Визит Черчилля. 2024

Визит Черчилля. 2024

Первый приступ икоты у Дмитрия не смог оторвать окружающих от созерцания собственных мыслительных завихрений.
Суета ранней утренней птичьей возбуждённости от осознания неотвратимой необходимости всё-таки успеть появится вовремя на работе угомонилась.
В эти последние полчаса безделья она скукожилась, и теперь чистила пёрышки, усевшись на шестки в виде кресел холла клиники.
 
С полдюжины молодых и не очень врачей и ассистентов отстранённо и молча впирали взгляды друг в друга, умудряясь при этом этих «друг друга» не замечать.  Собирание в кучку ещё не проснувшихся рабочих идей требовало гроссмейстерского сосредоточения.
Длинная зима с куцыми и редкими светлыми часами, да ещё без прямого блеска солнышка в состоянии заглушить любые яркие эмоции.
Империя мелатонина в конце концов покорила самую неприступную клеточку, подчинила себе самую недоступную нейронную цепочку людских организмов.
Ганс Христиан не ошибался. Видимо, со знанием темы описывал он продрогшее, вяло - спящее царство Снежной Королевы.
Вот и сейчас, в этом холле для посетителей, наши Кайи и Герды, врачи, ассистенты и медсёстры клиники пытались выгнать из себя последствия сонного гипноза нудной зимы.


Ещё минут десять-двадцать, и они начнут вставлять пластиковые челюсти, рвать осыпающие руины зубов и лечить ещё не догнившие их останки.
Это недолгое время до начала рабочей смены всегда ценилось, как глоток воды в пустыне.
Последний вздох свободы. Последняя надежда на чудо – вдруг всё это во сне! Проснусь, а я на пляже в Турции.

Дмитрий опять икнул. Ещё, ещё раз и зашёлся уже без остановки, словно пересчитывая сегодняшних будущих пациентов.
 
- Димон! Ну ты и сволочь! Последний кайф сломал! – не выдержал Гизо, представитель народа, название которого он и сам не знал, совершенно из-за этого не комплексуя.

- Способ один есть. Попробуй что-нибудь запеть. Плавное. Арию Чио-Чио-сан, например. Говорят, проходит, - лениво включился в разговор Далиль, совершенно обрусевший араб, сбежавший из Сирии от бомбёжек и плотно прижившийся в России.
 
- А ты её знаешь? Начни! - насмешливо провоцировал Далиля Гизо, - сам же говорил, что твоё имя значит «указывающий дорогу». Вот и покажи пример.
 
- Ты не охренел, горец. Просто название чудное. Нравится. Не ария. Название нравится. Японское какое-то. А я араб.

- Тогда сам и пой. Я тоже не японец, - успев быстро выплюнуть за два раза, с паузой для громкого «ика» эту короткую фразу, Дима опять принялся упоённо икать.

- Димочка, что хочешь пой, только заткни своё икало! А то дождёшься, что тебе самому выбитые зубы придётся вставлять, - соорудив грозное лицо, не выдержал Остап, ортопед, житель Мытищ, так любящий обтягивающие торс футболки, фактурно выделяющие его мышцы, - у меня как раз заказов маловато.

Дмитрий закатил глаза и завыл,
-
Дамская половина коллектива пока голоса не подавала.
К ним относились Ольга Михайловна, моложавая многодетная мама, терапевт. Екатерина, гигиенист, и Марина, дежурный администратор, единственная, которая уже вовсю работала, сверяя списки пациентов.
 
- Откуда ты узнал? У меня подсмотрел? – из-за обреза стены в ответ на трели Димона вдруг раздался удивлённый голосок Марины.
Она была тоненькой, словно соломинка девчушкой лет двадцати, усердно пытающейся постоянно придавать пышную форму своим худосочным телесам. Использовались для этого бюстгальтеры на поролоне, несколько лишних пар трусиков и какие-то ещё совершенно таинственные средства.
 
