По методу Довженко

                Посвящается моему дяде, Путенко Николаю Федоровичу.

  Лето, проведённое в деревне, - рай для горожанина. Но только не в этот раз…
  Летом 1999 года посреди двора моей бабушки Таисии за большим столом, сколоченным из досок и покрытым цветастой клеёнкой, сидели я и бабушкин сосед Василий Петрович, бывший председатель совхоза. Мы пили чай и вели неторопливый разговор о жизни. Но беседа наша была обычной добрососедской ровно до тех пор, пока Василий Петрович не стал говорить о своём единственном сыне Женьке. Вот тут уже я почувствовал себя неловко.   
  Изливая душу, Василий Петрович жаловался: - Женька, сволочь, пьёт без меры,  не живет с семьёй, сидит у меня на шее.  То и дело устраивает в деревне пьяные дебоши, да ещё и на меня норовит руку поднять!
  Я слушал бывшего председателя, а сам вспоминал школьные каникулы, проведённые в деревне. Женьку я помнил парнем  скромным,  застенчивым. Потом он вырос, точнее, вытянулся до двухметрового роста при сорок шестом размере обуви. К  застенчивости и замкнутости, прибавилось то, что он начал стесняться своего отца. А Василий Петрович стеснялся того, что сын его стесняется. Так они и жили, стесняясь друг друга…
- Вот видишь, дорогой мой, такие проблемы от водки проклятой, - заключил Василий Петрович.
- Я вас понимаю, - сочувственно произнёс я и зачем-то спросил: -  а вы что-нибудь делали, чтобы Женька не пил?
-  Да уж и бил я его, и к бабкам водил, заговаривать, и в церковь ходили, и жена его била, - всё без толку.
Я задумался, чем бы мне поддержать старика и невпопад ляпнул: - А кодировать тоже пробовали?
У Василия Петровича глаза сверкнули: - Это в городе? – спросил он слегка дрожащим голосом.   
- Да.
- Знаешь, у нас об этом говорят, но ещё никто не пробовал. А что, помогает? – с недоверием и в тоже время с надеждой в голосе спросил Василий Петрович.
Я пожал плечами: - Не знаю, но в последнее время это стало популярным. По крайней мере, в городе.
Василий Петрович расстроенно произнёс: - Разве этого гада заставишь куда-то ехать! Это когда-то он слушался, а теперь ему никто не указ. Иной раз я боюсь даже крикнуть на него, зашибёт детина! Видать, доля моя такая… Батюшка говорит, надо любить, а я б его убил, прости Господи… - старик перекрестился.
Я ещё раз пожал плечами и грустно улыбнулся, думая о том, что, видимо, бывший председатель несколько драматизирует ситуацию. На этом мы и разошлись, каждый по своим делам. 
  А вечером, когда за двором бабушки на лавочке собрались все её соседи - баба Гарпина, баба Маня, дед Степан, сама бабушка  и  я, чтобы обсудить последние новости, у меня лично появилась возможность услышать громкие отношения Василия Петровича с сыном. Вот после этого я несколько изменил свое мнение о масштабе их драмы. А было это так.
- Ну чё, Степан, война там будет? – спросила баба Маня.
- Где? – уточнил дед Степан.
- Да в этой, ёпрст, забыла!
Со двора напротив донеслись мужские крики, ругань и  звон пустых ведёр. Это начинался диалог Василия Петровича с сыном.
Дед Степан кивнул в сторону двора напротив: - Не знаю, как в ёпрст, а у Петровича, вон, уже давно война идёт.
- И чего он его терпит? Я бы давно померла от такой жизни, - с отвращением произнесла баба Гарпина и обернулась к деду Степану: - Да, Стёпка?
- Да, - ответил тот, - от такого и помереть недолго. Пропьёт такой сынок последнее. И даже отца.
- Раньше у нас хоть участковый был… - посетовала баба Маня.
А дед Степан заметил: - Да и тот уже давно спился!
Баба Маня покачала головой: - Ох, беда, беда, одна беда…
Во дворе напротив, наконец, стихло. Из ворот вышел Василий Петрович. Увидев соседей, поздоровался, кивнув головой, и закурил.
-  Ну, ладно, - обратилась моя бабушка к собранию, - пойдёмте есть свеженину.
