Торжество эволюции

(Трагикомическая антинаучная псевдофантастика, актуальная и ныне, и присно, и во веки веков)


Это событие осталось незамеченным. И совершенно незаслуженно! Ведь оно могло бы иметь не только научное, но и воспитательное значение.

Финал этой истории состоялся в стенах ВНИИЖРЭПа. А началось всё задолго до финала.

Увы, все участники того события, оставшиеся в своём уме, предпочли поскорее забыть о нём. И добились при этом большого успеха! Уже много лет они при редких встречах обязательно рассказывают друг другу, насколько тщательно забыли они о том, как эффектно эволюционировал доктор наук Мбабасов-Разгуляйский, насколько начисто забыли они, каким доктор наук был и каким доктор наук стал. А прощаясь, они сердечно желают друг другу всегда помнить о том, что они забыли тот уникальный опыт абсолютно и навсегда.

Однако один забывший решил всё-таки забыть о том опыте не мысленно, а письменно. Чтобы читателям тоже было о чём забывать.

В общем, дело было так…


***

Монументальное серое здание ВНИИЖРЭПа стояло на холме, поросшем диким абрикосом. В глубине грандиозной арки высились исполинские двери центрального входа с тяжеленными бронзовыми рукоятями, напоминавшими водяной кожух пулемёта «Максим»*. На массивной чугунной вывеске в полумраке входного портала громоздилось пять рядов букв:

         ----------------------------------------------------
         |                ВНИИЖРЭП                |
         |                Всероссийский                |
         |   научно-исследовательский институт   |
         |         по изучению Жизни, Разума           |
         |         и Эволюционных Процессов          |
         ----------------------------------------------------

----------
* Пулемёт Ма'ксима – станковый пулемёт, изобретённый американо-британским оружейником Х. Ма'ксимом и состоявший на вооружении в русской и советской армиях в первой половине XX в. в оснащении колёсным лафетом и противопульным щитком. Для предупреждения перегрева ствола на него надевался охлаждающий кожух (на некоторых моделях – ребристый), который вмещал 4 л воды.
----------

Было понятно, что вестибюли и залы этого величественного строения, его кабинеты и кулуары, его коридоры и анфилады, его лестничные марши и гардеробы, чуланы и туалеты наполнены высокой мыслью, великим смыслом, величием идей и величавостью истинно научной поступи. Это было понятно по монументальной серости здания, по солидному скрипу его дубовых дверей, по пурпурности ковров на мерцающих полах, по заполнявшему всё его пространство многоголосому гулу атмосферы, заряженной общенаучными и частно-конъюнктурными озарениями, и по приделанной к вывеске памятной табличке с именем литейных дел мастера, который эту вывеску стоически отливал.

Вершил делами этого крупного учреждения видный деятель междунаучного мира доктор наук Идеал Иванович Мбабасов-Разгуляйский, директор влиятельный, всеми уважаемый, и вообще личность весьма незаурядная и со всех сторон выдающаяся.

День его был заполнен чрезвычайно. Участие в конгрессах, форумах, заседаниях, ассамблеях, пленумах, конференциях, симпозиумах, собраниях, коллоквиумах и съездах отнимало столько энергии, что по возвращении в кабинет у него хватало сил лишь на то, чтобы часок-другой поотгадывать кроссворды, честно заглядывая в ответы только одним глазом, да поставить свою директорскую подпись на те важные документы, на которых многоопытный референт Иоланта Борисовна не решилась тиснуть директорским факсимиле.

Особо трудные и затяжные заседания оказывали влияние даже на богатырское здоровье Идеала Ивановича, и он прибывал на следующее утро с мутными глазами, головной болью и в некотором раздражении – и трудился весь день при закрытых дверях.

Злые языки поговаривали, что такое количество человеко-часов, какое тратил Идеал Иванович на очередные и внеочередные выездные мероприятия, превышает суммарное время, положенное природой человеку на сон. Возражая им, отметим, что природа одарила эту замечательную личность гораздо богаче, чем остальных людей. К тому же Идеал Иванович, как персона чрезвычайно ответственная, не мог допустить, чтобы развитие отечественной науки остановилось только из-за того, что он не смог почтить своим присутствием то или иное научное событие.

Авторитет у Идеала Ивановича был абсолютный и непререкаемый. Даже его молчание по тому или иному вопросу повестки дня было многозначительным, весомым и исполненным глубокого смысла. К его молчанию внимательно и с интересом прислушивались.

