ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Эпизод 18
ЛЮБОВЬ, ВОЙНА, РОДИНА
«…»
21.17.5048
Из некоторого источника низкой надёжности I:
«Это был обычный солнечный день. Один из многих жарких дней в Тетткете.
Сехмет мельком глянула сквозь колонны и скрылась в глубине храма. Войска северян подступали всё ближе, до Сатма им оставалось один-два острова, и весь остальной архипелаг в Рамуте оказался захвачен. Громадные корабли генетерийцев, каких не строили в Тетткете, несли в себе сокрушительную мощь…
Сцеживая воду сквозь полупрозрачные тряпки, Сехмет, не мигая, смотрела перед собой. Эти резервуары… В отражении озерца она хорошо могла разглядеть саму себя при свете дрожащих лепестков пламени в лампадах у алтаря. Только что построенный, за несколько дней до возобновления конфликта, храм скрывал в себе новые хитросплетения подземных ходов для скрывающихся от войны мирных жителей.
В храм ворвался посол. По подбородку его стекала тонкая струйка крови, а глаза ошарашенно смотрели на Сехмет. Этот взгляд…
- Говори, - скомандовала она.
- Северяне вошли в Порт Суэда. Началась осада, они попали в кольцо… оттуда не выбраться.
Сехмет отложила тряпку в сторону и встала.
- Тогда забудь и думать о Суэде. Не надо волочить за собой лишние тяжести. Возвращайся в Сатм и позаботься о том, чтобы остальные схоронились.
- Но Порт, там… это большой город, там так много людей и…
Она приложила палец к губам, приказав молчать. Посол, лысый юноша невысокого роста, отпрянул назад и опустил взгляд в пол.
- Это всё. Ступай.
- Прошу, ответьте на мой вопрос! – взмолился посол. Он упал на колени, и от стен храма отскочило звонкое эхо. – Лишь один…
- Спрашивай.
Сехмет скрестила руки на обнажённой груди. Раскалённый амулет, искусная золотая подвеска, обдала жаром по коже.
- Скажите, вы… что нам делать? На что нам надеяться? Сдав Суэду, мы сдадим и Сатм… что же тогда? От нашей родины ничего не останется…
- Вам и не надо ни на что надеяться, - ответила Сехмет. – Нет в этом мире никого, кто бы смотрел на всё также, как смотрим мы. Тетткет – оплот справедливости. Только нам знать, что делать. Только мы знаем, что мы можем. Если это всё, что ты хотел услышать, уходи… и пусть никто не появляется снаружи, как только северяне войдут в Сатм.
- Слушаюсь.
Посол быстро поднялся на ноги, смахнул с подбородка кровь и умчался прочь.»
«…»
09.05.5035
Из некоторого источника низкой надёжности II:
«- Это и есть оно? Это… наша последняя надежда?
- Да. А ты хочешь убивать наших братьев и сестёр просто так? Есть и другие способы.
Женщина в лёгком чёрном платке, нахмурившись, с немым вопросом взглянула на Сехмет снизу вверх. Амулет на шее отблескивал белым на солнце. Сехмет поправила широкополую шляпу, и тень легла на её сосредоточенное лицо.
- Выходит, вы выкопали тоннели… велите нам пожить под землёй?
- Вроде того. Когда северяне будут наступать, залезайте туда. В резервуарах полно пресной воды. Хватит на месяц-другой, - она развела руками. – Под одной гробницей поместится примерно по одному городу. Всего таких семь на севере и десять на юге. Это заняло много времени.
- Надо успеть рассказать остальным, - тихо пробормотала женщина. – До юга так сложно добраться…
- И вот ещё. Скорее всего, северяне попытаются проломить двери гробниц. Но нельзя бояться. Слышишь меня? Ни в коем случае не бойтесь. Можно позволить страху захватить своё сердце, но ни за что не отдавайте разум. У них всё равно не получится проникнуть внутрь. Об этом я позабочусь. В общем-то, нескоро они доберутся до континента.
Женщина замолчала. Величественная гробница со статуями и колоннами, вся белая и сверкающая, посреди безжизненной пустыни сияла самой настоящей жемчужиной. Это был последний ковчег тетткетианцев. Последняя надежда на спасение… Подумать только, Сехмет сама всё это построила! Стоило женщине представить вес одного такого блока, как руки её, привыкшие к тяжкому труду, заныли снова.
Ветер усиливался, близилась песчаная буря.
- Когда война кончится, все виновные понесут наказание. О, справедливость обязательно восторжествует, - сказала Сехмет, усмехнувшись. – Северяне хотят пробраться на юг Тетткета, вот их цель. На их территории нет золота и драгоценных камней, как у нас, а на Западе они теряют вес… Стоит им сдать позиции на других берегах Рамуты, как их царство-государство падёт. Полный крах империи… они этого и боятся.
- Юг защищают горы, - добавила женщина. – У них есть надежда сохранить города и природные богатства, так ведь?
- Да. У них есть надежда. Но не надо постоянно только надеяться. Надо брать и делать. Северяне вот не надеются, что на Западе им уступят с набором товаров, который уже завезли к себе соседи. Они делают… они собирают армию и идут сюда, в Тетткет.»
«…»
01.01.5049
Из некоторого источника низкой надёжности III:
«- И запомни кое-что, Ларенция.
Сехмет вогнала раскалённое копьё глубже в её плечо, разорвав дорогую ткань фиолетовых одежд.
- Та надежда, с которой ты смотришь на этих людей, застилает тебе глаза. Никто и никогда не сможет безнаказанно разгуливать по моей земле. Что бы ни происходило, кто бы ни пытался это сделать, мы всегда дадим отпор. Если не они, так я сделаю это. Знаешь, как такое называется? Национальное единство. Слушай и запоминай.
Ларенция выгнулась, пытаясь ухватиться за копьё, но жар обжигал её руки. Абсолютная защита не работала против этой силы. Этой силы, которая в одиночку воздвигала громадные гробницы и вскапывала подземные лабиринты, этой силы, пронзающей насквозь даже самые прочные энергетические щиты, этой силы, которая срывает плоть с костей, но и кости она дробит в щепки… И никакая удача не стояла у этой силы на пути.
Сколько угодно она могла думать, за что Всемогущая наградила Сехмет всеми дарами, но ей преподнесла только доброе сердце и способность защищаться. Ларенция Прекрасная была удостоена лишь врождённой красоты.
Сехмет рывком вытащила острие копья, и из плеча Ларенции хлынула кровь. Красная, как глаза южанки. В их отражении она видела и свои собственные. Жёлтые, как лимон.
- Генетерийская армия уже потерпела поражение. И ты будешь следующей, конечно… но есть кое-какой способ сохранить себе жизнь. Интересно? Солдат не вернуть. Генетейру будут ждать тяжёлые времена. Но они будут ещё тяжелее, если ты покинешь своих добродушных друзей. Давай же, спроси меня.
Она сглотнула. Губы её дрожали, сухие и ярко-красные от мелких ранок. Пушистые чёрные волосы, прямо как морская кубка, раскинулись по мраморному полу храма и перемешались с травинками и сорняками. Ларенция глубоко вдохнула, а на выходе произнесла:
- Ну, чего ты хочешь?
Сехмет улыбнулась. Улыбка растянулась так широко, что казалось, она способна резать получше её раскалённого копья.
- В некотором смысле у нас с тобой нет своей воли. Из-за кое-кого на том свете. Так вот, я хочу проверить одну вещь. Ты отправишься со мной в Тетткет и наложишь на меня свою хитрую печать. Вот эту. Которая как бы не отделяет душу от тела, а сохраняет в нём какую-то часть, чтобы можно было вернуться… Ну, ты знаешь. И взамен останешься жить свою долгую и счастливую жизнь. Идёт?
- Идёт, - прохрипела Ларенция. – Но зачем тебе это? Торопишься на тот свет?
- Нет. Я хочу найти Её там и сказать парочку ласковых слов. Может, тогда всё изменится.
- Изменится… ты так жаждешь изменений, но разве можно отрицать свою сущность? Идти против Всемогущей… как самонадеянно…
- Не тебе меня судить!»
«…»
15.01.5049
Из некоторого источника низкой надёжности IV:
«Когда армия Генетейры оказалась стёрта с лица Нун, эту страну в самом деле настигли тяжёлые времена. Ларенция Прекрасная (а-ка Фортуна) покинула островные границы. Никто и не знал, куда она исчезла. Кто-то подозревал, что тетткетианские солдаты во время варварского вторжения в Афилантес разграбили и осквернили храмы Фортуны, и забрали Ларенцию вместе с подношениями. Это была месть за долгую и кровавую войну, считали северяне, в которой Тетткет, несмотря на очевидную победу, потерял свои острова.
Но на самом деле Ларенция была в стане врага. Предложение, от которого невозможно отказаться оказалось предложением, от которого нельзя отказываться. В конце концов Ларенция любила Генетейру и её жителей всем сердцем, она не могла оставить их на произвол судьбы, зная, как тяжело придётся родине после.
Запад давил. Империя по ту сторону берега наступала на пятки, положение среди соседних стран не внушало уверенности в будущем. Это случилось из-за продолжительной засухи, когда из пустынь пришли горячие ветра, уничтожив весь урожай на многие, многие километры… Тогда-то люди и узнали о Сехмет.
Исполинское зло лишило Генетейру её золотого века. На местном языке они называли её иначе, но значение это имя несло такое же – мощь, сила. Но если в Тетткете силу почитали, то на севере её считали проклятьем. И Сехмет была той, на ком вездесущая любовь Ларенции обрывалась…
В храме стояла тишина. Люди вернулись восстанавливать уничтоженные войной города, и в подземельях никого не осталось. Сехмет подошла к краю резервуара с пресной водой, смотря на своё отражение. В ответ на неё глядели два красных глаза и прямые чёрные волосы, свисающие по голым плечам.
- Давай, - сказала она, развернувшись. – Сними её через несколько минут. Больше времени мне не потребуется.
Ларенция нахмурилась.
- Есть, что сказать?
- Сехмет, я знаю, чего ты боишься, - резко сказала она.
- Да? И чего я боюсь? Просвети меня.
Волком взглянув в её глаза снизу вверх, Ларенция серьёзно, почти озлобленно, произнесла:
- Ты боишься, что все начнут считать тебя злом… потому что сейчас у тебя ничего не получится. Боишься смириться с тем, что ты проклята и навсегда такой останешься. Ты ведь знаешь, что Она завещала. Какую роль для тебя определила…
- Неважно, кто и какую роль мне дал! Мы не в театре. Это жизнь, Ларенция. Если Всемогущая заберёт у меня всё, что дала мне при рождении, я не стану возражать. Я лишь хочу, чтобы она держала свою жажду мести при себе, - сказала Сехмет. – Потому что мстить тем, кто мне и моему народу не сделал ничего плохого – это несправедливо. А я ни за что не хочу лишиться чести. И разума.
- Можно позволить завладеть своим сердцем, но не позволяйте забрать свой разум… - пробормотала Ларенция. – Как это наивно. Всё ведь начинается с сердца. А вера в нём и живёт.
Сехмет не ответила. Ей было, что сказать, и слова прямо рвались наружу, но медлить времени не оставалось. Услышав её мысли, Ларенция приложила холодную ладонь к её горячей груди. Ток энергии хлынул наружу сквозь пальцы. Он скрутился в спираль, отпечатался на смуглой коже чёрной печатью.
- Знаешь, я тоже не следую своей роли. Я должна любить всех людей, но ты… - сказала Ларенция в полголоса, - тебя я ненавижу. И я желаю, чтобы проклятье поглотило твой разум. Так будет честно. Это моя месть… месть за всё, что мне не досталось. Может, тогда Всемогущая наградит меня по заслугам? Я прерву твой мятеж и… Она… обратит на меня внимание!
Сжав ладонь в кулак, когда краска плотно легла на грудь Сехмет, Ларенция со всей силы толкнула её в воду. Послышался всплеск. Вода помутнела, тело кануло на самое дно, туда, где не росли даже мелкие сорняки. На фиолетовой одежде, перекинутой слоями через плечо, остались мелкие капли. «Священная вода, да? – подумала Ларенция, - Пусть она же тебя и похоронит. О, это самая страшная смерть! Не иметь ни возможности отправиться в небытие, ни вернуться к жизни. Я ни за что не верну тебя обратно».
- Только я достойна стать Ею! Слышишь, Сехмет? – крикнула она в пустоту. С потолка храма посыпались мелкие песчинки. – Ты… ты получила всё то, чего желала я! Ты! Ты этого не заслужила! И после этого говоришь мне о справедливости? Какая справедливость? Очнись, Сехмет! У тебя было всё… была любовь и сила, чтобы защитить тех, кого любишь, но ты всё равно оставалась недовольна! Посмотри на меня, если сможешь. Каково мне? Я не могу ничего! И я не жалуюсь, нет, я никогда не жаловалась… пусть я и не могу дать людям то, чего они хотят, но я… я хотя бы… я хотя бы не такая, как ты!
По щекам её текли крупные солёные слезинки. Каждая капля в священной воде расползалась причудливыми узорами, украшающими могилу Сехмет.
- Мои слова будут твоим самым страшным проклятьем.
И Ларенция ушла, шурша потрёпанными сандалиями по каменному полу гробницы. Наконец, один из этих храмов оправдал своё название.»
«Ход войны в Тетткете не может быть предопределён заранее, утверждают военные аналитики. Проект «Воссоединение» требует огромного времени и работы с людьми разной веры, и войны, особенно гражданские, большинство признают побочным продуктом интенсивных перемен. На данный момент ситуация стабилизируется силами Пангалактического миротворческого альянса при поддержке Национальной Кампании, однако нельзя утверждать, что она останется стабильной в течение следующих нескольких месяцев…»
Выпуск на телеканале Глобал Ньюслайн
05.08.1401
Это был ещё один солнечный день в Тетткете. Знойное солнце подогревало изолированные военные базы, разбросанные по всей пустыне, словно разбитые яйца на раскалённой сковороде. Казалось, даже воздух плавился.
Вот-вот должна была завершиться эвакуация местного населения из маленького прибрежного городка. Конечно, эвакуация – это громко сказано. В продолжительной войне против множества разом объединившихся террористических группировок нельзя было доверять ни одному мирному жителю, будь он беременной женщиной или дряхлым стариком на пороге смерти. Каждый, кто покидал города, проходил процедуру допросов.
В остальном обстановка относительно, что ни на есть, устаканилась. Но все военные миротворческого альянса понимали без слов - такая тишина была лишь затишьем перед бурей. И буря обещала быть разрушительных масштабов, если срочно не принять меры.
Закинув ноги на хлипкий пластиковый стол, военный жевал консервированные ананасы. По старой плазме под потолком сарайчика крутили новостные передачи, всё об одном и том же, а позади гудела мощная охлаждающая установка. Обычные кондиционеры в пустыне не спасали.
Проглотив склизкий ананас, он облизнулся и спросил у напарника:
- Как думаешь, чем это всё кончится? Ну, типа, борьба с терроризмом, да таких размахов – это дело не одного года. И даже не двух… и войска альянса, если так подумать, тоже не резиновые. А мы всё никак не сдвинемся с мёртвой точки. Я даже не вижу смысла тут торчать.
- Так мы и не при всём составе. Сам посуди. Тетткет огромный, нужно постоянно следить за его территорией со спутников, потом – фильтровать население тут. И эти две задачи никак у нас не получаются, потому что раз за разом мы получаем в лоб, - ответил напарник. Затем добавил скрупулёзно: - Я считаю, что надо поступать гораздо проще. Разнести их города к херам собачьим вместе с этими гробницами, а потом посмотреть, что оттуда вылезет. Они же все под землёй прячутся! Никто в здравом уме не стал бы таскать по этой жаре, где даже вдохнуть невозможно.
Военный прыснул, сок ананасов, наполненный синтетическими красителями и вкусовыми добавками, каплями стёк по столу на пол. Кап-кап-кап. Точно таким же звуком отдавалась капель мигом испаряющейся на солнце воды в охладительной установке.
- В здравом уме? Давно у нас террористы пребывают в здравом уме? – он посмеялся, но другой шутки не оценил, нахмурившись. – Да ладно, не сердись. В общем-то, разумное предположение. Ещё бы добраться до этих гробниц. Ты же сам видел, что происходит. Вот мы разрабатываем план по удару, космические войска готовятся к атаке, а потом… ну, приходят сообщения о запрете на атаки по гробницам. Всё хотят с ними по-хорошему, да не получается по-хорошему.
- Вот и я о чём тебе говорю. Короче, тут варианта два. Либо в руководстве альянса крыса, постоянно отменяющая приказы, – ну, не сами же они подняли восстание против белого правительства, сечёшь? – либо у них хорошо работают взломки для нашей системы оповещения. Но иногда у меня создаётся ощущение, что кому-то прям нравится эта бессмысленная война. Как стрелялки во дворе, то же мне, миротворческая миссия…
- Альянс плюёт нам в рожи, и все терпят, - задумчиво протянул второй.
- Вот и я о чём тебе говорю, - снова повторил военный. – Мы тут уже лет пять копаемся, а всё никак. У меня такое ощущение, что это мы проигрываем, а сами не замечаем.
- Странный народ, эти тетткетианцы. Наверно, никто больше во вселенной так не печётся о суверенности нации, как они.
- Что правда, то правда.
«Вчера ночью по местному времени войска Пангалактического миротворческого альянса были вынуждены временно покинуть Тетткет. Генсек альянса выступил с обращением ко всем жертвам этой войны, также обратившись к родственникам погибших и пострадавших. Он заявил, что в будущем борьба с терроризмом и диктаторским режимом в Тетткете продолжится, и продолжаться она будет до тех пор, пока последний экстремист не будет уничтожен. Генсек также отметил, что он вынужден признать своё поражение в этой схватке, но, по его словам, битва ещё не окончена. На данный момент террористическая группировка «Хаалигшат» взяла под свой контроль девяносто четыре процента территории Тетткета. Остаются независимыми Порт Суэда и города на юге, на границе с Мааритреей и Сан-Барческо. Подавляющая часть беженцев устремилась на запад, а также…»
Выпуск на телеканале Глобал Ньюслайн
20.16.1405
Звякнула чья-то ложка, и в обеденном зале воцарилась тишина. Семьянины переглянусь между собой, а затем снова уставились на экран телевизора. Новостная строка быстренько пробежала снизу. От новости о поражении не осталось и следа: ни на лице журналистки, чей голос секунды назад казался жалостливым, ни в ленте изображений за её спиной. Лишь значок «одобрено Нац. Кампанией» продолжал крутиться в верхнем правом углу возле логотипа телеканала.
- Проиграли? – воскликнула женщина. – Ну ничего себе! Миротворцы отступили! Где вообще такое слыхано?
- Да не верещи. У них полно проблем на Аллиньюсе. Думаешь, альянс станет тратить ресурсы на этих террористов с затычкой в одном месте? Пока они сидят ровно на заднице в своём Тетткете, никто не станет заниматься перевоспитанием религиозных фанатиков.
Женщина громко цокнула и выключила телевизор. Она резко повернулась к мужу, уставившись на его сероватую щетину.
- Да? – риторически спросила она, со всем недовольством, которое только могла вложить в это короткое слово. – Так расскажи мне, что там с Аллиньюсом такого! Эти миротворцы жуют свои сопли по телевизору, и в этом заключается вся их работа, понимаешь? Люди не должны спускать им это с рук!
- Ты новости только про этих идиотов смотришь, вот и не знаешь. Открой интернет и там почитай. Всё ясно давно. Считанные десятилетия остались этому Аллиньюсу.
- Что там, тоже война? Хотя, нет, я знаю, - женщина нажала на экранчик телефона, открыла новостную ленту и прочитала: - «Основные миротворческие силы сосредоточены на важнейших позициях на Аллиньюсе. Нарушая договор о согласии на участие в проекте «Воссоединение», они безрассудно обрекают себя на войну и с миротворцами, и друг с другом». Это оно?
Мужчина перегнулся через её плечо и глянул в экран.
- А дальше там что? – он всмотрелся в слова на белом фоне ещё усерднее. – Да, будто бы оно. Я от товарищей с работы слышал, что Аллиньюсу осталось недолго.
- Ты уже говорил.
- Не перебивай! Так вот, там какая-то мутная ситуация после выборов в одной стране… говорят, ну, эти, аналитики всякие, что этот новый президент вообще никого не устраивает. Это сильно пошатнёт позиции каждого на планете, а их мировое сообщество так вообще на грани развала. Кризис ещё какой-то, но тут я не слышал ничего почти. Как-то так.
- Кризис на Аллиньюсе, не смеши меня! Вот у нас, на Коса-Сине, самый настоящий кризис. Целая экологическая катастрофа! Как думаешь, скоро нас переселят в Самраджию?
Мужчина вздохнул, приобняв жену за плечи. Та погасила экранчик и отложила его в сторону, глядя на дымящие заводы за окном. Жёлтое свечение в небе заслоняло прекрасный вид на звёзды далёких галактик.
- Не знаю. Не знаю…
«…после вынесения приговора Пангалактическим судом о содействии терроризму, а также радикально-религиозным террористам в Тетткете, вследствие чего мирное население понесло большие потери, руководство Национальной Кампании сложило свои полномочия и расформировало проект «Воссоединение». Дальнейшая их судьба остаётся под завесом тайны. Многие медийные личности уже успели осудить кампанию и их проект в социальных сетях. Акции проекта стремительно теряют держателей, сотни инвесторов покинули свои посты и запросили возмещение вложенных средств. Генсек Пангалактического миротворческого альянса заявил о реструктурировании организации и переименовании в Пангалактический совет безопасности, что способствует укреплению организации на позициях после падения Кампании. Уточняются подробности по поводу…»
Выпуск телеканала Интерстеллар Хедлайнс
15.02.1450
«Руководство комитета по осуществлению просветительской деятельности объявило о начале просветительской миссии для регионов Тетткета, преимущественно на севере страны. Для миссии были разработаны специализированные программы образования по стандартам Всеобщей ассоциации школьного, дошкольного и высшего образований (ВАШДВО), а также разработаны долгосрочные планы развития регионов до уровня лидирующих по уровню жизни стран Нун. К проекту уже привлечено внушительное количество инвесторов…»
Выпуск телеканала Сатия Интерспейс
18.05.1466
Эпизод 19
ПРАВДА И ТОЛЬКО ПРАВДА
«…атаки… основной целью стали… здания государственного руководства в центре… столица Сатм… потерпела несколько… терактов… штат займётся… расследованием… временно закрыт въезд…»
Выпуск телеканала Сатия Интерспейс?
??.??.????
- Вам же интересно, как это произошло, мистер? А я расскажу. Последовательность действий проследить настолько просто, что поймёт пятилетний ребёнок.
Нил Рейн нажал на кнопку включения, и плазма в его кабинете потухла на обрывающихся словах журналиста.
- Итак, нас всех ожидает замечательный фестиваль Второго Нулевого дня… осталось немного, всего тридцать дней. Он состоится четырнадцатого числа пятнадцатой декады. Для организации фестиваля на Манораджан были переброшены все основные силы нашей с вами организации, и они останутся там до самого конца, потому что нельзя предугадать точную дату обострения у космических террористов, бандитов и так далее. Да и работать там ещё… долго. Это самые очевидные вещи.
Он подвинулся на стуле ближе, уперевшись локтями о его спинку.
- Когда Вильям Бонд занимал этот пост, он успел пригласить Трейдттора в свой кабинет, чтобы поболтать с Лидером и мисс Афиной Мэнс. После Лидер перенаправил какое-какой указ комитетам, и они перестали заниматься пристальным контролем обстановки в Тетткете, сменив свой фокус с неблагополучного района на планету, и так кишащую Интерполом, военными, частными телохранителями, а теперь ещё и нашими сотрудниками. А я вам напомню, что Тетткет был и остаётся самым нестабильным регионом во всей вселенной. Эта пустыня – питомник зла, и самый ужасный факт кроется в том, что мы не знаем наверняка, кого там выращивают и когда эти люди созреют до возраста, позволяющего им распространиться дальше. До некоторых пор эта ситуация держалась под контролем, потому что в Тетткете всегда находилось фиксированное число сотрудников нашего бывшего альянса. А что теперь?
Сделав паузу, Нил Рейн дал своему собеседнику время поразмыслить над поставленным вопросом. Затем он продолжил:
- Теперь на вопрос «что делать в нашем положении?» Лидер велел вывести это фиксированное число из особо опасного региона. Что же тут не так? Так вот, никогда раньше Лидер не давал приказов отступать. Пусть это и компьютер, но он в курсе, как раньше назывался демократичный Совбез. Неважно, сколько этапов реструктурирования он пройдёт, неважно, сколько Генсеков сменяется на председателей, неважно, сколько ещё подстанций искусственного интеллекта запустят в штаб-квартирах… миротворческие войска остаются миротворческими войсками. Их задача была в том, чтобы грубой силой наводить порядок. Сейчас мы делаем это иными способами. Надеюсь, вы это понимаете.
Он снова попытался включить телевизор, но вместо логотипа Сатия Интерспейс на экране замелькали бело-чёрные помехи. Связь резко оборвалась.
- Очевидно, кто-то нагло вмешивается в работу нейросети. Она должна выдавать взвешенные решения, такие, каких человек в состоянии аффекта принять не сможет. Но все так привыкли полагаться на чужую волю, особенно если речь идёт о компьютерах, что не хотят размышлять самостоятельно. Понимаете? Это и есть конец света в некотором смысле, - Нил Рейн выждал паузу. Собеседник молчал. – И я уже знаю, кем является этот загадочный кто-то. Рано или поздно комитет по информационной безопасности поймает его на горячем, но пока я довольствуюсь только своими домыслами.
Нил Рейн встал, чтобы за шиворот совбезовской деловой формы дёрнуть собеседника на себя и привести в чувства. Его узкие глаза в полумраке подвального помещения казались мелкими щёлками в старом паркете.
- Кто-то сократил число моих сотрудников и закинул их в долгий ящик под названием «Манораджан», и теперь в Тетткете происходит это, - с пренебрежением подытожил он. – Вот так у вас всё должно встать на свои места в этой… замечательной голове слишком умного человека.
В тишине, повисшей в воздухе, было слышно, как громко трещат дешёвые люминесцентные лампы под потолком. Они болтались на местами оголённых проводах, качаясь туда-сюда. И что за сила заставляла их шевелиться?
Наконец, устав от долгого монолога Нила, собеседник его пошевелился и чересчур чётко и громко для мёртвого спросил:
- Это всё, что ты хотел мне сказать?
Нил Рейн прыснул. Затем он хихикнул, и звук этот отскочил от голых бетонных стен.
- Давайте без панибратства. И я хотел сказать вам ещё кое-что… - он дёрнул за края чёрной глазной повязки, - пришло время просыпаться, Вильям Бонд.
Со всей злостью в ответ он выплюнул, скрипя зубами:
- Нет.
- Вот как, - равнодушно ответил Нил с пакетом в руке. На него смотрели два глубоких и чёрных синяка под глазами на фоне болезненно-бледного лица. – Дело ваше.
Из-под стула он вытащил металлическую тонкую дубинку и, обойдя связанного вместо со стулом Вильяма, огрел его по затылку, прямо по месту едва зажившего шрама. Бывший председатель с головой окунулся в небытие.
Нун был одной из самых крупных планет Вавилона. Немногим больше Земли в диаметре, Нун умещал на себе девять примерно одинаковых по размеру континентов и один поменьше, через глубокий и неспокойный океан к западу. На протяжении всей истории планету населяли сотни тысяч народов, здесь были расположены сотни стран, однако сейчас, да и раньше, с наступлением Нового времени, большинство государств претерпели изменения в официальных границах. Таким оказался результат кровопролитных войн, стоило только людям дорваться до высококачественного новомодного оружия, и только чудом Нун удалось уцелеть, не повторив судьбу Аллиньюса. Конечно, Тетткет, раздробленный или целый, а также прилежащие к нему страны с юга и востока для Нун оставались самыми проблемными регионами.
После вступления в силу соглашения о повсеместном разоружении далеко не все сложили изготовленные для новых волн конфликтов пушки, особенно когда дело коснулось распространившихся по всей вселенной лазерных пистолетов, винтовок и автоматов, установок, орбитальных спутников со свежими зарядами и так далее. Что до обычного огнестрельного оружия, так с его утратой смирились достаточно быстро. Скорость света в любом случае превышала достигнутые высоты пуль. Но лазерное никуда не исчезло. Это объясняет одновременно и наличие поставок оружия бунмэйским космическим бандитам, и образование террористических группировок в Тетткете и юго-восточнее, где ситуация немногим лучше.
Нетрудно догадаться, откуда у террористов «растут уши». Можно сколько угодно наивно полагать, что все мигом прекратят изготавливать и хранить у себя оружие массового поражения, результат остаётся единым – это было, есть и будет. Разница лишь в пользователях. Раньше это могли быть ряды регулярной армии, а теперь – тетткетианские террористы и им подобные бунмэйские бандиты, хотя последних вместо идеалов интересовала только прибыль.
Одного из командиров из Халлихаджана звали Сехем. Нут понимала, что на самом деле имя у этого худощавого мужчины в военной форме совсем другое, нечто вроде производных от слов «сын» в сочетании с «первый» или «второй». По этому принципу называли большинство детей. Нут отличилась именем со значением «ночь».
Но его всё равно между собой и в лицо называли Сехем. И сейчас Сехем через прочих агентов подкинул в мусорный бак позади дома на несколько семей ещё одну видеокарту с записанным обращением Али Хадджана. Её следовало посмотреть, воткнув в разъём плазмы, а затем передать дальше, другим знакомым лицам из состава, находившегося в Сатме после взрывов.
Нут переключила канал на новостной. «Сатия Интерспейс» не транслировала свои передачи в системе Вавилон, здесь её вытеснил телеканал с соответствующим названием. Она метнула взгляд на значок «Одобрено комитетом по информационной безопасности», крутившийся над птицеобразной эмблемой, как с флага системы.
Журналист вещал, на фоне мелькали кадры разрушенного здания регионального суда. Суда белых людей, напомнила себе Нут. И ещё парочка руин.
- В час после полуночи по местному времени в столице печально известного Тетткета, в городе Сатм, раздался оглушающий взрыв в здании регионального суда. В тот момент проходил затяжной процесс по делу крупного контрабандиста Хани Саддама. Сообщается, что выживших нет. Спасатели продолжают находить жертв теракта…
В гостиной возник Саид. Шурша босыми ногами по полу, он обогнул старый журнальный стол и приземлился на скрипучий пружинистый диван – остатки прелестей интерьера предыдущих хозяев дома. Смахнув пот с открытого лба, он поздоровался:
- Халиша Ваххади, Нали. Новости?
Нут тонким пультом указала на плазму.
- Халиша, - отозвалась она. – Как видишь. Нет тут ничего нового.
По телевизору мелькало чёрное полотно с белой надписью на древнететткетианском «Нет Бога, кроме Сехмет». Журналист с отсутствующим лицом продолжал рассказывать о последствиях теракта, перечислял жертв: судью и его помощников, подсудимого, присяжных, свидетелей, адвоката и прокурора и ещё с десяток человек, кто посещал процесс в качестве вольных слушателей. То и дело он ссылался на Али Хадджана, на интервью капитана Интерпола, который с красными от злости щеками рассказывал об исчезновениях своих сотрудников.
- Жалеют неверных, - прокомментировал Саид. – Эти люди заслужили. Не стоит неверным ступать по святой земле.
Нут не ответила. Журналист закончил с новостями из Тетткета, и перешёл к обсуждению с приглашённым с Земли гостем на тему грядущего фестиваля на Манораджан. Она скосила глаза на видеокарту с заострёнными углами, требующую, чтобы взглянули на её содержимое.
Ночью в квартиру то и дело прорывался холодок с улицы. У соседей гремела посуда на кухне – они жили прямо за стенкой позади – и кричали годовалые дети, на улице кто-то громко здоровался, чуть дальше, через один дом, из колонок доносилась запись протяжной молитвы. Нут нахмурилась. От вереницы звуков ненароком грозилась разболеться голова.
- Кстати, я всё хотел спросить, откуда ты знаешь Афину Мэнс? – развернувшись, сказал Саид.
Поджав губы, Нут покрутила на языке свой честный ответ.
- Да так. Лет семь назад мне надо было её убить, но как-то не вышло, - сквозь зубы призналась она. – За нами постоянно следил целый отряд Интерпола. Афина не замечала, а мне они то и дело мозолили глаза.
- А потом?
- Ну, а потом я просто сдалась и всё. Наверно, кто-то другой этим занялся, не знаю.
Саид понимающе промычал. Раскинув руки по спинке дивана, он скатился чуть вниз, чтобы не сидеть прямо на выпирающей ржавой пружине.
- Это вся история, Нали?
- Тебе ещё что-то хотелось услышать? – съязвила Нут.
Тот дружелюбно рассмеялся без тени озлобленности. Саид мягко хлопнул её по колену.
- Да не кипятись, мне просто интересно. Не каждый день узнаёшь, что твои ближайшие родственники обладают такими связями.
- То же мне, связи.
Но Нут не спешила ему признаваться, что шанс-то решить дела с интервентами и их программой просвещения был, даже не раз. Афина сама лезла на рожон. Не составило бы труда пырнуть её спрятанным на теле ножом, когда та отвлечётся на обдумывание очередного позорного поражения, однако и этого Нут не сделала. У неё лишь получилось отыграть подругу с проблемами семейного характера, и всё на этом.
Появились какие-то срочные дела, а поэтому надо раздать друг другу глуповатых обещаний? Сама Нут бы в жизни в это не поверила. Чего только стоило потерянное лицо Афины!
- Нормальные, - возразил Саид. – Не дружить уж с ними, конечно, а так пойдёт. Она же тебе мало по малу доверяет.
- Сложно тут всё, - отмахнулась Нут. – Где Джан?
Саид поковырялся в зубах, сплюнув в ладонь кусок застрявшего ананаса. Консервированные, догадалась она.
- Пошёл на рынок. Ему там сообщат кое-что. И за фруктами зайдёт.
- Скоро надо будет сменить квартиру. Переедем поближе к западному району, а то оставаться у центра мне не прельщает, - серьёзно сказала Нут. Она придирчиво осмотрела свод потолка, плинтуса и выступ антресоли на предмет слежки. На первый взгляд, ничего. – Здесь может уже что угодно появиться.
Саид последовал её примеру – бегло взглянул на окружавшую их старую мебель. Из нового в квартире осталась только плазма, подарок от предыдущих хозяев на новоселье. В этом хламе спрятать жучок – плёвое дело, подумал он.
У открытого настежь окна колыхались плотные жёлтоватые шторы, шелестя по вычищенному до блеска полу. Поднимался ветер. Ещё одна буря?
- Да, - протянул он. – Джан вернётся, я ему скажу.
- Рассчитываешь вывести его на разговор? – усмехнулась Нут. – Мне кажется, он немой.
- Просто неразговорчивый. Вы оба такие.
- Я не такая. Если говорить нечего, лучше молчать, вот и всё, - отрезала она.
Саид, судя по его лицу, не поверил.
Услышав стук в дверь, но резво вскочил с дивана, вытащил из-под нижнего деревянного порожка заряженный автомат и метнулся в прихожую. Нут последовала за ним, затаилась за поворотом на маленькую кухню. Саид посмотрел сначала на забитый тряпкой глазок, затем – на тяжёлую железную ручку и ржавый засов. Он прислонился ухом к двери и спросил:
- Что сказал лигшат другому лигшату?
С лестничного пролёта глухо ответили:
- Сахим ля-сахха.
Саид опустил автомат и дёрнул засов на себя. Джан с той стороны открыл дверь и, навалившись на неё, толкнул её.
- Халиша, брат, - просиял Саид, кинувшись обнимать товарища.
- Ваххади Халиша, - хмуро ответил Джан.
Нут вынырнула из-за поворота, кивнула Джану в знак приветствия и опустила глаза в пол. Она задумчиво повертела металлической трубой с заострённым концом, прежде чем вернуть её на место – у мусорки под раковиной – и выключить плазму в зале. Видеокарта в кармане широких брюк пригласительно колола бедро. Под утро она должна была уйти к следующему зрителю.
Саид разъяснился с Джаном по поводу сообщения на карте, провёл его до зала. Тот, стоило им присесть, пока Нут отвернулась к разъёму плазмы, пихнул в ладонь помятую бумажку. Саид без вопросов и лишних шорохов поймал сунул её себе в карман. Он хотел было спросить у Джана по поводу встречи, но тот сразу же покачал головой.
В компании отменных молчунов Саид чувствовал себя не в своей тарелке. Он то и дело поглядывал на Нут, а потом на Джана, снова на Нут и снова на Джана, а те продолжали молчать. Что-то в них было такое, не свойственное Саиду. Быть может, умение держать язык за зубами.
«Вояки», - подумал Саид.
Нут пощёлкала пультом, листая вкладки опций плазмы. Показ фотографий… аудио… проигрывание видео… проигрывание записи с карты. Она велела Саиду закрыть окно.
