Куда пропал Геракл?

Геракл исчез. Опять.

Это было в середине заседания Небесной Канцелярии по перераспределению подвигов. Михаил, архангел в броне старого образца, запустил копьё в голограмму Олимпа и процедил сквозь зубы:

— Найти. До перезагрузки системы. Или бюджет вечности пойдёт на штрафы.

Мелхиседек, с лицом аудитора апокалипсиса, не отрываясь от списка нарушителей, прошептал:
— Он больше не герой. Он блогер.

Уриил, вечно с мешками под глазами, глотнул амброзии с кофеином:
— Так верните его. Пока ещё не поздно.

В аду был час пик. Бар "У Чёрта" — обитель демонических мыслей и корпоративных пессимистов — гудел от голосов и абсурда. Там, под табличкой «Тишина! Идёт стрим!», сидел Геракл.

Львиная шкура заменена на худи с логотипом "Подвиги-лайв". Перед ним — микрофон, камера, чашка с надписью "Не пью без лайка".

— Подписывайтесь, — говорил он. — Сегодня рубим коррупцию на Олимпе. Завтра — NFT-колесница. Послезавтра — реформа адских налогов, а сегодня в гостях Люцифер - легенда или герой?!

В углу за ноутбуком сидел Люцифер. Prada. Гарнитура. На экране — проект "12 новых подвигов": разоблачения, дебаты, спасение единорога от HR-департамента.
Он выглядел как менеджер по боли, но глаза его были уставшими. Слишком уставшими для дьявола.

— Это всё бизнес, — сказал он, не глядя в камеру. — Публика устала от героев. Ей нужны герои-бренды.

Он на секунду замолчал.

— Ты думаешь, я не пытался быть легендой? — тихо добавил он. — Я тоже когда-то боролся за истину. За свободу.

Он посмотрел на свои руки которые были слишком правильные, как будто их вылепил не Бог, а маркетолог.

— А теперь я просто подписываю контракты на боль.

— Почему ты не вернулся? — спросил Геракл.

— Потому что однажды понимаешь: возврата нет. Есть только метрика вовлечённости.

Он вздохнул, и это был настоящий вздох, не отрепетированный.

— Я не знал, что можно упасть так низко — и остаться навсегда на главной странице.

Геракл кивнул. Он уже не спасал мир. Он оптимизировал его под SEO.

Он не помнил, когда в последний раз держал что-то тяжёлое не в переносном смысле.

Люцифер сидел перед чёрным экраном. Камеры выключены. Только его отражение — в тёмной поверхности планшета. Он поправил галстук. Зачем — он уже не знал.
За его спиной гасли огни баров, презентаций и демонических TED-выступлений. Он остался один. Даже ад зевал.

— А ведь я тоже хотел быть услышан, — прошептал он.
Никто не ответил.

Он медленно снял гарнитуру. Мир стал тише. Слишком.

— Говорят, я падший. Но никто не спросил, каково это — падать вечно.

Он посмотрел вверх. Там не было звёзд. Только рекламные баннеры и пустой стрим.

— Мой первый подвиг был — не отказаться от себя, — сказал он. — А теперь я каждую секунду — это не я.

Он закрыл глаза. И в темноте, впервые за эпоху, не было сигнала.
Ни данных. Ни комментариев. Ни лайков.
Только тишина.

И в этой тишине — Люцифер снова стал тем, кто когда-то верил в свет.

Астарот, демон-сыщик с пеплом под ногтями и тенью философа под глазами, получил заказ: вернуть беглеца. Он не жаловался — просто закурил чёртов табак и вышел в ночь.

Первая остановка — Таверна. Там, среди запаха вина и древнегреческого отчаяния, пьяный Хирон протёр глаза:
— Он читал Платона трёхголовому псу. Одна из голов поняла, но забыла. Потом сказал: "Хочу быть не бронзой, а стримом. Хочу, чтобы подвиг — это был клик."

На экстренной комиссии Михаил вскрыл протоколы:

— Подвиг без жертвы — это вирус. Он заражает мифы. Мы теряем контроль над нарративом.

— Мы теряем смысл, — прошептал Мелхиседек. — Он больше не часть легенды. Он — её реклама.

Тем временем Геракл вёл репортаж из корпоративного рая. За спиной — Зевс в галстуке, с папкой отчётов. В углу — Гера, ведущая медитацию для божеств, страдающих от KPI.

— Сегодня мы говорим о травме бессмертия, — произнёс он. — Что чувствует герой, когда его подменяют мемом?

Люди плакали. Лайкали. Покупали мерч. Один даже набил себе татуировку с QR-кодом на первый подвиг.

Мелхиседек включил трансляцию. Лицо Геракла: улыбка, свет, монетизированная скорбь.

— Это уже не герой, — прошептал он. — Это алгоритм, в котором когда-то билось сердце.

Астарот нашёл его в студии. Последняя попытка.

