Глава 8. Поцелуй Лады

В садах Яви, где время растягивалось, как капля мёда на лепестке пиона, царила Лада. Её волосы, сплетённые из солнечных зайчиков и лепестков магнолии, пахли дымом костров, вокруг которых танцевали первые влюблённые. Её смех заставлял цвести даже камни, а слезы — созревать плоды, горькие и сладкие одновременно. Но сегодня Лада не смеялась. Она стояла у зеркала, сотканного из утренних рос и паутины, и смотрела, как по её щеке скатывается слеза. Она упала на землю и проросла розой — алой, с шипами острее кинжалов Мораны. 

— Любовь… — прошептала Лада, срывая цветок. — Зачем ты ранишь даже богов? 

Она знала ответ. Он прятался в тени дубрав, где Велес учил людей смеяться сквозь боль. Там, где его хохот смешивался с шепотом листвы, а руки, вечно запачканные глиной и мёдом, касались сердец, готовых разбиться. 

***

Лада пришла к нему на закате, когда небо кровоточило багрянцем, а тени протягивали к земле дрожащие пальцы. Велес сидел у костра, раздувая угли шутками, а вокруг него толпились люди — те самые, что когда-то выбрали его своим покровителем. Они пели, и в их голосах звенела та самая искра, что Велес вдохнул в глину. 

— Ты научил их слишком многому, — сказала Лада, появляясь из тумана. Её платье, сотканное из сумерек и лепестков вишни, шуршало, как крылья встревоженной птицы. 

Велес обернулся. Его глаза, всегда полные насмешки, на миг стали серьёзными. 

— Лада… Царица Сердец. Ты пришла проклясть меня за то, что они любят слишком громко? 

— Нет. Я пришла спросить: зачем ты дал им страсть без верности? — Она указала на пару, сплетённую в поцелуе у реки. Их объятия были жарче пламени, но взгляды блуждали в поисках новых соблазнов. 

Велес усмехнулся, подбрасывая в костёр ветку. Искры взвились к небу, превращаясь в светлячков. 

— Верность — это клетка. А я ненавижу клетки. 

Лада сжала розу в руке. Шипы впились в ладонь, и кровь — золотая, как её сущность — капнула на землю. Там, где упала капля, расцвели маргаритки, их лепестки дрожали, словно от стыда. 

— Страсть без верности — огонь без очага. Он сожжёт их. 

— Зато осветит путь, — Велес встал, приблизившись к ней. Его дыхание пахло дымом и диким мёдом. — Ты же знаешь, как это… гореть. 

Он коснулся её щеки, и Лада вздрогнула. Его прикосновение было как ветер — ласковым, но готовым превратиться в ураган. 

— Не играй со мной, — она отступила, но её голос дрогнул. — Ты не знаешь, что такое любовь. 

— Знаю, — он ухмыльнулся, поднимая с земли опавший лист. — Это когда сердце бьётся в такт чужому… даже если этот ритм сводит с ума. 

Лист в его руках превратился в колибри. Птица взмыла вверх, её крылья блестели, как изумруды, и упала к ногам Лады, рассыпавшись прахом. 

— Красиво, не правда ли? — прошептал Велес. — Но не вечно. 

***

Перун пришёл с громом. Его колесница, запряжённая облаками, разорвала небо над дубравами. Молнии били в землю, выжигая цветы, рождённые слезами Лады. 

— Ты! — зарычал он, указывая на Велеса. — Ты украл даже её! 

Лада шагнула между ними. Её платье вспыхнуло ослепительным светом, заставив обоих богов отшатнуться. 

— Я не трофей, чтобы меня воровали! — её голос звенел, как разбитый хрусталь. — И не добыча, чтобы за неё сражаться! 

Перун спрыгнул с колесницы. Его доспехи, выкованные из гнева и звёздной пыли, звенели при каждом шаге. 

— Он оскверняет тебя своими играми, — прошипел он, не сводя глаз с Велеса. — Ты достойна большего. Бога… который сможет защитить тебя. 

— Защитить? — Лада рассмеялась, и в её смехе зазвучали колокольчики, сплетённые с лезвиями. — От чего? От чувств? От жизни? 

Она повернулась к Велесу, но тот уже исчез, оставив лишь след из опавших листьев и горьковатый запах полыни. Люди разбежались, испуганные грозой в глазах Перуна. 

***

Лада осталась одна. Она шла через лес, и там, где её слезы падали на землю, вырастали розы — алые, как раны, бархатные, как невысказанные желания. Она рвала их, вплетала в волосы, бросала под ноги, но цветы возвращались, обвивая её стан, словно цепкие руки тоски. 

— Зачем? — спросила она у ветра. — Почему любовь должна быть болью? 

Ветер принёс ответ из глубины леса — голос Рожаницы, звучащий сквозь сон: 
_«Потому что лишь через боль рождается сила. И лишь через силу — милосердие»._ 

Лада упала на колени. Её руки впились в землю, и из-под ногтей проросли корни, сплетаясь с корнями дубов, что помнили ещё песни Сварога. Она плакала, и сад вокруг неё расцветал ядовитой красотой: наперстянка шептала ложь, белладонна манила обещаниями, а тёмные орхидеи смеялись хриплым смехом. 

Но среди этого безумия один цветок стоял особняком — белая роза, её лепестки светились, как луна в руках Мораны. Лада сорвала её, и шипы вонзились в плоть, но не вызвали боли. 

— Нежность… — прошептала она. — Значит, она всё же возможна? 

***

На следующее утро люди нашли свои хижины увитыми розами. Алые бутоны раскрывались на рассвете, источая аромат, который сводил с ума влюблённых. Но в центре селения рос куст белых роз — хрупких, как первый снег. Старейшина, чья жена умерла от чёрных узлов Макоши, сорвал один цветок и положил его на её могилу. 

— Любовь… — сказал он, и в его голосе не было горечи. — Она ведь не умирает? 

А высоко в небесах Перун ковал новое оружие — кольцо из молний и стали. 

— Ты будешь моей, — бормотал он, ударяя молотом так, что содрогались облака. — Даже если мне придётся сжечь весь мир. 

Лада же, сидя в своём саду, смотрела на белую розу. Её шипы теперь сверкали, как алмазы, а лепестки пели тихую колыбельную — ту самую, что когда-то пела Рожаница, когда мир был лишь намёком на сон.