Вне зоны доступа

Три дня назад вирус взял меня в плен без боя. Болело горло, нос дышал по очереди то одной, то другой ноздрёй, и всё время клонило в сон. Мир был как в тумане. Захватчик нарушил все мои планы. Когда сон одерживал верх, мне снились горы, лес, ручей. Я открывала глаза — и снова проваливалась в дремоту.

На третьи сутки я решила: пора объявлять войну. Заварила травяной чай — и жизнь заиграла новыми красками.

В городе наступил какой-то ад: воздух пропах выхлопными газами, пылью и дымом от огородных костров. Это было то самое время, когда ещё не "закрыли борозду", а значит — жгут всё подряд. Для меня этот запах — испытание. Начинается бешеный кашель, становится душно.

Я сбежала — на лесную тропинку, что петляла между подножием горы и ручьём. Сначала показалось, что оделась не по погоде: ветер пробирался под куртку, холодил плечи и шею. Но вдруг воздух сгустился смолистой пряностью — такой плотной, что казалось, её можно укусить. Я почувствовала, как горечь смолы разливается по нёбу, будто языком задела каплю, спрятавшуюся на коре. Лёгкое жжение скользнуло в горло, пробежало по коже мурашками.

Передо мной был пологий подъём. Тропинка тонкой нитью скользила между деревьев. По старой привычке я внимательно смотрела под ноги, чтобы не спутать ужа с почерневшей от влаги палкой.

— Ух ты! Сон-трава расцвела! — обрадовалась я как ребёнок.

Мохнатые колокольчики — сине-фиолетовые, белые, кремовые — прятались между сосновыми стволами. Листья и лепестки покрыты белым ворсом — будто припорошены инеем. Я достала камеру, чтобы запечатлеть это волшебство — и тут на меня налетели комары! Облепили руки, будто сговорились.

— Да идите вы отсюда! — прикрикнула я. — Прилипалы! — отмахивалась, как могла.

Из-за этой кровососущей атаки я сбилась с маршрута и вышла на любимую просеку — широкую, немного загадочную. Ровная дорога перетекала в каменистую, словно огромный КАМАЗ вывалил здесь шершавые валуны, покрытые лишайниками.

По пути, к скальнику, я заметила неприметный цветок, только-только собиравшийся расцвести. Проломник северный — первоцвет. Его продолговатые листья собираются в розетку, прижатую к земле, а цветёт он мелкими белыми цветочками-зонтиками. Малыш этот редко вырастает выше десяти сантиметров.

Я дошла до места камнепада. Осторожно, не торопясь, поднялась на каменистую дорогу. Здесь было теплее. Мне стало жарко, футболка прилипла к спине, но снимать лёгкую куртку не рискнула — комары не дремали. Да и голова без шапки — капюшон хоть как-то защищал.

Воздух был густой, смоляной.

Среди тонких стволов деревьев вдруг появились «камни-матрацы» — вытянутые в узкую стену, наложенные друг на друга. Я подошла ближе и пошла вдоль, разглядывая, как края камней обточены ветрами и дождями. И тут, буквально в нескольких метрах, на земле — куча берёзовых щепок. Кто-то очень старался!

Я подошла ближе — и поняла: берёзе досталось с лихвой. Её явно долбили не один день. Кора на том участке была ободрана почти вся — словно дятел увлёкся и не заметил, как перестарался. Ни одной стороны не пощадил — всё было изъедено, как после странной, но страстной резьбы по дереву.

Наверху ещё оставались живые ветви — они, наверное, верили, что это просто странная линька. Но снизу… снизу было ощущение, что дерево вступило в неравный бой с кем-то очень мелким, но невероятно упрямым.

Я двинулась дальше — лес редел, впереди уже виднелись валуны. Среди листвы мне попались странные розетки — прижатые к земле, мясистые, с бархатным налётом. Таких я ещё не встречала. Они будто сами выстроились вдоль моего пути.

До скальника оставалось всего несколько шагов, когда снова мелькнула знакомая форма. Та же бархатистая розетка, но из её центра торчал сухой, тёмный стебель с семенными коробочками. И тогда я поняла — это коровяк. Он рос здесь прошлым летом. Высокий, крепкий, с яркими золотыми цветками. Я тогда даже мерила длину его листа — почти от среднего пальца до локтя.

А теперь он вернулся. Тихо. Скромно. Только зелёные ладони у земли. Но всё так же жив. И будет снова тянуться вверх

Подниматься на скальник было легко: сначала под ногами плоские камни, как лепёшки с волнистыми краями, потом — плиты, обточенные временем. И вот я на вершине.

Верхушки сосен, что снизу казались великанами, теперь были со мной на одном уровне. До неба — рукой подать. Детский восторг охватил меня — хотелось хлопать в ладоши, кружиться, кричать от счастья.

Я огляделась. Слева — озеро. Дальше — голубые сопки, бескрайняя степь. А вон и мой город. Высотки — как великаны, частные домики — игрушечные. А за городом — горы. Полоса сосновых хребтов, пронзающая горизонт. Какие просторы!

И в этот момент я поняла: слабость, сонливость, мутная голова, что были со мной в городе — исчезли. Будто последние шаги по камням стерли остатки болезни. Я чувствовала себя озорным ребёнком — хотелось бегать, прыгать, ловить солнечные лучи.

Вот что значит быть собой. Свободной. Живой. Вне зоны доступа вирусов, дел, городской суеты.

Я раскинула руки, подняла лицо к небу и крикнула:
— Эгэгееей!

А потом, кружась на ветру, тихо напела: — Вне зоны доступа… вне зоны доступа… вне зоны доступа…

Перед тем как уйти, я оглянулась. Веточка сосны — и на ней шишка. Крепкая, чешуйчатая. Будто ждала меня. Я аккуратно сняла её. А чуть дальше, на земле, лежала вторая — тёплая от солнца, чуть приоткрытая.

Я улыбнулась. Всё как всегда. Две шишки — на память. Чтобы помнить, кто я есть на самом деле. Чтобы каждый раз, беря их в руки, вспоминать: вот она, моя свобода. Моя тропинка. Мой лес. Мои горы.