Прикосновение детской ладошки часть 2 глава 8

Глава 8
    Миновав просеку, Тимофей спустился по небольшому холму к дороге. Его ждали. Горел большой костёр, рядом с ним на бревне сидели, о чём-то тихо перешептываясь, два степенных, седовласых старика.

    - Здорово мужики! Давайте, рассказывайте, про вашу беду.

    - Тимофей, у нас в тайге какая-то тварь завелась. Показывается только одиночкам. Мы даже до ветру вместе ходим. Палыч доверил прииск кормить, оленей бить надо, а мужики говорят, она всех убивает. Голая смерть прозвали.

    - Но вы то, живые. Как вам удаётся с ней обходиться? Понял, вы до ветру вместе ходите. А если бы по одному ходили, увидели, как она раздевается, и танцует в лесу. Я видел. Нас в район вызывали, эту девушку бешеная собака укусила. Никому она вреда не делает. Мать не хочет её в лечебницу увозить. Но как не уследит, та убегает в лес, разденется и к одиночкам липнет. Врач сказал, ей замуж пора. - Тимофей рассмеялся.- Голая смерть, придумали. Был всего один случай. Поздней осенью напугала  охотников. Туман в тот день тайгу накрыл, а она неожиданно из него к их костру голая вышла. Мужики как от чумной разбежались. Случается, дурь на неё накатит, а сейчас дома сидит, холодно. Всё, меня ждут, удачной охоты. – Тимофей шел и мечтал, как в избе затопит печь, и они, в полной тишине, под треск смолистых дров из пихты, будут мелкими глоточками пить душистый чай из лесных трав. Не успев, прикоснутся к двери, отпрянул от кинувшегося ему на шею, девичьего тела.

    - Тимочка, такая радость! Скоро отцом будешь.- Услышав голос, парень оторопел.
    - Фая, но я не собираюсь на тебе жениться. – Девушка тихо произнесла:

    - Но разве теперь это важно? У нас маленький будет.- На лице Тимофея отразился дикий испуг.

    - О чём ты?

    - Я думала, раз ты каждый вечер к нам на сеновал приходил, женишься на мне. Правильно мама ругала, что ты повстречаешься со мной, а как на сносях буду, бросишь.- Томительная длинная пауза наполнилась звенящей тишиной. Нарушив её, громко хлопнула дверь. Это вышла Мила. Вышла, чтобы не рвать сердце, пока раны ещё не открылись так глубоко, чтобы потом долго собирать по частям то, чего уже нет. Тимофей от стука двери  будто очнулся.

    - Фая, я никогда не был на вашем сеновале. Меня и на прииске всё лето не было. Я тут ночевал, избу строил.- Можно было сказать ещё многое. Можно было кричать и бегать. Или схватить Фаю за плечи и трясти до тех пор, пока она не скажет правды. Но Тима, не в силах заговорить, сидел, тупо уставившись на нетопленую печь. А на улице началась снежная кутерьма. Шквалы ветра быстро закидывали снегом окна, выли в печной трубе, стучали по крыше. Так же неожиданно ветер, тихо постанывая, убегал в глубь тайги и, пропадая, на какой-то миг, покоем окутывал укрытую снегом землю. Сила, с которой он возвращался, казалось, все прибывала, становилась неистовей. Последний шквал ветра завесил всё белой непроглядной пеленой. Налетела, запуржила, заплакала вьюга. Тима быстро начал одеваться. – Фая, ты посиди. Мы во всём разберёмся. Надо Милу догнать. Заплутает в этой круговерти.

     Когда налетел первый шквал, Мила, стоя в тени деревьев, окружавших избу, горько плакала. И не заметила, как меж сосен начала бесноваться вьюга. Подняла в воздух снег ещё не слежавшийся на земле, и подхватила, падающий густой сплошной пеленой с неба. Разбушевалась, раскачала деревья. Казалось, вокруг Милы рычат, завывают, неведомые звери. И она побежала на прииск. Скорее домой, в тепло! Просить у мамы прощения, и плакать, чувствуя ласковые руки. Тима догнал уже на крыльце. В темноте было не видно ссадин на её руках, новой дыры на локте, заново порванные, все в колючках, штопанные и перештопанные чулки. Мокрые, хоть выжимай, вставленные в калоши рукава от старой телогрейки. Тима не видел, но понимал, что бежала она домой, не разбирая дороги. Ласково положил ладонь ей на щёку, но успел отдёрнуть руку прежде, чем она его укусила.

