Последний ужин

Сегодня был званый ужин, лишь для меня одной. Но я не была одинока. Сегодня в меню было сердце в кисло-сладком соусе.

Я сидела за огромным столом, покрытым белоснежной скатертью, и серебро приборов сияло в тусклом свете свечей. Вокруг стояли пустые стулья, как призраки гостей, которые никогда не придут. Или уже были здесь. Раньше.

Напротив меня — он. Всё ещё улыбается. Губы скрючены в гримасе, будто смеётся над чем-то своим. Голова слегка склонена набок, взгляд стеклянный. Он уже не возражает. Уже не говорит, что я «сумасшедшая». Что «так нельзя». Он говорил это, когда ещё был целым.

Но теперь его сердце — главное блюдо. Я долго готовила его. Мариновала, как учили на курсах, добавила специи, что он любил. Это важно — уважать вкусы близких. Даже если они уже не могут оценить вкус.

Я нарезаю мясо тонкими ломтиками, аккуратно, как хирург. Каждое движение — ритуал. В каждой капле соуса — память. Горькая, сладкая. Такая, как он: то ласковый, то жестокий. Он бил, а потом просил прощения. Любил, а потом ломал. Он говорил, что без него я — ничто.

Но кто теперь ничто?

Я поднимаю бокал. За свободу. За первый вечер, когда я наконец одна. И, в то же время, не одна — его часть навсегда со мной. Прямо внутри.

Снаружи начинает накрапывать дождь. Приятно. Чисто. Он смоет кровь с крыльца.

Но всё, что остаётся после него — это тень. Его следы на стенах, его шёпот в пустых углах. И за этим следом, точно как отражение в стекле, я вижу то, что не исчезнет никогда: этот ужин. Мой последний ужин с ним.

И когда в этот мир войдут другие, они не найдут ни его, ни меня. Не увидят следов, не услышат вопросов. Ведь я уже ушла. Но его часть останется со мной. Всегда.

Но давайте вернёмся в самое начало, туда, где всё только начиналось, где ещё не было этой тишины, этого холода и тени, что сейчас прочно окутывают всё вокруг. Давайте вернёмся, когда всё было по-другому, когда жизнь казалась простой и понятной, а я ещё не знала, куда приведёт этот путь.

Пять лет назад Джейн была самой счастливой женщиной на свете.

Она и Даниэль познакомились на литературном вечере — он читал стихи, она тогда впервые за долгое время улыбнулась не из вежливости, а от чего-то тёплого внутри. Он оказался не просто красивым — он был внимательным, трепетным, умел слушать. Они говорили обо всём до утра, сидя на прохладной веранде с чашками имбирного чая. Тогда он сказал: 
— Тебя кто-то когда-нибудь любил так, чтобы забыть, как дышать? 
Она засмеялась, не зная, что однажды он научит её задыхаться — но не от любви.

Свадьба была камерной: только самые близкие, плетёные гирлянды из полевых цветов, Джейн в платье, которое сама сшила — простое, но с изюминкой. Он держал её за руку, смотрел с такой нежностью, что весь мир перестал существовать. В ту ночь они пообещали друг другу быть честными. Быть рядом. Никогда не предавать.

Первый год прошёл в вечерах на кухне, где они вместе готовили, споря о рецептах. Даниэль обожал кисло-сладкие соусы, и Джейн научилась готовить их так, что он стонал от удовольствия. Она запоминала каждый его вкус, каждую маленькую слабость, как будто выучивала карту любимого человека.

Она верила, что это навсегда.

И в какой-то момент, перестала смотреть ему в глаза, потому что не замечала тени. Она ещё не знала, что за стенами их дома он уже ведёт другую игру.

Это началось с мелочей. Всегда с мелочей.

Даниэль всё чаще задерживался на работе. Вначале Джейн верила — ну конечно, он писатель, вдохновение непредсказуемо. Он сам так говорил, смеясь: 
— Муза приходит ночью, дорогая. Не сердись. 
Он приносил цветы, целовал в лоб и клал на стол новый сборник, где каждое третье стихотворение было "для неё". Она улыбалась, но всё чаще спрашивала себя — кому он пишет, когда её нет рядом?

Потом он стал раздражительным. Не кричал, нет. Просто молчал. Или уходил в другую комнату, когда она начинала говорить о планах на выходные. 
— Ты опять всё контролируешь, Джейн. Можно мне просто жить? — однажды он сказал это с таким холодом, что у неё по спине побежали мурашки.

