Мир Путешествий Гулливера. 4. Просторы и корни

Слово к читателю (и ссылки на все статьи этого цикла) - http://proza.ru/2025/03/30/773

КАК УСТРОЕН МИР "ПУТЕШЕСТВИЙ ГУЛЛИВЕРА"

-4.-

ОТ БЕСКРАЙНИХ ПРОСТОРОВ ДО ГЛУБИННЫХ КОРНЕЙ

В "Путешествиях Гулливера", помимо всего прочего, потрясает ещё и масштаб. Какая-то огромность всего. И обозреваемых миров, и самой книги. И могучесть человеческих стихий, бушующих на её страницах, как в океане. В сущности, морских приключений здесь мало: они лишь обрамляют тонкой рамочкой громадные полотнища сухопутных приключений на разнообразных островах. Но при этом море и плавания по нему становятся символом жизни человеческой...

"Эта книга вышла бы вдвое объёмистее, если бы я не взял на себя смелость выбросить из неё подробные описания мореплаваний со всеми широтами, долготами, склонениями магнитной стрелки и манёврами во время бурь." - словно извиняясь, пишет в предисловии друг Гулливера, отправивший его рукопись в издательство. "Не буду утомлять читателя дальнейшими подробностями описания политического устройства и природы этой страны. Поберегу их для отдельного трактата." - любезно сообщает Гулливер. "Спасибо!" - тихо, но от всей души шепчет "помилованный" читатель. Он впечатлён "скромным" объёмом прочитанного текста и ещё больше потрясён миновавшей его перспективой прочесть в несколько раз больше. И это не пустые слова: хотя на самом деле Свифт не создавал и не выбрасывал ни описания мореплаваний, ни дополнительных трактатов, но ощущение "вершины айсберга", то есть краткой выжимки большой работы, от его текста действительно идёт. Свифт повествует длинно, но не размазывает по тарелке. Потому и прочитывается книга быстро, несмотря на объём.

Кому-то "Путешествия" кажутся суховатыми и скучноватыми. Но это ощущение может возникнуть лишь тогда, когда читатель не вошёл в полный контакт с книгой. Эту книгу надо читать не глазом стороннего наблюдателя, воспринимая лишь то, что даётся без усилий, а включить воображение и представить, будто всё описанное происходит не где-то в книге, а наяву вокруг тебя. Попытаться ощутить всё увиденное и испытанное главным героем так, словно это ты видишь своими глазами и чувствуешь на своей шкуре. И тогда книга раскроется перед тобой во всей своей мощи, со страниц хлынут волны событий и могучий вихрь чувств, и тебя будет швырять и подбрасывать, как в бурю на корабле. Держись, не падай!!! Кто там про скуку говорил?

Трудно даже сказать, на что больше было похоже каждое из путешествий Гулливера - на завидную удачу или на тяжёлое испытание. Пожалуй, там и того, и другого было поровну. Интересно читать про такие приключения? Ещё как! А хотелось бы испытать на себе? Ой, нет, хватит и воображения...

Хорошо быть великаном, который может делать то, чего не могут все остальные, и смотреть на мир с высоты птичьего полёта? Просто здорово! Красота! Но... на комфортные условия проживания можешь не рассчитывать. Будь готов жить в условиях... по сути, туристической палатки, только каменной. Причём поначалу эта каменная палатка будет больше напоминать собачью будку, поскольку сидеть в ней придётся на цепи, для спокойствия души напуганного местного населения. Да и в дальнейшем всё будет на уровне необходимого минимума, "вполне достаточного для человека, давно привыкшего к лишениям". И даже за этот минимум тебя будут попрекать куском каждый день, причём с полным основанием: твоя низшая планка необходимого для них — предел возможного. Каждый шаг придётся выверять, чтобы никому не причинить вреда. И всё равно для кого-то ты будешь виноват уже тем, что слишком многое можешь...
 
