Прикосновение детской ладошки Часть 2 Глава 10

Глава 10
     В День Победы было очень жарко. Липкая, влажная, изматывающая жара. Этот майский день был тёплым по всей стране. Никто не ощущал ни голода, ни холода. Не стеснялся рваной обуви, зашитой, и перезашитой одежды. Закончилась война. И хотя Сталин озвучил цифру 20 млн. погибших, пересчитали и её, получилось 26 млн. На прииске Благодатном с начала войны появилось много ссыльных, но они были простые и честные люди. Работали, не тратя времени на глупости, и кое- как сводили концы с концами. Старались выжить. Добывали металл, и увозили посылки в Красноярск. Но нет власти, способной сравнится с властью хищного, предательски смертельного блеска золота.

    Вёсны уходили и приходили. Время стирало годы. Маша замуж так и не вышла. Смерть Алексея совпала с возвращением Максима из армии. Когда выживший в сталинских лагерях, Алексей вернулся, была война. Измождённый и измученный, глядя на работавших в ледяной воде женщин, он не сдавался. На драге в зимние морозы, условия  были жестокими. И постоянное чувство голода, простуды, переутомления. С  ранней сединой, морщинами и  шрамами на лице, выглядел он намного старше своих лет. После войны, как маску снял. Посвежел, поправился. Каждую осень брал отпуск и уходил охотиться, не взирая, на одолевавшие, его ещё лагерные болезни. Но они не отступали. Наконец он слёг совсем, и глядя на плакавшую над потемневшими от времени письмами Никиты Катю, ворчал:

    - Не плачь, парень на такой страшной войне погиб! Всех защищал. Знаю, ты думаешь, и я умираю. Нет, я стойкий, Максима с армии дождусь. Мне ему много чего сказать надо. Маша женщина, подружкам проговорится. Доверю свою тайну только Максиму с Тимофеем.- И с тоской оборачивался на давно выросшую выше забора, посаженную Никитой рябину.

     Максим приехал неожиданно и не один. У калитки остановился автобус из райцентра. Она резко распахнулась, и впустила с ребёнком на руках стройную черноглазую горянку. За ней в форме старшего сержанта с двумя чемоданами шагнул высокий статный парень. И не в силах справиться с нахлынувшими чувствами, остановился. Алексей лежал у открытого окна. Для него приезд внука был как последний глоток свежего воздуха. Ещё успел подумать, кто у них с Катей, правнук, или правнучка? Но уставшее сердце не выдержало. Сам бы Алексей сказал, что умер от избытка счастья. Вскрывать мертвых закона ещё не было, и местный фельдшер, констатируя смерть, сказал Кате, что Алексей столько в своей жизни страдал и переживал, что сердце не выдержало избыток эмоций и разорвалось. Так и получилось, что вместо свадьбы как мечтала Гунала, хоронили Алексея.

    Служил Максим на Кавказе и встречался с местной совсем молоденькой девушкой. За два месяца до его демобилизации она родила девочку. Семья была простая и бедная. Четыре сестры, а отец не пришёл с войны. Максим настоял, чтобы дочку в честь бабушки окрестили Катей. В день, когда забрал их из роддома зарегистрировался с Гуналой, и записал Катюшу на себя. Обращался к жене - Галя, она не обижалась, и вскоре позабыв необычное для Сибири имя, её так звали все. Заботы по дому Галя взяла на себя. А Максим поступил на службу в Советскую милицию, и стал в Благодатном участковым милиционером. После того, как на добыче золота Хрущёв прибавил 60% к северным надбавкам, люди перестали уезжать. Обзавелись хозяйством, радовались политической «оттепели» Но вскоре случился коллапс  в сельском хозяйстве, стало не хватать хлеба. Давали по килограмму на человека. Очереди за хлебом выстраивались в пять утра, его часто не хватало. За всё стало надо вносить налог. За куриц яйца государству сдавать, за коров сбитое дома масло. Доходило до смешного. Вокруг прииска смородина в тайге растёт, её осенью вёдрами носят, а в палисаднике сама росла, птицы заносили. За неё налог, за черёмуху налог. Вот и вырубали всё подряд. Стояли избы как голые бесстыжие девки. Случались и курьёзы. Перед Новым годом Максим приехал к обеду из района, намёрзся, сидит борщ горячий ест, наслаждается.

   - Максим! Максим, беда!- Галя с горячим чайником стоит, в окно смотрит. А там мужик в рваной фуфайке по улице бежит. В руках топор, лезвие недавно отточенное, на зимнем солнце сверкает. Кричит:

   - Сука, догоню, убью! – Максим, как был в свитере, на сорокоградусный мороз выскочил, только пистолет успел из кобуры вынуть. Рванул за мужиком, пистолет с предохранителя снял, пальнул в  воздух, тоже кричит:

   - Остановись! Стрелять буду! Именем закона, ты арестован. Потом за ними, сорвав с ремня, любовно повешенный на ковре карабин, побежал в одной шапке Иван Павлович. А мужик, как улица закончилась, в лес свернул. Заскочил в открытую настежь калитку на кордоне и нырнул в стайку. А на крыльце смеялась, согнувшись, чуть не падала от смеха Мила. Увидев мужиков, она взвизгнула, и протяжно простонала. Разогнулась, позвала:

   - Давайте в дом, вы все в инее, простудитесь.

   - А там-то, там, кто?- Мила вытерла бежавшие по щекам слёзы. - А ты Максим родного дядьку не узнал?

   - Какой дядька? Это же бич! Весь в рванье, с топором.

   - Я Максим это, я. Хорошо, что прибежали, сейчас вас так же приодену, и будем свинью забивать. Я за ней гнался. Неужели не видели, что она впереди бежит?

   - За свиньёй? Я из-за неё не пообедал? - Максим представил улицу. По ней несётся свинья, за ней он, раздетый, но с пистолетом, а последний начальник прииска с карабином и в ушанке. Сейчас над ними потешается весь прииск, и молодой милиционер заскрипел зубами. - С удовольствием, сейчас же убью. – Максим шагнул к стайке.- Его остановил дружный хохот Милы с Тимофеем. – А что тут смешного? Сейчас убью, и можем свежину жарить. Как мы бежали, до сих пор все мокрые, то и её отпаривать не надо. Он сунул руки в поданную Милой телогрейку и зашёл в загон.

   - Постой, Тима в неё стрелял. А она развернулась и понеслась со двора, даже калитку выломала. Я когда увидела, что возвращаются, смех сдержать не смогла. Пусть живёт, заплатим налог за двух. У нас свинка опоросилась, мы её купили с маленькими. Не знали хозяева, так бы ни в жизнь не продали. Одну мы до весны оставили, а эта лишняя, не взял никто. Нам Егорыч всегда убивал, его как назло, в больницу увезли. По горлу ножом чиркнёт, и только таз успей подставить. Мы кровяную колбасу любим.

   - Дядька, ты куда её стрелял? Думаю в голову, а она у них салом заплывает, застряла  в нём твоя пуля, вот она и бегала по прииску. – Разговаривая, Максим открыл стайку и, почесав свинью по спинке, выстрелил в ухо.- Будто в раздумье она упала на приготовленную еще утром Милой свежею солому.- Всё, получайте ваше мясо. Дядя Тима, ты воевал, а свинью убить не можешь.

   - Я на танке воевал, всю живность фашисты убивали. У нас если узнают, расстрел за мародёрство.