- Подсмотрели у тебя чего? – наглый Гизо хищно заблестел взглядом, - что там у тебя подсматривать. Чтобы хотелось у тебя чего-то подсмотреть, тебе надо ещё долго-долго, и много-много кушать сладкого и вкусного. Инжир там, например, или шашлык бараний, плов жирный, рахат лукум…Далиль, помогай, вспоминай сладкую вкуснятину.

- Финики с маслом надо. У нас их беременные едят. Молока много будет, грудь округляется, - уверенным твёрдым голосом заявил «указывающий дорогу», - а сам я араи люблю. Во рту тает. Мяса много, а лаваша тонко.

- Причём тут шашлык. Мужикам вечно лишь бы пожрать! - фыркнула Марина, мудро обходя тему своих недостаточных форм, - знаете, кто у нас сегодня лечится будет? Ни за что не угадаете.

- Не томи. Рассказывай! Твой звёздный час! А то без тебя узнаем. Ведь скоро восемь, - наконец переставший икать, Димон занялся изучением своих тонких, ухоженных пальцев, - быть м-о-о-жн-о-о де-е-е-льным ч-е-е-е-л-о-в-е-е-ек-о-ом, и д-у-у-у-мать…- продолжал он подвывать.

- А вот теперь ты заткнись, чахоточный, - ласково остановил его Остап, - пусть теперь ж-э-э-нщ-ы-ы-на скажет. Говори, старшая жена!
Марина хмыкнула,
- Правильно! Наконец-то поняли, кто тут хозяйка! Слушайте все! К нам сегодня явится сам Черчилль!

- Ну Черчилль. А это кто? -  равнодушно произнёс Далиль.

- Тебе можно и не знать, ты турок, - насмешливо хихикнул Димон.

- Не турок, а араб, это разные народы, - совсем не обиделся Далиль, ты вот даже этого не знаешь!

- В данном случае, что араб, что папуас. Вам, чухонцам не знать про Черчилля простительно, - Димон продолжал, - ещё кто про Черчилля не знает? Поднимите ваши бесстыдные руки?

И сразу, не дожидаясь результата голосования, продолжил, - докладываю кратко: Черчилль, лорд, зовут Уинстон – премьер-министр Великобритании, союзник СССР во Второй мировой войне. В месте со Сталиным и америкосами в нашей Ялте сидели и делили Европу, кому французы отойдут, а кому поляки с венграми. Серьёзный мужчина.
 
- А я знаю, я вчера о нём в инете читала. Удивилась ведь, какая странная фамилия, - горделиво вспыхнула Марина.

- Ой, ведь он тогда очень старенький. У него, может, и зубов совсем мало. И наркоза может не выдержать. Совсем беда! – испугано засуетилась Екатерина.
 
- Лапуля, окстись, он помер давно, - подключился Остап, - а этот, наш то, наверное, родственник его какой-нибудь. Внук. Или даже правнук.

 Новость про Черчилля возбудила коллектив на интеллектуальные подвиги. Реплики и версии звучали со всех сторон. Никто не оставался равнодушным.

- Откуда у лорда в СССР родственники?

- Как откуда, он в Россию прилетал не раз, мог и с бабёнкой какой сойтись. Любовь не картошка – полюбишь и козла. А тут целый лорд!

- Но мало вероятно, что однофамилец. Не рассейская это фамилия. Ну ни как.
 
- А кто бы позволил нашей комсомолке с буржуем связаться? Политическое предательство! Война кругом!

- Так он же союзником был, Черчилль то! С ним проще.

- Сами бы чекисты и позволили, как разведчице, секреты буржуинские выпытывать. А может быть наша красотка там, в Лондоне Черчилля соблазнила. Посмотри по «ящику» «Тайны Чапман». Она такой же разведчицей была. И в Лондоне, и в штатах.
Люблю тебя, говорила лордам и пэрам всяким. Жить, милый без тебя не могу. А враги на её эротику велись. А она на нас работала. «Агент 90-60-90».
Вот, пожалуйста, живой пример. Это пока нам не известно, есть ли у неё дети от врагов! Может и растёт кто. Нам не скажут. Может быть, лет через тридцать придёт зубы лечить какой ни будь Клинтон, но не Билл, а Михаил, по маме Чапман.

