Вне зоны доступа

Три дня назад вирус взял меня в плен без боя. Болело горло, нос дышал по очереди то одной, то другой ноздрёй, и всё время клонило в сон. Мир был как в тумане. Захватчик нарушил все мои планы. Когда сон одерживал верх, мне снились горы, лес, ручей. Я открывала глаза — и снова проваливалась в дремоту.

На третьи сутки я решила: пора объявлять войну. Заварила травяной чай — и жизнь заиграла новыми красками.

В городе наступил какой-то ад: воздух пропах выхлопными газами, пылью и дымом от огородных костров. Это было то самое время, когда ещё не "закрыли борозду", а значит — жгут всё подряд. Для меня этот запах — испытание. Начинается бешеный кашель, становится душно.

Я сбежала — на лесную тропинку, что петляла между подножием горы и ручьём. Сначала показалось, что оделась не по погоде: ветер пробирался под куртку, холодил плечи и шею. Но вдруг воздух сгустился смолистой пряностью — такой плотной, что казалось, её можно укусить. Я почувствовала, как горечь смолы разливается по нёбу, будто языком задела каплю, спрятавшуюся на коре. Лёгкое жжение скользнуло в горло, пробежало по коже мурашками.

Передо мной был пологий подъём. Тропинка тонкой нитью скользила между деревьев. По старой привычке я внимательно смотрела под ноги, чтобы не спутать ужа с почерневшей от влаги палкой.

— Ух ты! Сон-трава расцвела! — обрадовалась я как ребёнок.

Мохнатые колокольчики — сине-фиолетовые, белые, кремовые — прятались между сосновыми стволами. Листья и лепестки покрыты белым ворсом — будто припорошены инеем. Я достала камеру, чтобы запечатлеть это волшебство — и тут на меня налетели комары! Облепили руки, будто сговорились.

— Да идите вы отсюда! — прикрикнула я. — Прилипалы! — отмахивалась, как могла.

Из-за этой кровососущей атаки я сбилась с маршрута и вышла на любимую просеку — широкую, немного загадочную. Ровная дорога перетекала в каменистую, словно огромный КАМАЗ вывалил здесь шершавые валуны, покрытые лишайниками.

По пути, к скальнику, я заметила неприметный цветок, только-только собиравшийся расцвести. Проломник северный — первоцвет. Его продолговатые листья собираются в розетку, прижатую к земле, а цветёт он мелкими белыми цветочками-зонтиками. Малыш этот редко вырастает выше десяти сантиметров.

Я дошла до места камнепада. Осторожно, не торопясь, поднялась на каменистую дорогу. Здесь было теплее. Мне стало жарко, футболка прилипла к спине, но снимать лёгкую куртку не рискнула — комары не дремали. Да и голова без шапки — капюшон хоть как-то защищал.

Воздух был густой, смоляной.

Среди тонких стволов деревьев вдруг появились «камни-матрацы» — вытянутые в узкую стену, наложенные друг на друга. Я подошла ближе и пошла вдоль, разглядывая, как края камней обточены ветрами и дождями. И тут, буквально в нескольких метрах, на земле — куча берёзовых щепок. Кто-то очень старался!

Я подошла ближе — и поняла: берёзе досталось с лихвой. Её явно долбили не один день. Кора на том участке была ободрана почти вся — словно дятел увлёкся и не заметил, как перестарался. Ни одной стороны не пощадил — всё было изъедено, как после странной, но страстной резьбы по дереву.

Наверху ещё оставались живые ветви — они, наверное, верили, что это просто странная линька. Но снизу… снизу было ощущение, что дерево вступило в неравный бой с кем-то очень мелким, но невероятно упрямым.

Я двинулась дальше — лес редел, впереди уже виднелись валуны. Среди листвы мне попались странные розетки — прижатые к земле, мясистые, с бархатным налётом. Таких я ещё не встречала. Они будто сами выстроились вдоль моего пути.

До скальника оставалось всего несколько шагов, когда снова мелькнула знакомая бархатистая розетка, но из её центра торчал сухой, тёмный стебель с семенными коробочками. И тогда я поняла — это коровяк. Он рос здесь прошлым летом. Высокий, крепкий, с яркими золотыми цветками. Я тогда даже мерила длину его листа — почти от среднего пальца до локтя.

А теперь он вернулся. Тихо. Скромно. Только зелёные ладони у земли. Но всё так же жив. И будет снова тянуться вверх

Подниматься на скальник было легко: сначала под ногами плоские камни, как лепёшки с волнистыми краями, потом — плиты, обточенные временем. И вот я на вершине.

Верхушки сосен, что снизу казались великанами, теперь были со мной на одном уровне. До неба — рукой подать. Детский восторг охватил меня — хотелось хлопать в ладоши, кружиться, кричать от счастья.

Я огляделась. Слева — озеро. Дальше — голубые сопки, бескрайняя степь. А вон и мой город. Высотки — как великаны, частные домики — игрушечные. А за городом — горы. Полоса сосновых хребтов, пронзающая горизонт. Какие просторы!

И в этот момент я поняла: слабость, сонливость, мутная голова, что были со мной в городе — исчезли. Будто последние шаги по камням стерли остатки болезни. Я чувствовала себя озорным ребёнком — хотелось бегать, прыгать, ловить солнечные лучи.

Вот что значит быть собой. Свободной. Живой. Вне зоны доступа вирусов, дел, городской суеты.

Я раскинула руки, подняла лицо к небу и крикнула:
— Эгэгееей!

А потом, кружась на ветру, тихо напела: — Вне зоны доступа… вне зоны доступа… вне зоны доступа…

Перед тем как уйти, я оглянулась. Веточка сосны — и на ней шишка. Крепкая, чешуйчатая. Будто ждала меня. Я аккуратно сняла её. А чуть дальше, на земле, лежала вторая — тёплая от солнца, чуть приоткрытая.

Я улыбнулась. Всё как всегда. Две шишки — на память. Чтобы помнить, кто я есть на самом деле. Чтобы каждый раз, беря их в руки, вспоминать: вот она, моя свобода. Моя тропинка. Мой лес. Мои горы.