Мощи

Тропарь

Подвигом юродства Христа ради подвизался еси, странен и дивен явился еси на земли, пламенем любве к Распятомуза ны Христу Богу, страсти плотския испепелил еси, от Него же и по смерти ликом небожителей сочетался еси. С ними же, Отче Иоанне блаженнее, молися о спасении душ наших


День сегодня выдался суматошный. То одно, то другое и так до вечера, а уже когда стемнело, услышала, что мощи Иоанна Тульского открыты. Бросилась со всех ног к Успенскому кафедральному собору. Может , успею преклонить колени, хоть перед закрытием храма, да помолюсь защитнику нашему.
Платок с головы почти слетел, волосы растрепались, когда пробегала через кремль, напрямик к собору. Вот уж до него и рукой подать, совсем близко.
Перекрестилась три раза и вошла внутрь. Тишина стояла неимоверная, так и обдало меня благодатью с ног до головы, до дрожи в руках и ногах. Последние посетители почти разошлись, только святые с икон смотрели на меня своими добрыми всепонимающими глазами. Мол, заходи, рады всегда тебя видеть. Первый этаж уже готовили к закрытию,смотритель показал мне  лестницу к мощам:
- Беги, доченька. Знать, еще успеешь помолиться-то.
Вот и огромный зал, а в центре стоит он - Иоанн Тульский. Я еще на подходе к храму заметила особенное святое прикосновение, словно чьи-то невидимые руки гладили меня по голове, приглашая к себе в гости. Чем ближе я подходила, тем сильнее пощипывало мою душу святое присутствие, а уж как поклонилась, да припала к мощам, тут слезы и полились из моих глаз рекой. Словно все беды да тревоги, накопившиеся за последнее время, вырвались на свободу и потекли ручьями по щекам, стекая на землю - она родненькая все стерпит.
Сколько так простояла не помню, только после молитвы поехала не домой, в деревню к бабушкам. Сама не своя, будто меня постирали и повесили сушить на веревочке, добралась до места и легла на кровать ни жива ни мертва.
Все ещё чувствую незабываемое ощущение  в груди,здесь - в глубине сердца, которое  щемит и ноет.
Беды-то человека не обходят стороной ни в молодости, ни в старости. Вот и мои проблемы пройдут когда-нибудь.
Бабушка тихонечко разговаривала со свое сестрицей: они что-то вспоминали, что-то пытались забыть. Детство-то у них было не простое. Немцы вошли в деревню, когда маленькие дети ютились на земляном полу, а ухаживать за ними совсем некому было, так в те времена тетю от полиомелита не смогли вылечить, теперь ее руки и ноги заплетались и дрожали. Прожили сестренки вместе всю жизнь,опираясь друг на друга и на костылики, два родных сердечка рядышком - этим-то и спасались от тяжелой жизни. Немцев пережили, что ворвались без предупреждения, да их деревенькой  поперхнулись, выплюнула их русская земля - советская армия уже через недельку отбила окраину Тулы, только долго еще стояли в ушах  окрики: " Матка, микло. Матка, яйки"... Потом началось трудное время в колхозе, когда работали за трудодни, а кушать нечего было, хоть плачь - страну поднимали из руин.
 Время быстро пробежало, вроде, все наладилось, да только пенсии у горемычных совсем малюсенькие были: у одной по инвалидности, у второй чуть больше, но их все устраивало-привыкли в любую сумму убираться, только приговаривали:
- Знать с голоду не умираем. Лучше, чем в войну-то.
Вот и приходилось забегать к родненьким, то воды натаскать из колонки, то дровишек принести для печки, или еду какую приготовить, а на уговоры переехать в город они категорически отказывались:
- Что ты, внученька, нам и здесь хорошо, словно корнями вросли за столько лет, а тебе личную жизнь выстраивать нужно, большая уже.
Я соглашалась, головой кивала, а вот с мужчинами у меня не складывалось. Опять с ухажером разошлась- увидела, как с другой в машине целуется, и словно отшептало - любви как не бывало. Конечно, изрядно поплакала, а потом - на работу, хоть сердце ноет, а дела забыться помогают, да время все лечит. Года бегут, а мужа днем с огнем не сыщешь - одни мачо снуют туда и сюда, проходу не дают, а мужиков не осталось! Да что с них взять, сколько в войнах покосило - воспитание было материнское, вот и избаловались совсем, для брака-то стали негодные, словно испорченные чем-то или мы их сами  испортили всепрощением.
Вот и сейчас лежу, а слезы текут, делаю вид, что сплю, а сама бабуличек своих слушаю, только голоса их радуют-живы мои старушки.
- Олька-то наша к Иванушке Тульскому ходила. Пущай он ей поможеть мужа найти хорошего, работящего, а то уж вся девка извилась,- баба Саша говорит ,слегка покряхтывая, наверное, ноги опять ноют.
А сестра ее вторит:
- Блаженный Иоанн, Тульский чудотворец, не зря покровителем земли Тульской почитають - помогеть. Нешто наш край богат на святых и праведных людей, которые своей жизнью угодили Богу и нашли Его благодать и милость, а простому народу утешение. Вот и святой троице помолилась. Всех просила: Отца, Божью Матерь и Николая Чудотворца..