Хорошо быть в центре внимания всего королевского двора добрых великанов, и чтобы на тебя все смотрели, как на чудо природы, чтобы с тобой все носились, как с писаной торбой, холили и лелеяли? Да замечательно! Живи да радуйся! Вот только одно "но": в их глазах ты — не полноценный человек, а милая и забавная говорящая живая игрушка. И тебе приходится разменивать свою жизнь на забавы, поскольку никакое серьёзное дело в этом мире громадных людей и громадных вещей тебе не по силам...

Хорошо, когда тебя принимают как почётного гостя, на высшем уровне, причём в каждом из посещаемых тобой островных государств? Ещё как хорошо! Но если здешняя жизнь тебе, мягко говоря, не по душе, то и задерживаться в гостях дольше, чем требует любознательность, не хочется. Даже если по местным понятиям всё это - ах какая роскошь и предел всех мечтаний, всё равно ты сбежишь оттуда сквозь любую лазейку навстречу любым опасностям, лишь бы только домой...

Хорошо найти общий язык с животными, разумными, как люди, и жить с ними в дружбе? Да просто мечта! Минус один: они смотрят на тебя, как на животное, причём не очень разумное по их меркам. В приципе, все животные смотрят на человека, как на странное и непонятное существо, — иногда могучее и пугающее, а иногда забавное и нелепое, для кого-то враждебное, а для кого-то близкое и родное, — но всегда чуднОе. И это естественно, ведь они живут по-другому. Но человека это не волнует. И даже если он замечает непочтительное отношение к себе со стороны животного, то как правило, не обижается на это или даже посмеивается над собой... Потому что человек психологически сильнее животного. И до тех пор, пока животное не наглеет и не доходит до посягательств на человека и его имущество, сердиться на недостаток почтительности со стороны животного может только человек с очень больным самолюбием. А вот если животное по разуму и силе духа выходит на человеческий уровень, причём не средний, а высокий, как у гуигнгмов, — тут уже человеку мало не кажется... Поскольку мнение тех, кто тебе по психологической силе ровня или выше, отбросить нелегко, мягко говоря.

В целом, всё это напоминает мир великого советского сказочника Евгения Шварца. Жизнь кипит, как настоящий котёл, так что просто восторгаешься. При поверхностном взгляде кажется, что плохое и хорошее мирно живёт по соседству и чуть ли не в обнимку, так что оторопь берёт. А приглядевшись, обнаруживаешь, что они переплелись в вечной отчаянной схватке, сцепились в непрекращающейся битве насмерть... И от этого переплетения просто ужасаешься. И с горечью осознаёшь, что "в жизни всё так замечательно перепутано, что это просто ткань" и "очень трудно всё это распутать, разобрать и привести в порядок так, чтобы не повредить ничему живому..." А махнуть рукой и принять всё как есть тоже нельзя - очень уж обидно смотреть на то, как человеческие заблуждения и извращения уродуют и калечат красоту и силу настоящей человеческой жизни... Таковы "детско-взрослые" сказки Шварца - огненные, суровые, прекрасные сказки-битвы. И хотя они куда романтичнее и больше проникнуты верой в человека, чем фантастический роман-путешествие Джонатана Свифта, но эти два мира во многом похожи. "И боль, и смех, и тень, и свет - в один костёр, в один пожар", как пелось в фильме Марка Захарова по шварцевской пьесе "Обыкновенное чудо". И главное, в чём они одинаковы - это нежелание смиряться.

Всю жизнеутверждающую и горестную картину путешествий можно описать крылатой фразой из русской классики: "а счастье было так возможно, так близко"... Каждый раз отношения Гулливера с местными жителями складываются до того замечательно, что ещё чуть-чуть — и всё было бы хорошо. И всякий раз мешает что-то вроде бы мелкое, но очень важное, которое оказывается той самой ложкой дёгтя в бочке мёда. Что же именно? Каким словом это назвать? Пожалуй, частично это можно обрисовать словом... "превосходство". Излишнее думание о том, кто выше, а кто ниже.