На экране высветилось тёмное лицо Али Хадджана. Он сидел где-то в подвале при слабом желтоватом освещении, окружённый всепоглощающей чернотой и единственным флагом халлидов с белоснежной надписью. Прошло несколько секунд записи, прежде чем седой старик в тюрбане начал говорить:
- Братья и сёстры. Торжество праведного тетткетианского народа уже близко. Близок наш решающий шаг в этой партизанской войне против неверных. Пришла пора вырваться из паноптикума, зависшего над нашей страной. Выведя из строя орбитальную станцию, а вместе с ней и все спутники над нашей стороной Нун, мы вернём свою свободу. Да прибудет с нами Сехмет. Сехмет’а-сахха!
Плазма потухла. После обращения засиял знакомый синий экран с меню функций.
- Сехмет’а-сахха, - полушёпотом повторила Нут.
- Давно пора было порешать эту станцию. Только болтается тут на орбите, - заявил Саид. – Есть же другая, ну? Одной достаточно. Понавешали тут… только сидят и смотрят.
В ответ ему раздалась привычная тишина.
Эпизод 20
МЯГКО СТЕЛЕТ, ДА ЖЁСТКО СПАТЬ
«…местное управление Нун сообщает, что в данный момент выйти на связь с лидерами террористической группировки Халлихаджан не удаётся. Неизвестно, продолжится ли серия терактов на территории Тетткета. Председатель Совета безопасности заявил, что необходимые меры будут предприняты сразу же, как только ситуация прояснится. Мистер Рейн подчёркивает, что людям не о чем волноваться. В Тетткете был и будет находится штат сотрудников из числа миротворцев Интерпола…»
Выпуск телеканала Сатия Интерспейс
03.14.1489
Патрисия Дивайн была видной девушкой, в отличие от своей нищей матери, лицо которой Афина едва ли могла вспомнить. Патрисию природа не обделила ни большим размером груди, ни идеальной фигурой с формами, ни выразительными глазами и симпатичным лицом. Даже волосы у неё были гуще. Но её характер вне экрана телевизора Афина не выносила.
В интервью и на телешоу всякий готов рассказывать то, что попросят продюсеры и спонсоры. Но реальность не шла ни в какое сравнение с красивой картинкой на яркой плазме. Патрисия, по мнению Афины, была просто отвратительной дурой. Не родился ещё на свет человек хуже Патрисии Дивайн.
Первый раз за пятнадцать с лишним лет Афина встретилась с ней на так называемом «торжественном приёме». Из воздушного пассажирского лайнера высунулся трап, и Патрисия в короткой яркой юбочке шагнула на ступеньки. Её шпильки казались настолько высокими и тонкими, что Афина поверила – она споткнётся и упадёт вниз на них и без её молитв Фортуне. Патрисия под руку с мужчиной в возрасте, её мужем, Саймоном Дивайн, с широкой белоснежной улыбкой спустилась с трапа и зашагала по красной дорожке.
Достойная встреча для супермодели Энигма Стеллар, подумала Афина, но Патрисия в нынешнем положении заслуживала гораздо меньшего.
Ветер трепал её крашенные блондинистые кудри. В Афилантесе выдался на удивление неспокойный день. Бушевало море, словно чувствуя перемены на том берегу, а утром даже температура скакнула на несколько градусов ниже нормы, но к обеду снова пришла приятная ласковая жара. Патрисия Дивайн, улыбаясь, поприветствовала членов Общины кивками и ушла в аэропорт. Афина тенью проследовала за ней.
На стойке пропускного контроля в аэропорту Патрисию и Саймона кратко приземлили в токующую ситуацию на планете и попросили быть осторожнее. А именно:
- …постарайтесь избегать людных и общественных мест, держитесь подальше от людей с частично или полностью закрытым лицом, - монотонно диктовала женщина в форме, глядя на табло, - а также постарайтесь, по возможности, избегать столкновений с приезжими южных национальностей…
Афина, стоя рядом, пропустила эту лекцию мимо ушей. Она не могла не слушать и не смотреть на яркую улыбку Патрисии, которая шушукалась со своим староватым мужем, а её блёстки на винирах ослепляли женщину за стойкой всякий раз, когда та поднимала взгляд.
- А что случилось, мэм? Мы не особо в курсе новостей, - спросила Патрисия. Улыбка при этом не сходила с её лица.
Сотрудница на мгновение замолчала. В аэропорту стоял гул голосов туристов и покидающих страну сограждан, имевших собственные разнообразные опасения; а эти опасения были небезосновательны. Женщина вздохнула и повторила снова:
- В связи с чрезвычайной ситуацией в Тетткете и в приграничных государствах мы убедительно просим граждан Вавилонского альянса соблюдать меры предосторожности… слова Генсека системы Вавилон.
- Не можете объяснить как-нибудь конкретно?
- Вследствие чрезвычайной ситуации в Тетткете…
- Да поняла я, поняла! Саймон, скажи ей, чтобы нормально объяснила, что случилось! – Патрисия вцепилась в фешенебельный поблёскивающий пиджак мужа. – На Гантриях не работает Сатия Интерспейс, а местные каналы – тем более. Ну же, объясните.
- Мэм, пожалуйста…
Сотрудница подняла взгляд и протянула Патрисии их айди-карты. Это движение прервало бормотание Саймона.
- В Тетткете всплеск волнений среди террористов. Как только доберётесь до дома или отеля, пожалуйста, включите Вавилон-24. Это крутят целыми днями, - раздражённо ответила она.
Лицо Патрисии вытянулось, словно сотрудница показала ей неприличный жест. Но таково было лицо правды, а состояла она в том, что модели следовало прилетать домой почаще и ещё чаще включать свой телефон.
Панкрат в штаб-квартире Общины едва не сломал свою трубку, пытаясь дозвониться до Патрисии по одному из её пятнадцати номеров гарнитуры. В итоге звонок приняли только в её агентстве.
- Как? Террористы? Кто? – протянула Патрисия. – В самом деле террористы?
- Да, миссис… Дивайн. Будьте осторожны. Это ненадолго.
- Конечно, я буду осторожна. Саймон обязательно меня защитит. Так ведь, Саймон?
С блестящей улыбкой, как и пиджак Саймона, она уставилась на него. Муж быстро кивнул головой и поспешил увести Патрисию от стойки контроля к выходу из аэропорта. Плетясь за ними в окружении чемоданов сводной сестры, Афина слушала их диалог.
- Милый, но откуда террористы взяли оружие? Я ведь помню, как недавно вступило соглашение о… ну, этом самом, разоружении. Разве в Тетткете осталось оружие? Я думала, они отказались от армии, - говорила Патрисия, размахивая руками. Это было такой знакомой привычкой генетерийцев.
- Соглашение подписано «на бумаге». На самом деле никто ни от чего не отказывался. Проще говоря, дорогая, они просто перестали производить его в таких… больших масштабах. Понимаешь?
- Конечно, Саймон, я всё прекрасно понимаю!
В гуле голосов громкий и высокий голос Патрисии очень скоро растворился, как и хаотичные раскалённые мысли Афины, достигшие температуры плавления. Под цоканье кислотно-розовых шпилек она ещё раз поняла, что не существует человека, который раздражал бы её сильнее Патрисии. У неё был особенный талант.
Но когда пришло время садиться в салон тонированного электрокара, и Афина подошла помочь таксисту закинуть в багажник, эта встреча окрасилась в самые негативные краски. В ярко-розовый, в цвет жёлто-светлых волос, в приторно-красный и цвет клубнички – брошки агентства на коротком пиджачке Патрисии. Закинув длинные ноги в салон, она взглянула поверх солнцезащитных очков на Афину.
- Дайте мне сюда ручную кладь. Вот ту, э-эм, сумочку. Вы в багажник её положили? – сказала она.
И тогда до Афины, наконец, дошло. Со всей злостью, какую только можно было вложить в одну фразу, она произнесла:
- Я тебя встречаю, а не обслуживаю.
Тонкие выщипанные брови Патрисии, хотя это, скорее всего, оказался бы татуаж, взлетели вверх.
- А ты кто? – спросила она.
- Афина Мэнс.
- Афина? Правда? Ой, Нестор же умер недавно, да? – затараторила Патрисия. – А где твои… ну, эти, - она пощёлкала пальцами с длинными ногтями, розовыми, как весь её остальной наряд, - волосы? Вроде длинные были. А так и не узнать… Я обозналась. Так ты достанешь мне сумку?
Афина захлопнула дверь электрокара.
У Общины было два принципиальных правила: во-первых, главой организации, то есть духовным лидером, не могла стать женщина, а во-вторых, им не мог стать человек, не родившийся на территории Генетейры или на её исторических территориях. И Афина, и Саймон Дивайн нарушали хотя бы одно правило, что заставило фамильный совет ломать голову и думать, что им в такой ситуации делать. Конечно, существовали и другие варианты.
Панкрат Канарис планировал проголосовать за Патрисию и её мужа, оформив на них фиктивное «регентство» и оставить остальных надеяться на рождение у миссис Дивайн сына. Так, фамилию ребёнка достаточно будет сменить на Мэнс, и тогда уже спустя восемнадцать лет всё вернётся на круги своя. Ценой вопроса было поддержание порядка в течение этого времени, потому что, как показала практика, в любой момент что угодно может пойти не так.
Но вместе с этим появлялась и вторая сложность – Патрисия могла и полностью имела право отказаться от рождения ребёнка. Она была моделью, и фигура для неё значила всё. После беременности же от красоты запросто ничего не останется. Панкрат это понимал.
Следующий вариант состоял в переписывании принципиальных правил. Под собой они не имели никакого логического обоснования помимо придуманных в Новом времени теорий заговоров о заповедях Фортуны, которые на самом деле никогда не существовали, а ещё сильно мешали нормальному функционированию системы наследования власти. В любой момент, стоило главе погибнуть, как сейчас, Община оказывалась беспомощна перед лицом остальных членов Большой четвёрки.
Над третьим вариантом раздумывала сама Афина. И он был удивительно прост – выйти замуж за какого-нибудь местного парня. Тогда она доберётся до власти, получит доступ к замороженным счетам отца и, самое главное, отдаст Трейдттору долг. Этот вариант имел огромный, жирный минус… пойдя на такие меры ради удовлетворения своего эгоистичного желания восстановить справедливость, согласно которому только сама Афина и заслуживала занимать место главы, она нарушит данное Нут обещание. Долги многое значили для Афины, и обещание тоже своего рода стало для неё долгом, как обет безбрачия.
Эта навязчивая идея вгоняла её в дрожь. Казалось, вот он, шанс поставить себя на нужное место, но чего этот шанс стоил! Афина даже под страхом смерти не отвернулась бы от своей чести. Поэтому она откинула такой вариант в сторону.
К полудню в штаб-квартире Общины в сердце Афилантеса собрались все важные шишки организации и ещё несколько приглашённых гостей. Это были руководители двух духовных академий, несколько человек из руководства специализированной школы, парочка людей из духовенства. На самом деле, в Общине состояли не только члены фамилий; после Старого времени их число сильно снизилось, и поэтому в рядах верующих стали появляться выходцы с других планет и стран. Религия имела свойство распространяться с поражающей быстротой.
Здание штаб-квартиры отреставрировали совсем недавно. Раньше она походила на старенький дом, как из пригорода, сейчас же – сияла резными фресками по камню и отблёскивала солнечными лучами.
Афина вошла в зал последней. Тогда все уже разместились за длинным прямоугольным столом, а по центру стоял выведенный четырёхсторонний экран.
Патрисия что-то клацала по экрану своего тоненького телефончика. Саймон сидел рядом, скучающе глядя на представителей духовенства, затем – на глав фамилий, которые были заняты чем угодно, но не обсуждением насущной проблемы. Афина поняла, что собрание уже началось и без неё. Иначе бы они сидели молча.
Завидев её, Панкрат постучал по столу и сказал:
- В общем-то, я думаю, пора заканчивать и прийти к определённому выводу. Духовенство, ваша задача состоит в свидетельствовании честных выборов. А сейчас я попрошу глав фамилий проголосовать…
- Нет, - оборвала Афина. – Вы начали собрание без меня. Пожалуйста, проясните тему обсуждения.
- Это же очевидно, мисс Мэнс. Господа выбирали между вами и миссис Дивайн, - ответила Андино, подчёркнуто выделив приставку «миссис». Как клеймо на коже.
- С вашего позволения хочу вмешаться в процесс. У меня есть некоторые комментарии по поводу такого выбора… вы знаете, сейчас Община в непривычном положении. Мы идём против одного из фундаментальных правил, - сказал управляющий школой.
На лице Панкрата отразилось недовольство на доли секунд, но он быстро это скрыл. Афина чувствовала, как воздух из прохладного кондиционерного начал превращаться в раскалённо-удушающий. Канарису очень не нравился этот мужчина хотя бы потому, что его назначил Нестор, откинув в сторону его собственную кандидатуру несколько лет назад.
- Говорите, - снисходительно отозвался Панкрат.
- Вы хотите выбирать между мистером Дивайн, которому чужды ценности Общины, и мисс Мэнс, которой с самого рождения прививали долг духовного лидера. Как вы думаете, на какие мысли это должно наталкивать духовенство? Быть может, вы хотите…
- Вы собираетесь меня в чём-то уличить, господин управляющий?
- Ни в коем случае. Я говорю лишь о том, что выбор фамилий не может быть… как бы сказать, объективным. Вы выбираете из двух зол. По моему мнению, в этом случае меньшее – мисс Мэнс.
Но стоило ему закончить, как тут же взъелась Фило, сидящая в элегантном сине-фиолетовом платье рядом со своей сестрой. Афина считала, что этот цвет ей не шёл бы к лицу даже в двадцать лет, а сорок он выглядел на ней также, как розовый на Патрисии. То есть, безвкусно.
- Господин управляющий, - с нажимом произнесла она, - боюсь, вы хотите призвать нас голосовать за кандидата, который лично вам нравится. Но так поступать нельзя. Более того, вы подбиваете фамилии своим голосом идти против фундаментальных правил. Как это называется, по-вашему?
- Справедливость?
На короткое мгновение в зале воцарилась тишина. Замолчали даже Патрисия и голос в её гарнитуре, которую она по какой-то причине постоянно носила с собой на поясе. Афина решила, что ей названивают из агентства. А почему не Саймону?
- Хорошо, - управляющий всплеснул руками, - тогда я хочу услышать ваши предложения. Как может мистер Дивайн стать главой Общины? Он не то, что не родился здесь, он даже никогда прежде не был в системе Вавилон и…
- Я уже озвучил свою версию, - перебил Панкрат. – Миссис и мистер Дивайн примут нечто вроде «регентства», пока у Патрисии не родится сын. Затем они примут фамилию Мэнсов и… и всё. Должность перейдёт к сыну. Вот и родится новый мистер Мэнс.
Лицо управляющего отразило крайнюю степень отчаяния, словно он принял Канариса за умалишённого старика. В некотором роде он таковым и был, подумала Афина.
- Не проще выдать замуж мисс Мэнс за кого-нибудь из местных?
- А вы спрашивали её, хочет ли она выходить замуж?
- А вы спрашивали миссис Дивайн, хочет ли она рожать? И вообще, какова вероятность, что родится именно сын?
Канарис, сидящий через несколько человек по диагонали от управляющего, насупился и повысил голос, перебивая нарастающий гул удивлений и пылких сплетен:
- Если не родится сын в первый раз, родит во второй. И так до тех пор, пока фамилия Мэнс не получит своего наследника. Не наследницу, подчёркиваю, а наследника.
- Сдаётся мне, что вы просто хотите… - хотел было сказать управляющий, но по взгляду Панкрата понял, что не стоит. Тогда он продолжил в другом тоне: - Хорошо. Будь по-вашему. Но чем мисс Мэнс не подходит для той же схемы?
Как у выброшенной на берег рыбы, у Канариса то открывался, то закрывался рот. На языке у него вертелось множество вариаций добрых слов для наместника покойного Нестора, его заклятого врага, но ничего из этого при всех прочих шишках он не смог из себя выдавить. Такова была его роль – играть на публику.
- Афина… мисс Мэнс, она… - руки его жестами заходили в разные стороны, пальцы сгибались и разгибались, - да вы… вы разве ничего не замечаете?
Афина сжала кулаки.
- Не замечаю чего?
- Да всего, - воскликнул Канарис. – Будь у мисс Мэнс всё в порядке с личной жизнью, она давно была бы замужем, не правда ли?
По залу прокатился гул возмущения, а следом наступила оглушающая тишина. Тишина настолько тяжёлая, что под её давлением плечи Афины опустились вниз, костлявые, торчащие из-под всё одной и той же чёрной майки. Только фирменной повязки на плече не было.
- А что со мной не так? – вкрадчиво спросила она.
Голова Панкрата резко крутанулась в её сторону. Жёлтые глаза смотрели сквозь замершую в позе Патрисию.
- Мисс Мэнс, об этом не говорят в приличном обществе, - сквозь зубы ответил он.
- А мы и не в приличном обществе.
Ещё один гул. Афина поняла, что клонит в нужную сторону, осталось только довести Канариса до его последнего откровения перед фамилиями и духовенством.
У Общины было ещё несколько принципиальных правил. Всякий из организации своим существованием обязан показывать миру светлую сторону своих белоснежных сапог. Иметь семью и детей, ни за что не светиться ни в каких мутных делах, одним словом, создавать картинку безгрешных в понимании Фортуны людей, которые после смерти попадут в лучший мир. И Афина всегда знала – она не из такого числа. У её сапог была очень заметная чёрная сторона.
- Вы о себе и сама всё прекрасно знаете, - горделиво отозвался Канарис, откинувшись на спинку стула.
- Но есть что-то, до чего догадались только вы. Я права? Если да, давайте, расскажите мне.
Губы Панкрата сжались в тонкую полоску. Как и все генетерийцы, он обладал выраженной мимикой, что иногда играло против него. Как сейчас. Афина по одному выражению лица могла прочитать, что именно вертится у него в голове.
- Тогда вы тем более не увидите ни себя, ни своего гипотетического, - он показал пальцами кавычки, - мужа в кресле духовного лидера. Если у вас вообще может быть некто вроде мужа.
- За клевету против меня вам придётся ответить, если вы сейчас говорите это всерьёз, - Афина лихорадочно качала головой. В груди словно что-то скрутили, как соковыжималкой.
Миссис Андино замахала руками и постучала по столу.
- Господа, раз такое дело, давайте мы отложим процедуру выборов. Двух недель должно хватить. За это время мисс Мэнс, если такое случится, сможет организовать себе хотя бы фиктивный брак, а Патрисия… Патрисия порадует нас новостями о беременности, - сказала она с фальшивой широкой улыбкой.
Афина заметила, как на выразительном лице Патрисии после этих слов отразилась гримаса негодования. Она хотела открыть рот, чтобы что-то сказать, но Саймон крепко сжал её руку под столом, и губы её снова сомкнулись. Над переносицей у неё залегли глубокие складки.
- Все согласны?
- Я согласен, - первым отозвался управляющий. – Духовенство может идти? Эта внеплановая встреча отнимает много времени, я и без того задержался в Афилантесе вместо посещения филиала на Дхаммавичая. Уверен, у остальных тоже есть дела.
Духовенство активно закивало головами, как игрушечные болванчики. Вскоре Канарис их отпустил.
Перед тем, как покинуть зал, управляющий ткнул Афину в плечо и кивнул на её телефон в руках.
- Спасибо, миссис Андино, это самый оптимальный вариант, - на выдохе произнёс Панкрат, глядя себе под ноги.
Эпизод 21
ЧЕЛОВЕК С ДОКУМЕНТАМИ НИЛА ТРЕЙДТТОРА
«…но подумайте сами, с чего бы Совбезу, в частности председателю, откладывать введение миротворческих войск? А я вам отвечу, и ответ этот очень прост. Дело в том, что они настолько зациклены на фестивале Второго Нулевого дня, что едва ли способны прийти к своим сотрудникам в форме и сказать: «Бросаем тут всё! Нас снова ждёт борьба с тетткетианскими террористами. Пошёл этот фестиваль на три буквы!» Но будь у мистера Рейна яйца, он бы так и сделал. Цена вопроса в проценте уважения. И тут перед Совбезом как бы стоит выбор: продолжить заниматься фестивалем или свернуть штат, снова согнав всех военных на Нун? А не задумывались ли вы, что после разоружения они просто боятся попасться на том, что их производство оружия никуда не делось? Продолжение смотрите после рекламы…»
Выпуск телепередачи «Шоу Эндрю Аллена» с независимого телеканала Бунмэй Медиахостинг
05.14.1489
Преимущества пропуска Менахема в семейный архив состояли в том, что этот пропуск был оформлен как подарочный, и ни имени, ни фотографии или кода айди-карты там не указывалось. Поэтому с его помощью в архив мог попасть, в общем-то, кто угодно, но о существовании этой карты и знали далеко не все. Зато Трейдттор знал. И если он о чём-то был в курсе, то никому больше не требовалось обладать этой информацией – значит, она могла попасть в плохие руки, и она попала.
Вопреки общественному мнению, Трейдттор далеко отходил от образа хорошего человека. Он не был ни законопослушным, ни добросовестным, а потому и заставил Менахема отдать ему свой пропуск в обмен на десятичасовой сон ещё тогда, в прошлой декаде. Теперь он достаточно освободился от двух важных дел в «Археодисковерс» сразу и отправился Суфу-Ай-Эй, где находилось это огромное здание, склад исторических записей, чудом уцелевших.
Архив клана Чаттра отличался от прочих архивов данных физической документацией. Конечно, у них было и веб-хранилище, но о нём мало кто знал. Кроме Трейдттора.
Архив охранялся по всему периметру, возвышаясь за высоким забором с проволокой под высоким напряжением. За ним находились два пропускных пункта, за ними – последний, место регистрации посетителя. В остальном здание не отличалось ничем примечательным и скорее походило на промышленный склад, чем на библиотеку, возможно потому, что из него и была преобразована.
Погода на Суфу-Ай-Эй всегда стояла мрачная. Казалось, нигде в системе Бунмэй на Суфу-планетах, планетах бывших рабов и нынешних бандитах, не выглядывало солнце. В некотором роде и Метанолия не была исключением. Но здесь атмосфера давила с особым упорством: чернеющие на горизонте тучи застилали весь обозримый небосвод, словно грозясь придушить, дул мерзопакостный холодный ветерок с северо-запада, а из свинцовых туч иногда выпадали капельки такой же ледяной мороси. Повсюду сновали бизнесмены и бизнес-леди с зонтиками и сумками, иногда – с чемоданами. Кансей, столица Хаджимари, наполнялась шумом с самого утра, но хотя бы на окраине здесь находилось успокоение. В Метанолии всё было иначе.
Трейдттор без замешательств преодолел первые пропускные пункты, и только на регистрации у мужчины в форме возникли вопросы – а это точно ваш пропуск? Кто подарил? Но хорошая репутация позволила ему легко проскочить и его, и Трейдттор с гаденькой ухмылкой на лице отправился изучать открывшиеся перед ним залы, полные бумаги.
Изнутри архив ещё больше походил на промышленный ангар. Ребристые стены, словно из кусков списанного с завода металла, листами покрывали пространство изнутри, поделённое на секции разве что перегородками таких же металлических стеллажей. Трейдттор задумался, как соклановцы Менахема здесь ориентируются по одному алфавитному указателю, учитывая, что документы на разных языках при всём желании невозможно сортировать по одному алфавиту. Для этого Чаттра взяли за основу транснациональный язык и составили около сотни различных категорий. Так, по их мнению, ориентироваться стало легче.
Микронаушник продиктовал:
- У тебя будет полторы минуты на изучение путеводителя. Потом иди к нужному стеллажу. Тридцать секунд на поиски. В стеллажах установлены датчики движения, но их я отключу секунд на десять, через двадцать секунд твоих поисков. Забирай папку и иди к читальному залу. Дам две минуты на изучение, потом возвращайся обратно. В это время у охранников смена, так что камеры я отключу по очереди на полминуты каждую.
У Трейдттора к архиву было всего два вопроса: во-первых, есть ли здесь что-то, компрометирующее его, а во-вторых, хранятся ли здесь бумаги о Сакриявинах. В общих чертах он представлял себе, кто это такие – древний род, от которого произошёл клан Чаттра, но в процессе они по какой-то причине разделились на две ветви. Но Менахем, да и все остальные опрашиваемые, так упорно отнекивались от какого-либо родства с Сакриявинами и настаивали на исторической родине на Коса-Сине, что у Трейдттора невольно закрались сомнения, нет ли в этом никакой тайны. В довершение он хотел понять, зачем Каодай понадобилось вдруг свести счёты с председателем.
Короче говоря, если всех этих персонажей – Каодай, клан Чаттра и род Сакриявиных – связывает единая тайна, от которой его старательно огораживают, то это говорило о многом. Но для таких выводов надо было сначала найти зацепки. Трейдттор понимал – будь это действительно великой тайной, а оно ею, судя по малой осведомлённости остальных, как раз являлось, то никаких документов о Сакриявиных здесь не окажется. Потому что существовал ещё один интересный факт.
Не бунмэйские бандиты внезапно украли картину. Это звучало настолько глупой отмазкой, а женщина на телефоне говорила так уверенно и экспрессивно, что Трейдттор почти поверил. Но бандитам не нужно старьё. Гораздо нужнее картина, иллюстрирующая «Джияна» и «Чаттра», самому клану.
И правда здесь очень проста. На этой картине, якобы названной «Откровениями Джияна», изображён не только он и отнюдь не только предки Чаттра, здесь присутствовали другие исторически важные лица. Лица, приоткрывающие завесу тайны. А Вениамин не мог допустить, чтобы она стала явной.
Скорее всего, картина уже давно канула в небытие, поэтому Трейдттор не рассчитывал на её возвращение. У него всё ещё оставались серьёзные намерения расколоть Чаттра и утвердить Леккхет-коккхав их исторической родиной, чего бы ему это ни стоило. Не официально, нужно лишь найти вещественные тому доказательства. И тогда Чаттра, раз они так хотят скрыть эту тайну, расскажут ему кое-что…
При этой мысли в голове что-то кольнуло, словно иголками. Трейдттор поморщился и отвлёкся на путеводитель. Там он нашёл графу «исторические личности» и направился следом к указанному стеллажу номер девять.
Всего таких стеллажей в архиве стояло штук сто пятьдесят. Они объединялись в ряды, чтобы за буквой «А» шла буква «Б» и так далее, то есть, образовывали алфавитную змейку. Это действительно упрощало поиск, согласился Трейдттор про себя. Печать на шее, скрытая воротом свитера, после рассуждений о Сакриявинах побаливала.
Такова и была его цель – снять её. Сейчас он освоился и мог себе это позволить. Потому что избранные, особенно главы организаций, мрут, как селекционные хомячки, и никто не станет беспокоиться о ней. Каодай больше, Каодай меньше, она всё равно никому не нравилась.
Голова снова заболела. На этот раз сильнее.
Трейдттор поднялся стремянке на колёсиках до уровня буквы «К» и стал искать нужное имя. Но в путеводителе на полке его не оказалось, и он поднялся ещё выше, до буквы «П». Сначала ему показалось, что там тоже пусто, но вскоре на полке засветилась одна подозрительная надпись, и он избавился от сомнений.
Выудив худую пожелтевшую папку из общей стопки, Трейдттор глянул на дело о самом себе. Это было старое преступление. Наказания он тогда не получил, потому что успел исчезнуть быстрее, чем со дна его откопал тогдашний Интерпол. С бумажки на него смотрели три знакомых слова жирным шрифтом:
«Подельник Клода Бланшара».
Ему хватило и пяти секунд, чтобы поставить стремянку на место и отправиться в читальный зал. Две минуты.
Открыв папку, он быстро пробежался по своим персональным данным, по составу преступления и дате – девятое число девятой декады одна тысяча четыреста пятидесятый год (причём сама папка датировалась восемьдесят первым годом). Прошло почти сорок лет, а Вениамин всё равно откуда-то это откопал, хотя Трейдттор был уверен, что Интерпол избавился от незавершённых дел, когда перешёл под командование Совбеза. Выходит, мистер Чаттра очень постарался ради этой папочки.
Следом оттуда выпала сложенная втрое бумажка, чуть новее, чем всё остальное дело. Нахмурившись, Трейдттор поднял её и развернул. Время поджимало, но он не мог заставить себя положить её обратно. Это было письмо, причём его собственное. Но откуда?
Он разгладил складки и прочитал. В письме он распознал подделанный почерк и пылкие строки признаний.
Ага! Вот, что нашёл Нестор Мэнс. Трейдттора охватила злость. Это письмо для него было всем, оно было его исповедью и чистосердечным признанием, пусть и без имени, пусть и почерк он научился менять так часто, как только мог, оно им было и оставалось. Со временем, а прошло где-то лет десять, список его преступлений пополнился, но письмо навсегда останется самым правдивым и самым актуальным документам, компрометирующим его личность.
Голос из микронаушника предупредил:
- Время не резиновое, заканчивай.
Трейдттор хотел ответить, но вовремя себя одёрнул. Теперь ему нужно было, во-первых, забрать письмо с собой и вернуть папку на место, а во-вторых – убить Вениамина прежде, чем тот сдаст его Интерполу. Если он опоздает хотя бы на несколько часов, то с такими заявлениями сам попадёт на электрический стул. Вопрос состоял в том, поможет ли ему Каодай.
Где она сейчас, Трейдттор даже представить себе не мог. Ей давно выдали подписку о невыезде из Метанолии, но это отнюдь не означало, что женщина действительно никуда не уезжала.
Не закончив с документами, Трейдттор пулей вылетел из здания хранилища к машине, ожидавшей чуть поодаль от ворот.
Отличительной особенностью жителей Самаритянских островов на Идзанами было не привычное упрямство, как это свойственно угнетённому местному населению, а странное желание отхватить себе как можно больше суши в океане. Даже понимая, что колонизаторы отступили не навсегда и строительство Метанолии, продолжающееся уже с десяток лет, может и вовсе ничего не означать, самариты – в общем-то, на островах проживало более двух сотен мелких национальностей, но для упрощения их называли именно так – не смогли познать прелести единства и с головой погрузились в междоусобные мелкие войны за клочки земли.
Это было в самом начале пятидесятых. Тогда война в Тетткете уже исчерпала себя, потому что пустынных жителей снова взяли под пристальный присмотр, и у Трейдттора осталось ровно семь декад на выколачивание из миротворческого альянса оружия в ходе реструктурирования организации. Он на время покинул Вавилон. В системе Бунмэй же нашлось, на что смотреть: тут и развалившаяся империя, и кучки недовольных, и систематически возрастающий уровень преступности и… мегаполис невиданных ранее размеров. Но прежде Трейдттора заинтересовали Самаритянские острова рядом, чуть южнее материка, где высилась Метанолия.
Увести из-под носа миротворцев отработанное оружие, слишком занятых жалобами на множественные сокращения в компании, едва ли стоило большого труда. Договорившись с частично нелегальным холдингом, Трейдттор и другие подельники Клода Бланшара ещё несколько недель занимались перевозкой своего нового продукта с Холбена, из старой штаб-квартиры, в арендованные у самаритов пустующие склады. Затем осталось только ждать.
Трейдттор был своего рода увлечённым политикой человеком. Он всегда следил за прогнозами экспертов и ситуацией в мире, но причина такого интереса, конечно, состояла в получении прибыли. В некотором смысле политика – тоже предпринимательство.
Когда самариты из ближайшей к складам мелкой страны впервые заинтересовались покупкой оружия, Трейдттор понял, что шаги навстречу уже сделаны и пути назад нет. Война разгорелась меньше, чем за декаду, и это была в самом деле страшная война.
Когда бывшие миротворцы заметят отсутствие своего оружия в утилизации и на подпольных складах, было вопросом времени. На спонсирование насилия в океане для себя Трейдттор определил ближайший год. Как только в это забытое богами место прилетят обрывки слухов о негодовании альянса и прочих громких скандалах, нужно будет быстро собирать вещи и уезжать куда подальше.
Но это случилось гораздо быстрее, чем через год. Самариты умели воевать и делали это с особым наслаждением, какое в тетткетианцах Трейдттор в прошлом никогда не замечал. Те убивали своих соотечественников неохотно; самариты же словно стремились как можно скорее сократить численность населения, как в каком-нибудь турнире на выживание.
В некотором смысле ожесточённые войны после ухода колонизаторского режима были игрой не на жизнь, а на смерть. Всякому угнетённому народу хотелось вернуть свои честь и достоинство, поэтому он предпринимал самые простые меры – угнетал народ послабее. Так среди самаритов не осталось настоящих борцов за процветание островитян.
Трейдттор во время войны редко покидал уединённый островок со складами. Но когда это приходилось делать, он упорно старался не смотреть в глаза кому-то кроме военных. Может, он боялся увидеть там ненависть, а, может, боялся, что они его запомнят. В глубине души он, само собой, понимал причину страха перед безоружными женщинами, детьми и искалеченными людьми, чей пол определялся с трудом. Трейдттор боялся увидеть в отражении самого себя.
Иногда он задавался вопросом, случилась бы эта война без его помощи, но ответа так и не находил. Может, просто не хотел находить.
Когда штаб-квартиру Совета Безопасности со всеми новыми начальниками и должностными лицами перенесли в достроенную Метанолию, Трейдттор раздал самаритам последние лазерные автоматы, и след его простыл.
Из-за этой истории ему так не хотелось раз за разом возвращаться в мегаполис. Беженцы составляли одну седьмую населения Метанолии, и перспектива встретить на улице, пусть и совершенно случайно, старых знакомых, а, быть может, инвалидов той войны, состарившихся слишком рано, или пожилых женщин с отсутствующим выражением лица, или, чего хуже, подросших детей, – память имело свойство стирать все неприятные события, но Трейдттор отчего-то пребывал в уверенности, что такое не возможно забыть – пытающихся выжить на пособия мигрантам, его совсем не обнадёживала. Он не был бы рад даже обратиться за помощью к военачальникам, которым продавал краденное оружие. Да чего там! Трейдттор даже не хотел встречаться с проститутками с того острова-хранилища, пусть и едва ли помнил их лица.
В общем-то, у него нашлось полно причин не возвращаться в Метанолию не по важному делу, и одна, очень весомая, чтобы сделать это. И он вернулся.
В тот день белёсый туман у берегов океана растворился в воздухе сразу после рассвета. На горизонте виднелись плоские судна пограничников ближайшего островного государства, и знакомый цветастый флаг с чёрным изображением чайки по центру развивался вдалеке.
Каодай снимала квартиру на двадцать пятой улице квартала «Кои-Понд» и жила в апартаментах с великолепным видом на этот самый пруд Кои с зарослями селекционного бамбука и нескольких старых ив. На самом деле, под словом Кои подразумевали ландшафтные композиции с прудом, так что с местного диалекта название квартала звучало как «пруд-дерево пруд». Был ли в этом какой-то сакральный смысл, Трейдттор не знал и никогда не спрашивал.
Скорее всего, Каодай при выборе временного жилья отталкивалась от противного. Вне дел ей нравилось наслаждаться повседневной рутиной, а ещё больше она любила природные красоты, и место жительства отвечало обоим требованиям. Постановление суда позволило ей за счёт государства выбрать любую халупу стоимостью меньше двадцати пяти тысяч зелёных в месяц – кто она такая, чтобы отказываться?
«Кои-Понд», что бы люди ни говорили, был очень мирным и красивым кварталом из тридцати взаимно перпендикулярных улиц вокруг пруда Кои. Главный продолговатый дом, тянущийся до середины третьего яруса, назывался «Аванплаза» и по ночам переливался оранжевой рекламой услуг интимного характера. Но строго в рамках закона – не более пяти минут раз в пять системных часов.
Трейдттор нажал на звонок и стал терпеливо ждать у двери. Каодай открыла минут через десять.
- Трейдттор? – спросила она.
- Мне надо поговорить с Лиеухань.
Он вошёл внутрь, и женщина отступила в сторону.
В общих чертах апартаменты Каодай ничем не отличались от типичной метанолийской квартиры на высоте в несколько десятков этажей. Через панорамные окна в гостиной открывался вид на изумрудный пруд Кои и заросли бамбука внизу, а на кухне колыхались полупрозрачные белые занавески. Разве что у всякой мебели углы были закруглены, а на поверхности выгравирован шрифт для слепых.
Телевизора здесь тоже не нашлось.
- Боюсь, сейчас здесь только я, - лукаво произнесла Каодай. – Можешь сказать мне. Она всё равно узнает.
- Мне надо поговорить, - с нажимом повторил он, - а не просто рассказать.
- Ничем не могу тебе помочь. Хочешь чаю?
Трейдттор не ответил.
Измерив комнату широкими шагами, он, сбросив пальто на вешалку в коридоре, с глубоким вздохом упал на мягкий диван с мятной обивкой. Пушистая ткань щекотала голые руки. Для него всегда было загадкой, почему Каодай не выбирает для интерьера гладкие поверхности; даже одежда у неё постоянно кололась – и ночная сорочка, и повседневный наряд, и даже то, что носила Лиеухань (хотя технически они делили одно тело).
На кухне, отделённой пластиковой перегородкой от гостиной, со свистом вскипел чайник. Послышался громкий звон фарфоровых чашек из коллекционного сервиза, плеск кипятка в посуде. Трейдттор терпеливо постучал пальцем по подлокотнику. В этой квартире он чувствовал себя как по камерами видеонаблюдения, словно в паноптикуме, особенно из-за этой нетипичной для Метанолии тишины и периодических резких звуков.
