоторые конторы в этот день закрылись, а от них, в основном, зависел успех исследований. Но у Трейдттора были другие планы. Его интересовала картина, найденная на днях в Леккхет-коккхав среди руин старого королевства и отправленная на реставрацию. Заявлялось, будто эта картина послужит свидетельством важного исторического события, и он, как первый профессионал своего отдела, взял на себя обязательство достать её после всех работ над восстановлением и тщательно изучить рисунок. Он надеялся, что картина послужит доказательством происхождения клана Чаттра из Леккхет-коккхав.
Однако из Собрания независимого искусства до сих не пришло ни одной весточки, гарнитура стояла на зарядке, а по телевизору крутили одни и те же передачи о новом председателе. Трейдттор терпеть не мог канал Сатия Интерспейс; а ведь он был единственным новостным каналом, доступным в Метанолии без уплаты средств за телевидение. Это его очень разочаровывало.
Закинув ноги на стеклянный журнальный столик, Трейдттор скучающе смотрел сквозь панорамные окна. Вид оттуда открывался несколько удручающий: шёл дождь, стояла сумрачная темень после захода солнца, мигали мокрые рекламные вывески высотой с целый небоскрёб, туда-сюда лавировали воздушные такси и монорельсы. Люди бродили внизу, на втором ярусе мегаполиса, а вот окна гостиницы поднимались аж до третьего. Выше – четвёртый, а за ним и пятый, и только там открывался вид на звёздное ночное небо. Телевизор вызывающе мигал синим. Сенсорный пульт под рукой призывал нажать на кнопку включения, но Трейдттор отличался железной выдержкой и не хотел смотреть новости об одном и том же пятый раз за прошедший день.
Сдавшись, он снова нажал на пульт. Плазма загорелась, на экране появился силуэт журналиста с планшетом в руках, донёсся голос из колонок:
- Мистер Рейн родился в тысяча четыреста пятьдесят четвёртом году двадцать пятого числа шестой декады, - сказала ведущая, - на Аллиньюсе. Все мы помним об этой ужасной трагедии. Но мистеру Рейну и его семье повезло уехать оттуда до начала боевых действий, поэтому своё детство будущий председатель Совета безопасности провёл на Земле, в Янтарных угодьях.
Трейдттор прислушался. Планета Аллиньюс была ему знакома – очень много он слышал историй.
- Начальное образование мистер Рейн получал на дому, под руководством матери, миссис Ляньи Рейн, которая ещё на Аллиньюсе получила блестящее образование и даже степень доктора экономических наук, - на экране появилось фото матери, ничем не отличавшееся от фотографии самого Рейна. – Затем началось кропотливое обучение в колледже, после – в университете.
Трейдттор, прикусив губу подумал: «Что-то ваш мистер Рейн слишком сильно похож на одного странного парня, которого я знал годами ранее. Неужели правда он? Не сказал бы, что с Аллиньюса осталось много выживших, может быть, это он и есть… А это плохо…»
- …устроился на работу секретарём одного из членов совета директоров, показав блестящие результаты во время испытательного срока, поэтому вскоре, после внезапной смерти зампредседателя комитета информационной безопасности занял его место, - высветилось изображение покойного зампреда с красной ленточкой. – И тогда…
Репортаж продолжался, продолжался и продолжался. Громыхнула молния, зазвенел гром в небе, по стеклу ударили первые капли ливня. Бам-бам-бам. Дождь барабанил по карнизу, хлестал по металлическим плитам снаружи гостиницы, вода стекала по выступам кондиционеров. Тучи в небе сгущались.
- …прослужил на должности следующие семь лет. Затем мистер Рейн принимал участие в важнейших саммитах последних лет. Здесь были собственные поправки в решения, касающиеся Общества Избранных, решения о прекращении работ над восстановлением Аллиньюса, решение о принятии моратория на смертную казнь в ряде государств Нун. И всё же, он не допускал так называемой «отсебятины» и всегда опирался на общественное мнение, - журналистка листнула слайд, - а его действия принесли исключительно укрепление позиций Совета безопасности на арене.
Трейдттор скосил взгляд на пометку в правом верхнем углу, туда, где висел значок канала. «Одобрено комитетом Совета безопасности по информационной безопасности как источник высокой надёжности». Он пробормотал вслух:
- Да уж, кто бы сомневался… Сатия Интерспейс только и знают, как трещать о Совбезе и о том, какие хорошие люди там заседают. Конечно, они будут источником высокой надёжности, это вам не какие-то там гильдии исследователей со своими никому не нужными историческими документами.
С другой стороны, обижаться на журналистов по ту сторону экрана было глупо, поэтому Трейдттор отвёл взгляд от надоевшего значка и продолжил слушать биографию. Мистер Рейн прошёл путь от беженца из зоны боевых действий до правой руки Лидера-компьютера – похвальные результаты, с этим сложно не согласиться.
У Совета безопасности с подбором сотрудников на важные должности всё было очень просто, потому что отдел кадров работал лучше всех других отделов. Даже смерть Вильяма Бонда, которая могла бы стать неожиданным ударом, они мигом просчитали, а следом подготовили нового молодого специалиста для управления искусственным интеллектом. Стоило Нилу Рейну появиться на поле, как про Янрина Сакриявина, человека неизвестно откуда и неизвестно с какими мотивами, все сразу же забыли. Стихли споры в интернете, стало неинтересно обсуждать национальную принадлежность усопшего. Исчезли его родственники, словно их никогда не существовало, пропали все претенденты на наследство. Янрина Сакриявина очень удобно «стёрли» из истории, словно его смерть и была планом действий.
Но Трейдттор о таких планах не знал. И его до седых волос волновала загадка, кто и зачем убил Вильяма Бонда. Потому что, если смерть его планировалась, то некто поставил бы его в известность.
Он знал, кто такой Янрин Сакриявин, и это знание говорило ему, что этот человек будет первым, кого поймают на горячем. Вопрос лишь в том, как скоро это случиться и кто, всё-таки, это будет. Совет безопасности? Остатки Национальной кампании? Общество Избранных со своей Большой Четвёркой? И всё же, ни один из претендентов не подходил на роль убийцы. Трейдттор чувствовал, что ему следует мыслить шире.
Но от активных размышлений его отвлекло пиликанье гарнитуры – зарядилась. Он встал с продолговатого дивана, отцепил наушники с микрофоном от магнитного зарядного устройства и нажал на «пуск». Голосовой помощник поприветствовал пользователя, последовала надоедливая реклама всевозможных товаров из Чунзана:
- ДельтаТекКомпани приветствует пользователя устройства для межпланетной связи! Пожалуйста, не выключайте гарнитуру во время проигрывания рекламы, чтобы мы могли продолжать производить товары для наших покупателей! Чунзан Аромо представляет… духи «орелло» — это незаменимый универсальный аромат для девушек любого возраста, который сочетает в себе яркие оттенки изысканных запахов статности и величия с нежными нотками цветочных градиентов. Чунзан Аромо – выбор настоящих ценителей запаха.
И ещё одна:
- Ежедневные новостные сводки, прогнозы погоды на различных планетах, объективная и точная информация, интересные интервью и познавательные передачи смотрите на телеканале Сатия Интерспейс! Сатия Интерспейс – только проверенная информация.
Затем снова раздался голос искусственного интеллекта, свидетельствующий о начале работы гарнитуры:
- ДельтаТекКомпани приветствует пользователя мистера Нила Трейдттора. С возвращением! Чтобы осуществить звонок, продиктуйте кодовый номер абонента в микрофон и дождитесь соединения. Если абонент не зарегистрирован в глобальной сети, продиктуйте его персональный номер айди-карты.
Трейдттор вспомнил номер секретариата Собрания искусства, назвал его в микрофон устройства. Послышались гудки.
- Секретарь Собрания независимого искусства миссис Робинсон слушает, - ответили на том конце.
- Это мистер Трейдттор, - представился он. – Звоню по поводу картины с Леккхет-коккхав. Реставрация должна была завершиться сегодня утром по системному времени, вы уже получили её обратно?
- Картина… это которая «Откровение мудрости Джияна»?
- Да, она.
- Подождите секунду, - послышался писк; с таким звуком обычно запускается поисковая система внутри организаций. Девушка немного помолчала, а затем голос её поник, и она ответила: - Похоже, с ней что-то случилось. Нигде не могу найти. Вы можете повисеть ещё немного, я свяжусь с руководством и оставлю заявку на рассмотрение. Хорошо?
- Ладно.
- Благодарю за понимание.
Трейдттор снял наушники и повесил их себе на шею. Он прошёлся вдоль и поперёк по своей комнате, скучающим взглядом осмотрел плазму на подставке и длинный красный диван. В метанолийских гостиницах, считал он, интерьер был совершенно безвкусным. Дизайнеры в одном помещении сочетали до пяти цветов, которые в цветовом круге стояли напротив друг друга, поэтому получалась такая картина: красный квадратный диван, зеленоватые стены, чёрный пушистый палас на полу, коричневая, будто бы дерево, подставка под телевизор. Пол устелен дешёвой пластмассой, на двери весит очередной рекламный голографический постер. Время от времени одна реклама сменялась другой, и это было единственным элементом разнообразия.
Гарнитура забулькала, Трейдттор вернулся на линию.
- Да, что там в итоге?
- Понимаете, сэр… мистер Трейдттор, - смущённо начала миссис Робинсон, - эта картина… она… мне сообщили, что в процессе перевозки через станции системы Бунмэй с ней кое-что произошло.
- Ну? Что там случилось?
- Она… эту картину, это «Откровение мудрости Джияна» …
- Дамочка, не томите, у меня не так много времени.
- Её украли, сэр! Понимаете? – громко воскликнула она, да так, что у Трейдттора едва не заложило уши. – Украли! Какие-то изверги перехватили её на одной из станций системы Бунмэй, а там, ну, вы знаете, тьма этих пиратов! Негодяи! Каковы, а! Да я…
- Подождите, - осадил её исследователь, - это как ещё так, украли? Она что, в сопровождении слепого ехала?
- Я не знаю, не знаю, сэр! Украли! Взяли и… и украли!
Трейдттор глубоко вдохнул, выдохнул, досчитал до десяти и обратно. Украли картину прямо из рук Собрания искусства – вот в такое время он живёт?
- Что, вас даже сотрудники Совбеза не сопровождали? Не вас, в смысле, а картину.
- У меня возникает такой же вопрос, сэр! И, будьте уверены, я обязательно его задам в лицо нашему руководству! – послышался всхлип, голос миссис Робинсон дрогнул. – Ладно, простите за мою сентиментальность. Но эта ситуация… я не могу так легко воспринимать пропажу столь ценной картины. Надеюсь, с этим скоро разберутся.
- Ничего. Перезвоните мне, как только проблема решится. Деньги-то уже уплачены.
- Да, да. Обязательно, сэр. До свидания.
- Ага, бывайте.
Он нахмурился. Пропажа картины, которая была ему так нужна после всех реставрационных работ – ужасное происшествие, недопустимое и даже подрывающее успех его исследования. Теперь, когда произведение искусства попало в руки к космическим пиратам, вернуть его обратно удастся только в одном случае. На подпольном аукционе, скорее всего, в Танталии или Метанолии. Трейдттор пообещал себе, что обязательно достанет свою картину и добьётся компенсации от Собрания искусства.
Затем он продиктовал в микрофон номер Афины и стал ждать соединения. Для подруги новости были не самые лучшие.
- Ало? Трейдттор! Я жду твой звонок уже сутки, а ты только нашёл время перезвонить! Ты что, издеваешься? – крикнула она. Разозлённая, Афина позволяла себе всякие выражения. – Я не хочу застрять в этой пустыне на две недели, понимаешь?
Он дождался, пока она успокоится.
- Ты же слышала о смерти Вильяма Бонда?
- Ну, слышала. Его уже заменили другим молодым человеком.
- Ага, вот. В общем, что касается закрытых гробниц, - Трейдттор приземлился на диван, - то тут я ничем помочь не могу. Такие барьеры установлены там либо испокон веков, либо вы сразу нарвались на нужную. Есть ещё один вариант – тело Сехмет запечатано вообще в другом месте, но так вышло, что так называемый «адрес» печати – это каждая гробница, поэтому некоторым туда не попасть. Здесь всё ясно?
- Нет, стой. Адрес печати? Это вообще как?
- Скажем так, - он задумался, сочиняя на ходу, - это когда… Ну, смотри, объясню на примере. Допустим, тебе нужно наложить печать на что-то, где мнимой энергии больше, чем у тебя. Для этого ты будешь использовать не одну печать, которая поглотит все твои силы и не даст нужного эффекта, а несколько. Такие печати будут привязаны к каким-нибудь предметам, что поможет печати в целом удерживать объект на месте. И такие предметы называются «адресом» печати. Понятно?
- Да.
- Вот и получается – тело Сехмет, как я и говорил ранее, не мумифицировано, а находится в продолжительной коме под действием этой многоэтапной печати, которая в свою очередь действует таким образом, чтобы кто попало не смог добраться до адреса кусков печати. Поэтому в гробницы вы попасть не сможете. Так вот, к чему я клоню…
Повисла тишина. Афина молчала, раздумывая, что теперь им делать. С одной стороны – смерть Вильяма Бонда и отмена приказа об экспедиции, с другой – долг перед Общиной, требующий выполнения задания от и до. А ещё Трейдттор и его «адреса» печатей. Он придумывал научные термины на ходу?
Тут Афина остановилась. За всеми слоями антинаучной болтовни явно была какая-то важная информация, которую она могла с лёгкостью пропустить мимо ушей. Тайны ей разгадывать не нравилось. Афина решила играть дурочку до конца.
- Но я нашёл решение твоей проблемы, подруга.
- Не томи.
- Не думаю, что тебе это понравится. Во всяком случае, теперь ты можешь просто уехать оттуда, а ребятам выдать уровни за старания…
- Нет, не могу! – она снова повысила голос. – Я не могу так поступать. Эта миссия, э-э… Я же знаю, как она важная! Как бы сильно эти дети ни вызывали у меня неприязни, даже этот миролюбивый Орест, я не могу с ними так поступить. Им надо чему-то учиться. Да и вообще… вообще…
Трейдттор задумался, что Афина могла иметь ввиду. Каким это ещё образом можно поступить с детьми? Они же выпустились, какие дети... Но тут до него, наконец, дошло:
- Да ладно, подруга… Ты себя переоцениваешь. Мне вот кажется, что Общине нет дела до этой экспедиции; их первая-то довела до белого каления. Ну, не мне тебе об этом рассказывать.
- Я не переоцениваю себя, Трейдттор. Это осознанное желание. Я доберусь до этих, эм, захоронений и наконец откопаю их, ясно? Существует полно вариантов, как это сделать, - решительно заявила она. – А теперь говори мне, как попасть в гробницу.
Трейдттор открыл толстую записную книжку и зачитал заготовленный текст:
- Тебе нужно будет узнать у местных, есть ли в городе какие-нибудь «колдуны». Не говори о них, как о проклятых, иначе они сразу поймут, с какой целью ты этим интересуешься. Найди проклятых и убеди их снять барьеры. Только так получится попасть в гробницы.
- Убедить? Как ты себе это представляешь?
Трейдттор пожал плечами, но понял, что Афина этого не увидела.
- Не знаю, - сказал он. – Может, у тебя получится настоять на своём, посветить бластером…
- Нет, нет! Так же нельзя.
- И что? Я тебя собираюсь штрафовать за это? – исследователь хихикнул. – В общем, я сказал всё, что мог. Теперь дело за тобой. Если совсем никак не получится, то тебе придётся ждать, пока я закончу с делами тут, получу пропуск на Нун, пропуск в Тетткет, прилечу из другой системы и разберусь с нашими друзьями сам. Выбирай.
Афина снова замолчала.
- Ну, думаю, выбор очевиден. До скорого, Афина.
- Спасибо. Пока.
Эпизод 8
ЛОВУШКА
«Можно бесконечно долго рассуждать о причинах трагедии Аллиньюса. На самом деле нам всем давно пора признать, что главная причина этой трагедии – отсутствие своевременной реакции со стороны международного сообщества, так что в некоторой степени в этом есть вина наша и наших родителей. Я буду откровенен, раз на то пошло. Но говорю я сейчас не как беженец в недалёком прошлом, а как новый председатель, и вот моя главная цель – строгий порядок…»
Речь мистера Нила Рейна
Выпуск телеканала Вавилон-24
17.13.1489
У соседей сверху шумел кондиционер, снизу вопили дети, где-то в правом крыле, через ещё два номера, кто-то громко ругался на другом языке. Среди этого шума человеческой жизнедеятельности Афина едва ли могла сосредоточиться на по-настоящему важных мыслях. Она думала: «Обратиться к «колдунам»? Он это серьёзно сказал или пошутил? Да если мы туда хоть ногой сунемся, эти… люди… эти халлиды сразу же отсекут нам головы. Я не могу подвергать студентов такой опасности. Но, с другой стороны…»
От мыслей её отвлёк громкий стук по косяку пластиковой двери. Афина подняла голову, соскочила с высокой кровати и выбежала в прихожую номера. На пороге стоял Орест, весь красный от полуденной жары. По лбу у него стекали капельки пота, а на серой майке осел белый солевой осадок.
- Что-то случилось? – спросила она.
Орест заглянул через плечо в её номер. Окна плотно зашторены, громыхает кондиционер, вода из него льётся в ведёрко под карнизом. Кровать застелена.
- У нас в комнате сломался этот, - он пощёлкал пальцами, вспоминая, - кондиционер. Тут невозможно без него сидеть. Может, мы у вас пока посидим?
Афина тоже оглянулась, как бы проверяя, всё ли у неё на месте.
- Ну, если совсем никак, то ладно… - медленно проговорила она. – А мастера вы вызвали?
- Ханна пошла к ресепшену.
- Она знает тетткетианский?
- А тут на другом не говорят, что ли? Ну, она знает транснациональный и свой родной.
Афина громко цокнула. И правда, на улице жара стояла невыносимая – стоило лучику солнца попасть на кожу, как это место начинало жечь, словно огнём.
- Они говорят только на тетткетианском, - строго сказала она. Афина отошла, чтобы пропустить Ореста внутрь. – Заходи пока, я скоро вернусь.
Афина мигом спустилась вниз по винтовой лестнице. В холле, около стойки регистрации, было гораздо прохладнее, чем на третьем этаже гостиницы. Здесь пахло средством для мытья полов, – это был резкий, неприятный запах искусственной свежести – под потолком висела липкая лента от назойливых насекомых, бормотал новостной канал о прогнозе погоды и об очередном периоде засухи на севере. Пол устелен белой потрескавшейся плиткой, на стенах – старые пожелтевшие обои с абстрактными геометрическими рисунками, которые раньше, казалось, были бледно-зелёными.
Смуглая женщина на ресепшене увлечённо читала сообщение, которое Ханна, привстав на цыпочки, показывала ей из переводчика. Афина деловито подошла к ним, легко оттолкнула студентку в сторону и сказала:
- Это вы администратор?
Женщина кивнула. Взгляд у неё превратился из заинтересованного в оценивающий.
- В тридцать четвертом номере сломался кондиционер. Есть ли возможность вызвать мастера?
- Сломался? – переспросила она. – Как так? Вам не выдали инструкцию пользования? Он не должен ломаться, мэм.
- Мои подопечные сказали, что сломался. Они наверняка умеют читать инструкцию… - Афина скосила взгляд на Ханну, снова насупившуюся. – В общем, если есть такая возможность, я бы хотела оставить заявку на ремонт.
Администратор полезла под стойку, достала из ящика калькулятор и начала считать. Клац-клац-клац. Стоило ей показать сумму, как настроения у Афины поубавилось.
- Как скажете, - понуро согласилась она. – Назовите номер, и вам переведут в течение дня. У меня, понимаете, нет доступа к собственному счёту сейчас.
- В течение дня? Мастер обычно просит оплату сразу, - возразила женщина. – Если я ему позвоню сейчас, что мне сказать? Он потребует аванс.
- Ну, скажите ему, что пусть приходит после оплаты. Едва ли нам придётся ждать сутки, так ведь?
Женщина прищурилась, и Афина поняла, что придётся.
- Ханна, сбегай за моим телефоном, - сказала она. – И побыстрее.
Ханна не ответила, но всё равно ушла. Зал остался пустым. Только насекомые кружили под потолком, и журналист что-то рассказывал по телевизору. Тишина, звенящая и успокаивающая – вот в такой обстановке следовало задавать вопросы про «колдунов». Афина подумала, как бы аккуратно подобраться к этой странной теме для разговора.
- Слушайте, - начала она издалека, - а у вас тут есть такие… скажем, люди, обладающие неординарными способностями? В городе. Ну в стране. Один мой друг посоветовал обратиться к ним, только вот я не знаю, где их искать.
- Что ещё за неординарные способности? – удивилась женщина. – Вы, может, не знаете этого слова? Скажите на своём языке, я пойму.
- Ну, скажем, я ищу неких… так называемых «колдунов».
Лицо администратора сначала отразило её полное недоверие, затем недоверие сменилось на непонимание, и только после в серых глазах женщины мелькнуло осознание. Мелькнуло, но сразу же превратилось в прежнее недоверие.
- Колдунов, - повторила она. – Вы ищите сепаратистов, так?
«Значит, сепаратисты. Как-то мирно звучит. Знала бы она, какого мнения об этих сепаратистах в Совбезе», - с усмешкой подумала Афина.
- Да, вы правы. Обыкновенный рабочий момент. Думаю, эти люди смогут помочь. Я клянусь вам, никаких облав и никаких арестов – не в моей компетенции. Вы дадите мне адрес?
- И по какой причине они вам понадобились?
- Говорю же, по рабочему моменту, я…
- Нет, мэм, назовите настоящую причину.
Афина нахмурилась. За всё время, проведённое за размышлениями, она не придумала ни одной весомой и правдоподобной причины, только такие – расплывчатые, непонятные, словно она ставила свои инфантильные нужды выше всяких понятий местных нравов. Тетткетианцы не сдают своих.
- Это настоящая причина, - соврала она. – Пожалуйста.
Женщина выдохнула. Она снова нагнулась, снова послышался скрежет ящика, шуршание бумаги, щелчок ручки. Афина удивилась, что в Тетткете, в безжизненной пустыне, использовали бумагу до сих пор.
- Это первый и последний раз, мэм, - серьёзно сказала администратор. – Если спросят, ни за что не говорите, кто вам дал адрес, хорошо?
- Не скажу. Спасибо большое.
На клочке бумажки значилось короткое: «Через первый закуток городского рынка направо, там вы должны будете пройти через арку». Афина быстро сунула записку в карман фирменных совбезовских шорт.
Пришла Ханна с её электронным мини-кошельком. Кошельки представляли собой особые устройства, через которые связаться можно было разве что с секретарём банка при открытой линии, а ещё они имели доступ к интернету. Большинство людей предпочитали пользоваться приложениями банка с телефона, но у электронных кошельков был один существенный плюс – устройства выпускались персонально по заказу банка со специальной защитой от взлома, так что обладание таким кошельком гарантировало владельцу сохранность его денежных средств на счету. Ещё с устройства открывался доступ к оплате налогов, к оформлению виз и пропусков, к персональной айди-карте, к реквизитам за коммунальные услуги и прочее, прочее. И всё это под надёжной защитой! Именно это утверждали лозунги каждой компании, выпускающей электронные кошельки.
Ханна бегло сунула Афине в руку устройство и встала рядом, подёргивая свой высокий хвост. Афина ввела замудрённый пароль, открыла главную страничку и внимательно посмотрела на номер счёта гостиницы. Это был персональный номер.
Выходит, за дружеский совет придётся оставить чаевые. «Дайте-ка я угадаю, чей это номер! Трейдттор, сукин ты сын», - подумала она.
Городской рынок в Сатме ночью превращался в самое оживлённое место столицы. Здесь можно было найти всё: свежая выпечка, ароматные пряности, цветастые платки, сувениры, одежда, даже книги и некоторые контрабандные товары. Протяжённостью в несколько улиц и в четыре дома шириной, рынок находился в самом центре и разделял город на две части, где севернее обитали туристы, а на юге друг на друге теснились местные. Первые ворота выходили на восток, знаменующие вход, а выход располагался ровно на западе, символизируя цикл зари и заката.
Пестрели палатки, высились навесы, от количества вкусностей и полезностей ломились прилавки. Всюду слышались голоса, сотни голосов, и все – разные. Зазывающие, обсуждающие, вопрошающие; просили скидку, завышали цену, торговались и придирчиво выбирали. Пахло специями с юга, свежими сочными фруктами и овощами из громадных корзин, шерстью и обработанной кожей; дальше, под навесами с кондиционерами, выкладывали сушёную и вяленую рыбу, рыбу холодного копчения, мясо, свёрнутое и перевязанное верёвками висело под карнизами. Продавали сладости, приторные и натуральные, те, которые делали из местных фиников и такие, которые привозились с южных конфетных фабрик.
И… алкоголь. Афина многое слышала о местной культуре питья, но пробовать не рисковала – говорили, что никакой приезжий не сможет и глотка осилить. Эта мысль останавливала её лишь до некоторых пор. Сейчас, когда сердце требовало решимости, а колени вопреки ему дрожали, Афина чувствовала себя обязанной хотя бы попробовать. Для смелости.
Протиснувшись сквозь толпу с ног до головы замотанных людей, она оказалась около лавки с пёстрыми бутылками. Коричневое стекло, зелёное, красное, прозрачное, чёрное – от разнообразия разбегались глаза. Пузатый мужчина возился с кассой, а за спиной его до самого потолка высился стеллаж бутылок. Афина сосредоточилась на надписях, но обнаружила, что из всех тетткетианских слов не могла узнать ни одного.
«Да, вот это развитие, - подумала она, - вместо перехода на безналичную оплату продолжать делать алкоголь. Здесь везде так? Прошло семь лет, и ничего не изменилось…»
События семилетней давности, по иронии судьбы, связанные с алкогольными лавками на этом же самом рынке, отозвались в её сердце колючей болью. Афина предпочитала не вспоминать об этом. Здесь, в пустыне, где глазу не за что было зацепиться, мысли нехотя возвращались к одним и тем же эпизодам из памяти. Тоска, скука и грусть одолевали её.
Афина встряхнула головой, прогоняя назойливые воспоминания. «Я могу позволить завладеть своим сердцем, но никогда не отдам разум», - подумала она, и тревога развеялась. Она сосредоточилась на выборе бутылок.
- Ищите что-то? – спросил мужчина за прилавком.
- А-а? Да, выбираю, что менее крепкое, - сказала она. – Знаете, я многое слышала о том, какой здесь крепкий делается коньяк, и мне хотелось бы попробовать…
- Так вы северянка? Ну, да, туристам мы обычно предлагаем дегустацию, - согласился мужичок, - а то покупатель может остаться недовольным. Что будете?
- А что вы можете посоветовать?
- Посоветовать…
Продавец обернулся, критично разглядывая свои алкогольные ряды. Он что-то бормотал себе под нос, разглядывал этикетки, перебирал одну бутылку за другой. Свой выбор он остановил на красной, где Афина мельком прочитала «аль-кали». Да ладно!
- Вот, смотрите, дамочка, - он протянул вытянутую бутылку ей, - это коньяк по-вашему. Не такой крепкий, чтобы, как говориться, свалить верблюда с ног. Но пойдёт. У него утончённый вкус, яркий аромат. В общем, как вы любите.
«Да, как мы любим, - недовольно подумала Афина, подавив в себе желание сморщиться, - мы же так сильно отличаемся друг от друга, живя по ту сторону берега моря».
- Спасибо, - ответила она. – Дадите попробовать?
- Один момент, дамочка.
Пока мужичок возился со стаканчиками, такими же разноцветными, Афина нехотя оценивала про себя его вид. Смуглый, почти чёрный, с густой бородой и блестящими при свете ламп волосами. Лицо его было круглым, глазки – мелкими, глубокими и чёрными, словно зрачки сливались с радужкой. Сама Афина на его фоне выглядела нелепо.
Мужичок сцедил несколько миллиметров на дно стаканчика, протянул его Афине и улыбнулся. Его толстые пальцы невзначай коснулись её кистей, задерживаясь там дольше, чем следовало бы. Она сделала глоток – решительный, как и её твёрдые намерения на сегодняшнюю ночь.
Тёплая жидкость обожгла горло. Сладкий, неимоверно приторный коньяк щекотал язык, словно тяжёлая монетка во рту. Осадка после не оставалось, разве что пёстрые впечатления в подкорке мозга и лёгкое головокружение сопровождали ещё несколько секунд. У Афина перед глазами всё накренилось, но, стоило сконцентрироваться, как лавка вернулась в прежнее положение.
С сенсорным чувством ощущения обострялись до предела. Липкое лицо продавца, гул толпы за спиной, трещание лампочек, звон бутылок, цокот ботинок о камень, шуршание многослойной одежды. Мириады запахов пряностей окружали её, тысячи и тысячи голосов жужжали над ухом. Но в один момент все звуки и запахи переросли в настоящее сумасшествие. Вместо цокота – удары кувалды, вместо гула – звон проезжающего мимо монорельса, вместо голосов – громкий шёпот, забирающийся в уши. Ароматы специй душили, в горле встал ком, перед глазами словно расстелили белую пелену.
А потом всё разом стихло. Словно оглушённая, Афина стояла на месте, прислушиваясь к ощущениям – ничего.
Раздался громкий смех, надрывистый, резкий, и пронзительный голос вещал:
- Смелый поступок, соплячка. Когда мне было столько же, сколько тебе сейчас, этот коньяк только начал появляться в Тетткете… Славные времена. Тогда я могла пить его литрами и совсем не пьянеть. Но посмотри на себя! Разве такое годится?
«Нет, нет, нет, - волосы на затылке встали дыбом, лицо обожгло жаром открытого пламени, - убирайся, уходи! Ты можешь завладеть моим сердцем, но никогда не получишь мой разум, ты…»
- Да, да. Можешь оставить мозги себе, соплячка, - из насмешливого голос превратился в холодный, как сталь, - мне такое никчёмное подношение не пригодится. Знаешь, на самом деле человеческая душа хранится не в голове…
Афина почувствовала, как её тело обволакивает нечто горячее и одновременно ледяное. Нечто, похожее на слизь, нечто, что жгло ударами плети по голой коже. Руки собрались под рёбра, и она взвизгнула, стоило им коснуться сердца в груди. Тук-тук-тук. Маленький моторчик качал кровь и нёс в себе всю тоску. Раздави его, и она исчезнет.
- …а прямо тут. Понимаешь, о чём я? – голос стал шёпотом, горячее дыхание ласкало кончики ушей. Это было похоже на контрастный душ рано утром. Приятно, расслабляюще, бодряще. – Нет смысла в этих ваших заклинаниях на охрану разума от Зла. Мне даже не нужно стараться, чтобы завладеть тобой сейчас.
«Никогда! Иначе я… - она почувствовала, как вокруг горла сворачивается жгут, - я-я…»
- Что ты сделаешь? А-а? Что? Применишь какую-нибудь нейтрализующую технику? Думаешь, тебя это спасёт? – в пустоте эхом прокатился смех. – Похоже, у мисс Мэнс недостаточно квалификации, чтобы блеснуть своими умениями. Не зазнавайтесь.
Вдруг Афина вспомнила про наушник в ухе. Про часть гарнитуры, которую она взяла с собой, чтобы связаться с Трейдттором в экстренном случае. Шевельнуться у неё не вышло бы, однако открыть рот и назвать цифры для установки соединения она всё ещё могла.
«Два-три-пять-четырнадцать, - мысль сбивалась, голова шла кругом, - пятьдесят шесть, девятнадцать… мистер Трейдттор, ну же, возьмите трубку!»
- Нет, нет, - руки коснулись головы, осторожно вытаскивая наушник, как только пошли гудки, - мистер здесь не нужен. Он только помешает, понимаешь? Пусть мистер исследователь занимается исследованиями, а не спасением принцессы в беде.
«Я? Какая я тебе принцесса в беде, а? Молчи, молчи! Прочь из моей головы! Если он мне ответит, ты исчезнешь обратно – поэтому тебе не хочется, чтобы он отвечал!»
- Дело не в этом. Ты не знаешь, на чьей он стороне.
«Трейдттор мой друг, он бы не стал…»
- О, поверь мне, он бы стал.
Видение оборвалось. Афина отпрянула от прилавка, стеклянный стакан упал на пол и с грохотом разбился, привлекая внимание прохожих, но лишь на долю секунды. Минуло мгновение, и всё вернулось на круги своя. Стоял гул голосов, пахли специи и сладости, слышался топот, зазывания, торги, звон бутылок, треск лампочек. Это для Афины секунды тянулись долго и мучительно; в реальности же прошло совсем немного времени.
- Простите, я… - она засуетилась, переминаясь с ноги на ногу, разглядывая осколки на земле, - я просто…. Мне что-то привиделось, и он как-то выпал из рук, я случайно!
Мужичок смотрел на неё сурово. Словно из глаз его исчезла вся доброжелательность, исчезло гостеприимство. Он глядел на Афину как на самого злейшего врага.
- Вы будете брать? – только и сказал он.
- Да. Я верну вам деньги за стакан, вы только скажите, сколько.
- Двадцать восемь реалов. За бутылку – сто сорок шесть.
Рассчитавшись с мужичком, она поспешила скрыться в толпе. Натянула на голову платок, запахнула накидку, прижала сумку к себе поближе и зашагала в сторону переулка. Афина точно не знала, как туда добраться, но надеялась, что угадает маршрут по такому короткому описанию.
Она двинулась через толпу. Ничего не видно, словно приходилось пробираться сквозь плотно задёрнутые шторы из тяжёлой, толстой ткани. На рынке было так многолюдно, особенно на центральной его улице, что едва ли одна нога успевала коснуться земли, как на пятки уже наступали сзади. Шум, гул, гомон, и всё это одновременно. От сенсорной нагрузки у Афины начинало трещать в висках. Душно, жарко, тесно. После глотка крепкого ориентироваться и выглядывать нужные повороты стало ещё тяжелее.
Но тетткетианцы прекрасно ощущали себя вреди своих же. Они могли отличить соседку в любой одежде, будь она в полностью покрывающей голову шали или повязке на лицо. Они могли протиснуться сквозь рынок за считанные минуты по заученным маршрутам и выйти с востока на запад. Они могли пробежать его, сколько бы людей ни шло навстречу или по пути, сколько бы шума не было вокруг. Они могли передвигаться бесшумно, как песок, быстро, как ветер и легко, как падающие солнечные лучи.
Поэтому Афина, сосредоточенная на поиске поворота, не заметила за собой следа. Успела опомниться она только в момент, когда на голову надели плотный чёрный мешок, а чьи-то крепкие руки подхватили её под грудь и потащили прочь. Воздух как-то резко исчез.