- Ну, вы загнули. Хотя, конечно, версия вполне реальная.

- А нашего-то как зовут, Марина?

Марина, глубоко польщённая неожиданно обильным вниманием мужчин, заметно порозовела и похорошела, - сейчас уточним. Надо-же как странно, имя то у него двойное. Дмитрий – Яков Черчилль.

- Ну, это уж совсем перебор. А может быть он трансгендер. Это у них, в европах модно сейчас. Сегодня мужик. Завтра мадам. Послезавтра он же какой ни будь гермафродит небинарный. Хрен разберёшь.
А имена оставляет на память о прошлых сексуальных жизнях. И у нас такие могли завестись. Ума много не надо. Потому и мужские они. Имена то есть.

- Версия возможная, - на этой стадии спора в полемику вмешался Димон, уверенно, со знанием дела разъяснив, что двойные имена бывают и по другим, более естественным причинам. Например, французы сына первенца называют именем дедов по папе и маме, а второго мальчика именами прадедов. А англосаксы, и не только они, второе имя по святцам дают. И вообще. Масса разных причин.
 
- Но наш же не француз. А англичанин. Имена эти знакомые. И Дмитрий, и Яков, это по святцам, - наконец подала голос многодетная терапевт.
Яснее никому не стало. Но дружно согласились. Кому, как не заслуженной мамаше это знать.
 
Остап вдруг вскочил, радостно взмахнув руками, - я тут про Остапа вспомнил…

- Ясень пень! Ты про себя хрен когда забудешь, нарцисс ты наш, пробурчал Далиль.

- Не гундось. Дело говорю. А ну ка вспомните, как звали Остапа Бендера? Я в инете точно посмотрел. Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-Бей, или Бендер-Задунайский. И его папа был турецкоподданный. Может и наш турецкоподданный? Далиль, ты же в Россию через Турцию добирался. Давай версию.

- Ну да. Там такие длиннющие имена бывают. Весь род до пятого колена перечислят. Но это официально. А в быту укорачивают.

- Верно. И Бендер укорачивал. Звал себя Остап Ибрагимович. Может быть у нашего Черчилля папа тоже турецкоподданный?  Во дела, - пискляво взвился Гизо.

- Ты всегда малахольный, или только сегодня? Предупреждай тогда. Какой он турок, если папа и дед Черчилль! Не путай. И так белиберда какая-то, - Дмитрий вздохнул.
 
- Стоп. Хватит дурку гнать. Чувствую, что пока не увидим и не поговорим с ним, ничего толком не поймём. Он вчера звонил, записала его на утро. Сейчас должен прийти, если не передумал, - Марина поправила чёлочку и сосредоточилась на экране компа.
До восьми утра оставалось не более пяти минут.

Все в холле задумчиво замерли. Тишина зазвенела, отражаясь мягким эхом от крашенных стен.

Наконец у входа в клинику свет сумрачного утра совсем закрыла тень, медленно надвигающаяся на стеклянную дверь.
 
- Он! Черчилль! – раздвинул тишину дрожащий шёпот гигиениста Екатерины.

Тяжёлые шаги командора Черчилля навечно пригвоздили коврик тамбура к каменному заледенелому полу.
Ещё несколько мгновений. Входная дверь ушла из проёма наружу, в сторону единственного выхода из западни клиники на волю.
Массивное тело Черчилля перекрыло последний и единственный путь к бегству!

- Мама! – прошептала Екатерина, зажмурившись.

Марина, превратившись вдруг в египетскую мумию, застыла рыбьим взглядом в бессмысленной яркости пустой панели монитора.
- Доброе утро, красавицы! - я на приём. На восемь утра записывался.

Да, замечательно, - не отрывая остекленевший взгляд от монитора скованно произнесла Марина. Сейчас проверю, - она открыла файл записи.

