Жуковского 7

Жуковского, 7
Александр Бирштейн
ЯХНА И ЛОКШ
Во дворе появились новые соседи. Въехали они только вчера, а сегодня, рука об руку вышли из своей квартиры и отправились куда-то по делам. На мою бабушку и ее приятельниц, сидящих у ворот, внимания не обратили. Так у нас принято не было. По неписаному дворовому закону, с соседями следовало здороваться. Но, повторяю, они этого не сделали. И это была ошибка.
- Яхна*! – сказала тетя Фаня, глядя на маленькую, вертлявую, с красивым, но злым лицом, новую соседку.
- Яхна! – Согласилась Марья Ивановна.
А моя бабушка просто кивнула головой.
Все было ясно.
- Локш**! – сказала Марья Ивановна, глядя на длинного, все время изгибающегося в разные стороны, нового соседа.
- Локш! – согласилась бабушка.
На сей раз, головой согласно кивнула тетя Фаня.
Итак, Яхна и Локш зажили в нашем дворе. Нельзя сказать, чтоб от них имелся какой-то особый вред, но и нельзя сказать, что была какая-то польза. Разве что, периодические скандалы, развлекавшие двор. Но таких «событий» и так хватало. Да и скандалы были, как говорят, «ничего себе особенного».
Но имена обязывали. Потому что, имя, даже данное старухами у ворот, обязывает. И все ждали.
Домашних туалетов в квартирах тогда не было. Первым в нашем дворе, помнится, построил туалет в квартире мой папа. Это событие не прошло незамеченным, и какое-то время нашу семью соседи именовали так: - Те, которые со своей уборной!
Впрочем, постепенно стали «обстраиваться» и остальные квартиросъемщики. Кроме этой, непонятной всем, семейки. Более того, когда к Яхне пришли соседи с предложением сделать общий стояк для канализации, она выгнала их с криком: - Мне в этом сарае жить надоело! И соседи придурочные! Я тут жить долго не буду! И не пущу сюда грязных роботяг. Чтоб они сгорели вместе с вами! И не лезьте больше со своими  предложениями!
- Яхна! – торжествующе сказала на это тетя Фаня.
- Яхна! – согласился уже весь двор.
А пока Локш каждое утро спускался со своего второго этажа, держа впереди себя два фаянсовых ночных горшка. Ценности семьи таким вот образом доставлялись в дворовую уборную. Делал он  это покорно и регулярно.
- Локш, - завидя его, говорила бабушка.
- Локш! – соглашались с нею во дворе.
Частенько, после того, как Локш уходил на работу, к Яхне на собственной «Победе» приезжал кавалер. Был он невысок, гладок и усат. Глаза, нет, скорей, глазки, его непрестанно бегали.
- Швицер***! – сказала, впервые увидев его, тетя Фаня.
- Швицер, - согласилась моя бабушка.
Марья Ивановна тоже не возражала.
Швицер засиживался у Яхны довольно долго и исчезал примерно за пол часа до прихода Локша с работы.
Иногда, Локш приходил домой раньше, но, завидев «Победу» у ворот, разворачивался и, втянув голову в плечи, уходил.
- Локш, ой Локш! – кивали головами старухи у ворот.
Однажды, незадолго до прихода Локша с работы, Яхна и Швицер вышли во двор вместе. Оба они тащили чемоданы. Потом погрузили их в машину и уехали.
А весь двор стал ждать прихода Локша с работы.
Он пришел, зашел в квартиру. Потом выскочил. Добежал до ворот. Вернулся обратно…
И так несколько раз.
- Ну, все! Теперь он точно повесится! – сказал бестактный старик Гойченко. Потом подумал и добавил: - На нашу голову!
Но ничего не произошло. Все также Локш по утрам выносил из квартиры горшок. Правда, теперь уже один. Все так же уходил на работу и возвращался.
А через какое-то время он исчез. И все тут же о нем позабыли.

* крикливая, ехидная, въедливая женщина. (идиш)
** - макаронина – тут- слабак (идиш)
*** - юркий, пронырливый тип (идиш)

АЛЕКСАНДР БИРШТЕИН