Эпизод 9
СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ
«По приведённым отчётам Вавилонского отделения Интерпола, сейчас в Тетткете царит дружелюбная атмосфера для приезжих и местных, а уровень преступности падает с каждым годом всё стремительней. Мы надеемся, что, благодаря работающей программе просвещения для тетткетианцев и тесного сотрудничества Совета безопасности с местным региональным и планетарным управлениями, поставленных целей, таких как облагораживание территории, достижение среднего уровня безопасности, обеспечение необходимыми технологиями, мы достигнем в ближайшие тридцать лет. Более того…»
Старая речь мистера Вильяма Бонда
Выпуск телеканала Вавилон-24
17.13.1489
Это ощущение повисло в воздухе. Напряжение, нарастающее с каждым мгновением. Чувство, словно что-то важное приближается, дышит в затылок; что-то, чего Афина не хотела бы знать. Никогда. Но иногда и молитвы бесцельны.
- В самом деле Афина Мэнс?
- Да. Её сложно перепутать с кем-то. Это лицо я видел на всех ориентировках… как там пишут? «Грубые черты лица, стрижка под единицу, волосы густые, чёрные. Большие жёлтые глаза и характерные точки. Нос прямой и острый».
- Ну, похожа. Хотя обычно генетерийки не носят коротких стрижек.
- Брат, ты шутишь? Это Афина Мэнс, говорю тебе. Та тётка из гостиницы сказала, что отправила её на рынок, якобы к волшебникам. Ошибки быть не может. Или ты видел местных без волос?
- Не видел.
- Напрашивается вывод.
- Но-но, погоди-ка. А что, если это приманка? Вдруг за нами уже отправили интерполовских головорезов?
- Головорезов из Интерпола? Не смеши меня! У них уже столько лет не водится нормального руководства, что ни о каких головорезах не может и речи идти.
- А телохранители? Думаешь, старик Нестор отпустил бы её одну?
- Хочешь сказать, не отпустил бы?
- Ну да.
- Не городи чепухи, брат. Она же взрослая девушка. Уже не шестнадцать лет, да и не по имиджу сотрудникам Совбеза разгуливать в безопасном государстве с охраной. Как их там называют… ксе…
- Ксенофобы?
- В точку, брат. Ну ты и зануда, конечно, такие слова знаешь.
Парень шикнул. Второй стал говорить тише.
- Как думаешь, этот тип заплатит выкуп? Он всё же не дурак. Мошенники все такие. Да я и не припоминаю, чтобы стало с них водиться со всякими… террористами.
- Да кто его знает. Может, заплатит, а может, не заплатит. Это уже не наше дело, деньги-то в кармане.
Он шлёпнул себя по штанам, бумажки по бокам зашуршали. Афина подумала: «Много».
- Да, брат, ты прав. Ну, если не заплатит, то плакал наш Нестор Мэнс. Вот и всё. Хотя есть и другой вариант. Могут поднять шум, привести сюда интерполовцев, и тогда это всем аукнется… рискованный ход для наших. Да ещё и по чужой просьбе! Так просто их засечь и убрать.
- Не нам судить.
- Но это правда.
- На нашей стороне Сехмет. В отличие от Фортуны, она никогда не оставит своих избранных в беде.
- Ой, скажешь тоже… Тебе мама не рассказывала легенды о ней, что ли? Во всяких там мифах она не очень и дружелюбная даже по отношению к своему народу.
- Тише! Не говори так, брат. А вдруг она услышит?
- Услышит? Мёртвые не могу слышать!
- А с чего ты взял, что она мертва? Гробницы просто так охраняются?
- Это наследие народа, вот и охраняются.
- Не нуди, а.
Афина чувствовала только боль. Боль в голове, в руках, в шее, в ногах. Боль сковала похуже самых крепких цепей и мешала шевельнуться. Стоило сделать хотя бы малейшие движение, как голову пронзал стук, словно удар молота, а шею сжимал тонкий, режущий жгут. Боль, и ничего больше.
Она попыталась активировать сенсорное чувство. Не вышло. Лишь голова трещала, как упавший с крыши арбуз, трещала так, будто грозилась разойтись по швам. Она хотела запустить слабую лечебную технику, чтобы распознать повреждения тела, но и этот процесс быстро оборвался.
«Нейтрализующая печать? С каких пор халлиды заделались в избранные? – думала Афина, пуская на пол слюни. – Или не она… не чувствую ничего ни на плечах, ни на лопатках. Но даже если печать, то им пришлось постараться, чтобы найти кого-то, чья техника сдержала бы все мои».
Дёрнулись пальцы. Судорога свела затёкшие руки, перевязанные канатом за спиной, мышцы спины напряглись; в животе теплилась тревога и липкий, неприятный страх. Такого Афина ещё не ощущала, и это пугало её даже сильнее безвыходного положения. Чтобы не занимать разум бесполезными эмоциями, она продолжала думать:
«Ладно, начнём издалека… Любая техника основывается на использовании мнимой энергии, в простонародье – энергии души. Для создания печати нужен, во-первых, избранный… ладно, проклятые Сехмет тоже подойдут, иначе техника слетит сразу же. У обычного человека не хватит сил. Во-вторых, нужно владеть особым уровнем квалификации, потому что техники печатей относятся аж ко второму. Итак, местные оккультисты нашли техника, кто прошёл обучение за рубежом, поскольку в Тетткете вряд ли такому учат, им не до того… Из вариантов только клан Чаттра и Община. У нас есть дезертиры? Более того, техник не лыком шит. Если это действительно нейтрализующая печать, то, скорее всего, его обучали в церкви Праджан Кшамты. Эти шарлатаны всех берут на стажировку».
Ещё одна судорога, в бедре. Афина дёрнулась, и следом за движением последовала страшная, сковывающая боль. Она до капелек крови прикусила губу, лишь бы не издавать звуков и не привлекать внимания. Кто знает, что на уме у тех «братьев», которые её утащили… вот сюда. На холодный пол в совершенно тёмном помещении.
«Хорошо, на плечах и лопатках ничего нет, - продолжала она про себя, - а вот ниже… ниже не чувствую. Парализовало, что ли… да нет, никто бы не стал ставить печати ниже живота, особенно если техник опытный. Значит, на ладонях? Ещё бы я могла пошевелить руками…»
К её удивлению, печать действительно оказалась на тыльной стороне ладони. С таким Афина ещё не сталкивалась – обычно их ставили на внутренней, чтобы руку можно было сжать и активировать ток энергии по телу, который приводил бы заложенную в печать технику в действие. Но с тыльной стороны её, вероятно, контролировали со стороны, подобно тому, как кукловод дёргал за ниточки и двигал кукол по сцене. Значит, это какая-то особая форма? А что за рисунок?
«Вот это я вряд ли узнаю, - заключила Афина, - тут ничего не видно. И руки мои за спиной. Тогда придётся оценивать свои силы вслепую… так, скажем, если это нейтрализующая печать, то она остановит ток энергии носителя. Но если она имеет другой характер, то этого не произойдёт, а такой расклад сильно усложнит мне задачу».
Афина пошла самым простым путём – попыталась активировать щит, асфалеас, врождённую особенность. Для этого не требовалось много теоретических знаний, как, например, для сенсорной техники; всевозможные врождённые особенности были словно высечены в мозгу. Стоило только подтолкнуть носителя, и у того всё получалось. Как правило.
Ток энергии прошёлся от головы до пят, согрел под кожей, взбудоражил сердце. Но стоило предпринять попытку активировать абсолютную защиту, как техника слетела. Аннулировалась. Ток прекратился, всё застыло, а в голове снова затрещала гадкая боль. Ничего не вышло.
«Значит, другой вид, - решила Афина, - но какой? Не припомню техник, которые использовались бы вот так. Это скорее похоже на гало, эту нудную штуку, которое нейтрализует уже активированное, но и активировать оно не позволяет. А это… что же…»
И сейчас, когда ниточка слюны оборвалась, её пронзило осознание. Липкая тревога развеялась, страх отступил. Это был миг прозрения, когда все чувства отступают на задний план и теряют смысл; миг прозрения, когда больше ничего, кроме единственной мысли не имеет значения.
Это была её собственная техника. И существовал лишь один человек, кто владел ею помимо Афины. Человек, ради которого она пошла на такой крупный фарс, человек, бесследно исчезнувший, человек, который канул в лету так рано и так неожиданно, что Афина до сих пор не могла отделаться от навязчивых снов каждую ночь. Человек, чьё присутствие в Тетткете ощущалось в воздухе, среди песчинок и завывающего ветра.
- Халлиды скоро придут. Будь готов, если что. Надо будет свинтить отсюда побыстрее.
- Да уж. Не хотел бы я с ними пересекаться, брат.
Послышалось шуршание одежд. Топот, стук обуви по полу, шум тихих голосов. Шёпот, шёпот, шёпот… И снова это ощущение – липкий страх, противная тревога, которая разливалась внутри, от которой всё в животе немело. Собственный стук сердца оглушал. Оглушал до тех пор, пока она сквозь режущий уши шум не услышала знакомый голос:
- Свободны.
Это было многим больнее, чем действие печати.
Когда печать ослабла, на смену боли в конечностях и в голове пришла ломота в костях. Такое обычно случалось после каждой печати, по большей части из-за резкого возобновления тока энергии по телу и прочих факторов, отличающих организм избранных от обычных людей. Поэтому лучше чувствовать себя Афина не стала. Она стояла на своих двух, но покачивалась, а руки её не слушались. Гарнитуру отобрали братья с мешками в руках, туда же отправилась её бутылка и электронный кошелёк.
Нут снова стояла перед ней. Вся в камуфляже, статная и величественная, она нисколько не изменилась. Только глаз её больше Афина не видела. Глаза скрывала тень сероватого тюрбана с характерным красным узором.
- И правда, самая настоящая Афина Мэнс, - равнодушно сказала она, наклонив голову. – Вы так изменились, мисс. Или мне звать вас миссис? Как жаль, что я больше не увижу ваших густых чёрных локонов.
- Мисс. Мисс Мэнс. В отличие от тебя, Нут, я умею держать обещания.
- Не понимаю, о чём вы, мисс Мэнс. Проясните мне позже, когда мы доберёмся до места назначения. Идёт?
Сталь в чужом голосе резала Афине по сердцу. Она хорошо знала это чувство. Ощущение виснет в воздухе… словно все вокруг, такие же закутанные в светлую военную форму сопровождающие, знают. Они знают!
- Идёт.
Пока они шли, Афина, волоча ноги по песку, предавалась воспоминаниям. Вереница событий пронеслась в её голове. Это было так давно, целых семь лет назад, но казалось, что ей по-прежнему шестнадцать.
Эпизод 10
1482
«В рамках просветительской миссии Совет Безопасности в тандеме с Общиной, религиозной организацией, отправил в Тетткет совместно собранную делегацию специалистов… по просветительской деятельности. И мы искренне надеемся, что поставленная задача будет осуществлена в кратчайшие сроки. Шаг Тетткета навстречу человечеству – шаг для всех нас к созданию единой человеческой цивилизации…»
Речь мистера Вильяма Бонда
Сатия Интерспейс ТВ
12.12.1482
Впервые Нестор Мэнс и его единственная дочь, Афина, оказались в Тетткете в рядах руководства просветительской экспедиции. Вообще, всякие тетткетианские миссии, связанные с исследованиями, реставрациями, поисками и другими проектами на самом деле осуществлялись вот как: когда учреждали состав группы, половину сотрудников составляли сотрудники Интерпола с отдельными конкретными заданиями, которые касались отнюдь не просвещения. Такие трюки нужно было проворачивать тайком от членов альянса. В ином случае та их часть, ратующая за господство в Тетткете внешних сил, рисковала нарваться на неудобные претензии. Это понимали все, но озвучивать вслух не решались.
Афину такой расклад мало волновал. В голове её нашлось место лишь мыслям о доме и Лине, который ждал там, на другой планете в филиале школы при Общине. Она училась в интернате вдали от родного дома, на планете Дхаммавичая. В Генетейре от наследницы не нужны были проблемы.
- Афина, это твой шанс получить третий уровень, - сказал ей Нестор, пока они скучали на борту корабля, - другого уже не будет. Твоё поведение… портит всякую репутацию фамилии Мэнс. Понимаешь? Я не хочу, чтобы ты вела себя вот так.
Вскочив с дивана, Афина метнулась к отцу. Свет звезды палил в спину сквозь панорамные окна высотой в несколько человеческих фигур, и пышные чёрные волосы её походили на губку.
- Как «вот так»? – воскликнула она. – Это ты сплавил меня в эту дыру! Почему мне нужно жить так далеко от дома?
- Афина, - терпеливо повторил он, - это вынужденная мера. Если за мной вдруг придут в Генетейре, они заберут и тебя. Мы просто не хотим подвергать тебя опасности.
- Опасности? От кого ты защищаешься? Я только и слышу, как о безопасности! – Афина злостно топнула ногой. – Безопасность, безопасность… неужели ты думаешь, что там, на Дхаммавичая, безопаснее, чем дома?
- Так и есть. Ты поймёшь меня, когда сама заведёшь детей. Это сложно объяснить.
Возрастные морщины Нестора натянулись от вымученной улыбки. Он смотрел на дочь с жалостью, но Афина в этом взгляде видела лишь пренебрежение и нежелание терпеть её рядом.
- И, пожалуйста, - продолжил мистер Мэнс, - впредь следи за своими словами. И за действиями тоже. На тебе лежит большая ответственность и всё будущее Общины. Не подведи нас. Это твой долг. Слышишь?
- Слышу.
Афина поникла, плечи её опустились. Космический корабль совершал свою остановку на одной из орбитальных станций, в этот раз – на орбите Холбена. До Нун оставалось лететь не больше пары часов по системному времени. Всё, о чём могла думать Афина в это время – песчаные дюны Тетткета, которые она видела только на картинках, Лин, очевидно, скучающий без неё и интернат на Дхаммавичая посреди тропического леса. Но Лин не отвечал на сообщения. Она не могла отделаться от мысли, что, пока её не будет в интернате, он обязательно найдёт себе кого-нибудь получше.
Лёжа в своей каюте, Афина крутила в руках гарнитуру. Мигала синим кнопка запуска, из наушника голос вещал рекламу.
- Двадцать три, восемьдесят семь, сто шестьдесят пять, - сказала она в микрофон, - э-э… семь. Лин, ну же, ответь!
- В настоящее время мастер Лин Канарис недоступен. Попробуйте перезвонить позже.
- Двадцать три, восемьдесят семь, сто шестьдесят пять и семь. Соедините с абонентом Лином Канарисом!
- В настоящее время мастер Лин Канарис недоступен. Попробуйте перезвонить позже, - автоответчик был непреклонен. – Пожалуйста, не выключайте устройство во время проигрывания рекламы. ДельтаТекКомпани благодарит абонента Афину Мэнс за пользование нашей продукцией! Ищите новых впечатлений? Аттрашан Энтертеймент Парк на Манораджан – развлекательный центр для всей семьи! Вашему вниманию представлены…
Рассердившись, она швырнула гарнитуру в стену. Наушники не разбились, но голос стих, и каюта погрузилась в тишину. Только шумели двигатели в левом крыле спейслайнера.
Дюны встретили иноземцев неприветливой тишиной. В полдень пот на коже испарялся, едва ли успевая скатываться по лбу вниз и капать с подбородка на песок. Невыносимый зной в продолжительное сухое лето раскрыл свои объятия, впуская приезжих в свои недра – в Сатм. В городе стояла могильная тишина.
Афина смахнула в щеки капельку влаги. Сейчас она понимала, почему древние тетткетианцы из мифов свято верили во всяких божеств воды – здесь такой драгоценности было не в избытке, как в раскидистых лесах на Дхаммавичайе, где ливни шли каждый день, а солнце выходило на короткие деньки.
Пышные волосы собраны в пучок, от солнца её укрывала широкополая шляпа и тонкий слой открытой одежды. Кожу жгло.
Дорога из космопорта на Нун до столицы показалась ей мучительной. В вагоне монорельса играла глупая местная музыка с позвякиваниями и покрикиваниями, подвываниями и прочими «ваниями», повсюду толпились разговорчивые сотрудники Совета безопасности в фирменной летней форме, а сверху вниз пристально глядел отец.
Лин не отвечал на звонки и до сих пор не перезвонил. Это расстраивало её сильнее, чем местная сухая жара.
В Сатме их встретил новый мэр города вместе с чиновниками. Все они, белые люди, отличались от представлений Афины о местной власти. Тетткетианцы в ста процентах случаях рождались с тёмной кожей, никаких оливковых или аристократично-бледных оттенков. По мэрии ей сразу стало ясно, откуда «растут уши». Вот она, демократия! Афина скупо улыбнулась им.
До гостиницы они шли пешком – внутри города общественного транспорта не водилось. Несмотря на гордое звание столицы, Сатм едва ли дотягивал до звания деревни, какие строились на Дхаммавичайе. Там, на планете тропических лесов, любая деревушка позволяла жителям пользоваться всеми современными благами человечества; в Сатме Афина за полчаса прогулки по улицам не встретила ни одной яркой вывески, только однотипные каменные дома. Древние, как сам город, хрупкие и лёгкие, как песок.
После размещения на месте Афина хотела упросить отца отправиться на прогулку к пляжу – в туристическом квартале связь ловила очень плохо, и она посчитала, что у берега будет лучше, – но Нестор ответил, что у них нет времени прохлаждаться.
- У нас нет времени? А куда мы торопимся? Я думала, мы в Тетткете надолго, это же просветительская программа…
Нестор глубоко вдохнул, выдохнул и положил сухие руки ей на голые плечи. Горячо, промелькнуло у неё в голове.
- Послушай, - сказал он, - ты права. Но есть и другие дела здесь. Ты же понимаешь, о чём я?
- Нет, не понимаю.
- Я не избранный, Афина. Но ты – да. Благословение Фортуны коснулось тебя, и твоё рождение принесло фамилии Мэнс счастье, как завещала Ларенция. Поэтому… на самом деле, я здесь по другим делам. И ты – тоже. У нас несколько иная задача, нежели чем у других экспедиторов.
- Ну, какая?
Нестор пожевал нижнюю губу, растеряно глядя в глаза напротив.
- Нам нужно… в частности, тебе, конечно… скажем так, с помощью сенсорного чувства отыскать место захоронения Сехмет. Если мы найдём его, то сможем наверняка сказать, была ли эта она исторической личностью, или же нет. Вот и всё.
Афина не выглядела убеждённой. Она смотрела в ответ, пыталась понять, правду ли говорит отец.
- И чем это отличается от задачи других экспедиторов? Разве они не делают то же самое? – сказала она. – Мне вот казалось, что искать чьи-то там захоронения – очень простая работёнка, никакие сенсорные чувства для этого не нужны. Ну, они же не кусаются.
Нестор повёл плечами. Правда, когда её обдумываешь наедине с собой, бывает очень неприятной.
- Это всё не так легко. Одно дело – просветительская миссия, другое… Тебе лучше не задавать таких вопросов мне. Я делаю свою работу, и ты должна делать то же самое, - отвлечённо сказал он.
- Отлично! Ты притащил меня в эту глушь ради бестолкового занятия! Я даже не считаю, что должна этим заниматься. Вы эксплуатируете мои способности, вот что!
- Не глушь. Нун – твоя родина, выбирай выражения, Афина.
- Не нуди, старик, - он сощурила жёлтые глаза. Жёлтые, как лимон.
Нестор нахмурился.
- Афина. Повторяю в последний раз – выбирай выражения, - медленно проговорил он, - особенно когда говоришь с отцом.
- А не то что?
- А не то третий уровень ты не получишь. И останешься работать в филиале на Дхаммавичая уборщицей. А я не шучу.
Афина, вопреки его словам, расхохоталась.
- Правда? Ты никогда так не поступишь со своей единственной надеждой, - ответила она. – Кто тогда будет спасать вас из ямы? Кто? Не-избранные? Обычные люди, которых сейчас пруд пруди? Посмотри на Сигаласов – каково им приходится, имея единственного избранного за такой огромный промежуток времени? Их щемят и не уважают все. И мы не стали исключением. Это лучше тебе выбирать выражения, старик, иначе ты действительно узнаешь, каково быть обычным человеком!
Губы Нестора сжались в тонкую полоску, но он ничего не ответил, хотя и знал, что Афина ждала слов. Он отвернулся от дочери.
- Начни сегодня же. Сначала осмотри город, закончить лучше до заката. Местные активны только ночью.
- И ты даже не приставишь ко мне охрану?
- Ты считаешь себя взрослой и самостоятельной, Афина. Я даю тебе возможность проявить свою самостоятельность. Ты же хочешь вернуться в Афилантес, да?
С этими словами он ушёл прочь, а Афина осталась стоять одна посреди улицы. В гостиничном квартале ещё было пусто. Торчали две высотки у берега, несколько маленьких зданий в три-четыре этажа, пара павильонов, и везде стояла оглушающая тишина. Так тихо, что шуршание шагов Нестора доносилось до тех пор, пока он не скрылся за дверью номера. Афина почувствовала себя расстроенной.
- Вот и иди! – крикнула она. – Тебе репутация важнее меня, да? Но ничего! – и добавила, бормоча: - Если так лень что-то решать, пойду одна. Не в первый раз.
После активации техники Сатм предстал под веками чёрно-белой картинкой. Используя такой метод визуализации «для чайников», как его называли в школе на жаргоне, определить объекты с избытком мнимой энергии на площади было проще, чем перебирать их «вручную». Для второго метода требовалась более качественная подготовка, чуть больше усилий и чуть более мощная концентрация на ощущениях. Но и метод для чайников обладал своими преимуществами.
Выражаясь понятным языком, было сказано в новомодном учебнике, - чёрно-белое представление и выявление на его фоне цветных объектов во многом подходит для новичков. Чтобы использовать его, технику обязательно нужно закрыть глаза; затем техник активирует сенсорное чувство, определяет площадь сканируемой территории, после – если на площади в самом деле присутствуют объекты с избытком мнимой энергии, техника на карте покажет, где они находятся, и техник примерно сможет определить расстояние до объекта. Если же на площади не присутствуют такие объекты, изображение останется чёрно-белым. Как правило, интервал между активацией и обнаружением составляет не более одной-двух секунд, поэтому верным будет утверждение…
Поток мыслей Афины оборвался. Она сразу же забыла текст заученного параграфа, потому что там, под глазами, что-то засветилось красным. Засветилось так, что техника вместе с индикацией подарила ей интерпретацию эффекта давящей энергии, и вся она пришлась на глаза. Афина дёрнулась, потёрла рукой веки, огляделась.
До цели нужно было пройти трёх сотен метров. Но на этом расстоянии стояли гостиницы, никаких таинственных древних построек там никогда не обнаруживали. Даже под землёй. Если это не след от печати и не тело Сехмет, то что? Человек?
«Бред, всех проклятых давно выгнали отсюда. Никто, конечно, не отрицал, что могут родиться новые, но а всё же… надзор работает каждый день, да? Ну, стану я верить этим сказкам!» - подумала Афина.
Около гостиницы она поначалу никого не нашла. По периметру всего здания единственным, что она заметила, стали несколько чахлых клумб и крыльцо с широкой крышей. Никого. Тетткетианцы спали, в зной никто на улицу не высовывался. Тогда Афина активировала технику заново. Чёрно-белое поле, поменьше на этот раз, секунда интервала, и вот оно! Сзади!
Щит растянулся вокруг тела за долю секунды, Афина резким движением вынула из набедренной кобуры короткий клинок и круто развернулась. Взмах, боевая стойка, остриё лезвия у подбородка противника. Ни шагу вперёд.
- И что это?
Объектом и избытком мнимой энергии оказалась самая обычная девушка. Смуглая тетткетианка, она стояла со вздёрнутой головой и лениво разглядывала Афину своими глазами. Красными.
- Самооборона! – сказала она. – Что ты здесь делаешь?
- Поливаю цветы, - девушка взглядом указала на пластиковую синюю лейку в руках. – Видишь клумбы? Их надо поливать пять раз в день, чтобы цветы не высохли. Пропустишь хотя бы один раз, и красоты больше не будет.
- Серьёзно? Ты сейчас серьёзно? Какие ещё цветы?
- Ну, вьюнки…
- Ты проклятая! – крикнула Афина. – Вас должны были выгнать ещё лет шестнадцать назад! Не всех, но большую часть так точно!
Девушка закатила глаза.
- Видишь ли, мэм, это прошло мимо меня. Подумай сама – какой родитель согласится сдать своего ребёнка? Какой сосед согласится сдать своего соседа? Здесь так не поступают – мы не подставляем друг друга, как северяне.
От этих слов злость Афины только возросла. Значит, такого она о ней мнения?
- Да кто тебе вообще сказал, что на севере так поступают?
Девушка пожала плечами.
- Видела только что. Мистер Мэнс оставил свою дочь разбираться с проблемами самостоятельно, зная, что в Тетткете её схватят сразу, лишь дай повод… Или глаза меня обманули?
Зубы скрипнули, Афина сделала шаг вперёд. Лезвие едва ли не оставило кровавый надрез на подбородке проклятой, но и та оказалась не промах – ловко выкрутилась, когда она отвлеклась, прыгнула за спину… Афина почувствовала, как крепкая рука сомкнулась на её шее.
Тело девушки, горячее, прижималось сзади. Она сделала ещё пару шагов назад, чтобы упереться в прохладную стену здания и оказаться в тени. Шляпа слетела на пол, губы коснулись чужого уха, проклятая прошептала:
- Смотри, мэм – я могу задушить тебя одной рукой, пока ты со своим багажом знаний и холодным оружием едва ли покалечила меня. Понимаешь? В пустыне выходцы из Общины не могут ничего противопоставить нам.
Это было… странно. Афина не обратила внимания на её слова, она сосредоточилась лишь на ощущениях. Ладонь девушки, пышущая песчаным жаром, грозилась разорвать её горло в клочья. Но Афина не чувствовала страха. Вместо него было что-то, чему она пока не могла найти объяснения; что-то, заставляющее ошарашено застыть на месте с коротким клинков в руке.
- Как… как тебя зовут? – прохрипела она.
- Нут.
И Нут отпустила её. На шее остались синяки, в голове стоял гул от нехватки кислорода. Афина перевела дыхание.
- А фамилия?
- Нет фамилии. Просто Нут, - девушка непринуждённо взялась за лейку. Она отвернулась, чтобы полить вялые цветы. – Не престало порядочной девушке рассказывать свою фамилию всяким… иностранкам.
- Правда? А почему так?
- Не знаю. Так сложилось.
Нут, видимо, была не из разговорчивых. Она словно сделала вид, будто Афины здесь нет, и продолжила заниматься клумбами. Буль-буль-буль. Вода утекала из лейки в сухую потрескавшуюся землю, исчезала в недрах каменной конструкции клумбы. Цветочки не оживали сразу; капельки воды оставались на высохших листьях, придавая им полуживой вид. Красивые, подумала Афина. И такие же красные, как глаза Нут.
- Почему ты не спишь? – спросила она.
- Потому что мне надо поливать цветы.
- Больше никто не может этим заниматься?
Поставив лейку на каменный тротуар, уводящий вглубь гостиничного двора, Нут обернулась.
- Нет, это же моя работа, - просто отозвалась она. – Мне за это деньги платят. Спать можно и ночью.
- Я слышала, что ночью здесь шумно. И холодно. Пустыня же, скачки температуры и всё такое…
- В этом квартале не шумно, здесь живут одни туристы. Или ваши делегации. И ложатся спать они ночью, как я.
- Но это же так бесполезно… Зачем пытаться вырастить цветы, если они постоянно высыхают? Можно посадить деревья, чтобы создать полутень, и тогда бы получилось лучше. Но поливать их, это так….
- Не говори так, будто я их здесь посадила, - в голосе Нут послышался упрёк. – Всё лучше, чем возиться с животными или сидеть дома в ожидании, пока кто-то придёт и займёт меня. Это ещё бесполезнее.
- А как же интернет? Друзья? Даже если нет связи, можно хотя бы читать или рисовать, - сказала Афина.
Нут терпеливо выдохнула. Готовился длинный рассказ о местных обычаях, Афина чувствовала это всей кожей.
- Рисовать нельзя. Читать мне просто не нравится. Знаешь, у ортодоксальных конфессий есть много своих запретов, - она немного подумала над следующими словами, - Это такие правила. Нельзя их нарушать, понимаешь?
- Как глупо.
- Ну, вообще-то, несправедливо делать такие выводы. Никто не осуждает Общину за её деление на фамилии и определение роли для каждого по факту рождения в той семье или в этой. У нас такого нет, но всё равно находятся люди, которые замечают соринку в чужом глазу вместо бревна в своём.
Афина скрестила руки на груди. Прежде она подняла с пола шляпу, отряхнула её и нацепила обратно на голову.
- Ладно, прости. Не буду так говорить. Так что там с друзьями?
- У меня их нет.
- Почему?
- Потому.
- Расскажи! Мне интересно же.
- И что? Теперь мне надо всё тебе рассказать, когда ты минуту назад пыталась вогнать мне лезвие в горло?
Афина густо покраснела. И правда, чего это она?
- Ну, я просто… мне нужно найти место захоронения Сехмет, поэтому я начала с города. А тут ты. Я прошла проверить, что такое, а когда нашла источник сигнала, решила… ну, решила, что…
- Что нужно убить прежде, чем убьют тебя?
- Да. Что в этом такого? Просто самооборона. Я не со зла, я просто… растерялась и, ну, решила сделать вот так.
Нут показательно потёрла свой подбородок. На пальце её осталась капелька крови, красная, как её глаза.
- Вот так, - повторила она.
- Да, вот так, - ответила Афина. – Прости, я думала, ты хочешь меня убить. Знаешь, душить как-то тоже невежливо! Прости ещё раз. Ты же не убьёшь меня теперь?
А про себя она думала: «И что я тут извиняюсь? Это обычная реакция – проявить агрессию к проклятым… Ничего нового, все так делают. Каждый знает, что себе дороже связываться с этими варварами. А я ещё и извиняюсь перед ней». Но вслух ничего не сказала, продолжив стоять с виноватым лицом.
- Ладно, прощаю, - отозвалась Нут. Лейка её опустела. – Но теперь ты поможешь мне сходить набрать воду.
- Воду? Откуда вы её тут берёте?
- Из автоматического ключа.
Остаток дня они провели вместе. Заглаживая свою вину, Афина перетаскала двадцать литров воды по жаре, пока Нут расслабленно шагала рядом с очень довольным выражением лица. Улыбка сияла на её блеклых губах, такая, какую Афина в своей жизни ещё не видела – и добрая, и ехидная одновременно. Но искренняя. Потом Нут вынесла ей с кухни гостиницы парочку местных десертов, и они остались квиты.
Солнце начало опускаться, когда они закончили с поливом. Афина настояла на прогулке – сегодня ей не хотелось заниматься никакими поисками, выходить в пустыню было страшно одной. Прежде она решила договориться с отцом, чтобы тот отправил с ней хотя бы одного вооружённого телохранителя. Нут сказала, что могла бы составить ей компанию, что завтра у неё выходной. А цветы поливает другая девушка.
Ещё Нут рассказала о себе. О своей семье; она живёт с матерью, отцом и двумя старшими братьями, скоро у них родится маленький сын, поэтому работает не только один отец, трудятся все. Братья таскают мешки на складе, отец занимается ремонтом электросетей по городу. Но этих денег перестало хватать, и Нут, чтобы не казаться бесполезной, тоже занялась делом. Ради семьи. Афина, конечно, едва ли могла её понять – у самой-то карманы ломились от количества денег.
Потом Нут рассказала, что об её «особенности» знают только в пределах семьи, а красный пигмент и так встречается часто. Здесь никто не рассказывает друг другу, какие рождаются дети. От количества разнообразных запретов, которые перечислила новая знакомая, у Афины шла голова кругом. Для неё карательной мерой казалось ограничение времени отдыха, а тут! Нельзя называть фамилию, нельзя перечить родителям, нельзя находиться на улице одной дольше пяти часов, нельзя выходить из города, нельзя смотреть в глаза старшим, нельзя смотреть на статуи Сехмет, нельзя общаться с теми, кого не одобряют родители и прочие «нельзя». Даже по телефону говорить нельзя.
Но в остальном, если опустить «особенность» Нут и её странные религиозные замашки, Афине она показалось очень… милой. Интересная девушка, заключила она про себя. Наверно, из всех, кого она встречала за всю свою жизнь, Нут заслуживала звания «островок нормальности», хотя это и звучало очень иронично. Вот уж кто, а Нут под категорию нормальных не подходила. Её стоило опасаться, Афина знала это, и поэтому всю прогулку не спускала взгляда с бластера в кобуре.
День в Тетткете длился невыносимо долго. Но с Нут время пролетело непозволительно быстро, и настал момент расходиться по домам. Афину одолела странная тоска, как если бы у ребёнка попытались отобрать только что подаренную игрушку. Долгожданную и красивую игрушку.
- И что ты скажешь отцу? Тебе ведь нужно было заниматься поисками.
- Не знаю, потом подумаю, - отмахнулась она. Афина смотрела, как сандалии её механически вырисовывают круги на песке. – Скажу, что потеряла сознание от жары. А потом мне помогла одна местная девушка. Поэтому сегодня я ничего не сделала. Это хотя бы замотивирует старика чуть больше беспокоится обо мне.
- Ты думаешь, он этого не делает?
- Да! Он этого не делает! – импульсивно воскликнула она. – Он только и может думать о своих коллегах и о том, кому состроить глазки на работе. То есть в Совбезе. Мы сотрудничаем с ними столько, сколько я себя помню, можно было и перестать бояться за потерю уважения от партнёров.
- Совбез… - задумчиво протянула Нут.
Лицо её было расслабленным, как и всегда.
- Да, он самый! Иногда они так меня раздражают, эти сэры и мэмы в деловой одежде. Надеюсь, я никогда не стану такой же. Ужасная участь. Сколько бы денег там ни платили, я лучше буду ковыряться в песке, как вавилонские исследователи.
- Не станешь, - Нут хихикнула. – Боюсь, тебя туда не возьмут.
- Это ещё почему?
- Ты слабачка, Афина. Туда не берут таких, ты знала? А вот меня…
Афина вспыхнула. Да, о себе она могла говорить что угодно, но другим такое не позволялось! Какая наглость!
- Тебя тем более не возьмут! Ты! Ты… - она ткнула пальцем в её грудь, - ты вообще для них в списке экстремистов! Посадят и не заметят!
- Не посадят. Сехмет защитит меня.
- Правда? А почему Сехмет не защищает тебя, когда я говорю о том, что собираюсь найти её захоронение? Почему исполинский огонь не испепелит меня?
Нут задумалась. На её лице, красивом и спокойном, отразился продолжительный мыслительный процесс.
- Потому что Сехмет не угрожают действия здесь, в материальном мире. Она давно не с нами. Она где-то там, за горизонтом сознания… Это сложно объяснить иноземцам. Родись бы ты в Тетткете, и ты бы знала, - расплывчато сказала она.
- Это что, философская концепция такая? – спросила Афина риторически. – У нас тоже есть такое. Есть суждение, что Фортуна наблюдает за всеми нами, но не станет вмешиваться в жизнь обычных людей с их мирскими заботами. Ей это не нужно. Счастье в мелочах, и именно эти мелочи посылает нам богиня. И ничего глобального она делать не станет. Ну всякое такое…
- С того света не так легко послать весточку, - продолжила Нут, - Знаешь, мы считаем, что человек, который становится избранным Сехмет, после смерти обретает вечный покой за все земные муки.
