Судьбы неведомой дороги... Предисловие

                Надежды исчезают как туман,
                Как марево на предзакатном небе.
                А жизнь течёт, что призрачный обман:
                Всё впереди – там, где ты не был.

     Год моего рождения 1943, год Войны и чудовищной трагедии моей Родины и моих соотечественников. После Войны рос как все мои сверстники: ходил в октябрятах,  был пионером, вступил в комсомол, стал членом КПСС. Партийный билет храню – это часть мой жизни. Доктор технических наук, профессор, работаю в институте РАН, академик Российской академии естественных наук – РАЕН, преподаю в университете. К тому же ветеран военной службы, полковник в отставке. На пенсию выходил из Федеральной службы безопасности России. Сейчас пытаюсь быть в стороне от политики, хотя и слежу за всеми политическими перипетиями, в себе болезненно переживаю те или иные события, и иначе не могу. Но основное теперь для меня – работа, дом, семья, размышления о прожитой жизни. Моя первая жена умерла в 2001 году, вторая семья, забота о детях, внуках дают силы, желание и радость, чтобы видеть перспективу пребывания на этой бренной земле.
     Встретил как-то в Интернете «трогательное и душевное» откровение, видимо, продвинутого молодого либерала XXI века о моём поколении: несчастные мы, ничего не знали, не видели в этой жизни за «железным занавесом» при тотальном одурманивании и промывании мозгов. Потом нам вдруг открыли мир – кто ужаснулся, кто растерялся, кто озлобился, но все остались «совками», которых надо заставить покаяться, принять новую либерально-демократическую веру или, по крайней мере, убрать с дороги, чтобы не путались под ногами на пути к реальному светлому будущему России. Первая реакция, естественно, – глупость, протест и возмущение. А потом  стало как-то глубоко неприятно и грустно: что и как о нас думает воспитанное уже в диких «девяностых-нулевых» годах «племя молодое, незнакомое». Вот и всплывает результат «демократических» преобразований этих бурных лет, той перестройки без цели и мысли, которую начал «душка» Запада Горбачёв.
     Задумался, что же происходило на самом деле с нами, обычными советскими людьми, которые жили, радовались и страдали, учились и строили свою страну, рожали детей, воспитывали их с верой в светлое будущее, чем-то гордились и что-то ненавидели, ошибались и верили. Ведь, по большому счёту, наверняка корни текущих событий лежат в предыдущих наслоениях истории, как «большой», так и обычной «житейской».
     Первое желание, просто настойчивый призыв какой-то, покопаться в себе и, прежде всего, в своих предках пришло ко мне под стук колёс поезда, когда я возвращался из Армавира в Москву к своей семье и работе. Меня попросила приехать в Армавир мама, так как моей бабушке Тане стало совсем плохо со здоровьем. Это была последняя моя встреча с ней. Я всегда был признателен ей за доверительные и тёплые отношения. Встреча сложилась болезненная для меня, грустная и неожиданная.  Бабушка уже не поднималась с постели, и накануне отъезда моего она позвала меня к себе в комнату, всех попросила выйти и первое, с чем обратилась ко мне: «Ты знаешь моё отношение к тебе, я очень прошу тебя  приехать проводить меня к бабушке Наташе». Бабушка Наташа – это её сестра, которую мы похоронили два года назад. Я, естественно, начал её успокаивать, мол, о чём ты, «ба», как я её называл, ты ещё поправишься, мы ещё увидимся. Но, взглянув на неё, я понял, что далее будет какой-то серьёзный разговор, подтвердил, чтобы она даже не сомневалась в исполнении её просьбы, когда придёт время.
     В комнату через приоткрытую дверь неожиданно заглянула мама, у неё было какое-то виновато заинтересованное лицо. Она, как девчонка, почему-то показала мне язык и закрыла дверь. Моё удивление неожиданно сменилось возбуждённой тревогой. Бабушка достала из старой женской сумки, рядом лежащей на кровати, какие-то бумаги и фотографии и начала мне рассказывать о том, что для нас с сестрой было загадкой и о чём в нашей семье не было принято расспрашивать и, тем более, обсуждать. Это история о моём деде, которого мы с сестрой никогда не видели и о котором ничего не знали, о некоторых моментах жизни нашей семьи, когда нас с сестрой ещё не было и в проекте.
     За окном скорого поезда мелькал 1976 год. Я лежал на верхней полке купейного вагона, сон никак не мог прибрать меня к себе. Соседи по купе мирно похрапывали, мимо окна иногда проносились фонари станций и полустанков. Их много между Армавиром и Ростовом-на-Дону. Под стук колёс пытался разобраться в своих чувствах и намерениях.  Вспоминаю нестерпимую душевную боль и тепло в отношении к бабушке, подавленное состояние, близкое к «мокрым глазам» и некоторый сумбур в голове от всего услышанного от неё.
     Теперь, когда кое в чём разобрался, вспомнил и собрал прежние разговоры со старшими, надо бы всё разложить по местам и порядку. Ведь жизнь течёт и время неумолимо.