Тишина

   Когда оказываешься в деревне, неважно в какой и каком регионе, то тебя сразу оглушает тишина. Любого городского жителя, привыкшего к какофонии мегаполисов, деревенская тишина резко, наотмашь ударяет так сильно, что некоторые впадают в ступор и начинают испуганно озираться по сторонам.  Потом непроизвольно начинают искать привычные звуки; где же шум городских улиц, где завывание сирен скорой помощи или пожарных,  или, наконец, где бесконечные и со всех сторон трели мобильных телефонов, голоса десятков и сотен людей? Ничего этого в любой деревне нет. Вокруг только размеренная деревенская жизнь со своими характерными звуками, которые нам, городским, как раз таки и кажутся тишиной.
   Так и в деревне Модолицы, что живет, вернее доживает свой век не очень далеко от районного центра под названием Плюсса. Деревня Модолицы и в советское время не являлась крупным поселением, а уж после развала страны и вовсе захирела. Совсем постарела, как человек прямо. Она как старушка-мать осталась совсем одна, когда все дети повзрослели и уехали искать лучшей доли. Также и деревня Модолицы затиховалась в густом лесном уголке словно та одинокая старушка в своей пустой избе, дожидаясь своих детей и с надеждой каждый день смотря на дорогу. Так и доживает деревня в тишине и забвении надеясь на возвращение людей.
Однако в этой тишине есть жизнь, не заметная для нас, столичных или не столичных, да и просто избалованных горожан.
   Когда ранним летним утром ты выходишь во двор по легонько поскрипывающим доскам веранды, еще влажных от росы, тишина просто обволакивает тебя как туман. Слышится только шелест листьев на деревьях и ты, умиротворенный покоем, жадно вдыхаешь полной грудью свежайший воздух. Солнце едва-едва наполняет будущий день светом и теплом. Тишина! Потом, единственный оставшийся в деревне петух исполнит свой долг, его кукареканье разносится далеко и звонко, но нисколько не нарушает покой. В воздухе по-прежнему витает тишина. Затем уставшим, даже больше дежурным, густым басом пару раз гавкнет сторожевой пес Ратковских, которому вторит собака дачников, обустроившихся в новом доме недалеко от Скородумовых, потом тоже добавит голоса болонка еще одних дачников, живущих повыше и в сторону Лямцево. Ну вот, на этом собачья перекличка заканчивается и тишина вновь накрывает Модолицы. Только по крыше немного потопывая прогуливается аист, но совсем негромко, как - будто зная, что еще раннее утро и ни к чему будить домочадцев.

   Вот теперь можно и пройтись по тишине. Потихоньку выходишь за калитку, на безлюдную дорогу и, поскрипывая пока еще влажным дорожным песком, идешь по деревне. Шуршащий со скрипом дорожный песок помнит времена, когда по дороге уже с раннего утра на пастбище уходило стадо коров, начинали сновать колхозные тракторы и комбайны, проезжал автобус на станцию и обратно, а потом просыпалась деревенская детвора и начинала рассекать по дороге на своих велосипедах, после молодежь на мопедах и мотоциклах, и так каждый день. Теперь это редкость, но и тогда и сейчас остаются низменными окружающие дорогу звуки; шелест придорожного кустарника, колыхающегося розовыми ароматами щиповника и листьев черемухи с осиной. То там, то здесь на всем пути слева, справа остовы домов и покосившиеся заборы, заброшенных хозяйств. Они в тон скрипящему шуршанию дороги тоже поскрипывают, иногда тихонько постанывают, печально взирая пустыми глазницами окон на очередного прогуливающегося туриста. Но они стенают почти не заметно, практически беззвучно, нисколько не нарушая общего покоя старой деревушки.
В тишине идем дальше, вниз под пригорок и правее в проулок. Мимо уже упомянутых Скородумовых, мимо отчего дома ныне уже покойных бабушки и мамы, за оградой которого очень тихо постукивает по штакетнику созревшими ягодами черноплодная рябина. Тюк - тюк - тюк.
   Еще немного пройти вперед и вот рядом с погорелым домом Давыдовых одинокий вековой дуб величаво колыхает огромными ветками, с которых на землю с шумом падают желуди. За остатками забора чернеет обгорелый остов дома и стоит какая-то натужная, тягучая и скорбная тишина. Немудрено. В пожаре Мишка Давыдов и погиб. Слева остатки ульев, которые до сих пор утробно и глухо гудят. Во как - пчелы вернулись! Ан нет, показалось! Просто воспоминания из детства нахлынули. Под шум дуба, чудом не пострадавшего от пожара, пройдем по переулку дальше. Хотя еще пара домов и все - окраина деревни. Дальше только поля,заросшие травой с человеческий рост и лес, лес, лес. Шууу-шууу-шууу. И никого вокруг. Такая же картина и на других окраинах деревни. Трава и лес, трава и лес. Хотя, если пройти обратно в центр деревни, а потом мимо автобусной остановки, мимо старого колодца не используемого местными уже лет тридцать, наверное, мимо разрушенной церкви, мимо орешника, дальше немного правее и все под те же звуки «шууу», издаваемых некошеной травой и бескрайним лесом, оказываешься на деревенском погосте.
   Кладбище, на котором нашли последнее пристанище не одно поколение модолицких жителей, как и вся деревня живет своими звуками. Шелестяшие кроны сосен, в детстве казавшиеся огромными, до сих пор продолжают свою убаюкивающую песню, навевая мирской покой. Там, на кладбище своя тишина, изредка перемежаемая хрустом опавших сосновых шишек и веточек под ногами,  но не заметная для посторонних и такая знакомая для родных и близких.
Такой вот мне запомнилась деревенская тишина. Тишина в которой даже закоренелому горожанину хочется побыть подольше и насладится единением с простыми до боли вещами; шелестящей травой, лесом и топающим с утра пораньше по крыше аистом.
Люди не бросайте деревню, возвращайтесь, она вас ждет. Как ждет  каждый божий день бабушка у окна, вглядываясь в горизонт, не едут ли к ней ее деточки...

   Уважаемые читатели подписывайтесь, до новых встреч!
   Все другие истории вот тут:https://dzen.ru/id/64f67ded57f4d46624768de0.