Работоспособность и широта кругозора Идеала Ивановича были беспримерными. Его звучная и запоминающаяся фамилия значилась в списке авторов каждого значительного научного труда, издаваемого институтом. Правда, злые языки поговаривали, что якобы кто-то пишет за Идеала Ивановича его тексты, и мотивировали это тем, что свои статьи в разных рукописях он написал на научные темы, которые никогда не разрабатывал, что написал их различными стилями и даже разными почерками. Что ж, тайные завистники – это удел всякого истинно талантливого человека.

Справедливости ради нужно отметить, что ни один из злых языков не усомнился в том, что докторскую диссертацию Идеал Иванович действительно написал сам. Тема диссертации звучала кратко, ёмко и обезоруживающе: «Голод как фактор изменения настроения у свинохвостых макак». Защитил Идеал Иванович диссертацию блестяще. Материал был представлен столь полно и исчерпывающе, экспериментальные данные были подвергнуты такому основательному анализу, настолько убедительные были приведены доказательства того, что у свинохвостых макак действительно портится настроение, если их неделю не кормить, что члены диссертационного совета после первого же приветственного слова соискателя сразу перешли к поздравлениям, громким, продолжительным аплодисментам и к фуршетному столу с потеющими фужерами и благоухающими деликатесами.

Правда, злые языки говорили, что свою диссертацию Идеал Иванович якобы написал, более основываясь на абитуриентских дневниках своего бывшего однокурсника, чем на наблюдениях за голодными свинохвостыми макаками. Но, вообще-то, согласно науке, свинохвостые макаки – это отдалённые родственники человека, и поэтому есть все основания полагать, что если у голодного абитуриента нет совершенно никакого настроения ухаживать за девушками, то и обезьяна, разъярённая от голода, не склонна отличать без пяти минут доктора наук от его лаборантов, когда решает метнуть собственным калом в какого-нибудь сытого и довольного потомка.

Ну а сам Идеал Иванович абитуриентом не был. Он – в те времена Идька Мбабасов – шагнул со школьного крыльца сразу в вестибюль института. Позади него олимпийским факелом несли его золотую медаль мама, завуч и директор школы.

Ещё в нежном возрасте Идечке на ботинках завязывала шнурки родная бабушка, родная тётя выводила ему буковки в прописях, а родная мама ходила в школу дружить с педагогами и дарить им комплименты и подарки почти так же регулярно, как и на работу. В классе к доске Идечку педагоги вызывали только для того, чтобы незаметно для остальных детей поставить пятёрку в журнал. А потом и вовсе вызывать перестали, ещё на линейке первого сентября сразу вручая счастливой Идечкиной маме итоговый табель за год, сияющий пятёрками по всем предметам.

Институт Идечке выбирала мама. Но теперь она уже не ходила в институты с комплиментами и подарками. Комплименты и подарки институты носили маме. Злые языки поговаривали, что институты носили маме комплименты, пока не было папы. Но это неправда. Папа у Идеала Ивановича был всегда. Просто в те моменты он присутствовал в других местах, стреляя со своими солдатами из орудий по условному противнику.

Пока однокурсники Идеала Ивановича зубрили науки и гибли на экзаменах в неравных сражениях с преподавателями, он получал зачёты и экзаменационные пятёрки автоматом, скучая за должностным столом в кабинете студенческого совета института.

И вот что интересно: многие однокурсники Идеала Ивановича, будучи сыновьями строителей, учителей, слесарей, шофёров, врачей, оленеводов, успели отслужить в армии, а сын бравого генерала Идеал Иванович почему-то даже повестки не получил. Злые языки надеются, что специалисты по истории отечественных вооружённых сил когда-нибудь разберутся в этом весьма запутанном вопросе.

А потом был диплом. Кстати, и диплом Идеал Иванович защитил просто блистательно. Его даже изда;ли в институтском издательстве в виде брошюры.

Правда, злые языки вспоминают, что свой диплом Идеал Иванович писал вдвоём. Причём каждый отвечал за свою часть. Пока его однокурсник – да, да, тот самый, который голодал, будучи абитуриентом – творил текст и рисовал схемы да таблицы, Идеал Иванович кормил его с руки тем, что готовила дипломникам мама.