Ссора вспыхнула как спичка — внезапно и ярко. Из-за ерунды: она просто забыла купить его любимый чай.

— Я же просил тебя! Это не так сложно, — он стоял посреди кухни, будто незнакомец. 
— Я… забыла, прости. Целый день была на ногах… 
— Конечно. У тебя всегда причины.

Джейн смотрела, как он уходит хлопнув дверью, и вдруг поняла — в этом доме больше нет "мы". Только "я" и "он". И между ними — пустота.

А потом был первый звонок. Не её. Не для неё. Женский голос, короткий, взволнованный: 
— Привет, когда увидимся снова?

Он соврал. Как-то легко, без паузы. А она — поверила. Или притворилась, что поверила. Тогда это казалось легче, чем признавать, что их любовь трещит по швам.

Джейн никогда не считала себя подозрительной. Но теперь она запоминала запах его рубашки. Отмечала время, когда он возвращался. Слушала шаги в подъезде и замирала от каждого звонка телефона.

Сначала она проверила его рабочий стол. Только один ящик был заперт. Раньше он никогда не запирал ничего. Ключа не было. Она просто смотрела на эту крошечную преграду, как на дверь в параллельную реальность. И не решалась её открыть.

Он стал странно внимателен. Как будто пытался что-то искупить, но не признавал вины. 
— Ты выглядишь уставшей, Джейн. Всё хорошо? — спрашивал он, слишком ласково, как будто говорил с ребёнком, которого хочет отвлечь. 
— Всё отлично, — отвечала она, улыбаясь. И думала: кому ты так говоришь, ей или мне?

Она начала просматривать его ноутбук, пока он спал. Почта — чистая. История браузера — идеально стерта. Телефон — под паролем. Раньше он просто оставлял его на кухонной полке. Теперь носит с собой даже в душ.

В ту ночь она нашла коробку.

В шкафу, за старыми книгами, был деревянный футляр, обмотанный тонкой кожаной лентой. Внутри — письма. Почерк незнакомый, плавный, женский. Не откровенные, не любовные — но они дышали интимностью. Там были слова, которые она не слышала давно: 
*"Ты такой настоящий. Я жду, когда мы снова сбежим от мира."*

Сердце Джейн билось гулко. Она сидела на полу в темноте, сжимая письмо в ладонях, и чувствовала, как внутри неё зарождается что-то новое. Тихое. Холодное. Ждущее момента.

Это ещё не была месть. Это было пробуждение.

Она не устраивала сцен. Не закатывала истерик. 
На следующее утро Джейн приготовила завтрак — его любимый: омлет с сыром и помидорами, свежий апельсиновый сок, тосты. 
— У тебя чудесное настроение, — сказал он, целуя её в висок. 
— Просто хочется побаловать тебя, — ответила она.

Он даже не заметил, как изменилось выражение её глаз.

С этого дня Джейн стала внимательнее. Запоминала мелочи. С кем он говорил, когда отворачивался, какие часы выбирал, когда «уезжал к издателю», как пахла его одежда, когда он возвращался поздно ночью. Она записывала всё в маленький блокнот, спрятанный под кухонной плитой. Там уже были даты. Имена. Места.

Она не плакала больше. Не позволяла себе этого. Слёзы могли стереть контуры плана. А она вырисовывала их всё чётче.

Однажды она зашла на кулинарный форум. Искала нечто особенное — блюдо, которое он не забудет. Сердце в кисло-сладком соусе. Так странно, что оно вообще существовало. Символичное, яркое, почти театральное.

Она начала тренироваться — на свиной печени, на сердцах животных. У неё был медицинский справочник, и она выписывала анатомические детали, как будто готовилась к экзамену. Хирургия — кулинария нового уровня. Искусство, которым она собиралась овладеть идеально.

— У нас будет званый ужин, — сказала она однажды. — Только для тебя. Я хочу приготовить нечто особенное. Ты заслуживаешь это, Даниэль. 
Он улыбнулся. 
— Ты удивительная, Джейн. Я не знаю, чем заслужил такую жену. 
— Ничем, — сказала она, и он не понял.

С каждым днём она становилась точнее.

На кухне теперь висели таймеры. Она отмеряла всё до секунды: сколько нужно времени, чтобы подготовить соус, чтобы сердце было мягким, но не расползалось. Она искала баланс: не просто казнь, а эстетика. Всё должно быть идеально.

