Мои детские травмы

 У нас в родном доме не было хорошего острого ножа. Все они были самодельные, не ровные источенные, старые, тупые. И тем не менее, я с малолетства часто обрезался. Поражаюсь, как отец наш, такой умелый, рукодельный, а хорошего инструмента не имел. Он же и корзинки плел из дранки, и топорища сам делал, и всевозможные черенки для лопат, граблей. Грабли сам выделывал из березы. Сам и колодку вытесывал, сверлил коловоротом дырочки, и зубчики строгал, потом их туго вбивал в основу. А топоры как часто ему приходилось использовать! Бывало делал самодельные точила, и мне приходилось крутить ручку, пока он наточит его, но как-то не до конца это у него получалось.  Может быть нарочно, чтобы не пораниться случайно
   
  Так и сам я всю жизнь не умел точить не только сверла или пилы, но даже ножи. с топорами. 
  И вот, совсем недавно я набрел на настоящего мастера по заточке.
 
    На соседней улице увидел название "Японские ножи, посуда", ну и зашел.
  Частный магазин, в маленьком помещении в первом этаже жилого дома. Возле всех стен витрины, полные всяких ножей и больших, и маленьких, разноцветных и разной формы, и принадлежности. Там тебе и для чистки овощей и для разделки мяса или рыбы. Небольшой стенд с посудой красивой и практичной.  Там же стальная посуда нержавеющая, и прочая кухонная утварь.
 Такой он оказался обходительный и доброжелательный и весьма сведущ.  Он спросил, что мне надо? Это, чтобы понять, кто перед ним, знаток, или так себе, случайный покупатель. И видя, что я последний, он завелся, как настоящий экскурсовод. С большой любовью провел он меня по своему владению показал в стеклянных шкафах ножики из Японии, и из других стран, и большие и поменьше, и пилки, и с ровными лезвиями, приспособления для чистки рыбы, и ее разделки.  провел меня по всем стендам.
  А я же полный профан по этой части, хотя, конечно знал, что всякий режущий инструмент должен быть из прочной стали, и умело наточен, а вот чтобы как самому наточить, этого мне никто никогда не говорил.
 В семье присутствовал подсознательный страх перед острыми ножами. Тем более разделочной доски хорошей никогда не бывало.
 Этот же человек сказал, что не надо резать на стекле, или на тарелке,  об них тупится лезвие. Предложил мне доску из пластика особо прочного, о который не тупится нож, но и следы на ней не остаются.
 Я кое что купил на некоторую сумму, а напоследок он посоветовал принести свои ножи для заточки всего за сто рублей штука.
  Через несколько дней я отнес ему свои два большеньких ножа уже не новых и один из них был изрядно поврежден прямо посредине.
 Точить при мне не стал, а погулять велел, когда же отдал, обратил мое внимание:
   -Вот, смотри, по краю грань с обеих сторон лезвия.- И точно, я разглядел эту тонкую полоску по самому краю. Чем он точил, даже не знаю. Но очень качественно наточил, так что я уже год не точу эти ножи, только поправляю ножеточкой, что у него тоже купил.  Он также показал в витрине несколько маленьких заточные станков американские малооборотистые, это чтобы метал не терял прочности от перегрева, при неосторожной заточке. Я не осмелился спросить даже цену.
  Потом уже, когда я оказался на выставке ножей, что проходит ежегодно по два раза в Москве, я присмотрелся, как точил мастер, который объяснял интересующимся его инструментом, какие бывают бруски и оселки для ручной доводки и поправки. 
 Теперь я немножко кумекаю по этой части, сам точу на малом ровном брусочке, самой мелкой зернистости.
  А в детстве - то, деревенском у меня все руки были в шрамах. Один особенно запомнился.
 Мы тогда жили уже на новом месте на краю деревни. Матушка побаловала, на Троицу взяла меня с собой на опушку леса, благо, что он не далеко.
 
  Мы с нею наломали и принесли по охапке березовых веток. Частью их,что побольше, и покрасивее обставили вход в избу, а кое-что осталось.
 