- Ваша фамилия Черчилль?

- Почему вдруг Черчилль? Странный выбор. Нет. Я Дяченко. Звонил вчера днём. Вы записали. Я Ваш нежный голос очень хорошо запомнил. У Вас такой мягкий южный акцент. Ни с кем не перепутаешь!

Открытое, широкое лицо краснощёкого великана, украшенное ровной рыжеватой бородкой, полностью разрушало образ сдержанного лорда англосаксонской бледной наружности. В дополнение к словам, бородка раздвинулась, подчеркнув блеск весёлых глаз широкой улыбкой.

- Дяченко Дмитрий Яковлевич?

- Нет. Николай Михайлович.
 
- А кто такие Дмитрий, Яков? Родственники Ваши? У меня всё записано. Может быть, Вы вместо них пришли? Тогда так и скажите. Ничего страшного. Примем и Вас. Все Ваши зубы подлечим. Всё буде в порядке. Не волнуйтесь.

- А я начинаю сомневаться, в ту ли клинику я пришёл. Может быть, я ошибся и буду занимать место другого больного, который тут должен был лечиться. Увы. Не хотел бы оказаться причиной недоразумения.

- Нет-нет. Клиника наша в округе единственная. Сейчас во всём разберёмся, - Марина уже поняла, что где-то что-то недопонимает. Но где это «где-то»?

- Ну вот, посмотрите сами. Видите. После беседы вчера я отметила – Дмитрий Яков Черчилль. Как диктовали, так я и записала.
 
- Теперь мне всё ясно, - успокоено вздохнул посетитель, - маленькое недоразумение. Я Вам назвал свою фамилию – Дяченко.
Помните, вы меня переспросили несколько раз, как правильно записывать. Сомнения возможны только на первых трёх буквах.
Тогда я, как и принято обычно, начал расшифровывать фамилию именами и фамилиями, которые произносятся однозначно: Дмитрий, Яков, Черчилль. Эти имена невозможно не разобрать.
Вот вы их и записали. Записали правильно. Только не так. Первые буквы – начало моей фамилии - ДЯЧенко. Ничего страшного. Разобрались.

Марина на середине пояснения осознала всю беспомощность своего девичьего разума. Вспыхнув от стыда и извиняясь, она быстренько завершила разговор, и, опустив взгляд, призвала на помощь многодетного терапевта,
- Ольга Михайловна, займитесь, пожалуйста. Первичны приём.

Когда она наконец подняла голову, то ожидаемо встретилась глазами с молча стоящими вокруг Гизо, Димоном и Далилем.

- Раньше я думал, что последним, такой бестолковый с гор спустился. Оказалось, что остались ещё дикие козы, - усмехаясь язвил Гизо.

- Больше никогда не смей делать мне замечания, что я неправильно документы оформляю, младшая, бестолковая жена, - властно заявил Далиль, - если начну правильно, будет ещё хуже.

- Ну что, биограф Черчилля. Поняла, что мало лишь бирки на блузках читать и анекдоты из Тик-Тока? Какую книжку последний раз в руках держала, «Красную Шапочку» в первом классе? – добивал её Димон.

Подошедший в этот момент Остап, увидев глаза Марины, набухшие влагой, и поняв, что для неё уже достаточно, смягчился, - Мариша, давай я тебе чайку с конфеткой сооружу. Всё нормально. С кем не бывает.

Слёзы, брызнувшие на стерильный халат Мари, смыли её с палубы ресепшн в дамскую комнату,
- уйдите, сами дураки, - прокричал её затылок, ныряя в глубь коридора.

Остап махнул рукой, и одиноко побрёл в свой кабинет осуществлять свои увлекательные ортопедические фантазии.
Постепенно у Марины появилось второе, как у турок или французов, рабочее имя. Клементина. Так звали любимую жену Черчилля.

«Клема» в обиходе. Марина - КлемА.

Совсем скоро оно даже стало Марине нравится.


Апрель. 2025.