Она купила новый фарфоровый сервиз. Белоснежный, как больничные стены. Старинный хрусталь. Приборы — серебро, не из их обычного набора. 
— Готовишься к какому-то событию? — спросил он, заметив упаковки. 
— Сюрприз, — ответила она, касаясь его плеча. Он вздрогнул, но объяснил это холодом.

Она репетировала за столом — одна, поздно ночью. Садилась на своё место, напротив пустого кресла, накрывала на двоих. Поднимала бокал, произносила тост в тишину. Представляла, как он будет сидеть там, не зная, что это его последний ужин.

И, в какой-то момент, ей стало спокойно.

Она заказала специальный нож — не кухонный. Хирургический. Из нержавеющей стали, острый до безумия. Он пришёл в чёрной коробке с бархатной подложкой. 
"Для деликатной работы," — было выгравировано на лезвии.

Последний штрих — платье. Красное, с открытыми плечами. Даниэль его обожал. Оно пахло его духами — она специально опрыскала ткань. Пусть всё будет знакомым. Пусть он расслабится.

Дата ужина была выбрана: пятница. Он всегда расслаблялся в пятницу. И всегда пил чуть больше вина. И всегда становился говорливее.

Она всё рассчитала.

Теперь осталась только последняя деталь — приглашение.

Он пришёл домой раньше обычного.

Джейн как раз мыла руки — в ванной, где прятала документы, на всякий случай. Руки были в крови — свиное сердце, очередная репетиция. Она услышала, как открылась дверь, — и застыла.

— Джейн? Ты дома?

Она быстро вытерлась, спрятала нож в ящик под раковиной, смыла кровь. Дышать спокойно. Дышать ровно.

— На кухне! — крикнула она. — Готовлю кое-что.

Он зашёл, понюхал воздух. 
— Пахнет... как-то странно. 
— Экспериментирую, — она засмеялась. — Готовлю ужин для тебя. Настоящий сюрприз. 
Он подошёл ближе, коснулся её талии. 
— Ты изменилась в последнее время, — прошептал он. — Какая-то... сосредоточенная. 
— Просто ты вдохновляешь меня, — ответила она, глядя прямо в глаза.

Он посмотрел на её руки. На запястье был тонкий след — почти незаметный порез. От ножа. 
— Ты порезалась? 
— Да, — спокойно сказала она. — Сердце — не самая простая штука. 
Он рассмеялся, не понимая, насколько она права.

А потом случилось почти.

Он пошёл в ванную, и дверь шкафа с ящиком не была до конца закрыта. Он потянулся за полотенцем — и увидел что-то металлическое.

— Это что? — спросил он. 
Джейн подошла, быстро и спокойно. 
— Новый нож. Подарок тебе. Хотела удивить на ужине. Но ты опять всё портишь, — улыбнулась. 
Он рассмеялся, облегчённо. 
— Ты сумасшедшая, — сказал он. 
— Ты и представить не можешь, как сильно, — ответила она.

И в тот момент она знала: он всё ещё не понимает. Он по-прежнему считает её удобной, мягкой, глупой. Он по-прежнему думает, что управляет этой игрой.

Но теперь игра — её.

Вечером, когда Даниэль ушёл — сказал, что встречается с "издателем", — Джейн села за стол в своей мастерской. Она достала плотный конверт из кремовой бумаги, написала на нём аккуратным почерком: «Для полиции. Не открывать до утра субботы.»

Внутри — письмо.

"Меня зовут Джейн Харпер. Если вы читаете это — значит, я завершила то, что задумала.

Это не признание в преступлении. Это хроника. Мой муж, Даниэль Харпер, в течение полутора лет изменял мне. Лгал, унижал, врал в лицо. Он играл в любовь, пока я играла в жизнь. Я смотрела, как он разлагает меня изнутри. Медленно. Уверенно. Без жалости.

Я не оправдываю себя. Просто хочу, чтобы вы поняли: месть — это не всегда вспышка. Иногда она готовится на медленном огне, как хорошее блюдо.

И да — он сам выбрал меню.

С уважением, 
Джейн."

К письму она приложила копии: переписку, фотографии, записи с диктофона. Ничего открытого — всё тонко, всё с намёком. Достаточно, чтобы они сомневались. Но не сразу обвинили. 
Пусть гниёт медленно, подумала она. Так же, как гнил он внутри её жизни.