- Земные муки? Какие?
Нут снова замолчала. Афина поняла – ей сложно отвечать сразу, словно нужно было долго отсеивать одну мысль от другой для внятного ответа. Словно вместе с раздумыванием она борется с кем-то в своей голове, с кем-то, кто уже захватил разум. Это и есть проклятье?
- Это когда… - она запнулась, - когда ты не принадлежишь сам себе. Обычно Сехмет всегда со мной, там, в голове. Но её присутствие отнюдь не благословляет. Это как назойливый голос, который едва ли слышим, но он никогда не молчит. Никогда. И всегда слышно, каждую секунду, как она что-то говорит, но я никогда не могу разобрать, что именно.
- Это… это… так ужасно, наверно, - тихо отозвалась Афина. Ей вдруг стало неловко. – Поэтому избранных Сехмет зовут проклятыми?
- Может быть. Мне неоткуда знать, как и кто меня называет.
«Поэтому для тебя все избранные испытывают лишь мучения из-за высших сил, которые распоряжаются их жизнями», - закончила про себя Афина.
- Мне жаль.
- Не стоит.
Вновь повисла тишина. Город медленно оживал: загорался свет, сгущались сумерки, опустилась живительная прохлада, зашумели голоса в каменных стенах домов. Сатм жил своей, ночной жизнью, и его жители не ведали чужих законов. Они спали днём, работали ночью, и никто не мог им помешать жить так испокон веков.
Нут оглянулась за спину. Афина заметила, что двигалась она быстро. И не просто быстро – для таких отточенных движений требовалась определённая сноровка.
- Ну, мне пора идти, - сказала она. – Если отец тебе не выделит сопровождающего, найди меня завтра там же.
- Предлагаешь пойти вместе?
- А ты думаешь, что не потеряешься в пустыне? Солнечный удар настигнет даже сквозь твою шляпу, - Нут ткнула соломенные плетения. – И там ты встретишь свою смерть.
- Ладно. Только в этот раз я, наверно, приду пораньше обеда.
И они разошлись в разные стороны. Нут побрела домой через центральный рынок, а Афина, вглядываясь в одинаковые дома, отправилась искать свою гостиницу. Визуальная память у неё почти не развилась, и она плохо запоминала то, что видела; гораздо лучше откладывались в голове ощущения, мысли и звуки. Афина хорошо запомнила ощущение пальцев Нут на своём горле, однако стоило ей исчезнуть из поля зрения, как черты лица стёрлись из памяти.
Отец нашёл её в номере. Запыхавшийся, весь в поту, Нестор пытался отдышаться, стоя в дверном проёме. Когда чувство к нему вернулось, он спросил:
- Нашла что-нибудь?
Афина мола соврать. Могла сказать ему, что бегала по дюнам весь день, но ничего примечательного ей не встретилось. Что в гробницах пусто. Пусто, как в голове у её одноклассников из интерната, которые на лекциях пускали слюни на пластмассовые парты, а практику прогуливали за территорией кампуса. Но она ответила честно:
- Нет, я не искала. Ассимилировалась в культуру.
- Что? - переспросил Нестор.
- То! Сначала я осмотрела город, пока никого не было. Но потом я встретила одну девушку, свою ровесницу и… - дальше ей пришлось соврать: - помогла ей полить цветы. Потом мы решили прогуляться. А потом начало смеркаться, и я решила, что ночью в пустыне делать нечего. И вернулась сюда.
Нестор выглядел удивлённым. Затем удивление его превратилось в негодование, после – в злость. На лице возрастные морщины стали глубокими складками, над бровями залегло напряжение, лоб сморщился. Нестор, мистер Нестор Мэнс, грозился схватить Афину за её пушистые волосы и оттаскать по комнате за непослушание.
- Надеюсь, что ты пошутила! – воскликнул он. – Чем ты занималась весь день? Гуляла? Вместо моего поручения ты решила, что можешь просто прогуляться с какой-то девчонкой?
- Да. Ты не дал мне телохранителя. Мне страшно выходить в пустыню одной, понимаешь?
- А ты понимаешь, Афина, что наше время здесь строго ограничено? Ты понимаешь, что нельзя просто расслабляться весь день и шататься с кем попало? – Нестор вошёл в комнату, пол под его ногами заскрипел. – Что ещё за девушка? Покажешь мне завтра.
У Афина ухнуло сердце прямо в живот. Если показать отцу Нут, он сразу поймёт, кто она такая. И тогда будет плохо.
- Если, упаси Благочестивая, я узнаю, что ты шаталась непонятно с кем сегодня вместо работы, - он схватил Афину за ворот майки, заставив приподняться над кроватью, - ты улетишь обратно на Дхаммавичая и больше никогда дома не увидишь. Понятно?
Ткань затрещала. Она сглотнула, всё ещё ощущая на шее фантомные прикосновения. Если бы Нут сделала так снова…
- Ты слышишь меня, Афина? Мне тебе пощёчину дать, как в старые добрые?
- Я слышу, слышу, - пробормотала она. – Хорошо, я поняла. Завтра отправлюсь на поиски. Хорошо?
- Не надо делать мне одолжение. Это твой долг, Афина – помогать Общине. Община тебя вырастила, выкормила, отправила на учёбу, и вот такое отношение она получает в ответ? Ты понимаешь, что так поступать нельзя?
- Я понимаю.
- Я очень надеюсь, что ты правда понимаешь, - сказал Нестор разочарованно. Он разжал пальцы. – Завтра встанешь до десяти по местному. Я лично прослежу, чтобы ты ушла из города.
- Хорошо.
Нестор ретировался. Афина мало что запомнила из его речи, в голове вертелось только одно – руки Нут. И сама Нут тоже там вертелась. Она не могла её забыть, стараясь думать о чём угодно, только не о своей новой знакомой. Разве им по пути? Разве она может так беспечно общаться с проклятой, даже не представляя, что у неё на уме? Знал бы отец, не оставил бы на ней живого места.
Тут вспомнился Лин. Лин, не отвечающий на звонки, Лин, не перезвонивший за весь прошедший день. Она схватила гарнитуру, надела наушники и продиктовала в микрофон:
- Двадцать три, восемьдесят семь, сто шестьдесят пять, семь.
Как и сутки назад, автоответчик не сказал ничего нового:
- В настоящее время абонент Лин Канарис недоступен. Попробуйте перезвонить позже, - и снова старая песня: - Пожалуйста, не выключайте устройства во время проигрывания рекламы. ДельтаТекКомпани благодарит абонента Афину Мэнс за пользование нашей продукцией! Интерспейс Домено Холдинг – это быстрая и качественная доставка в любой уголок вселенной без задержек и переплат! Отправка посылки, транспортировка товаров и масштабные грузоперевозки. Домено Холдинг – перевозки на любые космические расстояния.
Афина сняла наушники. Равнодушные слова автоответчика уже не отзывались болью в сердце. Теперь её словно совсем не волновало, ответит ли ей Лин. «Пусть идёт к своим подружкам», - решила она, вскочив с кровати.
Напротив, на гардеробе для верхней одежды, висело зеркало в человеческий рост. Начищенное до блеска, оно хорошо отражало синяки на шее от крепкой хватки чужих пальцев. И как только отец этого не заметил? Афина на пробу коснулась оставленных следов. Кожу кольнула тупая боль, как от давления кончика палки. Но эта боль была приятной. Не такая, как давление в глазах, не такая, как эта противная тоска. Это было… необычно.
Афина подошла к зеркалу. Синяки красовались на золотистой оливковой коже, никуда не делись. Насколько у Нут были сильные пальцы? Она настойчиво пыталась прогнать из головы идею попросить её сделать так ещё раз. Схватка с Нут казалась очень хорошей затеей, но Афина знала – рисковать нельзя.
«Да, не этого я ожидала, - думала она. – Кто же знал, что какая-то бедная девчонка окажется такой сильной. Если Нут согласится, мы обязательно подерёмся по-настоящему».
«Безусловно, мы не можем отрицать, что некие верования в Тетткете всё ещё останутся даже после просветительской программы. Никакое образование не сможет искоренить из человеческого сердца то, что вскормлено с молоком матери, никакие наставления не смогут поменять точку зрения глубоко убеждённого религиозного тетткетианца. Или тетткетианки. Тем не менее, такой расклад не перечит нашим целям. Напротив, мы хотим завершить работу предыдущих экспедиций и довести страну песков, как нередко выражаются, «до ума». Во всех смыслах. Прошу передать слово…»
Речь мистера Вильяма Бонда
Выпуск телеканала Вавилон-24
15.12.1482
Среди тетткетианцев существовало множество разнообразных мифов, которые в устной форме дошли из Античного периода до Современности. Но ни одного письменного подтверждения историй не сохранилось – все они были уничтожены во время Нового времени в ходе политики Национальной кампании. С тех пор каждый, кто знал хотя бы кусочек информации, часть из которых в самом деле произошли в древности, брал на себя обязательство передать эту историю детям. Дети рассказывали своим детям, те – следующему поколению и так далее, пока исследовательские организации Вавилона не смогли это задокументировать.
Но не все истории проходили проверку комитета по информационной безопасности. Некоторые, содержащие «ненадёжную» информацию, сразу же отвергались председателем комитета, некоторые не проходили проверку даже на начальных этапах. Ходил слух, что Совет безопасности лично от Вильяма Бонда получал инструкции, какие источники пропускать, а какие – нет. Сколько бы люди не говорили и что бы не говорили, какие бы мифы утверждались как официальные, а какие бы не утверждались, история оставалась неизменной. Вопрос лишь в том, знал ли её кто-то. И ответ был прост – не знал. В Современности история стала самой сложной наукой для человечества, требующая пристального внимания к мелочам. Целой картины, которую легко бы сложили по кусочкам, не существовало. Люди довольствовались лишь крупицами.
Одной из этих крупиц был старый, как сам свет, миф о человеческой жизни Сехмет. Пару лет назад, когда его удалось восстановить, научное сообщество и исследовательские гильдии выпали в осадок. До этого они полагали, что Сехмет действительно была выдуманным персонажем, но тут! Произошёл крупнейший за последнее время резонанс, резонанс такой силы, что фундаментальные понятия в истории пришлось на корню изменить. Сехмет Мукантагара не имела однофамильцев и тёзок. Более того, не существовало ни одного человека, который смог бы точно сказать, что из этого имя, а что – фамилия; не нашлось ни происхождения слов, ни знатоков языка, ни подходящих учёных. Но вместе с этим фактом развеялись сомнения о вымышленности Сехмет. Она стала очередным «богом», чьё существование официально подтвердили.
Миф рассказывал о жизни женщины с рождения до «вознесения». Едва появившись на свет, Сехмет принесла своему народу очередную разрушительную войну, которая, согласно некому пророчеству, должна была изменить ход тетткетианской истории. На деле ход истории изменило лишь рождение странного, непривычно злого и нелюдимого ребёнка. В мифе маленькую Мукантагару описывали как несносное дитя. В Сехмет не было ничего хорошего, как бы упорно родители не пытались в ней это разглядеть; на дне её красных глаз, писал древний историк, люди не видели ничего, кроме собственной смерти. Каждый, кто осмеливался бросить на неё взгляд отвращения или ненависти, после погибал от собственных же чувств. Таких людей забивали камнями близкие, уличив в обмане или измене, публично казнили за несущественные преступления, выгоняли в нелюдимую пустыню. Неосторожное словцо обрекало нечестивых на верную смерть.
Эта история была длинной. В мифе подробно рассказывалось, как Сехмет жила, были ли у неё дети, был ли у неё возлюбленный, чем она занималась в Тетткете и как так вышло, что некогда злой ребёнок получил абсолютное повиновение и почитание среди своего народа. Историк описывал это как «необъятный страх человека, приземлённого перед божественностью возвышенной, ощущение безграничной справедливости в свершении наказания над родом людским»; в официальном документе фразу переписали в «отсутствие у древних тетткетианцев понимания глубоких философских концепций и присутствие необъяснимых на тот момент элементов в характере и модели поведения Сехмет».
Афина выключила планшет, отложила устройство в сторону и уставилась перед собой. Статья о Сехмет быстро ей наскучила, хотя и приводилась она в сильно сокращённом варианте.
Рассвело рано. Солнце в Тетткете уже светило в окна гостиничного номера в два часа по местному времени. Назойливые лучи пробивались сквозь плотные шторы, и Афина ненароком задумалась, не находится ли Нун в непозволительной близости к звезде.
Нут встретила её уже в пять. Они пересеклись у ограждения рынка – высокой каменной стены, куда за торчащие петли цеплялись разноцветные тканевые навесы. Выглядела новая знакомая точно также, как и вчера: длинное белое одеяние с поясом, похожая белая косынка, парочка золотистых украшений.
- А это правда золото? – спросила Афина прежде, чем Нут успела поздороваться.
- Правда.
- Покажи поближе.
Она тихо цокнула, но всё равно протянула руку. Два браслета на руках, ожерелье из мелких бусин, маленький браслет на ноге, заменяющий ремень сандалии. На контрасте с сероватой тёмной кожей золото смотрелось гармонично.
- Классно, - сказала Афина. – Дорого, наверно.
- Не особо, - Нут пожала плечами. – На юге находятся высохшие русла древних рек. Много русел. Там идёт добыча золота уже как… лет пятьдесят, если не больше. А ты думаешь, на что выживает Тетткет?
- На туризме?
- А до смены власти?
- Ну… - Афина задумалась. Что происходило в пустынях Нун до этого, она правда не знала.
- Вот именно. Не знаешь. Я тебе расскажу, - Нут махнула рукой, призывая поскорее покинуть город, - пока будем добираться.
- А куда мы?
- К гробницам.
Путь монорельса проходил по высокой дороге, которая держалась на глубоко вбитых в землю сваях. Из окон открывался живописный вид на раскинувшиеся снизу дюны. Сплошная желтизна, кругом один песок, и лишь мелкие оазисы с кокосовыми пальмами изредка встречались по пути. Афина прилипла к стеклу. Она не могла оторвать взгляд от однообразного, но вместе с тем необычного для неё пейзажа – ни деревьев, ни травы, ни озёр. Только песок. Песок шумел под креплением монорельса, песок шелестел в открытых форточках, песок нагревал крышу вагона. Песок был повсюду.
- Так вот, - начала Нут. Она устроилась рядом, её плечи касались голой кожи Афины, - в тридцатых годах в Тетткете по приказу властей начались активные поиски новых месторождений золота. Старые, которые находились севернее, у отвесных берегов Рамуты, исчерпали себя. Поэтому на юг отправилась первая масштабная экспедиция геологов…
Афина не могла отделаться от мысли, что они могли бы подраться прямо сейчас. В вагоне пусто – никто бы не стал им мешать.
- …и у них получилось, хотя и пришлось преодолеть многие километры без воды. И без еды. В Сатме даже стоял памятник геологам, их подвиг признан героическим, - продолжала она. – Пока его не снесли… С этих золото добывают там, только этим занимаются чужие люди. Об этом редко говорят по Вавилон-24, но, на самом деле, с Тетткетом до сих пор сотрудничают многие ювелирные компании в системе. А золотые украшения, которыми мы тут обзаводимся, вообще-то, ворованные.
- Нут.
- Что?
- Давай подерёмся, - серьёзно сказала Афина.
Нут повернулась. На её лице отразилось удивление, густые брови взмыли вверх, губы изогнулись.
- Что?
- Я говорю, - повторила она, - давай подерёмся. Сейчас. Нам ведь ещё долго ехать, да?
Теперь выражение лица Нут стало недовольным. Смущённым.
- Нет, - резко сказала она. – Не здесь.
- Почему?
- Потому.
- Ответь мне.
- Я не хочу. Что за странные предложения? И что, если ты убьёшь меня? Это нечестно. У меня нет оружия, зато у тебя в кобуре лазерный бластер, - Нут кивнула на бедро Афины. – Ты же не можешь мне поклясться, будто ни за что не выстрелишь.
Афина нахмурилась. Это были разумные суждения в сравнении с её импульсивными желаниями выпустить пар здесь и сейчас, что она понимала головой, однако сердце ей велело действовать. Потом она потратит все силы на поиск захоронений, но сейчас-то они ещё в пути!
Отстегнув кобуру, она отбросила её на сиденье напротив. Афина встала, вышла в центр вагона – широкий проход между двумя рядами пассажирских мест, - приняла боевую стойку.
- Видишь? Не буду, - громко заявила она. – Давай, ну же!
- Афина…
- Ты боишься?
Эти слова для Нут были как красная тряпка для быка. Она? Боится? Да ещё и какой-то худощавой северянки? Поэтому Нут решительно вскочила с мягкого сиденья, сбросила верхние слои одеяния, чтобы не мешали при движении, оставшись в одной чёрной нагрудной повязке.
- А вот и не боюсь.
Тогда Афина впервые увидела, что означает обладать физической силой. Тело Нут под её платьем было жилистым и мускулистым. Не огромным, как у перекаченных бодибилдеров из фитнес-программ по телевизору, не как у спортсменов, которые тягали сотни килограмм. Нут была… стройной. Стройной и атлетически сложенной. Афина оценила свои шансы; едва ли ей удастся победить только с помощью физических данных. Только вчера эта девушка чуть не задушила её одной правой, что она может противопоставить ей сегодня? Щит асфалеас? Даже его Афина контролировала с трудом, техника постоянно слетала.
- Хочешь поставить желание на кон? – спросила Нут.
Вынырнув из своих мыслей, Афина ответила:
- Сначала ты.
- Хорошо, - беспечно согласилась она. – Если я уложу тебя за следующие несколько минут, то ты… скажем, отдашь мне свой бластер.
- Мой бластер? Тебе? – воскликнула Афина. – Ты же убьёшь меня!
- Не убью.
- Почему?
- Потому. Зачем мне тебя убивать? – Нут выгнула бровь. – Давай, ставь своё желание.
Теперь Афине пришлось как следует раскинуть мозгами. Она могла попросить Нут отдать ей все золотые украшения, могла попросить провести к гробнице Сехмет – ведь проклятая должна была чувствовать, где находится тело. И тогда экспедиция завершилась бы в один день, стоит только победить в битве.
Но ничего из этого она не попросила. Было другое желание, более важное, как считала Афина. В разы важнее поиска захоронений и тем более важнее золота. Она сказала:
- Если я выиграю, ты… ты… - вдруг показалась очень смущающей такая просьба, - ты снова придушишь меня. Чуть-чуть. Как вчера.
- Что? – удивилась Нут. Это даже вогнало её в краску – на тёмных щеках проступил едва заметный румянец.
- То. Всё, я озвучила. Не задавай вопросов.
- Нет, мне интересно. Тебе, что, нравится…
- Нет, молчи! – вскрикнула Афина. Лицо её стало красным, как помидор. – Я не знаю! Просто… мне всё равно некого попросить. Не отца же, правда? А мой… ну, как бы так… бойфренд остался там, на другой планете. Я ведь здесь не живу.
Нут сощурила свои алые глаза. Она не поверила. Недоверие, как и другие эмоции, ярко отражались на её лице.
- Парень?
- Да, парень. Его зовут Лин Канарис. Только он мне не отвечает уже… несколько дней. Я почти обижена!
- Почему бы тебе не бросить его? Вы же можете так сделать.
- Потому что я люблю его. Что непонятного?
Теперь выражение лица Нут стало немного разочарованным, но Афина не придала этому большое значение. В голове её вертелась только мысль по победе. Нут равнодушно сказала:
- Ну ладно.
И сделала первый выпад вперёд.
Удары у неё были чёткие и почти мгновенные. Стоило Афине активировать асфалеас, как кулак тут же летел в лицо, и вместо поддержания техники она нелепо пыталась отступить в сторону. Так щит и слетал. Раз за разом, словно не было тех годов обучения за спиной, Афина пропускала серии ударов по самым разным местам. По лицу, в живот, пинок по коленям, захват ногами – всё отвлекало её от использования врождённой особенности. С такой скоростью не получалось даже подумать о тактике!
Интересно, где Нут такому научилась?
Не прошло и минуты, как Афина с рассечённой губой и наливающимся синяком под глазом валялась на полу вагона. Холодное пластиковое покрытие остужало разгорячённую кожу, приводило мозг в порядок. Монорельс, скрипя, остановился.
- Вставай, - скомандовала Нут.
- Я не могу, - хныча, протянула Афина. – Ты не оставила на мне живого места!
- Тогда я брошу тебя здесь и заберу бластер.
- Значит, ты правда хочешь меня убить.
- Нет, я просто забираю свой выигрыш. Это был честный бой, и приз мой заслужен честно.
Нут натянула слои одеяния обратно. Она подцепила с сиденья кобуру, покрутила бластер в руках и сунула его себе за пояс. Кожаная кобура полетела в лицо Афине, так и оставшейся лежать на полу. Не было никаких сил бродить по песку и искать захоронения; Нут, казалось, даже не запыхалась.
На улице визжал в вышине горячий ветер. Песок летал в воздухе, поднимался над дюнами вихрем, как при маленькой буре. Солнце пекло нещадно. По лбу ручьём катился пот, руки и ноги ломило, щека начала опухать. Афина тяжело выдохнула – это было самое глупое желание в её жизни. Глупое и импульсивное, словно ей до сих пор тринадцать лет.
Гробница замелькала перед глазами громадными колоннами и величественными статуями. Изнутри, меж раскрытых дверей, веяло могильным холодом, как на пустынном кладбище. Нут быстро отвернулась. Афина вспомнила, что ей, в отличие от спутницы, смотреть на статуи можно без зазрений совести.
- Это и есть оно? – спросила она восхищённо. – Эта гробница. Говорят, внутри там есть котлованы с пресной водой.
- Да, это правда. Испокон веков люди собирают пресную воду на случай, если случится одно старое пророчество. Мы верим, что тогда Сехмет лишит нас воды, и все умрут от жажды, - прояснила Нут. – Это старая легенда. Сейчас резервуары никто не пополняет, конечно, но и черпать оттуда воду нельзя. Она как бы…
- Священная?
- Да, вроде того. Священная. Хранится там на чёрный день. На самый чёрный день в истории пустынного народа.
Эта фраза в груди Афины отозвалась сочувствием. Вот так им живётся! Тетткетианцы верят, что высшая сила обязательно их покарает за грехи предков, и никто им в этом бедствии не поможет. Приходится полагаться только на себя.
- Ну, идём? – спросила Нут.
- Да.
В гробнице было пусто. Никакого гроба, никаких саркофагов, ни кусочка тела Сехмет. Ничего. Словно здесь не ступала нога человека с тех пор, как гробницу открыли и перекачали туда пресную воду с этого, отдалённого от столицы, района. Внутри они обнаружили только поломанные фигурки богини, несколько старых алтарей и стайку пустынных пауков, которые маскировались под кучу песка в углу.
Так минуло полторы недели. Вместе с Нут Афина каждый день сбегала из дома пораньше, чтобы отправиться навстречу дюнам и в очередной раз просканировать гробницу. Одна за другой, одна за другой. К некоторым они возвращались не один раз – эти строения были такими огромными, что техника не охватывала всю площадь. А в некоторых находились ещё и подземные этажи. Копаясь в подвалах, они находили только следы исследовательских гильдий и пустынных пауков, страшных и неприятных. В закутках гробниц стояли одинаковые алтари. По стенам размазан воск, откуда-то взята проба для установки даты постройки, где-то стащили целый блок. В других местах гробницы не досчитывались целых стен, где-то крыша держалась на одной колонне вместо двух. Статуи Сехмет были разрушены, разворошены ветром с песком и выклеваны исследователями.
Как-то раз они брели к остановке монорельса после ещё одного длинного рабочего дня. Гробница, та, которая стояла немногим восточнее Порта Суэда, тоже оказалась пустой, и на выходе Афина почувствовала укол разочарования – на эту они потратили целых три дня. Три невыносимо жарких дня в пустыне под испепеляющим солнцем. Любому другому человеку давно прописали бы декаду-другую отлежаться дома.
На свету электронное расписание блекло. Как бы ни старалась, Афина не смогла разглядеть время прибытия следующего поезда. Нут укрылась в тени остановочного павильона.
Тут в углу что-то зашуршало. Афина обернулась на ведущую на платформу старую лестницу, выглянула вниз и заметила там ловко подбирающегося к ним… какую-то очень странную рептилию. Это тетткетианское чудовище не было похоже ни на скорпионов, ни на змею, ни на ещё что-нибудь из той же серии существ, которыми обычно пугали детей. Афина пощупала пояс – а ведь бластера под рукой не было.
- Эй! Смотри, там это… ну вот эта вот, - окликнула она Нут.
- Что?
- Ну что-то вроде скорпиона. Может, ну, ты убьёшь его?
Нут встала и подошла поближе. Она тоже взглянула вниз; теперь за карабкающимся чудовищем они наблюдали вместе. Покручивая бластер, Нут задумчиво поджимала губы.
- Наша с ним встреча неизбежна, - мрачно сказала она. – Это монстр пустыни. Очень ядовитый экземпляр. Один его укус может свалить верблюда замертво. Но, вот какое дело, видишь ли, если я его подпалю, сюда сбежится целая свора таких же, и тогда-то нам несдобровать.
Афина отпрыгнула назад.
- Что? То есть он сейчас… сейчас укусит нас? – воскликнула она.
Поблизости не было ни одного выступа, куда можно было залезть и спрятаться. Перила платформы – ненадёжные и шатались на ветру, скамейка под наклоном и низкая, на такой с ногами не усидишь, а павильон такой гладкий и прямоугольный, что никакой бы атлет туда сходу не взобрался. Афину одолело отчаяние.
- Ну да.
- Ну нет! Я не могу умереть вот так! – она дёрнула Нут за руку. – Давай, на счёт три… Надо бежать! Скорее! Видишь, как быстро он поднимается? Сейчас заберётся и… и нам конец…
Нут стойко стояла на месте.
- Некоторые события неизбежны, - она покачала головой.
- Да что ты говоришь, а? А ну, бежим! Не хватало мне ещё укусов всяких чудищ.
- Некуда бежать. Если он здесь, то его сородичи наверняка ждут нас внизу.
Афина, раскрыв рот, смотрела то на Нут, то на пески под платформой. Никаких шевелений вроде бы и не было видно; но а вдруг эти страшилища прятались глубоко в дюнах? Очень вероятно, что они, без сомнений, устроили засаду всем своим чудовищным семейством.
- Ну и что нам делать?
- Ждать кончины, - Нут хлопнула её по плечу. – Яд действует быстро. Ты и не заметишь, как потеряешь сознание и отправишься в лучший мир. Ну может в худший.
Бластер в её руках щёлкнул. Доля секунды потребовалась Афине, чтобы опустить взгляд вниз, на протиснувшееся между ними дуло, так крепко упирающееся ей в живот, а затем Нут круто развернулась и нажала на курок. Послышался скрежет… И всё стихло. Больше никто по лестнице не полз.
- Ты… - хотела возмутиться Афина.
- Кто же знал, что ты в это поверишь! Пустынные чудовища? Ну как же. При такой круглогодичной погоде тут и мелкой мошки не заведётся.
Афина прищурилась. Нут сунула бластер за пояс и вернулась в тень павильона.
- Ты просто запугиваешь меня! Забавы ради!
- Знаешь, половина историй, которые я тебе рассказываю, я придумываю на ходу. Вот про чудовищ – ещё одна, - сказала Нут, усмехаясь. – Ты веришь каждому моему слову, ну, кто бы удержался?
Обиженно скрестив руки на груди, Афина отвернулась.
- Тогда я больше не буду тебя слушать!
Через пару минут приехал монорельс, и в гробовом молчании – только изредка слышались шепотки и голоса по углам, но Афина решила, что ей мерещатся скорпионы – уехали обратно в Сатм. Следующая на очереди гробница сильно отличалась от предыдущей: она была маленькая и скромная, состоящая из трёх залов и двух подземных помещений. В общем-то все в чем-то да разнились.
Но объединяло их одно – резервуары со священной водой. Однажды Афине пришла в голову идея окунуться в один из них, но Нут строго запретила:
- Нельзя! – громко крикнула она. Впервые она видела подругу такой встревоженной. Неужели голос Сехмет в голове становился громче в её «местах силы»?
- Почему?
- Потому! Ты не понимаешь? Это священная вода, в неё нельзя макать ноги, как в обычную воду!
Афина сделала шаг назад. Они стояли прямо у резервуара, обнесённого камнем. Древний, обветшалый, он был вырыт в земле, как бассейн. Но вода в нём не портилась и не покрывалась тиной, в ней не росли никакие водоросли.
- Если не хочешь, не окунайся. Я же не заставляю, - ответила она.
- Нельзя туда лезть. Это запрещено.
- Слушай, мне всё равно, что у вас тут запрещено! – выкрикнула Афина. – Меня эти запреты не касаются, ясно? Буду делать в этом Тетткете всё, что хочу. Местные обычаи мне не указ.
- А что на счёт меня?
- А с тобой-то что?
Голос Нут стал тише, она подошла ближе и схватила Афину за ворот майки. Афина сглотнула. Её руки были совсем рядом, лишь пара сантиметров…
- Для меня это важно, - сказала она вкрадчиво. – Важны все эти запреты. Ничего не придумано просто так. Слышишь? Правила пишутся кровью, Афина, и, если их нарушить… никто не знает, какие будут последствия. И иногда лучше не знать вовсе.
- Оказывается, вы, тетткетианцы, такие трусы, - на выдохе ответила она, - что даже не можете проверить свои догадки. Вам нравится быть рабами своих фантазий? А если окажется, что всё, что вы придумали - неправда? Какие у вас будут лица?
Глаза Нут потемнели. На свету они переливались ярко-красным, почти малиновым, а во мраке гробницы становились алыми. Но сейчас они были бордовыми, как венозная кровь.
- Я никого не боюсь. И никогда не боялась. И никто из нас не боится. Этот путь потакания – вынужденная мера, чтобы выжить в пустыне.
- Тогда это самый жалкий путь! – Афина оттолкнула её. – Нет такой ситуации, из которой нет выхода! Но вы… вы просто выбираете путь наименьшего сопротивления – вот так это называется. Вера строится не на терпении жестокости бога. Вера – это когда ваш бог вас любит. Но когда он хочет вас убить, это… это…
- Что это?
Афина замолчала. Она не могла подобрать слов на тетткетианском, чтобы объясниться. И вправду, как это называется? Идолопоклонение? А другие не подходят под это определение, что ли?
- Это неправильно, - пробормотала она.
- Не тебе решать, что здесь правильно. Со своим уставом в чужой храм не лезут – слышала о таком?
Это была их первая ссора. На следующий день ждала очередная гробница на северо-западе, предположительно последняя и нужная, но Нут не пришла. Афина ждала её весь день и искала повсюду – нет. Нигде нет. Пусть она и была почти единственным человеком, кто бодрствовал в Сатме днём, найти её оказалось очень сложно.
Нут не было у гостиницы. Цветы на клумбе завяли, поникли, листочки их потемнели и высохли. Её не было во всём гостиничном районе, её не было в прилежащих деревнях, не было в городе, среди кварталов местных. Не было на рынке. Не было за городом. Не было на станциях монорельсов.
Нут словно исчезла. Афина провела в поисках сутки, но эти поиски оказались такими же безрезультатными, как и поиски захоронений.
«Хотя нет, - подумала она, - поиски захоронений подарили мне Нут. Ну, как, подарили… мы познакомились благодаря им. А теперь её снова нет».
Но отсутствие Нут рядом ощущалось хуже отсутствия кислорода, когда на шее смыкался жгут. Это ощущалось хуже, чем смертоносная жара в пустыне, хуже, чем надоедливые сотрудники Совета Безопасности, хуже, чем равнодушный голос автоответчика в гарнитуре, когда Лин снова не брал трубку. Хуже, чем голос отца ранним утром. Хуже, чем учёба в интернате.
Афина ещё никогда не чувствовала себя так плохо. Ей было хуже, чем все шестнадцать лет до этого момента. До момента, когда она поняла, что Нут после её неосторожных слов может навсегда исчезнуть, и никаких больше прогулок по гробницам, никаких поездок в монорельсах над дюнами и никаких поединков на желание, пусть Афина и проигрывала каждый, больше не будет. Словно ей вырвали с корнями драгоценные чёрные волосы, пышные, как морская губка. Вот так это ощущалось. Больно и неприятно. Под кожей ходил тревожный морозец, хотя за окном стояла удушающая жара.
Без Нут, заметила Афина, тетткетианский зной превратился в смертоносное оружие. Стоило ей выйти из номера, где постоянно работал кондиционер, как голова начинала кружиться, ноги подкашивались, и сознание медленно утекало сквозь пальцы. А потом на внутренней стороне век память рисовала лицо Нут. Это было первое лицо, которое она запомнила.
На город наползал мрак. Прошло два дня с тех пор, как состоялся их последний разговор в гробнице. Афина молча смотрела в потолок, лежа на кровати солдатиком и ожидая прихода отца «на разговор». Его всё не было, даже шаги не слышались на лестнице, и никакого занятия она не придумала. Ещё раз позвонить Лину? Он не ответит, а рекламу слушать не хотелось. Почитать статьи про Тетткет? Нет уж. Теперь Тетткет у неё ассоциировался только с Нут, и лишний раз вспоминать её Афина не желала.
За окном шумел ветер. Под ставни забивался песок, гудел кондиционер снаружи, что-то бормотали соседи сверху. С подвала до крыши гостиница была напичкана сотрудниками Совета Безопасности разных возрастов и компетенций. Афине пришёл на ум день, когда они с Нут, выбравшись из подземелий гробницы, завели разговор об этой организации.
На солнечном свету тёмная кожа отливала оливковым. Загар на Афину не ложился никак, и она даже завидовала смуглой подруге.
- Если я вернусь сейчас, меня запрягут коллеги отца сбегать им за чем-нибудь на рынок. Прогуляемся? – сказала она.
Нут потянулась, напряжение сошло с её лица, уступив место привычному спокойствию.
- На рынок? Ты им девочка на побегушках?
- Не совсем, конечно, но уважения ко мне в их глазах мало. Принеси то, принеси это… ещё одна такая просьба, и я им покажу разницу между обычными людьми и избранными.
- Фортуна тебя не защищает от плохих взрослых, да? – хихикнула Нут. Афина насупилась.
- Вот и не надо меня защищать, - она скрестила руки на груди. – Сама с ними разберусь. Но это правда. В них нет ни грамма уважения к людям, кто значительно превосходит их в силе.
- Да ты же слабачка.
- Нет!
- Да. Против меня ты проиграла все свои желания. Вернее, одно и то же, но а всё-таки…
- Я не слабачка! Просто… просто ты…
- Просто Нали слишком сильная и обижает меня, да? – она засмеялась громче. Уголки её губ приподнялись, обнажив ровный ряд белых зубов. Афина повернулась, чтобы посмотреть. – Только мистеру Мэнсу не жалуйся, соплячка, а то он меня накажет.