И вся лавочка, словно только и ждала этого приглашения, послушно встала и пошла за бабушкой во двор. Потому как не каждый день угощали свежениной! Свеженина в деревне слово магическое, уговаривать отведать её никого не нужно. Тут даже самый беззубый готов терпеть неудобства и, причмокивая, сосать, как конфету, сладкие кусочки домашнего поросёнка. Как вы, наверное, догадались, это блюдо было приготовлено в честь моего приезда. Однако я, наблюдая за соседом напротив, остался сидеть на лавочке. Как только все ушли, Василий Петрович подошёл ко мне и сел рядом.
- Женька сегодня стёкла побил, - грустно сказал он.
- Где?
- В хате у Клавки-осетинки, завклубом. Теперь скандал обеспечен.
- Всё так безнадежно? – с сочувствием спросил я.
Василий Петрович махнул рукой: - Эх… Помнишь, ты говорил, что можно закодироваться?
- Да, но если против желания, вряд ли что-то получится.
- Думаешь? – насторожился Василий Петрович.
Я кивнул. Но потом, видя, как Василий Петрович разочарованно на меня смотрит, подумал и добавил: - Хотя… Если попробовать уговорить, как-то убедить, может быть, это и поможет. Главное - начать. Потом уже люди боятся снова пить, потихоньку выкарабкиваются, но далеко не все.
Бывший председатель тяжело вздохнул: - Женька говорит: когда захочу, сам брошу, мне для этого никто не нужен. Но сам он уже не сможет, я знаю. Однозначно его надо лечить. Как заставить - вот вопрос.
- Значит, убедить его ехать кодироваться не получится?
- Не-ет, ты что!
Я подумал о том, как грустно смотреть, когда родной,  человек спивается  у тебя на глазах, медленно убивает себя. И в это время со двора напротив донёсся страшный, отрывистый, как пунктирная линия, Женькин крик.
Василий Петрович вскочил с места: - Знаешь, пойду я, а то ведь натворит ещё чего, - он щёлкнул пальцем по горлу и поспешил к себе во двор. А там крепко выпивший Женька ломился в незапертый погреб, небольшую, но фундаментальную постройку с углублённой комнатой из меловых блоков со сводчатым потолком и крутыми  ступеньками, напротив входной двери. Женька разгонялся с трёх-четырех метров и, что есть силы, врезался своим богатырским плечом в дверь. Снова разгонялся и снова впечатывался: - У-ух! У-¬ух!
Василий Петрович в спешке подбежал к погребу и открыл дверь, потянув её на себя. Женька в очередной раз разогнался и, не останавливаясь, влетел внутрь… Из погреба ещё какое-то время слышался неразборчивый Женькин крик, звон битого стекла, эхо… Наконец всё стихло.
- Женя, сынок! - испугано крикнул отец и заглянул в погреб. - Ты живой?
Из погреба донеслось: - У-ух!
- Живой, слава тебе Господи, - с облегчением произнёс Василий Петрович и спустился вниз. Там он осмотрел лежащего с закрытыми глазами сына, не нашёл на нём ни одной царапины, вообще ни малейшего повреждения. Уже окончательно успокоившись, Василий Петрович попытался приподнять Женьку. Ничего не получилось. - Ну и хрен с тобой, - в сердцах сказал он, снял с себя телогрейку, свернул её и подложил Женьке под голову. Затем поднялся наверх.  Выходя из погреба, Василий Петрович остановился у двери, о чём-то подумал, решительно закрыл за собой дверь, повесил на неё замок и отправился в дом. 
Рано утром Василий Петрович проснулся от того, что Женька неистово бил по двери из погреба и дико кричал: - Эй, ну кто там!? Эй, кто-нибудь!? Эй!
Василий Петрович вышел из дома в одном исподнем, подошёл к погребу и спокойно, мощным, низким, не восстановившимся от сна голосом произнёс: - Угомонись, окаянный.
- Ты кто!? – радостно и в то же время испуганно спросил Женька.
- Отец твой, - ответил Василий Петрович.
Женька вдруг заплакал: - Господи, каюсь, грешен я! Помилуй мя!
- Да ты, видать, ещё не проспался, - несколько удивился отец.
Женька затих, потом быстро спросил: - Батя, ты что ли!?
- Я! - гордо сказал Василий Петрович.
- Тьфу ты! А я чё, в погребе!?