Письмо она спрятала в тайник в книжной полке, за томиком Платона. Сообщение о нём придёт на электронную почту участка — автоматическая отправка. В субботу. В девять утра. После ужина.

Теперь всё было готово.

Осталось только поставить стол. Подогреть соус. И выбрать вино — красное, терпкое, с ароматом чернослива и горечи.

Вкус идеального финала.

Джейн стояла перед зеркалом в ванной, она сняла фартук и подправила макияж — всё, как будто это был обычный вечер. Никакой паники. Никакой ненависти. Просто холодная, абсолютно спокойная уверенность.

Она долго смотрела в свои глаза. Это были те же самые глаза, что несколько лет назад смотрели в его глаза с любовью, доверяли каждому его слову. Но теперь они были чужды себе. Они не искали ответы. Они знали их.

С каждым днём, когда она готовила этот вечер, она ощущала, как всё меняется внутри неё. Она больше не была женщиной, которая любит. Она была женщиной, которая контролирует. Мечтает не о прощении, а о правосудии.

Она вспомнила, как однажды, много лет назад, он поцеловал её, шепнув на ухо: 
— Ты моя навсегда. 
Сейчас это было больше похоже на угрозу. Навсегда. Как долго она носила его цепь, веря в сказки. Сколько ещё времени она позволяла ему оставаться частью её? Она должна была освободиться.

Джейн вытянула руку и поправила прядь волос. Это был её последний момент слабости. Он не увидит её в этом свете. Он увидит только завершённую картину.

Она слегка улыбнулась своему отражению. В этот момент она не была ни слабой, ни больной. Она была искусной актрисой, мастером своей роли.

На кухне тихо щёлкнул таймер. Он скоро вернётся. Всё готово. 
Теперь её игра была завершена.

Дверь открылась, и он вошёл, как обычно — расслабленный, с улыбкой на лице, не подозревающий ничего. Он даже не знал, что уже почти опоздал. Всё было как всегда, но воздух вокруг них был другим. Джейн ощущала, как она дышит чуть легче, как она становится чуждой ему.

Он снял пальто, повесил на вешалку, принялся расстёгивать рубашку. 
— Я уж подумал, ты не будешь ждать, — сказал он, идя к столу. — Ты не меняешься, Джейн. 
Она стояла в тени, не двигаясь, и наблюдала за ним.

Он повернулся. Увидел её взгляд. Он был необычным. Он не был полным обиды или гнева. Это было что-то спокойное, почти философское. Он застыл на мгновение, не зная, что сказать. Но потом только пожал плечами. 
— Ну, ладно, так или иначе я рад быть дома. Это то, что важно, да? — он уселся за стол.

Джейн не ответила. Она шагнула вперёд, поставила перед ним бокал вина, наполнив его до краёв, и наклонилась, чтобы поправить стул. Всё было так, как она планировала. Он пил, не замечая её напряжённой руки, которая касалась бокала с таким же вниманием, как хирург к своему инструменту.

— Ты выглядишь... немного по-другому, — сказал он, подняв бровь. 
— Ты просто не видел меня давно, — спокойно ответила она.

Она снова вернулась к столу и поставила перед ним тарелку с сердцем в кисло-сладком соусе. Это было почти художественно: мясо аккуратно нарезано, соус блестел, и всё на блюде смотрелось как произведение искусства. Она наблюдала, как он смотрит на блюдо, как его взгляд несколько секунд задерживается. Она знала, что он не понял, но не может не заметить странности. Он наклонился, попробовал соус.

— Как это вкусно. Ты на высоте, — сказал он, и она заметила, как его лицо расслабляется, а рот не может не растянуться в лёгкой улыбке. Он был в безопасности, думал, что ничего не изменилось.

Но что-то в его жестах было уже не то. Он был нервным. Слишком спокойным для того, чтобы быть уверенным.

Она села напротив, сделала первый глоток вина. В тишине их взгляды встретились, и она видела, как его губы слегка задрожали.

— Ты знал, что я готовлю для тебя не просто ужин, не так ли? — спросила она, её голос был ровным и почти ласковым.

Он замолчал. Как будто слова застряли у него в горле. Он открыл рот, чтобы сказать что-то, но не мог. Он пытался найти оправдание, как всегда, но у него не было слов. Она знала это.

Джейн сделала маленькую паузу, давая ему шанс, которого не будет больше. Она позволила ему почувствовать этот момент. Этот последний момент.