- Депортирует?
- Ну, возможно. И ты меня больше не увидишь.
Нут, конечно, сказала это в шутку. Но Афина это расценила как весьма серьёзное предупреждение ни за что не говорить отцу о том, с кем она исследует гробницы и к какой категории людей её новая подруга относится. А вдруг это правда случится? Тогда они расстанутся навсегда!
А навсегда – это целая жизнь, и даже больше.
- Нет, - серьёзно сказала Афина. – Ты не… ты не уедешь. Ты останешься здесь. Со мной. Нам осталось ещё две гробницы. Ты же не можешь меня бросить.
С лица Нут сошла улыбка. Она подошла ближе, песок зашуршал под её ногами, горячая рука коснулась плеча. Сильная рука. Афина подумала, что было бы неплохо, схвати её Нут немного грубее. Совсем чуть-чуть. Чтобы на коже остались синие следы или красные отметины от ногтей.
- Это шутка, Афина, - напряжённо ответила она. – Слышишь? Я просто шучу. Если до меня вдруг кто-то доберётся, я бы сделала что угодно, чтобы остаться здесь, в Тетткете.
- Со мной?
Нут не ответила, но Афина терпеливо ждала её слов. После неосторожно брошенной фразы, словно они были друзьями, взгляд её стал ещё более напряжённым и серьёзным. Красные глаза налились цветом, зрачки расширились. Тук-тук-тук. Вот так стучало её сердце. Быстро, громко, шумно. Даже песок и ветер так не шумели, как сердцебиение Нут. Или они стоят слишком близко? Или просто вокруг наступила тишина?
- Я…
- Что?
- Не подумай ничего плохого, - тихо сказала Нут, почти шёпотом. Её дыхание обжигало. – Просто это так сложно, говорить о том, зачем и почему. Ты хорошая, Афина, и я ценю тебя, но не более. Больше не говори так, ладно?
- Что? – повторила она. – Что ты хочешь сказать?
- Парень не перезвонил?
- Нет. С чего такой вопрос?
- Просто так.
- Нет, скажи мне.
- Нет.
- Почему?
- Потому.
Из воспоминаний Афину вырвал стук в дверь. Обычно отец не имел привычки много переживать о вежливости, когда дело касалось её личного пространства, но даже в тридцать шесть человек может измениться. Афина резко села на кровати.
- Ну?
Нестор вошёл. Выглядел он слишком довольным, думалось ей; обычно люди, просидевшие весь день на заседании с сотрудниками Совета безопасности, так не выглядят. На лицах их сразу появляется оттенок отчаяния, усталости и тоски. Но Нестору нравилось с ними разговаривать.
- Ты сегодня ходила куда-нибудь?
- Нет. Отдыхаю, - Афина качнула головой. В номере у неё валялась пачка местных сладостей, новый бластер, зарядник, гарнитура…
- Нужно закончить с этим побыстрее. Сегодня было собрание с участием представителей одной исследовательской гильдии, - он быстрыми шагами зашёл в комнату, перешагнул через все мусорные преграды и встал у окна. – Нам выдали разрешение на эксгумацию тела Сехмет. Представляешь? Официально! Это будет самый настоящий прорыв в области исследований древней истории. Столько фактов встанет на свои места, может, Община получит новые послабления… Ещё, я думаю, наша история прояснится – я имею ввиду Генетейру. А какие это деньги! Представляешь? Мы можем выиграть грант на грядущем съезде.
Афина не была рада этой новости. Эксгумация тела Сехмет – разве это хорошо? Нут говорила ей, что, если кто-то попытается уничтожить тело их богини, то исполинский огонь поглотит их, как бесчестных и грешных. А что случится с Нут? Она потеряет свою… особенность? Афина не могла быть уверена, что избранности можно лишиться, но и не каждый день она сталкивалась с такими-вот экспедициями.
- Представляю, - медленно ответила она. – Я скоро схожу туда. На северо-запад.
- Отлично. Ты молодец, Афина. Можешь ведь стараться, если хочешь.
Но слова похвалы не отозвались ничем хорошим в её сердце.
Минули ещё одни сутки. Нут снова не появлялась в поле зрения, и, пусть печаль Афины не сошла на нет, но сил в ней прибавилось. Она твёрдо решила, что обязательно найдёт её и вернёт обратно, а вместе они мигом закончат с последней гробницей. Отчего-то она хотела, чтобы и там было пусто. Чтобы эксгумация тела Сехмет не состоялась.
Однажды ей уже довелось провожать Нут до её дома, поэтому Афина знала, где она живёт. В памяти всплыл очередной эпизод – конец долгого дня, проведённого бок о бок.
В лучах закатного солнца глаза Нут становились малиновыми. Это был холодный оттенок красного, нежный, трепетный, и он очень кстати ей шёл. Но она не носила иных цветов, кроме белого и золотистого, поэтому проверить свои догадки на счёт цветового круга Афина не могла.
Они стояли друг напротив друга, неловко переминаясь с ноги на ногу.
- Ну, до завтра? – первой подала голос Нут.
- Уже?
- Знаешь, я хочу спать. А у меня ещё есть другие дела.
Афина закатила глаза.
- Я просто не хочу возвращаться с гостиницу. Видеть пьяные лица коллег отца – не самое приятное занятие. А сегодня конец недели, они точно приложатся всей весёлой компанией…
- А ты не любишь пьяных людей?
- Нет, не люблю.
- Жаль. Мне нравится алкоголь. На юге полно коньячных заводов и винных погребов, там даже растут виноградники, - мечтательно отозвалась Нут.
- Нравится алкоголь? – удивилась Афина. – Тут вообще нет ограничений по этой части?
- Есть. Можно с пятнадцати лет. Мифы гласят, что именно в свои пятнадцать Сехмет впервые попробовала тетткетианский коньяк, поэтому остались такие правила.
Афина сморщилась.
- Значит, тебе нравится коньяк.
- Да.
- И ты его пьёшь.
- Пью.
- Часто?
- Нет, иногда. Он очень крепкий. Боюсь, тебе после такого не выстоять, - она гаденько хихикнула. Глаза Нут сузились, на дне зрачка заиграли смешинки. – Если тебе интересно, мне нравится «Аль-кали».
«Аль-кали». Афина встала. Заходила по комнате, метнула взгляд на часы – была всего половина десятого, – подошла к окну. Если она захочет выйти через дверь, администратор обязательно её остановит и спросит, куда она собирается в такой час, да ещё и по темени. Отец разрешил бродить сколько угодно и где угодно только при свете солнца, но вот ночью Афина была обязана послушно спать. Если вылезти через окно…
На продумывание плана она не потратила ни секунды. Подняла створку, выпрыгнула на козырёк, скатилась по трубе для стока воды из кондиционера и прыгнула на землю. Перемахнула через забор со стороны внутреннего двора и бросилась к центральному рынку. «Аль-кали», да? Так он назывался? На центральном городском рынке была лавка с алкоголем, Нут сама об этом рассказывала недавно.
Полторы недели пролетели перед глазами в одну секунду. Ровно столько Афине потребовалось, чтобы решить, стоит ли звонить в дверной звонок, стоя перед домом Нут. И она решила – стоит. Раздалась трель, послышались торопливые шаги, голоса и громкие вопросы. Шур-шур-шур. Так шуршат домашние тапочки по линолеуму или пластмассовому покрытию, так шуршат сандалии по камню. Затем послышалась знакомая аура. Афина почувствовала, что совсем от неё отвыкла – от этого запаха, от этого ощущения, от этих…
Красных глаз.
Стоило Нут показаться на пороге, как она, совсем не раздумывая, бросилась ей на шею. И это было хорошо. Лучше, чем сладости с Дхаммавичая, лучше, чем родной дом. Лучше, чем одобрение отца. Лучше, чем ответ от Лина. Лучше, чем слова любви. Лучше, чем всё, чего у Афины никогда не было, но именно поэтому она понимала, что это хорошо.
Нут моргнула. Она одной рукой закрыла за собой дверь, шагнула за крыльцо и осторожно отстранила Афину от себя.
- Что ты здесь делаешь? – спросила она тихо. Словно их кто-то мог подслушать.
- Мне очень жаль, что я сказала тогда, Нут! – громко воскликнула Афина. Нут шикнула. – Пожалуйста, прости меня. Я больше никогда такого не скажу. Я понимаю, что нельзя так говорить, и что для тебя это всё важно. Я… мне было так плохо без тебя, я…
- Всё, тише. Давай не здесь.
Они отошли на задний двор. Тут росла невысокая кокосовая пальма, где под кроной и в самом деле висели кокосы, раскинулся небольшой газон и росли цветы. Цветы. Так много цветов! За ними требовался тщательный уход и пристальное наблюдение – под палящим солнцем здесь всё умирало. Нут правда сильно любит цветы?
- Теперь можно говорить? – нетерпеливо спросила Афина. Улыбка никак не сходила с её лица. Неуместная и глупая улыбка.
- Да. А кто тебя выпустил ночью из гостиницы? Не поверю, что мистер Мэнс на такое согласился.
- Я у него и не спрашивала. Просто… просто… - она замялась, смотря себе под ноги, - просто… тебя так давно не было, и я решила, что нужно извиниться. Мои слова, наверно, обидели тебя. Мне так жаль, Нут. Эти дни были невыносимыми. Поэтому, вот.
Она достала из-под плаща бутылку «Аль-кали». Глаза Нут в темноте зажглись красным огоньком.
- Это мне?
- Да. Бери, - Афина с силой пихнула ей в руки бутылку. – Ты говорила, тебе нравится. Прости меня. Мне правда очень жаль.
Нут молчала. Она смотрела то на бутылку, то на Афину. На бутылку, и снова на Афину. И снова. Та едва ли могла понять, что сейчас вырвется изо рта подруги. Но Нут не стала больше мучить её ожиданием слов:
- Афина, эм, - она набрала побольше воздуха, - я…
- Ну, что? Говори уже!
- Спасибо.
Стояла безоблачная ночь. Зной медленно исчезал, земля остывала. И, вот оно: это ощущение. Это ощущение виснет в воздухе. Ощущение, словно Нут хотела сказать что-то другое.
- Ты не обижаешься?
- Нет.
- Правда?
- Правда. Просто… - она снова запнулась, - просто в эти дни у меня были кое-какие дела. Я не смогла сказать. Какой у тебя номер телефона?
- Мобильный? – спросила Афина. – У меня и для межпланетной связи есть гарнитура. У неё отдельный номер. У вас здесь продаются устройства от ДельтаТекКомпани?
Нут покачала головой.
- Просто назови мобильный.
- Двадцать три, четыреста пятьдесят два, триста сорок восемь, шестьдесят шесть два раза, - она замерла. – Точно не нужен второй? А как ты мне будешь звонить, когда я… уеду?
На лице Нут появилась холодная улыбочка. Да, именно вот такая противная улыбочка, то ли вымученная, то ли злая. Афине казалось, о неё можно порезаться.
- Когда ты уедешь, я не смогу тебе позвонить, даже если буду знать номер.
- Почему?
Она ожидала услышать знакомое «потому», однако Нут сказала:
- Ну, теперь у меня есть кое-какие другие дела. Видишь ли, возникли некоторые обстоятельства… Долго объяснять. Лучше нам больше никогда не встречаться.
Никогда?
И тогда Афина впервые почувствовала это. Звон монорельсов, удар молота по железу, грохот голосов. Оцепенение, словно в затылок вкололи мощное снотворное, оцепенение, словно от ужаса даже язык во рту онемел. И это было громко. Голос Нут звучал тихо только здесь, на заднем дворе, но в голове Афины он становился криком.
- А как же…
- Я обещаю, что никогда не забуду тебя, - перебила она. – Слышишь? Всякое в жизни бывает. Иногда нам приходится делать то, чего мы не хотим, и мир устроен так, что чаще всего приходится заниматься именно теми вещами, которые нам отвратительны. Но мы ведь друзья. И я даю тебе слово.
- Друзья?
- Да, - Нут торопливо кивнула. – Потому что мы друзья. Так вот, подруга, пообещай мне кое-что.
Афина сосредоточилась. Она приблизилась. Ближе, ближе, ещё ближе. Туда, где сидела у неё Нут. В голове. И в животе. И в других частях тела, где крутится венозная и артериальная кровь, кровь, такая же красная, как её глаза.
За поясом у Нут вызывающе сверкнул снятый с предохранителя бластер… Она к нему было потянулась, а потом передумала.
- Я готова.
- Пообещай мне, Афина, что никогда не выйдешь замуж, - взгляд её прожигал насквозь. – Никогда. Слышишь? Никогда и ни за что. Вот тебе условие в ответ на моё.
Дыхание застряло в горле, руки онемели. Даже если и в голове были мысли о Лине, сейчас они казались песчинками на фоне величественных гробниц.
- Я клянусь, - сказала она на выдохе. – Клянусь. До гроба.
- Хорошо. Давай, иди. Никогда сюда не возвращайся. Никогда и ни за что. Я тебя не забуду.
Больше они в самом деле не пересекались. Минула ночь, солнце над Тетткетом вновь поднялось. Афина в кругу исследователей и сотрудников Совета безопасности соврала. В последней гробнице в самом деле находилось захоронение Сехмет. Вот оно, найдено. Две недели она ходила по пустыне, пока дяди и тёти в пиджаках обсуждали свои дела в мэрии, за такое должны ставить памятник! Но она соврала. Соврала, потому что боялась, что с Нут что-то случится.
- Там ничего нет. Видимо, существуют другие гробницы. Либо миф о захоронениях – всего лишь миф.
Послышались шепотки, ругательства, шорохи. Они злились и негодовали. Отец, мистер Нестор Мэнс, на корабле спустит с неё три шкуры, потому что Афина Мэнс снова провалилась. Она, якобы, не смогла. Она выросла, но не повзрослела – вот так она выглядела их глазах.
Это ощущение повисло в воздухе. Они с Нут расстались навсегда. И навсегда – это целая жизнь, это слишком долго, чтобы быть правдой.
Эпизод 11
БОЛЬШАЯ ЧЕТВЁРКА
«Вы столкнулись с проблемами, которые не способны решить? Вы попали в трудную жизненную ситуацию и совсем не знаете, как из неё выбраться? Не можете вернуться к нормальной жизни? Если вам нужна помощь, обращайтесь в церковь Праджан Кшамты! Мы наставим вас на истинный путь и покажем дорогу. Звоните по межпланетному номеру: восемь-тридцать пять-шестьдесят восемь-тридцать два. Заявки принимаются двадцать пять системных часов без перерывов. Не упустите свой шанс сделать жизнь лучше! Спонсируется Обществом Избранных и корпорацией…»
Реклама на телеканале КристаллСинема
17.13.1489
Трейдттор скрупулёзно рассматривал двери перед собой. Интерьер в месте, где изредка проводились собрания Большой четвёрки, он оценивал как «ниже среднего», и почти каждая деталь в здании ему не нравилась. В Метанолии было мало интересных памятников архитектуры, Метанолия – искусственно созданное поселение. Каким бы крупным оно ни было, архитекторы не вложили в проект ни йоты души.
Саммит-холл был одним из самых высоких небоскрёбов мегаполиса. В нём насчитывалось две с половиной сотни этажей, а тянулся он с самого первого уровня до крыши третьего. Входом на первом, у самой земли, никто не пользовался, и обычно всевозможные церемонии проводились на втором уровне. Там подметали тротуары, строго следили за дисциплиной и пристально наблюдали за каждым горожанином через систему видеокамер, никаких нарушений около саммит-холла здесь не происходило. Поэтому вся та часть, находящаяся ниже, где обитали бродяги, проститутки и прочие представители этого слоя общества, считалась подвальным помещением. Там никто не работал.
В выходные саммит-холл закрывался на техническое обслуживание. Ремонтные службы проверяли экраны снаружи небоскрёба, тестировали систему оповещения внутри и налаживали контакты электросетей. Раз в месяц по местному времени приходила проверка коммуникаций. Интернет и его скорость, конечно, были намного приоритетнее, чем снабжение туалетов водой, а автоматов с перекусами – продуктами. И те часто пустовали.
Ровно настолько часто использовался саммит-холл для заседаний множества различных организаций. И Метанолия не зря звалась столицей человечества в космосе, здесь находилось всё.
Вздохнув, Трейдттор, наконец, толкнул двери и вошёл в зал.
- Давайте перейдём сразу к насущным вопросам нашего собрания, - сказал Вениамин Чаттра в микрофон. Усиление звука было небольшим, таким, чтобы сидящие по ту сторону овального стола расслышали. – И начнём мы с обсуждения присоединения сестринства Бохан Таншталат к Обществу Избранных. Мне известно, что документ, который запрещал им принимать участие в общественной деятельности от лица Общества, потерял свою ценность со смертью Вильяма Бонда. Леди Каодай, что вы можете сказать по этому поводу?
Сегодня Каодай сидела без шляпы, волосы её, прямые и чёрные, были собраны в низкий хвост.
- Мне нечего сказать, мистер Чаттра, - равнодушно отозвалась она.
- В самом деле нечего?
- В самом деле. Бохан Таншталат, если и имеют злой умысел, осуществили бы его раньше, чем мы, господа и дамы, собрались бы здесь. Если же вас волнует этот вопрос, советую обратиться напрямую к настоятельнице. Вот и всё.
Тусклый свет в помещении дребезжал под потолком. Маленькие белые лампочки освещали лишь несколько фигур за столом, всё остальное скрывалось в темноте.
Голос подал Нихон Фукумото, уродливый человек в тёмно-синем халате:
- Это вовсе не означает, что после ваших слов, леди Каодай, всё резко встанет на свои места. Мы все должны понимать, кто такие последователи Лиеухань и почему они оказались за бортом нашего корабля. От лица Хакаринимо я настаиваю, чтобы вы объяснились.
- Вы достаточно смелы, чтобы прикрываться своим богом, или же вы настолько трусливы, что прячетесь за его спиной? – спросила она. – Прошу прощения, но мне действительно нечего сказать по поводу восстановления Бохан Таншталат. Повторю простым языком для вас, мистер Фукумото. Если хотите что-то узнать, спросите у настоятельницы сами. Я к ордену не имею никакого отношения с незапамятных времён, и мне невдомёк, с какой целью вы, господа, продолжаете приглашать меня на собрания.
Нихон Фукумото скрипнул зубами. Глаза его, маленькие и узкие, от злости сузились ещё больше, превратившись в тонкие щели.
- Смелые слова для самозванки, - прошипел он.
- Но они станут ещё смелее, когда присутствующие здесь узнают о том, кем родился ваш единственный избранный за последние столетия существования клана, - на её губах заиграла улыбка. – Прошу вас, признайтесь сами, мистер Фукумото. Мы все будем премного благодарны за ваши честность и откровение.
Повисла тишина. Трейдттор метнул взгляд на Каодай, затем – на Нихона. Они сидели ровно напротив друг друга, но оба не могли видеть лица.
- Мистер Фукумото, то, что говорит леди Каодай – правда? – спросил Вениамин Чаттра. – Лично я вам настоятельно не рекомендую что-либо скрывать об Общества, даже находясь в составе Большой четвёрки.
- Не поймите меня неправильно, господа. И дамы. Но то, что я сейчас вам скажу, ни в коем случае не является ложью или провокацией. Это абсолютная правда, - Нихон оглядел всех пристальным взглядом. – Дело в том, что…
- Что ваш ребёнок родился избранным Лиеухань, - резво перебила Каодай. – Не стоит увиливать, господин. Вы собирались соврать – я это вижу. Так ведь, мистер Трейдттор?
Он в ответ вскинул брови. С чего бы этой даме обращаться за помощью к нему? Неужели она сама не может довести свою провокацию до ума? Но вместо возражений Трейдттор сказал:
- Да, это правда. Этому есть объяснение.
- Не могли бы вы его предоставить? – сказал Чаттра.
- Один врач из церкви Праджан Кшамты поделилась со мной информацией, что перед смертью Вильям Бонд нёс не бессвязный бред, а пытался донести весьма внятную мысль. Видите ли, за несколько дней до этого он посетил поместье Фукумото и повстречал там новорожденного младенца. Что-то его настолько поразило, и мистер Бонд, во-первых, встретил свою смерть, а во-вторых – он видел младенца. И он, как человек знающий, видел, что младенец… ну, не совсем такой, каким его ожидали, - сказал он.
И снова зал погрузился в тишину. За окном накрапывал дождь, мелкая морось, шумели монорельсы и визжал ветер. Это была ещё одна мрачная ночь.
- Я предлагаю оставить этот вопрос, - сказала миссис Хелена Райкконен, глава секретариата Собрания независимого искусства. – Хотела бы представить вам некоторую новость, касающуюся моей организации.
- Прошу, говорите.
- Собрание складывает свои полномочия в составе Общества Избранных. Это будет последнее собрание, которое посещаю я или мои подчинённые, - голос её казался острым, как лезвие ножа, - и более мы с вами не увидимся. Причина нашего решения такова – Собрание вводит новую политику, согласно которой мы не желаем руководствоваться сторонними правилами, будь то Совет безопасности или Общество Избранных. В наших приоритетах распространение, восстановление и популяризация искусства без рамок цензуры. Надеюсь на ваше понимание.
- Благодарю за честность, миссис Райкконен, - мистер Чаттра кивнул. – Это смелое решение. Впредь надеюсь, что Собрание независимого искусства будет процветать.
- Разрешите вопрос? – сказал Нестор Мэнс.
- Спрашивайте.
- Вы заявили, что не желаете руководствоваться рамками цензуры, которые диктует Совет безопасности, однако раньше вы вполне спокойно отвечали всем требованиям совета директоров. Не могли бы вы прояснить, что повлияло на ваше решение?
Послышался вдох, миссис Райкконен подвинула микрофон ближе и произнесла:
- Кстати, о птичках… это будет сказано исключительно между нами, дамы и господа, но важнейшим фактором стала смена «правой руки» Лидера. Я, конечно, одобряю решения Лидера, поскольку они основываются лишь на холодном расчёте и логике. Мистер Рейн – это совсем иной персонаж, и он не идёт ни в какое сравнение с Вильямом Бондом, поэтому некоторые предрассудки на его счёт есть и у нашего руководства.
- Могу согласиться с миссис Райкконен, мистер Рейн вызывает подозрения, - отозвался Трейдттор.
- Благодарю. Итак, как вы знаете, мистер Рейн с самого начала своей карьеры был членом комитета информационной безопасности, что, несомненно, будет смущать такую организацию, как Собрание. Та политика, проводимая этим комитетом, идёт вразрез с нашей. Если вам интересно, добавлю ещё кое-что. В отличие от мистера Рейна, Вильям Бонд не был представителем этого комитета, он встал на должность прямиком с заместителя председателя комитета по охране труда. Это существенная разница.
- Выходит, вы считаете, что мистер Рейн будет принимать именно такие решения, какие диктовал ранее его комитет, - утвердил Нестор.
- Ваши выводы близки к правде.
- Но я в чём-то ошибаюсь?
- Можно и так сказать. Какие бы ни были причины, результат не изменится. Собрание независимого искусства покидает Общество Избранных. Это следовало сделать раньше, когда мы обнаружили, что наше объединение превратилось в сообщество искусствоведов, прекратив быть религиозной организацией. И в этом нет ничего страшного. Так или иначе, последователи Лухты подарили нам то, что мы имеет сейчас.
Нестор Мэнс кашлянул. Он ждал слов, но миссис Райкконен больше ничего не сказала. Тогда в разговор вернулся мистер Чаттра:
- Отлично, тогда этот вопрос можно считать закрытым. У нас остались прочие темы для обсуждения. Что на счёт смерти Вильяма Бонда? Как ни крути, он был нашим важным союзником в Совете безопасности, и благодаря его присутствию на высоком посту мы сохранили свои позиции в Современности. У меня есть опасения, что мистер Рейн может быть… скажем так, приверженцем идей Кампании.
- Едва ли мы можем строить такие гипотезы. Он только вступил в свою должность. Время покажет, - пробормотал Нестор.
- И всё же, мы не сможем на него полагаться в той же степени, что и на Вильяма Бонда, - сказал Трейдттор. – И ещё один вопрос – вы слышали что-нибудь о человеке по имени Янрин Сакриявин? Так звали нашего покойного мистера.
Он ожидал, что ответил леди Каодай, которая просто обязана была знать о несуществующих людях. Или Вениамин Чаттра; его родственники могли происходить с той же планеты, с той же страны, как и Сакриявин, но все догадки оказались ложными.
- Не стану ручаться за свои слова, но один человек, помнится, рассказывал мне о нём. Этого человека зовут Владимир Агапов, сейчас он проживает в столице Леккхет-коккхав, - отозвалась Райкконен. – Вы можете связаться с ним. Думаю, тогда завеса тайны убийства Вильяма Бонда приподнимется.
- С чего вы решили, словно Вильяма Бонда убили? – встрял Нестор.
Теперь настала очередь Каодай говорить:
- Об этом говорит заключение обследования, которое проводила мисс Харрикейн, представительница церкви Праджан Кшамты. Леди заявила мне вот что. Покойный мистер оказался под действием заклинательной техники… сильной заклинательной техники, надо сказать. Отсюда вытекает два предположения: его тело не выдержало действия техники, либо он умер от побочного эффекта.
- Побочного эффекта?
- Скажем, в технику было заложено действие «пойти и сделать то-то», а в реальности «такое-то» действие приводит к трагическим последствиям. Это и называется побочным эффектом.
- Следовательно, нам нужно найти всех людей, которые владеют такими техниками.
- И как вы хотите это осуществить? – спросил Трейдттор, приподняв бровь. Нестор выглядел серьёзным.
- Элементарно. Община может заключить контракт с церковью Праджан Кшамты, чтобы наши избранные объединили свои усилия и нашли людей, соответствующих запросу. Их усилий будет достаточно, - ответил он.
- Вы же понимаете, что это станет необоснованными тратами?
- Это всего лишь идеи. Необязательно осуществлять их.
- Именно идеи становятся причинами разногласий… Вы хотите посеять в Обществе семя раздора? Как не-избранный, вы должны понимать, что чувствуют избранные, когда речь идёт о таких вещах. Легко рассуждать о мнимой энергетике и подготовке техников, но воплощать это в жизнь – совсем другой вопрос.
Мистер Мэнс вдохнул и выдохнул. Его лицо помрачнело пуще прежнего, словно толстые брови отбросили густую тень. Трейдттор не стал продолжать диалог с ним.
- Итак, Вильям Бонд умер из-за действия избранных. Понимаете, какого масштаба эта трагедия? Наши позиции не настолько крепки, чтобы кто-то из нас вдруг совершал такие преступления, - сказал Нестор. – И кто-то осмелился…
- Не стоит плести интриги и кого-то обвинять, - оборвала его Каодай. – Вы хотите сказать, словно кто-то из нас, присутствующих здесь, смог поднять руку на Вильяма Бонда. Но с какой целью? Каковы могли быть мотивы? А что касается заклинательных техник, то, насколько мне известно, никто из присутствующих ими не обладает.
Все переглянулись. Нестор метнул взгляд на Каодай, Нихон пристально посмотрел на Трейдттора, Трейдттор и миссис Райкконен – на мистера Чаттра, а мистер Чаттра не мог оторвать взгляда от повязки Каодай. Леди если и хотела на кого-то зло посмотреть, не смогла этого сделать.
- Либо этот кто-то просто скрывает от нас правду, - закончила она.
- Или эта кто-то, - добавил Нестор.
- Вы подозреваете меня?
- Леди Каодай, это ни в коем случае не оскорбление, но в первую очередь под подозрение падают две организации. Первая – сестринство Бохан Таншталат, так что я подозреваю не вас, а кого-то из них. К тому же, эта догадка логична. Вторая – культ Сехмет, который всё ещё пускает корни в Тетткете и отравляет жизнь местным жителям. Они вполне могли провернуть нечто подобное, эти сепаратисты.
- Да, от культов Сехмет оказалось удивительно сложно избавиться, - задумчиво пробормотал мистер Чаттра.
- Но на них свет клином не сошёлся, - сказал мистер Мэнс.
Трейдттор теребил кончик своего хвостика. Ему хотелось вставить парочку слов в беседу, но Нестор никак не унимался.
- Иными словами, я считаю, что Обществу Избранных следует провести собственное расследование касательно убийства Вильяма Бонда. Дополнительно, от лица Общины я заявляю, что мы, избранные Фортуны, выступаем резко против включения сестринства Бохан Таншталат обратно в Четвёрку, - он кашлянул, - или вы забыли, что так называемая Всемогущая далека от образа «доброго» божества? Её образ в истории сравним с образом Сехмет. Однако разница состоит в том, что в Архаичный период нравы были другие, нежели чем в Античный. Миссис Райкконен может подтвердить мои слова.
- Ну, строго говоря, вы правы, - неохотно сказала она. – Я не стану посвящать вас в длинные описания фресок и картин из Гантрия Империума. Это не моя область занятости.
Повязка Каодай изогнулась, словно она приподняла брови, но лицо её осталось по-прежнему спокойным. Лёгкая улыбка никогда не сходила с её губ.
- Я хочу сказать, Обществу Избранных следует отсеивать сектантов и фанатиков. У нас уже есть определённые правила приёма, а помнится мне, как-то раз Бохан Таншталат даже их не прошли. Ну, не наводит на выводы? – продолжал Нестор. – Среди нас им не место.
- Но не стоит забывать про принцип свободы вероисповедания, - одёрнул его Вениамин. – Это главное правило, которым мы руководствуемся.
- Никто и не спорит с ним. Пусть верят, в кого хотят; однако все мы ходим под одними и теми же законами, пусть и живём в разных частях вселенной.
- Мистер Мэнс, вы напрашиваетесь на голосование по вопросу, который решён был и без вашей точки зрения, - снисходительно сказала Каодай. – Это выходит за рамки приличия. Кем вы себя мните, борцом за правду?
Присутствующими овладело странное ощущение. Ярче всех его испытал Трейдттор: он скривился, словно голову ему кольнули дробью пули, а зубы плотно сомкнул. Посторонние звуки мгновенно стихли. Словно не существовало в помещении ничего иного, кроме леди Каодай.
Первым молчание прервал Вениамин:
- Я вынужден согласиться вами, - медленно произнёс он. – По правде говоря, Бохан Таншталат уже после смерти Вильяма Бонда восстановили своё положение в Обществе. В такой системе мы живём… Никто в этом не виноват.
- Ваш настрой за Совет безопасности даже немного пугает, - прокряхтел мистер Фукумото. – Они никогда мне не нравились. Ещё во времена альянса эта кучка правдорубов вызвала у меня сплошное отвращение, а сейчас они наворотили таких дел, что и не знаешь, куда подаваться! Нас с вами загоняют в конуру. А кто-то вроде мистера Мэнса осмеливается сидеть здесь и ратовать за их процветание. Скажите, мистер Трейдттор, как потомок беженцев с Аллиньюса – помогли ли вашей родине уцелеть? Сохранили ли её безопасность?
Трейдттор немного пораскинул мозгами. Он не любил отвечать на риторические вопросы; с другой стороны, ситуация складывалась именно так, как ему хотелось, и он не мог не поддержать этого уродливого старика.
Порой на хорошие слова оказываются способны те, от кого мы меньше всего их ожидаем.
- Пожалуй, нет. Тридцать лет назад мы увидели, как в Совете на самом деле охраняют общественную безопасность.
- Вот и я не припомню активных мер с их стороны. Планета пала! Да, мистер Мэнс, сейчас вы скажете, что этому предшествовал серьёзный продолжительный геополитический кризис. Знали бы вы, сколько раз я слышал эти отмазки по телевизору! Но кризис – это лишь слова, - Нихон покачал головой. – Проблемы решают наши действия.
Нестор хмуро молчал. Каодай незаметно улыбалась, а Вениамин Чаттра внимательно слушал затянувшиеся бичевания. В скором времени ему надоело терпеть. Он поправил микрофон и сказал:
- К чему вы клоните?
- Давайте мы оставим нападки почём зря. Но я хочу сказать своё слово, раз мы всё равно дошли до того, что жучим друг друга. Нестор Мэнс, как и вся Община, никогда не действовала в интересах Общества Избранных; порой они и вовсе шли нам наперекор. Я считаю, среди нас им не место. Но и этого можно избежать. Пусть так – либо мистер Мэнс отдаст свой пост следующему главе, либо Община покинет лист Общества.
Зал погрузился в молчаливое согласие. Возражающих не нашлось.
Эпизод 12
ФАТАЛИСТ
«…году саммит-холл вошёл в число самых посещаемых зданий в Метанолия-сити. Ежедневно саммит-холл посещают тысячи туристов и сотни сотрудников Совета безопасности, в том числе члены совета директоров и председатели комитетов. Недавно мистер Рейн, новый председатель Совета Безопасности, посетил кабинет Вильяма Бонда, чтобы отдать дань памяти предыдущему деятелю…»
Узкий экран под потолком потух вместе с камерами видеонаблюдения.
Из панорамных окон саммит-холла открывался восхитительный вид на ночную Метанолию. Пестрели рекламные вывески, мигали огни в тысячах домов, светила подсветка, уличные фонари, маленькие лампочки и табло. Миллионы жизней лежали как на ладони. Миллионы людей, кто не спал ночью, бродил по улицам, разъезжал в воздушных такси и монорельсах. Это был самый освещённый мегаполис во всей вселенной. Даже не включая люстры в пустующем зале этажом ниже, Трейдттор прекрасно видел, кто стоит у окна с видом на город. Слишком светло.
Нестор равнодушно глядел на Метанолию. В городе, где дождь лил круглые сутки, а из-под бетона и асфальта не показывалось ни метра травы, в городе, где линии монорельсов занимали сотни километров площади, в городе, где не существовало никаких законов на нижних ярусах он чувствовал себя отчуждённо. Нестор Мэнс привык к солнечным пляжам Генетейры, привык к пальмам и песку, к каменным домам с толстыми стенами и к приветливым людям. В Метанолии всё было иначе.
- Мистер Трейдттор, скажите, вам нравится здесь? – спросил он в пустоту. Хриплый голос отскочил от стен, ударился о потолок. – Столица человечества, гигантский многоярусный мегаполис… берег океана, мягкий экваториальный климат. Большое количество осадков. Длинная ночь и короткий день, чтобы никто не увидел, какой беспредел здесь творится.
Трейдттор молчал. Все слова про беспредел были правдой, если речь шла о первом уровне. Чем выше поднимался город, тем больше повсюду появлялось камер, систем прослушивания, сотрудников Совета безопасности и людей в пиджаках. В пиджаках и с зонтами.
- Мне не нравится, - продолжил Нестор. – В Метанолии всегда пасмурно и сыро. И вся эта реклама, все эти баннеры на других планетах, даже в Афилантесе, даже в Сатме, которые агитируют за переезд сюда, в этот райский уголок… А может, это наша общая судьба – превратиться в этот холодный мигающий ком пластмассы и металла. Переехать всем человечеством в Метанолия-сити.
Трейдттор молчал, и ничто не мешало Нестору говорить свою тираду.