- В погребе.
- А  ты открывай, выпускай меня поскорей!
- Не могу, - с отвращением произнёс Василий Петрович.
- Так позови кого-нибудь!
- Кого? Милицию?
- Нет, милицию не надо, - раздраженно ответил Женька, помолчал и спросил: - А чё-то случилось?
- Ничего. Ничего особенного.
- Так я не понимаю, что я здесь делаю, весь в… в рассоле, ещё в чем-то…
- Это, сынок, дерьмо!
- Чё?!
- Ты в него вляпался по уши. В последнее время вся жизнь твоя сплошное оно.
- Ты чё меня так пугаешь, - возмутился Женька, - я и вправду подумал!
- Лучше б ты подумал, как дальше жить будешь. Бога вспомнил - это хорошо, он и тебя осудит, и нас рассудит.
- Бог не фраер, - выкрикнул Женька, - он всё видит. Открой лучше, не бери грех на душу!
- Не открою. – решительно ответил Василий Петрович.
- Это почему!? – удивился Женька.
- А ты сейчас выйдешь, зенки свои зальёшь, нашкодишь где-нибудь, как поганый кот, и опять вся деревня только об этом и будет говорить.
- А ты не слушай, у людей языки злые, им лишь бы почесать их.
- А обо мне ты не думаешь? А о своей жене, о детях?
- А они обо мне подумали?! – завопил Женька, - выгнали в дождь голого, пьяного! Тёщу на помощь позвали, волки позорные! Я чё им, собака бездомная?!
- Кому же понравится жить с алкашом?
- Кто алкаш, я что ли?! Открыл бы ты, батя, и лучше б не злил меня.
- Не открою, - ещё раз решительно произнес Василий Петрович.
- Холодно! – выкрикнул Женька.
- Условия самые подходящие, чтоб подумать о своей жизни, - Василий Петрович зевнул и направился в дом.
Почувствовав, что отец уходит, Женька энергично забарабанил в дверь: - Открывай! Открывай! - кричал он.
Василий Петрович никак не отреагировал. Он уже всё решил, спокойно поднялся по ступенькам и вошёл в дом.
А спустя час к ним во двор пришла Клавка–осетинка, у которой Женька накануне выбил окна в доме. Тучная, энергичная женщина в бушлате, перепоясанная солдатским ремнем, в кирзовых сапогах, она вошла во двор, отворив калитку ударом ноги, встала в центре, руки в боки, и агрессивно, как будто вызывая на бой, крикнула: - Эй, хозяева! 
На крыльцо вышел Василий Петрович, он был спокоен: - Ну?
- Баранки гну! – готовая к бою, ответила женщина. - Где этот…!?
- Здесь.
- Позови.
Василий Петрович замялся: - Он не может подойти.
- Ну, блин, что значит - не может? - завелась Клавка–осетинка? - А стёкла бить незамужней женщине этот лось может!? Детей, сука, перепугал, соседей всех на уши поставил и сбежал, козел! Да если б я его догнала вчера, задрала бы, как медведь, ей Богу, - она достала из-под фуфайки увесистый булыжник и начала перекидывать его с руки на руку, - вот этой каменюкой башку дурную раздолбала бы! Я бы ему глаза бесстыжие выдавила! Руки, ноги вырвала, знал бы, как их распускать. Я бы ему язык поганый отрезала, чтоб не сплетничал про меня! Нашёлся мне тоже…, блин, башкой бы его об асфальт, да размазать! Короче, скажите ему, если сегодня стёкла не вставит, поеду в город, не поленюсь и заявлю в милицию! Пусть отправляют в ЛТП или куда хотят, хоть в тюрьму, мне всё равно, там ему место.
Из погреба донесся уточняющий вопрос: - Куда-куда?
Клавка–осетинка замолчала, со злобным выражением лица огляделась по сторонам и добавила: - В общем, терпеть больше не буду. Всё, конец кина! - с последним словом она с силою впечатала булыжник в землю перед собой, решительно развернулась и ушла прочь со двора.
Василий Петрович подошёл к булыжнику, поднял его и тут же  уронил: - Ух ты, килограмм восемь будет.
- Так куда, куда отправят? – закудахтал Женька из погреба.
- В лечебно-трудовой профилакторий, - ответил Василий Петрович и двумя руками покатил камень к забору. - Жаль, что сейчас их отменили.