— Я надеюсь, тебе нравится ужин. Я постаралась. — И в её голосе не было ни капли разочарования. Было только спокойствие. И осознание того, что теперь он уже не имеет значения.

Тишина в комнате стояла настолько плотная, что казалась осязаемой. Джейн наблюдала за ним, как он пытался говорить, но не мог найти слов. Его глаза быстро скользнули по её лицу, и он понял, что всё не так, как должно быть. Она уже не была той женщиной, которая любила его. Он ощутил холод в её взгляде, но продолжал искать выход из ситуации.

— Джейн, что ты... ты не серьёзно? — его голос дрожал.

Она не ответила. Он видел, как её рука медленно скользнула под стол. В его глазах пронеслась вспышка осознания, но было слишком поздно. Она вытащила нож — тот самый, хирургический, идеально острый, который она так долго держала скрытым.

Его рука метнулась к столу, но она была быстрее. Один быстрый и точный удар — нож вошёл в его живот, прямо между рёбер. Он вскрикнул, и в следующий момент его тело как будто замерло. Он смотрел на неё в страхе, не веря своим глазам.

Джейн не спешила. Она дождалась, пока его дыхание стало тяжёлым, пока он начал задыхаться. И тогда, не двигаясь, не показывая ни малейших эмоций, она вытащила нож и погладила его лезвие. Это было почти как балет — плавное движение руки, точно рассчитанное, как в её идеальном плане. Он уже не мог пошевелиться, его тело теряло силы.

— Ты думал, что ты — всё, что у меня было? Ты думал, что я буду молчать, когда ты мне изменяешь? — её голос был холодным, как лёд.

Он попытался подняться, его глаза полны страха, но она легко прижала его к стулу. Он не был её противником. Он был её искусством.

— Ты был моим экспериментом, Даниэль. Но в конце концов я всегда была художником.

Словно это было не тело человека, а пустая оболочка, Джейн резким движением вскрыла его грудную клетку. Рука скользнула по его ребрам, как она когда-то училась на медицинских курсах. Он стонал, пытаясь что-то сказать, но его слова растворялись в тишине, когда она вырезала его сердце.

Сердце было холодным, как и сама Джейн, когда она вытащила его из груди, ощущая тяжесть в руках, будто это был не орган, а символ разрушенной жизни. Она положила его на стол, и снова её движения стали плавными, расчетливыми.

Ткань вокруг была красной, но она не замечала этого. Её внимание было только на сердце, которое она разрезала по частям, как искусный скульптор, разбивающий камень. Его кровавые отпечатки остались на её руках, но она чувствовала в этом освобождение. Она начала работать с ним, не торопясь, не обращая внимания на его муки, когда он пытался вздохнуть.

Её лицо было спокойным, почти довольным. Когда она закончила, вырезав все важные элементы, оставив его сердце лежать на отдельной тарелке, она положила его рядом с ним.

Теперь, Джейн знала, что она не просто убила его. Она создала нечто новое. Он стал частью её искусства, частью её мести.

Она отступила на шаг и посмотрела на его тело, как на завершённую картину, в которой каждая деталь идеально на своём месте. Он больше не был человеком. Он был чучелом, символом её боли, её контроля, её мести.

Джейн встала и подошла к окну, закрывая глаза. Понимание пришло. Всё было сделано. Теперь мир больше не контролировал её.

И с этим ощущением она вышла из комнаты, оставив позади то, что когда-то было её жизнью, её любовью, её мечтой.

Джейн не спешила. Она оставила всё на месте, не трогая его тело. В комнате царил запах крови, но для неё это было не отвратительно. Это было как завершение долгого пути, как последние штрихи художника на холсте. Всё, что она сделала, было частью большого замысла.

Она вытерла руки от крови, умывшись холодной водой. Взгляд в зеркало был таким же спокойным, как и перед тем, как она начала. Она снова была Джейн, но теперь — совсем другой. Женщина, освободившаяся. Женщина, не жалеющая ни о чём.

Она вернулась к столу, взяла сердце Даниэля, кладя его в тарелку, и аккуратно обрезала последние кусочки мяса. Превращала его в нечто символическое. Каждый отрезанный кусок был не просто частью его тела. Это была её месть, её освобождение, её победа.

Джейн посмотрела на всё, что она сделала, и ощутила, как её тело наполняется странным чувством облегчения. Она была завершена. Она не оставила ничего на случайность. Не было жалости, не было сомнений. Было только искусство. Безжалостное, холодное искусство.