- Вот ты, кулек, бестолковая. Троица это: Отец, Сын и Святой дух, а ты, видать, опять что попутала.
Лежу и улыбаюсь-это ругательство с детства слышу. "КУЛЕК" - самое страшное слово у них, а плохих или матерных никогда от моих старушек не слышала. Такие они у меня - "кулютурные".
- Тут я можить еще и путаюсь. А вот про Блаженного Ивана Степановича Котельникова все знаю.
И затараторила баба Зина, давай памятью своей хвастаться. Руки трясутся, ноги заплетаются, а она рассказывает:
- Родился -то он 23 сентября 1773 года в богатой купеческой семье, но на деньги не позарился. И родители-то его почти святые были, хорошие: Степана Романовича и Анны Дмитриевны Котельниковых. Крещен дитятко был в честь святого апостола Иоанна Богослова. От природы-то мальчик был талантливым и трудолюбивым, и образование хорошее домашнее получил. Батя, конечно, надеялся, сын продолжит семейное торговое дело. Но мальчонка  искал не земного богатства. Он много читал Священное Писание и жития святых, так его светлый ум и добрейшая душа закалились и напитались благодатью Божией, ведь Иван очень рано понял все за жизнь, за ее суетливость глупую и никчемную. Всей своей душой стремился к Богу, аж в 17-летнем возрасте вступил на путь юродства Христа ради, а благословила его сама блаженной Евфросинии Колюпановской. Уж мы-то с тобой не раз к ней на могилку приезжали, а один раз она нас даже палочкой своей тронула, вот тогда ты Васю и нашла, мужа-то свова.
- Будя, будя, тороторить. Во чо вспомнила. - проговорила баба Саша, а слезы таки на глазах навернулись. Муж-то ее рано умер, я деда и не видела, но говорили, что очень добрый был, душевный. Такому замену ни при жизни, ни после смерти не найдешь.
Помолчали мои бабулички и продолжили:
- Ты лишнего-то не придумывай. Уж матушка Ефросинья долго до нас умерла, то не она нас палкой била, а настоятельница монастыря, где мы с тобой грехи замаливали.
- Точно, Шурка. Я уж и забылась совсем, али сон какой привиделся.
- Память сдаеть, видать старость. Зато уж больно хорошо ты текста все знаешь. Продолжай, пока я носки Олечки довяжу, а ты болтай жития...
- Так вот, значит... Отложив всякое житейское попечение, юный Иоанн взял свой крест и пошел путем великого подвига юродства. Ходил блаженный в полосатом халате, словно только из дому вышел, с открытой грудью, с непокрытой головой, зимой и летом босой. Его родные, болея за него душой, пытались одеть своего родственника в хорошую одежду, но все было тщетно. Иоанн тут же все раздавал, оставаясь в своем рубище. Только постоянно молился, постился, терпел холод и голод, да насмешки от людей. Видимо, так стяжал полное смирение перед Богом, за ето получив от Него при жизни в награду дар прозорливости и чудотворения.
- Ой, хорошо врешь, душевно. Тебе бы сказки рассказывать на увлицах.
- Пошта, не вру, всю правду еще помню, только глаза стали слабые-видять плоховато. А все чудеса помню.