   Веники заготавливались на весь год. В баню без него не ходили. Во время топки, мать замачивала этот сморщенный светло-зеленый комок березовых веток, в горячей воде, и к моменту помывки, он превращался в мягкий душистый горячий вожделенный предмет. А при его заготовке, не каждая береза годится, а листки мать иногда даже на язык пробовала, если сомневалась, что он гладок, а не шершавый. 
  Я придумал делать детские венички из совсем мелких веток. Набрал горсть веток, , и, не связав даже, стал ровнять толстые края. Слабо, небрежно скомкав их, я провел ножом прямо по листьям, под которыми оказался мой указательный палец.
 
 Так я, вместо того, чтобы посильнее сжимать комельки веток и видеть, их, полоснул изо всей силы по собственному пальцу.
  Ну, конечно же испугался, вроде как и заорал, а уж мать-то переполошилась, побежала в избу, то ли руки мыть, видимо и тряпку какую принесла,чтобы забинтовать.
 
  Она села рядом, взяла мою руку в свои обе, поднесла к лицу, стала на рану дуть и вдохновенно что-то шептать. Я смекнул, что она заговаривает. Прислушался, но не мог разобрать, что именно. Показалось, что упоминала господа, и пресвятую богородицу.
 
  Скоро, я даже не веря себе, заметил что боль ослабла, и кровь перестала стекать по пальцу. Так мне это удивительно было, неловко и я понял, что никому не скажу об этом, но сам намотал себе на ус, что в случае чего, так мне поможет она и впредь.
 Но, больше не припомню, чтобы  она прибегала к этому своему умению- вроде как стеснялась. 

 А вот когда мне ногу проколол брат вилами, это было, видимо до того, но тоже на новом месте мы жили.
 Однажды, уже во второй половине дня, понадобилось ехать за сеном.  Брат мой уже был взрослый парень, кажется перед самой армией. Не могу сказать, почему они с отцом заспорили.  Возможно даже о том, брать меня с собой на телегу, или нет. А может быть сколько сена везти, две кучи, или одну. Братец, хотя он уважал отца, но на этот раз на чем-то настаивал. Отец был непреклонен, и брат вспылил, В руках у него были вилы, которые он, в сердцах с силой ткнул в землю рядом с собой.  А мне четко запомнилось, как я тихонько внимал их спору, и крутился между ними.

 Только что я был возле отца, потом решил перейти поближе к брату, и сделав пару шажков угодил под один из рогов  Вилы воткнулись мне в правую ступню. Точнее, где-то читал, что это часть ноги называется плюсна. 

 Боли-то я не помню, а испугался я за брата, ибо отец был очень строг. Даже не помню, насквозь прошло железо через ногу, или в середине остановилось. Шрам  остался сверху и до сих пор виден. Теперь там сплошные кости, возможно, что и тогда нога не повредилась, и скоро зажила.
 А еще был случай, что я запек свою ладонь в горячей золе костра. Вот тогда была боль, так это боль!
 
  Отец участвовал в постройке сушилки для колхозных нужд. Мужики напридумывали, сооружение на огромных сосновых столбах длиной в две избы и вышины больше простого дома. Самый умный предложил обжигать толстые края столба на костре, от чего, будто бы он дольше не сгниет.
Мне было позволено быть там с ребятами, ну и мы там копошились возле огромного костра. Это было очень даже здорово, ведь с нами были и те, что постарше, которые принесли картошки, благо, что колхозное поле было рядом. Костер уже прогорел, и вокруг его центра, были горы углей, пепла и раскаленного песка. В нем-то и поспевали картофельные клубни. День подходил к концу и я припоминаю изрядное утомление. Как-то, окружающее меня, превратилось в нечто сплошное и слабо различимое.
  Долго я помнил момент, когда мне вздумалось достать что-то, лежащее на расстоянии вытянутой руки. Возможно кусочек сгоревшего сучка, которым можно было достать картофелину из пепла. Я сидел на земле, и надо было только посильнее потянуться, но этого оказалось мало, так что пришлось опереться другою рукой, что я и сделал, угодив в горку пепла почерневшего сверху, но еще красного внутри.
  Конечно же заорал, ибо тут же поднялся гвалт, прибежал мой отец. А дальше помню только, как я нахожусь на руках у отца уже  в виду нашего дома. А это  далеко от места события.
  В то время на руках меня уже не носили, а тут, думаю, вот это я обнаглел...
 Все-таки, похоже, очень я был еще мал, если не помну как дома оказался, как лечили и долго ли болело. Но велели чаше сморкаться и мазать больное место, это помнится.