Там были и запечённые цыплята, и свиной холодец, и домашние пельмени – с чесночком, из отборной вырезки. И блины с печенью и рисом, и яйцо, фаршированное красной икрой, и крабовый салат. И меренги, и домашнее печенье, и торт со взбитыми сливками. К защите диплома однокурсник отъелся так, что стал абсолютно не похож на свою голодную абитуриентскую фотографию в студенческом билете, что часто приводило к стычкам с охраной.

А на защите Идеал Иванович держал указку и многозначительно кивал головой, пока напарник отбивал атаки членов комиссии. Именно тогда будущий доктор наук Мбабасов-Разгуляйский и обзавёлся знаменитой едва заметной, слегка снисходительной улыбкой мудрого всезнающего существа, так обезоруживающе действующей на разного рода комиссии, советы, рабочие группы, собрания и комитеты.

А ещё он овладел в совершенстве тем самым глубокомысленным молчанием, которое потом, в период расцвета его карьеры, так ценили и равные ему по положению корифеи, и простые подчинённые, поскольку доктор наук Мбабасов-Разгуляйский и в научные споры старался не вступать, и своим сотрудникам хоть и не помогал работать, но и бездельничать не мешал.

Правда, некоторые злые языки поговаривали, что якобы доктор наук Мбабасов-Разгуляйский до сих пор не сказал своего первого слова: «мама», «папа», «дурак», – ну или что там говорят зреющие груднички. На самом деле Идеал Иванович знал и умел вполне внятно произносить очень много слов, а молчал, вполне вероятно, из скромности, так как опасался, что присутствующие просто умрут от загадочного коллективного симптома, попробуй он блеснуть широтой всей глубины своих знаний.

Очень редко Идеал Иванович всё же высказывал свои соображения и после этого в установившейся глубокой тишине наблюдал необъяснимое стремительное покраснение лиц присутствующих, странное слезотечение у некоторых из них и сдавленный кашель, раздающийся то там, то сям.

Идеал Иванович решил лично исследовать этот феномен, тайно назвав его эффектом Мбабасова-Разгуляйского. Он чувствовал, что это исследование явно ведёт к грандиозному, невиданному открытию, и скрупулёзно собирал материал, аккуратно записывая, какие именно фразы и словосочетания вызывали у окружающих покраснение лиц, слёзы глаз, кашель ртов и тишину молчания.

Злые языки поговаривали, что он, даже делая предложение своей будущей жене, недвусмысленно молчал, чтобы не получить отказа, напугав девушку каким-нибудь случайным наукоёмким словосочетанием из тех, что переполняют его голову.

Надо заметить, что невеста, будучи без пяти минут кандидатом философских наук, сама могла заговорить до смерти кого угодно, а потому их среднее арифметическое число слов в секунду было не таким уж огромным. А кроме того, девушка вполне философски рассудила, что примерное исполнение супружеского долга многословия от мужа и не требует.

Потом был загс. А после загса – ресторан.

Папа, Мбабасов-старший, многозвёздный генерал от артиллерии, сотрясал воздух тостами, частыми, краткими и громкими, как выстрелы гаубиц, и отмахивался от мамы, краснеющей за папины тексты.

Тесть, доктор философских наук академик Разгуляйский, привычно лил воду, к середине тоста забывая, с чего начал. Гости тоже забывали, поэтому в восторге орали «Горько!», когда академик, вконец запутавшись в концептуализации сущностей, заканчивал речь чем-нибудь глубокомысленным, но близким моменту, вроде: «Подлинная семейная свобода есть результат исполнения супружеского долга»*.

----------
* Академику Разгуляйскому явно доводилось конспектировать труды немецкого философа Иммануила Канта, полагавшего, что "подлинная свобода воли – это результат исполнения морального долга", предписываемого разумом, который сам ограничивает себя принципами, универсальными для всех (прим. автора).
----------

А после ресторана Идька Мбабасов стал для всех тем самым Идеалом Ивановичем Мбабасовым-Разгуляйским, который принялся достигать цели быстрее и точнее снарядов, посылаемых папиными солдатами с помощью артиллерийских орудий и крепкого русского слова.

Со временем Идеал Иванович защитил диссертации и, будучи назначен директором НИИ Жизни, Разума и Эволюционных Процессов, приобрёл осанку, соответствующую монументальности здания, в которое его привозили на работу на персональном автомобиле.