Ещё Каодай обладала странным талантом к бесшумному передвижению.
Трейдттор достал из кармана штанов записку и развернул её. Края её пожелтели, по бумаге, стоило провести пальцем, скатывались комки пыли. Но написанное оставалось неизменным. Это была страничка из его потерянного личного дневника… кто знает, где Вениамин или кто-то из его приближённых его откопал, но они явно его искали с конкретной целью, потому что в тот период Трейдттор долго не задерживался на одном месте и постоянно переезжал.
А если они его нашли, то где остальные страницы?
Трейдттор хорошо помнил свой дневник. Сначала он был простой записной книжкой, чтобы систематизировать множество вариаций своих планов. Там он составлял списки дел, прикидывал доходы и расходы, считал деньги, записывал важные имена и номера гарнитур, мобильных телефонов… до некоторых пор. Через год-полтора ведения дневника настали тяжёлые времена, своеобразная чёрная полоса, и Трейдттор изменил отношение к записной книжке. Она превратилась в самое честное досье.
Но сейчас это не имело никакого значения, потому что через ещё год дневник сам собой исчез после переезда в систему Элая; тогда Трейдттор проходил практику стажёром в «Археодисковерс» на развалинах древних замков на Гантрии-V.
Каодай придвинула к нему стеклянный журнальный столик и поставила чай на блюдце. Скорее всего, она едва ли знала, как выглядит этот сервиз, но Трейдттор-то его видел своими двумя. Фарфоровый набор включал в себя четыре элегантные чайные чашки с фиолетовой каймой и мелкими цветочками сакуры, которые переплетались тонкими светлыми веточками по краю, блюдца с таким же узором, несколько белых ложек с изогнутыми ручками и маленький заварочный чайничек. Чайничек дизайнерским решением отчего-то был определён как самый выдающийся элемент набора: цветочки и фиолетовые полоски опоясывали его сверху и снизу, а прямо в середине, в сердце чайничка – логотип компании, изготавливающей эти коллекционные сервизы. «Ручная работа».
Однажды Трейдттор был на одном таком предприятии и видел, как осуществляется эта ручная работа. Она заключалась в упаковке сервиза и расфасовке защитного слоя пенопласта по пластиковым коробкам.
Каодай села рядом, ожидая, что он расскажет ей, зачем пришёл. Но Трейдттор со всем упорством молчал.
Тогда женщина не выдержала:
- Ну, ты нашёл, что хотел?
Трейдттор резко повернулся к ней.
- Не твоё дело, - отрезал он. – Я бы рассказал Лиеухань, но, раз её здесь нет, то я допью свой чай и вернусь к своим делам.
- К своим делам? Какие у тебя дела?
Чем больше у Каодай возникало вопросов, тем ближе она пододвигалась к нему, ведомая одним лишь шестым чувством. Трейдттор поставил чашку обратно на столик и отсел к подлокотнику.
- Например, встретиться с мистером Агаповым и узнать у него про картину, - ответил он, а сам подумал: «И ещё про кое-что, о чём ты мне, очевидно, не расскажешь».
- Её так и не нашли, да?
- Да, не нашли. И я даже знаю, почему.
- Почему? Поведаешь мне?
- Тайна компании, можешь и не мечтать. Гильдия запрещает даже своим удалённым сотрудникам болтать о рабочих вопросах всем подряд.
По лицу Каодай было видно, что она совсем не поверила его словам. Брови её нахмурились под маской, тонкая чёрная ткань скукожилась и пошла складками. Она скрестила руки на груди, откинувшись на мягкую спинку дивана. Трейдттор заметил, как блестели на пушистой обивке следы чего-то белого и густого… он сморщил нос.
- И кого ты только сюда таскаешь, а? Хватает ведь ума находить себе… ухажёров, - нелестно отозвался он.
Каодай тут же возмутилась:
- Я-то таскаю? Посмотри на себя, Трейдттор! Слоняешься тут и там… думаешь я поверю, что ты сам не цепляешь всяких красоток в своих командировках? Ни за что! А я тоже имею право на личную жизнь.
- Да, как же. Только в следующий раз попроси его убрать за собой. Я надеюсь, что хоть кто-нибудь из вас зрячий.
И всё же, едва ли Трейдттор в самом деле обладал правом смеяться над женщиной, которая любезно принимала его к себе домой в этой непростой ситуации. Пусть Каодай и не знала о ней, она, скорее всего, прекрасно всё понимала даже с завязанными глазами.
У них было слишком много различий с Лиеухань. С другой стороны, и сама Каодай легко справлялась с переговорами и мелкими поручениями – языком она владела, как надо. Трейдттор не мог этого не признавать.
- По крайней мере, я надеюсь, что это так, - сказала она. – Так ты расскажешь мне, что случилось?
Сначала он хотел молча покачать головой, но передумал оставлять её в неведении.
- Нет. Сейчас не до этого. Я ехал сюда в надежде, что Она выдаст вердикт, как поступать с мистером Чаттра, но… - он развёл руками, - здесь только ты, и мне очень жаль, что я потратил время и деньги на перелёт. Знаешь, сколько стоит билет в полу-люксе у «Бунмэй спейслайнс» в один конец, да ещё и до метанолийского космопорта? Десять штук донгов! Это неоправданная сумма! У меня на счету каждая единица каждой валюты. Но тебе не понять. Живя на пособия от государства по инвалидности и так далее, никогда не осознаешь ценности денег.
Повисла тишина. От фигуры Каодай повеяло холодком, а паноптикум в её апартаментах словно сжался ещё на метр. Трейдттор почувствовал себя под прицелом лазерной орбитальной пушки.
Наконец, она произнесла совсем тихо:
- Так ты не рад меня видеть?
Он ожидал какого угодно вопроса, но не… не этого.
- А я должен быть рад?
Если бы Каодай могла видеть, если бы у неё в глазницах действительно были глаза, этот взгляд под повязкой прожёг бы Трейдттора насквозь. Не от злости или обиды, а от жалости. Она ничего не ответила и отвернулась, безвольно сложив руки перед собой. Привычка Лиеухань, отметил он про себя.
- Три четверти своей жизни я провожу в забвении. Но даже эти короткие мгновения сознания не приносят мне никакой радости, - сказала Каодай. – Жизнь может быть хоть трижды прекраснейшим явлением, однако это не имеет никакого смысла, если она досталась кому-то в наказание.
Трейдттор смиренно молчал. Тон Каодай поубавил любознательного пыла.
- Пойми, будь у меня воля, меня бы вовсе не было на этом свете.
- Я могу позволить завладеть своим сердцем, но никогда не отдам разум… Как думаешь, что значит эта фраза? Я пытался найти её корни, но раз за разом что-то меня останавливало. Или кто-то…
Лицо её вдруг переменилось, а рот приоткрылся в удивлении. Она присела ближе и потянулась, чтобы ответить, провела холодными руками по его плечам и крепко сжала шею. Губы Каодай оказались совсем близко к его собственным.
- Это оберег от… защита… он-на..
Но тут рот её резко захлопнулся. Трейдттор отцепил руки Каодай, резко отпрянув назад, хотя дальше уже было некуда – подлокотник упёрся в поясницу.
На лице её заиграла знакомая лёгкая полуулыбка.
- Это оберег от Сехмет, сынок. Так что ты хотел поведать?
Впервые он видел, как это происходит на самом деле: вместе с сердцем в недрах исчезает и сознание. У Трейдттора снова разболелась голова, стоило только задуматься об этом.
Он нахмурился и сел ровно.
Эпизод 22
АХХАСИМ
«…продолжается процесс отбора объектов культурного наследия на премию этого года. Впервые в список кандидатов вошли арт-объекты бывшего Империума, расположенные на всех планетах Гантрия, а также несколько на Лантантине.»
Выпуск телеканала Сатия Интерспейс
05.14.1482
Ватерлайнер лениво дрейфовал по волнам в бухте портового городка под названием Аххасим. Вдалеке виднелись огороженные яркими жёлтыми лентами статуи, торжествующе приветствующие всех гостей порта, с поднятыми кверху руками, а ещё ближе, на нескольких выступах пирсов, пропускной пункт охраняли несколько вооружённых военных. На Гантрии-Х стояла напряжённая обстановка.
Трейдттор сидел, потирая разгорячённый лоб, глядел на снимки статуй в приближении. Эта работа, прилететь в Элаю и оценить состояние кандидатов на титул объекта культурного наследия, казалась простой лишь на первый взгляд. Но вот минула уже неделя водных путешествий по открытому океану из одной провинции в другую, и он уже успел разочароваться в новой профессии. На Гантрия Прайм всё было в разы цивилизованнее.
В группе вместе со стажёром «Археодисковерс» находились ещё несколько мелких исследователей из местных и журналист, присоединившийся к ним на предыдущей остановке. Он стоял у перил лайнера и с улыбкой смотрел на порт.
Аххасим был городом удивительной красоты. Здесь сохранилась свойственная провинции безмятежность, изыски южных курортов и остатки роскоши Империума – старые здания с характерной отделкой, эти статуи, выложенные дороги и семейные рестораны. Патрулирующие городок военные разбавляли излишнее спокойствие.
На палубу вышел капитан судна с рацией.
Солнце начало медленно спускаться на запад, покидая зенит.
- В порту неполадки с нашим разрешением на въезд в город, - сказал капитан, махая рацией. – Бюрократия, что с неё взять. Ожидание может продлиться до пяти часов. Я бы советовал вам не греться на солнце – здесь оно палит нещадно.
- Какие неполадки? Дайте мне телефон, я всё улажу, - отозвался журналист.
Капитан покачал головой.
- Нет, не выйдет. Нашему судну нужно конкретное разрешение. Они не дадут нам пришвартоваться, если разрешения не найдут в базе данных, потому что в ином случае лайнер признают… ну, скажем так, не гражданским судном, - объяснил он.
Журналист поджал губы, провёл ладонью по вспотевшему лицу. Трейдттор оторвал взгляд от фотографий и прислушался к разговору. Шум волн становился всё тише.
- И сколько нам ждать, пока выдадут разрешение?
- Кто знает, мистер Аллен? До пяти часов. Рабочий день конторы закончится, и либо мы останемся дрейфовать по морю, либо войдём в порт.
- Что случилось с нашим? – спросил Трейдттор, поднявшись с ящика. – Они его потеряли?
В ответ капитан развёл руками и сказал:
- Перебои со связью из-за военного положения. Наверно, проблема с доступом к списку гостей или нечто вроде того, я в этом плохо разбираюсь. Спуститесь в трюм, мистер Трейдттор. Вам напечёт голову.
Кивнув на его чёрную макушку, он достал из кармана цветастую панаму и протянул её исследователю. С секунду Трейдттор размышлял, принять подарок или нет, и послушно натянул головной убор. Казалось, словно нагретые волосы способны были подпалить ткань, даже прожечь её насквозь, но он знал – печать у шеи защищала его от любого рода травм.
В панаме солнце не казалось уже таким жестоким.
Журналист, Эндрю Аллен, недовольно втянул воздух, когда капитан удалился обратно в свою каюту. Он хотел было позвонить кому-то, да только близ Аххасима станции блокировали все внутренние звонки. Связаться можно было по рации, а нет рации – нет связи. Аллен встал рядом с перебирающим фотографии Трейдттором.
- Думаете, долго нам ещё тут торчать? – непринуждённо спросил он.
- До вечера. Здесь всё делается долго. Это же Элая.
Аллен глянул на него.
- И чем это, по-вашему, объясняется? Я знаю, в Элае тяжело со всякими технологиями и прочим, но никогда бы не подумал, что настолько. Мы даже не можем войти в город.
- Военное положение, - коротко объяснил Трейдттор. – К тому же в Элае из-за расположения время течёт иначе. Поэтому и кажется, что долго. Но вы привыкните.
- Очень похоже на преисподнюю из старых сказочек, - нелестно отозвался Аллен.
- Считаете это место загробным миром для грешников?
Журналист улыбнулся, повёл плечами.
- Жарковато здесь для рая. Но больше мне интересно, с кем они тут воюют. Это же Десятая, разве у них есть враги?
- Террористы есть везде. Мы в провинции, приятель. На Гантрии Прайм ситуация иная, - сказал Трейдттор. – Там их нет.
- И вот ещё один Тетткет, - протянул Аллен, откидываясь на перила. Его густая золотистая шевелюра свисала за борт.
- Вы там были?
- Да. Я там служил в миротворческих войсках, пока в шестьдесят шестом всё не успокоилось. Мне тогда было двадцать. Потом война кончилась, и я решил удариться в журналистику – ругать власть пришлось больше по душе, - он усмехнулся. – И мне хорошо знакомо, что означает военное положение.
Трейдттор выдавил дружелюбную улыбку, покивал головой из чувства приличия. Ему не нравился этот Эндрю Аллен. По его мнению, он лишь делал вид, притворялся хорошим человеком, а на самом деле за любым военным тянулась целая вереница разнообразных грешков. Трейдттор и сам не был святым. Оттого другие неприятели всегда бросались ему в глаза.
- А вы служили в армии, Нил? Не против, если я буду называть вас по имени?
- Лучше по фамилии, - сказал он. – Нет, мистер Аллен. Я рос в Янтарных угодьях, а на Земле не приходилось выбирать между армией и образованием. После Аллиньюса… у моей семьи остался неприятный осадок.
- Понимаю, - журналист кивнул. – Я тоже с Аллиньюса. Но, вы знаете, у меня сложилось иное мнение после той трагедии. По мне так Нун – следующий претендент на подобную участь, если вовремя не взять Тетткет в ежовые рукавицы. Они постоянно точат зубы на своих соседей, и кто знает, чем этот балаган бы закончился без вмешательства миротворцев.
- Халигшат?
- Именно, - ответил он, для пущей убедительности вскинув брови. – Короче, хорошо, что война кончилась. И вот мы здесь.
- И вот мы здесь, - тихо повторил Трейдттор.
На несколько секунд между ними повисла ненапряжённая тишина, разбавляемая всплеском волн о борт лайнера. Внизу на нём виднелась надпись, название судна: «Устрица». А на вышке на борту понуро повис флаг страны, по морям которой они сплавлялись. Местность здесь – сплошь одни горные хребты, скала на скале и пещера в пещере – почти не позволяла прокладывать дороги, а монорельсов в Элае до сей поры не появилось, а потому оставалось лишь совершенствовать водный транспорт. Ко всему прочему, вместе с военным положением объявили и о закрытии транспортного сообщения по суше.
Трейдттор открутил крышку фляги и сделал глоток. Вода нагрелась под солнцем.
- Вы правы, мистер Аллен. Это место очень напоминает Тетткет хотя бы своим названием, - сказал он.
Аллен вновь посмотрел на него.
- Так вы были в Тетткете, - ехидно заключил журналист.
- Был. Но исключительно в научных целях.
- Разрешите поинтересоваться, в каких?
Хорошо подумав над своей заготовленной ложью, Трейдттор снисходительно ответил:
- Экспедиция по поиску останков Сехмет Мукантагары. Помните, совсем недавно? Её проводили Община и Интерпол, а я был в составе группы, просто отдыхал в отеле и пару раз в день звонил по телефону. Нужно было портфолио для «Археодисковерс».
Судя по лицу Аллена, он охотно в это поверил. На самом же деле в Тетткете Трейдттор пытался заниматься совсем иного рода поисками.
- Звонили по телефону? – хохотнул журналист. – Что это за должность такая?
- Наладчик связи с блоками экспедиторов. Мы везде искали, - Трейдттор раскинул руки, - а Тетткет – страна немаленькая. И с мобильной связью там бывает тяжело, вы же знаете.
- О, я прекрасно вас понимаю. Помню, у нас в отряде был связист, один бедный парнишка. Он постоянно пытался наладить свою аппаратуру, а глушилки Хаалигшата безжалостно уничтожали его сигнал.
Они звонко рассмеялись.
- А потом? – спросил Трейдттор.
- Ну, скоро его уволили и взяли другого. Понятия не имею, что стало с парнем. Связист в Тетткете пригодится только в том случае, если он на стороне врага – с их-то сигналами всё было в порядке, я более чем уверен.
Трейдттор решил ничего не отвечать.
В порту военные зашевелились, нескольких вызвали в будку пограничного пункта. Ещё один такой пункт болтался наплаву в нескольких километрах позади, и судно «Устрица» успешно его миновала, задержавшись лишь после сбоя базы данных на материке.
Достав из кармана рубашки небольшой блокнот, Трейдттор раскрыл его на пустом развороте и сделал несколько записей. Имена, даты, ключевые слова, номера телефонов и прочие подробности – занёс Эндрю Аллена в свой список. Он мог ему пригодиться в будущем.
- До сих пор пользуетесь бумажными носителями? – спросил журналист.
- Не хочу, чтобы информационный комитет залез в мои заметки и прочитал, какие стихи я сочиняю. Им может не понравится, - съязвил Трейдттор. И мигом захлопнул книжку.
Аллен тихо похихикал.
- Поделитесь своим творчеством?
Трейдттор прикусил губу, вспоминая какие-нибудь стихотворения, о которых его любознательный собеседник точно никогда не слышал.
- А если стал порочен целый свет,
То был тому единственной причиной
Сам человек: лишь он – источник бед,
Своих скорбей создатель он единый, - процитировал он, глядя на воду.
- Да вы настоящий талант, - сказал Аллен. – И зачем вы пошли в исследования?
- Полагаю, по той же причине, по которой вы ушли из миротворцев и стали журналистом.
На закате капитан с улыбкой выбежал на палубу и сообщил, что разрешение на въезд в город наконец-то получено. Оказалось, оно попросту затерялось среди всех остальных, поскольку в конце недели Аххасим претерпевал неожиданный наплыв гостей по вопросам всё тех же статуй, и на пункте контроля пришлось заполнять его заново на каждого члена экипажа, а затем – на состав исследовательской группы. А данные запрашивались из главного офиса Археодисковерс в десятках парсеках от Гантрии-Х, и передача сообщения заняла несколько местных часов.
Причалив к пирсу, они размеренным шагом высадились на сушу. Трейдттору было приятно ощущать под ногами не раскачивающийся из стороны в сторону пол – всю дорогу его слабовато мутило. День на первичный осмотр статуй прошёл впустую, группа больше никуда не торопилась. Он поблагодарил капитана за проявленное терпение, всучил ему чаевые и вместе с небольшим чемоданом отправился вслед за остальными исследователями к отелю.
К удивлению, Эндрю Аллен побрёл туда же.
От компании группу разместили в небогатой гостинице в черте Аххасима, в месте, где вероятность теракта сводилась к нулю по предварительным расчётам. Это место раз в час обходили военные со служебными собаками, со всех сторон на мусорные баки, ящики, на переулки и закутки меж каменных домов глядели видеокамеры. Центр Аххасима находился под прицелом.
Гостиница не отличалась богатым убранством. В одиночном номере Трейдттора под потолком болталась местами ржавая у основания люстра, а слезавшую со стен краску маскировали невинные картины местных горных красот. Кровать, застеленная грубым бордовым покрывалом, через раз издавала длинное «скри-и-и-п». Над тумбочкой висело пожелтевшее бра с оторванным крючком на конце. Если открыть ящик сверху, один из колёсиков начинал заедать.
Из зашторенного окна открывался вид на безлюдную центральную улицу Аххасима с мелькающими туда-сюда военными, чья форма иногда со светлого камуфляжа сменялась на похожий с надписью «Интерпол» на спине. В продолговатом вертикальном зеркале на шкафу отражалось чёрное ночное небо над портовым городом.
Трейдттор включил в комнате свет и достал из кармана записную книжку. Он полистал страницы, пока не нашёл там нужный номер для гарнитуры межпланетной связи. Капитан им немного приврал – в городе стояла работающая подстанция Холл-линк («Даже сюда они добрались быстрее Совбеза», - ядовито подумал тогда Трейдттор), так что вызовы в другие системы проходили.
На дисплее он набрал номер и стал ждать ответа. В этот раз ДельтаТекКомпани не стали рекламировать товары из Чунзана.
- Да?
- Мы на месте. Здесь проблемы со связью, сэр, в городе введено военное положение из-за угрозы террористических атак. Как только закончим, я вам сообщу, - сказал он.
- Понял. Плодотворной работы.
Гарнитура погасла. Однако прежде, чем потух и красный огонёк у основания наушника, из встроенного динамика сгенерированным голосом счастливого диктора пропела рекламная вставка: «Ищите новых впечатлений? Аттрашан Энтертеймент Парк на Манораджан – развлекательный центр для всей семьи! Вашему вниманию представлены комфортабельные апартаменты, разного рода развлекательные комплексы, в том числе и центры для взрослых…» Трейдттор поспешил убавить звук до минимума. ДельтаТекКомпани наживались по большей части на паразитировании на рынке, потому что естественных противников у них не было, а злоупотребить хоть секундой прайм-тайма после звонка они вовсе не брезговали.
Он убрал гарнитуру подальше и снова вернулся к записной книжке. Имена, телефонные номера, даты, суммы и подсчёты, пароли и зарисованные схемы некоторых помещений занимали три четверти блокнота – скоро придётся найти новый. Трейдттор подумал, что было бы неплохо держать на виду и этот. Если он случайно его потеряет… боги смогут лишь гадать, какая участь его постигнет, найди кто-нибудь этот потерянный ежедневник.
Была в нём любопытная деталь. За неимением близких знакомств Трейдттор, как и любой другой живой человек, частенько изливал холодным страницам душу. И этими записями он дорожил больше всего. Но им было не место в деловом журнале, поэтому одну такую страничку, компрометирующую всю его мошенническую деятельность, он с треском вырвал и сунул в карман.
Тёмно-синяя матовая обложка хмуро смотрела на него сквозь бледные костлявые пальцы. Трейдттор медленно провёл ногтем по корешку, подцепил выдающуюся наружу страницу. На другой стороне, где раньше блистал ценник, теперь остался тёмный след от налипших волос и пыли. Он коснулся кончиками пальцев и его, но тут же отнял руку и сунул книжку, с мгновение поискавшись, на полку под нижним ящиком стола. Если его чуть выдвинуть, маленькая полка становится незаметна со стороны.
Трейдттор плюхнулся на пружинистую кровать, раскинув руки в стороны. Ему отнюдь не прельщала такая идея – слоняться по захолустным местам и отчаянно припоминать все те наскоро вложенные в голову исторические факты, имитируя наличие качественного образования. Но уговор с Каодай был дороже денег. Вот она помогала ему избегать проблем с законом, вот она по доброте душевной продлила ему жизнь, а вот он – пришёл черёд отдавать и свой долг.
«Когда ешь плоды, помни о том, кто посадил дерево», - сокрушённо подумал Трейдттор.
Здесь, в напряжённом, как тетива лука перед выстрелом, Аххасиме, начиналась ещё одна его новая жизнь.
Внезапно раздался стук в дверь. Трейдттор вскочил, поправил растрепавшийся хвост и шагнул в прихожую. Кто-то из группы исследователей?
У двери он замер, прислушиваясь. Ночной ветерок трепал лёгкий полупрозрачный тюль. Иногда порывы даже ласкали его раскрытую воздуху грудь…
- Слушайте, мистер, не хотите пройтись? – раздался из коридора голос Эндрю Аллена. Трейдттор выдохнул сквозь зубы, решив, что от болтовни журналиста в обозримом будущем проблем будет сравнительно меньше, чем от кого-либо ещё на этой проклятой планете.
Останки Гантрия Империума были забытым богом местом. Даже над Тетткетом раз в несколько десятков лет восходило пламя религиозного экстаза, а здесь землю покрывала извечная тишина, оставленная орденом Бохан Таншталат.
Поджав губы, Трейдттор сначала пораскинул мозгами, а потом открыл дверь.
Аллен глядел на него с дружелюбной улыбочкой, намекая на ночную прогулку по набережной до наступления комендантского часа в городе. Трейдттор предпочёл не искать в этом невинном предложении скрытых смыслов, хотя сомнения так и оккупировали его забитую историей Империума голову.
- У нас осталось всего два часа, - сказал он. – Хотите уговорить меня на экскурс по статуям, которые я приехал оценивать?
Журналист натянул улыбку пошире.
- Раз вы предлагаете, я не смею отказаться, - довольно произнёс Аллен.
Трейдттор звякнул пластиковой карточкой о замок на двери и поравнялся с журналистом. Они неспеша вышли на улицу, миновав заснувшую женщину на ресепшене, обогнули нескольких патрульных на пути к набережной.
От гостиницы до берега вела прямая дорога вдоль старинных каменных домов. Кое-где так и мелькали красные мигающие огоньки камер видеонаблюдения; очевидно, на этом система слежения не ограничивалась – из космоса за каждым жителем Аххасима следили паноптикум-спутники. Стоя у окна орбитальной станции, он успел заприметить по меньшей мере пять зависших на одной высоте приборов.
Когда они добрались до набережной, Аллен кивнул на статую справа, подсвеченную тремя прожекторами, и сказал:
- Как думаете, она пройдёт в кандидаты?
- Для этого нужно провести тщательный анализ. Одного лишь моего мнения не хватит для заключения, - ответил Трейдттор. Он решил добавить: - Но если вы хотите его знать, то, как я считаю, это весьма тривиальные статуи. В них нет никакой изюминки помимо происхождения.
Они сделали ещё несколько шагов к огороженному входу на один из пирсов. Неподалёку, в порту справа, высилось новоприбывшее грузовое судно. Вокруг баржи сновали целые отряды солдат из местных и из Интерпола с устройствами для обнаружения взрывных устройств.
- Значит, у них есть грандиозное прошлое?
- Как у всех памятников искусства, - кивнул он. – Я полагал, вы здесь за этим.
Аллен качнул головой.
- О, нет, я пишу репортаж про отдалённые уголки Гантрия-Х для Призм Медиа. Редакция выпуска посчитала, что Аххасим – настолько увлекательное место, что ради нескольких кадров отсюда я должен простоять в десяти очередях, оформляя все визы, пропуска и прочие бумаги, - сказал журналист. – То есть, да, статуи входят в список чудес этого места, но от них у меня… странное ощущение.
- Напоминают Тетткет?
Он в ответ неопределённо помахал ладонью из стороны в сторону, мол, нечто вроде того. Трейдттор вздохнул, глядя на возвышающиеся фигуры.
- На самом деле у них совсем разное происхождение. Статуи в Тетткете носят характер скорее алтарей или оберегов небезызвестных гробниц, тогда как здесь, на Десятке, таким фанатизмом местные не страдали. Это два древнейших божества. Как вы могли заметить, колонизаторам они не очень понравились, - он указал на глубокие трещины и вмятины от чего-то тяжёлого и прямого, на сколы рук и грудей у статуи женщины. – Отец и мать прародители. Раньше на обширных горных территориях обитали миллионы аборигенов, но сейчас от них не осталось и следа. Только это.
Аллен задумался, словно ушёл в себя – взгляд его светлых глаз стал пустым, но в то же время обеспокоенным.
- Признаться, мне всегда было интересно, как Империуму удавалось контролировать все свои колонии на таком блестящем уровне. Взять ту же систему Бунмэй – недолго она продержалась, - сказал он.
Трейдттор повёл плечами, отгоняя холодок, струящийся по коже. Ночью Аххасим накрывала прохлада, о какой знойным днём приходилось лишь мечтать. Он раздумывал над ответом. Обычно Каодай говорила на эту тему односложно: «Дело в том, что насилие бьёт по телу, а вера – по разуму. Как думаешь, что сделается с человеком, если совместить эти способы воздействия?»
Но в философии Трейдттор был плох. Всё свободное время он мог только воображать себе новые и новые суммы заработка. Поэтому он повторил слова леди:
- Бохан Таншталат использовали весь свой потенциал убеждения, а многочисленные ряды силовиков были их воспитательными розгами. Что, как вам кажется, случится, если сочетать два главных рычага давления?
Журналист поджал губы.
- Гантрия Империум, - скупо сказал он.
На деле Аллен спал и видел, как бы отойти подальше от всестороннего обсуждения Аххасима, Империума и других производных скверного места, самой глубокой пещеры обозримой вселенной, куда даже боги не осмеливались заглянуть, хотя и выступали некогда здесь центральной силой направления на путь истинный. Трейдттор видел это по его взволнованному лицу – больше журналист ему ничего не мог сказать.
Сделав словно бы нерешительный шаг влево по набережной, он поставил точку в диалоге и поспешил свернуть его в иное русло. Раз попался случай извести небезызвестного Эндрю Аллена на откровенности, он не мог упустить такой шанс.
- Единственный плюс военного положения – тишина на улице. В Метанолии её очень не хватает, - ненавязчиво начал Трейдттор, ожидая, что вот-вот из болтливого рта вырвутся ещё подробности о личной жизни.
Но до некоторых пор Аллен молчал. Он стоял, глядел на статую, высоко задрав голову, и всё ждал, ждал, ждал… Трейдттор замер посреди пустующей дороги.
Мимо промаршировали трое местных солдат, а за ними тенью прокралась невысокая девушка с пышным гребнем волос. Она будто нечаянно оглянулась на них, споткнулась о выступающую плитку и с коротким визгом полетела прямиком Трейдттору в спину. От резкого толчка он отшатнулся вперёд. Волнистые волосы пощекотали шею, заставив съёжится.
Аллен мигом развернулся и подоспел к нему.
- Ой, простите! – воскликнула девушка. – Тут… такая дорога, я всё время спотыкаюсь. Я вас не ушибла?
- Нет, всё в порядке, - дружелюбно отозвался Трейдттор, а сам бегло осмотрел её с головы до пят в свете прожекторов.
Она была чуть ниже него, с густой чёрной шевелюрой, очевидно, сделала укладку. Густые брови, острый нос, самую малость выдающиеся скулы. Он провёл целые системные сутки за изучением особенностей внешности людей самых разных этносов, и это лицо он мог отличить за считанные секунды…
Девушка из клана Чаттра. С чего бы ей быть здесь? Трейдттор настороженно посмотрел по сторонам, но в округе кроме них, скромных нарушителей ночного порядка, и солдат никого не нашлось.
- В такое позднее время на просторах Аххасима, мэм? Заблудились? – шаловливо спросил Аллен. Лицо его вмиг вернуло прежние краски, аж щёки порозовели. Трейдттор предпочёл отдать бразды беседы ему, выкроив время на раздумья.
Она лукаво рассмеялась в ответ.
- Тот же вопрос можно задать и вам, мистер…
- Эндрю Аллен, - услужливо представился он.
- Мистер Аллен. Стало быть, неспроста в такую даль забрался сам мистер Аллен, - девушка улыбнулась тонкими ярко-красными губами. – Деви Смит.
Они пожали руки, а Трейдттор ухватился за эту тонкую ниточку – Смит. Но эта Деви, кем бы она не назвалась, кем бы ни была записана в документах, она выдавала в себе черты Чаттра. И без лупы было видать эти знаки: едкий взгляд, придирчивый, хитрый, подозрительная улыбочка, галантные манеры, за которыми прячутся все самые нелицеприятные мотивы.
- Очень приятно, мисс Смит, - пролепетал журналист.
- Да что вы, можно просто Деви. Эта фамилия ничего не значит. Так вы пишете здесь какой-нибудь репортаж, я права?
Аллен закивал, развёл руками, указывая на красоты Аххасима.
- Совершенно правы, Деви. Пишу для выпуска про это… замечательное место. Сюда было сложно добраться, знаете ли – сначала я сел на лайнер там, потом сям, пересёк ещё один город пешком, и вот я здесь. И то задержали на границе. А ведь я был с группой Археодисковерс, - он выделил название конторы исследователей. – Но нас всё равно заставили вариться под этим палящим солнцем.
Деви вскинула брови, всё улыбаясь.
- Правда? Даже так! Не представляю, как можно терпеть местный зной. Я выхожу только после заката, и то мучаюсь от влажности – везде такая духота, - сказала она.
Глаза Деви бегали по Трейдттору, чуть ли не заглядывая во все его карманы. Она что-то искала. Что-то важное, наверняка нечто, что ему очень не хотелось никому отдавать.
Аллен пожал плечами.
- По мне так ночью здесь становится даже холодновато. В лёгкой рубашке легко замёрзнуть. Знаете, это случается, когда с гор спускается холодный воздух, но мы ещё и рядом с морем, и температура падает гораздо стремительнее, чем рядом с тем же морем на равнине.
- Вы ещё и географ? – с наигранным удивлением спросила Деви. – Частенько мне попадаются журналисты, которые дальше своего носа не видят.
- О, ну, я не такой, - похвалился Аллен.
Ещё с секунду он не замечал, что всё внимание Деви уделено Трейдттору, но, лишь проследив её настырный взгляд себе за спину, сразу же спохватился:
- Прошу, леди, это мистер Трейдттор из группы Археодисковерс. С ним я приплыл в Аххасим.
На лице Деви заиграла торжествующая гримаса.
- Очень приятно, - сухо сказала она.
«Она меня знает, и это очень нехорошо», - подумал он. «Но откуда?»
- Стало быть, мне следует проводить леди до гостиницы, как истинному джентльмену. Где вы остановились, мисс Смит? – продолжил Аллен.
- Улица Халявима Горсе четыре, восьмой корпус. Вы наверняка уже видели этот отель – пятнадцать этажей для провинциального города весьма неплохое число. Моё путешествие спонсирует кое-какая фирма, так что могу позволить себе замахнуться на такую роскошь.
- Визит сюда – дорогое удовольствие, - согласился журналист. – Мистер Трейдттор, вы как?
Он посмотрел сначала на Аллена, потом на Деви.
- Тут на далеко, я посчитала… шестнадцать домов от статуй, и вы уже там.
«Ну как же. Двадцать три окна – и вот ваш номер, сорок две плитки – и вот ваша дверь», - мрачно усмехнулся Трейдттор. Но у него не было иного выбора, кроме как согласиться, потому что неожиданная спутница их ночной прогулки в любом случае утащила бы его за собой – глаза Деви так и светились искренним нехорошим интересом. Поэтому он послушно кивнул и поплёлся следом.
Они минули параллельную центральной улицу, прошли ровно шестнадцать домов, – Трейдттор сосчитал – а потом остановились у дверей «Аххасим Плаза». Аллен принялся выпрашивать номер гарнитуры Деви. Та словно неохотно согласилась, протянула визитку, и Трейдттор, сверкнув блеклыми глазами, прочитал: «Церковь Праджан Кшамты». На карточке с чипом блестел позолоченный значок Церкви в виде раскрытого цветка лотоса.
Аллен скрипнул зубами и сунул визитку в карман брюк. Деви пробормотала слова благодарности и уже принялась уходить, толкнув двери отеля, но тут что-то вспомнила. Она круто развернулась, уставившись на Трейдттора пристальным взглядом.
Он удивлённо вскинул брови, хотя в остальном лицо его осталось безэмоциональным.
- Мистер Трейдттор, - сказала она, - я занималась вашей заявкой на вступление в Общество Избранных, но кое-какие моменты в резюме выглядят неправдоподобно. Если вы всё ещё намерены выступать от лица сгинувших последователей Сватантры… ну, все мы знаем, что любой мелочи хочется только денег с пособий, вы уж не обижайтесь… Короче, вам нужно будет сделать дополнительный взнос.
- Погодите, - окликнул он. – Вы ведь водите меня за нос. С заявлением всё в порядке.
- Ни в коем случае. Прочитайте внимательнее, мистер Трейдттор. Пока что это всё.
Он нахмурился.
- Да ладно вам. Что там не так, дата рождения? У меня с собой айди-карта, если хотите… - он полез за пластиком в карман, вытащил её, - берите и сверяйте. Это копия.
Деви прикусила нижнюю губу, раздумывая. Выражение лица её стало строже, когда она всё же снисходительно опустила глаза и приняла карту с деловитым видом. Взгляд Деви метнулся вниз, на асфальт – Трейдттор не заметил выпавшую из кармана бумажку, исписанную чёрной ручкой. Она поспешила его отвлечь:
- Мы в любом случае отправим вам официальное уведомление. Будет необходимо явиться в ближайший офис Церкви и повторно пройти процедуру анкетирования, или что там вам скажут. Имейте ввиду, мистер Трейдттор. Доброй ночи.
Трейдттор недовольно цокнул.
- Ладно, хорошо. Спасибо за предупреждение, - сказал он сквозь зубы. – До свидания, мисс Смит.
- Доброй ночи, - пробормотал Аллен.
Деви, кивнув, нырнула за стеклянные двери «Аххасим Плаза». В холле горел приглушённый желтоватый свет, ресепшен обволакивала дымка усталости администратора, приникшего к стойке. Но прежде, чем заставить мужчину раскрыть глаза, она дождалась, пока Трейдттор и Аллен удалятся подальше. Тогда Деви мигом выбежала обратно на улицу и подобрала бумажку.