- И вот он, сказочный город… Знаете, должно быть, наши предки были бы разочарованы, узнай они, во что мы превратились. И я, и вы, и Общество Избранных. Но вы не подумайте, словно я себя жалею. Ни в коем случае. Я всегда знал – однажды и со мной это произойдёт; один лишь вопрос волновал меня – как скоро это случится?
- Так вы верите в судьбу, - сказал Трейдттор.
- И я всегда в неё верил. Зная наперёд свою жизнь, нет смысла бояться смерти. Вот сейчас я совершенно точно уверен, что вы пришли меня убить.
- Ну и как вы догадались?
- Очень просто. Я ведь знаю, кто вы такой, Мартин. Или Альберт Рубио, как вам угодно. Писатель из вас вышел бы замечательный. Я с огромным интересом прочитал ваши «Путевые заметки», но ещё интереснее было изучать дело барчесского головореза, которого вы покрывали в далёких шестидесятых. Теперь вы, надеюсь, понимаете, в чем плюсы сотрудничества с Советом безопасности.
Трейдттор надел перчатки, нагнулся, приподнял плиту и вынул из аккуратно вырезанного в полу тайника заряженный бластер. Он снял его с предохранителя.
- Часто люди думают, что в Тетткете очень легко потеряться. Да, безусловно, легко. Но ведь кого-то там находят. И никогда точно не скажешь, кто будет следующим – безобидный писатель-путешественник или ещё один террорист.
- Ну хватит с вас разговоров. Дорогу вам обозначил мистер Фукумото, - сказал Трейдттор. – Не томите же.
Он вручил Нестору бластер и отошёл в сторону. На короткое мгновение ему показалось, будто вот-вот мужчина передумает, вскинет руку и нажмёт на курок; тогда Трейдттор остался бы валяться с жжённой дырой в теле и надеяться, что после смерти не угодит в худший мир. Расплачиваться за свои грехи ему не хотелось.
Последние мгновения Нестора освещал под стать ему красный рекламный щит.
Вспыхнул выстрел. Грузное тело с грохотом упало на покрытый пластиком пол, но шумоизоляция не позволила звуку разлететься дальше. Тень Нестора Мэнса свернулась до маленькой лужицы на полу, ничтожной и чёрной. Бластер он крепко держал своими шершавыми толстыми пальцами. В голове зияла дыра. Дыра от лазерного луча.
Красная реклама гласила:
«Беспокоитесь о конфиденциальности разговора? Ищите быстрый и надёжный способ межпланетной связи? Переживаете, не прослушивают ли вас? ДельтаТекКомпани к вашим услугам! Приобретайте гарнитуру для межпланетной связи с удобным интерфейсом, хорошим качеством звука и высокой скоростью соединения! ДельтаТекКомпани – только хорошее качество!»
И всё же, Метанолия была замечательным городом.
Эпизод 13
СТОУНПРАЙМ
«Нашим журналистам удалось узнать, что пятьдесят шестой саммит Большой четвёрки Общества Избранных состоится уже завтра, семнадцатого числа тринадцатой декады. Учитывая сложившуюся ситуацию, совсем неудивительно, что видные деятели решили обсудить некоторые важные вопросы. О чём шла речь? Какие решения были приняты? Смотрите завтра в вечерних новостях по системному времени.
До фестиваля Второго Нулевого дня остаётся всего…»
Сатия Интерспейс ТВ
Выпуск 16.13.1489
На метанолийские пляжи у берегов Нового океана по утрам опускался туман. Густой, белый, словно пролитое на стол синтетическое молоко местного производства, он укрывал собой широколиственные громадные кусты, прятал отсыревший белый песок под ногами, скрывал стайки чаек и вереницы мелких крабов. Среди зелени здесь ползали мелкие ядовитые змейки, чуть дальше, ближе к высоткам, стояли громадные ветряные мельницы. Ещё дальше, на север по берегу, располагалась крупная гидроэлектростанция, одна из тринадцати в мегаполисе.
Метанолии во многом повезло с расположением. Только с резко испортившейся погодой после завершения строительства центрального района качество жизни в мегаполисе упало, и пришлось компенсировать климат… другими способами.
Но у пляжа, когда солнце только начинало подниматься, стояла умиротворяющая тишина. Бушующие по ночам волны океана успокоились, исчезли чайки, не трещали клешнями крабы. Тихий звук прибоя, если и шумел, не мог пробраться сквозь густой туман. Трейдттор подозревал, что туман этот не был естественным. Перепады температуры днём и ночью в Метанолии были минимальными, да и день длился не так долго, как хотелось бы.
Но ему синтетический туман, или туман из химикатов, или туман с электростанции, да и любой другой туман не грозил. Трейдттор обладал абсолютным иммунитетом к любого вида увечьям. Такая вот особенность.
В кустах кто-то зашевелился. Трейдттор медленно поднялся с камня, попытался оглядеться, но никого не увидел. Шорох снова повторился. Тогда он махнул рукой, чтобы отогнать клубы тумана в сторону и рассмотреть, кто там прятался. Это был Менахем. Менахем в своём пиджачке, с идеальной укладкой, в начищенных ботинках.
- Как ты сюда добрался? – громко спросил Трейдттор.
Парнишка выскочил из-под широкого листа и показался на вид. Его зелёные глаза сверкнули неподдельным интересом.
- На монорельсе.
- А если не врать?
Менахем цокнул. Он подошёл ещё ближе, пока не встал над Трейдттором с укоризненным взглядом, а колени его в чистых брюках не упёрлись в грязный камень, покрытый песком.
- Я не вру.
- Я знаю, какое лицо бывает у людей, когда они говорят правду, - сказал он равнодушно, выплюнув кусок травинки, - и у тебя было не такое. Менахем, ты хотел спать весь вчерашний день. Что, кошмары мучают?
Он надулся ещё сильнее, как рыба-фуга, плавающая в морях на Нун и случайно завезённая на Идзанами.
- Нет. Говорю же, добрался на монорельсе. Вам не стоит удивляться тому, что я знаю маршруты местного общественного транспорта. И про сон… ну, рассвело же…
- И ты решил, что с тебя хватит?
Лицо Трейдттора не изменилось, но взгляд стал чуть более озлобленным. То, что Менахем его немного раздражал, не было секретом, и теперь мастер Чаттра мог хорошо это разглядеть. Глаза серые, как облака в небе.
- Я выспался, - строго сказал Менахем.
- А никто и не сомневается.
- К чему тогда это внезапное беспокойство?
В ответ он лишь пожал плечами. Беседа не клеилась.
- Вы долго здесь будете сидеть? – спросил Менахем после минуты молчания. Трейдттор отвернулся, глядя в туман. – Здесь даже смотреть не на что.
- Не на что смотреть в Метанолии. Я там уже всё видел. Каждую забегаловку, каждого маргинала, каждую проститутку и каждого офицера Совбеза. Но Новый океан… этот океан, особенно утром, покрывается вот таким туманом. Это в самом деле восхитительно.
- И часто вы здесь бываете?
Вопрос растворился в рассветной тишине. Лучи солнца выглядывали из-за горизонта, становилось светлее и светлее. Слово природа оживала после очередной мрачной ночи. Словно все те растения, загубленные на производство бумаги в Новом времени, вернулись на земли живых планет и по-прежнему выделяют кислород, словно вернулись все те вид животных, съеденные в дорогих ресторанах в Новом времени. Словно Метанолию никогда не строили.
- Нет, - ответил Трейдттор. – Обычно у меня много дел. В исследовательской гильдии, на съёмной квартире, в Обществе Избранных, в Совбезе. Не часто появляются дни, когда я сплю ночью, но ещё реже выдаётся шанс сидеть здесь и смотреть в никуда.
- Выходит, вы занятой человек.
- Выходит, я занятой человек. А кто-то так не считает, а?
Менахем покосился в сторону, раздумывая над ответом.
- Ну, иногда отец говорит мне, что вы часто бездельничаете и не выполняете свою работу вовремя… И что до вас дозвониться сложнее, чем до председателя Совбеза. Ну, знаете, всё такое. Он считает вас мутным типом.
Трейдттор вскинул брови. Значит, это его определяет? Отсутствие зарядки на гарнитуре и телефоне оттого, что все постоянно названивают и написывают, а он ещё и не отвечает вовремя?
- Да-а? – протянул он. Потом добавил обиженно: - Я думал, мы с мистером Чаттра друзья. Никогда бы не предположил, что он говорит обо мне такое за моей спиной.
- Ну, он такой человек. Он вас не осуждает, просто…
- Просто что?
- Просто он любит ворчать. Вот и всё. Только не говорите ему, что я вам рассказал.
Трейдттор ехидно ухмыльнулся, глаза его сузились. Он хихикнул.
- О, я обязательно расскажу, - ответил он. – Вернусь в квартиру и сразу же ему позвоню. Пусть знает, чем занимается его сынок вместо дачи показаний мистеру исследователю – стучит на отца.
Менахем недовольно замычал. Согнувшись, он упёрся руками в грязные колени и пристально посмотрел ему в глаза. Умоляюще.
- Нет, ну не говорите, - заныл он, - пожалуйста. Мы же бездельничаем вместо исследований. Вопросы закончились, так? Я могу спокойно отдыхать и заниматься чем угодно. Вы и сами так делаете.
- Да, потому что у меня выходной.
- Тогда у меня тоже.
- Нет. Ты прогуливаешь учёбу за счёт своего отца, это не каникулы и не отпуск. Это называется безответственность.
Менахем выпрямился и отвернулся, скрестив руки на груди.
Туман начал расступаться. Появилось солнце, на белый песок упали первые яркие лучи; песчинки, как множество мелких раздробленных ракушек, заискрились на свету. Этот свет бил по глазам не хуже экрана или табло в ночной Метанолии, хотя и ощущался приятнее. Это было естественно.
Трейдттору нравилось думать, что когда-то место на Идзанами, где сейчас находится Метанолия, предстало перед строителями гектарами непроходимого тропического леса. Здесь водились редкие животные, которых сейчас уже не встретишь, летали пёстрые бабочки с огромными крыльями, с ветки на ветку скакали обезьяны. Сейчас здесь не растёт ни одного банана, только Новый океан одичало плещется у крутых берегов, засаженных ветряными мельницами и гидроэлектростанциями.
- А можно вопрос?
- Спрашивай, - легко отозвался он, махнув рукой.
- Это правда, что вы не различаете цветов?
Подняв голову, Трейдттор вопросительно взглянул на Менахема. На Менахема в пиджаке с отглаженными лацканами, Менахема в начищенных ботинках с горстками песка, со значком клана на галстуке.
- Кто тебе такое рассказал?
Тот свистнул, ноги его зашевелились, стали нервно вырисовывать круги на песке.
- Никто, - резко сказал Менахем. – Кто-то говорит. Просто слухи. Мне стало интересно, правда ли это, вот и спрашиваю. Вдруг вы дальтоник.
- Я различаю цвета. Все до единого. Скорее всего, этот кто-то имел ввиду не совсем дальтонизм.
Менахем заинтересованно крутанулся на месте, ботинки встали нос к носу, песок под ногами взлетел вверх и опустился. Он вопрошающе посмотрел на Трейдттора сверху вниз, ждал слов.
- Ну, знаешь, так говорят про людей, кто… - он пощёлкал пальцами, - кто может всю жизнь потратить на достигательство, но не будет доволен результатом. Человеку хочется всё больше, больше и больше, пока он не достигнет плато, и не придёт время остановиться. В этот момент жизнь теряет краски. Всё становится серым, неинтересным и скучным. Этого нельзя изменить.
Менахема кольнуло сочувствие. Взгляд его превратился в жалобный, брови выгнулись. Но Трейдттор не видел его лица, он продолжал смотреть в туман над океаном.
- В общем, это метафора.
- И она про вас…
- Ну да.
Тишина. Вода разбивалась о белый песок, становилось душно и влажно. Ночная лёгкая прохлада отступала. Поднималось солнце, большой жёлтый диск, чьи лучи обжигали голую кожу.
- В этом переносном значении про вас? Или это только слухи? – спросил Менахем.
- Тебе так интересно?
Он столкнулся с его взглядом. Равнодушным, отстранённым. Глаза Трейдттора не выражали ничего, кроме глубокой тоски и серого цвета, холодного и безжизненного, такого, какой бывает на могильных плитах. Менахем думал: «Он, что, похоронил кого-то? Вроде тётя была… умерла? Или другие родственники? Я же совсем ничего о нём не знаю. Ни про личную жизнь, ни про образование, ни про хобби».
- Да, - на выдохе сказал он.
- Да, - ответил Трейдттор, - про меня.
- Но что такого произошло в вашей жизни? Какая-то катастрофа? Простите, похоронили близких? Проблемы с личной жизнью или…
- Нет, - резко оборвал он, - я всего-то достиг своего плато. Раньше у меня была кое-какая цель. Я жил ею, дышал ею, делал всё, лишь бы её достичь. Эта бесконечная погоня за счастьем делала меня человеком, она заставляла слышать и чувствовать, видеть эти самые краски. Это было моей мечтой.
- И вы её достигли?
- Ну да. Я её достиг. Теперь она осталась в прошлом, и ничего с этим не поделаешь. Иногда говорят: «В жизни бывает две беды: одна – не получить того, что хочешь, другая – получить». Каждый раз, вспоминая эту фразу, я думаю, как она мне подходит. Если бы кто-то вновь вернул меня к жизни… Стал бы я счастливее? Кто знает.
Повисла тишина. Плеск воды, крик чаек. Шелест белого песка и цокот ракушек. На берег вывалили крабы, мелкие и красные, в прозрачной воде заплескалась рыба. Природа жила своей жизнью, а Метанолия-сити и её население не было для неё помехой даже после таких метаморфоз.
Менахем молчал, и Трейдттор больше не решался открывать рот. Щеки Менехма покрылись едва заметным румянцем, таким же бледным, как лучи солнца, пробивающиеся сквозь густой туман. Неловко.
- Такие дела.
- Мне жаль, - смущённо ответил Менахем, почти мгновенно. – Все люди разные, я знаю, и это грустно, что сейчас вы в такой ситуации. Надеюсь, однажды всё изменится.
Трейдттор усмехнулся.
- Да, однажды всё изменится. И ты увидишь, что тогда произойдёт.
- Вы что-то замышляете?
- Не я. Просто держу в курсе. Подумал, нечестно получается. Я знаю тебя всего, с рождения и до сегодняшнего дня, а вот ты меня – нет. Поэтому расскажу на досуге о кое-каком… пророчестве.
Он заговорщически подмигнул Менахему, поднявшись с камня и отряхнувшись. Тот засветился от интереса. Неловкость быстро растворилась в воздухе вместе с утренним туманом. Молочная дымка спала, серые глаза приобрели наигранную живость, и всё стало по-прежнему.
Подпольные бои без правил были самым обычным делом для первого уровня Метанолии. Ставки и бойцы, ребята и организации, которые их покрывают, их приближённые, друзья, товарищи и так далее все вместе составляли масштабную структуру круговорота прибыли, не выходящего за пределы сотен рингов на цокольных этажах. Иногда ринги организовывались под сваями невысоких домиков с крышей на втором ярусе, иногда – под массивными столбами мостов или под путями монорельсов, но чаще всего тащили маты и тянули канаты в барах.
Любимым заведением Трейдттора была «Эйфория». Небольшой бойцовский клуб находился на окраине города среди трущоб – однотипных панельных двухэтажных домов, построенных раньше, чем начал возводиться центр Метанолии. Изначально нынешние трущобы планировались как коттеджный район вне городской суеты, однако следом, чем выше становились здания, тем быстрее мегаполис разрастался во всех направлениях, и со временем коттеджный посёлок скрылся под мостами и монорельс-путями. Вместе с сыростью и полумраком сюда пришли заболевания дыхательных путей, канализационный смрад и беззаконие.
Яркая жёлто-оранжевая вывеска на транснациональном языке мерцала в сумраке. Провода грубо прицеплены на фасаде здания, искрящийся обрубок свисал к луже у крыльца. «Эйфория» была мрачным местом.
Табло ставок, такое же ослепляюще-яркое, висело по левую руку от ринга. Стоило толкнуть дверь внутрь, как женщина в короткой униформе сразу же липла с предложениями поставить на бойца с именем «Сабля». Трейдттор небрежно махнул рукой в сторону вместо ответа, и вместе с Менахемом они устроились в углу.
«Сегодня без трат, - подумал он, - надо будет лететь на Нун, а это не ближний свет».
В углу, грязном и пыльном, стояло несколько столов с пластиковыми стульями. Хлипкие и шаткие, они часто не выдерживали вес посетителей и ломались, поэтому стулья либо отсутствовали, либо заменялись администраторами на старые деревянные табуретки. Менахем украдкой глянул на стены. Где-то висел след от брошенной еды, где-то краснели капельки крови, где-то вниз, к плинтусам, стекала блевотина.
Вот такой была вторая сторона столицы человечества во вселенной.
Под потолком мигали люминесцентные лампы. Грязное покрытие тянулось от плинтуса к плинтусу, где-то его сменяли старые пластиковые плиты, судя по всему, в местах, где потолок обваливался. С проводами от ламп не церемонились, их грубо прилепили загнутыми кусками металла.
Менахем опасливо крутил головой по сторонам. Кругом толпились люди в засаленной одежде, красные от духоты и скривившиеся от вездесущего запаха смрада. Сырость, плесень на стенах, густой воздух, висящий на уровне носа и забивающийся в пазухи. Это место было похоже на ад из древних мифов.
- Готов поспорить, здесь ты ни разу не бывал, - непринуждённо сказал Трейдттор. Выглядел он также, как и всегда: небрежная причёска, сероватая мятая одежда и умиротворённое лицо. Ровное, гладкое. Ни морщины. Менахем нахмурился.
- Не был, - сухо сказал он. – И мне здесь не нравится. Нам обязательно проводить свой досуг именно здесь?
- Обязательно. Сегодня здесь будет кое-кто, кому я должен отдать одну вещь. Придётся потерпеть, малыш.
- Не зовите меня так. Тем более здесь. Вы представляете, как это звучит со стороны?
- Как обычная беседа отца и сына, разве не так?
Менахем зло глянул на него снизу вверх. Менахем в отглаженном пиджаке, Менахем в начищенных лакированных ботинках. Менахем с фамильным значком на галстуке, который… который он снял перед спуском сюда, в недра Метанолии.
- Нет, не так. Вы выглядите едва ли на тридцать, а мне уже шестнадцать, - ответил мастер Чаттра. – Хотите сказать, похожи на молодого отца? Кто вообще поведёт своего сына в такое… заведение?
Тот лишь пожал плечами.
- Не знаю, мой отец водил меня.
- Вы врёте.
- Не вру.
- Я никогда не поверю в это. Не может такой человек, как вы, вырасти в такой странной семье. В Современности такое не принято, - Менахем пыхтел, озлобленный и раздражённый. – В Современности кто попало, особенно те, кто ходит в подобные заведения, не попадают в высшие круги. Это как… два разных мира, понимаете?
Трейдттор хохотнул.
- Ты прав, малыш, но иногда даже эта система даёт сбой. Не делай таких поспешных выводов.
- Это здравые выводы, а не поспешные. Ваша загадочность не должна позволять вам плести всякие интриги о самом себе и распускать слухи, чтобы потом с них посмеяться. Откуда, вы думаете, появилась информация, что вы родом с Аллиньюса? Вы сами об этом рассказали!
- Когда?
- На интервью шестилетней давности. Это был первый и последний раз, когда вы сверкали на Сатия Интерспейс, я помню, - Менахем повертел указательным пальцем. – Тогда ведущая выпала в осадок, потому что на вопрос о возрасте вы не ответили, но она посчитала, что вам не больше двадцати семи…
Трейдттор прервал его слова ловким жестом руки.
- Ладно, вот это было. Но история про отца – чистая правда. Поверь мне на слово, малыш.
- Мистер, я же просил не…
Послышался свист. Рефери вышел на арену, включились колонки по углам квадратной комнаты, зазвучала энергичная музыка. Толпа зашевелилась, зажурчали громкие голоса, высокие и низкие, стук и грохот заполонили зал. Менахем круто развернулся на стуле, чтобы посмотреть на суету.
Рефери объявил бойцов. Сабля, «тестостероновый монстр», демонстративно разорвал на себе коричневую футболку и выставил кулаки. Его противник, Клык, оторвался от канатов и принял боевую стойку. Судья в стандартном чёрно-белом поло ещё раз громко свистнул и отпрыгнул за края импровизированной арены. Началась ожесточённая схватка. Посетителей окружали крики и вопли, сопли и слюни.
Менахем повернулся к Трейдттору, равнодушно наблюдавшему за битвой. Его глаза через каждые несколько секунд оглядывали зал в поисках нужного лица, а затем возвращались к матам и канатам.
- Вам действительно это нравится? – спросил Менахем, наклонившись к столу. Рукава пиджака приклеились к чему-то липкому.
- Мне нравятся деньги со ставок, - легко ответил он. – А в остальном… первый уровень Метанолии напоминает мне о месте, где я вырос.
- О Янтарных угодьях?
Трейдттор молчал, словно не слышал. Но Менахем знал, что он принимал важное решение – сказать правду или соврать.
- Ага. Об одном из городишек там.
- В этих боях участвуют избранные?
Он неподдельно удивился, повернувшись к нему.
- Ты сейчас серьёзно?
- Ну да. Они же не всегда рождаются именно в организациях, может, здесь тоже. В Метанолии много людей, - сказал Менахем.
- Не думаю, - отозвался Трейдттор. – Даже если участвуют, они вряд ли подозревают о своей избранности. Ну, если речь не идёт о каких-нибудь там лже-фукумото, избранных Фортуны или проклятых. Их трудно не отличить от обычных людей.
- А вы сами когда-нибудь участвовали?
- Один раз.
- Проиграли?
- Выиграл, - гордо сказал он. – Но это не было шуточным боем. Скажем, с моими товарищами с низов возникли проблемы, и один из них решился вызвать меня на дуэль. Это было давно, лет восемь назад. В общем, кончилось несколько плачевно… Но тот парень выжил, ты не подумай.
- Так вы об этом…
- Знаешь, малыш, всякое бывает в жизни. А Янтарные угодья – не самое благополучное место во вселенной. Всякому там научишься.
Менахем неожиданно замолк, хотя Трейдттор ожидал от него очередного вопроса. Мастер Чаттра завертелся на стуле, взгляд его стал смущённым, он потупился и уставился в стол. Липкий и грязный. Со следами от пивных стаканов и кружками от пластиковых кружек для горького кофе.
- Иногда вы напоминаете мне героя из какого-нибудь фильма про парней с крутыми пушками. Но ещё чаще – мутного героя. Сейчас киноиндустрия производит самые разные фильмы, а я их смотрю, и они все как один.
- Да, не поспоришь… Все как один.
- А какой жанр вам нравится?
Он пожал плечами.
- У меня нет любимого, - отмахнулся он. – В детстве я смотрел фантастику, но она уже лет четыреста как неактуальна. Потом под руку попадались детективы, потом – комедии, а теперь у меня уже нет времени на кино.
- А я люблю боевики.
- Какой странный выбор…
Менахем молчал. Трейдттор поглядывал на него украдкой, не переставая искать нужного человека в толпе. Но этот кое-то никак не появлялся, словно совсем позабыл о грядущем разговоре.
- Вы обещали мне рассказать про одно пророчество, - напомнил он.
- Позже.
- Это ещё почему? Слова дороже денег, мистер исследователь. Нехорошо так грубо раскидываться обещаниями.
Но тут Трейдттор резко подорвался с места, буркнул «посиди-ка здесь» и скрылся в глубине зала. Он прошёл через всю толпу красных и потных болельщиков-ставочников, пролавировал мимо барной стойки, вышел через чёрный ход на улицу. Менахем с открытым ртом смотрел ему вслед. Он ждал слов, а Трейдттор просто взял и ушёл.
Оставил его среди сброда с первого уровня Метанолии, которые не видели цивилизованной жизни и существовали в симбиозе с крысами, тараканами, наркоманами и бандитами!
Менахем нахмурился. Без Трейдттора вмиг стало некомфортно, словно десятки взглядов здесь были направлены на него. На его отглаженную и отпаренную одежду, на его галстук, на его лакированные чистые ботинки без единого комка грязи или следа крови. Легко сказать, что он выделялся, но представить себе, настолько – ещё легче. И Трейдттор мог переманивать внимание на себя, пока сидел рядом и смотрел за боем. Сейчас же, в перерыв, одиноким прибранным посетителем заинтересовался кое-кто.
Кем-то был заплывший жиром мужчина в растянутой футболке с надписью «Стоунпрайм» - так назывался когда-то этот коттеджный посёлок под мостами. Лицо его скривилось, по подбородку стекали слюни, на лбу залегла глубокая морщина. Такая глубокая, что, казалось, никогда бы не разгладилась.
- А что ты тут делаешь, шкет? – спросил он громко, привлекая к ним обоим слишком много лишнего внимания. Ненужного внимания.
Менахем не ответил. «Стоунпрайм» подошёл ближе, ближе и ближе, пока запах пота не окружил мастера Чаттра со всех сторон. На вороте его футболки рисовались белые подтёки проступившей соли.
- Ещё и в пиджачке, в галстуке… Неужели в наш район наведалась проверка? Что, Совбезовцы? Или кто там ещё, полиция?
Кто-то из толпы крикнул:
- Да ему даже восемнадцати нет, что ты мелишь! Какой Совбез? Им до нас нет никакого дела!
- Ну, что правда, то правда, - протянул «Стоунпрайм». Он опёрся на стол, хлипкий пластик прогнулся под его весом. – И откуда ты тогда, шкет? Что за форма? Не узнаю.
Но мастер Чаттра стойко молчал. Мотивы «Стоунпрайма» он понять не мог. Хотелось ли ему просто потешить самолюбие, подтрунивая над беззащитными и слабыми, или он пытался извести его на деньги?
«Стоунпрайм» толстыми пальцами схватил его за галстук с фамильной эмблемой внизу, которую он прятал под пиджаком, потянул на себя. Менахем скосил глаза вниз и сглотнул. Если кто-то увидит этот знак или вдруг узнает его в лицо… «Ну, кто знает, что они сделают, - подумал он. – Зачем им наследник Чаттра? Вряд ли жители трущоб заинтересованы в тонкостях политики на межгалактическом уровне».
- Молчишь? Молчишь, шкет? – запах гнили изо рта «Стоунпрайма» забивался в ноздри. – Отвечай давай. Здесь не любят неразговорчивых. А мне интересно. Если спрашивают, надо отвечать, понимаешь? Вот и отвечай.
Менахем задумался, что будет, если он покажет на эмблему. Или действительно расскажет. Они же не доложат отцу о том, где он гуляет, правда?
- Я из клана Чаттра, - тихо сказал он, но «Стоунпрайм расслышал». – Менахем. Слышали, наверно?
«Стоунпрайм» отпустил его и прищурился. Маленькие глазки спрятались под слоями жира, жидкие брови наползли на веки. Он не поверил.
- Да ты блефуешь. Какой ещё клан Чаттра? Они здесь в жизни не жили, эти заумные ублюдки.
- Это правда, - возразил он. – Я ношу фамильную форму и… фамильную эмблему. Таких больше нигде не делают.
Тогда «Стоунпрайм» снова осмотрел его, сползшего по пластиковому стулу, с головы до ног. Чёрный деловой костюм, красный галстук, лацканы с золотистой окантовкой. И лакированные ботинки. Эти ботинки отняли всё его внимание, хотя и выглядели достаточно заурядно по мнению Менахема.
Внешне он тоже походил на своих многочисленных родственников. Изогнутые брови, придающие лицу выразительности, чёрные волнистые волосы и тёмные карие глаза. Но вот нос… нос-то не похож. Вместо длинного и узкого у Менахема был самый обычный нос, точно такой же, как и у девяноста процентов населения. В остальном – вылитый Чаттра. Бледный и широколицый. Стройный и невысокий.
- Показывай эмблему, - сказал «Стоунпрайм». – Что там, брошка? Значок? Из чего хоть? Поди тоже из пластика, сейчас всё подряд из него лепят. Пол, потолок, стены, стулья, столы, диваны, кровати… даже тарелки из пластика.
Менахем, недолго думая, выудил из кармана аккуратную брошь с надёжным креплением и показал, выложив на ладонь. Фамильная эмблема Чаттра представляла собой два равносторонних треугольника, наложенных друг на друга, с абстрактным слоном в центре. У слона была шесть лап, на двух он сидел в позе лотоса, а две другие пары сложил в особых жестах. Брошь из сплава серебра, недорогая и видная, с вкраплениями мелких бриллиантов на лапах слона.
Менахем поздно понял, что доставать эмблему было ошибкой.
- Недурно, недурно… - пробормотал «Стоунпрайм». – Дай-ка поближе рассмотрю. Не видно. Зрение с возрастом садиться, понимаешь? А по телевизору вашу эмблему чуть ли не каждый день крутят, сложно её забыть, понимаешь-ли. Давай сюда.
И мастер Чаттра доверчиво протянул брошь в руки толстяку. Тот её крепко сжал в ладони, попробовал на зуб, а потом… сунул её в карман и исчез среди толпы быстрее, чем Менахем успел опомниться. Рефери дунул в свисток, толпа мигом обернулась и уставилась на ринг. Послышались визги и крики. Крики и визги. А «Стоунпрайма» и след простыл.
- Эй! – крикнул Менахем. – Это ещё что?
Но никто его не услышал. Болельщики-ставочники отвлеклись на разворачивающийся бой, а рефери откинулся к канатам.
Надо искать Трейдттора. Он-то точно разберётся, да? Разберётся же? Менахем пожалел, что по глупости в детстве отказался от курсов в школе Общины. Там его бы научили полезным техникам, вроде основных барьеров или простейших сенсорных чувств, а ещё он бы прошёл начальную военную подготовку… Но мастер Чаттра рассудил, что с телохранителями под боком ему не понадобятся навыки самообороны, а отец не стал настаивать.
Вместо этого он учил всевозможные науки и терабайты информации обо всём на свете. Жизнь же требовала от Менахема совсем другого.
Поднявшись с места, он отправился к чёрному выходу. Трейдттор должен был ждать его там и до сих пор разговаривать со своим кем-то, и Менахем надеялся, что без него он не уйдёт. Он толкнул дверь, из такого же грязного пластика, вышел на улицу. Капал дождь, проходящий через многочисленные мосты. Гудели в вышине монорельсы и воздушные такси. Слышался грохот шагов сотен тысяч людей, лениво светило бледное солнце.
Сыро.
Менахем дошёл до угла здания и притаился там. Голос Трейдттора, равнодушный и гладкий, прерывался женским голосом. И голос этот звучал как скрип креплений тяжёлой двери, как свист металла при затачивании ножа, как звук свистка рефери на ринге. Менахем прислушался.
- Уговор дороже денег, и ты это знаешь, - сказала женщина. – Мне не за что извиняться. Что сделано, то сделано. И, ты должен понимать, иногда мне приходится делать что-то, что меня просят сделать. И это делать нужно вне зависимости от того, есть ли желание или нет.
- А ты должна знать, что есть вещи, которые нельзя делать. Хочешь сказать, заключив много сделок со всеми подряд, можно не выполнять их условия и просто делать то, что вздумается?
- Тогда расскажи, зачем тебе был нужен Янрин. Что ты хотел с ним сделать? Появились тайны, а, Мартин?
Трейдттор выдохнул. Менахем насторожился. Он знал, что исследователь вёл какие-то мутные дела, но не думал, что встретится с этим лицом к лицу.
- Это тебя не касается. Пусть мои личные нужды останутся при мне, ладно?
- Когда ешь плоды, не забывай о том, кто посадил дерево… Твоя неблагодарность рано или поздно выйдет тебе боком. Но не мне тебя предупреждать. Вот что – Нестор Мэнс откопал дело Альберта Рубио и твой занимательный дневничок из Тетткета. Можешь решать сам, что с ним делать, раз я тебе не указ. По-хорошему его бы обнулить…
- Что на счёт Афины?
- Переживаешь за неё? С ней ничего не случится. Она не особо-то и любит папочку, а когда придёт время занять его место, Афина, несомненно, будет рада. Если выживет.
- Она выживет, поверь мне. Ну, это всё?
- Это всё. До скорых встреч, сынок.
Трейдттор не попрощался. Послышался шорох одежды, плеск шагов по лужам. По-видимому, он решил зайти обратно через основной вход, и Менахем ринулся внутрь захолустья Стоунпрайма.
Что он вообще только что услышал?
Хотелось бы Менахему подумать об этом, но все мысли заняла пропавшая брошь. Если он не вернёт её, все подслушанные диалоги потеряют смысл. Отец спустит с него три шкуры, вернись он без неё! Он не мог сказать точно, сколько стоит одна такая брошь, но один лишь факт её исчезновения ужасен. Сплошное неуважение клана. А вдруг вместо него отец решит назначить наследником какого-нибудь своего племянника? Менахем со всех ног влетел внутрь и успел вернуться быстрее, чем Трейдттор пробрался сквозь толпу, рассосавшуюся в перерыв между раундами.
Он нервно теребил рукав пиджака, оглядываясь по сторонам. «Стоунпрайма» по-прежнему не было видно.
- Что у тебя? – спросил Трейдттор. Несмотря на заинтересованный тон, его лицо выражало чистое равнодушие.
Менахем резко вскочил и вцепился в ворот его пушистого свитера.
- Мистер! Один мужчина унёс мою фамильную брошь!
- Какой мужчина? Куда унёс?
- Такой, знаете… толстый и потный, в футболке с надписью «Стоунпрайм». Но куда унёс, я не знаю. Не увидел.
Трейдттор осторожно оттолкнул его и прищурился. Он не поверил.
- Ты сейчас серьёзно? – спросил он. – Какой-то мужик взял и унёс твою фамильную брошь? Как это вообще произошло?
- Вы поможете мне её вернуть?
Повисла тишина. Трейдттор стал смотреть на него с ещё большим скептицизмом, взгляд его всё темнел и темнел. Но Менахем поспешил разорвать молчание:
- Поможете?
- Нет, - холодно ответил он. – Мне есть, чем заняться. Купишь себе новую брошь, и дело с концом.
Плечи Менахема опустились в разочаровании. Жизнь пролетела перед глазами, под веками воображение нарисовало лицо разгневанного отца, а серые глаза Трейдттора исчезли из-под носа. Тот развернулся и направился к выходу.
Темнело в Метанолии за считанные несколько минут. Когда они вернулись в отель, в мегаполисе уже стояла глубокая дождливая ночь.
Ливень стучал по карнизу. Тук-тук-тук. Тучи клубились в вышине, в чёрном небе над пятым ярусом Метанолии. Чёрные настолько, что сквозь них не проглядывался ни лучик лун над Идзанами. Но за панорамным окном по-прежнему мигали вывески и многочисленные рекламные табло; красные, жёлтые, оранжевые, голубые и фиолетовые, жёлтые и белые, они заполняли стены каждого дома и каждую улицу, как камеры видеонаблюдения или вездесущие сотрудники Совета Безопасности. Свет был повсюду.
