То, что помнится. Методисты

Всё вертится вокруг методического

Вся моя жизнь и работа в Гомельской областной библиотеке так или иначе вращалась вокруг методического отдела: работать пришёл в НМО, потом не несколько лет попал в отдел искусства – под крыло Зинаиды Михайловны Слученковой, затем, ненадолго возглавляя отдел вместо Зинаиды Михайловны, вернулся к истокам – в методический (тогда он уже звался отделом библиотековедения), затем стал заместителем директора по научной работе, но и тогда не прерывалась связь с моим любимым отделом.
Золотых имён в моей профессиональной жизни, к счастью, немало. Позволю себе остановиться на некоторых побольше. 
Нина (по документам – Нинель) Алексеевна Малая. В моём восприятии она была строгой, но очень доброй мамочкой. Много времени и сил отдавала своему внуку. А на работе сидела в своей «каморке», лишь иногда выходя к подопечным, чтобы что-то обсудить.
На шкафу при входе в отдел стояло проводное радио. Когда коллеги включали приёмник погромче, чтоб послушать музыку, Нина Алексеевна покидала рабочее место, молча делала звук тише и молча удалялась в «каморку» (в которой позже поселится программист Сергей Ярославович Тишков, разработавший для библиотеки уникальную АБИС). Если же по радио передавали новости или шли какие-то политические дебаты (а в перестроечные годы их было много в СМИ, и мы все интересовались политикой), Нина Алексеевна выплывала из своих апартаментов и делал звук радио громче, хотя не многим это доставляло удовольствие.
Вениамин Моисеевич Бляхер был одним из первых, кого я встретил в библиотеке, немедленно попав под обаяние. Ироничный, умный, жизнелюбивый Бляхер был профессионалом высокого уровня. Правда, у него было несколько недостатков. Один из них – слабость к зелёному змию. В день, когда Вениамин Моисеевич получал зарплату, на пороге методического отдела материализовывался его племянник с дражайшей половиной, и Бляхер либо давал им деньги на градусные напитки, либо сам их покупал. И после таких встреч с родственниками мог внезапно «заболеть» и назавтра не прийти на работу или выйти к полудню.
Из-под пера Вениамина Моисеевича вышло немало методических материалов и прочих документов. Но почерк Бляхера не понимал никто. Своими рукописями Вениамин Моисеевич мог бы конкурировать с таинственным, не расшифрованный до сих пор манускриптом Войнича. Почерк Бляхера понимала только машинистка Елизавета Степановна (женщина добрейшей души, участница войны). Она текст из «бляхеровского» переводила во всеми читаемый, тут же набирая его на печатной машинке, без всяких опечаток и ошибок.
Бляхер жил в доме номер семь, если не ошибаюсь (или номер пять) по улице Привокзальной и я всего лишь раз бывал в его холостяцком мрачном жилище – после смерти любимой жены Наташи Вениамин Моисеевич больше не женился. Как у настоящего библиотекаря и библиофила, квартира Бляхера была полна книг. Что сталось с ними, когда Бляхер покинул наш мир? Трудно сказать. Не исключено, что племянник распродал весь нехитрый скарб дядюшки.
Так получилось, что мне пришлось провожать Вениамина Моисеевича в последний путь, когда надо было нести гроб с катафалка для погребения на кладбище в Осовцах.  За месяц или два до смерти мы с коллегами посещали внезапно сильно занедужевшего Моисеевича в туббольнице. Настрой у Бляхера был мрачный. Наши шутки и уверения, что скоро он справится с болезнью, не одолели его тяжёлое душевное состояние. Всю жизнь помню его тогдашние глаза – в них царил ужасающий мрак, говорящий о том, что скоро Бляхера не станет. Наверно, Моисеевич сам чувствовал скорую кончину, поэтому уже не шутил и не улыбался. Но мне всегда будет помнится только его сияющее улыбкой лицо.
Лидию Степановну Кухаренко считаю своим наставником, учителем в профессии: если бы не её неоспоримое, но мягкое влияние на юную мою душу, я наверняка бы ушёл из профессии в первые же годы после обязательной отработки после института. Сейчас улыбаюсь, когда вспоминаю, как стеснялся своей профессии: когда односельчане спрашивали, где работаю, я говорил, что в управлении культуры. Уже позже пришла настоящая любовь к избранной профессии, уважение её и тогда сказал себе: почему я должен стыдиться своей профессии, чем она хуже других? И уже с гордостью говорил, что работаю в библиотеке.