Вы бы видели, с каким достоинством он, уже будучи доктором наук, позволял поднять себя с пола после того, как наступал себе на шнурки! Злые языки намекали, что Идеал Иванович так и не научился завязывать узлы на шнурках. Ничего подобного! Завязывать шнурки он научился ещё на последних курсах института! Просто со временем доктор наук Мбабасов-Разгуляйский стал крупным учёным, очень крупным учёным, имеющим большой вес не только в научных кругах, но и в килограммах. И просто-напросто перестал дотягиваться до шнурков.

Его не закрывающая рот супруга вполне была способна поссориться даже с пылесосом, а не только с таким молчаливым мужем, каким был Идеал Иванович. А поссорившись, объявляла мужу бойкот. Вот и приходилось Идеалу Ивановичу с великой осторожностью иногда идти с недозавязанными шнурками от двери своей квартиры до двери своего персонального автомобиля и от двери своего персонального автомобиля до двери своего персонального кабинета. Там его спасала персональный референт Иоланта Борисовна.

Злые языки поговаривали, что Иоланта Борисовна… Хм! Да… Нет! Мы ни слова не слышали, о чём там говорили злые языки про Иоланту Борисовну! Но всё это – бессовестная ложь!

Впрочем, злым языкам всё равно рты не заткнёшь. Вот и шепчут они, что Идеал Иванович начисто лишён творческой жилки. Чепуха! Мы уже говорили об овладении им разными почерками для написания своих статей, упоминали его исследование эффекта Мбабасова-Разгуляйского. А вы бы видели, как искусно и совершенно незаметно для окружающих Идеал Иванович умеет выковырять пальцем козюлю из носа прямо в разгар важного заседания! Если б видели, вы бы насладились всей элегантностью найденного им способа!


Нет сомнения, Идеал Иванович был очень одарённым человеком. Вот и в тот памятный день он очень талантливо подавлял зевоту, слушая трепетного учёного, сидевшего на краешке стула перед его столом.

— Идеал Иванович, в этой мензурке – цель всей …э-э… моей научной …если можно так выразиться… жизни. Это не просто …гм-м… жидкость, это – ускоритель процессов …э… эволюции. Это самое… Подтвердитель теории происхождения Дарвина от обезьяны…

Идеал Иванович не понял:

— ?

Учёный заволновался ещё сильнее. Он слегка пошевелил ногами, чтобы убедиться, что они на месте, если вдруг понадобится идти, коли пошлют.

— Понимаете, Идеал Иванович, если эту су… субстанцию потребит… это самое… обезьяна, макака там или го… горилла какая… — проблеял он

— ???!

Учёный ещё раз проверил ноги. Их не было!..

Бедняге невыносимо захотелось превратиться в лужу, чтобы тут же впитаться в ковёр.

— …Так макака постепенно превратится… в это самое… в че… человека! — выдохнул учёный.

Левый глаз Идеала Ивановича медленно моргнул:

— !!

— Вот, вот! Потеряет шерсть, хвост, станет ходить на двух… —¬ оживился учёный, который обнаружил-таки свои ноги на привычном месте, — … ногах, заговорит по-человечески, а не по-обезьяньи!

Правая бровь Идеала Ивановича поднялась кверху:

— !!!!!!

— Вот именно, Идеал Иванович! — восторженно взвизгнул учёный. — Будет понемногу обучаться жить… это самое… как человек. Представляете, наша подопытная обезьяна, так сказать, обезьяночеловек, надевает штаны, разводит костёр, не сырым… это самое… жрёт мясо, а поджаривает его на огне… — начал увлекаться учёный.

— Да-а… А отмачивать мясо баранины лучше надо в соусе с белым вином… — сладко подхватил Идеал Иванович, полуприкрыл глаза и негромко, но очень мелодично пукнул.

— Это вы в точку, Идеал Иванович! — взвыл от восторга учёный. — А после обеда наша человекообезьяна… это самое… чистит зубы и – представляете! – читает газету! — учёный, сияя и подскакивая на стуле, продолжал увлекаться.

— Наука что говорит? — уставился на учёного Идеал Иванович.

— Что? — растерялся учёный.

Идеал Иванович усмехнулся:

— Что шампура надо скоропостижно уксусом перетереть. Чтоб железом во рту не издавало…

— Именно так, Идеал Иванович! — в восторге заломил руки учёный. — Всегда удивлялся энциклопедичности ваших познаний!

— Ну вот ведь так-то вот! — гордо вскинул голову Идеал Иванович.

