(Быль)
I
Ветер начал понемногу стихать.
— Ну-ка парни, поторопитесь с погрузкой! — крикнул капитан, внимательно посмотрев на небо. Он не мог объяснить причину появившегося у него смутного беспокойства. — Боцман, проследите лично, чтобы груз закрепили по-штормовому, основательно!
Боцман козырнул и стал более придирчиво осматривать крепление груза и такелаж.
Море около Кейптауна* никогда не бывает спокойным. Остров Роббен** в семи милях*** от города стал настоящим проклятьем для мореходов всего мира. Сотни больших и малых кораблей нашли здесь свой последний приют за пятьсот лет плавания человечества в этих водах. Сколько сокровищ лежит у его морского подножия – знает только бог моря Нептун.
----------
* Кейпта'ун, Ка'пстад (англ. Cape Town, нидерл. Kaapstad – «Город на мысу») – город на юге Африки, второй по величине город, порт и законодательная столица ЮАР.
** Ро'ббен (нидерл. Robbeneiland – Тюлений остров) – остров в Атлантическом океане, расположенный недалеко от Кейптауна.
*** Морская миля равна 1852 м.
----------
— Вы опасаетесь чего-то? — спросил капитана поднявшийся на мостик управляющий компании и тоже взглянул на небо.
— Нужно быть готовым ко всему, — уклончиво ответил капитан.
— Когда планируете отплывать?
— К полудню успеем.
Если и хранят рифы россыпи золота, серебра и драгоценных камней, то добраться до этих кладов практически невозможно. Острые, как акульи зубы, подводные скалы, глубокие ущелья и постоянный мощный прибой делают такие поиски безрассудными. Немало смельчаков поплатилось своей жизнью за желание просто выяснить, а возможны ли вообще подобного рода предприятия.
Однако изобретательная природа всегда оставит себе возможность удивить и удовлетворить алчущего человека. И если нельзя добыть золото из морских глубин, куда доступнее превратить в золото то, что лежит на скалах над водой. Это вещество древние индейцы называли «золотой песок». Им они ещё тысячу лет назад торговали и даже рассчитывались им между собой подобно золоту настоящему.
«Добавь его в пустую безжизненную почву – и ты снимешь три урожая». Так уважительно говорили индейцы о гуано* – замечательном природном удобрении.
----------
* Гуа'но (исп. guano от wanu языка индейцев кечуа) – изначально: разложившийся в условиях сухого климата помёт морских птиц, ценнейшее азотно-фосфорное удобрение.
----------
Понятие «золотая лихорадка» прочно вошло в наш лексикон. Человечество добавило к ним такие словосочетания, как «нефтяной бум», «белое золото», «алмазная лихорадка». Но не так много людей знает, что в XIX веке мир обуял самый настоящий гуановый психоз, когда государства воевали за, казалось бы, бесплодные крохотные каменные островки и скалы и когда людей сотнями убивали – вдумайтесь только! – за птичий навоз.
Затерянные в океане островки и скалы служат лучшим естественным убежищем для отдыхающих и гнездящихся птиц. Ежегодно увеличиваясь в среднем на добрых полтора десятка сантиметров, гуановые отложения к середине XIX века в иных местах достигли толщины почти ста метров!
Разведав эти запасы, люди ринулись за удобрением отовсюду. Тем же инструментом, каким они добывали окаменевшее гуано, они убивали и друг друга, сбрасывая трупы со скал или закапывая их в гуановых толщах. Тогда же в США даже был принят «Закон о гуано», который объявлял, что свои права даже на самые крошечные скалы, затерянные в океанах, Соединённые Штаты будут защищать всей мощью своего Военно-Морского Флота, пока там есть хоть немного птичьего дерьма.
Давно прошли те времена, когда гуано вывозилось с островов миллионами тонн, принося гигантские прибыли. Даже, казалось бы, неисчерпаемые многометровые слои всё-таки были исчерпаны. Но гуано – единственное в своём роде золото, которое может восстанавливаться вновь. Было бы чем птицам питаться в океане.
Морские птицы живут вокруг океанов и морей повсеместно. Но лишь некоторые острова, затерянные в мировом океане, становятся гуановыми кладезями. Вы спросите, почему? А потому, что на этих островах такое солнце и такая дьявольская сушь, что на них не растёт ни единой травинки. На этих островах практически никогда не бывает дождей, которые могли бы смыть птичий помёт со скал или вымыть из него все ценные вещества. Вот потому за сотни лет там и скапливались огромные его залежи.
И на некоторых из этих островов, бесплодных, просоленных, крохотных – размером в среднем меньше полумили* в длину – живут люди.
----------
* Статутная (сухопутная) британская миля равна 1609 м.
----------
Вахтенный ударил в судовой колокол.
— Полдень, сэр.
— Поднять якорь! — приказал капитан.
Островитяне собирают со скалистых круч гуано в сезоны, когда птицы – бакланы, олуши, пеликаны, пингвины – уже выкормили своих птенцов и оставили гнезда, а в остальное время бьют котиков на шкуры и ловят рыбу. Они являются работниками компании, и всё, что они добывают своими руками, достаётся работодателям. Островитяне очень трудолюбивы, потому что здесь больше нечем заняться, кроме как работать. Да и от лени легко свихнуться среди каменных россыпей, вечного ветра, вечного солнца, вечного птичьего гомона и вечного запаха гуано.
Жизнь этих людей целиком и полностью зависит от регулярного снабжения, от того, насколько своевременно к ним будет доставлена пища, одежда и главная драгоценность этих мест – вода, временами куда более дорогая, чем гуано, золото и алмазы. В конце XIX – начале XX века, до того как человек научился пользоваться радиоволнами, островитяне могли лишь молить Бога, чтобы море не помешало судам, снабжавшим их, вовремя доставить свой груз.
— Сэр, мы на траверзе* остров Роббен – маяк Мулей-Пойнт**.
----------
* Тра'верз, тра'верс (фр. traverse от traverser – пересекать) – линия, перпендикулярная курсу судна. Когда говорят, что судно на траверзе какого-либо объекта (мыса, маяка и пр.), значит, что объект наблюдается в направлении, перпендикулярном курсу судна.
** Му'лей-По'йнт (анг. Mouille Point, нидерл. Mouillepunt – «якорная стоянка у мыса», от фр. Mouille – якорная стоянка) – мыс на северо-западе Кейптауна, на котором ранее стоял одноимённый маяк.
----------
— Окей. Право руля. Курс 290.
— Есть, сэр!
Старая двухмачтовая шхуна* «Мьюгалл»** осуществляла каботажные*** перевозки по юго-западному побережью Африки вдоль берегов Капской колонии**** и Германского Протектората***** от Кейптауна до залива Уолфиш-бей******. В те времена по мирному договору между Германией и Британским королевством этот залив и несколько скалистых гуановых островков вдоль берега принадлежали английской короне. Несколько раз в сезон «Мьюгалл» проделывала путь в семьсот миль на север вдоль холодного Бенгельского течения******* и обратно, снабжая по пути островитян пищей и водой, забирая гуано и шкуры и подвозя сезонную рабочую силу.
----------
* Шху'на (нидерл. schooner) – парусное судно, имеющее на всех мачтах косые паруса (которые ставятся вдоль оси судна, в отличие от прямых, которые ставятся поперёк оси), а потому отлично ходит при боковом ветре и под острым углом к ветру, но плохо - при попутном (становится рыскливым). Косые паруса гораздо легче в управлении, чем прямые, что позволяло значительно сокращать численность команды и удешевлять перевозки.
** Mew gull – сизая чайка (англ.).
*** Кабота'ж (фр. cabotage, от исп. саbо – мыс), каботажное судоходство – плавание коммерческого судна между морскими портами одного и того же государства.
**** Ка'пская колония (нидерл. Kaapkolonie от Kaap de Goede Hoop – Мыс Доброй Надежды) – обширная голландская переселенческая колония в Южной Африке со столицей в Капстаде. Была основана в 1652 г. Перешла во владение Великобритании в 1814 г. Северо-западной морской границей Капской колонии было устье реки Оранжевая.
***** Германский протекторат, Германская Юго-Западная Африка – германская колония в Африке, на территории нынешней Намибии.
****** Уо'лфиш-Бей (англ. Walfish Bay – Китовый залив) – залив в Атлантическом океане и одноимённый порт на его берегу в Намибии на юго-западе Африки. Главный порт Намибии.
******* Бенге'льское течение – холодное течение, расположенное вдоль Юго-восточной Африки от мыса Доброй Надежды до побережья Анголы. Названо по городу Бенге'ла в Анголе.
----------
Когда белые паруса шхуны показывались на горизонте, смертельно уставшие от унылой работы и уединения люди словно обретали новые силы. Исчезало напряжение, связанное с ожиданием. Можно было позволить себе наконец умыться пресной водой и снова почувствовать, как это приятно, когда у тебя чистое лицо. Несколько месяцев непрерывного грязного труда, украшенного, словно пустыня оазисом, появлениями старой «Мьюгалл», что по-английски ласково означает «Чайка».
Капитан снова посмотрел на небо. До острова Дассен* – первой остановки – всего тридцать миль. Ветер достаточно свежий. Дойдём часа за четыре.
----------
* Да'ссен (нидерл. Dasseneiland – «Остров даманов» от das – барсук, даман) – остров в Атлантическом океане у берегов Южной Африки с колониями капских даманов, обнаруженных первооткрывателями, и большой колонией очковых пингвинов.
----------
Путь от Кейптауна на север до залива Уолфиш-бей был очень непрост. Почти постоянные завесы туманов, неожиданные шквальные ветры и песчаные бури с материка делают этот путь одним из самых опасных у африканских берегов. Да и сами берега пустынны и зловещи. Огромная береговая полоса на севере так и называется на всех языках мира – Берег Скелетов*. Если судно село на мель там, то лучше было сразу утонуть, не пытаясь выбраться на сушу, поскольку спасшимся была уготована неминуемая мучительная смерть от жажды и палящего солнца. Так же быстро, как и с людьми, жестокая природа часто расправлялась и с их севшими на мель судами, мощным прибоем разбивая их корпуса о рифы и песчаное дно.
----------
* Берег Скелетов – песчаная береговая линия пустыни Намиб длиной около 700 км на юго-западе Африки. Одно из самых сухих мест на Земле и один из самых древних участков земной поверхности. Ближайшие источники питьевой воды находятся в сотнях километров, и жертвы кораблекрушений, оказавшиеся на берегу, не имели шансов на выживание. Постоянный сильный прибой не давал покинуть берег в эпоху парусных судов. Название было придумано в 1944 году из-за скелетов сотен китов и скелетных останков сотен судов на побережье.
