След Бесконечности

Профессор Даниэль Левитски уже третьи сутки не покидал библиотеку Оксфордского университета. Его нашли спящим между редких фолиантов, с раскрытым манускриптом Птолемея на груди.

— Доктор Левитски, — мягко потряс его за плечо директор библиотеки, — у нас закрытие. Даже для вас есть правила.

Даниэль открыл глаза. В них отразилось нечто такое, что заставило директора отступить на шаг.

— Я нашёл его, — прошептал Левитски. — След от осадка всего, растворённого в нём.

***

В своей квартире, среди книг и папок с рукописями, Даниэль впервые за долгое время включил диктофон.

— Дневник исследований, запись 137. Я долго шёл к этому моменту... Как давно я начал свои поиски? Десять лет? Пятнадцать? Возможно, всю жизнь.

Он сделал глоток остывшего чая и продолжил:

— Всё началось с простого наблюдения: Альмагест Птолемея и гипотетический Алкагест — всего лишь два слова. Как орёл и решка одной монеты. Альмагест описывает место — геоцентрическую систему. Алкагест должен описывать причину.

Даниэль встал и подошёл к окну, за которым сгущались сумерки.

— Легенда об Алкагесте — универсальном растворителе, способном превратить любую материю в первичное вещество... Это метафора. Я понял это, когда наткнулся на древнееврейское слово «решимо». Остаток, след, отпечаток. В каббалистической традиции — след, оставленный Бесконечностью после сжатия...

***

Через неделю доктор Левитски исчез. Его квартира осталась нетронутой, только записи последних дней невозможно было найти.

Именно тогда в мой почтовый ящик пришла посылка от Даниэля — мы переписывались на протяжении нескольких лет, обсуждая древние тексты. В коробке лежала единственная вещь: странный прибор, похожий на астролябию, но с необычной конфигурацией колец и странными символами. И записка:

***

«Дорогой друг,

Когда ты получишь это письмо, я буду уже далеко — не в пространстве, а... скажем так, в понимании.

Я давно догадывался, что ;;;;;;;; ;;;;;;;;;; Клавдий Птолемей был прав! Геоцентрическая система — это не просто древнее заблуждение, это ключ к пониманию особого места наблюдателя. Птолемей и Коперник, Земля и Солнце, конечность и бесконечность... Это не противоположности, а координаты одной системы.

Но я отвлёкся. Остановись. Перестань искать Алкагест так, как ищут обычные вещи. Он неуловим традиционными методами. Пока ты движешься привычным путём, тебе его не найти.

Хотя он находится в тебе самом, его неуловимость — в твоей безостановочности. Ты всё ещё не нашёл то место, где остался его след. След от осадка всего, растворённого в нём.

Остановись. Взгляни на инструмент, который я тебе отправил. Видишь этот узор в центре? Не узнаёшь себя в нём? Различил ли ты в этих линиях собственный рисунок сосудов сетчатки? Да, это твой персональный отпечаток. Твоё решимо.

Но постой... что заставило Бесконечность оставить след вначале?

;;;;;;. Берешит — начало. Первое слово Торы. Но это не просто "в начале". В начале чего? Пространства? Времени? Наблюдения?

Место и причина... Помнишь патологоанатома Морганьи и его труд "De sedibus et causis morborum" — "О местах и причинах болезней"? Он искал физические места поражений органов, связанные с болезнями. Но мы ищем место и причину космического масштаба.

Берешит решимо (;;;;;; ;;;;;). В начале был след. И всё это великое множество бесконечных миров — лишь решимо, след Бесконечности.

Прибор, который я тебе отправил, — мой Алкагест. Не универсальный растворитель, а универсальный наблюдатель. Установи его так, чтобы центральное кольцо было точно параллельно горизонту. Активируй его при полной луне, когда Сатурн виден невооружённым глазом.

Sit down and don't worry! Оставайся на своём месте.
Земля в центре. Альмагест.
"Тебе не нужно ничего, кроме знания Центра", — сказал Дионисий Фрейер.

И когда ты поймёшь, что значит быть в центре, ты увидишь меня снова. В следе, оставленном Бесконечностью.

Д.Л.»

***

Я смотрел на прибор, не решаясь прикоснуться к нему. Что имел в виду Даниэль? Был ли он безумцем, или действительно нашёл нечто, выходящее за рамки обычного понимания?

Полная луна наступала через три дня. Сатурн действительно был хорошо виден в это время года.