— А потом обезьяна участвует в диспутах, пишет… это самое… доклады, переосмысливает своё недавнее обезьянье прошлое…

— А в связи с мясом – красненького побольшее… Или беленькой в том числе… — Идеал Иванович шумно задышал…

— … и Государственная премия – в кармане! Да что там Государственная? Нобелевская! — захлебнувшись, закончил учёный.

— ?!?!?! — выразительное лицо Идеала Ивановича слегка вытянулось, из его рта со стуком выпал леденец.

— Вне всяких… это самое… сомнений, Идеал Иванович!!


Остановилось время.

Солнце замерло на полпути.

Наступила полная тишина. Стало слышно, как лязгает зубами паук, с аппетитом пожирая муху за окном.

Наконец воздух в кабинете пришёл в движение. Идеал Иванович откинулся на спинку кресла, пристально глядя на мензурку с драгоценным содержимым.

— На организме чьей особи подвергали проверять?

— Пока на амёбах, Идеал Иванович. Добавляем ускоритель по капле в воду. И амёбы объединяются в единый… это самое… организм и – представляете! – эволюционируют в полипов!

— !!!!

— Точно так!

— А павлипы в кого?

— Пока не знаю. Как в полипы превратились, так я с мензуркой… это самое… к вам побежал.

— Так там уже, не вровень час, свинохвостая макака проросла уже там! А вы здесь тут!

Воцарилась тишина. Паук за окном продолжал терзать муху.

— Без отлагательностей несите ко мне то, что из павлипов выродилось! — пророкотал Идеал Иванович, продолжая глядеть на мензурку. — А эту… земфирку… оставьте тут. Бегло, бегло!

— Сию минуту, Идеал Иванович!

Учёного вынесло из кабинета, дробный топот его ног затих в коридоре.


Директор сидел в глубоком раздумье.

Какая-то амёба на глазах превращается в полипа.

Полип на глазах превращается в макаку.

Какая-то макака, без званий, без наград, без особых заслуг, вдруг перестаёт быть макакой, на глазах становится человеком и обретает человеческие права, хотя вчера ещё и туалетной бумагой пользоваться не умела…

Невероятно!.. Просто невероятно!..

Стоп! А что будет, если эту бесценную микстуру проглотит человек?.. Во что он на глазах превратится?

Идеал Иванович хрустнул суставами…

А если эту микстуру потребит не человек, а он сам, доктор наук Мбабасов-Разгуляйский Идеал Иванович?.. Ведь если из простой обезьяны разовьётся человек, то что получится в результате эволюции из него, доктора наук Мбабасова-Разгуляйского Идеала Ивановича, уже прекрасно умеющего самостоятельно пользоваться туалетной бумагой? Из него, личности грандиозной как изнутри, по самоощущению, так и снаружи, по отношению со стороны окружающих?

Самое совершенное существо мироздания?

Сверхчеловек?

Бог?..

Идеал Иванович разом вспотел… Попробовал подумать ещё раз. Не получилось. Собраться с мыслями мешал лязгающий зубами паук. Решив подумать «опосля», Идеал Иванович оттопырил мизинец и грациозно, с расстановкой, как он тянулся к рюмке с «беленькой», потянулся к мензурке…


Учёный возвращался с ликованием. Он держал в руках аквариум, в котором полипы уже успели эволюционировать в ланцетников.

Ланцетник, конечно, не свинохвостая макака. Но сверхбыстрые эволюционные процессы были настолько потрясающе очевидны, что учёному хотелось петь.

В его мозгу пульсировала шутливая мысль предложить Идеалу Ивановичу заменить обезьяну институтским слесарем Хрясовым, чтобы на нём проверить действие эликсира эволюции. Правда, Хрясов сегодня был пьян, и потому его эволюцию пришлось бы отложить до вытрезвления, поскольку неизвестно, с какой скоростью и, главное, в какую сторону пойдёт эволюция подопытной особи, пьяной настолько, что даже попытка сморкнуться едва не окончилась инвалидностью.

Твёрдой уверенной походкой учёный подошёл к двери директорского кабинета.
С торжествующим видом посмотрел на Иоланту Борисовну, которая едва заметным движением головы разрешила войти.

Постучался.

Повернул ручку.

Сияя, словно победительница конкурса красоты, вошёл…


То, что он увидел, показалось ему дурным сном: в кресле за столом было пусто, а на люстре болталось волосатое существо в пиджаке и галстуке. В руке (а может, в ноге?) была крепко зажата пустая мензурка…

— Идеал Иванович… — выдохнул сотрудник.