Лидия Степановна училась и долгое время жила в России и в Гомель вернулась, чтобы присматривать за пожилыми родителями. Ирония судьбы: родители присматривали за ею самой в её последний год жизни. Лидия Степановна серьёзно заболела и не оправилась от болезни. А предыстория трагична и её перипетии сродни известному сюжету о Моцарте и Сальери.
В начале 90х Кухаренко разработала областную краеведческую программу «Живая память Гомельщины», в реализации которой призваны были участвовать библиотеки, музеи и другие учреждения культуры области. Но почему-то получилось, что её выполнением в основном были заняты библиотеки и они, под руководством Лидии Степановны сделали немало. В то время Кухаренко возглавляла методический отдел вместо добровольно сдавшей бразды правления Нины Алексеевны, но её уважали не только за высокую должность, но и потому,  что в библиотечном деле она была самым авторитетным (наряду с Бляхером) профессионалом.
Но вскоре в библиотеку пришёл молодой, амбициозный Константин Воробьёв, ставший любимчиком директора Валентины Петровны и получивший поддержку своих проектов (таких как видеосалон в библиотеке, запись на местном ТВ ставшей потом популярной передачи «Видеотайм» и проч.). С Лидией Степановной они не смогли найти общий язык, и вскоре, неожиданно для всех, Лидия Степановна ушла из библиотеки. Но их противостояние не закончилось.
Вскоре Лидия Степановна узнала, что Воробьёв везде трубит о том, что и «Живая память Гомельщины» разработана им или под его чутким руководством. Кухаренко это сильно подкосило и она заболела. Ужасные мигрени были настолько сильными, что центральную городскую библиотеку имени Герцена, где она работала в методическом, тоже пришлось покинуть.  А потом и этот мир. Печальный пример горя от ума и людского коварства.
До сих пор помню, как она любила «Песню Сольвейг» и я написал заявку на радио, чтобы песня прозвучала в обеденный перерыв. Услышав моё письмо и «Песню Сольвейг», Лидия Степановна улыбалась – высшая награда для меня на тот момент. Но главная награда – её первое место в моих сердце и судьбе. Лидия Степановна, спасибо, что Вы были!
Помните, дорогая, как Вы инициировали областной конкурс библиотекарей? Зональные его уровни проходили в районных центрах. Один из таких зональных туров проводился в Мозыре. В памяти остались свежими воспоминания о том, как мы записывали на магнитофон начитанные отрывки из известных книг, главные герои которых что-то ели или готовили. Помню, как несколько раз пришлось останавливать запись отрывка из «Мастера и Маргариты» (об осетрине второй свежести), так как у меня постоянно язык, что называется, заплетался за зубы.
(Отступление. Язык не перестал подводить меня и спустя десяток-полтора лет, когда по моей задумке и при поддержке тогдашнего главного редактора радиовещания Сергея Красноборода на областном радио совместно с Мариной Горбачёвой и Наташей Бабенковой мы записывали еженедельный радиожурнал «Библиопанорама». Записи первых выпусков сохранились, и я даже выложил их в интернете).
Методический отдел по праву считался одним из главных в библиотеке. Его часто называли мозгом библиотеки, поскольку в нём работала интеллектуальная элита библиотечной сферы. Однажды, накануне новогоднего капустника, в библиотеке объявили конкурс на лучшую рекламу своих отделов, и Лидия Степановна мне как самому молодому из творческих и самому творческому из молодых предложила в нём поучаствовать.
Не назову чем-то уникальным и креативным то, что я придумал. Реклама, в которой я пригласил поучаствовать Валентину Дубовик, выглядела следующим образом: мы с Валей выходили на середину актового зала (он находился там, где сейчас библиокафе), я выкладывал слепленные из бумаги бутафорские поленья, «разводил костёр», ставил на него кастрюлю (хотя был нужен котелок, но его не нашли) и мы садили на корточки вокруг «костра», держа над кастрюлей руки ладонями вниз. Я спросил: «Ну что, варит?». Валентина ответила: «Варит!». Мы вставали в унисон произносили: «Методический отдел: наш котелок всегда варит». Сейчас такая реклама кажется весьма наивной.