- Зря, батя, ты меня здесь держишь. Я бы ей показал такой про… профилакторий, мало бы не показалось.
- Она бы тебя убила, - спокойно сказал Василий Петрович и, оставив камень у забора, направился в дом.
Тем же утром Василий Петрович собрал свой плотницкий инструмент и поспешил к  Клавке-осетинке, а по дороге мы с ним встретились.
- Доброе утро, Василий Петрович! – весело произнёс я.
- Для кого доброе, для кого нет. Вот, бегу вставлять стёкла, сам знаешь, куда.
- Догадываюсь.
- А сына в погребе запер, сам туда залез, спьяну. Теперь пусть посидит, подумает. И не выпущу, пока не согласится кодироваться. Я твердо решил, всё, только решительные меры, хватит с ним нянькаться.
Заявление Василия Петровича меня удивило, ещё вчера он не был таким решительным и твердым. Только я не совсем понял насчёт погреба и уточнил: - Вы заперли сына в погребе!?
- Запер, запер, – нехотя ответил старик и, уже убегая, добавил: - Победа будет за нами, отступать больше некуда! Я сказал кодироваться, значит, кодироваться!
К обеду  Василий Петрович заменил в доме Клавки–осетинки все разбитые стёкла. Он снял их у себя и вставил в её окна. И вот теперь, обойдя вокруг своего дома, расстроенный и уставший, он присел на крыльце, напротив погреба.
Женька всё это время спал, но когда отец вернулся, он пробудился и высунул заспанное лицо в маленькое окошечко. Увидев на крыльце отца, спокойно спросил: - Чё, бать, грустишь?
Василий Петрович промолчал. Тогда Женька, мгновенно возбудившись, крикнул: - Батя, мы же не в каменном веке, чтоб так издеваться над людьми!
Василий Петрович ответил невозмутимо: - Вот и я говорю, кто тебе дал право издеваться? Вся деревня теперь смеётся, дом мой без стёкол стоит, картонки буду вставлять вместо них.
- Как без стёкол!? – удивился Женька, - выпусти меня, я сейчас разберусь, где наши стекла!
- Да сиди ты и слушай.
- Подожди, батя, - кротко и умоляюще произнёс Женька, - я в туалет хочу, выпусти, потом послушаю.
- Нет, я тебя не выпущу, - твердо сказал Василий Петрович.
- Ты в своем уме?! - снова взорвался Женька, - а в туалет, а пить...!?
- Перебьёшься.
- Даже в тюрьме такого нет! Лучше не нервируй меня, батя, выпусти, а то я тебе…
- Что ты мне?
- Побью банки!
- Не побьёшь.
- Побью!
- Бей.
- Ай-яй-яа-а, - как маленький мальчик заголосил Женька, пытаясь разжалобить отца, - я в туалет хочу, ай-яй-яа-а…
Василий Петрович встал, не спеша зашёл в дом и спустя некоторое время вернулся с детским эмалированным горшком, сильно пожелтевшим и местами облупившимся от времени. Он аккуратно просунул его в погреб через окошечко, которое было чуть больше самого горшка, со словами: - На и не ори.  Твой ещё, как новый.
Прошло несколько секунд. В тишине из погреба раздался мощный глухой звук, характерный для удара металлической посуды об стену. После чего Женька дико закричал, пытаясь просунуть голову в окошко: - Ты что, старый хрен, совсем обнаглел?!
- Давай, давай, - спокойно сказал Василий Петрович, - всё равно не выпущу.
- Не выпустишь!? – неистово крикнул Женька и попытался вытянуть раму из окошка, - чёрт, никак! Сейчас я тут все раздолбаю!
- Заплатишь.
Женька на мгновение стих: - Заплачу-у!? – возмущенно произнёс он и мгновенно успокоившись добавил: - Сука.
- На себя посмотри, морда в окно не лезет.
- Хам, - ответил Женька и возопил: - Люди, помогите, тут старик с ума сошёл!
- Не делай из себя дурака, люди смеяться будут.
- Над тобой смеяться будут, понял!
- Скорее, над нами.
Наконец наступила тишина. Василий Петрович спокойно сидел на крыльце, а из погреба послышался звук струи, бьющейся об горшок, и Женькин голос сквозь слёзы: - Над тобой только и будут смеяться, изверг!