----------
На острове Дассен с удобной, закрытой от волн бухтой, «Мьюгалл» задержалась недолго. Здесь больше всего мороки с погрузкой корзин с пингвиньими яйцами. Это тебе не бочки с водой или ящики с сухарями. Нежнее груза и выдумать невозможно. Наконец около восьми вечера шхуна подняла якоря. Теперь по морю предстоит идти почти четыреста миль до следующего гуанового острова. При хорошей погоде, подходящем ветре и попутном течении это расстояние можно пройти суток за трое. Да вот не бывает в здешних местах хорошей погоды и подходящего ветра сразу трое суток подряд.
II
Ночь минула спокойно. Прошли больше ста миль. Новая вахта, радуясь новому солнечному дню и спокойному морю, с удовольствием наводила порядок на палубе. Благоприятный для хода юго-восточный ветер, попутное течение, воздух не жаркий, а скорее даже прохладный. Матросы сыпали шутками и посмеивались друг над другом.
Однако позади осталась река Олифантс* – северная граница зелёных степей и лугов, и одновременно – южная граница пустыни Намиб**. Начинаются унылые места, в которых на побережье люди живут в небольших городках, далеко отстоящих друг от друга. Британские Порт-Ноллот*** и Александер-бей****, немецкие Людериц***** и Свакопмунд****** – вот и всё. А между ними – сотни миль песчаных дюн, каменных россыпей и обрывистых скал. Здесь судьба корабля в руках коварного океана, с одной стороны, а с другой – в руках опытного морского волка, которому предстоит вовремя разгадать это коварство и перехитрить почти всесильного противника, чтобы сберечь корабль, команду и груз и доставить всё к месту назначения и вовремя.
----------
* О'лифантс (нидерл. Olifantsrivier – «Слоновая река») – здесь: река в Юго-западной Африке, в Капской провинции. Устье реки находится в 250 км к северу от Кейптауна и является южной границей пустыни Намиб.
** На'миб (на языке нама – «Место, где ничего нет») – одна из самых древних пустынь и одно из самых засушливых мест мира, где дожди могут отсутствовать десятилетиями. При этом из-за частых туманов в прибрежных районах может быть очень высокая влажность. Простирается вдоль юго-западного побережья на 2000 км (от Анголы через Намибию до ЮАР) и заходит вглубь континента на 50-160 км.
*** Порт-Но'ллот (англ. Port Nolloth) – небольшой порт на северо-западном побережье ЮАР (и британских владений в XIX в). Основан в 1855 г. для обслуживания медных рудников.
**** Александер-Бе'й (нидерл. Alexanderbaai – «Залив Александера») – порт в ЮАР на берегу одноимённого залива, названный в честь основавшего его в 1836 г. шотландского исследователя Дж. Александера. Обслуживал медные, а затем и алмазные рудники. Самый северный город на атлантическом побережье британских владений в XIX в.
***** Лю'дериц (нем. Luderitz) – город и порт на побережье Атлантического океана, в южной части Намибии, в бухте А'нгра-Пеке'на (порт. Angra Pequena – «Малая бухта»); основан в 1883 г. немецким торговцем А. Людерицем.
****** Сва'копмунд (нем. Swakopmund – «Устье реки Свакоп») – город и порт в центральной части Намибии; основан в 1892 г.
----------
К вечеру цвет моря и цвет неба изменились, на горизонте появилась серая лента тумана. Моряки озабоченно поглядывали на паруса. Ветер понемногу стихал и менял направление. Разогретые за день пустынные и полупустынные просторы Калахари начали притягивать на себя холодные, плотные морские воздушные массы. И понемногу задул сильный западный ветер.
Как и положено шхуне, «Мьюгалл» отлично ходила при боковом ветре. В этом смысле её парусное оснащение было как нельзя лучше приспособлено для местных условий, когда ветер очень часто дует поперёк пути: то с континента в море, то со стороны моря – на континент. Просто команда переложила паруса в соответствии с изменившимся ветром, и шхуна так же ходко, как и ранее, пошла вперёд, на север.
Однако на ночь шхуну отвели подальше от берега, и капитан приказал оставить лишь половину парусов. Пока всё в порядке, шхуна управляема, направления не теряет, но, находясь бортом к ветру, она остаётся очень уязвимой для его внезапных шквальных порывов.
— Боцман, прикажите команде лечь спать одетой.
— Есть, сэр!
Так будет лучше, чтобы не терять ни секунды в случае тревоги. Капитан Мак-Ноутен остался на шканцах* на ночь. Почти двадцать лет плавания в здешних водах развили у него немалую интуицию. Сейчас он предпочёл бы уже быть на обратном пути в Кейптаун, но по причине старости шхуны пришлось задержаться с выходом в море. Понадобился срочный ремонт, который затянулся почти на месяц. К этому времени у жителей уединённых островов уже должна была начаться нехватка воды. И если непогода продлится долго, задержит судно или, наоборот, унесёт его на северо-запад, то положение островитян может стать критическим. Старый Мак-Ноутен понимал это отлично, но в такой ситуации от него уже мало что зависело.
----------
* Шка'нцы (нидерл. schans) – здесь: возвышенный помост или палуба на корме парусного судна, на котором находились капитан, вахтенные офицеры и устанавливались компасы.
----------
Налетел туман, наступила сизая мгла, стало неимоверно душно. Да, самое важное сейчас – чтобы не снесло к берегу. Что бы ни случилось в капризном и коварном океане, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы шхуну выбросило на берег. Есть опасности почти невероятные, но и они возможны. Встречные или попутные суда, плавающие в море киты. Столкновение с ними ночью в такую погоду – верная смерть. Вахтенный матрос принялся периодически звонить в колокол – подавать сигналы в тумане.
Если ветер задует сильнее, то шхуне придётся развернуться навстречу волне и идти под очень острым углом к ветру. А это значит понемногу уходить всё дальше от берега. Чаще всего моряки кричат с радостью: «Земля!». Но сейчас, как ни странно, земля – первый враг. Впрочем, вернуться обратно поближе к берегам при улучшении погоды не составит труда. Главное, наступило бы это улучшение поскорее!
Однако сейчас ветер только крепчал.
— Приведите шхуну к ветру насколько возможно, — скомандовал капитан.
Теперь они будут вынуждены идти всё дальше на север – такова плата в подобных условиях за то, чтобы держаться подальше от материковой полосы. Опыт подсказывал Мак-Ноутену, что ветер, столь медленно, но непрерывно нарастающий, скорее всего, установился надолго. И возможно, придётся скорректировать маршрут, идти сначала на север, в Уолфиш-бей, спешно грузиться там, и затем, уже на обратном пути, заходить на острова. Ничего, справимся! И люди на островах выдержат. Привыкшие к жизни в экстремальных условиях, они обладают тем мужеством, той стойкостью и выносливостью, которая зачастую позволяет одерживать победы даже, казалось бы, в безнадёжных условиях.
Резкая перемена вокруг насторожила моряков. Ветер начал ощутимо стихать.
— Все наверх! Убрать паруса! — крикнул капитан.
Боцманская дудочка запела тревогу. Матросы кинулись исполнять команду. Паруса на шхунах спускаются быстро. Но ещё быстрее иногда мчится ветер…
…Шквал ударил по шхуне, оглушив людей и едва не опрокинув судно. Со страшным треском подломилась фок-мачта* и, разрывая снасти, рухнула за правый борт. Капитана швырнуло со шканцев вниз на палубу и прибило к фальшборту**.
----------
* Фок-ма'чта (нидерл. fokkenmast) – первая, считая от носа, мачта на двух- и многомачтовых судах.
** Фальшбо'рт (нем. falschbord) – ограждение или стенка по краям наружной палубы судна.
----------
— Ребята! — крикнул он, пытаясь пересилить боль и перекричать ветер. — Крепите фок-мачту как плавучий якорь! Шевелись!
Всё, об островах можно забыть. Команде предстоит сражаться за собственную жизнь, и тяжёлая мачта, лежащая на поверхности океана в качестве плавучего якоря*, позволит им замедлить дрейф судна к берегу. А Бенгельское течение со скоростью одной мили в час будет в то же время относить их к северу.
----------
* Плавучий якорь – конструкция, обычно изготавливаемая из ткани в виде парашюта, которая спускается за борт и закрепляется канатом на носу судна. Предназначена для удержания дрейфующего судна носом против ветра.
----------
Те матросы, которых не сбросило со шхуны шквалом, кинулись обрубать снасти, которые ещё удерживали фок-мачту у борта. Нужно было, чтобы шхуна развернулась носом к волне, будучи связанной с плавающей мачтой лишь фока-штагом* от бушприта**. Иначе рано или поздно волны опрокинут «Мьюгалл» или разобьют её старый корпус.
----------
* Штаг (нидерл. stag) – здесь: снасть, расположенная вдоль продольной оси судна для удержания мачты спереди. Фока-штаг держит фок-мачту.
** Бушпри'т (нидерл. boegspriet) – наклонная мачта, выступающая вперёд с носа парусного судна, предназначенная для вынесения центра парусности вперёд, что улучшает манёвренность судна.
----------
Медленно, медленно шхуна развернулась, ещё не раз получив волной в борт. Матросы судорожно цеплялись за остатки снастей и окликали друг друга, пытаясь выяснить, кто остался на борту и кого из тех, кто упал в море, ещё можно спасти…
Долго ли капитана Мак-Ноутена и его команду кидало волнами – неизвестно. Добрались ли они до берега, или обездвиженное судно разбили волны – кто знает? Только не видели больше старой шхуны «Мьюгалл». Может быть, вынесло её на Берег Скелетов истлевать под пустынным солнцем, а может, разбило её в щепки о скалы. Единственное, в чём можно быть уверенными – команда сражалась за свою жизнь и жизнь корабля до последнего. Как и подобает мужественным людям…
III
На самом крупном из Пингвиньих островов* – острове Владения – сейчас проживало семь человек. Сезон сбора гуано ещё не начался, поэтому на острове сейчас находились только белые колонисты. Сотни цветных рабочих завезут, когда последние птенцы пернатых рыболовов, расправив крылья, соскользнут со скалистых утёсов, чтобы или научиться летать, или попасть в зубы шныряющим внизу, под скалами, акулам. Но и сейчас работы на острове немало. Выделка котиковых шкур, ремонт инвентаря, обновление строений, причала, рыбная ловля.
----------
* Пингвиньи острова – группа мелких островов и скал, разбросанных вдоль побережья Намибии. Самый крупный из островов – остров Владения (англ. Posession Island) площадью 0,9 кв. км.
----------
Самый крупный из островов… Как громко сказано об островке длиной всего-то в две мили и шириной чуть больше четверти мили в самом широком месте! Всего несколько строений, полукругом расположенных на берегу удобной, закрытой от волн Северной бухты: несколько бараков для сезонных рабочих, склады для хранения мешков с гуано и котиковых шкур, дом подрядчика, лодочные навесы. Вот и весь посёлок.