    - Я что-то не так расслышала? Фая не от тебя ждёт ребёнка?- Тимофей заскрипел зубами.- Что ты не расслышала, так это то, что я ей ответил. Я на прииске летом был несколько раз, и то в магазине. Маму спроси, домой ни разу не зашёл. И никогда, слышишь, никогда, не был с ней на сеновале.

    - Был или не был, меня это больше не волнует. Уходи. Ты для меня уже мало, что значишь, а учиться уеду, вообще не будешь ничего значить. – Лёжа на печи, давно согревшись, Мила не могла заснуть. Она хотела верить, что Тима её не обманывает, но почему Фая так уверена, что ребёнок его? Сначала её столкнули в глубокий колодец, потом попробовали вытащить, но она всё ещё тонет, а сделал это один и тот же человек.

     Пока в жизнь Тимы не вошла Мила, он даже не понимал, какой она стала холодной, когда он пришёл с войны. Сейчас, идя разбираться с Фаей, понял, что был счастлив только потому, что Мила живёт рядом. Избу на кордоне начал строить в каком-то радостном смятении. А тут какие-то непонятные дрязги с Фаей, которая сейчас ждёт его в их с Милой избе. Подойдя, услышал её нетерпеливые шаги. Дверь открылась, и Фая воинственно спросила:

    - Ты действительно думаешь, что ребёнок не твой? - Тима сердито ответил:

    - Я никогда не говорю того, чего не думаю. Я не слабак, и не позволю сделать из меня слабака. Уясни это сразу. Кто к тебе ходил на сеновал?- Нахмурившись, правдиво глядя ему в глаза, Фая не дрогнув, сказала:

   - Ты.- Разговор становился странным. И Тиму даже смутил, её прямой ответ на такой серьёзный вопрос.- Что ты сердишься?- Фая заплакала.- Как только тепло стало, ты каждый день приходил. Говорил, что любишь, как война закончится, поженимся, тётя Катя сказала  в магазине, ты избу строить начал. Да я всё лето не жила, а летала от счастья.

    - Ты с ума сошла? - Он чувствовал себя попавшим в ловушку. Ему казалось, будто это он сходит с ума.- Ты меня видела? - Тима вспомнил, как он таскал тяжёлые брёвна, пытался каждый вечер стирать в холодном ручье пропахшую потом одежду. Как так и не собрался, сходить домой переодеться. Какой сеновал? Он же спал как убитый. Может он из этих, лунатиков?- В чём я приходил? Ну, одет в чём был? Я тебе своё имя назвал?

   - Да, сказал, что это ты – Тимофей. А в чём был одет? Откуда я знаю? Окон на сеновале нет. Темно всегда было, и говорил ты шепотом. Мама про тебя узнала, когда ночью до ветра вышла. Подумала, я сама с собой разговариваю. Пришлось всё рассказать. Она не ругалась, даже обрадовалась, что это ты.

    - Фая, я не знаю, чьим ты была развлечением, но не моим. Надо его искать. Хотя не знаю, как выманить лису из норы, если не знаешь, где эта нора находится. Пойдём, я тебя провожу. Если мать проснётся и с ней поговорить надо. – Дверь у Фаи была не заперта, и разговор с её матерью Тиме пришлось отложить. Закрывая калитку, услышал её сдавленный крик. Какой-то мужчина, вцепился в неё мёртвой хваткой, и грубо трясёт за плечи. Словом ведёт себя как разъярённый собственник. Тима, не зная, радоваться ему, или вмешаться, закрыл калитку. И немного помедлив, зная, что мама Катя никогда не закрывается, пошёл ночевать домой. В окнах Милы было тёмно. Ничего, пройдёт время, и она научится доверять ему. А пока Тима будет терпеливо ждать, пусть она разберётся сама с собой.