Эпизод 23
СЕМЕЙНЫЕ УЗЫ
«Генеральный директор Холл-линк заявляет, что все необходимые подстанции для осуществления межпланетной связи давно установлены на территории Тетткета с разрешения местного управления Нун и регионального управления, а также с персонального разрешения третьего тетткетианского президента из состава так называемого «белого правительства». Однако сейчас в регионе наблюдаются особо заметные перебои сети: об отключениях сообщают тринадцать из пятнадцати сотовых операторов. Аналитики компании предполагают, что проблема прежде всего кроится в местных неполадках на подстанциях и станциях. Вероятнее, неполадки в свою очередь вызваны сторонним вмешательством террористической группировки Халлихаджан. Какими бы ни были причины, именно вопросы связи препятствуют осуществлению дипломатичного решения тетткетианской проблемы – участившихся террористических актов, заявляет председатель Совета безопасности, мистер Нил Рейн, поэтому советом директоров совместно с Интерполом рассматривается решение о военизированном вмешательстве в ближайшее время, либо же после фестиваля Второго Нулевого Дня…»
Выпуск телеканала Сатия Интерспейс
06.14.1489
Нут сместила фокус линзы бинокля на соседний выступ скалы, но очень скоро сдалась – в сумеречном полумраке разглядеть что-то, кроме мигающих огней станции межпланетной связи, было очень почти невозможно.
Это было высокое строение. Пять сотен метров в высоту, около двух сотен в периметре, со всех сторон вышка оснащалась сигнальными маяками от красного до жёлтого. Всего в Тетткете было штук двадцать таких станций, на севере, на юге и, само собой, в западном районе, на который приходилась меньшая часть населения. Внутри станции находился командный центр межпланетной связи в несколько этажей, а также пост контроля Интерпола – этот пост и был главной целью.
Они схоронились под старым домом на сваях. Саид лежал рядом на песке, прокручивая увеличение второго бинокля с ночным видением. Но этот аппарат сломался, и пришлось пользоваться старомодным, какой выдал Сехем.
Глядя на подножие станции, Нут заметила маленький фургон. Оттуда вынырнули несколько человек в длинных робах и, быстро переговорив, отправились к лифту в центр управления. Она толкнула Саида в бок и протянула ему бинокль.
- Они, - коротко сказала Нут. – Теперь ждём. Как только прогремит взрыв, мы уходим.
Саид долго вглядывался в исчезающие в ночи фигуры. Свет прожекторов оттенял складки тюрбанов, даже складки скрытых под одеждами лазерных автоматов, до тех пор, пока последний не запрыгнул в прозрачный лифт. Наверняка на станции уже сработало оповещение.
- А если не прогремит?
- Разберёмся.
- Не нравится мне эта винтовка, - недовольно произнёс он.
В темноте Нут пожала плечами, но Саид этого не заметил. Он теребил прицел лазерной снайперской винтовки.
- Она вообще никому не нравится, эта барчесская шляпа, - сказала Нут. – Наводка… такая себе. А кто-то хотел с ней в космос. Мало там пользы от снайперов.
Саид мечтательно уставился в рассыпающийся пол дома над ними, стряхнул с головы песок, словно бы ему тогда открылись просторы звёздного ночного неба. Оттуда лишь кусками и песчинками падала грязь и многовековая пыль. Сваи вот-вот грозились рухнуть.
- На орбиту попасть как-то сложнее, - ответил он через несколько секунд. – Космопорт охраняется. Там столько людей.
- Это легче, чем кажется. Там и наши работают.
- Хочешь сказать, договорились?
- Без разницы. Дело сделано. Скоро спутники выйдут из строя.
Повисла тишина.
Уставившись в линзы бинокля, Нут продолжила наблюдать за внешним состоянием станции. Снаружи ничего не было видно. Но не прошло и двух минут, как лифт достиг первого этажа, и издалека сразу же донесся визг охранной сигнализации. Нут прикусила губу. Вот тут, в панорамном окне, пробежал один человек, а за ним – другой, и ещё двое… Там находилась панель управления и десять человек персонала, каждый – сотрудник Холл-линка. Вновь загорелась подсветка лифта, и кто-то поехал дальше вверх.
Бомбу должны были заложить на двух главных этажах: первом и третьем. Это была простая операция, требующая высокой скорости реакции и слаженной работы, иначе взрыв мог не состояться вовремя из-за прибытия отряда Интерпола с границ Сатма.
Когда лифт остановился на третьем этаже, Нут отложила бинокль. Сирена визжала, словно живая коза на разделочной доске, повсюду в панорамных окнах мелькали люди. Мелькали и вспышки лазера, беззвучные убийцы в ночной темноте.
Далеко на горизонте, за массивной станцией, взошла блеклая луна.
Саид отчего-то напрягся – Нут ощутила это всем телом.
- Что? – коротко спросила она.
- Ничего, - хмуро отозвался он. – Думаешь, Джан выживет?
Секунда потребовалась Нут, чтобы сохранить беспристрастное лицо.
- Я не строю ложных надежд, - сказала она. – Если выживет, ему дорога только в тюрьму. Если нет, то умрёт мучеником Сехмет. Асса’халлиШаа.
Поджав губы, Саид сквозь сжатые челюсти повторил:
- Асса’халлиШаа, - а от себя добавил: - Даже не знаю, что из этого лучше. Я бы не хотел умирать.
- Это достойная смерть, - сухо ответила Нут.
Саид промолчал. Он отложил сломанный бинокль на песок, прикрыв устройство обрывком пожелтевшей ткани, принялся за винтовку.
Нут снова уставилась на станцию через линзы с максимальным увеличением. Она посмотрела на бегающих из угла в угол интерполовцев в форме на третьем этаже, заметила, как кто-то из них потянулся к пульту вызова наряда спецслужбы. Дело неминуемо шло к визиту служебного воздушного лайнера в эпицентр теракта.
Через долю секунды на этажах прогремели взрывы. Вниз посыпались обломки, куски бронированного стекла, металлические лестницы и люди. Следом взрывы раздались у подножия станции – у четырёх точек опоры, толстых сваях, забитых глубоко в песок. Треснула прозрачная шахта лифта, и всё строение, кроме самой его верхушки, окрасилось в ярко-оранжевые и красные языки пламени.
Сирена стихла. Громадная структура из переплетений переходов, сцеплений, мостов, пролётов и лестниц, собранная как конструктор, рухнула вниз, подняв на воздух килограммы песка. В своём укрытии Нут и Саид прижались ещё ближе к земле, чтобы ударная волна их не задела.
Дом над головами задрожал. С пола посыпался вездесущий песок, густая пыль и комки грязи. Саид мелко сглотнул, кадык его дёрнулся – тот сидел без тюрбана. Нут отвлеклась на наблюдение за разрушенной подстанцией. Донёсся далёкий гул рухнувших блоков питания. Искусственное освещение станции погасло.
- Сехмет’а-сахха, - полушёпотом произнёс Саид.
Нут приложила палец к губам, показывая, что ещё рано. Она склонилась к его плечу и пробормотала:
- Сейчас пролетит лайнер Интерпола. Может, не один. Они будут стрелять на поражение, - она строго взглянула ему в глаза. – Лежи и не высовывайся.
Саид кивнул. Он накинул покрывало-камуфляж, припасённое на всякий случай. Нут скатилась ниже в яму под домом, включила внутри слабый фонарь – его хватало, чтобы наскоро раскопать люк подземного хода. Она стала искать ржавую ручку. Поначалу люк не поддавался, скрипел и упрямился, а через пару секунд попыток всё таки ринулся вверх.
Вдруг дом затрясся, и с пола в сумку насыпало целую кучу песка. Нут резко задрала голову, отряхиваясь и оглядываясь – кто-то сверху светил громадным прожектором прямо сюда, на заброшенную халупу. Она взглянула на то место, где лежал Саид, а теперь от его фигуры во тьме остался лишь длинный след на песке.
Нут подавила желание окликнуть его. Выхватив бластер, она вскочила на ноги. Но не успела заметить приближение сзади, и прежде, чем Нут развернулась, некто в знакомой форме Интерпола огрел её по затылку тяжёлым предметом.
«Саид!» - пронеслось у неё в голове, а затем все звуки стихли, и мир вокруг погрузился в ещё более глубокую тьму.
Обычно Нут никогда не слышала голос Сехмет в своём подсознании достаточно разборчиво, чтобы понять, о чём та пытается ей сказать, а потому и считала, что Сехмет разговаривает на древнететткетианском, на одном из его многочисленных акцентов северных племён, и именно это разделяло их от понимания друг друга. Так или иначе, Нут редко обращала на откровения богини особое внимание. Она послушно совершала все три молитвы, читала даа и приходила на дуа в подпольных сулмэсе, на ритуальные песнопения, но внимать шёпотку в голове – никогда.
Нечто в этом голосе её постоянно отталкивало. Это было такое место, куда Нут не смела заглядывать.
Теперь, в отключке, голос звучал чётко. Нут понимала каждое слово, каждую букву. Сехмет повторяла одно и то же: «Любовь – третья ценность тетткетианца». Хотела бы она спросить в ответ, с чем это связано такое откровение, но, стоило ей подумать об этом как следует, голос тут же исчез.
Нут открыла глаза. Яркий белый свет со всех сторон, отражающийся от такого же белого помещения, заставил её пожалеть об этом. Она прищурилась и быстро оценила обстановку вокруг. Руки связаны за спиной, ноги прикованы к стулу, а в комнате вроде как ничего.
Со временем силуэты прояснились. Вот тут один офицер, вот здесь, справа, ещё один, а прямо напротив третий.
И без оружия. Зато один, тот, что справа, держал смутно знакомый Нут чёрный ящик. Это её насторожило.
«На мне нет верхней одежды, - сообразила она, - только кофта и штаны. Всё, что я могла спрятать, они достали».
Старший офицер – Нут оценила его звёзды на погонах – присел перед ней на корточки, выжидающе глядя ей в глаза.
- Вы очнулись, - утвердительно сказал он. – Просыпайтесь быстрее.
Дав понять, что готова слушать, Нут вопросительно уставилась в ответ. Вскоре старший офицер встал и отошёл чуть поодаль, к замаскированной под листом начищенного до блеска металла двери.
- Недалеко от места вчерашнего теракта на станции мы обнаружили вас с целым снайперским арсеналом. Есть, что сказать?
Она бегло осмотрела офицера с головы до ног и к удивлению заметила, что он всё-таки вооружён, но прячет бластер у голени, прикрытой брюками униформы. Нут промолчала.
- Ну, ладно, мы и так знаем, с кем вы связаны. Сехем Лаша, да? У вас блестящая военная подготовка, даже есть профессия – военный связист, - он развёл руками. – вы могли умереть на месте, но, поскольку мы понимаем, как далеко вы ушли от остальных террористов, дадим вам шанс сохранить свою жизнь.
«Выхватив у него бластер, я бы успела убить хотя бы этих двух, прежде чем они убьют меня. У офицера не должно было быть оружия с собой. Хитрый план, но он всё испортил», - подумала Нут.
- Слушаете? – для верности спросил офицер Интерпола. – Так вот, мы…
- Я отказываюсь, - перебила она. – Не тяните время. Убейте меня сейчас и идите своей дорогой.
Нут вызывающе кивнула на его голень, и остальные двое переглянулись сначала между собой, а потом – вопросительно посмотрели на старшего. Тот успокаивающе махнул руками.
- Но-но, придержите коней, леди. Никто не собирается вас убивать. Не хотите – ваше право. Живём в свободной стране, - офицер гогочуще рассмеялся. – Однако при таком раскладе есть свои последствия.
«Пытки?» - подумала она. Словно услышал её мысли, офицер покачал головой и отошёл в сторону, нажав на щёлкающий выключатель на стене позади. Свет в комнате вмиг погас, а напротив, у замаскированной двери, выскочила проекция изображения, как на мониторе. Нут нахмурилась. Из динамиков раздались громкие крики и звуки ударов хлыста о плоть. Затем проявилась картинка.
Камера плавно скользила справа налево. Сначала показались смуглые мужские ноги, за ними торс, потом скованные железом руки на столе, а затем и лицо, на злую потеху обращённое к оператору. Нут видела удары хлыста, видела взмахи человека из Интерпола позади, за столом, видела лицо… это был Саид.
Раздался ещё один громкий вскрик. Нут позволила себе лишь дёрнуть верхней губой.
- Ваш самоконтроль можно считать народным достоянием, - усмехнулся офицер. – Будьте хорошей старшей сестрой, Нали. Не позволяйте своему брату страдать из-за вашего упрямства. Как вы говорите там? Чти семью свою превыше любой другой ценности, как хранишь честь?
Нут сглотнула. Нали – не так её звали. Зато Саид называл её по фамилии матери.
«Успели с ним поговорить, - решила она, - только вот время слов вышло».
- Чего вы хотите?
Старший офицер просиял, но проектор не выключил. Он лишь убавил звук на пару единиц.
- Вы с Сехемом держитесь близко к старине Али. Мы всё гоняемся за ним, а попытки безуспешны. Нам нужен свой человек в ваших рядах, в рядах военных. Поможете Интерполу, и мы, конечно, гарантируем вам и Саиду сохранность. Хоть в Тетткете, хоть где угодно.
Нут взвесила решение. Видео транслировалось в прямом эфире, и едва ли она имела право заставлять брата терпеть это ещё хотя бы мгновение. С другой стороны стоял Сехем Лаша, нависающий над ней, как грозовая туча, который мог пойти на любые меры, обнаружив в своём стане предателя. Нут хорошо знала его методы выколачивания правды. И ей не хотелось бы испытать их на себе.
Тут вспомнились слова Сехмет. Любовь – это громкое слово, но верное… На всякий случай Нут спросила:
- Разве я могу вам верить?
- Боюсь, у вас нет выбора, Нали, - ответил офицер. – Так что? Каково ваше слово?
Она поджала губы. Хлыст всё бил и бил, а Саид почти сорвал голос и сточил зубы. Картина всяко придавала ей уверенности в своих действиях.
- Нет, я не могу, - пробормотала Нут, опустив голову.
- Помните, леди – вы сами это сказали.
Крики стали громче. Они перетекали в хрип, но никак не стихали, и Нут сама могла представить, каково приходилось Саиду. В детстве он постоянно попадал в передряги с хулиганами с пустыря. Саид был младше, он был слабым ребёнком, не только физически, да характером; Нут всегда стремилась его защитить.
Когда она стала кадетом, а брат начал проявлять нездоровый интерес к армии освобождения, расстановка приоритетов изменилась. Саид медленно отходил на задний план. Тут в голове её яркой картинкой всплыл ещё один эпизод – Нут раскрыла глаза и посмотрела перед собой.
- у вас есть шанс передумать, - напомнил офицер.
Да, безусловно, родина – столп, на котором стоит Тетткет. Но есть у него и другая нога.
Крики совсем обратились истошным хрипом.
- Ладно, хорошо. Я согласна. Отпустите его.
Офицер удовлетворённо хмыкнул. Он нажал на устройство связи в ухе, маленький чёрный наушник, и громко сказал во включённый микрофон:
- Всё, довольно! Отведите его в лазарет!
Удары прекратились, и Нут тихо выдохнула с облегчением. Может, Саид и был в очень относительной безопасности, но теперь он окажется не на окровавленном столе в одном из многочисленных подвалов офиса Интерпола – это её успокаивало. На картине служащие засуетились, сняли крепление и накинули на парня тёмно-синий халат. А потом Саид исчез за дверью.
- Ну, вот, дело сделано, Нали. А вот сейчас делать будете вы.
Он махнул подчинённому, и тот вложил в руку офицера длинный бластер с глушителем. Взглянув на своё отражение в глянцевом корпусе, он улыбнулся. Снова.
- Мы подозреваем, что скоро Сехем Лаша по поручению своего друга Али отправит кого-то из своих на Манораджан. Там во всю готовится операция. Вы знаете, какая. Не на печень. Нужно, чтобы полетели туда именно вы, если Лаша вдруг предложит другую кандидатуру, и… - он крутанул бластером, - вы поможете Интерполу предотвратить взрывы на фестивале.
Нут усмехнулась.
- Вы согнали туда всех своих сотрудников. Куда же они смотрят? – спросила она.
С секунду офицер размышлял над ответом, задумчиво прокручивая длинный разделочный нож. Он сказал:
- Мистер Рейн добился от совета директоров введения дополнительных сил в Тетткет, вот наши ребята и слоняются с планеты на планету. Не сочтите за грубость, Нали. Просто пытаемся поймать главного вашего главного. Мы тут за мир без терроризма, понимаете?
Нут сдержала порыв поморщится. Конечно, не сочтёт за грубость!
- Вот ваше алиби. Вас поймали, но по воле, э-эм… Сехмет удача повернулась к вам лицом, и вы сбежали с совместимым с жизнью ранением, помимо всего прочего подстрелив нескольких сержантов. Подробную информацию вы получите на Манораджан.
Прицелившись, офицер навёл бластер куда-то в область живота и нажал на курок.
Эпизод 24
ПОД ЗАМКОМ
«…несомненно, ответ Совбеза поступит незамедлительно. Подрыв стации Диастима – серьёзное преступление против целой интергалактической безопасности. Мы могли выждать время, пока действия носили локальных характер… так или иначе, мы не имеем права вмешиваться во внутренние дела отдельных стран. Но с Тетткетом ситуация иная. Разумеется, мы примем меры…»
Из интервью генсека Интерпола
Телеканал Сатия Интерспейс
06.14.1489
Под потолком зажужжала старая люстра из желтоватой лампочки, ввинченной в бетон. Всё, что чувствовал Вильям – тупая головная боль, словно по затылку приложились чем-то очень тяжёлым… вроде бейсбольной биты, только в разы мощнее, должно быть, ломом или куском трубы из сантехники…
Да, точно. Он вспомнил, что это было. В самом деле труба. Или бита?
Но с поплывшим зрением и заломленными назад руками ничто другое не имело значения. Как он сюда попал? Кто его здесь держит? В конце концов, сколько прошло дней?.. Ещё не успев прийти в себя, Вильям сразу же ощутил гадкую тошноту в горле. Похоже, не ел он уже очень давно, но всё ещё мог вынести пытку.
Другой вопрос стоял в том, что с ним произошло. Память не поддавалась – не хотела подсказывать события вчерашней, позавчерашней, а, быть может, и недельной давности. Кроме головной боли в своей черепушке Вильям больше ничего не ощущал. Стук в висках, в нём – треск в затылке, а там уже и гул на макушке и опоясывающая мука, как если бы сотней мелких иголок кололи по лбу и так по кругу.
Вильям, промычав, поднял голову и поглядел вокруг. Ничего необычного: обшитая листами стали или металла комната, напротив стоял такой же стальной стол, привинченный к полу, за ним – стул, такой же, на котором он сам и сидел. Под потолком маячила мигающая лампочка на проводе, а чуть левее висел старый радиоприёмник, каких в Современности больше не производили. Нехотя Вильям задался вопросом, откуда этот загадочный некто его достал.
Тут его осенило. Радиоприёмник! В прошлый раз, вспомнил он, очнувшись здесь, кто-то читал ему нотации, а приёмник передавал новости по очень популярному телеканалу. Знакомый голос дикторши… и знакомый голос невольного собеседника. Кто это был? Кто-то, с кем он связан, или же кто-то, кому от него нужна определённого рода услуга? Вильям вдруг понял, о чём шла передача и что было предметом разговора – или, скорее, монолога. Речь шла о Тетткете.
Ах, Тетткет! Сколько бед с этой страной! Мир станет во многом лучше, исчезни она с лица вселенной. Вильям решил, что не об этом сейчас стоит думать.
Он дёрнул руками, проверяя, чем он связан. Раздался скрежет стали о сталь. Значит, наручники. Тогда он двинул ногами – и те привязаны к стулу, а стул – к полу. Не выбраться, тем более в его-то плачевном состоянии. Каждое движение пускало по коже неприятный маленький импульс, заставляющий голову трещать пополам с новой силой.
«Ну и ну, - подумал Вильям, - вот это дела… Надо срочно что-то решать. Надо вспомнить, как я здесь оказался. Мне вкололи что-то? Я был под пытками? А с другой стороны, с какой это стати кому-то пытать невиновного… Впрочем, в нашем несовершенном мире и такое случается. Надо как следует подумать».
Ему вспомнились прекрасные зелёные сады… коротко стриженный газон, пышущие цветом клумбы, тонкий аромат спеющих груш и яблок… Вспомнился мягкий солнечный свет, ласкающий тело без извечной совбезовской формы. На нём тогда не было этого костюма! В последнем своём воспоминании вне комнаты заточения Вильям точно носил что-то простое и повседневное, но не это пиджак, не эту брошь, не этот галстук. И уж точно на лацкане не висел этот значок с чёрным щитом на тёмно-синем фоне и такой же чёрной каймой.
Кто-то натянул на него форму прежде, чем притащить сюда! Но кто и как? А главное ведь, с какой целью?
Чем дольше Вильям вспоминал, тем запутаннее становились события прошедших дней в его сознании. Они сливались в кучу, одно накладывалось на другое, будто настойчиво перемешивали ложкой лепестки чая в стакане. Разве что вместо стакана была его голова, помутнённая рассудком, а вместо чая с травинками – воспоминания.
Сдавшись, он решил, что можно подумать об этом и потом. Сейчас надо выбираться.
«Да, глупо рваться туда, где меня ждёт неизвестно что. Но желание освободиться – самое человеческое из всех. Только бы найти здесь что-то… В этой голой комнате вообще ничего нет! А стол-то зачем? Это комната допросов? Не припомню такой… как странно…», - думал Вильям.
Совбезовская форма, сковывающая пуговицами на груди, вернула его в реальность. Комната для допросов! Он вдруг вспомнил, где они находились. Несколько этажей на первом уровне Метанолии, ещё этаж в офисе в Сансталлаке, а другой, основной блок – в Танталия-сити, по соседству с Идзанами, на Сейдиджине. В одной такой, очень похожей, он уже был в Танталии. Это и есть тот блок!
Радуясь, что ситуация прояснилась, Вильям устремил свои думы дальше. Оставалось лишь вспомнить, на какой планете он был до этого и как туда попал.
«Что я делал до? Похоже, эту форму точно давно не надевал… чем я занимался? Вышел в отпуск? Разве председатели уходят в отпуск… Погодите-ка!»
Ну конечно! С некой конкретной целью он подстроил свою смерть, чтобы успеть укрыться на другом краю вселенной. Вильям ставил на надёжных посредников, которые не выдадут его, да просчитался – раз он здесь, значит, его уже выдали. Выдали человеку или целой группе людей, каких сам пытался избежать любой ценой, от каких бежал под видом мёртвого.
И последние два вопроса: кто и зачем? Здесь Вильям застрял.
Тяжёлая дверь заскрипела, и скрип отдался в голове, словно резьбой по черепу. Громкие шаги настигли его со спины, чьи-то руки легки на плечи. Дверь захлопнулась.
«Удивительно знакомое ощущение», - подумал он.
- Я знаю, о чём вы сейчас думаете. О Тетткете, да? У меня тоже найдётся пара слов по этому поводу. Будьте добры выслушать, раз уж мы тут… наедине. Сугубо личное мнение, не обессудьте.
Нил Рейн, ублюдок! Это он его сюда притащил? Вильям вмиг пожалел, что не интересовался новостями до своего заточения. Стоило хоть раз включить в пути телевизор и послушать, о чём рассказывают на Сатия Интерспейс, пусть содержание передач у них особо и не отличалось.
- Ситуация там обостряется. В прошлый раз я говорил вам о людях, о зле, которое там взращивается. Я рассказал, какими могут быть последствия, что может вылезти из этого питомника… А теперь оно вылезло, и деваться уже некуда, - руки Нила соскользнули. Он обернулся на телевизор позади, равнодушно взглянул на него, отвёл взгляд на приёмник. – Аппетиты у халлидов большие, вы сами знаете, мистер Бонд.
Вильям дёрнулся. Намечалась ещё одна война в Тетткете, да прямо при нём живом. Такого он себе не мог вообразить.
Нил Рейн продолжил:
- Сдаётся мне, на каждой планете во вселенной есть свой Тетткет. Своя собственная зараза, такой маленький прыщик на лице человечества… маленький очаг болезнетворных бактерий. Сначала он незаметен, вроде бы, даже нет ничего, а потом вы у него в кулаке.
- В кулаке? – переспросил Вильям.
- Да, в кулаке. Эта зараза вас не отпустит, пока не поглотит целиком. Знаете, раньше люди верили, что конец света наступит из-за инопланетян. Но всё обошлось, да, ничего им не грозит. Потому что единственная смерть, какую может человечество встретить – от своих же рук. Множество таких Тетткетов только приближают стрелку часов судного дня к полуночи.
На несколько минут он замолчал. Нил обошёл стол, приземлился на стул напротив и внимательно посмотрел Вильяму в глаза. Тот вспомнил их предыдущий разговор. О чём же он его просил тогда? Проснуться? А потом, видимо, огрел этой дубинкой… Затылок снова пронзило тупой болью.
- Давайте не будем искать виноватых. Иногда они находятся у нас под носом, а ещё чаще пытаются убежать, - сказал он.
«Ага, - подумал Вильям, - Нил всё понял. И мне подсказал. Винит меня в тетткетианском кризисе? Пусть так. Посмотрим, чего он хочет».
- Я?
- Да, вы, - холодно отозвался Нил. – Далеко ходить не надо, видите. Я уже вам объяснял, что не так. Ну, вы успели подумать, как нам с вами быть?
Он с выжидающим лицом жаждал услышать от Вильяма внятный ответ. Нил Рейн и не догадывался, насколько призрачна была его надежда, что почти растворялась в воздухе. Ничего дельного, даже собственной версии событий, Вильям подсказать ему не мог.
Но Нил ждал, а Вильяму уж больно хотелось узнать, о чём он попросит его после.
- Успел. Раз всё так плохо, вводите резервные миротворческие войска. Интерпол тебе поможет… я с ними давно об этом договорился, - прохрипел он, припоминая разговор с генсеком. Тот был интересным мужчиной, но очень жадным.
- Легко говорить о военном вмешательстве, не будучи на посту председателя. С дивана всегда виднее, правда? Но я разделяю вашу точку зрения. Так бы мы и поступили, будь у нас связь со штатными сотрудниками в этом регионе, но последняя наша надежда – космическая станция, а с ней и паноптикум-спутники – была уничтожена.
Он подпёр щеку рукой, глядя на него из-под полуприкрытых век. Глаза-щёлки… человек-подозрительность. Вильям хорошо помнил его на должности начальника информационной безопасности. Ещё он помнил, насколько упёртым и настойчивым был этот человек, этот Нил Рейн. Энтузиаст.
- Но совет директоров так и не шевелится. Ну, понятное дело, подрыв станции сподвиг их к внеплановому заседанию, но решения принимаются со скоростью сухопутной черепахи. Они все зависимы от своего компьютера, это я давно заметил. Да вы и сами знаете.
Нил пожевал щёку, подумал над следующими словами. Они ложились у него на язык легко, как у телеведущего.
- Компьютер тоже своего рода божество. Созданный людьми, своим идеальным расчётом он внушает неоспоримую веру в достоверность и справедливость любого действия под своим контролем. А я отнюдь не сторонник религии. Знаете, чем насилие лучше веры? Насилие сначала влияет на тело, а вера сразу бьёт по разуму. Потеря разума – это и есть смерть.
Вильям прокатил эту фразу у себя в пересохшем рту. И правда, как чётко он это сказал… «Потерять разум – значит умереть. Сознание разлагается с каждым годом, человечество катится к концу, полагаясь на высшие силы. Неважно, техника это или божества – человечество катится к концу», - вспомнил он слова почившей матери. Раньше он не придавал её речам большого значения, сейчас же они заиграли в новом свете.
- Но я работаю с тем, что есть. Компьютер? Хорошо. Пусть он выдаёт мне решения, пусть обрабатывает вопросы совета директоров. Но я не потерплю вмешательства чужой руки в работу этой системы. И уж тем более я не стану молча наблюдать, как взяточники вроде вас наживаются на этих бестолковых рабах – на Обществе Избранных.
- Что ты от меня хочешь?
Должно быть, Нил ожидал услышать вежливое обращение. На его лице отразилась короткая вспышка злости, которую он сразу же подавил.
- Тетткетианский кризис и дело, о чём вы прекрасно осведомлены, кажутся далёкими друг от друга проблемами. Однако если мы будем копать глубже к корню, станет ясно, в чём причина обеих этих трудностей.
- Ну?
- Расскажите мне о своём роде, мистер Сакриявин.
«Прямо в лоб!» - подумал Вильям. Он ожидал, когда Нил Рейн доберётся до этого вопроса, но к этой мысли он дошёл в разы быстрее.
- Зависит от того, что ты хочешь услышать. Айди-карту показать? Ты её уже видел. У меня нет семьи и детей. Можете больше не пытаться искать, - попытался увильнуть Вильям.
- Не надо валять дурака, - резко одёрнул он. – Я попросил вас о конкретной услуге. Так говорите же.
- Услуге? Боюсь, я ничего не получу взамен.
«Отлично, пусть он понервничает. Я всегда могу прикинуться, будто ничего не знаю. Что он тогда будет делать? Начнёт пытать меня? Нет, не выйдет… тогда я умру, а живым я ему ещё нужен, этому Нилу».
- Расскажете мне, и я вас отпущу восвояси. Летите, куда вам захочется, доживайте свои года. Вот условия.
«Блеф, - подумал Вильям, - он так не поступит».
Обдумав своё неосторожное решение, он, наконец, собрался с силами и ответил:
- Я достаточно знаю о своих предках. Ещё я знаю о том, кто на них охотится, только вот знания эти могут быть недостоверными.
- Ну? – поторопил Нил. – Не разбрасывайтесь словами, я тоже всё прекрасно знаю. Меня интересует часть про этих ваших охотников.
Вильям поджал губы. О, знал бы он сам, кто именно метил ему в голову! Одно дело – чувствовать дыхание смерти на затылке, а совсем другое – понимать, чьи это вздохи.
- В древности клан Чаттра и Сакриявины были одним родом. Такие… античные аристократы. Они, мои предки, молились Лиеухань – вы её помните. Вскоре нечто заставило их отречься от своей веры, они переметнулись к Джияну, объявив себя мудрецами. В общем-то и раньше они занимались науками. Но Всемогущая не оставила своих людей в покое. Она их прокляла. Знаешь, что означает быть проклятым родом для верующих?
Черты лица Нила стали ещё острее. Взгляд его искрился в нетерпении услышать правду до конца.
- Бельмо на глазу, - сказал он.
- Да, - кивнул Вильям, - именно. Никто не хочет нести такое бремя на себе. Проще говоря, в этом древнем Обществе Избранных Сакриявиных объявили проклятым родом, как это случилось с приспешниками Сехмет. Часть не желала оставаться под гнётом, они отделились. Вот вам и история клана Чаттра.
Нил недовольно цокнул.
- Да, я это знаю. Так кто на вас охотился?
- Дослушай до конца, - отрезал Вильям, - я не закончил. Так вот, в клане не особо лихо передаются знания о происхождении, и всё-таки они никуда не исчезли. Предыдущие начальники натерпелись от Национальной Кампании, они могли бы стереть всё, что связывало их с Сакриявинами, но не сделали этого. Негоже борцам за правду самим её уничтожать. Знания дошли до Вениамина Чаттра… тут-то он и шагнул на другую сторону. Ты думаешь, это я позволил ему перевернуть свой архив и избавиться от этих документов. А я не согласился тогда на сделку. И он пригрозил мне смертью. Слово за слово, он припомнил мне мою настоящую фамилию, сказать что-то про леди Каодай… сошлись мы на том, что в случае фальсификации я спущу на него Интерпол. Вот и всё.
Нил Рейн молчал. Взгляд его изменился на осмысливающий сказанное, он глубоко задумался, составляя в голове схемы связей и мотивов. Чем больше подробностей ему открывались, тем запутаннее становилось дело, обрастая всё новыми и новыми ветвями. Тут тайна, а в ней – тайна и тайна в тайне. Многослойная история сплошь из заговоров и неприятельских отношений складывалась прямо на него глазах.
А Вильям думал: «Странно, мне казалось, я помнил совсем другое. Леди Каодай… нет, почему Чаттра… зачем он тогда сказал про неё? Не могла она… но тогда, в поместье…».
И тут лицо председателя на мгновение озарилось, словно всё ему стало ясно.
- Мистер Чаттра уничтожил эти данные. Я заказал повторное исследование в «Археодисковерс», и тогда в Собрании искусства нашли некий компромат. Картину. Она исчезла. Думаете, это были Чаттра?
- А что за картина?
- «Откровение Джияна». Только вот мне кажется, там не только Джиян и не только предки Чаттра.
- Никогда о такой не слышал.
- Ещё бы, её недавно нашли.
Вильям подавил желание недовольно цокнуть. Нил Рейн говорил с ним всякими тонами без капли уважения, даже когда обращался на «вы». От его голоса просто сквозило невежеством, хамством и самодовольством. Энтузиаст!
- Если в Собрании сказали: «На картине не только предки Чаттра», значит, так оно и есть. К чему вопросы? Конечно, они украдут компрометирующую их картину… никаких сомнений, они украдут… Мистер Чаттра на многое пойдёт. Он такой человек.
- Вы подтверждаете его вину? Вы готовы дать показания, если того потребует Интерпол? Пусть и с моего приказа, но они потребуют.
- Предлагаешь мне ещё одну сделку?
Нил Рейн откинулся на спинку своего стула. Он снова метнул взгляд за спину Вильяма, посмотрел в чёрный экран телевизора. Не в силах отделаться от ощущения пристального наблюдения сквозь плазму, как в паноптикуме, он отвернулся. Глянул на дверь, затем вернулся к пленнику.
- В ваших интересах соглашаться на всё, что я вам тут предлагаю.
«Это дело до добра не доведёт. Надо поскорее выбираться отсюда. Больше никаких сделок с ним», - подумал Вильям.
- Допустим, я согласен. Что тогда? Какую услугу ты мне окажешь?
Призадумавшись, он поднял глаза на потолок, а потом опустил к столу. Рука его потянулась к встроенному ящику, и Вильям напрягся. Дубинки, которой он огрел его в прошлый раз, ни у ножек стула, ни под столом не было. Ему не хотелось знать, что окажется в ящике.
Нил щёлкнул замком, со скрипом выдвинул ящик. Тот поддался с трудом. Вильям вытянул шею, пытаясь заглянуть туда, по ту сторону, но не вышло – головная боль и ноющая от неудобной позы спина одолели его быстрее. Он понял, что всё это время его окружали сплошные мучения… самая настоящая пытка.
Из ящика Нил достал карманный бластер – лазерный пистолет самого малого калибра. И направил его ко лбу Вильяма.
- Я уже ясно огласил все условия. Чем больше вы отпираетесь, тем жестче они становятся, вот и всё, - сказал он.
Бонда словно окатило холодной водой, он судорожно сглотнул. Он подумал: «Вот это уже серьёзно».
А сделать всё равно ничего не мог. Только в очередной раз дёрнул руками и ногами, да безрезультатно.
- Что на этот раз от меня требуется? – осторожно спросил Вильям.
- Я уже говорил вам. Хочу знать, что случилось с компьютером… самое главное, по чьей вине это случилось. Уже понятно, как лично вы в этом замешаны, - хочется денег, но не хочется работать, да? – однако в этой истории явно есть ещё действующие лица. Тетткетианский кризис много кому идёт на руку. Я лишь хочу знать, кому именно.
Вильям почувствовал, словно Нил желает услышать одно-единственное имя, хотя и говорил он о множестве вариантов и был как никогда прав. Тетткетианский кризис в нынешнем поколении – регулярная проблема, на ней можно поживиться всякий раз, как только она возникает. «Холл-линк» выгодно раз за разом разбираться с вопросами связи в регионе: станции подрывают, а они крутят ценники, ожидая прихода новой власти, которая желает восстановить сеть. Целому ряду компаний, производящих системы противовоздушной обороны, а также тем, кто ещё и занимается стрелковым оружием для гражданского пользования, эта ситуация снова сыграла на руку. Жителей близлежащих стран настолько пугает мысль о войне у них дома, что они готовы на крайнее меры…
Так Вильям мог ещё долго перебирать различных бизнесменов в своей голове, но Нил ждал ответа здесь и сейчас. А бывший председатель ничего не мог ему подсказать.
- Боюсь, я не знаю, - ответил он.
На лице Нила Рейна отразилось отчаяние вперемешку со злостью. Он сжал бластер крепче.
- Не знаете? А кто будет знать? Я? Генсек Интерпола? – тут он на секунду задумался, а после выкинул шальную мысль прочь. – Повторяю ещё раз: хватит валять дурака. Это ни к чему хорошему вас не приведёт. Назовите имя. Кто вам дал взятку? Ну, кто это был?
- О, много кто давал мне взятки…
- Я обязательно запишу это в протоколе о вашем задержании. Но давайте мы вернёмся к теме. Речь про конкретный случай, и я…
Наконец, Вильям Бонд не выдержал:
- Да ничего я не знаю! Никто не давал мне взяток. Я даже не получал рапортов от информационной безопасности о вмешательстве в систему, ясно тебе? Можешь считать меня за самого последнего продажного человека в этой вселенной, но это не значит, что я позволю мешать моей же работе! И, если ты о том... о Трейдтторе, то уже в нашу встречу компьютер выдал приказ, совсем не свойственный ему.