Геракл сидел на бетонной ступеньке у служебного выхода из студии. В руке — чашка с остывшим кофе, на худи пятно от энергетика. Амброзия закончилась. Контракты закончились. Свет в студии всё ещё горел, но его никто не включал специально. Просто забыли выключить.

Астарот появился тихо, как всегда. Без дыма, без спецэффектов. В руках у него был старый термос с вмятиной и надписью "АДМИН АДА". Он налил себе чай, сел рядом.

— Знаешь, — сказал Геракл, не отрывая взгляда от чашки, — я раньше думал, что подвиг — это всегда действие. Что ты бежишь, сражаешься, поднимаешь… что-то тяжёлое. В идеале — с рёвом.

Астарот фыркнул.

— Сейчас поднимаешь только просмотры?

— Если бы. — Геракл пожал плечами. — Сейчас просто… не поднимаюсь. В смысле — с постели.

Тишина. Где-то в здании скрипнула дверь, но оба не отреагировали. Мир тоже не торопился.

— Иногда, — добавил Геракл, — мне кажется, я стал чем-то вроде заставки. Лицо между рекламой обезболивающего и VPN.

Астарот кивнул. Медленно, как кивают те, кто это давно понял.

— Знаешь, — сказал он, — у нас в аду раньше была рубрика: "Что бы ты делал, если бы не был демоном?"

— И?

— Я говорил: спал бы. Вечно. Без задач. Без метрик.

Геракл усмехнулся. Немного по-настоящему.

— А я бы просто сел вот так. Где-нибудь. И знал бы, что никто не ждёт, что я буду велик.

— Ну, считай, сбылось, — сказал Астарот. И сделал глоток. Чай был, как и всё здесь, горький. Но тёплый.

Они сидели рядом, не глядя друг на друга. Без нужды. Без смысла. Просто потому что в этот момент это и был весь смысл.

— Вернись, — сказал демон. — Пока ещё можно. Пока ты не стал только кодом.

— Я уже стал, — ответил Геракл. — Но теперь код — это тоже подвиг. Я просто адаптировался. Здесь — мой Олимп.

— А жертва?

— Моя жертва — я сам. Я — вечный герой, проданный по частям.

Он замолчал. Камеры гудели. Свет студии делал боль глянцевой.

Астарот сделал шаг назад. В комнате на секунду стало тише, чем в аду.
— Все ждут новый подвиг, — сказал демон.

— Знаешь, был один подвиг, — сказал Геракл, глядя в никуда. — Смешной, если подумать…

Кто-то где-то за стенкой переключил канал.
Но кадр не оборвался.

Астарот стоял в дверях, не заходя. Свет студии резал тени на полу, как лазерная решётка. Геракл молчал. Камеры были выключены, но всё вокруг всё равно продолжало что-то снимать. Вселенная, кажется, больше не знала другого ракурса, кроме фронтальной камеры. И тогда — уже не в объектив, а словно в пустоту, почти себе, он произнёс:
— Был подвиг... Не из списка. Даже не подвиг, может. Я тогда не дрался.

Астарот не ответил. Не перебил. Только слушал.

— Деревня на краю — там, где даже хроники забыли про богов. Был мор. Люди хоронили своих втихаря, чтобы не заразиться. И вот — старик... держал на руках девочку. Внучку. Уже мёртвую. Он просто сидел. Ни крика, ни мольбы. Только руки, и в них — весь мир.
Я подошёл. Он посмотрел на меня, и в глазах... не было страха. Только просьба. Без слов.
Я взял девочку. И понёс.
И он... заплакал.
Потому что больше не надо было держать.
(пауза)
И это был... самый тяжёлый вес, что я когда-либо поднимал.
Даже клыки Немейского льва были легче.

Он замолчал. Посмотрел на руки.
Словно те самые. Всё ещё дрожали.

— Тогда не было камер, — добавил он. — Даже богов не было. Только я. И он.
И это был подвиг. Настоящий.
Но никто не запомнил. Даже хроники. Даже я почти забыл.
Почти.

Он поднял взгляд — и там не было блеска. Только серая тень от света софтов.

— А теперь я — мем.
Моя боль — это маркетинг.
И даже если я вернусь... никто не поверит, что я когда-то просто нёс мёртвую девочку сквозь ночь.

Геракл говорил в камеру. И плакал. Но слёзы были в формате .mp4, с автотитрами и фирменным логотипом в углу.

В тот вечер облака над Раем отключились. Молчание было абсолютным. Даже ангелы выключили звук.

На экране осталась лишь пульсирующая строка чата.

“а подвиг можно отменить?”

“не тянет на легенду”

“верните старого Геракла”

“он же просто играет роль”

“;”

“Фейк. Актёрская игра.”

"..."(пустой ник, без текста)

Комментарии вспыхивали и тухли, как кометы в карманной вселенной. Геракл молчал. Он всё видел. Он больше ничего не чувствовал. Он выжил. В цифре. В метриках. В просмотрах. Но героизм умер. Потому что последний подвиг — это продать боль.


И только на экране вспыхнул последний подвиг:
"Подпишись. Пока он ещё твой герой."