- Алкаш, - прошептал Василий Петрович.
- Ага…  Я, в конце концов, жрать хочу!
Василий Петрович встал, зашёл в дом и вынес булку хлеба, просунул её Женьке в окошко: - Держи, сало и компот там найдёшь.
Женька взял хлеб со словами: - Ну, подожди батя, я тебе…
- Не грозись, кормить перестану. Лучше послушай меня внимательно.
- Хрен тебе! – недовольно выкрикнул Женька.
- Так вот, помнишь, я тебе рассказывал про то, что говорил Горожанин?
- А, баран этот, - с полным ртом хлеба произнёс Женька.
- Сам ты баран.
- Угу, чё он говорил?
- То, что можно закодироваться. Он может отвезти тебя на своей машине. И я уже звонил в область по объявлению, можно ехать, хоть завтра.
Женька подавился и закашлялся: - Чё-чё?!
- Ехать можно, хоть завтра,- повторил Василий Петрович.
– Так ты вот чё! - разоблачающее пропел Женька и крикнул: - Никогда, ни с кем и никуда я не поеду! Нашёл дурака! Понял?
- Понял, ты дурак.
- Сам такой!
- Хорошо, - выдохнул Василий Петрович, -  ты сынок, посиди, подумай, время есть. На работе я тебе оформлю отпуск, бессрочный и без содержания. Хотя работы этой и так нет.
- Ты меня будешь содержать? – ехидно спросил Женька.
- Я тебя буду перевоспитывать…
Прошло несколько дней, прежде чем процесс перевоспитания начал приносить свои первые, скромные плоды. Женька уже не спорил, не угрожал, говорил спокойно. Но с отцом не соглашался, так же, как и со всеми, кто приходил поддержать Василия Петровича.
  По деревне пошли разные весёлые слухи и небылицы. Вроде того, что в Женьку вселился бес или зеленый змий и Василий Петрович теперь борется с ним, выживая нечистую силу из плоти сына. Его так и прозвали: Петрович, изгоняющий змия. По этому поводу, но по своей инициативе к Василию Петровичу приходил даже бывший врач-нарколог Иваныч, которого когда-то выгнали с работы за пьянку. Тот излагал «заключённому» Женьке свой философский взгляд на актуальную проблему.
А выглядело это следующим образом. Напротив двери погреба на табурете сидел Иваныч. В одной руке он держал надкусанное яблоко, другую руку прижимал к карману пиджака и говорил: - Вот если бы соблюдать меру - тогда да! Если ты сам знаешь, когда остановиться и сказать себе: хватит. Тот, кто меры не знает, не может себе сказать: хватит. Потому что он не знает, когда это нужно сказать, - тут Иваныч тяжело вздохнул, - но не каждому человеку дано знать свою меру. Её и не надо знать, её надо чувствовать. А чтобы чувствовать, надо испытать, попробовать… И только тогда ты сможешь сравнить, потому как всё познается в сравнении. 
Иваныч оглянулся, из кармана, что прижимал рукой, неуверенно достал чекушку, на треть наполненную самогоном, зубами выдернул из неё пробку - кукурузный кочан и выплюнул. Затем он  отвернулся  от погреба, залпом выпил самогон и, повернувшись, быстро спрятал пустую четвертушку в карман: - Вот, ты уже познал, вкусил жизнь со змием, побывал в его власти. Теперь познай жизнь без него. Познай и сравни, - Иваныч сделал паузу, откусил яблоко и, чавкая, продолжил: - А когда познаешь, спроси себя: кому принадлежит душа моя, тебе, змий проклятый, или мне самому? Кто хозяин её, я или ты, змеюка!? Если ты скажешь: душа моя принадлежит зелёному змию, а он есть дьявол, тогда я  спрошу: какого же ты чёрта жрешь её, окаянный, неужто ты и есть дьявол!? Хотя нет, подожди… Вино не грех, грех - отсутствие меры. Так вот, где мера, я тебя спрашиваю? Нет веры, то есть, меры. А мера - это… - он встал, слегка качаясь, и направился в дом, - мера - это грань между тем и сем, дьяволом и богом, белым и чёрным. Хозяин! Хозяин! - На крыльцо вышел Василий Петрович с ведром яблок в руках. - Ну что, хозяин, пойду я… А сыночка вашего не обижайте, ему сейчас нужна мера, - Иваныч икнул, - э-э, а вам - вера, или наоборот… - Он изобразил жестом стопку, выставив из кулака указательный и большой пальцы, и с надеждой спросил: - Может, на дорожку?