Нил Рейн недоверчиво прищурился. Конечно, перед ним не стояло выбора верить или нет, так что ему оставалось лишь довериться словам Вильяма. Поверить ему на слово – а как же иначе? Польза древесины в том, что она горит, решил он.
Опустив пистолет, но не опустив предохранителя, Нил снова вернулся к допросу:
- Это не снимает вины с мистера Трейдттора. Исследователь не относится к кругу лиц, к которым не возникает вопросов, наоборот… Я бы не спускал с него взгляда.
- В Обществе Избранных он очень ценится.
- О, ну как же. На словах они все ценят друг друга, а дай повод – сразу сдадут даже своих.
- Мне казалось, ты успел на практике убедиться в обратном.
Нил глянул на него свысока, хоть на деле Вильям и приходился на сантиметр-другой выше. Это взгляд пригвоздил к стулу крепче наручников. По спине холодком пробежали мурашки.
- Вы ошибаетесь, - твёрдо сказал он. – Тогда я просто выбрал неправильный рычаг давления. Несомненно, мистер Чаттра боится раскрытия своей семейной тайны, однако ж и он был прав – едва ли я смогу поставить его под удар и заставить остальных Избранных поверить в связь клана с вашим родом, Бонд. Это просто не в моей компетенции. И всё же, есть другие выходы. А я не привык останавливаться перед лицом трудностей.
Вильям скорчил недовольное лицо, раздумывая, к чему он клонит. Порой Нил говорил очень резко и метко, а иногда, словно ему хотелось заставить собеседника напрячься, выбирал самые витиеватые формулировки, какие только всплывали в его голове. И эта фраза была полна загадок… которые требовали раскрытия.
«На что он намекает? Я знаю Вениамина. Он умён и проницателен больше, чем Нилу хотелось бы, очевидно – он не повёлся на такой шантаж. Хотя и Нил тоже из ряда крупных игроков… но слабые места у Чаттра – это нечто из невероятного», - думал Вильям.
Наконец, он осмелился спросить:
- И какой же рычаг ты выбрал на этот раз?
- Но-но, не надо так сразу. Тогда и вы мне должны что-нибудь рассказать. Например, знали ли вы, что миссия по эксгумации Сехмет заведомо была провальной?
«Хоть стой, хоть падай! Это ещё что за выпад? - думал Вильям. – Кто же знал, что он и до этого доберётся!»
- Сдаётся мне, это сейчас не дело первостепенной важности… - пробормотал он.
- Для вас любое слово может стать ключом к спасению. Не забывайте, - Нил кивнул на бластер. На заряженный и готовый к стрельбе бластер.
Головна боль тисками стиснула черепушку в своих объятиях.
- Да, в специальном комитете ходили слухи о прочих претендентах на тело Сехмет. Никто и не исключал риски экспедиции, просто… из-за проблем со связью в Метанолию информация доходила туго, мы не успели принять взвешенное решение. Перед фестивалем следовало поторопиться.
- Но вы и пальцем не шевельнули, когда эта информация до вас дошла, - парировал Нил.
- Формально я уже был мёртв.
Нил холодно усмехнулся.
- В любом случае, это не снимает с вас вины.
- Я и не сомневался, - гадко улыбнулся Вильям. – Теперь отвечай на мой вопрос.
Судя по лицу председателя, ему совсем не нравился этот приказной тон… Но, увы, Вильям за свой драгоценный стаж научился приказывать, а не просить.
- Ну, конечно. Всё просто. Мне нужно, чтобы мистер Чаттра кое-кого сдал, это не означает необходимость в его аресте. В таком случае он может легко отказаться говорить – терять ведь уже нечего, - Нил развёл руками. – А его слабое место, это… - он потянулся в карман пиджака, - его наследник.
Нил Рейн выложил на стол серебряную брошь. Маленький шестилапый слоник, знакомая шестиконечная звезда – всё это было символами мудрецов из клана Чаттра. Вильям хорошо их знал.
В середине по украшению шла широкая трещина. Стоило Нилу хлопнуть по ней ладонью, и та сломалась на две части. Вильям молча глядел на половинки слоника. Он нахмурился.
- Ты ужасный человек, Нил, - пробормотал он.
- Во всяком случае добросовестнее вас, Бонд. Как думаете, каково большее зло: закрывать на него глаза в обмен на деньги, или творить его во имя правосудия?
Оторвав взгляд от сломанной броши, Вильям поднял голову и произнёс:
- Благими делами вымощена дорога в ад.
Эпизод 25
ПАТРИЦИИ И ПЛЕБЕИ
«Всё в нашем мире продаётся и покупается. Считаете, тетткетианский кризис возник на голом энтузиазме самых обыкновенных его жителей? Чушь! Ересь! Вы забываете про важнейшую составляющую нашей с вами жизни – про денежный фактор. Рядовых, как можно их назвать, тетткетианцев не интересует политика. Они заботятся о малом: чтобы дети были сыты, чтобы платили зарплату, чтобы соседи не смотрели косо… Эти мирские заботы к политике не имеют никакого отношения. Интересуются ею только два вида людей: первые хотя денег, а у вторых они уже готовы для инвестиций. При этом именно вторая категория как раз являет нам тех самых идейных личностей…»
Из интервью Владимира Агапова для НВТ (Независимое вавилонское телевидение)
06.14.1489
В среднем восемь из десяти религиозных общин со временем распадаются из-за переиначивания изначальной веры. Численность общин растёт, а вместе с нею растёт количество мнений, при этом часто оказывающихся диаметрально противоположными. Когда противостояние внутри общины достигает апогея, организация разваливается – всякую честь, великодушие и благородство вытесняют самые обыкновенные для человека желания. Например, желание свободы или, чего хуже, власти, а вместе с ней и денег. Тогда-то общины и встречают свой логический конец.
Избранные Фортуны не были исключением. При жизни Нестор и не отрицал плачевность их положения, но и исправить его, казалось, даже не пытался. Единственной его целью была нажива на своей должности. А с другой стороны, иногда в нём проскальзывали черты этого хвалённого архетипа доблестного героя… Тогда Нестор, мистер Мэнс в далёком поколении от Адама Мэнса, разворачивался лицом к долгу перед Общиной.
И всё же, фундаментальные правила ничем не отличались от промывки мозгов. Афина упорно в это верила. Долг – это, конечно, совсем иное дело. Для неё любые другие обязательства, даже на месте работы, в сравнении с чувством приверженности к идеалам Общины казались маленькими и незначительными. Честь – вот, что главное.
Когда Афина добралась до предсмертной записки отца, она не обнаружила в ней ничего нового, чего не успела бы узнать ранее, во время своего воспитания в школе. Нестор писал так:
«Скоро за мной придут, Афина. Я не могу тебе ни о чём рассказать. Но знай одно – в нашем мире очень много обмана. Я всегда ненавидел ложь, какой бы она ни была, и ты сама ни за что не вставай на её сторону. Панкрат Канарис, его фамилия, все эти островитяне – они с головы до пят плебеи, каких у власти в Общины быть не должно. Пожалуйста, позаботься о том, чтобы он не привлёк к власти Патрисию. Он умеет дёргать за ниточки, но пусть сидит на своём месте.
Исполни свой долг, Афина. Ты должна стать следующей главой любой ценой. Это моё последнее желание.
Твой отец, Нестор Мэнс»
Уверенность в собственной правоте только крепла. Афина знала – она не может отступить в этой нелёгкой борьбе. Поэтому для начала она пошла путём наименьшего сопротивления, обратившись к проверенному Нестором в недалёком прошлом юристу.
Юриста звали мистер Раптис. Контра его с тривиальным названием «ЛегалЭкспертс» находилась в самом оживлённом районе Афилантеса, немногим восточнее центра столицы. Район почти на две трети состоял сплошь из загруженных электрокарами дорог, мостов и переходов, а меж них теснились монорельс-пути, пролетающие над головой с шумом и грохотом. Всякий раз, когда Афина переходила дорогу, ей казалось, что один такой вагон точно свалится со своей надстройки.
Восточнее пригорода весь Афилантес был похож на суетной мегаполис, как Метанолия, но при этом недостаточно совершенный, чтобы носить такое гордое имя – большой-и-крутой-город-в-космосе.
Секретарь мистера Раптиса вежливо велел Афине подождать, пока тот освободится. Изнутри здание конторы напоминало футуристичный офис с картинок прошлого тысячелетия: вся мебель с закруглёнными концами в яркой сине-зелёно-белой палитре, словно наигранная свежесть уже с порога окружала со всех сторон. Такой интерьер для Афилантеса был ироничным, потому что здесь, в Генетейре, всегда стояла засуха.
Мистер Раптис вызвал её к себе, и тогда Афине пришлось ещё раз подумать над своим решением. Никогда прежде она не слышала, как кто-нибудь обращался за юридической помощью по вопросам наследования власти, например, из кланов Чаттра или Фукумото. Но и другой информации она мало о них слышала, того хуже – едва ли пару раз пересекалась за всю свою жизнь.
Даже будучи с головой в «избранном» мирке, Афина была отделена от него тяжёлой непрозрачной стеной, находясь в незаметной, но навязчивой изоляции.
- Я рассмотрел поданные вами документы, в том числе завещание покойного мистера Мэнса, - сказал юрист, - однако там не содержится упоминания о наследовании власти. Мне, конечно, уже приходилось работать с Общиной, но это несколько… сложное дело даже для моего уровня. В Обществе Избранных свои законы касательно принципов наследования.
- Я знаю, - резко ответила Афина, нервно стуча сандалией по полу. – Да, в Общине есть два своих правила. Во-первых, на посту главы должен находится мужчина, а во-вторых…
Мистер Раптис кашлянул, глядя на неё с особым снисхождением.
- А, во-вторых, - с нажимом продолжила она, - эту должность не может занимать плебей. Я имею ввиду, э-э, иномирянин или иностранец. То есть Саймон Дивайн также не подходит по всем критериям. Мой вопрос неизменен: можно ли что-то с этим сделать? Согласитесь, у меня, как у патриции, гораздо больше преимуществ в сравнении с Дивайном.
- Сложно с этим поспорить. Но, смотря юридической точки зрения, вы оба не можете принять эту должность. Другой вопрос, если бы ваш отец, мистер Мэнс, завещал вам её.
- Но такое завещание не приняли бы фамилии! Оно не имеет веса. Я пыталась блефовать, и они почти повелись, но результат никакой.
Он снова испробовал на ней этот странный, уничижительный взгляд. Афина прижалась ближе к спинке кресла.
- Что конкретно вы сказали? – спросил Раптис.
- Что мой отец завещал мне свою должность… передал по наследству. У него больше нет родных детей. Только Патрисия Дивайн.
- Но на самом деле это не так?
- Вовсе нет! – воскликнула Афина. – Не совсем. Перед, э-эм, самоубийством он оставил записку, вот, смотрите.
Она протянула ему помятую бумажку. Мистер Раптис, удивившись такому странному использованию бумаги, – подумать только, ради какого-то старомодного письмеца! – развернул послание и прочитал. На лице его отразилось замешательство, а после оно переросло в очевидную насмешку. Он ни слова из записки не воспринял всерьёз.
- В любом случае, это не несёт никакой ценности, - Раптис вернул ей бумажку. – Написать записку мог кто угодно, вы это понимаете. Одна лишь подпись не делает документ подлинным, а уж тем более не придаёт ему веса. Будь у вас строчка в завещании, тогда…
- Но тут же всё ясно! – Афина всплеснула руками.
- Да, всё ясно, однако я вам уже объяснил ситуацию.
Под её выжидающим взором Раптис пощёлкал пальцами, думая, как бы получше пересказать свою мысль. В итоге он сдался и снова сложил руки за пластиковым столом, таким же бело-голубым и неострым, как и вся остальная мебель.
- Иными словами, сейчас лучше сосредоточиться на других вопросах. Нам важно решить, как не позволить миссис и мистеру Дивайн занять ваше место.
Афина улыбнулась. «Да, это именно моё место. Хорошо – он это признаёт», - подумала она.
- Они оба не могут стать главой. Во-первых, миссис Дивайн – женщина, а мистер Дивайн – плебей, как вы выразились. Нужны патриции-мужчины, так? В таком случае вы могли бы выйти замуж, пусть даже и заключив фиктивный брак, а затем попытаться надавить на супруга… скажем, чтобы он изменил фундаментальные правила, раз под собой они не имеют никакого логического обоснования и практической пользы вкупе с этим. Тогда вы просто сместите его на второй план, и дело с концом.
Прокрутив эту идею в голове в очередной раз за прошедшие два-три дня, Афина вдруг поняла, что она уже не кажется ей какой-то дикой. Долг есть долг. Почившая мать родила её ради этой должности, отец всю жизнь возлагал на неё большие надежды, и, будь он жив, уверена она, Нестор бы точно постарался отстоять её положение перед напыщенными фамилиями. Он бы не позволил им вертеть правилами.
А Нут… это обещание… но разве фиктивный брак считается? Даже рядом с другим мужчиной Афина ни за что и никогда её не забудет, кем бы они друг другу ни были в итоге. Эта мысль, конечно, тоже пугала не менее остальных – с какой стати эта девушка никак не выходит из головы? Афина решила подумать над этим позже.
С постом главы она в любом случае сможет получить доступ к более конкретной информации из исторических архивов. Один склад Чаттра чего только стоил.
- Есть и другой вариант, - сказал юрист. – Гораздо сложнее, но, я думаю, такой же действенный.
- Какой?
- Вы могли бы запросить определённого рода помощь у другой организации из Общества, чтобы те за вас заступились. Я понимаю, в Общине не учитывают мнения плебеев. Но едва ли такие же избранные станут для них пустым звуком, - вкрадчиво объяснил Раптис. – Так что, с другой точки зрения, если рассматривать Общество целиком, относительно друг друга вы равны в правах. Соответственно, кто угодно может за вас поручиться. Клан Чаттра – хорошие кандидаты. Они даже смогут помочь вам с поиском информации о прошлых главах Общины. Вдруг среди них всё же была женщина? Тогда перед лицом фактов фамилии будут вынуждены отступить.
Афина понимала, насколько долго и ненадёжно всё это звучало. Она могла по пальцам пересчитать своих знакомых извне родной организации: Менахем, единственный сын мистера Чаттра, несколько специалистов по практикам из Церкви Праджан Кшамты (хотя те скорее походили на шарлатанов чистой воды), да Трейдттор.
Точно, Трейдттор…
- И мистер из «Археодисковерс», господин Трейдттор, - кстати вспомнил Раптис. – Я ненароком слышал, что вы достаточно неплохо ладите. Можете обратиться за помощью к нему.
Но после экспедиции Афине не очень-то и хотелось вспоминать про своего приятеля. Едва ли он в самом деле был на её стороне, раз сама Сехмет, этот надоедливый пронзительный голос, признала его подозрительным. С того света виднее. Поэтому этот вариант отпадал.
Она даже предыдущий долг ему не отдала! И сразу побежала бы напрашиваться на новый.
Афина покачала головой.
- Нет, он сейчас занят другими делами, - сказала она. – Лучше мистер Чаттра. Или его сын. Они оба играют важную роль, да и Менахем… мастер Чаттра может понять меня.
- Хотите сказать, больше никого не знаете?
Она снова качнула головой.
Раптис задумался, подбирая кандидатуры.
- Собрание не в счёт, да, они вышли из вашего альянса… С кланом Фукумото бесполезно вести дела, они только о деньгах и думают. Остаётся Церковь, может, Бохан Таншталат, хотя мне даже сложно сказать, в ком я не уверен сильнее, - рассуждал юрист. – А леди Каодай? Вы её знаете?
Афина вопросительно выгнула бровь. Каодай? Ну и нашёл, кого вспомнить!
- У леди условный срок за клевету и подписка о невыезде из Метанолии. Думаете, она чем-то может мне помочь? Я как-то сомневаюсь.
- Ну, из Общества-то никто её не выгонял. Формально она там числится. Когда я перебирал ваши документы и думал над вариантами решений проблемы, я обратился в Метанолийский районный суд, чтобы разузнать о, скажем так, санкциях для леди Каодай. Есть пункты по части повседневной жизни, а так… всё то, что вы назвали, а вот об ограничениях в правах как члена Общества Избранных ни слова.
Нахмурившись, Афина восстановила в памяти образ слепой женщины. Она всегда держалась обособленно, где-то в сторонке, наблюдая за каждым даже с закрытыми глазами. В детстве, приезжая в большой свет из системы Самраджия, Афина часто заставала её на фестивалях Большой четвёрки и прочих праздничных банкетах для избранных. Эта загадочная фигура врезалась ей в память.
Безусловно, самая яркая деталь в Каодай – её фирменная полуулыбка. Такая острая, такая гадкая и резкая, словно она видела всё и без зрения. Каждый раз, когда Афине доводилось на неё натыкаться, леди опускала голову и пыталась посмотреть на неё сквозь свою чёрную повязку и почему-то всегда узнавала.
- Афина! – говорила она через несколько секунд. – Как дела у отца?
Это были совершенно невинные вопросы, простая вежливость, однако каждое слово, сказанное этим голосом, пускало по спине табун мурашек.
- Приглядывай за ним, Афина, - тогда Каодай наощупь находила её голову и трепала по пышным волосам.
«Интересно, в каком это смысле приглядывать, - думала она сейчас, - раз я всегда находилась на другом краю вселенной».
Но был у Каодай и один положительный талант – она не старела. Шли десятилетия, а она так и оставалась привлекательной, насколько это применимо к слепой женщине. Афина решила не думать о ней чрезмерно много. Вдруг ещё…
- Рассматривая первый вариант, я могу посоветовать вам обратиться к друзьям. Близкие подскажут, как вам быть в этой непростой ситуации, - сказал Раптис. – Может быть, к подруге или знакомому. У вас был когда-нибудь молодой человек?
Афина нахмурилась, вспоминая Лина.
- Нет, - соврала она.
- Даже в школьные годы? А когда вы учились в колледже?
- Я не училась в колледже. Закончила экстерном программу исследователя в области археологии Тетткета и Генетейры, вот и всё.
- Так вот оно как…
Юрист посмотрел на неё так, словно эта информация была главной тайной всей его жизни. И вот она приоткрылась свету. Афина изогнула брови в немом вопросе, но мистер Раптис только покачал головой.
- Выходит, вы археолог по образованию, - заключил он.
- Скорее исследователь.
- А почему тогда не работаете в какой-нибудь вавилонской гильдии? Это гораздо прибыльнее. Например, «Археодисковерс» недавно взлетели. Специальный комитет – это хорошо, но, на мой взгляд, там слишком много загадок и пафоса. Да и до дома вам не близко.
Афина подумала, могла ли она вообще называть Афилантес своим домом, если жила тут от силы пять-шесть лет после рождения, а всё остальное время провела в Самраджии или на планетах системы Бунмэй. Даже фамильный дом Мэнсов ей не принадлежал, чего уж там, целый город.
- Это… вы знаете, тут другая ситуация, - она пожала плечами. – У меня нет выбора между несколькими местами работы. Я училась всю жизнь только ради должности в комитете, потому что часть зарплаты отчисляется в фонд Общины. В конце концов, Совет безопасности в каком-то смысле транснациональная организация. Под руководством местного управления Нун и правительство Генетейры в него входит, так что до Общины там рукой подать.
- Да, я знаю. В общем, теперь вы себе представляете варианты решений. Выбор за вами, мисс Мэнс.
- Спасибо.
Поклонившись, Афина быстро накинула пиджак и вышла из футуристичной конторы. Такой же футуристичной, а вместе с тем и нереальной, как перспектива стать главой собственной же организации без очевидных жертв – например, без нарушений данных по глупости обещаний. Теперь эта мысль была ясна, как сегодняшний солнечный день.
В среднем пять из десяти религиозных сообществ распадаются после возникновения проблем с законом. Для Современности эта закономерность стала простой истиной. Взять тех же Бохан Таншталат – какая участь их постигла? Леди Каодай сколько угодно могла городиться от сестринства, но даже ей трудно было отрицать свою причастность к каждому действию своих сообщниц по вере. За каждым обманом особо впечатлительных, за каждой денежной аферой, за каждым шарлатанским гаданием и каждым приворотом суженного или суженной неизменно стоял один-единственный человек. Сначала казалось, словно это настоятельница вертела сестринством, но всегда нужно уметь копать глубже. На каждую рыбу находится рыба покрупнее.
А у Каодай просто на всё есть свои планы. Она отделалась не страшным сроком, всего-то условное заключение и подписка о невыезде. Это знал каждый член Общества Избранных от мала до велика. Вот она, странноватая женщина, да ещё и обманщица, да ещё и заодно с этими ведьмами! Никто не пожалел об исключении Бохан Таншталат из числа членов Общества. Казалось, словно все были только рады такому ходу.
Даже ненависть и презрение к оккультистам Сехмет на фоне радости линчевания шарлатанов на несколько декад угасла. Но вскоре всё вернулось на круги своя, и даже без хитрых планов леди Каодай мигом восстановила былое положение.
Не без сторонней помощи.
Единственное, чего Афина в этой истории не знала – кто помог этой женщине и, самое главное, с чего бы ей помогать сестринству, которое не играет никакой роли. Их лёгкая прибыль держалась на доверчивых душах верующих, а теперь им открыли глаза по телевизору. Потребители исчерпали себя сами.
Другой вопрос – Церковь. Они вызывали доверия не больше, чем сёстры годами ранее, и всё равно стойко держались на плаву. Быть может, была в этом какая-то особенная сила, позволяющая любителям народной медицины укреплять и расширять зону своего влияния. За последние десять декад Церковь из собранных на благотворительность денег воздвигла аж три филиала своей знаменитой клиники духовных практик и прочих шарлатанских услуг на нескольких планетах системы Бунмэй, и Афина волей-неволей даже подумывала посетить одну такую.
Если хвалённые врачи вытравят голосок Сехмет из её головы, то она отдаст им должное – перестанет называть про себя обманщиками. В остальном из консультантов у неё оставалось два варианта: леди Каодай и специалист по духовной практике из Церкви. Самое главное, чтобы это был или была не просто наёмный рабочий, а самый настоящий избранный.
«Не в таком уж и упадке эта Церковь», - подумала Афина, усмехнувшись.
В фамильное поместье она вернулась только ближе к вечеру.
Смеркалось. В траве застрекотали изнеженные под солнечными лучами крупные цикады с массивными бронированными крыльями, повсюду закружились мелкие светлячки. В пригороде мигом стихли все звуки дневной гражданской суеты.
За это ей и нравился отцовский дом. В отличие от Афилантеса, здесь всегда царило спокойствие.
Патрисию она заметила скучающей на диване. Она смотрела телевизор, отвлекаясь на цоканье по экрану телефона, и не подавала никаких признаков беспокойства своей судьбой в конце недели. Афину это насторожило. Поначалу она полагала, что Патрисия откажется от наставлений Канариса, потому что не захочет расставаться с безупречной фигурой и работой в модельном агентстве, да только сразу после собрания она успокоилась и больше не вспоминала о надобности родить фамилии Мэнс наследника.
«Что-то тут явно не так», - решила Афина. Она медленно прошлась по гостинице, оглядываясь – всё на своих местах. Подаренная Сигаласами ваза на тумбочке, вычурные часы в золотистой рамке на стене, выглаженный красный диван с разбросанными подушками, даже фотография её семьи на своём месте, на полке у плазмы. Там они были все вместе: маленькая Афина, Патрисия чуть постарше, мачеха и Нестор. Ей было немного досадно думать, что ни мачехи, ни отца больше нет в живых, а родную мать она и не знала.
Патрисия не обратила на неё внимания. Она задумчиво внимала словам журналиста с канала Вавилон-24.
- …актуальна идея военного вмешательства в союзе сил Интерпола и расформированных миротворческих войск Совета безопасности. Тем не менее, на фоне прочих разбирательств и внутренних вопросов совет директоров откладывает окончательное принятие решения. Официальная причина задержки не разглашается. Эксперты считают, что дело состоит в нависшем на носу фестивале, требующем пристального внимания и высокого уровня организованности…
Афина повесила пиджак на спинку дивана, невзначай коснувшись голого плеча Патрисии. Та вздрогнула, обернувшись.
- О, наконец-то, - сказала она. – Я всё ждала тебя. Хотела кое-что показать.
Нехотя Афина заметила отсутствие привычной широкой улыбки на её лице.
- Показывай.
Патрисия ловко погасила телевизор и решительно направилась вглубь дома, шлёпая по полу босыми ногами. Её выразительную фигуру облегал комплект домашней одежды, удивительно напоминавший Афине её собственный, только на размер больше. «Рылась в моих вещах! – подумала она. – Даже не хочу знать, что она могла там найти. Надеюсь, ничего такого…»
У кладовой в конце коридора они завернули за угол, уперевшись в высокий стеллаж под самый потолок. Выше находилась антресоль. Патрисия выдвинула из-под нижней полки приступку, взобралась повыше и пошарила рукой под потолком. Выглядела она непривычно сосредоточенной. Афина замерла, задержав дыхание. Что же она хотела показать? Ещё никогда ей не приходилось доставать вещи с антресоли, она едва знала, что там может хранится. Но Патрисия обладала особенным чутьём на всё то, что ей, очевидно, видеть не следовало бы.
Из самого дальнего угла она вытащила покрытую пылью картонную коробку, умещающуюся на двух женских ладонях. Это была самая обычная, неприметная упаковка тёмно-бежевого цвета, какие производили ещё до рождения Афины, а сейчас производство совсем сдулось на волне популярности предметов быта из вторсырья.
Патрисия исподлобья взглянула ей в глаза. Тёмные, заметила Афина. И совершенно ничего не выражающие… вместе с тем гораздо более подозрительные. Она мелко сглотнула, отойдя назад.
- Ну, ничего не напоминает? – несдержанно спросила Патрисия, ткнув коробкой ей в лицо.
Афина кашлянула. Как же давно её не доставали!
- Нет, не напоминает, - резко ответила она.
Закатив глаза, Патрисия недовольно цокнула. Нетерпение её только накалялось – теперь оно почти нагревало воздух вокруг. Или это дух Сехмет опять тёрся рядом?
- Тогда открывай.
Афина недоверчиво взглянула на коробку, но всё равно взяла её. Смахнула на пол многолетнюю пыль, провела по краю среза… И тут в голове отозвался знакомый голос:
«Сдаётся мне, не надо это доставать. Ты пожалеешь. Помяни моё слово. Я никогда не вру. Не открывай. Тебе не видать своего поста, если откроешь».
Хмурясь, Афина отвечала чужим мыслям: «Ты не смеешь указывать мне, что делать. Убирайся прочь». Тогда дух словно на мгновение материализовался рядом и заставил коробку выскользнуть из рук и откатиться под заваленную хламом нижнюю полку стеллажа. Патрисия ахнула.
- Что ты делаешь? – взвизгнула она. – Как я её теперь достану?
- Ну и что там такого? Доставай сама, раз эта посылка из прошлого так тебе нужна. У меня нет времени на детские игры, - взъелась Афина. Она попыталась воззвать к духу Сехмет, проклиная её за выходки, но на том конце никто не отвечал.
- Там… там важная информация, - Патрисия засуетилась, переступая с ноги на ногу. – Ты должна была это увидеть. Я весь день её искала! Знаешь, какой этот дом огромный? А всяких складов ненужных вещей тут ещё больше, чем этой пыли.
Она нехотя встала на колени и склонилась к полу, прижалась к холодному покрытию щекой. Патрисия с прищуром заглянула под стеллаж – темно и пыльно. В эту часть коридора не попадал дневной свет, никаких светильников и светолент здесь не было. Висел полумрак. Патрисия, кряхтя, сунула руку под полку и с усилием нащупала там коробку.
Афина смотрела, как наружу выкатываются комки пыли. На мгновение ей показалось, словно они вспыхнули, а после – исчезли.
На этот раз Патрисия сама открыла коробку, этот ящик Пандоры. В голове у Афины раздался гневный шепоток, но вскоре силы Сехмет будто бы сдались под напором её сенсорной концентрации и в итоге отступили.
На пол посыпались печатные фотографии с тетткетианскими маркировками, письма с тетткетианскими марками, конверты, открытки и даже несколько сотен тетткетианских реалов. Со дна коробки Патрисия выскребла последний, нераспечатанный конверт, и пихнула его в руки Афине. Это было самое обычное письмецо, прошедшее таможню на островной границе Генетейры, с соответствующей печатью для дальнейшей доставки.
Письма во всех остальных регионах канули в лету ещё в прошлом столетии, на рубеже запрета на вырубку лесов. В Тетткете, учитывая постоянные терракты на станциях связи, почта и по сей день пользовалась актуальностью, поэтому Афина не сразу поняла причину такого упорства Патрисии в том, чтобы их продемонстрировать. Только после до неё дошло.
Откуда они в этом доме?
Афина наклонилась и подобрала парочку. И адресат, и адресант везде были всё теми же людьми, имена повторялись раз за разом. Вот, на этом – г-ну Нестору Мэнсу, и тут снова, и здесь тоже, и вот тут… На марках чередовались пустынные кошки блеклой окраски, окружённые оазисовыми зарослями, хищные птицы и падальщики, змеи, скорпионы и мелкие тушканчики – типичная фауна Тетткета. И все письма уже были распечатаны и прочитаны, кроме одного, последнего.
- Это ты их открыла? – тихо спросила Афина.
- Нет. Ты знаешь, кто, - отрезала Патрисия в ответ. – Я не знаю, что там внутри, просто догадываюсь, ладно? Я не вру. Просто… не каждый день находишь это в родном доме. Я только хотела посмотреть, что там, в коробке, а потом пришёл Саймон, и я сразу же убрала её обратно. Решила дождаться твоего прихода.
Внезапно неродная сестра показалась Афине слишком хорошей, чтобы быть той самой Патрисией Дивайн, строящей против неё козни со своим муженьком. А всё же один жест такта ещё ни о чём не говорил.
Афина подобрала фотографии, сложила их обратно вместе с письмами. Следом пошли открытки, мелкие карточки и фотокарточки… она бегло просмотрела каждую, отметив, что все напечатаны в одной типографии, а на изображениях – одна и та же смуглая женщина с кроткой белоснежной улыбкой. Афина нахмурилась пуще прежнего.
- Что ты мне хочешь этим сказать?
- Ничего! Я просто перебирала вещи, говорю же. И нашла это. Не надо думать, словно я специально её нашла, я ничего не искала тут… неприлично копаться в чужих вещах, - отпиралась Патрисия. – Ну, письма дошли до адресата. Он их даже прочитал… тебе не интересно узнать, что там? Эта женщина, она…
- Замолчи.
Захлопнув коробку, Афина сунула её себе под мышку и пошла прочь, в свою комнату на втором этаже. Патрисия ринулась следом.
- Так ты их прочитаешь? – крикнула она. – Если хочешь, расскажи мне тоже! Твой отец, Нестор, он… он многое сделал для нас с матерью. Я тоже хочу знать.
Афина замерла на лестнице у первого пролёта, глядя вниз, на сестру. Она не задержалась надолго.
«Твоя взяла! Любопытно, так читай. Может быть, что-то и изменится. Но есть тайны, которые лучше людям не знать. Ты пожалеешь, соплячка, я уверяю тебя», - говорила Сехмет, пока Афина поднималась дальше вверх. Голос её никак не смолкал, всё разглагольствуя без продыху, так, будто слова на языке духа никогда не кончались.
Была одна любопытная деталь в этом внутреннем монологе – Сехмет говорила не на древнем тетткетианском, а на современном, и это наводило Афину на мысль, что всякое слова духа не выходит за рамки её возбуждённого стрессом сознания со времён экспедиции. Простые игры воображения.
Первое письмо датировалось шестьдесят шестым годом текущего столетия, несколькими неделями после дня рождения Афины, когда её мать скончалась от осложнений. А скончалась ли? Текст оказался весьма тривиальным:
«Это Латифа. Не получила твоего ответа, поэтому пишу снова.
Дядя говорит, что Афина – это, конечно, хорошее имя, но следовало её назвать по нашим обычаям… например, Нут. Как тебе? Это означает «ночь». Я совсем не знаю генетерийского, может, ты расскажешь, почему именно Афина? Неужели это правда в честь столицы? Ну, это не так важно. Надеюсь, у вас всё хорошо. Обязательно приезжайте. Границы скоро откроют для всех.
Очень по вам скучаю. Боюсь, что другая женщина не сможет её кормить. Пожалуйста, напиши хоть слово. Если у вас есть типография, вы могли бы прислать фото, хотя бы одно. Я хочу знать, что с ней всё в порядке.
Всегда твоя,
Латифа.»
У Афины дрогнула рука. Письмо её матери? Из Тетткета? И это имя… Нут преследовала её даже после собственного рождения, как вездесущая тень – от неё не отделаться, если не отказаться от самой себя.
Затаив дыхание, Афина медленно достала следующее, где на конверте значился шестьдесят девятый год. Она отыскала фотографию, опечатанную той же датой, и на ней красовалась та смуглая женщина. С мелкими морщинками под глазами, в чёрном платке, она выглядела очень счастливой, передавая безмолвный привет получателям.
«Дядя сказал, что не стоит навязываться, но я всё равно пишу. Украла деньги на письмо и фото, представляешь? Прости, постоянно делаю ошибки и всё зачёркиваю.
Моя подруга, та соседка, её муж южанин, иногда приводит ко мне свою дочь. Её, оказывается, назвали Нут. Помнишь, я писала тебе про это имя? Это означает «ночь». Я так рада, что моя идея не пропала даром… мне так нравится это имя. Мне кажется, будь Афина здесь, хотя бы иногда, они бы стали с Нут подругами. Я чувствую это. Но часто муж моей соседки запрещает ей выводить дочь на улицу, он говорит, что она – божье дитя. У Нут правда красные глаза. Я долго думала, говорить тебе об этом или нет. Дядя сказал, вы называете таких людей проклятыми. Но почему?
Дядя велит мне не ждать, но я так хочу увидеть Афину ещё хоть разок. Пожалуйста, Нестор, приезжайте. Хоть на пару дней. У меня всё есть. И дом, и игрушки, и даже детская кроватка. Ты можешь оставить её со мной, если есть дела.
Скучаю и жду ответа,
Латифа.»
Всю жизнь она думала, что мать её скончалась от тяжёлой послеродовой болезни! Но что теперь? Отцу даже не хватило смелости на слова: «Прости, Афина, я тебе врал». И, чего хуже, оказывается, она всегда имело прямое отношение к тетткетианцам. А эта соседка из письма, да этот ребёнок… Такая деталь не могла быть совпадением.
Ненароком Афина подумала, что, быть может, её действительно связывают узы судьбы, так навязчиво ведущие в безжизненную пустыню, прямо в лапы Сехмет.
Она открыла следующее письмо, совпадающее по дате с очередной открыткой – семьдесят второй год. Латифа, та женщина, словно выжидала время между своими письмами. На красивой картинке, со временем почти потерявшей яркость цветов, красовались золотистые пески во время ясного солнечного дня.
«Слышала, ты принял пост главы Общины. Как оно? Много дел?
В последнее время я много читаю и даже слежу за новостями. Все говорят про разоружение, но Тетткета это не коснется. Открыли набор в юношескую армию. Дядя говорит, в стране снова грядет государственный переворот, но я считаю, что лучше не переживать почём зря.
Помнишь ту девочку, Нут? Я вижу ее каждый день вместе с матерью, с соседкой. Нут растет славным ребенком. В ней есть, как говорят, эта самая частичка Великой Сехмет. Перед ней я иногда испытываю благоверный трепет... интересно, каково Афине? Ты говорил, я родила избранную Фортуны. Надеюсь, это тогда сделало тебя счастливым.
Только странно, что Сехмет никак не откликнулась на это. Я говорила с дядей. Должно быть, ты увез ее, чтобы Она не покарала мою дочурку.
Нестор, я правда очень хочу ее увидеть. Хотя бы на пару часов. Я не могу уехать из страны. Прошу тебя, приезжай. Это мое единственное желание.»
Афина хорошо помнила тот год. Нестор, как только скончался дедушка, сразу же расставил всех по должностям так, как ему хотелось, - а он имел исключительное видение Общины и не стеснялся воплощать его в жизнь, чем изрядно позлил ещё молодого Канариса – и записал Афину в школу на Дхаммавичая. Увидеться с матерью отныне не было ни шанса.
Перед следующим письмом пронеслась целая вереница событий, минули самые тяжёлые годы. Целые десять лет. Тот роковой год, когда жизнь Афины повернулась к ней спиной – это было знойное лето восемьдесят второго. Нут… Она развернула письмо.
«Дядя просил больше не писать. Говорят, на границе письма читают и проверяют. Но я не могу удержаться.
Как дела в Генетейре? Я слышала, скоро вы приедете с миссией. Пожалуйста, если будет возможность, возьми с собой Афину. Я смотрела передачу про выпускников вашей школы, мою красавицу назвали лучшей. Передай ей, как я ею горжусь. Она большая молодец! Все время скучаю. Хочу ее увидеть. Боюсь, она меня не признает за маму. Слышала, ты женился. Надеюсь, та женщина дала Афине то, чего не смогла дать я.