— Доброе утро, фрау Бойзен!
— Доброе, доброе, Антонио! — подняв голову, ответила хозяйка острова, жена подрядчика, пожилая, но энергичная светловолосая немка.
Молодой рабочий махнул шляпой, блеснул улыбкой и направился к лодочному навесу, под которым уже возилось несколько человек. Пора начинать новый трудовой день.
Далеко за каньоном Фиш-Ривер* в глубине Африки уже вставало солнце. Олуши, бакланы и пингвины возвращались с первой рыбалки, птичий гам на острове достиг своего пика. С неба, словно фантастический снег, падали птичьи перья.
----------
* Фиш-ри'вер, Фис-ри'вер (нидерл. Visrivier – «Рыбная река») – самая крупная река в Намибии, течёт в глубине страны вдоль побережья Атлантического океана; образует самый большой каньон в Африке.
----------
Выше посёлка на возвышенности стоял подрядчик герр Бойзен. Скрестив руки на груди, он всматривался в горизонт на юге. Он ждал «Мьюгалл». Спасительную «Мьюгалл», которая должна была прийти ещё полтора-два месяца назад. Над морем летали тысячи олуш, которые время от времени, вытянув крылья вдоль туловища, удивительно красивыми стрелами вонзались в морскую синеву. Стряхнув перья со шляпы, Бойзен повернулся, спустился вниз, к дому, и подошёл к жене.
— Ну, что? — фрау Бойзен посмотрела на мужа, хотя и так было понятно.
Можно было и не спрашивать: у подрядчика на лбу темнела складка, которая появилась уже месяц назад. Герр Бойзен уселся на скамью и задумался. Жена прикоснулась своей рукой к его лбу, нежно разглаживая складку. Бойзен поднял на неё глаза.
— Может, что-нибудь задержало их? Мак-Ноутен ещё позапрошлый раз говорил, что шхуне нужна хорошая починка. Сколько ей лет? Тот старый моряк в Капштадте* – помнишь? – рассказывал, что на ней ещё пираты грабили караваны со слоновой костью, — пыталась разговорить мужа хозяйка.
----------
* Ка'пштадт (нем. Kapstadt) – Кейптаун.
----------
Хозяин молчал.
— Сколько осталось воды? — спросил он после паузы.
— Чуть больше полутора бочонков.
— Около двадцати галлонов* на семь человек… От силы на неделю.
----------
* Галло'н – мера объёма для сыпучих тел и жидкостей. В Великобритании равен 4,55 л.
----------
— Можно ещё сократить порцию.
— Да куда уже сокращать!
Они снова помолчали.
— Долго ли они выдержат? — проговорил Бойзен. — Уже месяц все молчат. И Бог знает, что у каждого в голове. Ещё немного – и начнётся чёрт знает что. Будут ножами драться за воду.
— Ты думаешь? Вон и Антонио приветлив и улыбчив, как и полгода назад. Да и остальные тоже, кажется, ничего.
— Ничего? — Бойзен помолчал. — Сегодня надо снова собрать людей. Нужно срочно искать выход.
— Давай ещё подождём пару дней. Может, «Мьюгалл» придёт уже на днях, и не стоит тревожить людей?
— Шхуна не придёт, Хельга. Я боюсь, что они попали в тот шторм, что был три недели назад. Я не помню такого моря за те семь лет, что живу здесь. Не помню!
— Но Мак-Ноутен опытный моряк! Он же сам рассказывал, какие бури ему приходилось пережить в океане!
Бойзен не ответил. Разве только в человеке дело? Его отец был уже немолодым, но ещё полным сил горнорабочим. И погиб он в штольне, когда деревянная крепь* не выдержала веса многотонных пород. Крепь долго стояла, поддерживая свод, и вот пришло её время – и она подломилась. Вместе с отцом погибло ещё двадцать пять человек. Где-то столько же было и на старушке шхуне «Мьюгалл». Время безжалостно даже к железу и камню, что же говорить о деревянном судне?
----------
* Крепь – здесь: система деревянных подпорок для предотвращения обрушения горных пород в горных выработках.
----------
Так и прошёл день для Бойзена – каждый час-полтора он прерывал работу и поднимался наверх посмотреть в морскую даль. Не раз у него замирало сердце, когда ему вдруг виделось, что на горизонте – белый парус. Но это были только белые буруны…
IV
Ужин прошёл в тишине, если можно назвать тишиной гомон сотен тысяч птичьих глоток. Но никто не проронил ни слова. К осточертевшей яичнице из пингвиньих яиц почти никто не притронулся. Все угрюмо выпили по вечерней порции воды.
— Друзья, — начал Бойзен энергично, чтобы хотя бы немного развеять всеобщее уныние, — нужно обсудить наше положение.
Все подняли головы.
— Воды осталось меньше, чем по два галлона на человека. Хватит в лучшем случае на неделю. Положение тяжёлое, но отнюдь не безысходное.
Он замолчал и внимательно посмотрел каждому в глаза. Осунувшиеся немытые лица. Тёмные круги под глазами. На каждом лице – затаённая надежда.
— Видимо, «Мьюгалл» не придёт. Что случилось со шхуной – одному Богу известно. Хочу сразу сказать, что верю капитану Мак-Ноутену всей душой. И если он не пришёл, значит… — Бойзен сделал паузу. — Значит, его уже нет в живых. Я убеждён, что он ни в коем случае не оставил бы нас.
Он снова помолчал.
— Мы можем получить помощь только в немецком городке Людериц. Это около тридцати морских миль* по морю на север в бухте Ангра Пекена. Там всегда есть какое-нибудь судно. Итак, первое. Можно попытаться добраться до Ангра Пекены на лодке…
----------
* Более 50 км.
----------
— Пустое дело, — отозвался один из островитян. — Верная смерть. На лодке по таким волнам?.. Захлестнёт сразу за мысом Элизабет-Пойнт*, однозначно. Да и тридцать миль на вёслах, пусть даже с передышками в бухтах Абентойер** и Гроссе***… Я вам скажу…
----------
* Бухта Эли'забет – песчаная бухта протяжённостью 10 км на побережье пустыни Намиб к северо-востоку от острова Владения. Скалистый мыс Эли'забет-Пойнт ограничивает бухту с севера.
** Бухта А'бентойер (нем. Abanteuer – Авантюрист) – бухта на побережье пустыни Намиб в 15 км от острова Владения.
*** Бухта Гро'ссе (нем. Grosse – Большая) – бухта на побережье пустыни Намиб в 30 км от острова Владения.
----------
— А если парус? — рабочие живо подключились к обсуждению.
— Да ну! На вёсельную лодку какой парус? Крошечный только. Что есть, что нет – один чёрт!
— Да причём тут парус! Я ж говорю – захлестнёт! И с парусом, и без паруса захлестнёт. Вдоль гребней волн идти!
— Если туман налетит, то не разберёшь, где рифы, а где твоя бухта Абентойер…
— Я ж говорю – пустое дело!
Бойзен подождал, пока рабочие выговорятся:
— Значит, по морю отпадает. Второе. Высадиться на лодке в заливе Элизабет. Это мили четыре на северо-восток. Идти придётся кормой к волне, так что прибой лодку покидает хорошо, но, надеюсь, не утопит. Затем больше двадцати английских миль* до Людерица.
----------
* Более 30 км.
----------
— Двадцать миль – это часов десять спокойного хода… — начал один из работников.
— По Кейптаунским улицам! — перебил его Бойзен. — Но здесь не Кейптаун, друзья. Здесь Намиб! Сколько понадобится человеку времени, чтобы пройти эти мили – не знаю. Ещё меньше знаю, сколько для этого нужно сил!
Рабочие снова зашумели. Лица разгладились, появились улыбки.
— В любом случае, этот план реален.
— Может, и правда, не так страшна пустыня?..
— Ведь рассказывают: даже с Берега Скелетов изредка выходили к людям жертвы кораблекрушений…
— Надо идти!
— Другого выхода ведь нет!
Бойзен снова подождал, пока рабочие угомонятся:
— Да… Слышал и я о вернувшихся с того света. Слышать-то слышал. Вот только не видел! Но вы правы: другого выхода нет. Однако слушайте меня.
Бойзен сделал паузу.
— Тот, кто пойдёт в Людериц, тот пойдёт на поединок со смертью. Ещё раз повторю: поединок со смертью!
Рабочие молчали.
— Это Намиб, — продолжил Бойзен. — Проклятое место, в котором люди гибнут в дюнах чуть ли не рядом со своим собственным жильём. Кто от изнеможения и жажды, а кто и по иной причине. Туземцы, например, рассказывают о свирепых пустынных львах-одиночках. Насколько я знаю, никто ещё не ходил этим путём. А если и ходил, то рассказать об этом уже не смог. Это пустыня, будь она проклята! Но, чёрт меня возьми, до неё ещё нужно добраться! А в такую погоду и в такое неспокойное море это непросто. И тот, кто пойдёт в Ангра Пекену через Намиб, сперва должен будет не утонуть в заливе Элизабет.
Птичий гомон, мягкий шум прибоя. Люди молчали.
— Дело трудное. Чертовски трудное. Но идти надо! Будем бросать жребий или найдутся добровольцы?
— Разрешите мне, хозяин? — спросил Антонио, подняв руку.
— Хочешь что-нибудь сказать?
— Да нет. Что тут говорить? Разрешите пойти мне? — Антонио встал из-за стола.
Бойзен посмотрел на работника. Антонио не выделялся силой и ростом, но был жилист, упорен, вынослив. Он был моложе всех, и, может быть, поэтому всегда чуть живее и веселее остальных. «Отимиста», – говорил он о себе.
— Я бы предпочёл послать двух человек, — сказал Бойзен. — Но если больше смельчаков не найдётся, пойдёшь ты. Как только хоть немного уляжется волнение в заливе. А сейчас – всем спать!
V
Волнение в заливе Элизабет немного улеглось только через сутки. И хотя волны были ещё довольно высокими, ждать дольше уже было нельзя. Нужно было рисковать.
Бойзен вынес из хижины три бутылки виски в три четверти кварты* и вылил содержимое на землю. Все равнодушно смотрели на быстро впитавшийся в песок напиток, за который ещё месяц назад отдали бы душу. Бойзен наполнил опустевшие бутылки водой.
----------
* Ква'рта – мера объёма для сыпучих тел и жидкостей, равная 1/4 галлона. В Великобритании равна 1,1 л.
----------
— Слушай меня, мальчик. Вот новые ботинки, три бутылки воды и десять яиц. Бутылок больше нет, так что воды с собой у тебя будет совсем немного, но дня на три, может, и хватит. Ты её расходуй бережно! Пусть будет запас воды даже тогда, когда ты уже увидишь Людериц перед собой! Кто знает этот проклятый Намиб! Ну а еды более чем достаточно.