Надежда Анатольевна Мареева пришла к нам в методический, когда в 1991 году объединили нашу библиотеку с областной детской, где Мареева работала. Не знаю, можно ли назвать дружбой наши тёплые отношения, но Надя стала человеком, к которой я относился с трепетом и уважал. И потом, когда она стала заведующей отделом и когда была назначена заместителем директора, я возглавил методический. И позже, когда я стал заместителем директора по научной работе (после ухода с этой должности Воробьёва, который перешёл работать на телевидение), наши тёплые отношения остались. Сохранились они и до ухода Мареевой из библиотеки и после оного.
Помнится один забавный, на мой взгляд, случай. Когда в моём кабинете начался ремонт и надолго затянулся, Валентина Петровна попросила Надежду Анатольевну потесниться и подселила меня в её кабинет. С Надей мы не только успешно решали встающие задачи, но и общались просто по-человечески, вместе пили по утрам кофе, разговаривали, вместе обедали и вместе уходили домой после рабочего дня. Видимо, Валентине Петровне не очень нравились наши тёплые отношения, потому как однажды в сердцах она сказала: «Присели вы там вдвоём с Надей». Что она имела ввиду? Что мы дружим или плохо работаем? Хотелось ответить ей: но Вы же сами и посадили нас вместе. Хорошо, что хватило ума не начать словесную перепалку, последствия которой не предсказуемы. А ведь я мог припомнить Валентине Петровне, что её кабинет днями не покидал Воробьёв, что-то обсуждал и т.д. И ей, наверняка, это льстило.
Валентина Петровна испытывала ко мне симпатию. Иначе бы она однажды, в мой день рождения, не предложила бы мне должность своего заместителя, а потом не выбила бы для меня роскошную служебную трёхкомнатную квартиру на лице Свиридова. Помнится, когда она праздновала свой юбилей в кафе «Румянцевское», на правах именинницы раздавала шуточные медали с надписями. Мне Валентина Петровна повесила на шею медаль, на которой была надпись «всеобщий фаворит». Эту символическую медаль до сих пор храню – после переезда из Гомеля она не затерялась и висит в спальне над моей прикроватной тумбочкой.
Когда я работал заведующим отделом библиотековедения, который переехал из основного здания на второй этаж торжественно открывшейся пристройки, под моим началом работали Марина Сергеевна, ставшая после замужества Рафеевой, молодая специалистка и её подруга Наташа Бабенкова. А также Дина Ивановна Мельниченко. Если с Мариной мы дружили едва ли не с первых дней её работы в читальном зале, то с Наташей и Диной, как новыми для меня лицами, пришлось много пообщаться, прежде чем стать дружным коллективом, а то и подружиться.
Помню, как Наташа, зная, что много пишу, предложила сделать мой сайт, на котором собрать моё нехитрое творчество. Я был рад и Наташа не меньше. Сайт ею был создан очень быстро. Не знаю, как теперь объяснить, но, когда Наташа предложила на выбор несколько вариантов рисунков для подложки, я выбрал почему-то огромный глаз, зияющий на фоне тиноподобной зелёной кожи. Глаз этот принадлежал толи дракону (в год которого я родился), толи инопланетянину.  В любом случае в себе я подспудно высмотрел что-то не от мира сего.
Наташа подружилась не только с Мариной и одарила своей дружбой и очень тёплыми отношениями и меня. Эти отношения, смею надеяться, сохранились у нас всех.
А потом в отдел библиотековедения пришёл ещё один творческий человек, мой тёзка. Юрий Алексеевич Рачинский. Юра. Он не только писал интересные стихи прозу, но и играл со мной на подмостках библиотечного театра «Грачи». Играл очень талантливо.  Мне кажется, что всё, что делает Юра, талантливо.
Вместе с Юрой и Олегом Ананьевым мы втроём воплотили придуманный Ананьевым проект «Живая память моей семьи» и написали книгу о войне, литературно обработав воспоминания участников войны и их родственников.
Когда в 2016 году состоялся (придуманный в поезде по дороге из Минска в Гомель) конкурс «Мужчины в библиотечном деле», мы с Юрием Рачинским, а также с Николаем Скинтияном и названным выше Олегом Ананьевым были делегированы директором библиотеки Мариной Рафеевой в качестве…участников конкурса. Скажу, борьба была нешуточная, ведь сложно соревноваться с равными.   
Вспоминается и Галина Самуиловна Басок, пришедшая с Надеждой Мареевой из областной детской библиотек и влившаяся в коллектив методического отдела. Жила она, до того как с мамой уехала к сестре в Израиль,  в квартире пятиэтажного дома справа от администрации района. И на работу приходила раньше других. Басок жутко боялась фотографироваться, так ка считала себя не фотогеничной, и всячески пряталась, когда видела направленный на её объектив. Это трогательное воспоминание о ней вызывает улыбку.