Отправляю скромный подарок на день рождения. Я знаю про курс, но Афине должно этого хватить на гарнитуру для межпланетной связи. Пожалуйста, передай подарок. Дядя говорил, что не стоит, мне снова придется жить на его зарплату, но разве я могу оставить день рождения дочери без внимания? Ничего, я как-нибудь переживу. Только приезжайте. Живу все там же.»
Афина поджала губы, сдерживая слёзы. Мелкая капля медленно скатилась по щеке, размазав высохшие чернила по старой бумаге… Едва ли она могла ощутить, что слова радости, гордости и поздравлений в самом деле адресованы ей, а не какой-нибудь другой дочери! Тетткетианская миссия пронеслась перед глазами, словно это было вчера. Она вспомнила про жаркий вечер прощания с Нут. Раз её семья жила по соседству с Латифой, выходит, тогда Афина стояла так близко к матери, как никогда за свою жизнь не находилась рядом с ней. Что было бы, выйди Латифа на крыльцо? Узнала бы она её?
Быть может, тогда и миссия завершилась иначе. Но ошибки делали эту историю такой, какая она есть.
Последнее письмо датировалось тремя годами ранее. Это означало, что, по крайней мере, Латифа помнит о ней, она жива.
«Обстановка в стране не очень – больше не стану просить тебя приехать. Пожалуйста, передай Афине, что я люблю её и всегда буду… Это моя единственная надежда. Напишешь мне ответ хоть раз, Нестор?»
Этот конверт Нестор не открывал. Афина задумалась, с чего бы ему самовлюблённо читать и игнорировать все предыдущие, а оставить без внимания именно это. Что-то переменилось в нём тогда, когда Афина устроилась в специальный комитет? Но именно этого он и хотел. Неужели это было не его желание?
Посмотрев на всё ещё яркую открытку со зданием тетткетианского парламента, где на верхушке развивался знакомый жёлто-красно-чёрный триколор, Афина отложила всю стопку в сторону. Ей вспомнилась Патрисия. Она клялась в своей невиновности и незаинтересованности в чужих письмах, но разве можно было ей верить? Не без злого умысла она приоткрыла Афине семейную тайну, почившую в могилу вместе с Нестором. Конечно, она бы канула в лету. Только благодаря Патрисии такой странный секрет, между прочим, меняющий многое, всплыл на поверхность.
«Даже если не брать во внимание всё то, что остальные родственники и соотечественники против меня замышляют, да и выходки отца тоже не имеют большого значения, моё происхождение о многом может сказать. Неспроста ведь голос Сехмет звучит в моей голове время от времени. Неспроста со мной происходят всякие… странные вещи», - думала она.
И всё же, тайна была из разряда тех, что приносили ответы на уже возникшие вопросы, а не добавляла новые. Следовало отдать Патрисии должное. Пусть она и выдала себя со своими планами сместить сестру-тетткетианку с места, завеса распахнулась.
«Интересно, заслуживаю ли я теперь принять пост. Мой долг должен слабеть, раз моя мать из Тетткета. Не с исторических областей, да даже не из Генетейры – самая настоящая плебейка из страны, которую, наверно, ненавидят все… Имеет ли это значение?»
Существовал только один человек, способный дать ответ на этот вопрос.
Эпизод 26
РЕМБРАНДТ
«История Империума – уникальный случай развития человечества в космосе в условиях естественной изоляции. Даже не подозревая о существовании людей на других планетах, Гантрия Империум разрасталась и разрасталась, пока не встретила свой логический конец, как и любая другая империя. Но примечательно другое. Именно эта изолированная зона в числе первых, как показали исследования Современности, да и последних, повсеместно признала Лиеухань высшим и единственным божеством, мы же, все остальные, несколько припозднились. Да, именно высшим; не поймите меня неправильно. Мы не уделяем должного внимания всем приспешникам так называемой Всемогущей, упуская факты – именно от духа Лиеухань родились и остальные, более известные нам божества…»
Из интервью Владимира Агапова телеканалу НВТ
08.14.1489
- Серьёзно, картинная галерея?
Несложно было уговорить леди Каодай встретиться в Метанолии за несколько часов до делового совещания на работе; совсем другим испытанием стало посещение выставки шедевров изобразительного искусства системы Элая. Никогда ранее Афине не приходилось иметь дело с сопровождением слепой дамы. Ей вообще не доводилось близко общаться с инвалидами; в Общине к ним относились предвзято и в девяти из десяти случаев отдавали дефектных детей в приюты.
Приблизительно сорок два процента от всех слепых и слабовидящих людей составляют люди с врождённой слепотой. Как правило, это дети из неблагополучных районов галактики, потому что в остальных, в цивилизованных странах и объединениях, медицина легко позволяет предотвратить проявление заболевания на стадии внутриутробного развития. К какой категории относилась леди Каодай, – к инвалидам по рождению или инвалидам с приобретённой слепотой – Афина не знала и никогда не задавалась таким вопросом.
Отчего-то ей казалось, что леди вовсе не слепа. Она притворяется. Иначе этот тяжёлый взгляд она бы не ощущала своим сенсорным чувством.
- Да. Редко здесь проводятся бесплатные выставки, а если речь идёт о культурном наследии Империума, то и его мы почти не видим из-за множества разнообразных запретов. Впрочем, любое искусство заслуживает восхищения, а искусство Империума, так тесно связанное с религией, как ничто иное – самое настоящее сокровище. Тебе стоит это увидеть.
Афина нахмурилась, глядя вбок, на чёрную повязку.
- А по-моему, вам просто это льстит.
- Не исключено, - усмехнулась Каодай.
Леди постучала тростью перед собой, медленно шагая мимо приветственного стенда. С каждого угла эмблемы Собрания независимого искусства так и кричали: «Смотрите! У нас теперь достаточно денег даже для такой акции! Бесплатные картины, где это видано в эпоху торжества капитализма? Мы не подчиняемся законам Совбеза! Смотрите, мы свободны!», и Афина старалась игнорировать эту вездесущую символику. Как скоро выставка закроется после оцепления Интерполом – вопрос времени.
Людей здесь было немного. Огромные залы выставочного центра ещё не смели за порог следы предыдущей выставки, кое-где табло давали сбой и выводили неверную информацию, автонабор текста путал двух авторов, проигрыватель зачитывал аннотацию к соседней картине вместо своей. И даже такой результат заслуживал определённого уважения. Шаг против Совбеза и всех антирелигиозных активистов в центре Метанолии – серьёзный ход.
«Не хватает только выставки в честь Сехмет, чтобы сюда сбежались все фанатики и террористы», - мрачно посмеялась Афина.
Каодай шла рядом, её тихие шаги сопровождал громкий стук трости по мраморному полу галереи. Эхо отдавалась по всем высоким залам, белым, как святыня.
- Так вам нравится искусство, леди? – спросила Афина.
Они ещё не пересекли холл, и повсюду маячили другие популярные картины из-под кисти известных художников прошлого. В основном это были полотна, иллюстрирующую повседневную жизнь Старого времени: многообразные вариации свадебных обрядов, изображения горя, ужасов войн, насилия, иногда – мирные пейзажи с классическим набором деталей, состоящим из леса, озера и мохнатой живности. Никакой абстракции, никакого авангардизма. Только строгая классика.
- В некотором смысле ты можешь назвать меня ценителем, - ответила Каодай.
- А как же…
- Не все слепые рождаются незрячими. Но даже если появиться на свет без офтальмологических патологий, велик шанс навсегда лишиться этого дара, чрезмерно желая ничего вокруг себя не замечать. Это мелочи. Главное достоинство любого разумного существа – память и слух. Одним только зрением нельзя свернуть горы и раздвинуть моря.
Следующий зал, первый из трёх после холла, был отведён под выставку. Такой же белый с пола до высокого потолка, просторный и безлюдный. Повсюду теснилась навязчивая реклама: духи с Чунзана, духовные практики, новый жилой комплекс в Метанолии, собранные на Манораджан ростки чая, новый вкус синтетического кофе, гарнитура межпланетной связи, сотовые операторы, межпланетные перевозки… Казалось, из одной только рекламы на табло можно собрать отдельную выставку.
Афина старалась обращать внимание на сюжеты из Империума. Выставка изобразительного искусства системы Элая – громкое название, все знали, что под ним скрывалось.
- Знаете, у меня такое ощущение, что все эти картины я уже видела. Это оригиналы? – спросила она.
Остановившись, Каодай сложила трость ловким движением в короткую палочку.
- Чтобы отличить оригинал от копии или подделки, надо посмотреть на маркировку рамы в правом нижнем углу. Это правило применимо для картин Империума, поскольку там полотна писались на заказ, и маркировкой творцы подтверждали подлинность экземпляра, когда его покупали аристократы, - объяснила Каодай. – Как видишь, все рамки выполнены по единому стандарту. Не составит труда найти этот маленький значок.
Прищурившись, Афина взглянула сквозь толстое стекло, отделяющее стенд от зрителей. Рамка выполнена из светлого дерева, гладкая и ровная, с острыми углами. В правом нижнем углу в самом деле виднелась какая-то блеклая печать, маленькая, едва заметная. Она разглядела там тонкий вытянутый шрифт на неизвестном ей языке, обведённый каймой, словно печать.
- Да, вижу. Там что-то написано.
- Читай.
- Я не знаю языка, - честно призналась Афина.
- Буквы похожи на письменность транснационального языка, на котором общаемся мы? Если да, то подделка. Но, судя по всему, Собранию удалось раздобыть подлинные экземпляры.
Афина пригляделась ещё раз. В самом деле, это были совсем другие, не похожие ни на что символы Империума.
- Эта – оригинал, - заключила она. – Называется… «Пророк на пустоши». Тут мужчина в длинном одеянии, сидящий на камне. Выглядит напряжённым.
Каодай жестом её остановила.
- Я знаю все картины, представленные здесь. Просто скажи мне названия, и я сразу пойму, о чём идёт речь.
Словно почувствовав, с каким недоверием Афина взглянула на неё, она быстро объяснилась:
- Зрительная память. Никаких фокусов, - Каодай пожала плечами. – Когда теряешь зрение, мир, отпечатавшийся на веках, становится единственными мгновениями ясности, поэтому было бы глупо упустить и эти крохи.
- И как же вы потеряли зрение?
- Это долгая история. Идём к следующей инсталляции.
- Но тут одни картины…
- Правда?
Завернув за колонну, они наткнулись на арт-объект. Это была объёмная голограмма, иллюстрирующая нескольких сестёр ордена Бохан Таншталат в старомодной одежде, слишком сжившейся с модой Империума. Закутанные в чёрное, с закрытыми лицами и белыми накидками на голову, они стояли и смотрели, запечатлённые в истории как серые кардиналы.
Каодай не соврала – инсталляция. Инсталляция её прямых, может быть, даже кровных, предшественниц. Могущественное объединение сестёр-ведьм, которое вместе с Гантрия Империумом кануло в небытие.
«Интересно, что она думает по этому поводу?» - пронеслось в голове у Афины. И тут, как гром среди ясного неба, ей ответил знакомый резкий голос: «Что думает? Ха! Да она их даже не жалеет. Империум был скверным местом. Туда ничья рука не дотянулась. Даже моя. Время там течёт иначе. Когда здесь был расцвет веры, там… кто знает, что там творилось. Но эта женщина знает об этом. Что скажешь?»
Афина нахмурилась. Империум – далёкое место, немудрено, что даже сам дух Сехмет об этом районе высказывается неопределённо. И это странно: исполинское зло не может охватить всё человечество даже на краю вселенной? Что есть зло в таком случае, кого винить?
Воздух рядом колыхнулся, и по стеклу расползлось мутное пятно, словно кто-то на него дыхнул. Сехмет услужливо ответила: «То-то. Подумай над этим. Может, тогда ты поймёшь простую истину. Иногда мы ищем врагов там, где стоило бы заводить друзей». Но Афина отрезала все свои мысли.
- Сёстры Бохан Таншталат, - сказала она, - всем знакомые обманщицы. Я раньше не задумывалась, откуда появился орден. Выходит, они чужаки?
- Свои и чужие – относительные понятия. Для Империума на первых порах, когда появилась пресловутая система Элая, все мы были чужаками. Любой другой бы отнёсся ко всему этому сброду с недоверием, с подозрением в злых умыслах, а они поступили разумно. В этом и плоды трудов Бохан Таншталат. Вы все их недооцениваете.
Афина закатила глаза. Ей не нравились никакие иные организации из Общества Избранных, но с особенным пренебрежением она относилась к ним, к ведьмам.
- Я считаю, что религиозная организация не должна находится у власти. Такого рода управление делает мышление людей категоричным. Вспомните, что происходило в Тетткете до шестьдесят шестого, неужели это хорошо?
Каодай пожала плечами, снова.
- В Тетткете правили боевики: как они скажут, так там и будет. Их действия не имеют ничего общего с верой… Лигшаты могли быть приспешниками Фортуны, могли поклонятся Джияну, могли молится кому угодно, кто существует на деле или в умах людей, это не имеет значения. То, что их определяет – их действия.
- Правда? Что тогда определяло Бохан Таншталат? Империум ведь развалился.
Женщина поджала губы, раздумывая над ответом. Афина догадывалась – у неё уже были ответы на все возможные вопросы, которые она только могла задать.
- Их тоже определяли действия, но ещё значительнее – плоды. Главной целью сестринства до того, как те утратили свои положения на мировой арене, была работа с человеческим разумом. И своих целей они достигли.
- Выходит, та фраза, это от них?
Выражение лица Каодай вмиг стало строже.
- Нет. Ни в коем случае. Людям удобно такое положение, при котором важные и неважные решения принимает кто-то более сильный, более ответственный. Никто не хочет нести наказания за ошибки, а если нет решений – нет и ошибок, - холодно сказала она.
Афина задумалась. Женщины с инсталляции глядели на неё сурово, словно сама Лиеухань глазами голографических пророчиц пыталась покарать её за несообразительность. И снова эта пустыня на фоне… эти пески, камни, неровные углы и скалы – они преследовали повсюду, даже в городе будущего, в однотонной Метанолии, полной рекламы.
- Пройдём к следующей картине, - велела Каодай.
На соседней стене в ряд висели полотна с одинаковым сюжетом: печальная женщина в чёрном держала на руках младенца с третьим глазом во лбу, чей взор насквозь прожигал зрителя. Афине стало неловко, она отвернулась, глядя на подпись. На табло значилось: «Перед вами представлен ряд картин, иллюстрирующих горе Святой Матери, почившей в лучший мир после рождения Лиеухань. Справа на лево: «Рождение порядка из хаоса» Дж. Шиллоу, «Мадонна» Эльетто Россингрея, «Святая Мать со Всемогущей» неизвестного иконописца. Попробуйте изысканный аромат «Томлённая роза» от Чунзан Аромо! Новая коллекция ароматов…» Афина мрачно усмехнулась.
- Иконы Святой Матери, - сказала она. – Три штуки. Везде одна и та же женщина, только на последней она в традиционном наряде, а не в чёрной робе. И младенец.
Она заметила, что на лице Каодай отразилось выражение печали, несвойственное ей. Но через мгновение морщины в уголках губ снова разгладились.
- Здесь есть «Мадонна»?
- Вторая справа, - Афина кивнула в сторону полотна за стеклом. – Я вас проведу.
- Не стоит, лучше взгляни на неё сама. По моему скромному мнению, «Мадонна» наилучшим образом иллюстрирует настроение Святой Матери и её дитя, Всемогущей. К тому же, на картине есть одна очень важная деталь, связанная со многими историческими событиями Империума.
Афина послушалась, шагнув влево. С полотна на неё глядела невысокая узкоглазая женщина с характерным для святых золотистым диском за спиной, держа в слоях одеяния оголённого младенца, маленькую Лиеухань. Глаза её, глубокие и чёрные, выражали самую крайнюю степень печали – это был взгляд прощающегося с жизнью ради ребёнка. Афине, конечно, было далеко до такого рода горя, и она слабо представляла себе причину расстройства Святой Матери. Она старалась найти ту самую важню деталь.
Фон не изображал ничего примечательного. Выходит, нужно искать среди складок одежды? Но чёрна роба была сплошь чёрной, никаких лишних деталей… Афина напрягла глаза. Ничего. Икона не походила на изображения Фортуны, те выглядели совсем иначе – обычно художники прошлого использовали праздные цвета, от жёлтого до красного, писали Ларенцию радостной, с рогом, полном монет, либо с кружкой пива или бокалом вина. Не было на полотнах Общины той таинственности, какую хранили в себе иконы Империума.
Она покачала головой.
- Я ничего не вижу. Это просто… просто картина. Как и две другие. Что в ней такого особенного?
Каодай неслышно подола ближе.
- Не стоит пытаться присмотреться к картине или взглянуть на неё под определённым углом, - сказала она, - поскольку истина лежит на поверхности. Должно быть, ты пыталась увидеть сокровенный смысл на заднем плане или на одеянии Святой Матери, но суть совсем в ином. Обрати внимание на младенца.
Афина скосила взгляд ниже. Самый обычный омытый младенец, только на вид ребёнку уже месяца три, а не пару минут от роду. Щекастый и упитанный. Разве что третий глаз… но здесь он был закрыт. В этом ли дело?
- У ребёнка закрыт глаз во лбу, - вкрадчиво произнесла Афина. – Третий. На остальных картинах он открыт.
- Верно. Святая Мать ещё жива, а значит, та высшая сила, пришедшая к ней вместе с зачатием плода, ещё не покинула тело. И всевидящее око закрыто. Это очень значимый элемент, и, если бы люди побольше внимания уделяли деталям, а не целому, правда стала бы очевидна.
- Святая Мать была пре-Лиеухань?
Каодай тихо хихикнула.
- Ну, вроде того, - легко ответила она. – У тебя правильный ход мыслей. Хорошо, когда разум используется по своему прямому назначению.
На этом зал закончился. Не так уж и много экспонатов умещалось в одном, и нехотя Афина сделала вывод, что сама выставка скудна и неинтересна вольному зрителю, который в таких тонкостях искусства не разбирается. Будь у Каодай зрение, она стала бы самым главным посетителем галереи.
Следующая зона издалека выглядела поинтереснее. Помимо икон здесь расположились огромные полотна в человеческий рост, вертикальной и горизонтальной ориентации, растянутые вдоль стен. Рамы картин отличались художественным своеобразием, резные и отделанные золотом, иногда – серебром, а иногда из обычного тёмного дерева и яркой краски. Здесь, догадалась Афина, сохранились исторические сюжеты.
Это были самые обычные произведения о людской жизни. Поля битв: страдающие и умирающие, больные, брошенные, раненные и ещё живые, готовые ринуться в атаку; картины рутинной жизни: невесты и женихи, дети, леса с живностью, озёра и моря, древние деревянные корабли, новые и старые лайнеры, космос и техника Нового времени. Похожие сюжеты Афина уже видела на родине – Нун прошёл точно такой же путь к Воссоединению, как и планеты Империума. Разве что конструкция лайнеров, судя невооружённым взглядом, несколько отличалась. Когда-то научная фантастика ещё была популярной.
Каодай медленно прошлась по залу взад и вперёд, оценивая невидящим взором обстановку вокруг себя. Затем она остановилась напротив интересующей её картины и сказала:
- Взгляни-ка, Афина.
Афину это насторожило.
Полотно называлось «Жертвоприношение». Чья-то белоснежная рука останавливала мужчину за мгновение прежде, чем он вонзил бы загнутый охотничий нож в грудь юноши.
- Рембрандт, - произнесла Афина. – «Жертвоприношение». Надо понимать, это не относится к историческим событиями. Размещать такую картину рядом с космическими завоеваниями… какая безвкусица.
- Да, - согласилась Каодай. – Но в этом что-то есть, правда?
Она подняла голову, смотря сквозь чёрную повязку ей в глаза. Или Афине казалось, что она смотрела.
- Что в этом есть?
- Жертвоприношения – то, с чего начинается вера. Но картина написана почти в одно время с космическими завоеваниями, на заре Империума, и это наводит на некоторые мысли. Был ли какой-то определённый контекст? Что сподвигло автора написать именно это, пока его коллеги по цеху увлекались более современными сюжетами? Какая сила заставила его писать в старомодном стиле? Увы, на некоторые вопросы у нас нет ответа.
Афина поджала губы, глядя на картину. Мрачные цвета нагнетали обстановку, а лица персонажей – натуженные, серьёзные, словно в ритуальном убийстве они искали своё успокоение, навевали непреодолимое желания поскорее отвести взор. Интересно, как назывался этнос, откуда родом Лиеухань? Имена связанных с ней героев сильно отличались от всех остальных.
Гантрия Империум был государством единой нации.
- Но вернёмся к вопросам. Ты не просто так позвала меня, Афина. Спрашивай, что тебя тревожит.
«Резво», - подумала она. Афина сказала:
- Меня волнует моё наследство. Не то чтобы материальная его часть имеет значение… я не могу получить свой пост главы Общины. Отец готовил меня к ней, но теперь, стоило ему умереть, фамилии сразу же ополчились против, - она скрипнула зубами.
- Ничто так не сближает противников, как появление общего врага, - прокомментировала Каодай. – А потом?
- А потом мистер Канарис, этот плебей-островитянин, вспомнил про Патрисию Дивайн, мою сводную сестру. И подговорил остальных голосовать за неё и её мужа при выборе духовного лидера! Не подумайте, что я жалуюсь, просто… просто есть фундаментальные правила, которые нельзя ни менять, ни нарушать, так что из-за них можно счесть меня недееспособной на посту главы, - объяснила Афина. – Я не хочу, чтобы они забирали то, что по праву принадлежит мне.
Каодай хмыкнула. Она будто хотела что-то спросить, но промолчала.
- И ты, я думаю, хочешь, чтобы некто тебе помог с этим.
- Да. Мне надо принять решение.
Внутри Афины всё сжалось в маленькую точку. Сердце сделало ловкий кувырок, а по ладоням заструился холодный, липкий пот. Это были невыносимые ощущения.
- Ты вольна принимать любые решения, касающиеся твоей жизни. Другой вопрос в том, хочешь ли ты сама принять его, или же тебе необходим толчок. Кто-то, кто скажет тебе, что делать, - сказала Каодай. На губах её заиграла та жуткая полуулыбка, и Афина отшатнулась. – Какое решение?
- Я… я обращалась к юристу. Поскольку я женщина, принять пост я не могу. Но и Саймон, муж Патрисии, не может – он иномирянин! Так вот, юрист предложил мне заключить фиктивный брак с коренным генетерийцем, а потом сместить его. Это нехитрая афера, я справлюсь, просто… - она замялась, сжимая и разжимая кулаки.
Афина нервно потёрла руки, стёрла влагу о деловые брюки. В пиджаке ей вдруг стало жарко, хотя в галерее витала прохлада.
- И тут есть какое-нибудь «но», - закончила Каодай.
- Да. Я… ну, есть кое-какая причина, почему я не могу так поступить. Но это мой единственный шанс, и я не вижу иного выхода.
Она вновь посмотрела на полотно. Теперь оно выглядело иначе: вот юноша, её долг, её обещания и честь, а мужчина с ножом – она сама, и рука Каодай либо остановит её от непоправимого, либо подтолкнёт к нему. Мрачные цвета, бордовый и чёрный, а вместе с тем девственная бледность оголённой кожи… Афина вновь отвернулась. Рембрандт. А ниже всё та же песня: «Домено Холдинг – надёжный посредник межпланетных перевозок…»
Каодай терпеливо ждала, пока Афина соберётся с мыслями.
- Сдаётся мне, это не все трудности. Что-то случилось, Афина?
- Ну-у…
Её недвижимое лицо было как никогда выразительным.
- Так что?
- Патрисия показала мне письма моей матери-тетткетианки, - выпалила она. – Её зовут Латифа. Эта женщина… она писала моему отцу с просьбами увидеть меня, а он не отвечал. В общем-то, получается, на целую половину я тоже тетткетианка.
Но одних слов Каодай оказалось мало, её согнутые в полуулыбку губы требовали побольше подробностей. Афина вздохнула.
- И я подумала, - медленно произнесла она, - делает ли меня моё происхождение плебейкой? Раньше я считала себя патрицией, то есть, согласно одному из правил, я могла стать духовным лидером, а теперь… имею ли я право на борьбу за пост? Если кто-то ещё узнает об этом секрете… не хочу даже представлять, что со мной случится.
- Рано или поздно мы все остаёмся предоставленными самим себе, - сказала Каодай. – Ты боишься показаться парвеню?
Афина потупила взгляд о белоснежный кафельный пол.
- Конечно, боюсь. Это трагедия. Имя моего отца будет опозорено ещё больше, чем он опустил себя уходом из жизни. И моё тоже. Фамилия Мэнс перестанет быть чистой, ведь… ведь она уже не чиста. Среди нас всех только Патрисия оказалась истинной генетерийкой.
Неопределённо качнув головой, словно прогоняя ненужные мысли, Каодай резко выпрямилась. Она достала из рукава сложенную трость.
- Ты не рассказала мне о том, что мешает тебе заключить фиктивный брак. Неужто какой-нибудь обет? Или есть другие причины, о которых не принято говорить в приличном обществе?
- Да я… за кого вы меня принимаете? Все постоянно твердят мне об этом! Я не понимаю! – вскрикнула Афина. Звук эхом отскочил от голых стен. – Что это за причины, что со мной не так? Ну же, ответьте мне!
Она хотела схватить Каодай за грудки её сине-белого наряда, но вовремя себя одёрнула. Женщина не виновата. По крайней мере, точно не в этом. Афина с опустошённым вздохом опустила руки по швам.
- У всех свои дефекты. В Общине не терпят инвалидов, и под эту категорию у вас попадают многие люди. Быть может, духовная инвалидность тоже подходит… Не всем дано быть правильными по факту рождения. Иногда нужно сделать над собой усилие, вставая на истинный путь, - ласково отозвалась Каодай.
Цвета на картине всё сгущались. Рука высших сил уже не останавливала мужчину от кровавого поступка в бреду апофеоза веры. Афина прикусила губу, глядя в безумные глаза героя, широко раскрытые в ужасе и трепетании.
- Я не хочу быть инвалидом, - тихо произнесла она. – Что ещё мне нужно сделать, чтобы перестать выглядеть не так? Отсечь себе голову, ожидая, что отрастёт новая?
Каодай снисходительно похлопала её по плечу.
- Не стоит так самоуверенно уничтожать божественный дар. Сердце может обманывать, вводить во грех и даже поддаваться искушению, но разум человека чист и непреклонен. Вот мой совет: забудь о сердце. Оно тебе ни к чему, - сказала она. – Попадая в капкан, животное отгрызёт себе лапу, чтобы выбраться. Иногда нужно уподобиться братьям нашим меньшим.
- Значит, вы считаете, мне надо выйти замуж.
- Да, я так считаю. Сделай это, и ты поймёшь, что твой дефект – не более, чем пылкий плод взросления в одиночестве, без верного духовного наставника. Не волнуйся. Даже сбившись с пути раз, можно вернуться, как далеко бы не занесло исполинское зло.
Афина смотрела себе под ноги. Кто знает, говорила ли Каодай искренне, или у неё были свои планы на Общину. Быть может, и у неё нашлась собственная картина мира, раз её так увлекало искусство. И раз узы судьбы сковывали даже шею, Афина не считала себя в праве им противостоять.
- Леди Каодай, я… я не рассказала вам кое-что.
Каодай кивнула, слушая.
- Семь лет назад, когда шла миссия просвещения в Тетткете, я познакомилась там с одной девушкой. Её звали Нут. Ну, в смысле, и сейчас зовут. Она была проклятой. Так вот, по каким-то личным причинам Нут помогала мне искать место захоронения Сехмет, сопровождала меня в этой их дикой пустыне на севере, - Афина остановилась, думая, что можно озвучить, а что лучше сохранить в тайне. – И я их нашла. Мы их нашли. Но когда пришло время делать раскопки, я… я подумала… а что случится с Нут, если раскопать Сехмет? Это было так неправильно – ворошить чужое… И по моему слову эксгумация не состоялась. В этом году повторился всё тот же сценарий: мы встретились, только по разные стороны баррикад, и я снова отступила. Ничего не вышло. Из-за меня.
Повисла тишина с бормотанием фоновой рекламы в других залах. Даже шаги посетителей стихли.
- Ты жалеешь? – спросила Каодай.
Это было вопросом, на который Афина боялась дать ответ – боялась даже подумать о правде.
- Нет. Мне не жаль, - призналась она. – Я хочу… на самом деле, я хочу совсем другого, я… Понимаете, леди, мы были рождены на одной планете, чтобы быть друг с другом – я в это свято верю. Обстоятельства разлучили нас.
- И ты никогда не задумывалась, с чего бы тебе хотеть этого? Полагаешь, это обыкновенные слепые мотивы?
Афина сжала кулаки крепче. Вот-вот мужчина принесёт в жертву своего сына, этого белоснежного юношу… и никто его не остановит.
- Я думала об этом. И я знаю, - строго ответила Афина. – Это знание только усиливает мою уверенность в том, что я не должна так поступать. Я не могу. Это ещё неправильнее, чем мой… дефект.
Каодай рассмеялась, громко и пронзительно. Этот смех был подозрительно похож на хохот Сехмет в голове.
- Теперь я понимаю, - усмехнулась она. – Выбирать надо умом, Афина. Всего не съешь, всех не накормишь. К кому-то придётся обернуться спиной, но к кому – решать тебе.
Эпизод 27
СЕХМЕТ’А-САХХА
«Свадебное агентство «Белый лебедь» - организация и декор свадьбы, индивидуальный подход и современность; окажем услуги для молодожён любого вероисповедания. Наши двери открыты для всех!»
Локальное генетерийское телевидение
11.14.1489
Афина обнаружила себе посреди бескрайней разгорячённой пустыни. Циничный свет белеющего в лазурном небе солнца рассеивался повсюду, да так, что в лучах каждая песчинка блестела исполинским пламенем. Но это, конечно, лишь громкие слова – на деле помимо песка ничего её не окружало. Ни странного света, ни знойной дымки, ни рисунков миража… один лишь песок.
Пустыня казалась нереальной.
Афина провела ладонью по голове и неожиданно для себя наткнулась пальцами на густые вьющиеся волосы, чёрные и мягкие. Из-за волос по шее градом катился горячий пот. Афина похлопала по карманам штанов в поисках резинки или ленты, пыталась найти нож, но ничего такого не было. Только песок. Песок проник даже за пояс, в обувь, в волосы, и едва ли он не сыпался в рот.
Солнце поднялось ещё на метр в зенит. Оглянувшись по сторонам, Афина вздрогнула – на горизонте показался сплошь чёрный силуэт. Она отпрянула назад, однако бежать было некуда, потому что вездесущие дюны, словно кандалы, сковали лодыжки. Афина с шуршащим звуком повалилась на землю.
Когда свет солнца притупился, Афина поняла, что силуэт её настиг.
- И вот мы снова здесь, - беспечно сказала Сехмет. – Хватит валяться, вставай.
Этот голос был до боли ей знаком.
Никогда прежде Сехмет не являлась ей во сне, лишь наяву, но всё, как говорится, бывает в первый раз. Афине было не до шуток. Отняв руку от лица, она взглянула в хитро сощуренные красные глаза напротив. Сехмет милосердно протянула ей руку.
Вдруг песок стал не таким горячим и удушающим, не таким цепким, а солнце словно на единицу утратило привычный жар. Афина поднялась на ноги и с подозрением посмотрела на Сехмет. Та держалась легко: скрестила руки, склонила голову вбок. Она приходилась на полголовы выше, прямо как… как Нут.
Нехотя Афина стала замечать всё больше и больше знакомых черт. Вот тут родинка слева под губой, вон там шрам над бровью, широкая ссадина на правой руке, под костяшкой указательного пальца. Но лицо, голос – они были чужими. Этот взгляд выдавал Сехмет с потрохами, чей бы лик она не принимала.
- Чего ты хочешь? – спросила Афина, косясь в сторону.
Сехмет вскинула брови.
- Ничего. Мёртвым ничего не нужно. Другое дело – живым…
- Ты вводишь меня в искушение! – воскликнула она.
Вскрик скрыл шелест песчинок и ненавязчивый шум ветра, горячего, словно дули из огромного фена. Лицо защипало от зноя.
- Нельзя совратить священника, - ответила Сехмет. – Разве мы не сошлись на мнении, что я – плод твоего воображения? Воображение не может искушать всякие… заблудшие души.
- Как поэтично, - огрызнулась Афина. – Мне ничего от тебя не нужно. Уходи.
- Правда?
Обернувшись, она наткнулась на пристальный алеющий взгляд из-под густых бровей.
- Правда, - сказала она.
- А я так не думаю.
Ветер зажужжал в ушах. Афина смотрела на горизонт, отчаянно пытаясь найти выход из кошмара. Ну, бывали сны и пострашнее, но, во всяком случае, дружеские беседы с Сехмет – сомнительное удовольствие. Даже для снов.
Афина попыталась обратиться к сенсорному чувству. Ток энергии хлынул по венам и резко прервался, стоило только начать пелене пустыни рассеиваться.
- Выпусти меня! – крикнула она в пустоту.
Сехмет, шурша, подошла ближе и коснулась её оголённого плеча. Кожу словно обожгло кипятком, Афина отшатнулась.
- Никто тебя не держит здесь. Только скажи – я помогу. Лишь я знаю, чего ты хочешь, - прошептала Сехмет. – Прекрати обманывать себя.
Как только жар отступил, Афина резко вскочила с кровати и раскрыла глаза. По спине градом катился холодный пот – она посмотрела на скомканную простынь и поняла, что та насквозь сырая вместе с лёгким пододеяльником. Афина провела ладонью по голове, стёрла влагу. Сжала и разжала кулак. В комнате раздавался лишь тихий шелест тюля, создаваемый мягким морским бризом. Воздух кругом в самом деле накалился и едва ли не рябил.
Глянув на кондиционер, Афина заметила неприятно потухший индикатор и пульт сверху, на запыленном корпусе. Немудрено, что под такие температуры сны будут сниться самые разные. Но и слова Сехмет её не отпускали; казалось, словно это всё – шёпот, голос, видения – взаправду, от этого не скрыться, как бы она ни старалась, ведь зло – оно уже внутри…
Афина резво прогнала из головы все жестокие мысли и принялась стягивать простынь. Дом Мэнсов стоял в пригороде подобно памятнику архитектуры, древний, как свет. Здесь не были предусмотрены ни встроенные экспресс-сушилки, ни турбо-стиральные машины, ни система искусственного интеллекта. Ища на стене дисплей управления, Афина вдруг поняла, насколько сильно отвыкла от этого места.
«На Дхаммавичая всё-таки интерьер был технологичнее», - подумала она.
После смерти Нестора фамильный дом совсем опустел, и лишь прибывшая Патрисия со своим мужем задавали здесь тон быта. Патрисия разобрала все антресоли и кладовки, тайники, даже стол почившего мистера Мэнса, - что Афина сочла крайней степенью неуважения – затем перебрала содержимое сейфов и наверняка порылась у Нестора в матрасе. Во всяком случае, конечно, её право – устанавливать в своём доме свои правила… Но Афину такое хозяйское поведение раздражало до дрожи. Она сама не решалась тут командовать, а Патрисия!
Прицепив простынь на балки за окном, Афина вытряхнула подушку без наволочки, повесила следом пододеяльник и снова опустилась на кровать. Подумать было о чём. Две недели неумолимо катились к выходным, а срок, данный на так называемое «соревнование» стремительно подходил к логическому концу. Афина не продвинулась ни на шаг. Беседа с Каодай, безусловно, придала ей уверенности в собственной упёртости и верности обещаниям, какими бы они ни были, но с каждым днём, проведённым за рабочей суетой, она всё скорее разочаровывалась в такой радикальной категоричности.
Экспедиция в Тетткете – это было просто. Надо найти захоронения, значит, надо… Во второй раз Афину не пришлось уговаривать не наломать дров на ровном месте. Однако с момента смерти Нестора жизнь словно повернулась спиной: ничего не ясно, некому приказать, некому указать дорогу.
Афина уставилась на стену невыразительного светлого цвета и подумала: «Долг есть долг. Отец пусть и мёртв, пусть и не составил нормального завещания, но долг передаётся и без юридических прелюдий».
На первом этаже громко хлопнула входная дверь, нечленораздельно заверещал громкий голос Патрисии. Афина встала и с подозрением прищурился. Кто это пожаловал с утра пораньше? Ко всему прочему, она отчего-то была уверена, что Патрисия наверняка спит до обеда или ещё дольше – раньше ей не приходили в голову мысли о строгом режиме дня моделей. Афина наспех натянула майку напрягла сенсорное чувство. Техника показывала однозначный результат – это кто-то из Общины.
Спустившись вниз, в главной гостиной она первым делом заметила Патрисию в кислотно-розовом коротком халате, блестящем на свету, а следом её взгляд наткнулся на Ханну очень недовольного и уставшего вида. Ханна неприкаянно стояла у порога с чемоданом в руке.
Патрисия обернулась на скрип лестницы и поспешила объясниться:
- Ой, привет! Я думала, ты будешь отсыпаться после дороги. Ну, наверно, мы тебя разбудили. Это Ханна, она немного поживёт у нас, потому что…
Афина медленно подошла поближе, скрестив руки на груди.