Почему лилипутам было так тяжело с Человеком-горой? Не только потому, что было действительно физически трудно согласовать жизнь таких разных людей, что обеим сторонам приходилось терпеть неудобства, что затраты действительно требовались огромные. И не только потому, что время от времени трезвость рассудка затуманивал страх. Портили всё дело ещё и мысли о том, "кто тут кого взял в плен, в конце концов" и элементарное задетое самолюбие. Хотя Гулливер по отношению к лилипутам проявил себя с самой лучшей стороны...

Почему Гулливеру было так трудно жить среди великанов-бробдингрежцев, а им было так трудно его понять? Не только потому, что он физически не приспособлен к их природным и прочим условиям, а они не могут представить себе иного мировосприятия, кроме своего. Мешало и то, что великаны были преисполнены сознания своего превосходства.

Почему на летающем острове Гулливер и местная элита быстро друг другу надоели? Не только потому, что ему не хватало образования по их специализации, а им — широты кругозора и интересов. Ещё и потому, что они быстро определили его как "несоответствующего их высоким критериям", а он почувствовал себя "не ко двору", — ну и разошлись, как в море корабли...

Почему, когда Гулливер наконец-то попал в общество, похожее на воплощённую мечту, осознание своего ничтожества перед столь высокоразумными существами его чуть не раздавило? Почему, сколько бы он ни бился, гуигнгнмы так и не признали его достойным вхождения в их общество? Не только потому, что разница по уровню и впрямь была громадная, но ещё и потому, что "соответствие критериям" здесь ценилось выше, чем направление устремлений разумного существа.

Вот это мировоззрение, положившее разделение на "господ" и "слуг" в основу, и создаёт те границы, о которые бьётся мысль человека. Границы, о которые спотыкается и ломается с трудом налаженное взаимопонимание, о которые разбивается мечта. Но в то же время... завораживает смелость мысли автора, прощупывающей эти границы и конструкцию самих основ общественных отношений его эпохи, ощупывающей пределы возможностей и ищущей, где же здесь выход?

Нашёл ли Свифт то, что искал? Кажется, ещё нет... Во всяком случае, такое складывается впечатление при чтении книги. Ведь он всё-таки сын своей эпохи, он везде и всегда наблюдал, что иерархия руководителей и исполнителей, неизбежная в человеческом хозяйстве, бывает только в форме господ и слуг. Ничего другого он и не пытался изобразить даже в самых невероятных фантазиях "Путешествий". Может, даже его могучее воображение не могло выйти за эти пределы? Как бы там ни было, его возмущает несправедливость и неразумность распределения ролей господ и слуг, несоответствие между ролью и тем, кому она досталась, возмущает уродство возникающих при этом отношений, и он ищет, ищет, где же ключ к более достойной человека жизни? И эта атмосфера поиска... просто заразительна.

А ещё больше завораживает ощущение, будто летишь над огромным пространством. В читателе всё время поддерживается ощущение какой-то... безграничности мироздания. Что бы ни творилось, автор читателю всё время напоминает, что это - ещё не предел. Всё могло бы быть гораздо лучше или хуже, короче или длиннее, больше или меньше, и т.д., и т.п. "Но это ещё не всё", как говорил тот самый Мюнхгаузен из того самого фильма Марка Захарова по той самой пьесе Григория Горина...

И мне пора сказать то же самое: это ещё не всё! Это только часть "многосерийного" обзора сей изумительной книжищи. Так что смело можно сказать словами прекрасного поэта Якова Петровича Полонского:

Читатель! Если ты желал
В начале моего творенья
Найти ошибку, упущенье
Иль вялый стих, — и не зевал
Над этой первою главою, —
Ты ничего не потерял:
Я угощу тебя второю.
Но если ты не дотянул
До половины и — заснул,
Спи, милый мой! — Господь с тобою!

Ну, а всех бодрствующих и недремлющих читателей я приглашаю на страницы других моих статей про "Путешествия Гулливера", где будет и про сюжет книги, и про иллюстрации к ней, и про её пересказы и переделки, в том числе экранизации...