Менахем, свернувшись на широкой кровати, смотрел в окно. Трейдттор ясно дал понять, что ничем помогать в трудной ситуации без трудового договора и предоплаты в сто процентов он не станет. Но сейчас, во тьме опустившейся на город ночи, ему вспоминались фразы из диалога мистера исследователя и кого-то. Какой-то женщины, кто держит Трейдттора на коротком поводке и смеет ему приказывать.
«По-хорошему его бы обнулить».
Обнулить мистера Мэнса? Убить? Но разве у них, официальных и неофициальных членом Большой четвёрки, есть на то причины? Менахем никогда не интересовался деятельностью Общины, и особенно его не интересовала правящая фамилия, но и ничего плохого про мистера Нестора Мэнса он сказать не мог. Для него он был самым обычным лидером своего религиозного культа. Обычный бизнесмен и управленец с погибшей в катастрофе женой и единственной дочерью.
С другой стороны, ему трудно было сказать что-то об Афине. Менахем никогда с ней не пересекался вживую, знал лишь только, что дочь мистера Мэнса приходилась на семь лет старше его и во многом сильнее. В отличие от него, молодая леди всё же прошла курсы по самообороне.
И на этом знания Менахема о личностях Мэнсов заканчивались.
Медленно переведя взгляд с рекламы зубной пасты на рекламу университета Чаттра на соседней планете, он соскочил с одной мысли и перешёл на следующую. Сон никак не шёл.
Менахем нехотя перебирал в голове каталог информации об истории Общины. Организация зародилась ещё давно, в конце Античного периода, и несмотря на такой долгий путь развития в структуре совсем не изменилась. Внутри Община делилась на несколько фамилий, некоторые считались главными, остальные – побочными. Основатель – Адам Мэнс. Один из первых служителей храма ещё живой Фортуны, который после принимал участие в её погребении. Говорили, что Адам стал единственным, кто получил от почившей богини наставления. И… на этом всё.
Как ни крути, но Национальная Кампания уничтожила восемьдесят процентов наследия эпохи Старого времени. Поэтому описание каждой старой религиозной организации ограничивалась одним абзацем в учебнике, если убрать из него все разглагольствования авторов и лишние домыслы.
Ночью в Метанолии становилось холоднее. Холодок бежал по коже, лёгкий ветерок колыхал волосинки.
Тут дверь номера распахнулась. Послышался стук ручки о стену, табличка «не беспокоить» со звоном ударилась о пластиковый пол, а незваный гость решительно подошёл ближе. Менахем застыл. Страх сковал его по рукам и ногам, не позволяя шевельнуться.
Гость очутился рядом в мгновение ока и приставил ледяное дуло бластера к шее. По одному жесту он понял, что это был…
- Ты всё слышал, да?
Равнодушный голос он бы узнал из тысячи таких же.
- Слушай, малыш, мне не нужны лишние жертвы. Если хочешь сохранить возможность носить голову на плечах, просто забудь об этом, - сказал Трейдттор. – Клянёшься, Менахем?
Но Менахем не нашёл в себе смелости открыть рот и ответить. Страх жгутом сжал горло, сжал так, словно грозился оставить после себя кровавые следы. Сжал, словно страх этот был страхом смерти.
Или он был им?
- Отвечай.
Голос оставался холодным, но интонация изменилась с равнодушной на повелительную. Менахем чувствовал, что ослушаться этих слов ни в коем случае нельзя. Запрещено. Он медленно развернулся, лёг на спину и приподнялся на локтях.
Должно быть, лицо его выглядело жалко. Глаза, расширенные в ужасе, глубокие зелёные глаза, готовые выпасть от страха.
- Я… - промямлил он.
- Ну? Не тяни время, приятель, отвечай.
- Немного. Я только… услышал про обнуление и немного про Афину.
Свет рекламных табло мягко очерчивал красивое лицо Трейдттора. Этот холодный бело-голубой цвет шёл ему – он залегал в углублениях мешков под глазами, под носом, в ямочке губ, на другой стороне, где лоб скрылся под выправленными чёрными волосами.
- Хорошо, - ответил он, как и всегда, равнодушно.
Трейдттор убрал руку. Опасность миновала, Менахем это понимал умом, но сердце ему подсказывало, что на «мистера исследователя» нельзя рассчитывать. Отец предупреждал его. А он, как всегда, не послушал.
- Запомни, Менахем. Иногда люди делают что-то не от желания, а от нужды. Не стоит винить в проступках человека, который не имеет иного выбора.
- Это вы о себе?
Взгляд его помрачнел.
- Нет.
Эпизод 14
ДЖИМ ХАЛК И ДЖИМ ХОЛЛ
«Многие из нас ошибаются, считая кодексы чести различных религиозных общин современности оплотом моральных ориентиров человечества. Кодексы не только дают подробные инструкции по убийствам неверных, они и учат обнулять единоверцев. Новое время уже ясно всем показало, что бывает, если отринуть всякую веру, кроме веры в само человечества – из неё рождается прогресс. Людям не престало стоять на месте. Люди сами себе хозяева, и мы должны сообща неустанно двигаться вперёд.»
Интервью Эндрю Аллена для телеканала Бунмэй Медиахостинг
17.13.1489
Западнее центра Метанолия пестрела широким разнообразием не только увеселительных заведений, но и ресторанов первого класса. Здесь можно было найти всю возможную кухню со всех дальних уголков вселенной: национальные блюда Леккхет-коккхав, несколько мелкий забегаловок острой самаритянской кухни, изысканное имперское наследие Гантрия, кухня малых народов южнее Тетткета, вроде выходцев из Сан-Барческо, а также местные излишки исчезнувших с лица Идзанами племён вместе с обнародованными блюдами по древним рецептам с Аллиньюса на местный, метанолийский манер.
Один из таких ресторанов, посвящённый павшему Аллиньюсу, находился у искусственного хвойного леса, пародирующего тайгу, на берегу такого же синтетического блестящего озера с подогревом. Из-за затяжного сезона дождей вид изрядно портился. Вместо живописных просторов густых ельников севера Аллиньюса посетителю открывался обзор на хмурые высотки на горизонте – ещё один крупный метанолийский дистрикт – и на пестреющую отовсюду рекламу.
Но если прожить в Метанолии достаточно долго, реклама на каждом углу превратится в незначительный фоновый шум, как бормотание новостей по домашнему телевизору или трепет классической музыки по старому радио. Поэтому Трейдттор старался смотреть только на водную гладь, взволнованную тёплым тропическим ливнем, а не на плашку с гордыми словами «ДельтаТекКомпани», голограммой отпечатанной поверх озера.
Изнутри ресторан во многом походил на интерьер дома на крайнем севере Аллиньюса. Искусственные толстые шкуры исчезнувших животных, искусственные головы, искусственное дерево, которое на самом деле маскировало пластмассовую начинку, искусственные бармены на старый нордический лад и столь же искусственные бумажные меню всё из знакомого пластика. Кому-то нравилось замещение природных материалов, но Трейдттор оставался приверженцем натурализма.
В ожидании он обвёл взглядом салон ресторана. Потолок уходил на метров шесть-семь ввысь, открывая на стенах простор для копий раритетных картин, а всё остальное пространство занимали мелкие гостевые столики и широкое панорамное окно. В заведении крутили ценники только из-за вида, догадался Трейдттор. Пластиковый мир ресторана неизменно погружал в атмосферу мест вечной и жестокой зимы.
Он опустил глаза на меню. Это был ресторан истинных сыроедов. Одно мясо… сырое мясо. Трейдттор листнул голограмму, отпечатанную на столике, дальше, глядя на ассортимент сетов из различных вариаций подачи сырой рыбы вместе с сырой олениной, и всё это с закуской из варёной по особому обычаю свежей оленьей крови. Он смутно представлял себе, как такие изыски северян можно есть.
Нил Рейн появился будто бы из ниоткуда, преследуемый стаей охраны в солнцезащитных очках и мелких чёрных точках наушников. Первое, что бросилось на глаза – его натянутая доброжелательная улыбка. Трейдттор ответил ему тем же.
- Извиняюсь за опоздание, - сказал он, блеснув рядом ровных зубов. Не свои, подумал Трейдттор.
- Это я рано пришёл, - ответил он. – Хотите показать мне прелести родной кухни? Боюсь, едва ли я осилю это буйство вкусов сырого мяса. Моя мать быстро ассимилировалась в культуру землян, когда переехала.
Нил рассмеялся, покачал головой.
- Вряд ли оленина здесь натуральная. Не волнуйтесь за свой желудок. Раз он переваривает синтетическое кофе, то и мясо стерпит, - он скептически посмотрел на меню. – Могу посоветовать вам оленину сырого копчения с рисом. Здесь… неверно указано название блюда. Это не «Айрат», а «Айнин». Многие их путают.
- Вопиющее невежество, - пробормотал Трейдттор.
- Не иначе. Я слышал, вы собираетесь на Нун этим вечером. Появились планы?
Трейдттор замер, глядя в стол и обдумывая заготовленную ложь. У нового председателя объективно не было причин следить за ним в случае такой поездки, тем более немудрено, что исследователь развалин отправится как раз за такими развалинами в историческим центре Вавилона, а всё же… В Ниле он видел кое-что очень подозрительное. Словно этого человека не должно было существовать.
- Да, собираюсь в Сан-Барческо. Это не экспедиция и не заказ, просто попросили взглянуть на кое-какое строение и дать экспертную оценку, - он развёл руками, рисуя в воздухе башню. – Там есть один любопытный храм, похожий на тетткетианские гробницы. Надо его опознать. Либо это окажется собственное творение древних бериданов, либо его возвели тетткетианцы.
- Интересная у вас работа, - вежливо заметил Нил.
Трейдттор показательно кивнул на окруживших их охранников.
- У вас тоже, я смотрю. Меня так не пасут. Из нас двоих вы – самый ценный для вселенной экземпляр.
Снова посмеявшись, Нил, наконец, нажал на кнопку вызова официанта. Присутствие живого обслуживающего персонала в таком-то месте было очередным показателем уровня, какую бы синтетическую еду тут не подавали.
- Я всего-то оператор искусственного интеллекта. Гораздо большую роль играет любой член совета директоров в единственном экземпляре, - ответил он, ухмыляясь. – Но, конечно, лицо компании должно оставаться целым.
Далее следовало обоим в вежливом жесте посмеяться над острым замечанием, однако никто этого не сделал. Трейдттор позволил короткой усмешке проскочить по плотно сжатым губам, а Нил Рейн стянул щёки, словно бы пытаясь заставить себя смолчать.
Появилась невысокая официантка и приняла у них заказ. Девушка примерно той же внешности, что и сам Нил, причём подозрительно похожая в том числе на него самого, на Трейдттора, к недовольству заметил он. Здесь работали беженцы с севера Аллиньюса… неспроста председатель выбрал именно это место.
- Вы послушали мой совет, - сказал Нил. – Неужели родители совсем вам ничего не рассказывали о вашей настоящей родине? Обычно люди ценят еду, которую ели в детстве и неохотно переходят на нечто новое.
Трейдттор прикусил губу, с секунду соображая, что ответить.
- На мою семью выпало много бед, как на семью беженцев. Никто не любит иномирян в своём стане, и жертвы Аллиньюса – не исключение. Не давали работу, не платили зарплату, как местным, не было друзей, не брали в школу и в университет.
Нил понимающе качнул головой.
- Сочувствую вам, - отозвался он с напускным сочувствием. – Всем беженцам знакомы эти трудности. Так вы выросли на юге?
- В Янтарных угодьях, - уточнил Трейдттор. – Интересный регион. В детстве я постоянно находил себе приключения с местной шпаной.
«Надо увести разговор подальше от этой темы, - подумал он. – Не нравится мне его интерес». Нил Рейн не показал ни грамма смущения на лице.
- А я сидел дома и учился. Должно быть, поэтому мы никогда не пересекались.
- Судьба решила познакомить нас только здесь, - сказал он, - в столице человечества. На первых порах Метанолия казалась мне совсем иным миром. Хорошо, что тут нет языкового барьера, а то я бы не выжил.
- Работаете в Археодисковерс удалённо?
- Да. Был в главном офисе только разок, когда проходил собеседование. У них очень скромная контора, а в Метанолии целый этаж. В общем, компания отдаёт предпочтение результату работы, а не обёртке своей деятельности, и это меня в ней привлекло. А вы?
- Я? – удивился Нил, вскинув тонкие брови. На блеклом лице они становились чересчур заметны при ярком освещении ресторана.
- Почему вы работаете в Совбезе?
Он задумался – это Трейдттор понял по сосредоточенному лицу. Несмотря на все шутки и уловки в речи Нил Рейн казался очень скрупулёзным человеком, который относился ко всему чересчур ответственно, придавал значение любой мелочи. Выбору ресторана, выбору одежды, выбору еды и жены – миссис Рейн была профессиональной красавицей. Он выбирал с умом, не руководствуясь принципами долга или чести. Выбирал, исходя только из своего мнения.
Наконец, Нил развёл руками и ответил:
- Сама судьба велела мне забраться выше тех высот, которые мог мне предложить Интерпол. Сначала я долго был детективом, знаете, работал мозгами и все дела. Но потом я, признаюсь, разочаровался в своём руководстве и ушёл в Совбез в поисках лучшей жизни.
- Значит, вы были полицейским, - сказал Трейдттор.
- Ключевое здесь слово – был. Я проработал там лет пять, а потом ушёл в информационную безопасность. Нравилось думать головой.
- И вот вы здесь.
- И вот я здесь, - повторил он со смешком.
К столику подоспела официантка с широкими подносами в обеих руках. Мелко глянув на Нила, она быстро выставила такие же широкие тарелки перед ними, а затем осторожно опустила по середине приземистую прозрачную бутылку с говорящей этикеткой «аль-кали» и изображением голых песчаных гор южного Тетткета на фоне виноградников. Трейдттор уловил тонкий аромат сырокопченого мяса, чем-то схожего с говяжьим беконом, пресное тепло варёного риса и острый запах маринованного лука. Он глянул на второе блюдо. Нил заказал рыбу под мундиром из овощей и… какой-то странный гарнир.
- Спасибо, - вежливо сказал он официантке. Прежде, чем та ушла, он ловко закинул ей в карман рубашки свою визитку и подмигнул.
Трейдттор решил ничего не говорить. Конечно, Нил хвастался. Ему-то образ жизни позволял успевать и вести дела с женой, и клеить симпатичных девушек в местах, куда он отлучался по работе.
- На деле, я никогда не планировал становиться председателем. Кресло в совете директоров – вот это было моей мечтой. Но туда меня больше не возьмут, - прокомментировал он с оттенком горечи. На мгновение глаза его потухли, лишившись искры энтузиазма.
- Жалеете? – спросил Трейдттор.
- Да нет, - покачал он головой. – Былого не воротишь. Этот пост тоже неплох, хотя мне и нравится скрываться в тени, а не светить лицом на публике.
Трейдттор скосил взгляд на скудный набор столовых приборов: ложка, вилка, странный металлический шампур и комплект из двух зубочисток, а вместе с ними и мятная жвачка в индивидуальной упаковке. Он привык и к гораздо более сложным правилам этикета за столом, а потому и забыл о таких простых вариациях. Подцепив вилкой свёрнутый ломтик мяса, он на пробу откусил немного, быстро ища глазами на столе стакан воды. Его не нашлось.
К его удивлению, оленина оказалась очень даже съедобной. В сочетании с чуточку суховатым рисом, что компенсировал маринад из-под лука, мясо создавало буйство красок вкуса на языке.
- Очень хорошо, - одобрительно сказал Трейдттор.
- Нравится? – с интересом спросил Нил. Трейдттор нехотя заметил, что его интерес был настоящим. «В отличии от намерений покумекать тут со мной», - подумал он.
- Да.
- Приятно слышать, - он улыбнулся. – Кстати, ваши родители рассказывали вам эту народную притчу про двух омарханов?
- Напомните начало?
Нил Рейн кашлянул, прежде чем начать рассказ.
- Как-то раз два омархана застряли ночью в тайге. Один принялся взывать к богу, чтобы тот послал к нему помощь, а второй стал понемногу разводить костёр к ночи. В итоге оба омархана устроились на ночлег от нечего делать. Первый всё не переставал молиться, а второй лёг спать. Ну и к утру один омархан совсем выдохся, упал без сил у потухшего костра и потерял сознание, - он остановился. – Что сделал второй омархан, помните?
Трейдттор на мгновение задумался, перебирая в памяти всякие притчи. И нашёл ответ.
- Увидел при свете дня следы своего оленя на снегу и вышел из леса, - сказал он.
Но выражение лица Нила Рейна, холодное и торжествующее, ему совсем не понравилось. Это был неверный ответ? Но Трейдттор никогда не сомневался в своей памяти, она у него работала отменно. Что тогда…
- Да. Вы правы, мистер Трейдттор, - ответил председатель. Ледяная ухмылка не сходила с его белого лица.
Трейдттор подавил желание нахмуриться. Только сейчас он ощутил, что взгляды толпы охранников сквозь тёмные линзы прожигали ему и лоб, и спину – окружили кольцом со всех сторон, готовые чуть что сбежаться к столику.
Отведя глаза, Нил повернул к себе бутылку тетткетианского коньяка, удовлетворённо хмыкнув.
- Аль-кали, - объявил он. – Что в Тетткете хорошо, так это их южные производства. Нефть не такая вкусная.
- Сложно не согласиться.
- Это мой вам подарок, Трейдттор. Возьмите, - он кивнул на бутылку. – Хорошо расслабляет напряжённый мозг в конце рабочего дня, если у вас нет жены или девушки. Или успели завести кого-то?
Он снова заметил на лице Нила эту гаденькую усмешку.
- Всё ещё нет. Я постоянно переезжаю из-за работы, это было бы трудно.
- Разве в вашей гильдии нет никаких примечательных кандидаток? Быть может, в другой. Весь Вавилон сейчас кишит исследователями и исследовательницами разного калибра, - настоял он.
Трейдттор качнул головой, жуя рис. Мелкие кусочки мяса неприятно застревали в зубах, и он старался поменьше раскрывать рот.
- Амбициозные женщины не в моём вкусе. Я бы предпочёл кого-то, кто ждёт меня дома, будь у меня один конкретный дом. Но, к сожалению, такому не бывать. Сегодня я на руинах Империума, завтра – в Сан-Барческо, а ещё через день погружаюсь с аквалангом к затонувшим останкам цивилизации на Манораджан.
- Теперь мне стало ясно, почему вы с мисс Мэнс просто друзья, - ехидно посмеялся Нил.
- Хотите сказать, Афина амбициозна?
- А вы считаете иначе?
Вскинув брови, Нил Рейн ждал от него ответа. Трейдттор и никогда не думал о характеристиках Афины как человека; для него она не представляла из себя ничего больше инструмента для достижения некоторых целей в Обществе Избранных. Он даже не считал её привлекательной.
- Нет. Нет, я так не думаю, - сухо сказал Трейдттор. – Как и я, она постоянно чем-то занята. Излишки работы в специальном комитете.
- Вы правы. Это самый занятой отдел Совбеза. Даже у меня больше свободного времени, буду честен.
В скором времени Трейдттор прикончил свою порцию северянского бума традиционной кухни, утёр рот салфеткой, как положено, и вопросительно уставился на коньяк. Оказалось, уже с несколько минут Нил ждал, пока из тарелки собеседника исчезнет последняя крупица риса, однако сам ничего не говорил. Разговор у них мало по малу сошёл на нет, стоило окончательно обменяться любезностями и последними новостями, и говорить стало не о чем.
У Трейдттора сложилось стойкое ощущение, словно Нил отзеркаливал его собственное выученное поведение. Он смотрел сквозь внешний облик, в то самое место, куда сам Трейдттор – настоящий он – не решался заглядывать. Нил Рейн явно что-то понял. А Трейдттор понял, что с таким знанием нельзя его отпускать далеко.
Стайка охранников по периметру рассосалась, столпившись у выхода из ресторана. Нил собирался ретироваться.
- Не забудьте про подарок, - сказал он напоследок. – Бывайте, мистер Трейдттор. Удачи в Сан-Барческо.
- И вам не хворать.
Эпизод 15
ХАЛЛИДЫ
«Без сомнений, самоубийство господина Нестора Мэнса потрясло всех нас. Кто бы мог подумать, что такой стойкий человек, который всегда руководствовался исключительно своим разумом, пойдёт на поводу у сердца и пустит себе луч в висок? Впрочем, не нам рассуждать о причинах так поступить. На время мы объявим траур. Занятия в школе и её филиалах будут приостановлены, главы фамилий возложат цветы к могиле господина… Если вас интересует вопрос о наследовании власти в Общине, то это сугубо личный вопрос. Когда мисс Мэнс вернётся из экспедиции, мы обсудим это с ней. Нет сообщений? Как же так…»
Интервью Панкрата Канариса
Спецвыпуск телеканала Сатия Интерспейс ТВ
18.13.1489
- …но преимущества сухой древесины в том, что она горит. Это метафора, но суть должна быть ясна. Ты слышишь, соплячка?
Назойливый голос Сехмет, грубый и низкий, давил на уши похуже тяжёлой музыки. Афина никак не могла прогнать её дух прочь из своей головы. Она продолжала задаваться вопросом, как исполинскому злу удаётся так настойчиво проникать в её сознание, если она не имела никакого отношения к проклятым, однако никакого ответа не возникало. Может, спросить у Сехмет? Афина сразу же отбросила эту мысль.
- Положение у тебя не из лучших, соплячка. Папаша умер, Канарисы и прочие будут готовы сожрать тебя живьём, когда вернёшься и попытаешься занять пост главы своего шабаша. Если вернёшься, ха-ха.
Умер?
«Кто тебе сказал, что отец умер?», - пронеслось у Афины в голове. В висках трещало, по подбородку стекала вязкая слюна.
- Здесь работает радио. Ты не слышишь? Вот же оно, интервью Канариса. Как его там? Панкрат? Его предки однажды пытались вскрыть мой саркофаг. Просто чудо, что он до сих пор жив.
Афина застыла. Отец умер? Что-то произошло там, в Метанолии, пока она безрезультатно скиталась по дюнам, и это что-то явно не обошлось без кое-чьей помощи. Сехмет наверняка всё знает, смотря за ними с того света и вставляя палки в колёса. Даже под угрозой смерти Афина не задаст ей ни вопроса.
- Если тебе так интересно, соплячка, твой папаша застрелился. Сразу после собрания ваших шабашей. Слышишь?
«Я слышу», - подумала она. В голове голос звучал грозно, но хохот Сехмет его перебил.
- Да, слышишь голос в своей пустой башке. Каково, а? Другие бы сказали, что госпожа Мэнс уже совсем рехнулась. Сошла с ума после смерти папочки… осталась сиротой, да. Такие дела. Как нам всем её жаль! Весь состав журналистов этого телеканала плакал после новостного выпуска!
На самом деле, самым страшным оружием Сехмет был её язык. Даже в форме духа она умела отравлять жизнь, когда и без неё приходилось несладко. Афина, пусть и старалась не обращать внимание на её громкий голос, всё равно внимательно слушала каждую реплику. Хотя бы оттого, что остальные чувства ей стали недоступны.
Халлиды притащили её в подпольное помещение. В комнате стоял металлический стол, металлический стул, целых два, она была обнесена металлическими пластинами, за которыми скрывались слои шумоизоляционного материала, где-то позади, в стене за спиной, врезано стекло с защитным слоем от лазерных ударов. А под потолком, как сказала Сехмет, играл радиоприёмник. И как тут только ловит связь?
Афина с усилием оторвала голову от холодного металла. Глаза всё ещё не открывались, словно веки налились свинцом.
- Кстати, а что собираются делать эти ребята?
Стоило проигнорировать вопрос. Но она ответила, подумав: «Сначала будут ждать денег из Общины. Потом не дождутся и убьют меня».
- Убьют? Вот так просто? А-а, кто бы знал, что мы станем столь жестоки! Ну ты не волнуйся. Сейчас я посижу тут, что-нибудь придумаю… Ты, конечно, сама мало что сообразишь. Вот мой совет – лучше держать язык за зубами.
И голос Сехмет стих совсем. Она только что пообещала помочь ей выбраться из западни?
Скрипнула дверь, в комнату кто-то вошёл. Слух начал постепенно возвращаться, однако сенсорное чувство Афина до сих пор не могла активировать. Печать на ладони блокировала любую манипуляцию с энергией, стоило лишь попытаться применить элементарные техники. Восстановление, барьер, асфалеас… всё это стало недоступным. Не шевельнутся.
Некто крепко схватил её за подбородок и задрал голову вверх. На глаза капнула склизкая жидкость, охлаждающая и приятная; чужие пальцы грубо размазали её по векам, оттянули нижние и поддели кожу, чтобы слизь проникла к глазным яблокам. Жжение, раздражающее сетчатку, начало медленно сходить на нет, а зрение стало возвращаться вслед за слухом.
- Открывай глаза.
Это была Нут.
Голову Афина опустила обратно. Не было сил напрячь шею и сесть ровно, даже мелкие косточки позвоночника ныли, как после операции по исправлению осанки. Но глаза открыть получилось.
Нут села за стул напротив.
- Афина, - позвала она, - приди в себя. Сейчас же.
Приказной тон, которым это было сказано, совсем не шёл нежному голосу Нут. Но и голос этот изменился. Стал похожим на резкие порывы ветра, на мелкие порезы от песчинок во время бури, на зыбучие дюны. Совсем как Сехмет.
Афина стойко не отвечала. Она пыталась сморгнуть слизь с глаз, а та только забиралась глубже.
- Афина, у меня нет времени ждать, пока ты захочешь открыть рот. Тебя не учили выполнять все требования террористов при захвате в заложниках?
Конечно… Это была самая безопасная из всех экспедиций, в которых она успела принять участие! Перед глазами у Афины стояла эта картина: Трейдттор, договаривающийся с Нут, и Нут, выставляющая встречные условия.
- Учили, - хрипло произнесла она. Горло раздирали сухость и противный осадок от чего-то горького, похожего на таблетку от головной боли.
- Вот и отлично, - Нут равнодушно посмотрела на неё. На ёжик чёрных волос, на грязную майку и повязку с фирменным значком Общины. Ничего не изменилось. – Ну, ты хочешь мне что-нибудь сказать?
- Не хочу.
- Нет, хочешь. Рассказывай.
- Мне нечего говорить! А если возник очевидный вопрос… Ты сама уже знаешь.
- Как знаешь, - медленно произнесла Нут. – В общем, хватит разговоров.
В голове раздался пронзительный хохот, переходящий в насмешливые смешки, и Сехмет воскликнула: «Вот так встреча, а? Старые друзья! Тёплый приём! Ну-ну, гостеприимства тут не занимать. Ты смотри, вдруг опоздаешь на чай – надо бы поторопиться. Сдаётся мне, тебя тут не ждали».
Афина услышала, как раздался грохот шагов по металлическому полу, и в комнату вошёл кто-то ещё. Нут шепнула этому человеку короткое кодовое слово, что она не смогла расслышать, и второй халлид в военной форме – Афина глянула на него украдкой – щёлкнул замком наручников, с силой поднял её на ноги и потащил на выход.
Тщетно, но она отчаянно пыталась сопротивляться. Против людей с лазерными автоматами всякое безоружное сопротивление становилось не более, чем трепетом крысы в клетке, и второй солдат не обратил на её трепыхания никакого внимания. Лишь его смуглые руки сжались крепче на её плече.
Нут шагала где-то рядом. «Бам. Бам. Бам», - раздавались её шаги по тёмному коридору. Афина не могла рассмотреть ни участка этого странного помещения вокруг себя. Сплошная тьма. Темно тут, и там темно, и сям – ещё один чёрный участок. Ноги её лениво волочились за широкими шагами солдата («Лже-солдата», - напомнила себе она), пока вместе они не добрались до соседнего помещения с ослепляюще ярким светом.
Солдат, ударив по голеням, заставил Афину встать на колени спиной к стене. На свету после всепоглощающего мрака глаза рябили разноцветными пятнами, и едва ли она могла разглядеть хоть что-то в радиусе полметра. Но благодаря выученному самоконтролю с помощью мнимой энергии Афина быстро сфокусировала зрение. Резко крутанув головой, она осмотрелась: пол устелен гнилым паркетом, стены наглухо забиты аляпистыми коврами разнообразных окрасок и узоров, создавая притворную картину домашнего уюта. Но она знала – все эти округлости лишь скрывали острые углы.
В углу, облокотившись о стену, стоял третий халлид в военной форме. Конечно, Афина не спешила раздавать так сразу каждому тут род деятельности, однако факты на лицо. Вот она, почётный сотрудник Совбеза, приезжает в Тетткет варварски разворовывать чьё-то захоронение. Какую ещё можно было ожидать реакцию от местных? «Большое спасибо»? Афина поняла, насколько тщетны были эти надежды.
«Это мог быть чей-то план. Да я даже знаю, чей! А ведь неспроста сам умный компьютер заслал меня сюда. Что-то с ним не так», - подумала она.
По правую и левую руки от неё стояли ещё несколько пленников. Афина узнала их. Вот тут коллега из специального комитета, младший исследователь с разбитым лицом, вот здесь знакомый из Интерпола, вроде как, сержант, а там, подальше – ближайший к ней в комитете человек, старший исследователь Нун, выходец из местного управления. Подумав, каковы шансы на спасение, Афина попыталась дёрнуться. Абсолютная защита, асфалеас, не работала.
Халлиды шевельнулись, переговариваясь. Нут кивнула молчаливому бородатому парню в углу, а второй перезарядил лазерный автомат и резко направил его на Афину. Она ещё раз взвесила шансы. Не было никакого смысла надеяться на эту технику… при таком состоянии физического тела никакое духовное не придёт на помощь.
Нут тоже шагнула к ней, присела на корточки и заглянула в глаза.
- Сколько всего вас в составе экспедиционной команды? Назови адреса, секретных агентов, диверсантов. Я знаю, они есть. Твои из Совбеза и из Интерпола, - сказала она.
Афина молчала. В самом деле, никто её о таких подробностях не уведомлял! Что-то она и знала, может, знала отдельные имена и фамилии, просто не из первых рук. Их держали в курсе как бы постфактум.
- Говори, - приказала Нут. – Сейчас же.
- Я не знаю, - хрипло ответила Афина. – Спроси этих. Причём тут я?
Тогда Нут медленно поднялась и отошла к следующему, сухо повторив тот же самый вопрос. Афина понимала, что младший исследователь уж точно ничего не знал. Этот парень так и не получил повышение до старшего, чего там, ведущий, как она… На подкорке сознания Афина позлорадствовала немного – ситуация не позволяла радоваться дольше пяти секунд. Затем она отчаянно продолжила перебирать пути спасения.
Исследователь тем временем честно ответил, захлёбываясь струящейся из носа кровью:
- Не знаю! Я ничего не знаю! Моя должность вообще не позволяет такого знать! Я… я исследователь, а не охрана или кто там…
- А она говорит, что знаешь, - возразила Нут. – Ну, кому верить?
Она взглянула то на Афину, то на младшего исследователя. В ответ раздались всхлипы и смиренное молчание. Нут, схватив автомат за вставленную батарею, ещё раз приложилась ему по лицу прикладом. Парень застонал и накренился вперёд.
- Отвечай. Сколько вас в составе команды и сколько работают под прикрытием?
- Может, ну их? Поймали каких-то дохляков. Никто ничего не знает, а, - сказал второй солдат, как заметила Афина, бритый.
- А эти что?
Тот пожал плечами.
- Он пытал интерполовца часа два, но тот нем, как рыба. Ничего. У них всех особая обработка, не расколются. А эта из Общины…
- Да ладно. Я знаю своё дело, - отрезала Нут, отмахнувшись.
Солдат послушно отошёл к стене. Афина заметила показное равнодушие на его лице, хотя на самом деле на дне его тёмных глаз поблёскивало мелкое раздражение. Если эти двое, Нут и её, по-видимому, подопечные, не в ладах, это можно будет использовать, решила Афина. Только бы снять эту печать… от её действия ныла каждая клеточка тела.
- Ты допрашивал сержанта Интерпола. Как успехи? – спросила Нут.
Афина быстро догадалась – это было показное представление специально для неё самой. Хотели заставить расколоться без пыток. Не в характере Нут идти на такие уступки.
- Тридцать два сотрудника в составе, но про агентов не знает. Я не поверил. Слишком мало для такой масштабной цели, - ответил он.
Нут хмыкнула, но ничего не сказала. Она ещё раз обвела взглядом всех пленных, как бы решая их дальнейшую судьбу. Отпустить – и будут они таковы, свернут всех остальных, упакуются и уедут отсюда; неплохой вариант, хотя могут рискнуть и остаться. Убить – и тогда они останутся без возможных крупиц информации, а экспедиторов станет на несколько человек меньше. Продолжить – что-нибудь да скажут. Тогда её глаза метнулись к Афине.
- И я не верю. А вот ведущий исследователь должна знать наверняка, - сказала она. – Говори, мисс Мэнс.
Она кивнула в сторону второго солдата, указав ему на остальных экспедиторов. Раздались скрипящие лазерные выстрелы, а за ними – тихое шипение вскипевших мозгов в черепушках, и оба коллеги с глухим звуком упали на прогнивший пол. Ковры на стенах заглушали все эти звуки.
Афина подавила желание снова покрутиться по сторонам и посмотреть на мёртвых знакомых.
- Говори, - повторила Нут.
- Двадцать с чем-то, - выпалила Афина. – Может, двадцать четыре. На севере, на юге… на западе тоже. Но я не знаю, кто и где.
До её слуха донеслось, как Нут тихо повторяет себе под нос: «Двадцать четыре, двадцать четыре. Не мало, но и не много». Изначально в составе экспедиции должно было быть гораздо больше людей, если бы не Трейдттор. По большей части из штата вычеркнули лишних сотрудников Интерпола и отправили на Манораджан.
- Знаешь. Кто с тобой в группе? Где они?
- Не знаю, мы живём в разных частях, - соврала она.
- Это ложь.
- Да откуда тебе знать?
Нут вскинула брови, смотря ей в глаза сверху вниз. Помнится Афине, лет так семь назад она явно была на пару сантиметров ниже, как и всякий тетткетианец на севере, а теперь обгоняла почти на пол головы.
- Я знаю, какое лицо бывает у людей, которые врут. У тебя сейчас такое, - коротко объяснила Нут. – Где твоя группа?
Афина сжала челюсти. «Ну уж нет, - решила она. – Одно дело, сколько нас. А другое – сказать, где они! Я же не могу так». И продолжила молчать, опустив голову. Воздух в комнате, спёртый и жаркий, только накалялся под дулами лазерных автоматов, которые выразительно смотрели в её сторону, готовые выпустить из своих недр прожигающий насквозь луч.