Василий Петрович показал гостю кукиш: - Тебе - достаточно.
- Ну, ладно, - обиженно произнёс Иваныч, взял ведро яблок и пошёл со двора.
С каждым прожитым в заточении днём Женька всё яснее и яснее осознавал серьёзность намерений отца, и это его пугало. Он все меньше надеялся на безусловное освобождение и всё больше сомневался в своей правоте, что неизбежно вело к необходимости капитулировать. Неужели он, Женька, всё-таки произнесёт заветные слова: «да, кодируюсь», или что-то в этом духе? Но гордость не давала ему этого сделать. Он мучился, заламывал руки, пытался кусать локти, бился головой о стену и выкрикивал неприличные слова.
Но Василий Петрович  не сомневался в успехе своих боевых действий. Днём он перевоспитывал сына, а вечерами, бывало, приходил к нам в гости, посидеть вместе с бабушкой Таей и другими соседями.
В один из таких уже довольно тёмных вечеров за столом под тусклым фонарём сидели моя бабушка, Василий Петрович, я, дед Степан, и баба Маня. Дед Степан играл на гармошке, все внимательно его слушали.
А в это время Женька у себя в погребе выставил лицо в маленькое окошко без стекла. Под звуки гармошки он неподвижно и печально смотрел на полную луну в тёмном небе. Слёзы сами катились из его глаз. И вдруг он протяжно и жалобно завыл.
  В бабушкином дворе всё замерли от неожиданного воя на всю улицу. Дед Степан перестал играть. После непродолжительной паузы баба Маня громко икнула и со страхом в голосе произнесла: - Отродясь в деревне не слыхала волка…
На следующий день я суетился вокруг своих «Жигулей». Рядом на чурбаке сидел дед Степан. Неожиданно к нам во двор ворвался взволнованный Василий Петрович и подбежал ко мне: - Женя согласен, – кричал он, - Женя согласен кодироваться!!!
- Да ты чё, правда!? – обрадовался дед Степан.
- Правда, правда, -  отвечал Василий Петрович, - правда. Ну, что, отвезёшь его в область? – обратился он ко мне.
- Да, конечно – заверил я, - когда?
- Завтра. Я звонил, там каждый день работают.
- Хорошо.
- Вот и отлично. Ну, я побегу выпускать арестанта, - Василий Петрович убежал.
Дед Степан покачал головой и, глядя вслед убегающему соседу, сказал: - Это ж надо, добился-таки своего! Ну, он и в совхозе, когда был председателем, всех держал в кулаке. Только сына жалел, а теперь…
Не успел Василий Петрович покинуть наш двор, как появилась Вера, дальняя родственница моей бабушки, женщина среднего возраста, худощавая, с морщинистым лицом. Она робко подошла к нам и кивнула: - Добрый день.
- Здравствуйте, - ответил я.
- Вы меня, наверное, знаете. Я Вера, бабы Таи двоюродная племянница. Слышала, вы завтра повезёте Женьку в область кодироваться?
- Во Би-Би-Си, вашу мать! - выпалил дед Степан, - уже полдеревни об этом знает! 
Вера пояснила: - Я только что Василия Петровича встретила, он и сказал.
- Да,- ответил я, - мы завтра собираемся.
Вера сделала жалобное лицо: - А не могли бы вы взять с собой моего мужа Кольку? Пусть его тоже закодируют!
Я немного растерялся, затем подумав, согласился.  - Да, конечно,  конечно. Почему бы и нет?
Вера улыбнулась: - Можно я поеду с вами?
- Можно.
Тем временем Василий Петрович прибежал к себе во двор, снял замок с двери погреба и открыл её настежь: - Ну что, не передумал? – крикнул он.
Из погреба появился Женька, заросший, заспанный: - Не передумал, - хмуро пробубнил он, встал в середине двора на колени, поднял голову вверх, к солнцу, закрыл глаза и стоял так неподвижно.
Василий Петрович молча наблюдал за сыном, а по его щеке текла слеза.