— Спасибо, герр Бойзен.
— Вот, возьми мешок, сложи всё в него.
— Хорошо, хозяин.
— Оберни бутылки тряпьём, чтобы не разбились.
— Хорошо.
— Мешок крепко привяжи к доске, а доску привяжи к лодке скользящим узлом.
— Понял, хозяин.
— Да… Если лодку захлестнёт, моментально развязывай узел и толкай доску с мешком к берегу.
— Я понял, герр Бойзен.
— На всякий случай нож на ремешке. Надень его на шею.
— Спасибо, хозяин.
— Вот черпак. Привяжи его к скамье. Ты должен добраться до берега во что бы то ни стало! Это твоя первая задача. Ну вот. Кажется, всё… С пути ты не собьёшься. Идти тебе точно на север. Если что – держись ввиду океана, а если опустится туман, слушай прибой и от берега не отдаляйся. Но это на крайний случай: по берегу дорога будет длиннее.
— Ясно.
— Если будет ясная погода, иди по вершинам хребта. Правда, хребет – это громко сказано. Просто пара невысоких горбов вдоль побережья. Но эти горбы хорошо заметны. Если туман захватит тебя на этих горбах, в полдень оставайся на месте, чтобы не заблудиться, а утром, помни, что солнце встаёт на востоке, значит, оно должно оставаться справа по ходу, а вечером заходит на западе, значит, должно быть слева. Твоя задача: взойти на верхушку второго горба – Головы Альбатроса, она возвышается над Ангра Пекеной, с неё самый короткий путь к Людерицу.
— Всё понятно.
Приготовления закончились.
— Антонио, воды у тебя с собой очень мало. Напейся сейчас! Выпей столько, сколько сможешь!
Антонио послушно выпил две большие кружки.
— Пей ещё! — колонисты обступили его, глядя на него с надеждой.
Антонио послушно выпил ещё кружку.
— Ещё пей!
— Да куда! — Антони хлопнул себя по животу.
— Пей, мальчик, пей! Что там, в том Намибе, тебя ждёт, один чёрт знает, — Бойзен скупым жестом показал на берег вдали.
Все уныло посмотрели вдаль.
Антонио вздохнул и осилил ещё только половину кружки:
— Всё! Больше не могу!
Он с улыбкой покрутил животом:
— О! Слышите, как булькаю?
Но никто не улыбнулся.
— Допивайте, — Бойзен пустил кружку по кругу.
Каждый отпил по глотку.
— Пора!
Колонисты столпились на берегу.
— Антонио, какие опасности тебя ждут, я не знаю. Быть может, мы что-то не предусмотрели. Помни: от того, справишься ли ты с ними, зависит не только твоя жизнь… Если увидишь парус… Если увидишь парус, всё равно не теряй времени и иди в Людериц. Забрать тебя с того берега будет невозможно. Запомни это! Ты сам знаешь, что на лодке оттуда в море не выйти никак! Так что захотят ли матросы плыть за тобой – не знаю. Если всё же поплывут, то они тебя догонят. Потому что у них с собой будет достаточно воды. А если судно отсюда пойдёт в Ангра Пекену, они пойдут тебе навстречу из Людерица.
Антонио залез в лодку и взялся за вёсла.
— Ну, с Богом, сынок! — Бойзен оттолкнул лодку от причала и поднял руку в прощальном жесте.
— С Богом, Антонио! — закричали колонисты.
— Счастливо, друг!
— Держись, оптимиста!
Антонио бросил вёсла, привстал и энергично махнул шляпой:
— Я дойду! Я обязательно дойду! Верьте мне! Дойду!
«Я обязательно дойду!» — добавил он про себя и схватил вёсла.
VI
Остров Владения лишь немного ослаблял океанский прибой, прикрывая собой южную треть залива Элизабет. Антонио хотел проплыть как можно ближе к северной оконечности залива, чтобы меньше идти пешком. Он понимал, что как только выйдет из тени острова, тут же попадёт под суровый накат атлантических волн. К таким волнам лучше быть носом или, на худой конец, кормой, но никак не бортом – уж очень был велик риск быть затопленным или вовсе опрокинутым. Антонио налёг на вёсла и милю с четвертью энергично грёб практически вдоль острова до конца скалистой гряды и тянущихся на север рифов, за которыми из океана шли ряды широких волн. Там он перекрестился, вынул крестик, поцеловал его, довернул лодку и стал грести, стараясь держать курс на восток-северо-восток и одновременно встречать каждую волну кормой.
В среднем каждая двенадцатая-пятнадцатая волна переливалась через край и немного заливала лодку. Антонио тут же бросался и вычерпывал воду, сколько успевал. Это было очень утомительно. Остров уже заметно удалился, но юноша заставлял себя не оборачиваться и не смотреть туда, вперёд, где была спасительная широкая полоса песчаного пляжа. Грёб и вычерпывал, грёб и вычерпывал. И не было конца этим изматывающим монотонным действиям.
Он уже почти совсем выбился из сил, когда лодку накрыла особенно большая волна, залив её едва ли не вровень со скамьями. Антонио в ужасе кинулся вычерпывать воду. Он так махал черпаком, что едва не задохнулся от перенапряжения. Лишь выпустив посудину из дрожавших рук, он не удержался, поднял глаза и посмотрел на желанный берег.
Стон разочарования вырвался из его груди. Словно и не приблизился ни на дюйм. Антонио решил дать себе немного передохнуть и прийти в себя.
Он взял вёсла, чтобы поправлять положение лодки, когда её крутило на волне. Старался дышать ровно и глубоко.
«Посмотри на остров Владения! — уговаривал он себя. — Видишь, как он уже далеко! Настолько же ты приблизился к берегу залива!»
Вдруг вспомнилась добрая детская песенка, которую пела ему в детстве мама:
По морям, с волной играя,
Мягко лодочка плывёт.
Морячок, зарю встречая,
Тихо песенку поёт…
И сразу отлегло от сердца, стало намного легче, и вроде даже сил прибавилось.
— Спасибо, мама! — сказал юноша вслух и снова начал грести.
Он снова грёб и вычерпывал, грёб и вычерпывал, грёб и вычерпывал… Но при этом он пел наивную песенку. Пел вслух, пел громко и улыбался. Старался не суетиться, делать размеренные взмахи вёслами или черпаком в такт мелодии:
Здравствуй, солнце золотое,
Ты расправь свои лучи,
Обогрей-ка всё живое,
Сердце свету научи…
Снова накрыла большая волна, но Антонио не перестал улыбаться и петь, снова и снова повторяя всё те же слова:
Прогони туман скорее,
Синеву небес умой –
Станет сразу веселее
Мой нелёгкий путь домой…
Он снова взглянул на берег. Всё то же самое… Бесконечно далеко… Ему вспомнилось, как он пытался завоевать сердце соседки Анжелики. Он дарил ей цветы, пел ей песни, пытался сочинять стихи, дрался с соперниками. Но юная красавица только смеялась над его усилиями, раздавала цветы из его букетов детворе и демонстративно танцевала только с другими парнями. И только когда он проклял всё, подписал контракт на работу в далёких южных краях, оставил полученный аванс матери и сложил свои пожитки на пароход, она прибежала на причал, обвила его шею и, не стесняясь горьких слёз, осыпала тысячью поцелуев.
«Чепуха! Не надо обращать внимания на этот проклятый берег – он не выдержит и сам поспешит навстречу!» — пошутил Антонио про себя и даже рассмеялся своей шутке.
Просто нужно петь, грести и вычерпывать, петь, грести и вычерпывать, петь, грести и вычерпывать…
Мальчишки тогда, на причале, скакали вокруг них и смеялись, припевая:
«Ne di Venere ne di Marte
Non si sposa ne si parte!
Не вздумай во вторник, не вздумай и в пятницу
Жениться или в дорогу отправиться!»
Английской команде парохода было наплевать, в какой день недели выходить в море. А в тот день был как раз вторник…
«Чепуха! — сам себе сказал Антонио. — Тому, кого ждёт Анжелика, никакой вторник нипочём!»
Он уже потерял счёт времени. Казалось, уже тысячу раз спета песенка. Монотонность движений и монотонность мелодии словно попали в один ритм с волнами живого сердца, и усталость, если и накапливалась всё больше, но пока была бессильна перед энергией собранной в кулак воли.
Вдруг краем уха он уловил перемену в океане… Шум моря стал словно бы сильнее!
«Прибой!» — мелькнула мысль.
Теперь начинается самое опасное. Волны у берега будут подниматься стремительно. Рано или поздно они захлестнут лодку, захватят его и закрутят, пытаясь ударить о дно. Нужно не терять самообладания!
Он снова перекрестился, снова вынул крестик и поцеловал его, развязал узел, которым была привязана к лодке доска с мешком, собрал все силы и стал энергично грести, пытаясь подобраться к берегу как можно ближе, пока находился меж гребней волн.
«Вперёд! Пресвятая Дева, помоги!»
Первый гребень был довольно высокий, но не крутой. Он лишь сильно вскинул лодку и тут же бросил вниз, отчего у Антонио даже перехватило дух. Он снова стал грести как бешеный.
— Вперёд!
Здравствуй, чайка! С вестью доброй
Прилетаешь к морякам…
Второй гребень снова подкинул его, затопив лодку на четверть. Вычерпывать воду уже не было времени.
— Вперёд!
Третий гребень налетел и накрыл его с головой…
Антонио уже в воде оттолкнулся от скамьи, чтобы прибой не ударил его о лодку. Воздуха едва хватило, чтобы не утонуть. Вынырнув, он судорожно отдышался и как мог быстро поплыл к берегу. Следующая волна подхватила его, поволокла и кинула кувырком. Он снова вынырнул, снова отдышался и снова поплыл. Так повторилось несколько раз, пока однажды в глубине он не нащупал ногой дна. Силы словно удесятерились. Но накатывающий сзади вал подхватил его, перевернул и ударил о дно спиной, на пару секунд оглушив и бросив, обездвиженного, на поверхность океана. Откашлявшись и придя в себя, Антонио снова поплыл к спасительному берегу. Сколько ещё валов должно пройти, чтобы расправиться с обессиленным человеком?
— Вперёд!
И снова волна, и снова кувырком в холодной изумрудной мгле. И ещё раз, и ещё, и ещё… Теперь удар о дно пришёлся на вытянутые над головой руки. Антонио почувствовал, что он уже может идти по дну. Но гигантские волны, ударяя его сзади, столь же мощно тянули его назад, в море, когда откатывались обратно. Оставалось только бежать на берег с попутной волной, а затем, собрав все оставшиеся силы, плыть, не давая отходящему морю выкинуть себя обратно.