Всякие пути побега мигом вылетели из головы. Афина поняла, насколько безнадёжно было её положение. Только бы… только бы печать ослабла, и тогда…
Двое сотрудников специального комитета уже лежали лицом в пол. Разве можно рассчитывать не постигнуть ту же участь? Едва ли. Впереди её ждала лишь верная смерть от рук тетткетианских террористов – вот такие карьерные перспективы. Афина усмехнулась про себя. Теперь вся эта затея с варварством на чужой земле казалась ей самой глупой миссией, ещё глупее и наивнее, чем её изначальная вариация семилетней давности.
Нут встала, отойдя к стене. Они о чём-то переговаривались, все трое, то и дело глядя на интепроловца. Но Афина не могла распознать язык. Говорили на другом, не на тетткетианском и не на транснациональном, должно быть, некий секретный шифр. Она через раз слышала эти обрывистые слова: «Хадджан», «взрыв», «миссия», «мученик» и прочие, прочие. В школе ей доводилось изучать понятия партизанов из Тетткета; а вот и они. Афина почувствовала что-то совсем неладное.
Переговоры закончились, солдаты разошлись обратно по своим местам. Нехотя Афина глянула на дверь. Заперто. Ну конечно… закрыли её снаружи. Выходит, это не весь состав «команды Нут», как она окрестила её. Молчаливый бородатый парень в углу стал ещё угрюмее, а тот, бритый без тюрбана, неожиданно просветлел. Что же они решили? Убить её? Или взяться за сержанта?
- Можешь молчать сколько угодно. Рано или поздно ты всё равно расскажешь, - холодно сказала Нут, скрестив руки на груди.
Афина сгорбилась ниже. Руки болели, а суставы словно медленно выворачивало наизнанку. Не самые приятные ощущения, а ещё хуже – они были плавными, едва заметными, но никакая боль не поддавалась полному игнорированию. Печать изводила её медленно.
- Уведи сержанта, - велела Нут бородачу. – Оставьте нас наедине.
- Так вы знакомы? – догадался второй.
- А ты постой у двери.
Больше не возражая, халлиды заставили сержанта Интерпола подняться на ноги и уволокли его прочь. Тяжёлая дверь захлопнулась, и замок щёлкнул снаружи. Вход сюда не открывался изнутри… Что это за комната? Оценить обстановку как следует среди вездесущих цветастых ковров с психоделическими узорами не представлялось возможным. Афина всё смотрела и смотрела, а в глаза ничего нового так и не бросалось. Всё одна песня – ковры.
«Откуда столько? – подумала она. – Их ткут на юге. И на западе. Север больше по части нефтедобычи… Ну, я здесь надолго, успею разгадать эти пустынные тайны».
Первым делом под подбородок уткнулось обжигающее дуло автомата. Нут снова села на корточки, выразительно глядя на неё в ответ, чего-то ждала. Ответа? Признаний? Они вернулись к допросу или, наоборот, отошли от него? Афина судорожно сглотнула. Автомат заставил её задрать голову выше, ещё выше, до хруста шейных позвонков.
- Где они? – повторила Нут. – Не скажешь, и я выстрелю.
- Ну как же. Тогда вы останетесь без информатора.
Удивительно, подумала Афина, как у неё до сих пор хватает сил и напористости дерзить. Проходя курс начальной военной подготовки при школе она ясно уяснила – при попадании в заложники ни в коем случае не надо нарываться на конфликт. Тем более, если речь идёт о Тетткете и попадании в заложники здесь, к кому бы то ни было. Это самоубийственно. Но Нут не выстрелит, она это знала.
- Ты не одна такая. Найду других, - коротко ответила Нут. – Говори, Афина.
- Сними наручники, и я скажу.
- Нет.
«Какой простой и меткий ответ», - подумала она. Слишком неубедительное у неё положение для шантажа, однако попробовать стоило, пока действия обходятся без фатальных последствий.
- Ну и ладно. Я всё равно тебе ничего не скажу.
Нут промолчала. Она убрала автомат, перекинув его за ремень через плечо, и Афина с мычанием опустила голову. Мышцы затекали слишком быстро и восстанавливались медленно, словно печать вращала физиологическими процессами в обратную сторону. Рассмотрев Нут поближе вместе с её пустынным камуфляжем, она, к радости, заметила, что ничего из устрашающих орудий пыток у неё с собой нет. Только автомат.
С другой стороны, и его предостаточно. Кто знает, что там Нут на самом деле умела.
- Я знаю, почему ты здесь, - сказала она. Афина выгнула брови.
- Да ну?
- Не в этом смысле. У меня заказ на тебя, а у тебя – на меня. Суть в том, что мы обращались к одному и тому же человеку. Круг замкнулся, - она развела руками. – Надо выполнять условия. Говори, где они.
Афина отшатнулась назад, к стене. Она прищурилась, задрав подбородок.
- Нет, - выплюнула она.
- Да, - возразила Нут. – Да. Это ты в плену, не я. Говори. Ты заставляешь своих же людей страдать. Думаешь, тебя погладят по голове, когда вернёшься? Пораскинь мозгами. Тебе, - она ткнула её в грудь, - отвечать за эти смерти, не нам.
Нут моргнула, и её красные глаза потемнели ещё на тон. Афина хорошо знала этот взгляд, слишком хорошо – она злилась. Злость её всегда теплилась только на дне глаз, не кривила ни губы, ни морщины на лбу, не отражалась на её ровных выученных действиях.
- Мне всё равно, - резко ответила Афина. – Я нашла то, что искала. Я не хочу притворяться, будто мне не безразличны эти люди!
- Так можно долго себя убеждать.
- Что?
Выдохнув, Нут притянула её ближе за круглый подбородок с ссадинами и мелким шрамом поперёк. Афина затаила дыхание.
- То, - передразнила она. – Ты обманываешься, думая, что можешь просто бросить свою Общину и жить дальше. Не можешь. Бегай за мной столько, сколько захочется, но твой поводок гораздо крепче одного безрассудного желания.
И она отняла руку. Поднявшись и сделав пару шагов назад, Нут снова взялась за автомат, держа его наготове, как показалось Афине. На деле она просто проверила заряд и удовлетворённо хмыкнула. Хватает.
- Отпусти меня, - пробормотала она.
- Отпущу, когда наш с тобой заказчик прилетит сюда с деньгами.
- С деньгами? – смутилась Афина. Быть такого не может, чтобы кто-то из Общины побежал её спасать – эти ублюдки только и знали, что точить зубы на Мэнсов.
- С деньгами, - повторила Нут. – С деньгами для нас. На всё нужны средства. По воле Сехмет мы должны освободить Тетткет от всяких варваров и от всего, что вы нам принесли.
Афина усмехнулась, отвернувшись.
- Вы своё финансирование получаете от тех же варваров. Вы живёте за счёт тех, кто наживается тут, будь они ваши или чужеземцы. Но круг всё равно замыкается, - едко отфутболила она слова Нут. – Сидя на сундуке с сокровищами, нельзя не привлекать внимание пиратов. Тигр всегда полосатый.
Нут её не слушала, а если и слушала, то лишь в пол уха. Она постучала ногой по гнилому полу, провела руками по множеству карманов на брюках. Откинула автомат за спину, дёрнув за кожаный ремень. Афина ждала слов в ответ, но Нут не привыкла идти на поводу у чужаков.
- Молчишь?
- Что ты хочешь, чтобы я сказала? – вызывающе спросила она. – Мы отпустим тебя в обмен на деньги. Больше мне ничего не нужно. Остальное расскажет сержант или другие, но это уже не моего ума дело.
Поджав губы, Афина подняла голову. Выражение Нут… оно было никаким. Глаза, красные, как полоски тюрбана, смотрели на неё снисходительно сверху вниз.
- Отличный бизнес-план, - съязвила она.
- Не думай, будто я пощадила тебя по знакомству.
Что-то в этих словах отдалось в груди глухим ударом. Они звучали слишком похожими на правду, но Афина знала – это ложь. Она никогда не пыталась себя убедить в чём-то, никогда не относилась к вещам предвзято только из-за собственного мнения, так что ошибки быть не могло.
- Ты врёшь.
- Нет, неправда, - равнодушно отозвалась Нут. – Не спорь со мной. Автомат в руках не у тебя.
Раздался громкий стук в дверь. Колотили так, словно за человеком бежал целый отряд вооружённых озлобленных людей или стая собак. Нут быстро прошлась по хлюпающему полу, прислонилась к маленькому прозрачному окошку, вглядываясь в коридор. Она беспристрастно сказала:
- Что там?
- Он тут, - раздалось из-за двери.
- Где «тут»?
- На улице. С ним никого. Я велел ему ждать. Что прикажешь?
С секунду Нут раздумывала, глядя то на Афину, то обратно в щель. Темнота в коридоре терпеливо ждала поручения.
- Пусть зайдёт. Нечего скрываться. Я сейчас приду. С деньгами всё в порядке?
- Да, - ответили там.
Нут снова посмотрела на неё, на этот раз с долей презрения. Афина не могла объяснить себе причину такого отношения. Конечно, да, объективно рассуждая, они были. Она – белая девушка, работающая в Совете безопасности не на последней должности, которая активно участвовала в экспедиции по разворошению священной могилы, пусть тетткетианцы и не афишировали свою святыню. Для смерти в Тетткете такой биографии хватало сполна.
Не могло же такого быть, что Нут больше ничего не чувствует, глядя на неё? Не могло же случиться так, что Афина питала ложные надежды?
- Вставай, - наконец, велела Нут.
Они быстро вышли из странной изолированной комнаты, погасив яркий свет. Резво промчались по коридору на заплетающихся и затёкших от неудобной позы ногах Афины, завернули куда-то за угол в темноте и поднялись по крутой скрипящей лестнице наверх, в ещё одну тёмную комнату, на этот раз просторную. И как только Нут здесь ориентировалась? Где вообще они находились, в бомбоубежище?
Когда отворилась входная дверь, первым делом Афина сморщилась от непривычно свежего воздуха. На дворе стояла глубокая ночь, ни фонарика не горело. Она вдруг обнаружила, что Нут сняла печать вместе с наручниками.
Это был глухой пригород Сатма. Судя по всему, его заброшенный район, потому что ни в одном доме, ни напротив, ни через улицу, свет не горел. Старые халупы бедняков, они очень кстати подходили для бездомных и, что не странно, убежищ халлидов. Наверняка их постоянно шерстили секретные агенты Интерпола - слишком лакомый и безлюдный кусок.
«Скоро это всё снесут, и наши тетткетианские друзья найдут себе жилище в другом месте», - подумала она.
За углом послышался шорох пожухлой травы. Показалась тёмная вытянутая фигура, неспеша выгребающая с заброшенного заднего двора под лучи сияющего в ночи полумесяца.
Это был Трейдттор. Он приложил палец сначала к своим губам, потом – к её, а после сказал:
- Никаких вопросов.
В этот момент центр Сатма в нескольких километрах отсюда осветил яркий взрыв. Из громкоговорителя над халупой зазвучала сирена.
Эпизод 16
ВЕНИАМИН ЧАТТРА
«Вы когда-нибудь мечтали стать идеальной версией себя? Моложе, красивее, ярче! Клиника пластической хирургии Лицо-под-ключ к вашим услугам! Наши филиалы расположены на всех планетах системы Бунмэй: Суфу, Сейгиджин, Идзанами… Обращайтесь к консультантам по межпланетному номеру двадцать пять-сорок три-семь-ноль-семь-десять. Красота – ваш ключ к успеху!»
Реклама на телеканале Призм Медиа
20.13.1489
На неделе Вениамину Чаттра довелось посетить саммит-холл дважды. Первый раз состоялся во время внепланового собрания Большой четвёрки, второй же – личный визит к Нилу Рейну, когда председатель Совета безопасности неожиданно попросил его явиться в кабинет. «В кабинет мистера Бонда?», - хотелось переспросить Вениамину, но он вовремя смолк. Мистера Бонда больше с ними не было.
Теперь избранные могли рассчитывать только на себя.
Нил Рейн не отличался необычной внешностью. Будь он среди толпы без вычурной совбезовской формы, Вениамин бы так сразу его и не узнал. Председатель был бледнолицым брюнетом с отчего-то узкими глазами, такими же тёмными, как его форма. Глаза эти смотрели на мистера Чаттра со всей внимательностью. Пристально, словно пытались в нём что-то разглядеть. От такого взгляда становилось не по себе.
Нил Рейн махнул рукой, и его ассистент удалился из кабинета. Они остались наедине. Наедине с флагом человечества в космосе, с пластмассовой мебелью и панорамными окнами. Ночь в Метанолии за стеклом сгущалась, сумерки расползлись по второму уровню.
На стене трещала новостная передача по Сатия Интерспейс. Журналист рассказывал: «…получили новые сведения прямиком из первых рук. Мисс Мэнс отвечает, что... Инцидент обошёлся без жертв, однако мистер Рейн, председатель Совета безопасности, от имении покойного мистера Бонда отдал приказ о завершении экспедиции ввиду непредвиденных обстоятельств. Уточняется, что вся сопровождающая группа эвакуирована из Тетткета. Подробнее…» Вениамин мельком послушал речь, проследил глазами за бегущей строкой снизу и сделал выводы: что же, предсказуемо, что экспедиция заблаговременно считалась безуспешной, да и цель её состояла совсем в ином, но мистер Бонд решил дать газу напоследок. Неплохая попытка! А вы, мистер, всё таки проиграли.
Вениамин недолго позлорадствовал, и скоро в нём проснулось сочувствие.
Он подумал: «Да, Афина взялась за хорошее дело, но вот оно как… Впрочем, никогда нельзя загадывать наперёд. И такой обман нельзя прощать. Едва ли Интерпол решится завести следствие против людей, которые принимали решение о сборе экспедиции. По своим не бьют, да?»
Нил Рейн выключил плазму, и кабинет погрузился в тишину. Он прокашлялся и начал:
- Рад вас видеть, мистер Чаттра. Понимаю, что такой человек, как вы, не располагаете лишним свободным временем, однако… то, о чём я хочу сказать, действительно важно.
- Нет проблем. Клан Чаттра всегда готов оказать поддержку Совету безопасности, - ответил Вениамин.
- Приятно это слышать от вас.
Он дотянулся до старинных часов со стрелкой и нажал на кнопку. Шестерёнки внутри закрутились, стрелка пошла по циферблату. Стук-стук-стук. Вениамин подумал, что этот звук его будет отвлекать.
- Не буду таить, мистер Чаттра, я позвал вас для обсуждения смерти Вильяма Бонда. Знаю, вы уже успели поговорить об этом в своём кругу, но теперь настал черёд серьёзных бесед, - сказал Нил Рейн. Его узкие глаза стали ещё уже. – Вы знаете, наш комитет кое-какого назначения проводит расследование по этому делу… прибегая к услугам церкви Праджан Кшамты. Вам известно об этом?
Стук-стук-стук. Секунда утекала за секундой.
- Да, известно. На внеплановом саммите мы провели беседу по этому вопросу, однако результаты оказались неутешительными. Вы понимаете.
- Разумеется. Я вас прекрасно понимаю. На собственном опыте я убедился, что работа с верующими обычно очень утомительна. Знаете, как говорят? Посмотри со стороны, и избранные покажутся вам величественными, но стоит только намекнуть на жалость, как из них выстраивается очередь нуждающихся. Церковь подходит под эту фразу.
Нил Рейн постучал пальцем по столу, пластиковому и крепкому, и этот звук сбил стук секундной стрелки. Вениамин мотнул головой. Эти часы так легко вводили в транс, что он едва не пропустил мимо ушей всё, о чём говорил председатель.
- Так вот, специальный комитет пришёл к определённым выводам, и для кое-каких членов Общества эти выводы могут стать компрометирующими. Я говорю о мистере Трейдтторе и леди Каодай. Кстати, вы знали, что её фамилия – Дао?
- Да, я знаю… никто не зовёт леди Каодай по фамилии. Думаю, все просто привыкли. Итак, в чём дело? Вы хотите обратиться за помощью к клану Чаттра от лица специального комитета?
Стук-стук-стук. Стрелка часов снова начала отсчитывать мгновения.
- Не совсем, - Нил Рейн откинулся назад, упёрся в высокую спинку кресла. – Скорее, хочу сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться.
Стук-стук-стук.
- Я слушаю.
Стук-стук-стук.
- Для меня мистер Трейдттор – не самый надёжный человек, и, я думаю, вы с этим согласитесь, - он глянул на него исподлобья, - иначе мистер Чаттра, такой уважаемый человек, не стал бы идти на сговор с бандитами Бунмэй ради создания эффекта «пропажи» картины. Собрание так старалось, разыскивая её, а мистер исследователь так ждал… и где она теперь?
Стук-стук-стук.
Картина? Как там, «Явление мудрости Джияна»? Или она называлась «Откровение…»
Стук-стук-стук.
- В общем, я знаю, где сейчас картина. Если вы хотите, чтобы это знание исчезло из моей головы, вам придётся пойти со мной на сделку. Тогда я отзову запрос об установлении исторической родины клана Чаттра, забуду о том, что эти документы исчезли из вашего архива.
Картина… картина, которую нашли сотрудники Собрания и отправили в другой свой филиал на реставрацию… семейный архив, восстановленный из пепла…
Стук-стук-стук.
Вениамин сглотнул. Свет в помещении стал рассеянным, жёлтые лучи лампы залегли глубоко в морщинах на лбу. Он не был стариком, но от общественной работы и постоянных проблем складки на лице, как пролежни, сияли уже к сорока годам.
Стук-стук-стук.
Картина и мистер Трейдттор…
- При другом раскладе я просто сделаю то, что от меня требует закон и совет директоров. То есть, посажу вас под следствие, вы пройдёте утомительные допросы комитета по информационной безопасности, объясните нам всем, зачем вы стёрли упоминание о роде Сакриявинов из всех источников, ваши специалисты заработают тюремные сроки, как и вы сами, а затем поработаете из-за решётки над восстановлением этих документов. Нельзя уничтожать источники высокой надёжности, вы в курсе? Какой бы ни была правда, она должна оставаться с нами. Или мне признать вас политическим экстремистом? Вы проследуете идеи Национальной Кампании? Хотите сфальсифицировать историю? Мистер Чаттра, ваш уровень интеллекта запределен, однако не надо думать, словно кроме вас в этом мире нет никого умнее…
Стук-стук-стук. Убедительный голос Нила Рейна заставлял верить каждому слову. Часы всё шли, шли, шли. Этим долгим минутам не было конца, они продолжались целую вечность его драгоценного времени.
По лбу градом катился холодный пот, глаза прилипли к фигуре председателя, а собственная спина вросла в кресло.
Стук-стук-стук.
Мистер Трейдттор наконец-то попался?
- Вижу, вам интересно узнать, что я от вас хочу, - он усмехнулся. – Вернёмся к смерти моего коллеги. Так вот, мистера Бонда на самом деле звали Янрин Сакриявин. Я тут напряг свои связи среди совета директоров и получил доступ к информации, кто такие Сакриявины. Но знаете, что я обнаружил? Пустоту. Это ваших рук дело. Но не суть. Затем я подал заявку о доступе к архиву Собрания, но миссис Райкконен сказала мне подождать до срока следующей проверки. Вместо этого она посоветовала мне обратить к некому мистеру Агапову. Этот Агапов оказался самым настоящим живым хранилищем… во всяком случае это даже лучше, чем электронные носители информации. И мистер Агапов любезно мне всё рассказал. Про род Сакриявинов и про ваш… клан. Понимаете? Теперь мы втроём об этом знаем. Ну, ладно я – мне нет никакого дела до ваших разборок.
Стук-стук-стук.
- И даже ладно бы, знай вы об этом с Агаповым на пару. Он дряхлый старик, ему недолго осталось, - Нил Рейн махнул рукой, а потом резко сел прямо. – Но и вы, и я, проживём ещё долгую жизнь. В идеале прожить долгую жизнь лишь вам, с такой-то тайной. И вы почти от неё избавились.
Стук-стук-стук.
- Но не тут-то было. Теперь вы понимаете, какой информацией я обладаю. Но есть ещё кое-что, что знаете вы и очень хотелось бы узнать мне.
Стук-стук-стук.
- Я знаю, вам есть, что рассказать.
Стук-стук-стук.
- Что вы знаете о своём друге, мистере Трейдтторе, чего не знает Совет безопасности? Что о нём не знает Интерпол?
Стук-стук-стук.
- Я надеюсь, вы не думаете, что за самоубийством Нестора Мэнса и смертью Янрина Сакриявина стоят разные люди.
Стук-стук-стук. Нил Рейн достал из-под стола планшет для записей, стилус и постучал пальцем по столу ещё раз, отвлекая внимание от секундной стрелки. Часы стихли, комната погрузилась в тишину.
Только мегаполис гудел за панорамными окнами. А председатель продолжал выжидающе смотреть на Вениамина своими узкими чёрными глазами.
Так что там с картиной?
- Пишите, - скомандовал он. – Пишите всё, что вы знаете о своём милом друге. Или кто он вам? Ну, хватит с вас и одной раскрытой тайны. Пишите.
Открытый пустой документ на планшете мигал белым. Стилус так и просился в руку, стрелка вновь завелась, стук-стук-стук-стук-стук-стук-стук-стук-стук-стук….
- Я… - на выдохе произнёс Вениамин, - я ничего не знаю.
- Вы так считаете?
- Как я могу быть не уверен в том, что чего-то не знаю? Мистер Трейдттор мне вовсе не знаком. Раньше – да, безусловно… мы с ним были друзьями. Прошлое осталось в прошлом. И тогда я ничего не успел узнать, что вы хотели бы от меня услышать, - быстро проговорил он.
И наваждение гипноза сошло на нет. Воодушевление на лице Нила Рейна испарилось словно по щелчку пальцев, приподнятые тонкие губы поникли, выражение лица стало озлобленным. Будто чисто белая статуя осуждающе смотрела на него. Только мечущихся молний не хватало.
В чём-то Нил Рейн был похож на Трейдттора. Только эмоции у него сменялись чаще, а взгляд не казался таким равнодушным. Как раз наоборот. Но новом посту энтузиаст стал человеком идеи, полный мотивации вести Совет безопасности в светлое будущее.
Затем председатель помрачнел. Освещение в кабинете сгустилось, тень легла на его лицо. Узкие глаза исчезли в полумраке, сощурившись.
- Вы сделали свой выбор, мистер Вениамин Чаттра, - сказал он. – Кстати, ваш сын ничего не терял?
Нил Рейн нажал на кнопку у ящика стола. В кабинет вошёл его ассистент. Он достал из кармана брошь Менахема, идеальное переплетение равносторонних треугольников и тонкую ручную работу - шестилапого слона. Мелкие бриллианты, высочайшая проба серебра. Эта эмблема была такой же идеальной, как и совершенное знание.
Ассистент протянул брошь Вениамину.
- Откуда?..
- Скажем так, - Нил взмахнул рукой, - знак безвозмездной помощи. Менахем просил помочь мистера Трейдттора, но у того нашлись дела поважнее. Этого вам хватает, чтобы понять, с кем водится ваш сынок?
Вениамин выдохнул.
- Послушайте, мистер Рейн, не стоит меня учить. Я люблю своего сына и ни за что бы не доверил его кому попало. Вы хотите поймать меня на слабости, но вам не удастся такое провернуть. У нас не принято сдавать своих.
Председатель громко рассмеялся, но смех этот не был искренним.
- В наше время не существует «своих» и «чужих». Война интересов – это война всех против всех. Вам нужно лишь выбрать сторону, - гордо произнёс он.
Эпизод 17
КОМУ СУЖДЕНО УТОНУТЬ, НЕ БУДЕТ ПОВЕШЕН
«…продолжаем новостной выпуск. Сегодня, двадцать первого дня тринадцатой декады, пройдут похороны Нестора Мэнса, главы религиозной организации под названием «Община». Согласно древним традициям генетерийцев, хоронить усопшего следует в тот же день до заката, иначе Фортуна не успеет оплакать покойного, и душа его останется среди живых, что крайне нежелательно – при таком раскладе, как считалось, мёртвые приносили в жизнь своих родных и близких муки и страдания. Однако из-за задержки мисс Афины Мэнс в течение дачи показаний по инциденту, церемонию было решено отложить. Хотите узнать больше о погребальных обычаях генетерийцев тогда и сейчас? Не переключайтесь! Сразу после рекламы…»
Выпуск на телеканале Сатия Интерспейс ТВ
21.13.1489
Генетерийцы, будь они южанами с островов архипелага или северянами с большой земли, издавна большое внимание уделяли похоронным обычаям. В зависимости от расположения эти обычаи отличались. Например, жители островов верили, что дух Фортуны встречает усопших в море Рамута, поэтому мёртвых они отправляли в крытых деревянных лодках в открытые воды. На севере считалось похвальным поступком для покойного родственника ещё при его жизни подготовить место на кладбище городской церкви, либо же расширить фамильный скреп, для чего требовалось иметь гектары земли… Это было дорогим удовольствием.
Фамильный склеп Мэнсов, как самый выдающийся и известный, разворошили в Новое время. Все тела родственников оказались сожжены, памятники демонтированы, земля продана приезжим предпринимателям. Но в Современности Община хорошо постаралась над тем, чтобы вернуть всей Генетейре, а также её столице – Афилантесу, прежний вид, такой, какой она запомнилась в истории.
Тетткет находился на другом континенте, по ту сторону моря. Поэтому климат на севере отличался, и вместо бескрайних пустынь в Генетейре прекрасно уживались пальмы, банановые и кокосовые, росли лимонные деревья, виноградники, выращивали оливки и маслины в промышленных масштабах, здесь же производили табак и дорогой алкоголь. Благодаря мягкому климату не приходилось прятаться от солнца и вести ночной образ жизни. Солнечные лучи в Генетейре не жгли, а ласкали.
Церемония погребения закончилась быстро. Покойного мистера положили в гроб, завинтили винты и погрузили в мраморный ящик. Прочитали молитвы видные члены организаций Общества Избранных, члены фамилий Общины, Афина… Она сидела на самой дальней скамье, сжимая в руках бумажку – редкость для Генетейры. Это было маленькое письмо, которое нашли в кабинете Нестора при обыске, но вскрывать не стали.
Афина пообещала отдать письмо сразу же, как только сама его прочитает, но настроение никак не шло. Что отец такого мог ей оставить? Что такого могло произойти, чтобы он решился на такой поступок? Сколько она себя помнила, Нестор никогда не отказывался от ответственности. Он мог быть лицемером, мог постоянно плясать под чужую дудку, что Афину так разочаровывало, но он никогда не вёл себя по-разгильдяйски.
Сквозь высокие витражные стёкла на скамьи и гостей падали цветастые солнечные лучи. В храме было прохладно. Этот лёгкий холодок окружал всех присутствующих, это – дуновение ветра из небытия загробной жизни. Интересно, дух Сехмет ощущает прохладу? Афина поспешила выкинуть этот вопрос из головы. Говорят, что если звать зло, то оно обязательно откликнется. И она откликнулась. Голос прошептал, словно Сехмет сидела по левую руку, слушая песнопения настоятеля храма: «Нет, соплячка, моя душа сделана из огня. Мне не холодно».
Афина дёрнулась. Рядом никто не сидел, но воздух там нагрелся, и разноцветные лучи задребезжали от накала. Покойника отпели.
Выходит, Сехмет может прорываться в её сознание и за пределами Тетткета. Но её голос не раздавался во время пребывания Афины на Идзанами, в штаб-квартире Интерпола…
Как только все проводы в храме кончились, гости бурным галдящим потоком устремились наружу, под тёплое солнце и на свежий воздух. Погода стояла ясная, ни тучки не виднелось на небе. Лёгкий ветерок покачивал пальмы в зеленеющем дворе храма, шелестели густые кустарники и шуршали мелкие листочки белой омелы. «Символ грядущей удачи», - вспомнила Афина.
Ждал скромный поминальный обед. Многие гости уезжали сразу после церемонии прощания, и на трапезу оставались лишь некоторые члены Большой четвёрки и главы фамилий. Звать целую Общину на похороны лидера считалось дурным тоном. Его на том свете обязательно встретит Фортуна, а если все будут оплакивать товарища, то и богиня начнёт горевать. Афина крепче сжала в кармане письмо от отца.
Что же он мог написать? Он решил рассказать ей о матери?
Сквозь чёрную тунику солнце пекло особенно сильно. Это ощущение постоянного жара и изнеможения напоминало о Тетткете, о протяжённых пустынях, о высоких песчаных барханах и бесконечных дюнах…
Трейдттор, хлопнувший по спине, вывел Афину из транса.
- Услуга за услугу, подруга. Моя часть уговора выполнена, и я с нетерпением жду, когда ты приступишь к своей, - сказал он.
Афина повернулась, смотря на него в ответ. Взгляд Трейдттора был отстранённым, вопреки его словам.
- Ты… ты называешь это выполнением уговора? Вот это? Когда я согласилась не экспедицию, я сказала тебе не использовать это событие в качестве своего плана! То, что случилось, будет снится мне в кошмарах.
Трейдттор помрачнел.
- Слушай, ты не так часто бываешь в Тетткете, а это был единственный вариант. Кто же знал, что твоя подружка присоединится к халлидам? – он вскинул брови. – Я искал её среди замужних женщин, но раньше, чем опрос завершился, я понял, что искать надо в другом месте. И я нашёл. В общем-то, это долгая история… даже Сатия Интерспейс не опубликовала моё исследование, а ведь это была такая горячая тема, только хватай и публикуй.
Злость вспыхнула в груди Афины.
- Трейдттор, это не смешно, - понизив голос, сказала она. – Ты не представляешь себе, что означает встретиться с близким человеком там, где не ожидаешь его видеть спустя столько лет. И это… это было просто… невыносимо. Ничего не изменилось. Наша сделка не имеет веса, если я не получила того, что от тебя требовалось.
Трейдттор поспешил возразить:
- Я не отвечаю за твои дела с подружками. Моей задачей было найти Нут и организовать вам встречу, и я пошёл на огромные жертвы ради тебя. Ну, конечно, с халлидами у меня был и другой разговор, - прошептал он ей на ухо. – Обманывать террористов было нелегко, и, тем не менее, моего ума хватило, чтобы заставить вас пересечься.
Порыв ветра сорвал шляпу с головы Афины. Волосы у неё отросли, колючий ёжик начал обрастать густыми короткими прядями. Шляпа застряла между широкими пальмовыми листьями.
- Я не буду тебе ничего возвращать.
- Нет, будешь.
- Нет! – крикнула она и отпрянула в сторону. – Ты совсем не понимаешь? Мне сейчас не до этого! Я должна принять пост главы, должна разобраться со всеми внутренними проблемами, должна… я должна…
- Единственный, кому ты должна, это я, - строго сказал Трейдттор. – Если я захочу, ты никогда не станешь главой Общины. Запомни это. Я не работаю один, иначе никакие твои сумасшедшие просьбы не были бы исполнены. Как думаешь, я смогу рассчитаться с этими людьми, которые мне помогают? Думаешь, просто отказавшись, ты спокойно уйдёшь в своё высшее общество? Как бы не так.
Афина отпрянула назад, к холодной стене храма.
- А ты думаешь, что у Общины нет никакой помощи извне? Меня есть, кому защитить. В конце концов, я сама могу постоять за себя.
- Да-а? А я думаю, что другие фамилии расстроятся, если ты попадёшь в беду ещё раз. Тебе никогда не приходило в голову, что твои общинные товарищи могли сговориться и положить Нестора? – он с мгновение ждал ответа на риторический вопрос. - Потому что теперь они только и мечтают о том, что ты исчезнешь с их глаз. И родственники, и фамилии. Они хотят только одного – власти.
Настоятель, дряхлый старикашка, захлопнул массивные каменные двери. Стук оглушил Афину. На сердце разрасталась паника, клокочущий в груди страх. Ну да, точно… кроме отца никто её не защищал, и стоит ей остаться без последнего своего щита, как все остальные сорвутся с цепи, словно сторожевые собаки.
Ей придётся полагаться только на себя.
В голове пронёсся ехидный голос, на грани шёпота: «Да, вот такая она, война интересов… все против всех…» Афина потупила взгляд себе под ноги. Сандалии стёрли кожу в кровь, и раны до сих пор не затянулись.
Трейдттор хлопнул её по плечу. Даже здесь, тёплом регионе, он не изменял своему вкусу в одежде: пришёл на похороны в помятом свитере и выцветших джинсах, только цвет их сменился на чёрный. Как только ему не было жарко?
- Ты хочешь вернуться в Тетткет, да?
Она кивнула.
- Я не смогу жить, зная, что Нут занимается… вот этим. Это неправильно. Я должна её переубедить. Может, когда-нибудь я смогу объяснить ей, что вот так не надо, - Афина обречённо вздохнула. – Я понимаю, это не моё дело. Не надо было в это лезть. Своим вмешательством мы только спровоцировали новую волну терактов… теперь экспедиция провалена. Снова.
Трейдттор ничего не сказал. Афина знала – от неё он слов не ждёт, ему нужны только действия. Выполненная сделка, и ничего больше.
Что же это такое? Кому ей теперь верить? Вновь она почувствовала, что осталась совсем одна, и чувство это сбило с ног.
- Ладно, - сказала Афина, - я всё тебе отдам. Только дай мне время, ладно? Надо решить вопрос наследства. Отец не оставил мне ни гроша.
- Да, настоящий деспот, - сухо прокомментировал он.
Повисла тишина. Верещали молодые птички, шелестели листья раскидистых деревьев в саду. Это была приятная тишина. Не как в пустыне. Там песчинки в воздухе скрывали горячие шепотки, поджигающие фитили бомб, как ковры на стенах таили за собой острые углы. В Генетейре всё было иначе.
- Я слышала, он застрелился после собрания. О чём вы говорили? – равнодушно спросила Афина.
Трейдттор протянул задумчивое «м-м-м».
- Ничего такого. Обсуждали смерть Вильяма Бонда. Все недовольны этой ситуацией, даже те, кому он не нравился; сложно отрицать, что для Общества он был очень полезен на своей позиции, - он повёл плечами, глядя вдаль. – Я спросил про Сакриявинов. Миссис Райкконен сказала обратиться к Владимиру Агапову, но это подождёт. У Нихона родился ребёнок, но леди Каодай сказала, мол, этот малыш – избранный Лиеухань.
Афина нахмурилась. Она посмотрела на него, на пальму в саду, на прилетевшую цветастую птицу.
- Кто такие Сакриявины?
Трейдттор раскрыл рот, но вдруг сжал губы. Глаза его сузились - он раздумывал, сказать правду или соврать. В итоге он решил отмахнуться.
- Да так. Соотечественники Чаттра из Леккхет-коккхав. Нашли картину их авторства, надо было отправить её на экспертизу, да только полотно пропало, - ответил Трейдттор. – И вот я жду, пока Собрание её найдёт.
- Они хорошие избранные, - заметила Афина.
- Они вышли из состава Общества, - поправил он. – Больше не избранные. Странный поступок. Могли бы получать льготы как религиозный культ Лухты, деньги-то на дороге не валяются.
Афина усмехнулась.
- Тебя только деньги и волнуют.
Трейдттор оставил её без едкого комментария.