- Ну привет, - сказала она, разглядывая Ханну. В ней ничего не изменилось, а ведь Афина в последний раз видела её в тот день, когда прогнала с ресепшена.
- Ну здравствуйте…
- Так вот, из-за ситуации в Тетткете оставаться на островах нежелательно, а мистер Канарис лёг в больницу, - при этих словах Афина ощутила всплеск злорадства, - а Ханна бы осталась одна, ведь Линн сейчас не на Нун, так что… короче, я предложила ей пожить у нас, пока мистера Канариса не выпишут.
Афина снисходительно покивала головой.
- Вообще-то я тоже здесь живу. Ты не подумала спросить меня?
Патрисия виновато, даже жалобно, скорчила лицо, посмотрела ей в глаза с высоты своего роста. Она сказала:
- Ну-у, это же мой дом! И Саймона, конечно. А он был не против, наоборот, за! Разве ты не рада видеть свою… вы же родственники, нет?
Она смотрела то на Афину, то на Ханну – лица у низ были совершенно одинаковые, недовольные и самую малость озлобленные. Однако по Ханне нельзя было сказать, словно она совершенно не рада находиться здесь. Будто она только мечтала о побеге из родительского дома.
- Нет, - отрезала Афина. – Ханна, что с твоей матерью? Почему ты не осталась с ней?
Ханна опустила взгляд на ручку чемодана.
- Да не стой, проходи, - пробормотала Патрисия.
- Мама сейчас не может приехать, она занята, - объяснила она. – Короче, её тоже нет дома. И всё.
Как ни старалась, но Афина не могла вспомнить ничего о миссис Канарис. Она предпочла не устраивать допросов и молча отступила в сторону, позволяя Ханне поставить чемодан в угол для багажа и разуться. Патрисия ускакала включать телевизор и ставить чайник. Афина бы хотела ей припомнить, что пить чай на завтрак в Генетейре не принято, но снова промолчала.
По телевизору всё крутили одну и ту же рекламу. Гарнитура связи, новые интернет-маркеты, услуги по Афилантесу, свадебное агентство, реклама юридических услуг, продуктовых магазинов, доставки, билетов в Сан-Барческо, реклама трудоустройства в миротворческие ряды Интерпола, в исследовательские гильдии и компании… Афина листнула на следующий канал, а там играла старая песня. Здесь рассказывали о горящих путёвках на Манораджан, на фестиваль и сопутствующие развлекательные программы.
Она ненароком подумала, что, стань Саймон Дивайн главой Общины, он ни за что не откажется от приглашения поехать на Манораджан со своей женой – на фестиваль, о котором он наверняка слышал в первый раз. Одна эта мысль показалась Афине ужасающей. Или, чего хуже, поедет этот Панкрат и наверняка прихватит с собой Ханну… Катастрофа!
Очевидно, Афину они выгонят сразу же, стоит Саймону принять пост. И никакого фестиваля ей не видать, даже если вдруг объявится Трейдттор и достанет последние билеты, и тот наверняка прежде потребует вернуть деньги. Ещё и деньги!
Афину глубже и глубже погружалась в раздумья, и звуки переливающейся всеми цветами радуги рекламы стихли на фоне громкого набата в черепной коробке. Словно бы голоса предков разом твердили, как молотом по наковальне: «Долг! Долг! Долг! Ты должна! Никаких плебеев!» Афина и думать забыла о своей матери-тетткетианке – ну, с кем не бывает, она ведь всё равно её не знала до недавних пор.
«Долг!» - вскрикнули барабаны в последний раз, тираду прервал голос Патрисии:
- В общем, я думала приготовить на завтрак эту… тиропиту! Саймон купил яйца и сыр, для теста всё есть. Ханна, ты когда-нибудь ела?
Ханна нашлась без чемодана, сидящая на подлокотнике.
- Ну, мама готовила иногда. Обычно со шпинатом, но это по-другому называется. А вы умеете готовить?
- Неужели кто-то не умеет?
- Знаете, не в обиду, но у нас принято, что иномирянки и иностранки не умеют, потому что не воспитаны как генетерийские женщины…
Патрисия на мгновение замолчала. Афина восхищённо подумала: «А вот это было хорошо! Пусть знает, кто она тут – иномирянка. Никто и не посмотрит на её происхождение».
- Да ладно, я ведь выросла здесь. Меня воспитали мать и мистер Мэнс, - сконфуженно ответила Патрисия. – Я не забывала о своей родине там, в Элае.
Ханна, поджав губы, согласно промычала.
- Ладно, ваша взяла. Но я лучше помогу.
- Да-да, конечно… Афина, а ты?
- Что?
- Не хочешь присоединиться?
Сказано это было таким тоном, словно бы Патрисия желала отомстить ей за слова ранее – надменно и свысока. Настоящий тон хозяйки своего дома; только вот Патрисия таковой не была. Она была чужаком, гостьей, которая решила, что может распоряжаться этими новыми владениями хотя бы по той простой причине, что одному гордецу выгодно её положение на месте послушной жены с кучей детей. Афина стиснула зубы – так и быть!
- Ну давай, - неохотно согласилась она.
Из-за барной стойки она наблюдала, как Ханна и Патрисия достают все компоненты для пирога. Молотый перец в таре для приправ, сыр и творог из холодильника, несколько яиц в грохотке оттуда же, бутылёк оливкового масла, соль, молоко… Следом показалось купленное тесто с замудрённым названием, которое Афина успела позабыть. Ханна ловко опрокинула творог в коллекционную фарфоровую миску.
Заметив знакомый синеватый цветочный узор, Афина встрепенулась.
- Эй! Это же из коллекции. Где ты их взяла?
Она возмущённо смотрела на недоумевающую Патрисию снова с этим приторно-виноватым выражением.
- Да в кладовке в шкафу. Тут не было посуды! Мне, что, с пола есть? – она всплеснула руками. – На них не написано – раритет какой или так, посуда для простых смертных.
- Что же, теперь ты знаешь! – воскликнула Афина. Она подошла и вырвала у Патрисии из рук вторую миску. Та пошатнулась.
- Но где нам готовить?
- Поищи другую посуду.
Ханна медленно отошла от тарелки с творогом, со стороны наблюдая за разворачивающимся бытовым скандалом. Она хотела бы вернуть творог обратно в покупную тару, да только ту Патрисия уже успела отправить в урну.
- Ты говорила мне больше не лезть в вещи Нестора!
- Так ты всё-таки лезла? И прочитала те письма, да?
- Нет! Нет, я не читала! – с нажимом произнесла Патрисия. – Я не такая!
- И зачем же ты их искала?
Патрисия замолчала. Глаза её покраснели, в уголках глаз начали собираться мелкие слезинки, и Афина самодовольно фыркнула. «Ну, заплачь тут ещё!» - подумала она.
- Они мне попались случайно, я же говорила… и я ждала тебя, чтобы ты их прочитала. Не я дочь мистера Мэнса, и никогда ею не стану, - сказала Патрисия. Она отвернулась к столу, опустила голову. – Где мне взять посуду для готовки?
Афина небрежно поставила миску на барную стойку, старый фарфор зазвенел.
- Под антресолью справа по коридору есть стеллаж, там стоит коробка, вот и найдёшь, - объяснила она. – Потом вернёшь всё это на место.
Не отвечая, Патрисия быстро зашуршала босыми ногами по полу. Они остались наедине с Ханной и творогом, прочими ингредиентами, вопрошающе глядевшими на них обеих с кухонного стола. Неловко дёрнув плечами, Ханна принялась рассматривать молотый перец.
- Кстати, если вам интересно, Орест недавно уехал в Кансей учиться, - невпопад сказала она.
В памяти у Афины всплыл подслушанный по дороге к гробнице разговор.
- Успехов ему в учёбе, - отрешённо ответила Афина. – На кого поступил?
- Да вроде на археолога.
- Неудивительно…
Про себя она усмехнулась: «Захочешь после таких впечатлений ещё копаться в песке, как же. Просто сбежал, куда взяли – в Кансее с археологами туго».
- А что с вами тогда случилось? – продолжила Ханна. Нехотя Афина распознала искренний интерес в её голосе.
Пожав плечами, она равнодушно сказала:
- Я пошла искать одну старую знакомую, но след оказался ложным. Потом я застала взрыв. Вот и всё.
Ханна усмехнулась:
- Вы, что, дрались, пока искали?
Афина бегло провела по рубцу над бровью, в том же месте, где шрам был и у Нут.
- Да просто ударилась. Какая разница? – раздражённо пробормотала она.
- Я думала, вас защищает асфалеас…
- Ну, не так-то оно и просто.
Следом вернулась Патрисия, поникшая и порядком растерявшая привычный энтузиазм. Она поставила на барную стойку громоздкую пластиковую коробку и стала поочереди выгружать тарелки, миски, стаканы и чашки, ножи и вилки, ложки; Ханна кинулась ей помогать распутывать пузырчатую полиэтиленовую упаковку. Когда с распаковкой было покончено, они вывалили творог в бытовую посудину под строгим присмотром Афины. Патрисия сокрушённо вымыла миску и аккуратно сложила её на стеллаж.
Готовили они в гробовом молчании под звуки трещащих по телевизору новостей. Как на зло с экрана вещала Сатия Интерспейс. Афина задумалась – что означает это слово «сатия»? Ни в одном языке она ранее не встречала аналогов. Быть может, имя собственное.
Патрисия аккуратными листами выкладывала на противень листы размороженного теста, пока Афина заканчивала смешивать начинку из творога, солёного сыра и перца. Ещё туда шли взбитые яйца. Ханна под молчаливые команды поливала тесто оливковым маслом из дозатора на крышке.
Когда Афина отложила в сторону венчик, голову обдало жаром, а в мыслях раздался инородный голос, знакомый до кома в горле.
«Какое невежество! Пользоваться коллекцией покойника… Считает себя хозяйкой в твоём доме, а? Я бы её выгнала», - громко прокомментировала Сехмет. Она продолжала: «А ведь все твои проблемы решаются так просто. Никаких мук, никаких сложных решений. Пусть боги решают за людей. Каодай об этом говорила. Ты же её послушаешь, а?»
Замерев, Афина прислушалась к голосу. Первой реакцией было воззвать к литании Фортуне, но, как показывала практика, всякие молитвы против Сехмет оставались совершенно безрезультатными. Вторая реакция – дерзко парировать. И вдруг Афина не нашла слов против.
Тогда она повторила свой вопрос: «Чего ты от меня хочешь?»
Сехмет отвечала: «Мне ничего от тебя не нужно. Другой вопрос – что нужно тебе…»
«На что ты намекаешь?»
«Ты знаешь».
Словно следуя таинственному порыву, Афина развернулась и посмотрела на Патрисию. На её светлые локоны, идеальную укладку, ядовито-розовый короткий халат – короткий настолько, что видно ягодицы и краешек таких же розовых стрингов. Какая безвкусица… Афина снова смерила взглядом её спину, опираясь о стойку.
Венчик покатился по столу.
«Ну и?», - нетерпеливо спросила она. «Хочешь подбить меня на сделку? Попросишь мою душу или что?»
Сехмет хохотнула: «О, нет. Я же не изверг. Мне ничего не нужно взамен – у богов и мёртвых сходство в том, что у нас нет желаний».
Афина повернулась к стойке, уставилась на след яичный след от венчика. Патрисия тем временем закончила с выкладкой теста на противень и в ожидании протянула руку. Ханна позвала:
- Остались яйца.
- Да, конечно, - заторможенно отозвалась Афина.
Она отдала миску Ханне. Пирог был почти готов – осталось лишь поставить его в духовку, установить время на таймере и ждать. Патрисия захлопнула прозрачную крышку с индикаторами температуры, времени работы духовки, режима с соответствующими иконками, забралась на барный стул с кожаной обивкой.
Афина стёрла пот с ладоней о штаны. Сердце в груди отчего-то трепетало, как перед прыжком с обрыва, по спине снова катились мерзопакостные холодные капли, похожие на осенний дождь за шиворотом. Стало невыносимо душно. На шее сжались горячие тиски – были ли это руки Сехмет? Афина выдохнула, напрягла сенсорное чувство, но духа поблизости не оказалось. Она спросила в мыслях: «Эй! Ну так что?»
Однако в голове и в доме воцарилась пронзительная тишина. Духовка пощёлкивала, пирог начал медленно подниматься, послышался приятный аромат слоёного теста и запечённого солёного сыра. Ханна нетерпеливо постукивала по столу. Патрисия вдруг вскочила; локоть её задел края коллекционной миски, та соскользнула с глянцевой поверхности стойки и с грохотом разбилась, столкнувшись с кафельным полом.
Это была последняя капля. Гнев, как стремительный выстрел лазера, пронзил каждую клеточку тела насквозь. Афина остервенело посмотрела сначала на Патрисию, скорчившую испуганное лицо, следом – на осколки тарелки. Она едва ли могла сказать, на что похоже было её собственное выражение в тот момент. Внутри она ощущала лишь непреодолимую злобу, такую, что, попадись ей под руку бластер, Афина бы обязательно выстрелила.
Прежде, чем Патрисия успела опомниться и начать причитать с извинениями, Афина закричала:
- Ты издеваешься? Ты делаешь это специально, да? Ты… Патрисия! Гадишь в моём доме!
Патрисия попятилась назад, наступила босой ногой прямо на осколки и коротко взвизгнула. Она прикрыла рот ладонями, но сразу же опустила – схватилась на окровавленную пятку. Принявшись вынимать осколки, она привалилась к стене.
- Безмозглая дура! Только и портишь мне жизнь! – продолжала Афина. – Я всегда жалела, что отец притащил вас, городских нищих, в этот дом!
По щекам Патрисии покатились крупные капли слёз. Нижняя губа её, раздутая от силикона, дёргалась, словно она хотела что-то сказать, что-то ответить. Но продолжала молчать. Её жалобное выражение, всё красное и перекошенное, злило Афину так, насколько вообще могло злить человеческое лицо одним своим видом. Она со всей силы ударила кулаком по столу.
- Хватит реветь! Убирай это! – крикнула Афина, махнув на красноватые осколки.
Патрисия мигом выбежала из студии и пошлёпала по коридору к первой ванной, оставляя на полу кровавые следы.
Тут ненавязчивым шорохом в сознании раздался шальной голосок какой-то тёмной стороны, словно Афины стало двое: «Если бы её вдруг не стало… Как хорошо мне бы жилось! Никаких проблем! Это всё из-за неё, из-за этой… тупой…» Афина одёрнула себя от продолжения фразы, но сказанное уже никуда не выветрилось из её головы. Оно засело там так плотно, что никакой электрошоковой терапией не выгонишь. Эта злоба… она пронизывала каждый капилляр, каждую артерию.
- Я же говорила… у иномирянок нет никакой аккуратности на кухне, - сказала Ханна.
- Скотина, - пробормотала Афина.
Тело снова обдало жаром, но не от скопившегося пучка эмоций, а от чего-то другого. Услужливый голос Сехмет пропел, передразнивая: «Ну так что?»
Афина зажмурилась. Она проводила взглядом след на полу, подумав, что и его она заставит Патрисию стереть. Сехмет же она ответила: «С меня хватит! Избавь меня от этого! Я так больше не могу».
«Иди и смотри», - ответили на том конце.
Афина взяла вафельное полотенце и двинулась по следам, стараясь не вляпаться в чужую кровь. Остановилась она в нескольких шагах от раскрытой двери ванной. Патрисия сидела на бортике, промывая ранки под пышущей паром струёй, выковыривала мелкие осколки.
«На что смотреть?» - подумала Афина.
Но Сехмет не заставила себя долго ждать. За спиной Патрисии на короткое мгновение материализовался чёрный силуэт, в грудь ей вонзилась рука, и Патрисия, раскрыв рот, повалилась на пол белоснежный кафельный пол. Афина медленно подошла и посмотрела на неё сверху вниз. Она подумала: «При внезапной остановке сердца так сразу не падают. Секунд десять… двадцать.»
Сехмет ответила: «По тебе так и не скажешь, что хочешь дать ей шанс оправиться», Афина молча согласилась.
Когда минуло с минуты две, зрачки Патрисии расширились, тело её совсем обмякло, и кран закрылся – сработал датчик движения. Афина знала, что из ванной до кухни звук не долетает, и Ханна едва ли слышала, как Патрисия падает, поэтому не прибежит проверить, что случилось. Её следовало позвать самостоятельно. Но прежде всего Афина присела на корточки и коротко улыбнулась.
- Вот так-то, - тихо сказала она. Затем крикнула: - Ханна!
Эпизод 28
ДЖЕК ВИНКОВСКИ
«…регистрация на посещение отдельных мероприятий фестиваля Второго Нулевого дня заканчивается уже четырнадцатого числа текущей декады по системному времени. Спешите приобрести билеты! С подробным списком всех мероприятий, доступных для входа всех желающих, вы можете ознакомиться на нашем сайте…»
Выпуск телеканала Сатия Интерспейс
12.14.1489
Генеральный секретарь Интерпола по фамилии Винковски уныло глядел на экран, на снимки разрушенных зданий и подстанций межпланетной связи. Он то припадал губами к стакану с холодной водой, то вертел в руках стилус для планшета, то озирался по сторонам, словно пытаясь найти выход. Но его окружали одни должностные лица – Нил Рейн, Владислав Исаков, директор Совбеза по вопросам терроризма, и ассистент. Не найдя в помещении хоть кого-то здравомыслящего, как он сам считал, Винковски совсем поник и отвернулся.
Нил Рейн продолжал объяснять, тыча в экран:
- Вот, видите? Это было посольство Генетейры, а это – ну, сами подумайте… просто гостиница в туристическом квартале, а вот здесь у нас… - он наклонился к монитору компьютера, - а вот и административное здание.
Он пролистнул дальше, теперь перед Винковски высветились снимки со спутников, выведенных из строя.
- Так-так, это уже редкие кадры в наше время. Диастима больше не способна высылать фотографии, теперь придётся кататься туда и собирать их вручную. Да и попасть на Нун… словом… затруднительно и без того… - сказал Нил, - а тут ещё, посмотрите, мистер генсек, - он указал красной точкой лазера на левитирующие в вакууме обломки центрального отсека орбитальной станции: куски компьютера, мелкие детали от устройств связи, провода в небольшом количестве, груды металла и пластика, - это наш поверженный опорный пункт. И даже части ваших людей.
При этих словах Исаков отрезвляюще кашлянул в кулак, но Нил Рейн не обратил на него ровным счётом никакого внимания, продолжая смотреть фотографии. Винковски сделал ещё один глоток.
Как правило, желая повстречаться, руководство Совбеза и Интерпола выбирало нейтральную территорию, – тот же пресловутый саммит холл, - однако на этот раз председатель уговорил Винковски лично явиться в штаб-квартиру, в помещение этажом ниже зала с установкой Лидера и всем прочим. Это уже был жест неуважения. Нилу и не стоило рассчитывать на какую-либо поддержку от коллег – так считал Исаков.
- Выражаясь простыми словами, я хочу сказать, что все те деньги, которые пошли на мало-мальски исправление ситуации в Тетткете не окупили себя. Видите? Все эти разрушенные здания были построены на взносы стран-членов, а не даром. И где они теперь? Где их – и наши в том числе – деньги? – заключил Нил Рейн.
Винковски скучающе посмотрел на него.
- Что вы подразумеваете под словами «ситуация в Тетткете»? – спросил генсек.
Оживившись, Нил развернулся и развёл руками, словно ответ – самое очевидное рассуждение об окружающем их мире.
- Да всё.
- Да? – издевательски протянул Винковски. – Что «всё»?
- Всё… я хочу сказать про смерти, теракты, убийства, наших пленных и общее недовольство. И их пленных среди нас. И двойных агентов, и прочее, - затем они притормозил. – Вы ведь уже нашли себе парочку, я прав?
Исаков снова кашлянул.
Генсек удручённо кивнул головой.
- Конечно, конечно. Капитан Валентайн занимается этим, да не он один. Пока вы копаетесь в песочнице, мистер Рейн, в своём Тетткете, мы мыслим шире, учитывая более глобальные угрозы. Например, килограммы взрывчатки в Аттрашан Парке известного происхождения, - медленно произнёс Винковски. – Так спросите же себя: кому здесь нужен призыв к действию?
Нил уже открыл рот для ответа, но, стоило генсеку завершить пламенную речь, мигом захлопнул рот до скрипа зубов. Глаза его стали ещё уже, взгляд метнулся на Исакова, который, ко всему прочему, молчал и не спешил никого одёргивать.
- Простите? – переспросил он.
Ассистент протянул Нилу планшет. По экрану покатился длинный текст засекреченного отчёта, снимки, адреса, номера телефонов и гарнитур.
- Мы решили не разводить шума в Аттрашан Парке накануне праздника. К тому же ещё неизвестно, существует ли эта взрывчатка точно, но одно мы знаем наверняка – такая угроза уже нависает над культурным центром. Осталось лишь найти её, - он повёл плечами. – Кому это делать, если не самим тетткетианцам? Таковы были наши рассуждения.
Нил Рейн побледнел от злости.
- И когда вы собирались сообщить об этом мне?
- Разве Интерпол обязан отчитывать перед оператором Лидера? – хохотнул Винковски. – Сдаётся мне, настолько широкими полномочиями вы не наделены.
- На самом деле… - подал голос Исаков, но Нил его перебил:
- О, ещё как наделён! Вам и не снилось! Всё надеетесь на себя, на деньги, на этот компьютер, да? Только вдумайтесь – вся ваша работа зависит только от приказов искусственного интеллекта, которые фильтруют другие люди и доносят вам. Здесь на всякого начальника свой начальник. А на верхушке – этот компьютер. Кто решил, что машине можно доверять вершить судьбы людей?
- Слушайте, таков устав. Ничего нельзя с этим поделать.
Исаков, повысив голос, сказал:
- Господа, вернёмся к теме тетткетианского кризиса. За этим мы и собрались, разве нет? Не будет отнимать время господина Винковски, мистер Рейн.
Он подвинул ему кресло, и Нил, всё ещё злой и резкий, мешком опустился на мягкое сиденье из искусственной кожи.
- Устав! – воскликнул он. – Много вы пунктов выполняете из этого устава. Просто признайтесь, Винковски, вам выгодно, что ответственность за принятые решения лежит на программе, а не на исполнительных лицах, ведь об этом гласит один из перечней устава?
- Мистер Рейн…
- Молчать!
Он ударил по столу, да так, что изображение на экране вместе с компьютером задребезжало. Лицо его стало ещё на оттенок белее, почти как старое полотно самаритянского флага.
- Это я ваш начальник, а не искусственный интеллект, - Нил постучал пальцем по столешнице. – Хотите заниматься халлидами самостоятельно – ваше право, но будьте добры согласовывать свои действия со мной и советом директоров. Мистер Исаков, Винковски докладывал вам о вербовке агентов?
Момент истины – Исаков хорошо это понимал. Он посмотрел на скучающе опущенные морщины генсека, взглянул на его встревоженного ассистента, промелькнул взглядом по стаканам воды, по кувшину… пожевал нижнюю губу и как следует подумал над ответом. Исаков стоял перед, быть может, важнейшим выбором в своей жизни – сказать правду или соврать.
Нил Рейн выжидающе сверлил в нём дыру своими абсолютно чёрными глазами. Исаков выдохнул.
Ему вспомнились миротворцы, штурмующие Тетткет в незапамятном прошлом. А потом – выражения коллег из совета директоров. Да чего там! Одно только лицо Нила стоило многого; одно его меткое словцо вводило в непонятное смущение.
- В общем-то… - пробормотал Исаков, - ну, знаете, мистер Рейн… прежде всего я получаю информацию обо всех операциях, касающихся профилактик терроризма и борьбы с ним, так что…
- Так что? – поторопил председатель.
- Короче говоря, я не получил никаких сведений.
Нил Рейн протянул многообещающее «м-м-м», откинувшись на спинку кресла прямо напротив Винковски. Экран готовился потухнуть, и они остались в клубящемся полумраке из злости и раздражения с примесью откровенной неприязни.
- Но, если так посудить, вербовка агентов – дело строго секретное, понятное дело, что так вышло. Да и вообще… вы знаете, мистер Рейн, у нас существуют всякого рода негласные правила, поэтому стоило бы их придерживаться, особенно, если речь идёт о таких вот… всякого рода… ситуациях, - затараторил Исаков, губы его двигались с трудом, зато язык молол оправдания подобно хлебобулочной заводской резке. – В этом нет ничего криминального, мы могли бы вернуться к теме разговора.
- Это какие ещё негласные правила? – оборвал Нил.
- Да вот… да взять тот же Тетткет. Вот пример. Наше с вами положение. Такие случаи уже бывали, обычное обострение, скоро всё стихнет, а у нас не принято суетиться попусту, если халлиды или, кто там был, лигшаты, не выходят за пределы региона. Пусть там варятся в своём котле религиозного экстаза, - объяснил он. – Аттрашан Парк – дело другое, нет времени ждать…
Нил Рейн молчал. Заглянув ему в глаза, Исаков мог бы увидеть, как вращаются в голове начальника шестерёнки, полыхающие смазывающим маслом. Однако внешне Нил оставался достаточно спокойным – сидел в кресле, стучал пальцем по колену, отрешённо смотрел на Винковски, старательно игнорируя бледного ассистента.
Но у генсека были и свои козыри в рукаве.
- Мистер Рейн, - учтиво начал он, - вы так любите говорить о работе строго по уставу, вам так нравятся правила, что вы создаёте впечатление абсолютно законопослушного человека. А что на деле? Я смотрю и вижу, как вы ловите несчастного мистера Бонда в бегах от смерти, заставляете его сидеть на привязи и делаете с ним… всякое…
Взгляд Нила сфокусировался на рту Винковски. Он собрался и сел ровно.
- Танталия-сити – надёжное место, оторванное от реальности, но там у Интерпола есть глаза, - сказал генсек.
Исаков с немым вопросом взглянул на начальника.
- Мистер Рейн…
- Довольно, Исаков, - холодно отрезал Нил. – Похоже, мы никогда не придём ни к компромиссу, ни к единому решению. Пусть так. Занимайтесь своими агентами. Но если взрыв прогремит, Винковски, своего поста вам не видать.
Генсек победно улыбнулся, а ассистент выдохнул. Он даже осмелился поднять подбородок, окинув взглядом собеседников свысока.
- Тогда я выдвину вам встречное условие, если позволите.
- Выдвигайте.
- Джентльмены, да что мы, в самом деле, в детском саду? – встрял Исаков.
- Так будьте джентльменом – не перебивайте, - серьёзно ответил Нил. – Прошу, Винковски.
- Если я вдруг узнаю, что Вильям Бонд покинет Танталию мёртвым… или, скажем так, после его кто-то волей случая застанет не в сознании… будьте уверены, мистер Рейн, я заставлю вас припомнить каждую букву закона.
Нил Рейн натянуло улыбнулся, вскинул руки в примирительном жесте.
- Так тому и быть, - беспечно заключил он. – Вернёмся к тебе нашей беседы?
- Что вы хотели обсудить?
- Строго говоря, меня волнует вопрос введения военного положения в Тетткете в связи со вмешательством миротворческих сил… волновал. Это вряд ли возможно, - сказал Нил.
Исаков вытянулся в кресле, кашлянул.
- Для введения миротворческих сил восемьдесят процентов стран-участниц должны выдать соглашение, плюс ко всему, требуются соглашения всех местных управлений, - прояснил он. – Вы знаете, долгая процедура. Если и говорить о ней, следует заикаться о миротворческой миссии только после фестиваля.
- На Манораджан предостаточно сотрудников. Сверните миротворцев и отправьте из в Тетткет – что тут сложного? А соглашения – это проблема второго плана… В шестьдесят шестом не нашлось ярых противников операции. Но, безусловно, я понимаю риски.
Нечто в лице Винковски переменилось. Он словно стал спокойнее, менее раздражённым или, как ранее, равнодушным. Тема миротворцев касалась его в самую первую очередь.
- В таком случае мне стоит начать переживать об успехе операции в Аттрашан Парке, - медленно произнёс Винковски. – Мои люди нужны там, а не в Тетткете. Штат Совета безопасности по вопросам тетткетианских проблем на то и создан, чтобы сидеть в пустыне и контролировать обстановку там. Они не справляются?
Нил Рейн вздохнул.
- Говорю вам, этого недостаточно. Я показывал вам снимки. Вы хоть представляете, во сколько обойдётся строительство всех богатств по-новой? А подстанции Холл-линка? А компенсации семьям погибших? Эти траты будут копиться и копиться, как число халлидов. Рано или поздно наш пузырь «потом» лопнет, и боги знают, что из него выпадет.
- Стало быть, вас тревожат вопросы бюджета, - осадил Винковски.
- И его в том числе, - с нажимом ответил Нил. – В первую очередь перед нами стоит вопрос безопасности людей. Обычные тетткетианцы заслужили жить с мирным небом над головой.
Нехотя Исаков согласился со словами Нила, хотя внешне никак этого не показал.
- Ну, трудно поспорить… И всё же, военная операция стоит недёшево, - мечтательно пробормотал Винковски. – И страны-участницы…
- Не будем на них зацикливаться.
- На чём тогда будем?
Нил Рейн развёл руками в воздухе, половил его ртом, формируя ответ.
- На всех остальных проблемах. Их полно. Но решать надо сейчас.
Винковски тяжело выдохнул, пробормотав короткое «мда-а-а».
- Давайте прямо – чего вы хотите лично от меня? – спросил он в лоб. Нил вскинул брови.
- Предоставьте Совету безопасности миротворцев для проведения военной операции, вот и всё. Все мы знаем, где они сейчас ходят и чем занимаются.
Поджав губы, генсек вынес окончательный вердикт:
- Я обязательно подумаю над вашей просьбой.
Эпизод 29
МЕСТО ВСТРЕЧИ ИЗМЕНИТЬ НЕЛЬЗЯ
«В ваш дом наведались халлиды? Желаете защитить своих родных и близких от ужасов тетткетианский террористов? Желаете предотвратить проникновение халлидов в вашу страну? Присоединяйтесь к миротворческим войскам Интерпола. Ваша безопасность в ваших руках!»
Внутреннее тетткеианское телевидение
13.14.1489
Должно быть, не существовало места во вселенной тише, чем офис исследовательской гильдии «Археодисковерс» в Метанолии. Только гигантский войд в нескольких парсеках от Идзанами мог посоревноваться с этим стоическим спокойствием. Но, как и всегда, на любой порядок находились свои нарушители.
- Ты сказала ей… что? Выйти замуж? – воскликнул Трейдттор. – И даже не спросила меня!
Каодай его слушала в пол уха. Её скрытое под повязкой лицо не изображало никаких эмоций.
- Такое никогда не звучало. Ты ошибаешься, сынок, думая, что я способна раздавать советы, - сухо ответила она. – По моей части только приказы.
Трейдттор устало потёр лоб. Голова раскалывалась со вчерашнего дня, а никакие средства, ни даже уколы, никак не помогали. Он видел в этом знак – надо копать глубже.
- Ты был в архиве Чаттра. Нашёл, что искал?
Медленно подняв взгляд, Трейдттор втянул воздух и столь же осторожно выдохнул.
- Нашёл. Но я не думаю, что старина Вениамин станет болтать направо и налево о том, что он там хранит. Он уже столкнулся с последствиями и понимает – следующим, в случае чего, будет он сам или его семья. Тогда мы это не обсудили… мне открыла Каодай.
- Знаю. Она становится проворнее, мне трудно её контролировать.
«Паразитировать», - поправил про себя Трейдттор, но возражать не стал.
- Мне не ясно одно: с какой целью ты ждёшь фестиваля? Я думал, ты опасаешься, что во время праздника будет сложно проникнуть в это место, и он послужит отвлекающим манёвром. Но конфронтация в Тетткете уже началась и не спешит заканчиваться. Совбезу ничего не стоит свернуть штат в Аттрашане и перегнать вояк на Нун, только бы управление позволило, - сказал он. – Знаешь, это уже сыграло нам на руку. Нет смысла ждать ещё декаду.
- Торопишься куда-то?
Трейдттор отложил табло в сторону, глядя на Каодай, словно бы та могла осуждающе посмотреть в ответ. Или с долей скептицизма. Или с презрением. В общем-то, глаза её могли выглядеть как угодно.
- А разница?
- Не надо дерзить, - одёрнула она. – Ты делаешь то, что я тебе говорю делать, не перечишь мне и не вставляешь палки в колёса. Наличие воли – это всегда хорошо, особенно если мы рассуждаем о человеческом разуме, но сейчас, в толпе искажённых желанием подчиняться, не следует пытаться изображать из себя мудреца. По отдельности все молодцы и герои, а посмотришь с высоты – и они обращаются в серую толпу.
- Я не понимаю.
- Всё ты понимаешь.
Ему не нравился этот тон. Каодай, конечно, умела выходить из себя, однако это случалось так редко, что Трейдттор и забыл, какого оно – терпеть на себя гнев женщины не менее чёрствой и бессердечной, чем он сам.
Он сделал вид, будто бы не обратил внимания, пожав плечами. На табло приглашающе засияла заявка на окончания исследования по делу исторической родины клана Чаттра, обречённая на неминуемый отказ.
- Ты много о себе мнишь, - холодно объяснила Каодай.
Трейдттор промолчал.
- Фестиваль мне нужен по другим причинам. Собираясь возвращать своё тело к жизни, я трезво оцениваю риски, ведь может и не получиться, и тогда годы стараний пойдут насмарку. Скажем так, тут дело в ритуале как таковом. Никто и не исключает, что он вовсе не пойдёт. Учитывая такую острую ситуацию…
- И что тогда?
Каодай хмыкнула.
- Обойдёмся без этого. Вот и всё.
- С декаду назад ты говорила другое.
- Времена меняются, - она пожала плечами. – У меня нет конкретных планов на ваш замечательный человеческий мирок после возвращения с того света, поэтому сейчас я могу не волноваться ни о чём. А вот Сехмет… непредсказуемость – главная черта исполинского зла.
Трейдттор снова не удостоил её ответом. Ему и говорить-то было нечего; в голове вертелись боль и мысли о расследовании, о там, как сложно стало жить. Казалось бы, ничего не менялось. Он всё также скуп, хотя уже разбогател, надёжные союзники окружают его со всех сторон, хотя и строят козни – другими словами, жизнь бьёт ключом. Но что-то грызло. Трейдттору ощущал это расстройство каждой клеточкой своего тела.
А в то же время его одолевала смертельная усталость. Все эти секреты, тайны, загадки и заговоры, постоянная неприязнь и ненависть, личные мотивы, мотивы доблести и чести… Общество Избранных, куда запихнула его Каодай, насквозь было пронизано всеми самыми страшными грехами человечества. Каждый новорождённый Чаттра, Мэнс или Фукумото уже точили зуб друг на друга, едва открыв глаза.
«Неспроста же они все так друг друга любят, - подумал он. – Должна быть какая-то причина. Ладно, я могу понять религиозные распри, но линчевать всякого, кто не нравится – на что такое годится? Чудо, что они ещё живы!»
Рассуждая о правых и виноватых, Трейдттор вдруг вообразил себе цепочку мотивов. Нестор погиб потому, что не угодил Каодай; Бохан Таншталат выгнали из Общества из-за ошибки Каодай; Вениамин Чаттра и его ни в чём не повинный сын Менахем висели на мушке по такой, казалось бы, глупой причине, – скрывали своё происхождение! – и тут тоже остался след Каодай. А кто стоял за ней?
Конечно, это был он сам.
«Ну и дела», - подумал Трейдттор. Не то чтобы он был чист относительно закона, как раз наоборот… но эти выводы его не порадовали.
- Хочешь знать, почему мне пришлось линчевать Бонда? – вдруг спросила Каодай.
- Это день откровений? Вот уж думается мне, кто тут большее зло: ты или Сехмет.
Женщина посмеялась.
- В отличие от Сехмет, я всего-то исполняю свою волю, пускай и чужими руками. На каждого божества по своему пророку, - сказала она. – Так вот, Вильям Бонд, он же Янрин Сакриявин, не мёртв. Я его линчевала, однако это не означает его полное исчезновение с наших с тобой глаз. Попробуй найти его. Тогда ты получишь желаемое.
Трейдттор встрепенулся. С чего бы Каодай так резво раскрывать карты? Держа его в неведении, она имела безграничное количество рычагов давление, главным из которых всегда была жажда наживы, а теперь! Теперь вдруг она решила замотивировать его, циника и скептика, нуждой получить ответы на свои вопросы.
Поводок натягивался, а Трейдттор никак не мог его разорвать. Это была тонкая игра. Но он уже стал слишком искушён, чтобы отказываться.
- И где мне его искать? – медленно спросил он.
- Там, где ты не догадался искать картину.
«Собрание искусства», - пронеслось у него в голове.
- В колодец ведро – туда и верёвка, - прокомментировала Каодай, улыбнувшись.
Сквозь зашторенные окна на табло отразились яркие жёлтые лучи – это над Метанолией поднималось долгожданное солнце после затяжного сезона дождей. Трейдттор подумал: «Может, всё не так уж и плохо».