— Вперёд!
Слава Всевышнему, он почти добрался до берега! Здесь волны уже были не страшны. Они хоть и накрывали его с головой, но без прежней ярости, просто поднимали его и снова опускали на ноги. Всё, дошёл! По крайней мере, до берега он добрался…
Антонио прошёл подальше от полосы прибоя и упал на четвереньки. Насколько смог, освободился от проглоченной морской воды. Потом с наслаждением опустился грудью на горячий песок. Руки и ноги дрожали от усталости и нервного перенапряжения. Глаза сами собой закрылись, и юноша забылся тяжёлым сном.
VII
Когда Антонио проснулся, солнце было далеко за полдень.
— Живой…
Он привстал, чувствуя, насколько разбито его тело.
«Ерунда!»
Остров Владения тёмной полосой тянулся слева. Антонио замахал руками, хотя вряд ли на таком расстоянии кто-нибудь мог его увидеть. Так что это скорее было проявлением радости.
— Я обязательно дойду! — крикнул он.
Какое-то новое необычное ощущение удивило его. Чего-то не хватало вокруг. Антонио прошёлся по берегу, с недоумением оглядываясь и прислушиваясь. А когда понял, то расхохотался. Три месяца жизни среди постоянного птичьего гама не прошли даром. Там, на острове, он практически перестал его замечать. А здесь сразу почувствовал его отсутствие… Тишина… Какая громкая, пронзительная, оглушающая тишина!..
Теперь нужно было найти мешок с водой и пищей. Затопленная лодка виднелась в волнах чуть южнее. Но она ему уже была не нужна. Он прошёл на юг, внимательно всматриваясь в волны. Мешка не было. Антонио почувствовал жажду. Идти в Ангра Пекену без воды было немыслимо. Он снова и снова прочёсывал взглядом морское пространство вокруг лодки, чувствуя, как нарастает в душе тревога.
Прошло уже много времени. Солнце уже висело над горизонтом. Антонио сел на песок и постарался успокоиться:
«Даже если не найду мешок, всё равно нужно будет идти – не умирать же здесь, верно?»
Он слушал себя изнутри, слышал, как стучит сердце, как шумит кровь в сосудах, и постепенно росла уверенность в себе:
«Дойду!»
Он встал и медленно пошёл к северной оконечности залива, по-прежнему внимательно всматриваясь в волны.
«Ещё раз пройду туда и обратно и больше не буду терять время», — решил он.
В конце концов, если бы ему было суждено погибнуть, то судьбе стоило утопить его в волнах. А если этого не произошло, какой же смысл смерти начинать охоту за ним сейчас?
Какое удивительно красивое море, когда солнце клонится к горизонту!.. В другой раз он бы не удержался, чтобы полюбоваться цветом пронизанных солнцем стеклянно-изумрудных волн. Но сейчас ему было не до этого. Стоп! Вон та волна совсем непрозрачная… Что там в ней?..
Мешок! Пресвятая Мария! Мешок! Он ясно видел темнеющую в волнах доску! Вне себя от радости, он прыгал и плясал на берегу. Ну, теперь он точно дойдёт! Только нужно не упустить из виду плавающую доску и доплыть до неё. Ничего, она достаточно близко. Там, где волны уже теряют свою грозную силу.
Сбросив давно уже высохшую одежду, он вошёл в холодную воду и поплыл, стараясь во что бы то ни стало держать направление на доску с мешком. Однако обнаружить находку среди волн ему не удалось. Он плавал и плавал, делал круги, заплывал дальше, возвращался, пока не выбился из сил. Пришлось вернуться на берег ни с чем. А вернувшись, почти сразу снова нашёл доску взглядом. Он отдохнул и снова попробовал доплыть до неё. И снова неудача.
Антонио сел на песок и попытался успокоиться. То, что доска плавает под поверхностью моря и потому не видна, когда он плывёт в волнах, доказывает, что мешок всё ещё привязан к ней. Так что мешок никуда не денется. Рано или поздно волны выбросят его на берег. Завтра у него трудный день, и нужно хорошенько отдохнуть и выспаться, а утром… А утром будет утро. Он встал, оделся и побрёл от берега в дюны, чтобы укрыться от дувшего с моря прохладного ветра.
VIII
Антонио проснулся от холода и приступа сильной жажды. Проснулся и сразу полез на дюну, а взобравшись на её верхушку, сразу увидел и выброшенную на песок лодку, и полуприсыпанную песком доску с мешком.
Кубарем скатившись с дюны, он бегом помчался к доске. Упал на колени и стал выкапывать из-под неё мешок. Тугие узлы размокли и не развязывались. Антонио рубанул по ним ножом. В мешке звякнуло стекло… У него упало сердце. Это звенели осколки…
Сжав зубы, он раскрыл мешок. Солнце рассыпалось радугой в тысяче стеклянных кристаллов. Море яростно кидало не только его. Оно не пощадило и его мешок. Антонио обречённо вытряхнул содержимое на песок. Посыпались стекляшки, выпали ботинки, свёрток с побитыми варёными яйцами… И вдруг из мешка вывалился и гулко бухнулся комок тряпок…
Антонио ошеломлённо смотрел на него. Бутылка!.. Три четверти кварты воды!.. Он опустился на песок и аккуратно освободил бутылку из тряпок. Одна из трёх. Ну что ж, пусть так, но теперь его уже точно ничто не остановит. Он рассмеялся, снова вскочил и снова замахал руками в сторону острова.
— Я обязательно дойду! — снова крикнул он.
Он теперь верил, что судьба его действительно бережёт. Она просто не хочет отдавать ему победу даром. Она требует от него мужества и отваги, воли и силы. Она хочет подарить победу достойному. Она хочет сделать его достойным.
Он съел несколько яиц, очистив их от битой скорлупы, запил пятью глотками воды. Потом тщательно вытряхнул осколки из мешка, уложил обувь, еду и бутылку, сделал себе повязку на голову из одной из тряпок вместо поглощённой океаном шляпы, накинул мешок на плечо, перекрестился и поцеловал крестик.
— Вперёд!
Солнце начинало пригревать. Идти по прохладному влажному песку было приятно. Шлёп, шлёп. Шлёп, шлёп. Ему снова стало по-ребячьи весело:
Здравствуй, солнце золотое.
Ты расправь свои лучи…
До мыса Элизабет-Пойнт по песку мили четыре. Это час ходьбы.
…Станет сразу веселее
Мой нелёгкий путь домой.
Правда, и сильно уставать тоже не следует. Надо бы беречь силы. От мыса Элизабет-Пойнт до Людерица в заливе Ангра Пекена миль двадцать. Вроде не так уж много. Но…
— Вперёд!
Здравствуй, милый шум прибоя…
Вот и мыс Элизабет-пойнт. Мыс был каменистый, Антонио обул ботинки и поднялся на него.
Мыс был совсем невысокий – всего-то футов шестьдесят*, но этого было достаточно, чтобы увидеть, что к северо-востоку от него лежат бескрайние рыжие пески, а на северо-западе плещет Атлантический океан. Отсюда он пойдёт прямиком на север, по каменистым «горбам», как их назвал Бойзен. Они к западу спускаются к морю, а на восток переходят в песчаное плато. Нужно очень постараться, чтобы сбиться с пути.
----------
* Около 20 м.
----------
Двадцать миль до Ангра Пекены. Это приблизительно пятьдесят тысяч шагов. Воды катастрофически мало, и воду нужно беречь. Антонио решил: один глоток каждую тысячу шагов.
Он поправил мешок за спиной и шагнул в пустыню Намиб.
IX
Когда мы слышим слово «пустыня», нам сразу представляются безбрежные моря рыжего песка, с дюнами, вздыбленными ветром, словно гигантские волны. Сахара – первое, что придёт в голову большинству людей, когда их попросят назвать какую-нибудь пустыню. Бесспорно, великая североафриканская пустыня действительно достойна стать олицетворением всех пустынь мира. Она покрывает треть площади всего африканского континента и с каждым годом становится ещё обширнее.
Но Сахара – всего лишь младенец по сравнению с другой африканской пустыней. В те времена, когда пустыня Намиб уже миллионы лет была пустыней, Сахара была ещё цветущей зелёной саванной. Ведь Намиб – ровесница динозавров.
В Сахаре ливни бывают в несколько раз чаще, чем в Намибе. А на побережье Намиба дожди могут и вовсе не идти столетиями.
Морской ветер приносит туманы и создаёт в прибрежной пустыне высокую влажность и духоту, которая человеком переносится значительно тяжелее, чем сухое пекло великой Сахары.
Чтобы уберечься от солнечного зноя, в Сахаре можно завернуться в халат, хороший плед или вовсе идти ночью. Ну а туманный Намиб ночью столь же душен, как и днём. И чем дольше путник идёт, тем больше его организм разогревается и тем активнее пытается отдать избыток тепла через пот. Но сколько бы ни потел человек в насыщенном влагой воздухе Намиба, облегчения это не приносит – влага не испаряется, а лишь течёт и течёт по телу, увеличивая и без того мощный дефицит жидкости в организме. Пройти двадцать миль по Намибу – всё равно что пройти пятьдесят миль по Сахаре. Чтобы не погибнуть в Сахаре, нужны воля и мужество. Чтобы не погибнуть в Намибе, прежде всего нужна вода.
X
Он уже сделал от мыса Элизабет-Пойнт пять тысяч шагов. Это десятая часть пути. Ещё всего лишь девять раз, и он будет на месте. Он вполне бодр и свеж. Если бы не нужно было считать шаги, он бы пел красивые радостные песни. Ну что, таким темпом можно добраться до места завтра к вечеру!
«Отимиста!» — подумал он о себе.
Да нет, не так всё просто. Пустынная арифметика наверняка существует по своим собственным законам. Ещё пять тысяч шагов, и надо будет передохнуть. Всё-таки прошёл он сегодня уже прилично, если считать с прогулкой по песчаному берегу до мыса Элизабет-пойнт.
Да, по влажному песку идти было куда удобнее… Каменистая пустыня местами представляла собой голые скальные породы, по которым идти словно по городской брусчатке – просто и удобно, широкими шагами и с минимумом потерь. А бывали и рыхлые пески, в которых нога застревала и вязла, и хуже того: внутрь ботинок сыпался песок, который обязательно нужно было вытряхивать, чтобы не натереть ноги, при этом теряя драгоценное время.
Но самое неприятное – это россыпи мелких камней, по которым идти вообще опасно: то нога подворачивается, то катишься и спотыкаешься. А ногу вывихнуть сейчас никак нельзя – это будет равносильно смерти! Ведь ещё столько нужно пройти!