Вспомню и одну тонкую, «тургеневскую» девушку, однажды влившуюся в коллектив методистов. Олю Невейкову из Костюковки (если не ошибаюсь). Она вместе со мной и Мариной, после отъезда в Москву Наташи Бабенковой, некоторое время вела радиожурнал «Библиопанорама», который просуществовал на областном проводном радио с десяток лет. Оля вскоре вышла замуж и уехала в Витебск, где в областной библиотеки дослужилась до должности заместителя директора.
Хочется на несколько минут вернуться в своё далёкое методическое прошлое, когда меня, молодого специалиста, послали в командировку в Лельчицы. Уже не помню, по каком вопросу. Стояла холодная поздняя осень или ранняя зима. В те времена и библиотека и гостиница находились в старых зданиях. Гостиница представляла собой одноэтажное здание, отапливаемое печками-грубками. Меня поселили в номер, где стояло пять или шесть кроватей. У единственной из пустовавших и доставшейся мне отсутствовала одна ножка – вместо неё кровать держалась на…кирпичах. Вы можете не верить, но так и было, как я говорю. 
Из всех соседей по комнате мы подружились с одним минчанином, приехавшим в Лельчицы с какой-то проверкой (за давностью лет не помню, в какой сфере). Имени его не помню уже. В памяти остался молодой элегантно, но явно не по сезону одетый молодой человек, на руке которого сияло золотое кольцо. Вечерами, чтобы не проводить их в гостинице с какими-то рабочими, мы вместе гуляли или ходили в кино, а ещё на завтраки и ужины в близлежащую столовую.
Ещё одна памятная командировка была в Калинковичский район, где в Глинищах мы с областным центром народного творчества готовили республиканский праздник к юбилею народного писателя Ивана Мележа. Вскоре гостиницу заполонили голоса приехавших из Минска писателей. Делегацию, из которой память запечатлела только Аллу Канапельку, возглавлял поэт Алесь Письменков, русоволосый и русоусый симпатичный молодой мужчина. Таким и должен выглядеть настоящий поэт – тогда я подумал.
Вечером меня и дам из ОЦНТ (директора и её зама) пригласили на ужин в местный ресторан, где уже вовсю раздухарились столичные писатели. Я ушёл из ресторана рано, поскольку назавтра надо было рано вставать и ехать в Глинищи – место республиканского праздника. Утром был разбужен голосом Письменкова, который пытался разбудить хорошо погулявших накануне коллег. На республиканский праздник писатели приехали с опозданием. Догадываетесь, как они выглядели после вечерней свистопляски?
На юбилей Максима Горецкого (не помню, сколько лет тогда исполнилось) руководство областной библиотеки не поехало, а отправило меня, не только как методиста, но и как молодого литератора. Ехал я в Горки вместе с Натальей Васильевной Малашенко из библиотеки Герцена, которая была уважаема литературной элитой Гомельщины. Литературный праздник Горецкого помню весьма смутно, а вот вечерний банкет в ресторане запомнился несколькими эпизодами. Один из них – Янка Брыль, которого я видел впервые и на расстоянии вытянутой руки, под влиянием выпитого находился, мягко говоря, в эйфории, и весь вечер передвигался по ресторану с помощью другого писателя (имя его вертится в голове, но никак не вспомнится) – под руку.
Наталья Васильевна, сидя за банкетным столом, весь вечер кокетничала с импозантным мужчиной, сидящим по ту сторону стола. Вполне возможно, что он был тоже нашего писательского цеха. 
Я почувствовал себя плохо и решил уйти спать в гостиницу. Малашенко просила не покидать её наедине с ново образовавшимся кавалером, но мне было не до них. Проснулся сначала от какого-то стука в коридоре и мужского громкого голоса, просившего кого-то открыть дверь, а потом от телефонного звонка в моём номере. Взяв трубку, услышал взволнованный голос Натальи Васильевны – она просила прийти ей на выручку и избавить от атаковавшего вечернего знакомца. Сил куда-то идти среди ночи и разбираться с мужчиной, которому весь вечер строили глазки и танцевали, желания не было. Хотелось только спать. Я бросил трубку и отрубился. Чем закончилась история с великовозрастным Ромео, до сих пор не ведаю, ибо на эту тему с виновницей ночных бдений мы не разговаривали.