Архитектурные ошибки

Фрагменты из дневника неизвестного

Я стою перед зеркалом, испачканным взглядами тысяч людей, прошедших через эту комнату. Их отражения наслоились друг на друга, превратившись в бесформенную массу маленьких холодных существ, копошащихся под поверхностью стекла. Они смотрят на меня глазами мух, облепивших будущее, как труп на солнце.

В церкви сегодня была свадьба. Толпа колыхалась единым организмом, как будто репетируя завтрашнее отпевание. Те же лица, те же движения – только музыка другая. Я смотрел на обувь присутствующих: лакированные туфли жениха блестели, как крышка гроба. Интересно, есть ли разница между обувью для свадьбы и обувью для похорон? Возможно, это одна и та же пара, просто надетая в разном направлении.

Вчера я хотел пойти в монастырь, но каким-то образом оказался в борделе. Может быть, потому что шёл, глядя в небо, а не под ноги. Теперь я думаю: есть ли в борделе своя святая святых? Место, куда не заходят даже самые отчаянные грешники? Я видел там комнату с зеркалом, в котором отражается только пустота.

Под окном течёт ручей. Иногда мне кажется, что он падает не вниз, а вверх – в глубину небес. Я пытался из него напиться, но вода ускользала от губ, как время от часовой стрелки. Над ручьём кружат бабочки – кишащее множество под косой Сатурна. У меня есть иголка для коллекции насекомых. Странно думать, что этим же острием можно заколоть человека. Масштаб смерти не зависит от размера её инструмента.

Свет падает на землю иначе, чем дождь. В этом есть какая-то фундаментальная ошибка Архитектора. Или, может быть, это и есть второй закон термодинамики, заложенный в основание мироздания? Всё стремится вниз, даже то, что создано подниматься вверх.

Я пересёк Страну Людей, как писал Блейк. Теперь я понимаю, почему он использовал заглавные буквы – это не географическое название, а диагноз. Страна Людей – это лабиринт, где каждый поворот ведёт одновременно к Любви и к Смерти. Я заблудился в нём, как в хитросплетениях Талмуда, где каждая буква может быть дверью или стеной.

Ароматы нашёптывают мне истины, которые я не могу услышать ушами. Запах ладана в церкви смешивается с духами проституток, создавая новый язык, на котором говорит сама реальность. Я пытаюсь его выучить, но у меня плохая память на запахи – они исчезают быстрее, чем я успеваю их запомнить.

Ненависть многомиллионных множеств пахнет сероводородом, как из канализации. Это химическая реакция между страхом и надеждой, катализатором которой служит время. У будущего есть свой срок годности, как у молока в холодильнике. Когда оно прокиснет, мы все это почувствуем.

Небеса вынесли приговор этому миру ещё до его создания. Земля просто исполняет решение, медленно и методично, как палач, который знает своё дело. Каждый восход солнца – это новый день казни, каждый закат – подпись под протоколом.

В моей комнате завелись часы, которые идут в обратную сторону. Они показывают время, оставшееся до момента, когда Архитектор осознал свою ошибку. Я смотрю на них и вижу, как стрелки царапают циферблат, словно пытаясь вырваться из круга вечного возвращения.

А за окном всё тот же ручей – то ли падающий в пропасть земли, то ли поднимающийся в глубину небес. Я больше не пытаюсь из него пить. Теперь я просто смотрю, как в его водах отражается свет, падающий иначе, чем дождь, и думаю о том, что где-то в этом отражении скрыта разгадка всех лабиринтов.

Но мои глаза слишком испачканы чужими взглядами, чтобы увидеть её.