Антонио, не переставая считать шаги, внимательно всматривался вперёд, чтобы заранее разглядеть наиболее удобную дорогу. Понятно, что в результате путь несколько удлинится, но ничего. Одной милей больше, одной милей меньше. Ничего…
Ну что, пора передохнуть? Десять тысяч шагов. Скоро полдень. В этих местах и от солнца-то не спрячешься, которое в этих широтах висит над головой. Антонио вытер потное лицо, глотнул из бутылки, вынул тряпки, накрыл ими голову и уснул практически мгновенно.
Снилось ему большое озеро, к которому вела широкая гладкая дорога. Он шёл и шёл по дороге, мимо проплывали деревья, но озеро почему-то не приближалось. Тогда он побежал, но дорога вдруг повернула в сторону от озера. Он пошёл к озеру напрямик, но трава цепко держала его, не пускала. Он рвался сквозь неё всё ожесточённее, пока не вышел снова на ту же дорогу… Озеро опять было в стороне…
Проснулся он часа через три и прислушался к себе. Сильно хотелось пить. Ныли натруженные ноги, сильно болели мышцы по всему телу. Ничего! Несколько энергичных движений – и сразу станет легче. Он съел пару яиц и сделал пару глотков. Сколько он прошёл? Ещё десять тысяч шагов. К вечеру хорошо бы ещё тысяч пятнадцать сделать. Тогда это будет около половины пути!
Однако появилось какое-то смутное тревожное ощущение. Он вдруг почувствовал, что идти ещё очень далеко. И путь предстоит очень нелёгкий. То, что он так легко прошёл эту пятую часть пути, совсем не гарантия того, что и дальше ноги будут двигаться так же охотно, что дыхание будет столь же размеренным. А может быть, не нужно так спешить? Сколько влаги уходит вместе с по'том… Пожалуй, во много раз больше, чем он пьёт… По сердцу пробежал лёгкий холодок.
Ну нет, так просто он не сдастся! Считать шаги он больше не будет. Он будет петь ту песенку, которая спасла ему жизнь, когда он плыл в волнах! Он будет петь её в такт ходьбе! Сколько получится шагов, пока он будет петь песню? Шесть куплетов по шестнадцать тактов… Девяносто шесть тактов! Девяносто шесть шагов! Округлим до ста. Сколько раз нужно спеть всю песенку, чтобы отшагать тысячу шагов? Десять раз.
— Вперёд!
Он шёл и пел, пел и шёл. Десять раз спета песенка. Можно выпить глоток воды. Теперь дальше!
— Вперёд!
Он одёргивал себя, заставлял себя идти размереннее, но через некоторое время ноги сами собой ускоряли шаг. Сознание понимало, что силы нужно тратить осторожно и расчётливо, что духота выжмет из него всю драгоценную воду, как из губки. Но подсознание стремилось быстрее туда, где люди, где есть вода, где можно напиться вволю и отдохнуть. Как только из-под насквозь мокрой повязки на лицо стекали очередные капли пота, он снова приходил в себя и снова замедлял шаг.
Ещё десять раз. Ещё глоток. Ещё. Ещё. Ещё.
Из-под ноги выскочил камень, и Антонио едва удержался на ногах. Он остановился, вытер лицо. Так. Ещё пять тысяч шагов. Всего, стало быть, пятнадцать тысяч. Почти треть пути. Ну как, Антонио, твои дела?.. Да вроде ничего, идти можно… Эй, братишка, стоп! Это уже второй глоток!..
Антонио подержал воду во рту и сглотнул, облизав сухие губы. Это что-то новое! Антонио, где твоя воля? Он опустился на камень отдышаться и прийти в себя. Выпил двойную порцию? Теперь ты должен пройти две тысячи шагов.
Он спрятал бутылку в мешок. Вода в бутылке очень мелодично булькнула… Как хочется пить…
Ничего, Антонио, это ещё не жажда. Жажда – это когда уже не можешь идти. А ты идти можешь. Ты должен идти. Идти ещё долго. Проклятое жгучее солнце… Вперёд!
Здравствуй, солнце золотое.
Ты расправь свои лучи…
Что вы любите пить? Виски, бренди, красное вино? А может быть, пиво, лимонад или молоко?
Вы не знаете, какой вкусной может быть мутная несвежая вода! Какое удовольствие ощущать, как она растекается по языку! Как приятно задержать её в горле и медленно, медленно проглотить…
А какая вода красивая! На неё можно смотреть так же долго, как и в глаза Анжелики. Бесконечно долго. Всю жизнь. Вода и прекрасна, как сама жизнь.
Вернуться домой, купить или построить домик около чистой прозрачной реки. Или на берегу голубого озера. Чтобы встать рано утром, выйти к воде и ощутить её ласковое, бесконечно свежее прикосновение к рукам, лицу, ко всему телу. Чтобы смеяться, чувствуя, как кожа молодеет и становится эластичной от её целебной прохлады. Чтобы пить её когда и сколько угодно… И рядом будет Анжелика…
Он сделал тридцать тысяч шагов. Хотя нет. Наверное, немного меньше. На двадцать седьмой тысяче он сбился со счёта. Забыл строку из песенки и с трудом её вспомнил. Шёл без счёта, пока вспоминал.
Чертовщина какая-то! Как можно забыть то, что перед этим спел пятьсот раз подряд?!
Ах, да! Он тогда упал в трещину в скале. Она была совсем неширокая, но он от усталости так неловко прыгнул, что просто свалился вниз, разбив колени, правый локоть и подбородок. Теперь солёный пот жжёт раны. Вот он и шёл, забыв песенку, ошеломлённый внезапной потерей сил.
Антонио присыпал раны мелким песком.
Ну ничего… Больше половины пути пройдено! И половина воды выпита… Завтра будет тяжёлый день… Очень тяжёлый день… Как хочется пить… И туман этот… Так трудно стало дышать… Нужно сделать ещё три глотка, чтобы попытаться уснуть… А теперь спать… Спать…
XI
Когда он проснулся, то не сразу сообразил, где он находится. Стояла безветренная погода, и вокруг висел плотный туман. Болели раны, гудели натруженные ноги, и страшно хотелось пить. Он попытался подняться, но вдруг закружилась голова, и он снова сел.
Да, дела неважные… Нужно сделать несколько глотков, а то ноги просто не захотят идти! Пресвятая Мария, как вкусно!
Вокруг стоял такой густой туман, что совершенно не было понятно, где солнце, и в каком направлении нужно идти.
Вчера он был молодцом. Прошёл тридцать тысяч шагов. И воды сохранилось почти полбутылки. Немного поранился, но это ничего, заживёт. Только вот с ботинками неважно. Он сильно побил их на скалах, спотыкаясь о камни. Надо бы аккуратнее. Если они порвутся – он не сможет идти по этой проклятой каменной пустыне.
Туман стал понемногу рассеиваться. Стало понятно, в какой стороне солнце. Ему нужно на север, значит, солнце должно оставаться на востоке, то есть справа.
Стоп!
Это если сейчас утро! А если сейчас уже ближе к вечеру? Кто скажет, сколько он проспал?
У него похолодело внутри. Если сейчас время после полудня, то, повернувшись к солнцу правым боком, он рискует уйти обратно на юг. Тогда конец…
Нет, нужно оставаться на месте и дожидаться, пока ветер не унесёт этот проклятый туман или пока не станет очевидно, поднимается солнце или уже опускается к горизонту. Он попытался прислушаться к прибою, но куда там! Отсюда до берега две-три мили, не меньше. Разве на таком расстоянии услышишь море?
Его клонило в нездоровую дрёму, но он заставлял себя не спать. Прошло уже довольно много времени, когда он понял, что солнце всё же поднимается. Но к тому моменту солнце поднялось слишком высоко к зениту, чтобы по нему можно было ориентироваться. Опять нужно ждать…
Как хочется пить… Но он может выпить глоток воды только после тысячи шагов, а сидя без движения, он пить не имеет права. Есть совсем не хочется. Где-то отсюда должен быть виден холм Голова Альбатроса, на который нужно взойти. С него прямой путь к бухте Ангра Пекена. Так говорил Бойзен…
Как они там?.. Наверное, изо всех сил молятся, чтобы он дошёл. А он дойдёт! Дойдёт! Должен дойти! Его воля и их молитвы! Что устоит против этого?! А ведь есть ещё и его любовь к далёкой Анжелике!
Он тяжело поднялся, поцеловал крестик и изо всех сил крикнул в небо:
— Я обязательно дойду!
Наконец подул ветер и разорвал туман. Вокруг стало светлее, понемногу стали вырисовываться дали. Океан! Море должно оставаться слева по направлению движения. Ну, теперь можно идти!
Он накинул на плечо мешок.
— Вперёд!
Прогони туман скорее,
Синеву небес умой…
Шаги давались с трудом. Пекло натруженные за вчерашний день стопы. Ноги стали как деревянные.
— Вперёд!
…Он упал, когда прошёл почти пять тысяч шагов. Просто замутилось в голове и подкосились ноги.
Пришёл в себя Антонио практически мгновенно, услышав, как звякнуло бутылочное стекло о скальный камень. Ощупав мешок, он с радостью убедился, что бутылка цела. Он стянул с головы тряпку и тщательно обернул бутылку, отпив очередной глоток. Оставалось чуть больше четверти бутылки воды. Ну что ж, пройдено две трети пути. Почти тридцать пять тысяч шагов…
Голова кружится… Но нужно идти…
Он поднялся на четвереньки. Перед ним вдалеке виднелся глубоко врезавшийся в берег залив.
Ангра Пекена! Он кое-как поднялся на ноги и беззвучно засмеялся. Пресвятая Дева! Он на вершине холма Голова Альбатроса! Теперь он почти всегда будет видеть цель своего пути!
— Вперёд!
Он шёл на подкашивавшихся ногах, шёл упрямо, уже не считая шагов. Он никак не мог собраться с мыслями, чтобы вспомнить песенку. Он лишь видел тёмно-зелёную полосу залива. Пот заливал лицо и жёг рану на подбородке, но не было сил смахнуть жгучие капли. Он шёл, временами проваливаясь в полузабытьё, спотыкаясь, падая на колени. Вставал, и снова шёл. Вперёд и вперёд.
Сколько он прошёл, прежде чем окончательно свалился, неизвестно, но очнулся он, когда вокруг уже была полная темнота, лишь на небе светились звёзды. Гулко стучало сердце. Жгло в горле. И странно покалывало в пальцах, когда он во мраке нащупывал и развязывал мешок. Пальцы стали совсем непослушными, и развязывал мешок он долго, очень долго. Бутылка была практически пуста…
Он выпил почти всю воду?! Вот что значит идти, не считая шагов!