Эти три дня я провёл, изучая записи Даниэля, которые он присылал мне раньше. В них прослеживалась странная эволюция мысли — от академической строгости к более мистическому восприятию. Он писал о Птолемее, о геоцентрической системе не как о научной ошибке, а как о метафизической истине: каждый наблюдатель пребывает в центре своей вселенной.

В своих последних письмах он упоминал каббалистическую концепцию цимцум — самосжатие Бесконечности, чтобы освободить место для сотворения миров. И решимо — след, который остался после этого сжатия, отпечаток Божественного в материи.

***

В ночь полнолуния я поднялся на крышу своего дома. Сатурн сиял яркой точкой в южной части неба. Я установил прибор Даниэля так, как он описал, и активировал его, повернув центральное кольцо до щелчка.

Сначала ничего не происходило. Затем кольца прибора начали медленно вращаться, каждое в своём направлении. Я ощутил странное головокружение, словно земля под моими ногами одновременно оставалась неподвижной и вращалась с невероятной скоростью.

Звёзды растянулись в светящиеся линии, образуя сложный узор. И в этом узоре я внезапно увидел... свою сетчатку. Рисунок кровеносных сосудов моих глаз проецировался на всё небо, словно карта неведомой галактики.

И в центре этой карты стоял Даниэль Левитски.

— Ты пришёл, — сказал он с улыбкой. — Я знал, что ты поймёшь.

— Где мы? — спросил я, ощущая, что мой голос звучит странно, словно одновременно внутри и снаружи меня.

— Везде и нигде конкретно, — ответил Даниэль. — В месте, которое существует только в момент наблюдения. Я назвал его Алкагест — не вещество, а состояние, в котором растворяются границы между наблюдателем и наблюдаемым.

Он жестом указал на звёздные линии вокруг нас.

— Смотри. Эти узоры — не просто сосуды твоей сетчатки. Это карта решимо, следа, оставленного Бесконечностью в момент сотворения. И каждый человек носит в себе эту карту, уникальную и в то же время отражающую единую истину.

— Птолемей был прав? — спросил я, вспомнив его письмо.

— И да, и нет, — Даниэль улыбнулся. — Геоцентрическая система верна с точки зрения наблюдателя. Ты всегда в центре своей вселенной. И одновременно ты — лишь часть Бесконечности, наблюдающей саму себя через тебя.

Он протянул руку и коснулся одной из светящихся линий.

— Берешит решимо... В начале был след. Всё, что мы видим — лишь эхо этого следа. И когда ты по-настоящему осознаёшь своё место в центре — не в физическом, а в метафизическом смысле — ты начинаешь видеть причину за всем сущим.

— Поэтому ты исчез? — спросил я.

— Я не исчез, — сказал Даниэль. — Я просто научился смотреть иначе. И теперь могу быть везде, где есть решимо. То есть везде.

Он снова улыбнулся:

— Sit down and don't worry. Оставайся на своём месте. Земля в центре. Альмагест. "Тебе не нужно ничего, кроме знания Центра". Твой центр — это точка, из которой ты наблюдаешь вселенную. И одновременно — точка, через которую вселенная наблюдает саму себя.

Звёздные линии начали медленно гаснуть, а фигура Даниэля становилась всё более прозрачной.

— Когда ты вернёшься, ты увидишь вещи иначе, — его голос звучал теперь отовсюду. — Ты будешь видеть следы решимо во всём. И однажды, когда будешь готов, сможешь последовать за мной.

***

Я очнулся на крыше своего дома. Прибор Даниэля лежал рядом, его кольца неподвижны. Но что-то изменилось. Я сам изменился.

С того дня я стал замечать странные вещи. Узоры на листьях деревьев, рисунки облаков, даже трещины на тротуаре — всё начало складываться в карту, похожую на ту, что я видел в ночь полнолуния. След Бесконечности проступал сквозь обыденную реальность, как водяные знаки на банкноте.

Иногда, в особенно тихие ночи, я устанавливаю прибор Даниэля на крыше. Он больше не активируется так, как в первый раз, но помогает мне сосредоточиться, настроить восприятие.

И в эти моменты я почти уверен, что вижу Даниэля, склонившегося над древними фолиантами в каком-то измерении между пространством и пониманием. Он ищет новые следы решимо, новые отпечатки Бесконечности.

А я пока остаюсь здесь, в центре своей вселенной, изучая Альмагест и ожидая момента, когда буду готов искать Алкагест — не растворитель материи, а растворитель границ восприятия.

И иногда мне кажется, что я слышу голос Даниэля, шепчущий: "Берешит решимо... в начале был след".

И тогда я отвечаю ему: "И весь этот мир — лишь отражение следа".