Жуткое животное вытаращило на него белёсые глаза, сказало «М-ме!», тяжело шлёпнулось на пол и, грузно разбежавшись, выпрыгнуло в окно…

***

На склонах холма цвели абрикосы. В институте по-прежнему бурлила мысль, пели дубовые двери и мрамор ступеней истирался подмётками тысяч представителей науки.

Два-три раза в день из института выходил завхоз с корзинкой фруктов и кричал в абрикосовую рощу:

«И-идечка, И-идечка, Идеа-а-альчик! Беги скорее, мой волосатенький, скушай бананчика!»

В ответ ему раздавался печально дикий хохот и слышался хруст веток: постепенно стройнеющий от регулярных физических нагрузок австралопитек спускался с дерева, спеша на очередной перекус. Больше всего на свете он любил бананы и ковырять в носу…


Следствие продолжалось долго.

Был допрошен и оставлен на свободе под подписку о невыезде завхоз института, как ответственный за технику безопасности.

Была допрошена и отпущена на поруки ничегошеньки не понимающая заплаканная Иоланта Борисовна.

Были допрошены и все сотрудники института, которые могли быть причастны, которые что-нибудь могли слышать, могли что-нибудь ощущать или о чём-нибудь догадываться.

Не успели допросить лишь несчастного изобретателя пресловутого эликсира, потому что он совершенно свихнулся, съел с соусом все свои записи, навечно похоронив секрет эликсира в своём кишечнике, нагадил в аквариум с ланцетниками, которые уже превратились в кистепёрых рыб, и швырнул его в окно, целясь в бегающего на воле австралопитека. Но не попал. Потому что австралопитек был толст, туп, но сказочно ловок.

Когда изобретатель наконец снова научился самостоятельно думать, прошло уже столько времени, что все уже забыли обо всём.

К делу были приобщены аккуратно собранные осколки аквариума, кистепёрые рыбы, подохшие на воздухе, орущий и кусающийся, категорически отказывающийся снять галстук австралопитек Идеал и мензурка, которую с превеликим трудом удалось у него отнять, лишь предложив взамен графин из зала для совещаний.

В итоге следствие пришло к выводу, что доктор наук Мбабасов-Разгуляйский в результате собственной трагической неосторожности пал жертвой несчастного случая на работе.

Завхоз института был привлечён к дисциплинарной ответственности за неосторожное обращение сотрудников с агрессивными жидкостями.


Вдова доктора наук Мбабасова-Разгуляйского слёзно просила повторно испробовать эликсир на австралопитеке, чтобы вернуть ей мужа. Но научный совет института единогласно отклонил просьбу, мотивировав отказ тем, что неизвестно, насколько туп или умён получился австралопитек, и чёрт знает, в какую палеонтологическую бездну может забросить бедную обезьяну дополнительная порция эликсира. И хотя завхоз обиженно заявил, что его австралопитек гораздо умнее сейчас, чем когда был доктором наук, учёный совет остался непреклонен, предложив жене забрать обросшего шерстью мужа таким, каков он есть.

Однако родственники Мбабасова-Разгуляйского ужаснулись и наотрез отказались содержать у себя результат его эволюции, тут же выступив с готовностью оплачивать его содержание в обезьяннике при институте.

Члены учёного совета, внимательно посмотрев друг на друга, вспомнили, что в институте действительно есть обезьянник. А заметив отсутствие графина на столе, заодно вспомнили, что в институте к тому же не осталось ни капли эликсира, так что, плачь не плачь, а вопрос о дальнейшей эволюции доктора наук Мбабасова-Разгуляйского полностью исчерпан.


Злые языки говорят…

А злые языки уже больше ничего не говорят! Природа уже всё за них сказала. Ибо Закон Эволюции гласит: каждой твари, в конце концов, – своё место!

Ведь развиваться можно не только к совершенству, но и впадая в примитив. Как змеи в результате эволюции лишились ног, так и разум исчезает за ненадобностью.

Иногда так и подмывает сказать: даже у свинохвостой макаки, вынужденной в природе добывать себе еду, больше шансов на то, чтобы стать разумным существом, чем у людей, привыкших в условиях общества потребления экономить свои мозги.

Всё. Можете забывать!


----------
1985-2024


Рецензии