Сколько ещё осталось пройти? Наверное, миль пять. Завтра он их пройдёт. Завтра он должен будет их пройти. Так что пусть останутся эти капли на завтра. Завтра будет самый главный день в его жизни. Завтра!
Он вдруг явно услышал плеск и журчание воды. Кое-как поднявшись, Антонио пошёл на звуки, но они вдруг исчезли. Антонио прислушался снова. Теперь журчало в другой стороне. Он поспешил туда, но споткнулся и упал. Журчанье прекратилось. И вдруг снова раздалось, но уже совсем в другой стороне…
Собрав все силы, Антонио крикнул. Снова наступила тишина.
Это дьявол морочит его. Просто галлюцинация. Вода будет завтра! Обязательно будет завтра! Много воды…
Глаза его закрылись, и он снова уснул тяжким сном…
XII
Просыпался Антонио долго. С трудом собрав мысли, он медленно приподнялся. Прямо перед ним синел залив Ангра Пекена, его южная бухта… Издали были видны полчища розовых фламинго, бродивших в морской траве у берега.
«Я дошёл… Всё-таки дошёл…» — подумал Антонио.
Он попытался поднять бутылку, но никак не мог это сделать: бутылка выскальзывала из пальцев и падала на песок.
Зарычав от злости на свою слабость, Антонио попытался просто вынуть пробку. Это ему кое-как удалось. Он припал к горлышку лежавшей на песке бутылки и наклонил её. Остатки воды не принесли никакого облегчения. Сухой язык во рту лежал словно камень.
Он сделал почти невозможное: дошёл до Ангра Пекены. Теперь ему предстоит добраться до людей. Надо идти вдоль берега к городку Людериц. Там вода, там спасение, там долгожданный отдых, там его победа. Антонио бессознательно, механически повторяя много раз сделанные движения, собрал мешок, уложив внутрь пакет с уже протухшими остатками яиц и пустую бутылку, завёрнутую в тряпку.
Подняться на ноги он смог не сразу, несколько раз падал на четвереньки, удивляясь в своих медленных мыслях своей слабости. Земля ходила ходуном. Он брёл по берегу, изредка поднимая затуманенные глаза в надежде увидеть какое-нибудь судно. Дорога была трудная, каменистая, и он часто спотыкался и падал, надолго припадая лицом к горячим камням. Стояла безветренная жара, но пот уже не беспокоил его. Он уже почти не понимал, что делает и зачем. Лишь только одно слово, засевшее глубоко в мозгу, как гвоздь, подгоняло его.
Вперёд!..
Береговая полоса понемногу перешла в невысокие пологие скалы. Он упал на четвереньки и стал карабкаться по камням. Вперёд! Только вперёд! Мелкие камешки впивались в ладони, но он этого не чувствовал. Вперёд! Он стер колени едва ли не до костей, но не чувствовал и этого. Вперёд!..
Если не получается идти на четвереньках, то можно ползти. Нужно ползти! Нужно цепляться пальцами за трещины и отталкиваться ногами, локтями, подбородком…
Всё! Больше он не может… Больше он никуда не пойдёт… Больше некуда и незачем идти… Всё бессмысленно… Он боролся как мог… Но пустыня победила его… Она отняла все силы, придавила к земле, высушила солнцем… Заставила забыть спасительную песенку…
Он перевернулся на спину и приоткрыл глаза. С зенита слепило солнце.
— А-а-а… Здравствуй, солнце… золотое… — прошептал Антонио.
Что это?! Он вспомнил! Вспомнил песенку! Ну, ещё поборемся!.. Вперёд!
Здравствуй… солнце… золотое….
Ты… расправь… свои… лучи…
Ползти – это многократно тяжелее, чем идти. Это очень медленно, но это всё-таки вперёд…
Вперёд!
… Мой… нелёгкий… путь… домой…
Он полз и полз. Давно уже соскочил с плеча ненужный мешок. Колени оставляли на камнях кровавые полосы, а он полз. Он сорвал ногти на пальцах, но всё полз. Полз медленно, но упорно. Шептал песенку и полз. Полз и старался улыбаться. Падал лицом на камни, приподнимался и снова полз.
— Сынок! — неожиданно услышал он.
— Мама?.. — Антонио обернулся и оторопел.
Перед ним стояла его мать. В руках у неё был большой кувшин.
— Здравствуй, сынок!
–– Мама! Но как ты узнала, что я здесь?!
— Я родила тебя. И я всегда чувствовала, когда тебе плохо. Я принесла тебе воды. Смотри, целый кувшин!
— Спасибо, мама! Как ты вовремя! Но кувшин – это очень мало! Нас семь человек. И все очень хотят пить. И все умирают от жажды, как и я. А мне так хочется пить…
— Так возьми, напейся! Ты совсем измучился. Тебе нужно отдохнуть. Вот, напейся вдоволь и засыпай.
— Что ты, мама! Мне нельзя спать! Мне нужно добраться!
— Ты ведь выполнил то, что обещал – добрался до Ангра Пекены. Ты победил!
— Я добрался, но я ещё не победил! Я должен выбраться к людям! Я должен сказать им, что на острове погибают от жажды!
— Ты устал. Поспи, сыночек, а я буду петь тебе твою любимую песенку:
Море лодочку качает.
Скоро глазки закрывай.
Сын в кроватке засыпает.
Спи, сыночек. Баю-бай…
Словно что-то ударило его.
— Мама, мне нельзя спать, я должен идти! — крикнул Антонио и очнулся.
Своего тела он не чувствовал. Сквозь пелену в глазах он увидел, что лежит на верхушке небольшой дюны на берегу залива, а на водной поверхности мерцают тысячи солнечных блёсток.
«Это ведь вода!.. — пришла в голову медленная, тягучая мысль. — Скорее туда, к воде!..»
Он стал шевелиться, загребать руками, пока не сполз на склон дюны.
«Вода! Как много воды! Надо напиться и идти дальше!»
— Сынок! — снова услышал он. — Отдохни, наберись сил!
— Мама, не время отдыхать! Мне нужно победить!
— Сынок, мне больно видеть твои муки. Ведь ты мой сын.
— Я обещал им добраться до людей. Они верят мне, мама! Мама, ведь они верят мне! Понимаешь, мама?!
— Понимаю. Но ты и так сделал больше, чем может человек…
— Мама, я должен их спасти!
— Ну что ж, напейся и иди. Я помогу тебе, — и мама протянула ему кувшин.
Он жадно припал к кувшину. Набрал полный рот…
— Мама, но ведь в кувшине песок! — произнёс он, отплёвываясь.
Песок колол язык, скрипел на зубах, но у него не хватало слюны выплюнуть его вон.
— Что ты, сынок, там вода! Разве ты не чувствуешь, как проходит жажда, как уходит усталость, каким лёгким становится твоё тело?
— И правда… Мама, что это? Я умираю?
— Что ты, глупый мой малыш! Ты будешь жить долго. Ты будешь счастливым. Потому что ты победил. Ты ведь знаешь, как ждёт тебя твоя Анжелика!
— Она и правда ждёт?
— Ждёт, сынок.
— Как это хорошо!..
— Вы будете вечно любить друг друга и оба будете вечно счастливы…
— Спасибо, мама! Как хочется уснуть и проснуться счастливым. Рядом будет Анжелика, а в голубом озере будет много, много чистой воды… Я буду спать, мама… Я хочу поскорее заснуть. Поскорее заснуть, чтобы поскорее проснуться снова…
XIII
— Эх, нет с собой ружья, — произнёс Гельмут.
— Зачем оно тебе здесь? — рассмеялся его друг. — Ты ж не на охоте, а на рыбалке. Ты держи сеть крепче!
— Да терпеть не могу этих птиц!..
— Каких? — Вилли поднял голову.
— Да вон летит! — Гельмут кивнул в сторону берега.
— А-а… Да, птица отвратительная. Гриф. Мерзкий падальщик. Ты сеть держи!
— Слушай, вон ещё один… И ещё!
— Пировать куда-то летят… Гельмут, не отвлекайся, пожалуйста!
Гельмут смотрел, куда слетаются птицы. Первый гриф тяжело опустился недалеко от берега.
— Что там такое, Вилли? Видишь, светлое пятно? — он показал пальцем на прибрежную дюну.
— Чёрт бы тебя подрал! Что там может быть?!
Теперь они смотрели оба.
— Гельмут, сдаётся мне, там человек…
— Бросай сеть! Греби к берегу! — Гельмут прыгнул за вёсла. — И раз, и раз! — лодка полетела к берегу.
Он подоспел к тому моменту, когда грифы уже собрались вокруг человека. Через минуту на своей лодке подплыл и Вилли.
— А ну, кыш! — крикнул Гельмут и швырнул в грифов камень. Птицы тяжело поднялись и отлетели в сторону.
Человек лежал лицом вниз. Рыбаки подошли поближе.
— Эй, дружище! — позвал человека Вилли.
Тишина…
— Вилли, сдаётся мне, что он умер…
— Ну-ка давай, перевернём его.
Они поднялись на дюну и перевернули незнакомца…
— Вилли…
— Упокой его душу…
Глаза несчастного были открыты, но в них не было жизни. Рот был полон песка. Глазницы впали и потемнели. Колени и локти почернели от запёкшейся крови.
Гельмут снял с себя шляпу и положил несчастному на лицо.
— Вилли, отправляйся за людьми.
— А ты?
— Останусь здесь, буду отгонять стервятников.
Вилли торопливо столкнул лодку в воду и стал энергично грести, чтобы поскорее пройти те две морские мили, что отделяли Людериц от этого скорбного берега.
Гельмут поднялся на дюну, чтобы попытаться понять, откуда тут появился человек. На песке были видны следы: погибший явно полз из последних сил. Но там, где начинался камень, следы терялись.
Гельмут вернулся обратно. На теле погибшего вроде бы не было смертельных ран, только сильные ссадины на руках и ногах. Значит, он пострадал не от туземцев… Так! У него вконец избитые носки ботинок и довольно-таки изношенные подошвы, но сами ботинки явно ещё совсем новые – сверху кожа совсем ещё отличная… Ни еды, ни фляги с собой… Ничего не понятно!
Гельмут сел на песок поблизости. Грифы расположились в отдалении. Они явно намеревались пересидеть человека. Гельмут не выдержал, схватил несколько ракушек и запустил в стервятников. Попасть не попал, но птицы всполошились и отлетели подальше.
Человек умер от изнеможения – это было ясно. От жажды и изнеможения. Но откуда он шёл? Занимался поиском алмазов? Может быть. Нет, не разгадать этих загадок.
Послышался топот. Из-за дюн на верблюдах выехали унтер-офицер немецких колониальных войск и два солдата. Офицер спешился и подошёл к погибшему. Приподнял шляпу.
— Похоже, совсем ещё мальчишка. А ну-ка, поверните его! — приказал он солдатам.