Нут выпустила клубок дыма под высокий посеревший потолок и потушила сигарету о маленькое блюдце с отломанным куском. Здесь, в маленьких провинциальных городах на западе, у побережья Лансидского океана, халлиды контролировали добрые три четверти территории вплоть до первых песчаных дюн на горизонте. Совсем недавно из строя вышли последние паноптикум-спутники над орбитой Нун, которые контролировались со станции Диастима, так что в провинции стало безопасно. Но это была лишь её иллюзия.
Пройдёт несколько недель, и Интерпол снова наведается сюда. Однако у халлидов было время на тщательную подготовку к борьбе против обнищавших за последние десятилетия миротворцев.
Из открытого окна доносились завывания дуа. На западе работали открытые сулмэсе и магазины для верующих, росли раскидистые кокосовые пальмы, колыхалась высокая острая трава у пляжа, повсюду бродили люди. А между гражданскими – вооружённые халлиды в тюрбанах. Иногда на глаза попадались чёрные полотна с белыми надписями.
Западный Тетткет не мог похвастаться большими богатствами. В госпитале с потолка всё время сыпались пылинки штукатурки, а от стен отходила краска. Кровать скрипела, стоило лишь шевельнуться, пол ходил под ногами – плиты отклеивались и двигались туда-сюда, туда-сюда.
Деревянная дверь жалобно заныла, и в палате появился Сехем Лаша.
- Всегда можно понять, кому ты больше всего нужен по тому, кто первый приходит к тебе в больницу, - сказал он, улыбаясь. – Халиша, офицер.
- С чего вы взяли, что пришли первым?
Нут даже на него не глядела. В голове всё крутилось одно. Валентайн… Интерпол… Саид… под боком болело глубокое ножевое ранение, кое-как зашитое местным хирургом. Она сунула в рот ещё одну сигарету.
- Ты бы вернулась с Саидом. Но палата пуста, - Сехем показал руками вокруг себя, - и я сделал вывод, что наш приятель Нали-младший мёртв. Не хочешь пролить свет на историю своего чудесного спасения?
Нут пожевала кусок бумаги, прежде чем ответить.
- Когда нас схватили, я успела выхватить у одного бластер и положить несколько человек. Но потом в меня попали. Просто повезло, что мимо. И мне удалось уйти.
Сехем притворно промычал. Его лицо запоминалось раз и навсегда: эта козлиная чёрная бородка, эти мелкие зрачки и большие глаза, этот острый нос, эти скулы, как лезвия для бритвенного станка. Сам по себе Лаша весь был острый.
- Я тебе верю, - нерешительно отозвался он. – Она не даст тебе соврать, да?
Он указал на свои глаза.
- Да, - равнодушно сказала Нут. – У вас есть ко мне дело?
Сехем задумчиво смерил шагами палату на восемь человек. Три высоких окна, несколько тумбочек, некоторые без ящиков и дверец, скользкий кафельный пол, весь в трещинах. Самое примечательное – рисунки пятиконечной звезды на стенах под новым слоем краски. Он хмыкнул.
Подойдя ближе, Сехем поднял с тумбочки заполненную доверху пепельницу и сосчитал окурки. Девять.
- Мне жаль, что Саид и Джан погибли, - серьёзно сказал он. – Но они погибли смертью достойных. Надо стремиться сохранить свою честь, а не жизнь. Если хочешь, я устрою похороны.
- Не надо. Ты хочешь похоронить их на западе?
Сехем пожал плечами.
- Не вижу тут других вариантов. Заявись я в Сатм сейчас, и похороны понадобятся уже мне.
Он вернул пепельницу обратно на тумбочку, и Нут мельком глянула на неё. Сехем присел на корточки перед кроватью.
- Так что? – спросил он.
- Я уже ответила. Не надо. Передай семье Джана, пусть его похоронят по южным обычаям, - сказала Нут, чуть повернувшись к нему. – Но я не стану списывать Саида со счетов раньше времени.
Сехем вопросительно выгнул бровь.
- Никто не видел его тело. Он может быть жив, - объяснила она.
Опустив голову, Лаша коротко усмехнулся, так, чтобы Нут не заметила. Затем его острые тонкие зрачки уставились на её замотанный плотными бинтами бок. Кровь наружу не проступала. Сехем убедился, что ранение было от лазера – луч при попадании насквозь прижигает рану.
У Нут было преимущество – некая таинственная сила, быть может, божий дар, помогал ей восстанавливаться в разы быстрее даже от самых чудовищных ран.
- Не хочу показаться грубым, но, ты же понимаешь, если он каким-то образом выжил и не вернулся обратно, Нали-младший наверняка в интерполовской тюрьме, - сказал он, прищурившись. – А выйдет ли он оттуда – совсем другой вопрос. Тебе повезло оказаться на западе. Время удачное, спутники не работают, а Интерпол забегали как крысы в клетке. Но вот оно что… тюрьму они ни за что не отпустят.
Нут смерила его долгим взглядом без выражения.
- Я знаю, - ответила она. – Дело, Лаша. Не говорите попусту.
- Ну-ка наклонись.
Сехем поманил её пальцем. Нут привстала на полусогнутых руках, вытянулась вперёд, чтобы сухими пальцами он мог провести за ушами, а затем поковыряться внутри, ища микронаушник. Его там не было. Валентайн не собирался так просто выдавать ей хоть какую-то аппаратуру.
- Я тебе верю, офицер, - он указал на неё пальцем, - но, если вдруг что – не рассчитывай на мою помощь. Ты знаешь, что бывает с предателями. Мы тут не в игры играем. Я даю тебе важную работу.
- Слушаю.
- Людям Али нужен связист на Манораджан. Под надзором всей этой кучи тяжело обходиться без средств связи, так что в этот раз они рискнут использовать телефон, - Сехем показал трубку пальцами. – Надо будет это устроить. Так, чтобы они могли без заморочек переговариваться. Всё ясно?
- Ясно. Билеты?
Из кармана формы он достал свёрток бумаги. Он развернул его, достал поддельную айди-карту на новые имя и фамилию и протянул её Нут.
- Наши приятели, Холл-линк, отправят на фестиваль своих сотрудников на конференцию. В Метанолии ты впишешься в их толпу под именем этой девушки. Так сказать, подменишь леди, - объяснил Сехем. Нут повертела карту в руках. – На Манораджан будешь с ними – поработаешь под прикрытием.
- Какая профессия у этой девушки?
Сехем протянул задумчивое «э-э-э».
- Очередная помощница какой-то шишки. Он их меняет каждую декаду, так что вряд ли заподозрит неладное.
Нут кивнула головой и снова легла, уставившись в потолок. В сулмэсе начала завывать новая дуа на южный манер, по-видимому, за благополучие и прочее – это был горный диалект песнопений. Она вытащила ещё одну сигарету, но тут Сехем щелчком выбил её на пол.
С немым вопросом Нут посмотрела на него. Лаша ответил тем же.
- Пройдёмся, - сказал он, кивнув в сторону двери палаты.
- Сестра сказала мне лежать.
Сехем встал, сложив руки в карманы.
- А я сказал, что нам надо выйти из госпиталя на улицу и пройтись, - ответил он. – Кто твой начальник, я или сестра?
Улицы западных провинций были скверным местом.
Когда Нут ступила за порог госпиталя, забинтованный бок пронзило острой болью, и она с усилием подавила желание вскрикнуть. Через несколько секунд боль стихла. На смену ей пришёл гул дуа, доносившийся через несколько домов отсюда, шум голосов и звона посуды, визг пролетающих мимо машин и топот на маленьком рынке. Нут подняла взгляд вверх – солнце палило самую малость слабее, чем на севере.
Они двинулись по тротуару, проходя мимо вооружённых халлидов и кучек местных жителей, с ног до головы закутанных в одежду. Навстречу им то и дело выгребали хмурые дети с пакетами фруктов.
Нут смахнула со лба капли пота. Даже в лёгкой рубашке и больничных штанах на солнцепёке было невыносимо жарко. Сехем не подавал виду, но тоже парился в своей форме. За поясом у него торчал бластер, в надутом кармане на брюках лежала запасная батарея.
Завывания дуа становились всё громче.
- Подумал, ты давно не была в сулмэсе, - объяснился Сехем.
Что-то подсказывало Нут, шли они совсем не слушать песнопения в храме. Но Сехем был непреклонен – он всё шагал и шагал, шаркая ботинками по разогретому асфальту, а Нут медленно плелась сзади, прижимая ладонь к ране.
- Сильно болит?
Он дождался, пока она его догонит.
- Только ноет, - сказала Нут.
- Не бзди. Заживёт как на собаке, - Сехем небрежно махнул рукой. – До отъезда всяко затянется. Я прав?
Они остановились посреди улицы, скрывшись под навесом рынка. Нут взглянула на него снизу вверх.
- Куда мы идём?
Сехем сделал невинное лицо и развёл руками, мол, как видишь, всё туда же. Он ответил:
- В сулмэсе.
Но Нут такой ответ не устроил.
- Я вам не верю. А ещё я думаю, что вы мне хотите что-то показать, но прежде, чем мы до туда доберёмся, вам надо ещё и что-то сделать.
- И что же сделать? – он прищурился. Нут отвернулась.
- Это к вам вопрос, - коротко отозвалась она. – Показывайте.
Сехем не стал возражать и молча пошёл дальше, ускорив шаг. Нут быстро последовала за ним. Они минули с десяток торговых ларьков и рыночных палаток, отвертелись от стольких же халлидов с тюрбанами и задумчивыми лицами; по пути Сехем ловко прихватил упавшее яблоко и сунул себе в рот.
Рынок кончился, тут они оказались на дороге пошире, прямо рядом с воротами сулмэсе. К решёткам была приварена пятиконечная звезда, а под ней – знакомый девиз на древней тетткетианской письменности: «Нет Бога, кроме Сехмет». Нут хмыкнула. Как раз в этот миг дуа стихла, люди стали расходиться. Ворота раскрылись.
Сехем схватил Нут за руку и нырнул сквозь толпу к арочному входу. Обычно сулмэсе строили как здания без дверей, с широкими проходами насквозь, но надёжно ограждали автоматическим забором. Пол устилали однотонными коврами с незамысловатыми узорами, стены оставались белыми. Купол был самой богатой частью храма. На золотистом наконечнике блестела яркая звезда.
Когда они вошли, в сулмэсе никого не осталось. Шадиша, женщина, исполняющая дуа, ушла в коморку позади невысокого постамента.
Сехем встал под аркой и оглянулся по сторонам. Выждав, пока ворота закроются, он свистнул. Из-за противоположной арки показались человек пять халлидов с заряженными лазерными автоматами. Нут сделала шаг назад.
- Спокойно, Нали, - осадил Сехем. – Мы пришли. Сейчас они тебя проводят.
- А вы?
Он подмигнул.
- А я иду с вами.
Халлиды один за другим опустили автоматы и кивнули в знак приветствия. Сехем на них только укоризненно посмотрел, но вскоре его взгляд стал обыкновенным – острым и очень, очень нехорошим. Нут не нравилась эта затея. Она редко бывала в западных провинциях, редко посещала сулмэсе и не знала, как тут всё устроено. Ещё больше её волновал вопрос – куда они пришли?
Обойдя сулмэсе по заднему двору, они набрели на спуск в подвал. Один из халлидов дёрнул люк. Тот со скрипом поддался, а следом громыхнул, откинутый в сторону. Изнутри подвал казался тёмным и глубоким, что даже лестницы до конца было не разглядеть. Другой халлид включил фонарь.
Они стали быстро спускаться вниз друг за другом, в кромешной тьме, если бы не скудный луч света. Двое боевиков замыкали цепь, Сехем шёл спереди вместе с остальными. Бам-бам-бам. Шаги грохотом отдавались от металлических погнутых временем ступеней. Нут сделала вывод, что подвал тут существовал задолго до самой сулмэсе.
Внизу загорелся свет. Старая тусклая лампочка под потолком освещала всю небольшую комнату, обшитую листами металла. Поверх висели знакомые цветастые ковры. Нут оглянулась, мысленно оценила обстановку: самое обычное подвальное помещение с нескольким ящиками строительных инструментов, парочкой для ремонта электрокара и ящик оружия с батареями. Но в комнате был и потайной ход…
Один из продолговатых ковров шевельнулся. Оттуда выглянул шестой человек в тюрбане и кивнул Сехему. Тот сказал, подталкивая Нут:
- Идём.
Другие халлиды остались стоять в тишине. Взгляды их копьями упёрлись в спину Нут, странные, словно одновременно и подозревающие, и не лишённые уважения. Она не могла это описать.
Скрытая коморка была во много меньше главной комнаты, едва ли здесь умещалось хотя бы девять квадратных метров. В середине, привязанный к стулу, сидел человек.
Нут решила не задавать вопросов, ожидая, что Сехем сам прольёт свет на ситуацию. В комнате было душно. Она заметила, что из всей вентиляционной системы подвала сюда шла лишь узкая труба, оканчивающаяся решётчатыми отверстиями в потолке.
- Сержант из Интерпола сдал агента среди наших, - сказал Сехем, а потом усмехнулся и продолжил: - После взрыва на станции они поссорились. Это был приказ генсека – выдать его.
Он стянул с головы агента чёрный мешок из грубой ткани. Нут его не узнала, но выглядел лже-халлид самым настоящим праведником. Таково было жалобное разбитое в кровь лицо.
Сехем кивнул на ящик в руках боевика:
- Узнай, что он тут разнюхивал, и есть ли у него сообщники. Пусть ещё расскажет, э-э… да пусть всё расскажет. Спрашивай у него все подробности.
Нут подавила вспышку злости. Ради этого он выдернул её из больницы? Она сказала:
- Вы же знаете, я офицер связи, а не следователь.
- И всё же, обычно ты занимаешься далеко не вопросами связи, офицер, - хохотнул Сехем. – Давай, не морочь мне голову. Это приказ.
Халлид с грохотом опустил ящик на пол. Пленник дёрнулся.
- Тридцать минут, - пробормотала она. – И потом я вернусь в госпиталь.
Сехем в примирительном жесте вскинул руки, вытянув лицо.
- Без проблем. Мы не станем подслушивать, - он подмигнул.
Вместе с халлидом Лаша вышел в главную комнату. В подсобке повисла гнетущая тишина. В воздухе висел смрад канализации, проходящей рядом, и вонь совсем никуда не двигалась. Одно лишь нахождение здесь было пыткой. Свет лампочки бледными лучами разливался по узорчатым коврам и изнеможённому лицу агента. Нут бегло оценила его состояние – он устал, страдает от жажды и голода, а ещё от боли в руках и ногах.
Нут раскрыла ящик. Там лежали всякие привычные инструменты, вроде щипцов, спичек, иголок, мелких ножей и лезвий, баночки застывшего воска… Но прежде она решила не торопиться.
- Какова цель вашего задания? – спросила она, глядя снизу вверх на агента. Тот молчал. – Если вы не скажете добровольно, придётся применить другие меры.
Но мужчина не спешил раскрывать рта. Тогда Нут достала мелкое вытянутое лезвие из тканевого футляра.
- Какова цель вашего задания? Зачем вы здесь?
Пленник резво сплюнул на пол что-то мелкое и чёрное. Нут вопросительно изогнула бровь.
- Почему вы это делаете? – спросил он с совершенно безумными, широко раскрытыми глазами, словно увидел перед собой нечто похуже дула бластера. – Почему?
- Делаю что?
Конечно, Нут догадывалась, о чём он хочет её спросить. Хриплый голос выдавал в пленнике молчаливого человека, либо же мужчина просидел здесь достаточно долго, прежде чем Сехем нашёл её и привёл к нему. А эта чёрная штука… должно быть, капсула с ядом или наушник, который агент спрятал, когда его схватили.
- Всё это. Я не понимаю. Почему? Вы красивая девушка, вы могли бы заниматься чем-то… хорошим, - продолжал пленник. Нут коротко усмехнулась. – Почему вы делаете это?
- У меня нет повода отказываться. Это вся причина, - сказала она, покрутив в руках лезвие.
Агент смотрел на неё со смесью отчаяния и жалости. Кем он был, кем были его родители и братья, что он делал раньше и зачем – всё это не имело значения. От праведного человека остались только эти лишённые рассудка глаза. Нут поморщилась.
- Какова цель вашего задания?
- Я всё равно ничего не скажу. Вы убьёте меня. Не тяните, убейте сейчас. Ну же!
Нут подошла ближе, глядя на пленника теперь с высоты своего роста. Он не отнимал от неё взгляда.
- Вы не заслуживаете достойной смерти, - сухо осадила она. – Не ставьте себя в один ряд с праведными. Какова цель вашего задания?
Пленник сжал губы плотнее, пока они не превратились в одну тонкую полоску.
Сехем нетерпеливо постучал ногой по полу. Парочка халлидов, сидящих в углу на ящиках с загадочным содержимым, сморщились от гулкого звука тяжёлой подошвы о металл. Остальные тихо перешёптывались о своём, словно не обращая внимания друг на друга. Они то переглядывались, то бормотали погромче, то кивали в сторону Сехема. Но вслух никто ничего не сказал.
Когда терпение Сехема исчерпало себя, он взмахнул руками и громко сказал:
- Может, вы пятеро скажете мне хоть что-нибудь?
Как по команде халлиды повернулись в его сторону с недоумевающими лицами. Один из сидящих в углу встал, подошёл к Сехему и ещё раз с немым вопросом окинул его взглядом.
- Что вы хотите знать, Лаша? – халлид прищурился.
- Да всё! Откуда вы достали этого парня? С чего вы взяли, что он чей-то агент? Это Али велел? – воскликнул он. – Приведи того, принеси это – вот и всё, что я слышу от Али! Объяснитесь, живо!
Халлид цокнул, отвёл глаза в стену.
- Откуда нам-то знать, брат? Хадджан сказал, мы сделали. Ничего личного, - он развёл руками. – Слушайте, Лаша, если вам так интересно, найдите Хадджана сами и спросите у него. Сержант его сдал. Вот и всё. Больше мы ничего не знаем.
Сехем яростно ткнул его пальцем в грудь.
- Из-за вас я потерял чуть ли не лучшего своего человека, - проскрипел он сквозь зубы, - а теперь ещё и рискую потерять последнего связиста.
- Почему вы тогда не привели другого дознавателя? – спросил ещё один халлид.
- Потому что у нас больше нет связи! – вскипел Сехем. – Подстанция рухнула, со спутниками покончено, но там-то были не только паноптикумы. Я не могу ни с кем связаться, чтобы любезно попросить приехать сюда.
Халлиды равнодушно наблюдали за ним со стороны. Сехем продолжил:
- Вы тут без связи как в шоколаде, но мне и моим людям такой расклад не на руку. Передай Али, пусть найдёт меня. Нам нужно прояснить некоторые моменты.
- Мы исполнители, а не прислуга, - сказал халлид.
- А я военный, а не террорист, - ответил он.
Не найдя, что сказать, другой сжал челюсти и отошёл к стене. В комнате повисла напряжённая тишина. Немного погодя Сехем взял себя в руки, достал из кармана телефон и нажал на кнопку включения. Все мигом подорвались с мест; халлиды достали автоматы, ринулись к нему, словно Сехем держал бомбу, один наставил на него дуло бластера и схватил за руки. Прочие рассосались по периметру. Он завис на мушке. И на не одной.
- Выключи и положи, - свистнул халлид. – Ты, придурок, убери телефон.
- Да ни за что! – крикнул Сехем, продолжая жать кнопку. На экране вспыхнуло загрузочное лого.
- Выключай! Я выстрелю!
Он усмехнулся, покачал головой. Телефон доброжелательно поприветствовал пользователя, на панели сверху высветились серые полоски качества связи. Под ними горел крестик.
- Много чести – застрелить меня. Кто вам будет помогать, чудо? – Сехем подавил смешок. – Я заставлю Али взять трубку.
- Нет!
- Да, я ему позвоню!
- Не позвонишь!
Но тут щёлкнул ещё один предохранитель. Парочка халлидов метнули удивлённые взгляды в сторону коморки, откуда показалась Нут с заряженным бластером, который смотрел на каждого по очереди.
- Выключите телефон, Лаша, - сказала она.
Сехем глянул на неё. Он уже успел открыть список контактов и найти там с десяток номеров, записанных под именем «Лила» - кодовое имя Хадджана. Сехем вообще редко пользовался телефоном, потому что в Тетткете от средств связи не было никакого проку.
- Тогда пусть наши друзья расскажут, что на самом деле сказал сержант, - согласился он. – И я не стану звонить вашему главному.
Халлиды, один за другим, опустили автоматы.
- Они схватили не того. Настоящий агент уже не в Тетткете.
Выгнув брови, Сехем со всем своим выражением взглянул на Нут. Она объяснила, стирая с пальцев кровь:
- Этот парень видел агента, но он уехал. Это всё. Больше он ничего не знает.
- А если знает? Спроси ещё раз, - возмутился халлид, тот, что направлял на Лаша бластер.
- Он мёртв.
Эпизод 30
ПРЕЗУМПЦИЯ НЕВИНОВНОСТИ
«Раскройте своё женское начало со специалистами духовных практик из Церкви Праджан Кшамты. Ваша матка запоёт по-новому с нами».
Реклама «шарлатанских услуг шарлатанской конторы» на телеканале Призм Медиа
15.14.1489
Технология спейслайнеров не менялась, пожалуй, с самой зари Нового времени, когда судна только-только зародились на Холбене. В те времена открытие было величайшим прорывом человечества – появилась возможность путешествовать через парсеки космоса за считанные часы! Сейчас же ни один прыжок сквозь пространство не вызывал бурного удивления. Людей, которые могли себе позволить космические путешествия, эта технология начинала раздражать, поскольку требовала постоянных задержек на орбитальных станциях по пути. В самом деле, что, нельзя как-то побыстрее? Время – деньги, никто не хотел на лишние минуты по системным часам задерживаться и висеть над каким-нибудь ничем не примечательным Оувре или другими вавилонскими планетами.
Но порой именно на орбитальных станциях происходила всё самое интересное. В какой-то степени они считались нейтральной территорией, подходящей и для переговоров, и для встреч, деловых или личных, и для совещаний проездом. Космический нейтралитет – главное преимущество станций помимо функций «маяка» для спейслайнера.
Станция «Сатраанитранин» была разделена на три сегмента. Первый и самый большой – заправочно-парковочный пункт, нечто сродни машинному отделению, куда допускались только работники станции. Второй, немногим меньше – обычно пустующий пассажирский зал с гигантским панорамным иллюминатором, открывающим живописный вид на Оувре и звезду солнечной системы. Наконец, в третьем располагался небольшой буфет и каюты для сменщиков, а в том числе и гостевые каюты для любителей космического туризма.
Трейдттор опустился на холодное металлические сиденье из длинного ряда. На станции стояла такая тишина, что любой шорох эхом отдавался от стен и нарастал до грохота. Спейслайнер, на котором он сюда добрался, в сегодняшнем системном дне пришёлся последним перед полуночью, и ровно в минуту его прибытия раздался звон раритетных часов под сводом пассажирского отдела. Часы ещё немного погремели и успокоились, а отдел погрузился во мрак.
Только подсветка меж сиденьями освещала зал.
А Трейдттор терпеливо ждал выхода посетителей станции. Через несколько минут в проходе между отсеками заныли колёса инвалидного кресла, и в зале возник Владимир Агапов в компании… ну конечно… Деви Чаттра-Смит, чьё лицо врезалось Трейдттору в память ещё задолго до этой встречи. За прошедшие семь лет Деви ничуть не похорошела, в ней лишь прибавилось загадочности и подозрительности.
Агапов подобрался поближе, в проём между рядами скамеек, и Трейдттор встал, чтобы поздороваться. Он учтиво поклонился и пожал старику руку, затем поприветствовал Деви и нехотя понял – она тоже его вспомнила. Агапов, иссохший и дряхлый мужчина (на вид ему можно было дать все сто десять лет) говорил на удивление ясно и чётко, с расстановкой.
- Ну вот мы и встретились с вами, мистер Трейдттор, - сказал он. – Позвольте вам представить… миссис Смит, моя сопровождающая…
Следующую фразу он пропустил мимо ушей, раздумывая, за кого успела выскочить замуж Деви. Потом Агапов сказал:
- Даже несмотря на возраст у меня плотный график. Вы настаивали на встрече ещё с прошлой декады, это я хорошо помню… спрашивайте, что хотите, но, прошу вас, без промедлений.
Но Трейдттор был решительно настроен сначала разузнать общую картину, прежде чем переходить к деталям.
- Почему именно станция? Я мог бы запросто приземлиться в Леккхет-коккхав и приехать в ваш офис, - спросил он, устраиваясь на сиденье. – И ваша… сопровождающая. Помнится, мы обусловились о беседе с глазу на глаз.
- Я старый человек, мистер Трейдттор… на одном только кресле далеко не уедешь. Сопровождающий мне необходим по медицинским показаниям, вы знаете. Что же, следовало мне предупредить вас раньше… Миссис Смит может удалиться, если вам так будет угодно.
Трейдттор внимательно на неё посмотрел. Деви намеренно глядела куда угодно в сторону, разглядывала виды разномастных проплывающих в атмосфере Оувре облаков, но на него в ответ даже не взглянула.
- Ладно, пусть остаётся, - согласился он. – Такое дело, я очень давно хотел у вас спросить – вы знаете что-нибудь о человеке по имени Янрин Сакриявин? Неважно, Вильям Бонд он или кто-нибудь другой, меня интересует именно то, что конкретно вы знаете.
- Не история Сакриявинов вам интересна, так ведь?
Впалые глаза Агапова хитро сощурились, словно бы он говорил: «Вы ведь тоже всё уже знаете сами».
- Да. Сказать честно, я считаю, что он сейчас жив, а у меня, поверьте, есть основания так думать, - закончил Трейдттор.
Повисла долгая тишина. Уши Деви вопросительно шевельнулись, она мелко втянула плечи, поёжилась – на станции витала космическая прохлада, в разы проворнее и неприятнее любой земной. Такой холодок пробирался под кожу.
Стрелка часов отбила тридцать минут после полуночи по системному времени. В углу что-то шелохнулось. Трейдттор вдруг понял, что не время расслабляться.
- Ну раз так… что же, вы… может, даже поделитесь своими основаниями? Откуда у вас такие домыслы? – медленно спросил Агапов. Его хитрый прищур сошёл на нет, уступив место выпытывающему выражению лица.
- Слушайте, это конфиденциальная информация. Я бы не стал ею делиться в обмен на ответы на свои вопросы. Тем более при посторонних, - он кивнул на Деви. – Я выполнил ваше условие, так выполните и моё.
Агапов поджал сухие губы, покачал головой, насколько мог. Он шевельнул пальцем, подозвав Деви наклониться и послушать. Он зашептал ей на ухо несколько простых поручений на языке, которого Трейдттор не знал, после чего та очень медленно отодвинулась, словно напуганная чем-то, посмотрела на него, следом – на Агапова, и вся как простыня бледная удалилась в короткий коридор, ведущий в уборную.
Трейдттор вопросительно вскинул брови.
- Не буду спрашивать, что вы ей сказали, - произнёс он без выражения.
- О, это не так важно. Если вам вдруг показалось, будто бы у миссис Смит какое-то странное выражение, то вам лишь показалось. Скажем… у неё часто бывает такое лицо, - Агапов хохотнул. – Всякое бывает в жизни… Когда я служил в Тетткете, сам подумать не мог, что через почти семьдесят лет буду сидеть без ног…
- В каком же году вы там были?
- Да… во времена Альянса… это было начало четырёхсотого, закат Нового времени. Я тогда был командиром, ел консервированные ананасы и всё ругал наше командование, - Агапов сморгнул ностальгическую слезу. – Хорошие были времена. Но лучше бы всё закончилось, конечно… война – это не весело и не смешно…
- Едва ли что-то начнётся, чтобы заканчиваться. Обычные вспышки – такие бывают раз в пару десятков лет.
Агапов снова покачал головой, отвернулся к высокому панорамному окну.
- Вы не участвовали ни в каких кампаниях, не служили в войсках – почём вам знать? Тот, кто однажды побывал на войне, всегда знает, когда начнётся ещё одна. Я говорю вам это… потому что я знаю, и я совершенно уверен… ничем хорошим это не кончится.
Трейдттор закатил глаза, пока старик на него не смотрел, но никак отвечать не стал – пусть думает, что хочет! Сам не видел и половины из того, что «мистер исследователь» успел пережить. Трейдттор не слушал речь Агапова дальше.
Наконец, когда разглагольствования о войне и мире себя исчерпали, старик вспомнил про предмет встречи и сказал:
- Что-то мы отошли от темы, - он сделал глубокий вдох. – Итак, прежде чем мы продолжим, я спрошу вас… так, на чём основаны ваши смелые выводы, мистер Трейдттор?
- В общем-то, - отвлечённо начал он, - ни на чём конкретном. Я всего-то полагаю, что в сбое системы Лидера виноват никто иной, как сам Вильям Бонд, плюс ко всему кто-то явно упорно шёл по его следу, ища Сакриявина… - тут он сделал паузу, чтобы не сказать лишнего, - поэтому мистер Бонд сбежал. Вот и всё. А ещё я думаю, вы знаете, где он сейчас.
Агапов развернулся в инвалидном кресле и внимательно посмотрел в спокойные глаза Трейдттора. Искал ли он там ответы на свои вопросы или просто хотел удостовериться, что тот не врёт? Но, стоило ему решить, что собеседник, по видимому, говорил без утайки, он удовлетворённо хмыкнул и снова взглянул в бескрайние космические просторы.
Смелое заявление осталось висеть в воздухе без комментариев. Трейдттор нетерпеливо постучал пальцем по подлокотнику. Вот они добрались до самого интересного, а Агапов… решил замолчать. «Пусть пораскинет мозгами, этот старик», - решил Трейдттор про себя. А сам тем временем погрузился в воспоминания о днях, якобы проведённых в Сан-Барческо.
После высадки в местном столичном аэропорту Трейдттор быстро проскользнул сквозь поток толпы и пошёл навстречу человеку в неприметной одежде, но с очень приметным лицом – это был его доверенный персонаж здесь, на Нун. Вместе они лихо перебрались через тетткетианскую границу и уже совсем скоро были в пригороде Сатма, когда на город опустилась ночь. Темнело здесь рано – часов в десять вечера уже висела непроглядная мгла.
По пути через закоулки со всевозможными неприятными запахами Трейдттор набрёл сначала на дом с симпатичным садиком, откуда подозрительно не доносились звуки возни, а затем в окне соседнего заприметил лицо женщины, показавшееся ему слишком знакомым. Трейдттор велел спутнику отправиться за сумкой одному, а сам свернул через калитку к двери дома.
Дверь ему открыла всё та же женщина. Он ещё раз оценил её черты лица: острый нос, округлый подбородок, а самое главное – пышные чёрные волосы, как губка.
- Кто вы? – с подозрением спросила женщина.
Трейдттор повёл плечами.
- А у вас не найдётся глотка воды? – спросил он на тетткетианском и показал пустую бутылку. – Я почти умираю от жажды.
Женщина отошла, пропустив его внутрь.
Первым делом при осмотре помещения Трейдттор отчаянно пытался найти хоть какие-то фотографии на стенах, фоторамки или голограммы изображений, но ничего не обнаружил. Любопытство и настойчивое желание удостовериться в правдивости своих домыслов толкнули его ещё дальше – он провёл рукой по обеденному столу в гостиной, удобно устроился на накрытой красным покрывалом тахте и принялся разглядывать аляпистый ковёр под ногами, словно ища подсказок. Затем он посмотрел на стол. Тут, в неприметной светлой рамке, даже без стекла, стояла одна-единственная фотография.
Сомнений не осталось. Сам перст судьбы указал ему на это захолустье, и Трейдттор не был бы самим собой, пройди он мимо.
Когда женщина поставила перед ним блестящий стакан воды, он спросил:
- Извините за нескромный вопрос, но как вас зовут?
Она покосилась на него с явным недоверием.
- Латифа, - ответила женщина. – Прошу, пейте и уходите.
- А кто на фото?
Латифа поджала губы и посмотрела на рамку. Она обессиленно опустила руки, продолжая стоять на одном месте.
- Ну… это моя дочь.
«Немногословно», - подумал Трейдттор.
- А как её зовут?
- Афина. Не подумайте ничего, просто это… её отец назвал её так. У меня были другие идеи, - поспешно объяснила Латифа. – Ну же, пейте.
Трейдттор усмехнулся и сделал один большой глоток. Вода была совершенно пресной на вкус – поскольку на территории Тетткета почти не было водоёмов, из крана текла морская вода, прошедшая множество этапов очистки…
- Спасибо, - сказал он. – Не каждый день меня здесь пускают за порог. Знаменитое… тетткетианское гостеприимство.
- Наслаждайтесь, - сухо ответила Латифа. Она забрала стакан и небрежно стукнула им о бортики раковины, опустив на дно.
Трейдттору хотелось невзначай бросить «а я ведь знаю вашу дочь, знакомы лично, даже знаю, где она сейчас и могу проводить», но мелкий червячок сомнения зашуршал у него под сердцем, прямо под левым желудочком. Он задумался – что же ему тогда перепадёт? А вдруг Афина захочет найти свою мать, о которой обязательно узнает? И тут – а вас только и ждали. Трейдттор прибежит на помощь и с радостью всё расскажет, как только пиликнет уведомление о переводе денежных средств… Он мелко улыбнулся сам себе.
- А вы общаетесь со своей дочерью? – ненавязчиво спросил Трейдттор, кивнул на фотографию.
Латифа опустилась на табурет напротив.
- Я… иногда писала письма по адресу в Афилантесе. Но мне никогда не доходил ответ. Вот, фотография – единственное послание с того берега…
Он изобразил сочувствие, поджав губы и опустив взгляд.
- Значит, писали письма, - сказал Трейдттор и задумался.
Он решил, что Нестор, каким бы идиотом он ни был, но едва ли набрался бы смелости утилизировать письма. Письма – предмет заметный. В мусорном контейнере наверняка хоть один случайный глаз его заметит, возникнут вопросы и сплетни. Поэтому его единственный вариант – хранить письма у себя до скончания времён.
Следом Трейдттор припомнил номер модельного агентства «Энигма Стеллар». План выстроился в голове по велению судьбы.
- Ну, что же, однажды ваша дочь обязательно вас найдёт, - ободряюще сказал он. – Это обыкновенное свойство детей, которые выросли без одного или без всех родителей – желание найти недостающую часть.
Трейдттор вынырнул из воспоминаний. План был долгоиграющей затеей, но как бы ему сейчас пригодились лишние деньги… А Афина так и маячила перед глазами со своим наследством. Начало уже положено.
- Знаете, хорошо, когда люди не суют нос не в своё дело, - сказал Агапов с видом старца. – Таких сейчас и днём с огнём не сыщешь.
- Ну и что? – равнодушно ответил Трейдттор.
- Резонный вопрос. А вот что: я вам так скажу, молодой человек, вы бы не совались во впадины, откуда на вас наверняка обратит внимание подземный монстр…
Медленно и верно Трейдттор стал подозревать что-то неладное в этой сомнительной встрече с не менее сомнительными личностями. Деви всё не показывалась, а сам он ощущал себя под прицелом десятка лазерных автоматов одновременно, или, если точнее, словно заключённый в паноптикуме – со всех сторон ненужные зрители, пусть станция и казалась пустой. На деле эта тишина была крупным обманом.
- Хватит высокопарных формулировок. Будьте добры, отвечайте на мой вопрос. Вы заставляете меня увеличить сумму компенсации, которую я запрашиваю у Собрания за потерю моей картины.
Это был сильный ход – Агапов кивнул головой, промычал что-то нечленораздельное. Он-то наверняка и думать забыл о жёстком кулаке требовательной и зазнавшейся конторы «Археодисковерс».
- Бросьте, ваша компания вам не позволит так нехорошо поступать со своим партнёром… Да и более того… Вопрос местонахождения мистера Бонда сейчас интересует только вас, а не ваших начальников, - деловито сказал Агапов. – Но раз вам так хочется знать, я вам скажу… скажу вот что…
За секунду Трейдттор, нет, сам Мартин где-то глубоко внутри сообразил, что сейчас произойдёт. За спиной в ряд щёлкнули две пары предохранителей, из-за угла коридора напротив вышел человек в очень знакомой форме Интерпола. Перед глазами замаячил металлический значок с изображением уносящегося вдаль спейслайнера посреди расчерченного на квадраты космоса.
«Приплыли», - подумал Трейдттор. Он не мог ощутить ни тревоги, ни разочарования, хотя ситуация располагала к самому настоящему страху за свою жизнь. По сути своей его волновал лишь всё тот же ответ на избитый вопрос.
«Во всяком случае, это означает, что я был прав. Бонд сбежал, да вот куда… ну, кто знает. А вот эти ребята явно ему помогли. В частности этот Агапов».
Агент Интерпола убрал значок на место и сам наставил на него бластер. Он произнёс пламенную речь про право хранить молчание и прочее, прочее, а потом произнёс самую главную фразу:
- Вы арестованы.
Трейдттор медленно поднял руки.
Афина II
© Copyright: Рената Огурцова, 2025
Свидетельство о публикации №225042200575
Свидетельство о публикации №225042200575
Рецензии