На первый поминальный обед обычно подавали три ряда блюд по традиции: первое, мясные кубики на шпажках, тушёные на вертеле, второе – разнообразные салаты с оливками или каперсами, с местным солоноватым сыром с плесенью, а на третье, как всегда, десерт. Десерт символизировал утешение в дальнейшей жизни без усопшего и, хотя в других культурах такой позиции вообще не было, генетерийцы уделяли ему особое внимание. Чаще всего это были сладкие пирожные с корицей или мятой из кукурузной муки, и иногда и из манной.
Обед проводился на свежем воздухе, на террасе фамильного дома Мэнсов. Эта небольшая терраса, огороженная белыми старыми колоннами, выходила прямо на синеющие за жилыми кварталами берега моря Рамута. Всё скалистое побережье было усеяно белыми домиками разных размеров и формы, узкими улочками и пальмами, сухими кустарниками с паразитирующей омелой, верёвками для сушки белья. В пригороде Афилантеса всегда стояла приятная, ласкающая слух тишина. Не гробовая, как в Тетткете среди песков, не такая, как в вышине небоскрёбов Метанолии.
В пригороде Афилантеса ещё сохранились первобытная неспешность и относительное отсутствие вездесущего прогресса, наседающего на повседневную жизнь.
Афина, подперев щёку, наблюдала за покачивающимися листьями пальмы в чужом дворе. Служанка выкатила трёхъярусный поднос, и вслед за ней подоспели остальные, стали выгружать широкие тарелки на длинный прямоугольный стол. Гостей собралось немного. Несколько представителей фамилий и парочка других членов Общества Избранных. Они тихо переговаривались между собой…
Пихнув её под столом, Трейдттор обратил внимание Афины на миссис Пелагею Андино.
- Афина? Э-э… мисс Мэнс, у нас тут есть небольшой вопрос к вам, - Андино, молодящаяся брюнетка в чёрном платье с глубоким декольте, повторила свою фразу. Она глянула на глав других фамилий по обе стороны от себя и снова уставилась на Афину. – Даже не вопрос, а кое-какой разговор. Вы слушаете?
- Говорите.
Андино кивнула миссис Фило, своей сестре.
- В общем, мы тут подумали на счёт наследства… Наследования Общины, вот. Кто-то ведь должен занять пост главы? Вот мы посовещались, подняли этот вопрос, а потом натолкнулись на кое-какие выводы…
И Андино, и Фило выглядели одинаково безвкусно. Их макияж, их одежда, их манера говорить и жестикуляция – всё это вызывало у Афины только глухое раздражение в груди.
- Да-да, выводы, - сказала Андино, - важные выводы. Видишь, э-э… видите-ли, мисс Мэнс, мы подняли устав Общины, прочитали, что там сказано по поводу наследников Мэнсов и обнаружили одну информацию…
- Так вот, там сказано, что фамилию Мэнс может возглавлять только мужчина. Но если в семье нет других детей, кроме дочерей, а отец умер, то дочь обязана выйти замуж, и тогда её супруг становится во главе Общины, - продолжила Фило. – Но вот какая проблема… Пускать внутрь всяких чужаков – не наша традиция. А вы, мисс Мэнс, так редко бываете дома, что мы и сомневаемся, есть ли у вас хотя бы молодой человек!
Пелагея Андино активно закивала, смотря сначала на сестру, а потом – на Афину. Та слушала молча. Оливка на вилке застыла у её губ.
- Ну же, мистер Канарис, расскажите нашей леди, - подтолкнула Фило.
Панкрат Канарис был человеком… очень необычным человеком. Он прокашлялся, прожевал лист салата и сказал:
- Мисс Мэнс, совет Общины обсудил вопрос о наследстве и пришёл к выводу, что вам будет крайне неудобно совмещать работу в специальном комитете Совбеза с… э-э, исполнением долга перед Общиной. Я имею ввиду, вам будет сложно делать всё одновременно. Успевать и там, и сям… Согласитесь, проблематично! – он растянул сухие губы в улыбке, жёлтые глаза его отблескивали белым.
И тогда Афина поняла, что Трейдттор имел ввиду. Они уже успели посовещаться! Несомненно, фамилиям сейчас ничего не стоит выставить её прочь из организации на произвол судьбы, чтобы продолжить борьбу за власть между собой. Вот она, сплочённость Общины!
Злость сводила челюсть. Злость на отца, который держал её в неведении всё это время, злость на соотечественников, которые на деле оказались похуже предателей.
- И что вы предлагаете? – спросила Афина сквозь зубы.
- Мы предлагаем вот что, - деловито начал Панкрат Канарис, сложив вилку на клетчатую салфетку. – Помните свою сестру, Патрисию? Сейчас она известна под именем Патрисия Дивайн. Думаю, вы в курсе. Так вот, чтобы не заставлять вас выходить замуж за нелюбимого человека, мы решили, что можно вызвать Патрисию с её мужем из системы Элая, где она сейчас живёт, а потом призвать к долгу перед Общиной. Что скажете? Это будет гуманным методом.
Патрисия… Патрисия Дивайн…
Патрисию Афина не видела лет в восьми. Раньше у неё была мачеха, на которой отец женился из жалости к деревенщине из пригорода, а вот у этой женщины оказалась ещё и дочь от прошлого брака. Русая, длинноногая, с экрана телевизора она казалась эталоном женской красоты. Но после смерти матери Патрисия со скандалом покинула Общину и укатила вместе со своим парнем, почти вдвое старше её, как можно дальше – в систему Элая. Патрисия быстро нашла себе место в модельном агентстве, и уже через пару лет Афина увидела её на показе «Энигма Стеллар».
Но приглашать её обратно было самым настоящим безумством. На что они рассчитывали? Что Патрисия по воле Фортуны согласится всё бросить и приехать обратно, да ещё и со своим мужем-стариком, взявшимся неизвестно откуда?
Афина взглянула в глаза главам фамилий. Пелагея Андино, Аглая Фило, Панкрат Канарис… Неужели они все верили в эту идею?
- Патрисия не вернётся, - серьёзно сказала она.
- Прости? Э-э, то есть… простите? – удивлённо воскликнула Андино. – Вы правда так думаете? Патрисия обязана жизнью Общине, иначе со своей нищей матерью она бы давно скончалась! Нестор оказал им огромную услугу… конечно, она должна вернуться…
- Патрисия не вернётся, - повторила Афина. – Забудьте о ней. Не надо искать главу Общины на замену, когда есть я.
За столом воцарилась тишина. Даже Трейдттор, напевающий неизвестную мелодию себе под нос, затих и уставился на всех присутствующих гостей. Замолчали даже те, кто сидел на противоположном конце стола. Только раскидистые пальмы шелестели через дорогу.
- Но у вас нет мужа и… - попыталась возразить Аглая, но Афина её перебила.
- По-вашему, это меня определяет? Среди нового поколения нет никого, кто смыслил бы в делах Общины получше меня. Ни Ханну и Лина, ваших дорогих детишек, мистер Канарис, это не интересует. А Сигаласов даже никто не спросил, что они думают. Вы едва ли попытались дать им второй шанс! Я даже не буду говорить о том, насколько плохо учатся ваши дети и какие у них перспективы, - и затем она повторила: - Среди нового поколения не найдётся ни одного человека, кто был бы лучше меня. А привлекать Патрисию Дивайн к делам организации – это самый настоящий бред сумасшедших. Она безмозглая модель, которая только и знает, как вертеть задницей и ходить по подиуму, а её муж… этот человек, он… у меня не хватит слов, чтобы его описать!
Афина встала. Тарелка салата со звоном откатилась по лёгкой скатерти, столкнувшись с прозрачным кувшином воды. Андино, Фило и все остальные смотрели на неё с презрением. В их глазах больше не теплилось желание угодить, они обратились в тех, кем всегда были.
- А вы думаете только о власти над своими родственниками и соотечественниками, - она ткнула пальцем в Канариса, - а вы, миссис Андино и Фило, ни дня не прожили с пользой для Общины, но зато горазды рассказывать мне, кто кому и сколько должен! Нет смысла пытаться отдалить меня от дела. Хотите, чтобы я поборолась за это место? Мне ничего не стоит это сделать. Достаточно одного только завещания отца… и все ваши влажные мечты пойдут прахом.
- Нестор никогда не уведомлял нас о своём завещании, - сказал Панкрат. – Как оно может быть действительным, если…
Афина хлопнула ладонью по столу. Звякнули приборы, тарелки, булькнула вода в кувшинах. Тишина стала ещё более оглушающей; с таким настроением наблюдали за ней они, все эти гости.
- Молчать! – крикнула она. Мистер Канарис медленно отодвинул стул и вырос над столом, на несколько сантиметров превосходя Афину. – Единственный среди нас, кто уполномочен занять место главы, это я! И вы ничего не сможете с этим поделать.
- Мисс Мэнс, вы же понимаете, что вы ведёте себя неподобающим образом? – сказал Панкрат. – Если вы так сильно желаете стать главой, вам следует выучиться правилам приличия. Более того, вам придётся соблюсти условия.
Афина глянула в его глаза, такие же жёлтые, как и её собственные. Мистер Канарис хмурился.
- Сколько бы вы ни пытались дорваться до власти, только нам решать, кто станет главой Общины. Понимаете? Против устава идти нельзя, - добавила Андино. – А что до завещания…
Миссис Фило закончила вместо неё:
- Завещание не имеет веса. Это не монархия, а фамилия Мэнс лишь формально признана главной… вы не можете наследовать власть просто по факту смерти предшественника. Мисс Мэнс, вы так долго жили в дали от нас, что мы и не знаем, что от вас ожидать! Как же мы можем доверить будущее Общины вам? Едва ли ты… вы… сойдёте за «свою».
- Вы… выгоняете меня? – медленно спросила Афина.
Андино хотела что-то сказать в ответ, но глянула на Канариса и замолчала. Эти трое не были целостным составом глав фамилий, лишь представляли основной сгусток его властолюбивых членов, занимающий положение во многом получше Сигаласов и Патаки – те не удостоены даже приглашения на похороны.
- Мы посмотрим по ситуации, мисс Мэнс. Вы провалили важную экспедицию, не отдали свой долг Общине. Кто знает, вдруг вас понизят в должности? Времена меняются стремительно. В Тетткете объявлено военное положение, въезд туда закрыт, а все наши сотрудники и совбезовцы эвакуированы… кто знает, как скоро для Общины вновь настанут трудные времена? – сухо сказал Панкрат. – Это был наш последний шанс, и вы его упустили. Нужно ли мне говорить, что это уже второй провал на вашей совести?
Он посмаковал свои слова, прежде чем продолжить, глядя то на Трейдттора с отсутствующим выражением лица, то на Афину:
- В общем-то, этого хватает, чтобы счесть вас за… ну, вы знаете… нечто вроде недееспособного человека. Когда государство финансирует строительство новых высоток, они полагаются на строителей и ждут результат, иначе деньги будут потрачены в пустую. Но если срок выход, а в городе нет ни высоток, ни денег у застройщика, то что делает власть? Она обвиняет застройщика в коррупции. Вот и весь секрет. Подумайте, что с вами станет, если вы ещё раз захотите перечить Общине. Никогда не забывайте, кто вообще дал вам место под солнцем… Это и есть долг.
Афина сжала губы в тонкую полоску. Она надеялась, что Трейдттор вступится за неё, но у него в глазах не отразилось ни капли понимания, словно его совсем не волновало, что с ней произойдёт. Тут ей вспомнились деньги. Деньги, которые она ему обещала за услугу… Где же теперь их достать? Афина подумала – теперь есть только один путь.
До фестиваля Второго Нулевого Дня оставалось не более тридцати пяти дней по системному времени.
;
ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ЧАСТЬ
Дело Клода Бланшара
Только накрывшись одеялом узнаёшь, есть ли в нём блохи.
Вьетнамская пословица
Последним, что Нил Рейн видел перед взрывом, был Стэнли Дэвис, подходящий к пустой машине. Когда он дёрнул за ручку, Нила отбросило в сторону, а Стэнли… в общем, фельдшер утешающе сказал, что ему уже было не помочь. После послышались полицейские сирены, вой мигалок и красно-синий блеск – всё это было где-то позади, но здесь, в этом самом месте, на котором Нил стоял на своих двух, здесь всё стихло. Пламя доедало то, что осталось от машины; и не было ни криков, ни воплей, ни слёз.
Всё так и должно было быть.
А утром у капитана Ривьера было такое лицо, словно на ужин он съел свою собаку. Но не ему тут стоило корчить рожи, это Нил должен был сидеть в углу, как обиженный ребёнок, смотреть в стену и ждать, пока из-за угла выскочит Стэнли Дэвис и скажет, что вчерашнее представление – нехороший розыгрыш. К тому времени, как капитан вызвал его в свой кабинет, этого не произошло.
В отделе понемногу собирались на похороны. Лица у них были соответствующие: не напыщенные, как обычно бывает у детективов и сержантов Новой полиции , а грустные, опечаленные и обеспокоенные, даже немного встревоженные. Они, конечно, слышали, как люди умирают, ещё чаще они слышали о смертях полицейских, а вот чтоб коллега… Никогда. Но смерть – она всегда рядом.
Капитан Ривьера усадил его напротив, отодвинул плоский монитор и стал читать нотации, как на лекции в Академии:
- Твой напарник, Стэнли Дэвис, Нил… нам всем его жаль. Но вам двоим следовало быть осторожнее. Это ведь была не его машина, да? Так что же он полез? Ну, да, я всё понимаю, случается всякое, а Стэнли был тем ещё параноиком – и как такого я взял к себе? Послушай, Нил, что я тебе сейчас скажу. Послушай и запомни. Всё, что случается – это навсегда. Мы найдём тебе нового напарника. Идёт? А ты тут распишись кое-где…
- Кому передадут дело Бланшара, сэр?
Ривьера поднял голову.
- Никому. Мы его закрываем.
- Закрываете? Как это понимать, сэр? Бланшар убил полицейского, а вы закрываете его дело?
Капитан вздохнул и провёл руками по потному лицу.
- Ты знаешь, Нил, мы уже наигрались в героев. Сейчас некому его ловить, некому заниматься этими безрезультатными копаниями в прошлом… Посуди сам. Ты занимался одним Бланшаром пять декад, ну и где же он? Я не то чтобы самого Бланшара не наблюдаю в зале суда, я не увидел ни одного вещественного доказательства.
Нил встал из-за стола и отошёл к двери.
- Ну замечательно, сэр!
Хлопнув дверью, он вышел.
В отделе сразу стало тихо. У кого-то зазвенел телефон; в ту же секунду гул возобновился, словно ничего не случилось. В отличие от Нила, им-то сообщали всё в первую очередь. Детектив довольствовался ошмётками.
Он упал на стул, уставился в монитор и стал пролистывать файлы один за другим. Тут были всякие несущественные клочки информации вроде фотографий Клода Бланшара и его сообщников тридцатилетней давности. Всё, что он и другие следователи насобирали за прошедшие декады, в сущности ничего не означало и ни о чём не свидетельствовало.
Дело Клода Бланшара – старая бюрократическая волокита. В пятидесятых он и несколько десятков других людей занимались распродажей оружия миротворческого альянса, который только и заботился понижением сотрудников в должностях, сокращениями, судебными исками против Кампании и реструктурированием организации, пока из-под носа особо обиженные кадры, имевшие доступ к определённым базам, уводили всё накопленное на нужды оружие. Бланшар улизнул вовремя; когда две новые организации заинтересовались пропажей, было уже поздно, и все виновники исчезли.
Бланшара – ну, или кем он там был на самом деле – с тех пор никто никогда не видел. Не исключено, что этот человек давно умер, ведь прошло немало времени, а такие люди долго и не живут. Но спустя тридцать один год удалось упасть на его след. Это был, на самом-то деле, бледный отпечаток, вроде нечаянно промелькнувшей мимо птички.
Клод Бланшар – ну, или человек с его внешностью – последний раз мельтешил половину системного года назад в Новой Идаисе. А система Бунмэй всегда была укромным местечком для игры в прятки, даже лучше дебрей планет бывшего Империума на окраине галактики.
Итак, пять декад Нил и детективы из других отделов сообща искали его по всем планетам системы. До масштабных поисков им было далеко – они пытались доказать его вину и получить ордер. Бланшар добрался до одного из них быстрее.
Через два дня Нил стоял на похоронах Стэнли Дэвиса. Собралась целая толпа разномастных сотрудников Новой полиции. Пришли бывшая жена Стэнли, его мать и бабушка, пара старых друзей – их Нил знал в лицо. Где-то вдали стояли незнакомые ему люди в форме. Среди них он невзначай заметил одну очень подозрительную физиономию, которую, казалось, видел где-то раньше и никак не мог вспомнить, где именно и при каких обстоятельствах. Этот человек не был похож на полицейского.
Нил наблюдал за ним всю церемонию. В Танталия-сити частенько лил дождь: незнакомец прятался под чёрным зонтом. Лишь на короткие мгновения мелькало его лицо, неприятное и явно нехорошее. Когда гроб опустили в землю и стали зарывать, Нил дёрнулся вслед за человеком под зонтом, но тот успел скрыться быстрее, чем он смог преодолеть толпу.
Капитан Ривьера смотрел на него с сомнением. Нил махнул ему рукой, уткнулся себе под ноги и поплёлся обратно в отдел.
После полудня дождь прекратился. От сверкающих высоток отсвечивали солнечные лучи, и Танталия-сити окрасился в белый. Нил ненавидел этот цвет – ему постоянно приходилось носить тёмные очки. Он опустил чёрные рулонные шторы у своего рабочего места и посмотрел на потухший монитор.
Других дел ему не поступало. Ривьера как бы намекал на отпуск, но отдохнуть не давал, и Нил бестолково болтался на работе, не зная, чем себя занять. После смерти Стэнли во всей вселенной будто бы ни с кем ничего не произошло. Никакие проблемы не требовали внимания Интерпола, а если и требовали, то сотрудников из Танталии в головном офисе отметали в сторону. Никого не пригласили слетать в Тетткет на пару декад; Нил думал, что, подойди Ривьера к нему с билетами до космопорта Нун, он бы сразу же согласился.
Некоторое время Нил наивно рассчитывал на обострённое чувство справедливости у своих коллег. Вот-вот они возмутятся отсутствием расследования убийства Стэнли, вот-вот они подойдёт к Ривьере и скажут: «Слушай сюда, старик! Мы недовольны! Стэнли Дэвис погиб почём зря, и мы ничего для него не сделали!»
Спустя неделю ничего так и не случилось. В тот день жена закатила ему истерику по какому-то малозначительному поводу, и Нил пришёл в отдел злой. Он влетел к капитану в кабинет с твёрдым намерением сделать хотя бы что-то.
- Я считаю, сэр, мы должны поймать человека, который устроил этот взрыв. Он убил полицейского. Как думаете, сэр, как оно – хорошо или плохо? – начал он издалека.
Ривьера не выглядел убеждённым.
- Ты, Нил, слишком много считаешь. Дело Клода Бланшара закрыто. Я поставил в нём жирную точку. Если ты никак не поймёшь, с чего бы это, я тебе скажу – а с того, что искать давно утилизированные по назначению вещи – пустая трата времени и денег. Все бластеры альянса уже отстреляли по самаритам и по кому-то там ещё. И я не припомню, чтобы члены альянса запрашивали своё финансирование назад.
- Я говорю вам не о Бланшаре, сэр. Я говорю вам о человеке, который убил Стэнли Дэвиса.
- Может, этот мнимый злоумышленник хотел убить не Дэвиса, а? Это ведь он подошёл к машине. Никто не давал ему бомбу в руки.
Нил побелел от злости.
- Слушайте, сэр, Стэнли не должен был умереть, хотели его убить или нет. Его смерть требует расследования. Это моё мнение, как детектива, и я имею право настаивать, чтобы вы к нему прислушались.
Капитан отъехал на кресле от стола. Он посмотрел на него исподлобья.
- А тебе никогда не казалось, детектив, что твоего мнения в этом отделе уже достаточно? Хватит играть в героя, - повторил Ривьера по буквам. – Иди и займись другим делом. У тебя полно работы.
- Да кто я по-вашему, идиот? – воскликнул Нил. – С чего бы мне тогда защищать права других людей, если я не могу найти убийцу своего напарника? Эта работа теряет смысл!
Ривьера прищурился. Голос его стал тише.
- А ты знаешь, Нил, я всегда считал, что беженцам с Аллиньюса не место в Новой полиции. Подыскал бы ты себе другую работу.
Этого Нил вынести молча не смог бы – он встал и широкими шагами вышел из кабинета капитана. Ривьера ничего не сказал ему. Возможно, он вообще уже всё сказал, что хотел, и больше слов у него не нашлось.
В тот день, когда был убит Стэнли, они выходили из неприметного танталийского бара. Кто-то из друзей Дэвиса отмечал повышение, а все его друзья были копами – в общем, Нил не стал отказываться от предложения пропустить по стаканчику. Они пересекли пустующий восьмиполосный тракт, поднялись по переходу на другую сторону (потому что у бара не нашлось парковки) и уже направились было к машине, но Нил резко остановил его. В конце улице ему кто-то померещился; это был кто-то в чёрном плаще.
Тогда Стэнли не стал обращать внимания на такие мелочи. Он подошёл к машине и щёлкнул пультом зажигания. И в этот момент прогремел взрыв.
Нил снова посмотрел на погасший монитор, принимаясь считать.
В баре они пробыли не больше двух часов – этого времени достаточно, чтобы установить не одно взрывное устройство, но, очевидно, тот, кто это сделал, позаботился об этом гораздо раньше. Они могли проехать с бомбой наперевес весь город до этого закутка. Раз уж в действие она пришли только после зажигания пультом… В конце концов, едва ли кто-то стал бы возиться с минированием возле танталийского тракта – проще было бы надеть пояс шахида, сесть в машину и ждать, пока Стэнли сядет внутрь.
Возникало два вопроса – кто и когда? И если на первый ответить Нил уже мог, во всяком случае, догадывался, то второй был принципиальным: от него зависело вообще всё. Не будет ответа – не будет никаких оснований кому-то что-то предъявлять.
Ну, а с другой стороны… Нил как бы ненароком думал: «Основания? Вещественные доказательства? Кому они нужны! И так всё уже давно ясно…»
Дело, которое скинул на него Ривьера, не представляло из себя ничего примечательного, поэтому он сунул его в долгий ящик, а вместо работы отыскал адрес ритуального бюро, организовавшего похороны Стэнли Дэвиса. В обеденный перерыв Нил улизнул из офиса. Он отправился прямиком к похоронному агенту.
Днём в солнечную погоду в Танталия-сити было светло, как если бы на город вместо солнца светило штук сто прожекторов максимальной доступной мощности. Ото всех высоток отблёскивал свет; тут и там находились выбеленные здания, яркие, но пустые улицы – в такие деньги на улице почти никто не показывался. К концу дороги у Нила разболелась голова.
В ритуальном бюро его встретил один-единственный мужчина пожилого возраста за столом с навороченным компьютером. Он выглядел совсем как квантовый. На деле – подозревал Нил – оказался бы понтами.
- Новая полиция, - он показал значок. – Я хочу знать, кто присутствовал на похоронах детектива Стэнли Дэвиса. Предоставьте мне полный список имён и фамилий.
Мужчина посмотрел на него из-за монитора.
- Боюсь, сэр, это невозможно.
- Это ещё почему?
- Наших сотрудников не было на той церемонии, о которой вы говорите. Понимаете, сэр, похороны копов обычно не требуют пристального внимания… Тем более, если вы из Интерпола…
Нил нахмурился.
- Выходит, вы не ведёте учёт прибывших?
- Вы правы. Не ведём.
Поджав губы, Нил постучал ботинком по полу. Он оглянулся по сторонам – не за что было зацепиться. Всё чисто, гладко да до такой степени идеально, что эту контору санэпидемстанция наверняка обходила стороной. А в Танталии любили порядок. Нил и сам это хорошо знал.
- Кто из ваших сотрудников был на тех похоронах?
Мужчина снова покачал головой.
- Почти никого. Может, человека два. Они вам нужны? А есть ордер?
- Я не собираюсь их арестовывать. Видите-ли, какое дело… Среди действительно приглашённых был ещё один человек, который там не должен был быть. И мне хотелось бы его найти, - Нил пожал плечами. – Но вы ничем не можете мне помочь.
- Вы правы, - повторил мужчина. – Не могу.
Он никак не мог оторваться от монитора. Нил стиснул зубы, чтобы не сказануть лишнего.
- А вы сами там не были?
- Нет, с чего бы мне там быть? Я сижу за компьютером, занимаюсь документами… вы знаете, сэр, заявками, оформлениями и такое прочее.
- Ну так кто там был?
Мужчина откинулся на спинку кресла, его очки съехали вниз по переносице, а выражение лица из незаинтересованного превратилось в раздражённое.
- Кто там был? А могу я узнать, зачем вам это нужно?
- Я вам уже объяснил.
- Так вы рассчитываете, что мы стоим у ворот и смотрим, кто приходит и уходит? Понимаете, сэр, похороны – открытое мероприятие на открытой территории. Никто не может помешать какому-нибудь подозрительному человеку постоять рядом и посмотреть, как гроб опускают в землю. Да пусть смотрят на здоровье. Вот мой ответ.
Нил пощупал кобуру – бластер был там. Ствол так и просился в руку.
- И всё же я имею полное право запросить у вас имена сотрудников, кто там был…
- Стало быть, на похоронах произошло убийство?
- Нет. Нет, не произошло, - Нил поморщился. – Но тот человек, которого я видел, он может быть непосредственно виновен в смерти покойного.
Брови у мужчины поползли вверх.
- Так вы по официальному делу?
- Нет…
- Во всяком случае, как бы я ни хотел оказать вам услугу, информация о посещаемости церемоний не записывается, - он снова покачал головой.
- Ну хорошо. До свидания.
Выйдя из бюро, Нил со злости пнул стоящую рядом урну, а следом скривился от звенящего звука и ослепляющего света. Солнце так и пекло, совершенно нещадно. На улице не было ни единого тёмного пятна. О, как ему хотелось убраться отсюда… В какое-нибудь место, в котором ночь длится дольше злополучного яркого дня.
Вечером Нил вернулся в офис. Дело Ривьеры никуда не сдвинулось, и капитан в тот же день был этим очень недоволен. Они немного поспорили. Спорил по большей части Ривьера, потому что Нилу ничего иного не оставалось, кроме как кивать на его слова и отвечать «да, сэр» и «я понял, сэр», потому что предыдущих скандалов ему хватило.
Может, это был такой талант – эффективно наживать себе врагов где угодно. Даже на работе.
До поздней ночи Нил занимался уговорами администратора системы видеонаблюдения по району, где взорвалась машина Стэнли. Через полчаса громкой телефонной беседы администратор сдался. Следующие часа два он разглядывал зелёные записи с камер, мотал туда-сюда, пытаясь разглядеть в неприметном чёрном силуэте хотя бы самую маленькую отличительную черту. Это, несомненно, был определённо тот самый человек с похорон. Это был он.
А вот почему – на это Нил ответить не мог. Человеком без выдающихся черт, на самом деле, стать может кто угодно. Достаточно надеть длинный тёмный плащ, надеть какой-нибудь стандартный парик, надеть солнцезащитные очки – что было весьма кстати – и ходить, опустив голову. С такой задачей справится даже самый благонадёжный человек. Нил бы с этим справился.
Когда он в очередной раз проматывал запись в замедленной съёмке, почти по кадрам, на мониторе на короткое мгновение показалось размытое лицо. Ночное видение не позволяло распознать его в мельчайших деталях, но в остальном всё выглядело предсказуемо: тёмные очки и нейтральное выражение. Ни улыбки, ни усмешки, ни складок на лбу. Причёска у человека была идентична человеку с похорон – небрежно уложенные чёрные волосы, самую малость вьющиеся.
Нил принялся изучать форму очков. Закруглённые, сверху они казались почти прямыми, душка тонкая… Таких в Танталии продавали тысячами каждый день. А человек мог купить их где угодно и когда угодно; раз он уже пришёл к выводу, что он обязательно связан с Клодом Бланшаром, то немудрено, что человек этот успел попутешествовать по системе Бунмэй.
Кто знает, сколько ему было лет и как его звали. Кто знает, откуда он. Нила не волновала биография человека. Ему нужно было его найти и поймать за руку.
А вот гулять он мог где угодно…
Полторы недели Нил потратил на ночные прогулки по самым мрачным закуткам Танталии. Он был в трущобах, был на отшибе, был в переулках в центральном районе и успел обойти почти все ущербные клубы и бары. Он даже побывал в космопорте и в двух аэропортах, но кончилось это без особого успеха. По размытой фотографии, тем более зелёной, никто не мог узнать этого человека; коллеги из собственного и других отделов, глядя на неё, качали головой. И скоро Нил сам стал забывать черты его лица. Он старательно пытался удержать в памяти другие приметы: походку, осанку, одежду и движения.
К концу второй недели поисков Нил сидел у могилы Стэнли и смотрел в затянутое облаками ночное небо. Осенними вечерами воздух становился промозглым, а ветер задувал в уши. На кладбище стояла мертвая тишина.
- Я начинаю верить, что этот человек мне привиделся. Может, его вообще не существует, - сказал он в пустоту.
Холодный надгробный камень не отвечал.
- Конечно, любому будет очевидно, на ком висит вина. Это совершенно точно он. Может, кто-то из подельников Бланшара, я не знаю. Но ты и сам прекрасно представляешь – такие лица могут быть только у преступников.
Нил провёл ладонью по затылку. Пальцы немели.
- Это, конечно, всё слова. Однажды психолог мне сказал: «Вам, мистер Рейн, попросту нужен кто-то, с кем вы бы боролись. Поэтому вы поступили в Академию, поэтому пошли работать полицейским. Вы считаете себя героем; кто такой герой, если ему не противостоит злодей? Это причина вашей излишней настороженности…» Хотя сейчас я едва ли вспомню его фразу целиком. Так вот, к чему это… Если я окажется, что я тратил всё время попусту, разыскивая несуществующего злодея – тот доктор был прав. А я никогда не любил докторов. Он же ошибся, правда?
Стэнли Дэвис смотрел на него с немой улыбкой.
- Я знаю, кто я такой. Я знаю себя лучше, чем кто-либо ещё может знать. И вот, что я ещё знаю: наш мир делится на преступников и полицейских. Это большая игра в кошки-мышки. А мышки начинают выигрывать. Честно говоря, я бы лучше стал плохой кошкой, чем ещё одной мышью.
Нил поднялся с камня, стряхнул с надгробия опавшие коричневые листья и сунул руки в карманы. Он в последний раз взглянул на могилу, прежде чем уйти.
Тут меж ровных рядов забора показался знакомый чёрный силуэт. Человек решительно шёл прочь отсюда. Ещё немного, и он сорвался бы на бег; Нил подорвался с места и ринулся за ним.
Кладбище освещалось только местами. Когда Нил нагнал человека в чёрном, они оказались в совершенно тёмном закутке, с руками и ногами в непроглядной пустоте. Под ногами захрустели пожухлые листья. Где-то вдали звякнула калитка. Нил выхватил пистолет и сказал:
- Эй! А ну стоять!
Человек застыл.
- На землю! Лечь на землю, живо!
Человек медленно опустился на колени, подняв руки. Нил пнул его в спину; человек с тихим хрипом упал, проскользив по мокрой земле щекой. Нил присел на корточки и обыскал его. У человека с собой был огнестрельный пистолет – казалось, беретта, - и один магазин.
- Имя?
- А вы кто такой?
- Детектив Новой полиции. Назовите имя.
- Ну, кем бы вы ни были, сэр, я позволю себе спросить, за что я подвергаюсь нападению? На кладбище! – сдавленно воскликнул человек.
- Вы были на похоронах детектива Стэнли Дэвиса?
- Нет, не был.
Нил надавил сильнее.
- Ладно, ладно! Да, я там был. Ну и что? Зачем вы меня схватили? Похороны – мероприятие со свободным посещением…
- Это вы были на месте взрыва автомобиля Стэнли Дэвиса?
Человек затих. Нил разрядил беретту и сунул холостой ствол за пояс, а магазины – в карман. Не было никаких сомнений, это он. Если не исполнитель, то наверняка организатор. Это был он, этот человек.
Стояла такая темень, что у Нила ломило глаза.
- Это вы были на месте взрыва автомобиля Стэнли Дэвиса? – громко повторил он.
- Вы же понимаете, что я могу вам с лёгкостью соврать?
- На вашем месте я бы не стал припираться.
За неимением наручников Нил выудил из кармана верёвку и под отчаянные возмущения человека и бодрые брыкания крепко связал его руки за спиной, а следом перевернул того пинком лицом вверх. Тогда-то он его и разглядел. Ничем неприметный человек. Но выражение его так и кричало: это я, это я – преступник и подельник Бланшара.
- Ну-ну, вот это уже перебор, офицер! – воскликнул человек, выгибаясь.
- Назовите имя.
- Может, мы перенесём наш допрос в более тёплое место?
Первый удар пришёлся человеку по челюсти, где-то слева снизу.
- Ладно! Хорошо! Меня зовут Мартин Сиракуза. Ну, что вам это даст? Найдёте меня? Как бы не так!
Второй удар – Сиракуза застонал, а из носа его хлынула кровь.
- Вы были на месте взрыва машины Стэнли Дэвиса! – крикнул Нил. – Ну, были или нет?
Третий раз он ударил вслепую, не рассчитывая на силу. Сиракуза корчился. Он закашлялся, даже сплюнул сгусток крови куда-то вбок.
- Да! Да, это я его убил! Всё, доволен? Что ты мне сделаешь, арестуешь, а? Что ты мне сделаешь, детектив?
- Молчать!
Нил бил наотмашь, беспорядочно, бессистемно – не такому его учили в Академии. Он бил и бил, пока отмёрзшие руки не заныли от отдачи и пока костяшки не начали свербеть от напряжения. Когда Сиракуза уже был готов отключиться, Нил встал и пнул его.
- Ну, ну, вот и всё, детектив… Да, вы меня поймали, - Сиракуза перевернулся на бок. – А сейчас вы просто уйдёте. Вы ничего мне не сделаете. Никто ничего мне не сможет сделать, ясно вам? Давайте, уходите.
На последок Нил добавил ему ещё раз по лицу подошвой ботинка.
- Всё, всё, я уже всё понял. Я раскаиваюсь. Мне очень жаль вашего напарника. Ну, вы довольны? Это вы хотели услышать? Вы себе-то можете ответить, чего от меня хотели, нет? – Сиракуза гадко посмеялся. – Давайте, ударьте меня ещё раз – вам ведь станет легче. Вы восстановите справедливость. Вы герой. Но что потом? Потом что вы будете делать? Искать нового преступника?
Больше Нил не стал его слушать. Ему сделалось тошно. Он накинул капюшон и ушёл.
На следующее утро капитан Ривьера получил подписанное в двух местах заявление об увольнении, полицейский значок и служебный бластер.
;
Афина I
© Copyright: Рената Огурцова, 2025
Свидетельство о публикации №225042200566
Свидетельство о публикации №225042200566
Рецензии