Пока они осматривали несчастного, Гельмут аккуратно разложил в лодке сети, чтобы можно было уложить тело.
— Никаких признаков насильственной смерти. Но парень здорово покалечился. Может, его тащили? Смотрите, как стёрты колени! — унтер-офицер поднял на Гельмута глаза.
— Если бы его тащили, у него не были бы стёрты локти, господин офицер, — сказал Гельмут.
— Ах, да! Точно! — насупился унтер-офицер.
— Этот человек долго шёл по камням. Обратите внимание на его обувь,
— Верно! Но тогда где же его пожитки? Может, его ограбили туземцы?
— У него на шее висит отличный нож. Туземцы не упустили бы случая стащить и его, — мотнул головой Гельмут.
— Чёрт, точно! И всё равно, не мог же он идти совсем налегке. Где его фляга, например? — офицер оглянулся кругом.
— Вот и я об этом думаю.
— Так! Орлы, слушайте задачу! — выпрямившись, скомандовал офицер солдатам. — Внимательно начните осматривать окрестности. Ваша цель: во что бы то ни стало отыскать вещи покойного! Я пришлю ещё взвод вам на помощь. А вы начинайте прямо сейчас!
— А вам, — обратился он к Гельмуту, — я уж прошу прощения, но придётся выполнить невесёлую миссию: доставить покойного в Людериц.
— У меня всё готово, господин офицер.
Гельмут уселся в лодку. Солдаты поднесли тело и уложили на корме.
— Совсем ещё мальчишка, — повторил офицер.
— Прикройте ему лицо сетями, — попросил Гельмут солдат.
Он взялся за вёсла, солдаты столкнули лодку в воду, офицер отдал честь.
«Да, невесело возвращаюсь я сегодня с рыбалки…» — подумал Гельмут.
Он не проплыл и треть своего пути, как навстречу ему выскочила шестивесёльная шлюпка с немецкого крейсера. На носу сидел Вилли:
— Гельмут, лови конец*, вяжи к рыму**! Мы тебя быстро дотянем!
----------
* Конец – здесь: морской термин, означающий трос, верёвку.
** Рым (от нидерл. ring – кольцо) – металлическое кольцо для крепления тросов, цепей, растяжек и пр.
----------
Рассекая волны, скорбный караван устремился в Людериц. Они повернули в пролив у Акульего острова* и увидели, что горожане высыпали на набережную встречать их.
----------
* Акулий остров (нем. Haifischinsel) – небольшой остров в заливе Ангра-Пекена рядом с городом Людериц. С 1906 г. был соединён с материком и стал полуостровом.
----------
Погибшего аккуратно уложили на парусину и отнесли к церкви.
— Господа, может, кто видел этого человека где-нибудь раньше, — обратился бургомистр к публике и военным.
Люди молчали.
— Не приведи Господи быть похороненным вот так – безвестным, среди чужих тебе людей… — сказал кто-то в толпе.
Какая-то женщина тихо всхлипнула.
— Ну что ж, делать нечего, нужно отпеть христианскую душу и похоронить его.
Сквозь толпу осторожно пробрался туземец и тихо сказал бургомистру на африкаанс:
— Hierdie man is van die Possession eiland.
— Господа, вы слышали? Он говорит, что это человек с острова Поссешн. С острова Владения. Когда ты видел его там? Wanneer het jy hom daar gesien?
— 'n Half jaar gelede.
— Полгода назад. Спасибо, дружище… Однако, господа, непонятно, как этот человек попал сюда.
— Похоже, он шёл к нам, в Людериц, — сказал Гельмут.
— Вы хотите сказать, что он переправился через пролив и шёл сюда через пустыню пешком?.. Но зачем?.. Почему один?.. Почему пешком, а не на судне? Ведь Кейптаун регулярно посылает суда до Пингвиньих островов. Тут что-то не так, господа…
В задних рядах появилось оживление. Подбежал унтер-офицер с куском парусины в руках.
— Господин бургомистр, солдаты только что нашли его вещи! Они были в южной части залива в скалах на берегу, — он развернул парусину.
Там лежал истрёпанный мешок с верёвочной лямкой, пустая бутылка и холщовый пакет, в котором оказалось несколько раздавленных и сильно перемешанных со скорлупой яиц.
— Пища у него была… Но воды почему так мало? Если он шёл пешком от самого острова…
— Я понял! — воскликнул Гельмут. — Этот парень шёл за помощью! На острове что-то случилось! Может, заболели чем-нибудь? А скорее всего, остались без воды!
— Боже мой! Столько пройти с одной бутылкой воды!.. Господа, похоже на правду! — проговорил бургомистр и возвысил голос: — Пожалуйста, кто может, срочно готовьте суда на Пингвиньи острова! Медикаменты, пища и побольше воды! Одно судно – на север: острова Ичабо и Меркурий, другое – на юг, на остров Владения, на Помону. Если там всё настолько плохо, молитесь, господа, чтобы успеть!
XIV
Прошло уже пять дней, как Антонио уплыл на континент. Островитянами понемногу овладела апатия. Они бросили работать и разбрелись поодиночке по острову, всматриваясь в атлантические дали с надеждой увидеть на горизонте спасительный парус или столб дыма.
— Парус! — вскрикивал изредка то один, то другой.
— Где, где?! — подбегали к нему остальные.
— Обознался…
И снова расходились люди. Снова ждали, всматривались в горизонт до слёз под несмолкаемый птичий гомон. Каждый вспоминал свою родину. Англию, Голландию, Германию. Там пройти двадцать пять миль не составит никакого труда. Чепуха. Даже без пищи и совсем без воды. А здесь даже самый молодой и самый выносливый не дошёл…
А может быть, всё-таки дошёл? Просто шёл медленно, берег силы…
Антонио – парень толковый, смекалистый. И, может быть, именно сейчас жители Людерица высылают им на помощь корабль. Ещё немного подождать, ещё немного потерпеть…
— Парус! — закричали сразу несколько человек.
— Парус!! — подхватили остальные.
— Герр Бойзен! Парус! — скатился с кручи один из работников. — Ей-богу, парус!
Люди прыгали как маленькие, срывая с себя рубашки и размахивая ими, чтобы обратить внимание моряков на судне. Взрослые мужчины кидались друг другу в объятия и размазывали по грязным лицам слёзы. Бойзен прижал к себе плачущую жену.
— Всё-таки дошёл мальчишка!..
— Ай да оптимиста!
— А я был уверен, что он дойдёт! Помните, как твёрдо он сам это сказал при прощании?!
— А всё-таки долго шёл парень! Видать, эти двадцать пять миль земли всё же не Господь Бог сотворил.
— Если кто-то из нас и мог дойти до Ангра Пекены, то это Антонио. Счастливчик Антонио!
Радости не было предела. Парусник шёл со стороны Ангра Пекены и шёл точно на остров. Никаких сомнений в том, что это идёт помощь для них, у островитян не было.
— Ребята, неплохо бы привести себя более-менее в порядок, чтобы не испугать цивилизованных людей, — со смехом сказал Бойзен.
Островитяне горохом скатились к баракам умываться оставшимися каплями пресной воды и переодеться во что-нибудь почище. Стоял радостный шумный гвалт.
— Э-э! Воду-то экономьте! По полпригоршни на морду!
— Ты что, Джорджи, решил побриться?! Вот умора!
— Я привык всякий праздник встречать побритым. А сегодня как-никак день моего второго рождения.
Люди расхохотались.
— Я подарю Антонио свои часы! Они хорошие, серебряные. Во, глядите!
— Отличные часы! А я к этим часам прибавлю свою новую пиджачную пару. У красавчика Антонио не будет отбоя от девушек!
Бойзен подождал, когда люди немного угомонятся:
— Хельга! У нас с тобой нет детей. Давай позаботимся о парне! Я хочу дать ему хорошее образование. Сколько сможем, заплатим мы. Я напишу генерал-губернатору о его подвиге. Может, часть необходимых средств даст английская корона?
— А ведь точно, ребята! — воскликнул кто-то из островитян. — Что часы да костюмы? Сложимся хотя бы понемногу: пусть учится, выходит в люди.
— Точно!
— Вот это идея!
— Правильно!
Один из парней подошёл к Бойзену:
— Сколько это будет стоить?
Все столпились вокруг. На ладони лежал алмаз.
— Фунтов полтораста, не меньше.
— Хороший камешек…
— Возьмите, герр Бойзен, пусть тоже пойдёт на общее дело, — парень протянул алмаз.
— Ну-у, теперь точно каждый из нас скоро сможет сказать: однажды, когда мне с этим профессором довелось вместе собирать птичье дерьмо…
Островитяне рассмеялись.
— Он ещё министром станет!
— Ну а почему бы сто'ящему человеку не стать министром?
— Слушайте, а откуда он родом, кто знает?
— Вроде итальянец…
— Да нет, по-моему, он испанец… или португалец…
— Да что вы гадаете! Сейчас приплывёт – сам всё расскажет: и как фамилия, и в каком городе родился, и как невесту зовут.
— Оптимиста ему фамилия!
— Знаете, о чём я подумал? Если бы все люди были как этот парень, хорошо бы жилось на Земле!
— Да, его мать будет гордиться таким сыном!
— А если у меня когда-нибудь родится сын, назову Энтони. А Антонио возьму в крёстные отцы!
— Он католик, дружище!
— Ну и что! Зато человек настоящий!
— Приедет, наверное, уставший как лошадь…
— Вот-вот, друзья, будете его обнимать – то не все сразу, а то задушите!
— Ну, теперь у Антонио действительно начнётся настоящая жизнь!
Парус был уже совсем близко…
***
По морям, с волной играя,
Мягко лодочка плывёт.
Морячок, зарю встречая,
Тихо песенку поёт:
Здравствуй, солнце золотое!
Ты расправь свои лучи,
Обогрей-ка всё живое,
Сердце свету научи,
Прогони туман скорее,
Синеву небес умой –
Станет сразу веселее
Мой нелёгкий путь домой.
Здравствуй, ветер переменный,
Ты наполни парус мой,
Чтоб дорога белой пеной
Оставалась за кормой.
Здравствуй, чайка! С вестью доброй
Прилетаешь к морякам:
Рассказать, что будут скоро
Их родные берега.
Здравствуй, милый шум прибоя!
Здравствуй, берег! Здравствуй, дом!
Здравствуй, счастье, что героя
Ожидает в доме том!
Море лодочку качает.
Скоро глазки закрывай.
Сын в кроватке засыпает.
Спи, сыночек. Баю-бай…
----------
Весна, 2012
Дойти до Ангра Пекены
© Copyright: Константин Смирнов-Владчанин, 2025
Свидетельство о публикации №225042401507
Свидетельство о публикации №225042401507
Рецензии