Часто в полночь юродивого видели молящимся перед Животворящим Крестом Господним, на паперти Успенского собора, у нас в Кремле. Некоторые бабы видели, что блаженный был в это время окружен светлым сиянием и стоял, словно на воздухе, только правую руку всегда поднятой вверх держал, Христа приветствуя.
Этим - то весь город спасал, то от ужасного пожара. Тогда Иоанн загодя ходил по улицам города, руками машет, во все стороны дует. Перед самым пожаром блаженный обошел все монастырские кельи и везде закрыл печные трубы. Монастырь уцелел от пожара, тогда как все здания вокруг были уничтожены огнем.
Баба Саша аж перестала носки вязать, спицы не стучат, потому как тоже вспомнила случай с пожаром.
- Вот и у нас на Воздвиженской улице был богатый дом помещика Есипова, а рядом – бедная хатка вдовы с детьми. Пришел блаженный Иоанн и ковшом расплескал воду по всему двору вокруг дома и сразу ушел. И в тот же день в доме Есипова случился пожар, который уничтожил целый квартал строений города, кроме этой бедной хатки вдовы. Толпы народу тода приходили посмотреть на енто чудо - уцелевшую хатку.
А сестра-то свое первенство не отдает:
- Сам протоиерей Петропавловской церкви В. Н. Боголюбов слышал от своей матери, что блаженный предсказал смертушку ивового мужа. Тот действительно неожиданно заболел и помер через несколько месяцев, хотя ране был совсем здоровенький.
А ещо, пастух, стерегший стадо, видел, как блаженный Иоанн подошел к реке Упе и пошел прямо по поверхности воды. Увидев это, пастух обомлел. Блаженный подошел к нему и сказал: «Душа моя, что видел, никому не говори до моей смерти». Так тот и поступил по наказу блаженного уже у ево гробика.
Тут баба Саша заохала, за ноги схватилась, видно, опять разболелись, тянуло ее старые жилы постоянно:
-Знать, земелька меня уже притягивает, к себе прилаживает. Я -то не блаженный Иоанн, что за всех нас молился: летом терпел острые камни мостовых, что уродовали голые ступни, а зимой - холод, ведь даже в жестокие морозы он много молился. Туть старость - не врадость, совсем слабая стала. Все болит.
- Брось ты, окаянная, что пужаешь меня, али что задумала по глупости.
- Ой, тут бы внучку замуж выдать, тогда можно самой в гроб укладываться.

Родные, милые сердцу голоса все растекались с маленькой кухоньки по всему дому, пока мои тревоги и сомнения не развеялись. Есть на земле такие замечательные  бабушки,с ними  не страшны никакие напасти. Сам великий молитвенник Иоанн каждый  день молится за нас и  нашу Родину, а мне-то стыдно жаловаться на мелочи жизни.
Я встала, взяла ведро и двинулась к колонке. Нужно еще родненьким водицы натаскать, да пирогов замесить.
Вдруг на улице меня кто-то за подол поймал:
- Не ты ли моя мамка? Голосок, словно звон лугового колокольчика, раздался снизу. Я так и ахнула. Маленький ангелочек стоял у  ног.
- Дочка, не приставай к девушке, - проговорил любящий отец, взяв кроху за ручку, и улыбнулся мне своей доброй нежной улыбкой.
Так и я нашла свое женское счастье в простом русском парне из родной деревеньки на долгие лета.