Остатки тела лежали перед ней. Она взглянула на них, словно на пустую оболочку. Теперь это было не его тело, а просто напоминание. О том, что она сделала. О том, что она оставила после себя. Тело — это не просто мясо, это то, что она сделала из него. Он стал её произведением. Он был частью её мести, которая оставалась в мире.

Она села на стул, медленно и спокойно, наблюдая, как кровь продолжала стекать с его тела. Не было паники, не было ужаса. Было только спокойствие, которое Джейн ощущала с каждым новым вдохом.

Она понимала, что этот момент был кульминацией. Вся жизнь, всё, что происходило с ней, всё, что она пережила, привело её к этому. Теперь она была свободной. Но не только от него. Она освободилась от всего — от любви, от боли, от страха. Она победила. И этот момент был её триумфом.

Потом она встала, направившись к его шкафу, где хранились его вещи. Она без сожаления выбрала одно из его старых пальто — чёрное, с простроченной подкладкой, и надела его. Она не оставляла ничего на случайность. Всё было тщательно продумано. Она одела его, не спеша, и закрыла глаза.

Джейн вернулась в зал. Это был последний акт её искусства. Она подошла к двери, на мгновение оглянулась на его тело, и с холодной решимостью вышла, оставив его здесь.

Мир не знал, что случилось, но она знала. И это было всё, что ей нужно было знать.

Джейн стояла на пороге, готовая оставить позади то, что было её жизнью. В её голове снова возникла эта мысль, как окончательная точка на её пути. Она повторила для себя слова, которые, казалось, заполнили её внутреннюю пустоту:

«Сегодня был званный ужин, лишь для меня одного. Но я не была одинока. Сегодня в меню было сердце в кисло-сладком соусе.»

Она не чувствовала сожалений. Не было страха. Только холодное удовлетворение от того, что всё завершено. Его больше не было. Он стал её произведением. Тот, кого она когда-то любила, был теперь её искусством, её местью, её освобождением.

Она закрыла дверь за собой. Тишина. Мир был её.

Джейн шагала по улице, её шаги были спокойными, почти медитативными. На улице уже темнело, но не было ощущения ночной тишины. В воздухе витала странная тягучая тишина, словно мир замер, наблюдая за тем, что она сделала. Её взгляд был устремлён вперёд, но мысли были ясны и холодны.

Она пришла домой, прошла по коридору, открыла дверцу шкафа и достала старый чемодан. Тот, в котором хранились её самые тёмные тайны. Он был тяжёлым, как её груз. Джейн взглянула на часы. Время было почти пришло.

Она открыла окно, глядя на улицу, где ещё горели огни. Час, когда полиция начнёт искать его. Когда его тело будет найдено. Когда они столкнутся с тем, что она оставила за собой. Она могла бы быть там, на месте преступления, но нет. Она решила, что её время ещё не пришло.

Джейн вынула из чемодана последнее. Диск, с записанными всеми его тайнами. Его переписка, его звонки, его встречки. Всё это оставалось на цифровых носителях. Она поставила диск в плеер и нажала кнопку.

Из динамиков раздался его голос. Его обычное спокойствие, его привычная манера говорить. "Ты — моя навсегда". Его слова. Его обещания.

Но в ответ на эти слова теперь звучала только тишина. Только она, стоящая в центре своего мира.

Она улыбнулась. Её голос был холодным, не выдавшим ни капли эмоций. 
— В тебе было так мало жизни, Даниэль. Ты стал лишь частью плана. И ты не понял этого до самого конца.

Потом она убрала диск, вернув его в чемодан. Закрыла его и спрятала в шкаф. Остался один последний штрих.

Джейн не собиралась убегать. Она не была беглянкой. Она оставалась частью этого города. Преступления не всегда заканчиваются расследованиями. Иногда они становятся лишь историей, в которой ещё предстоит найти ответы.

Когда в дверь постучат — а это будет скоро — она не будет удивляться. И не будет бояться. Она останется той, кем была всегда: женщиной, которая управляла своим искусством и оставила за собой мир, полный вопросов.

Её жизнь не была просто историей мести. Она стала частью чего-то более грандиозного, чем просто убийство. Потому что когда исчезает тот, кого ты любил, остаётся только вопрос: "Кто на самом деле был здесь?"

И в этом вопросе нет ответа.

Только пустота.

Только она.