- Господи, как же мне все осточертело, - грустно произнёс Женька и повалился на траву.
Ранним утром заспанный, с полотенцем  я вышел во двор и направился к умывальнику. Возле него на бревне уже сидели Вера и её муж Николай. От неожиданности я остановился. Вера и Николай встали,  поздоровались.
Я кивнул им в ответ: - Доброе утро.
- Извините, что пришли чуть раньше. Можно мы тут посидим, подождём? – робко спросила Вера.
Я посмотрел на часы, они показывали 04:07, и кивнул. - Да, можно.
Я умылся, затем пригласил гостей позавтракать вместе со мной. Пока они доедали пирожки,  испечённые бабушкой с вечера, я собрался в дорогу.
К пяти часам пришли Василий Петрович и Женька, поздоровались и остались во дворе вместе с Верой и Николаем дожидаться меня.
- Петрович, - спросил Николай, - Как хоть это всё будет происходить?
- По методу Довженко, - со знанием дела ответил Василий Петрович. -  Это тебе не хухры-мухры.
- А-а…, - протянул Николай ни чего не понимая.
Наконец, я выехал со двора. Сзади сели Вера с мужем, впереди Женька. Бабушка и Василий Петрович попрощались с нами у ворот…
Некоторое время мы ехали в напряженном молчании. И вдруг Николай восхищенно крикнул: - Ё-моё, сенокос-то какой в этом году!
Все посмотрели на луг.
- Да, сенокос не обычный, - согласилась Вера.
- Лет десять такой высокой и сочной травы не было! – продолжал  восхищаться Николай.
- В позапрошлом году была такая же.
- Не-ет.
- Да
- А почему я не помню!?
- Ты же всё лето пропьянствовал, а я за тебя косила.
Николай демонстративно закашлял, и снова наступило напряженное молчание. Тем временем за окном луга сменились лесополосой.
Николай и Вера зевали. Женька сидел расслабленно с закрытыми глазами, дремал. Вскоре уже всё, кроме  меня, спали. И мне  хотелось спать, но, чтобы не уснуть за рулем, я начал есть заранее припасенные яблоки и пить из бутылки компот. А когда и то и другое закончились, я остановился на обочине у леса, чтобы быстренько сбегать в кусты.  Делов-то пара минут. А когда я вернулся к машине, то не обнаружил, Женьку. Это меня озадачило, я стал, напряженно всматривался в сторону леса, и ждать его.
  А Женька тем временем бежал сквозь лесную чащу. Изо всех сил, как загнанный зверь, без малейшей надежды выжить. Он спотыкался, падал, вставал и снова бежал, по его щекам катились слёзы. И во время очередного падения, уже не в силах встать не от физической боли и усталости, а от огромного внутреннего напряжения, Женька сжал в кулаке прошлогоднюю листву и разрыдался, как маленький...
Я стоял у машины и растерянно смотрел по сторонам. «Ну, хватит уже стоять, пора бить тревогу», - говорил мне внутренний голос. И я, согласившись с ним, энергично посигналил. Вера и Николай проснулись, испуганно выскочили из машины и заспанными, ничего не понимающими глазами смотрели на меня.
- Что случилось? – спросила Вера.
- Да вот, Женька пропал, долго его нет.
- К-куда? – не поняла Вера.
- Не знаю, - пожал я плечами.
Веру осенило: - Вот гад, сбежал!
Николай почесал затылок: - Может, заблудился?
- А вдруг ему стало плохо, потерял сознание или ещё чего? - предположил я и, пытаясь не терять надежды, призвал: - Давайте его поищем! Я в эту сторону пойду, а вы в ту.
- Ага, давайте, - согласилась Вера.
Мы разошлись. Но уже через несколько минут безуспешного поиска мы с Николаем встретились в лесу.
- А ты чего один? Где Вера?
Николай скривил лицо: - Да ну её в задницу! Вечно ей всё не так…
- Ладно, - махнул я рукой, - пойдём. Убежал он, наверное.
Разочарованные, мы направились к машине. И тут из-за кустов навстречу нам вышел Женька с красными глазами и с прошлогодней листвой на одежде.
- Женька! - радостно крикнул Николай, - а мы тебя потеряли!
- Приспичило меня, - равнодушно ответил Женька, - наверное, съел что-то…
- Сейчас лучше? – поинтересовался я.
Отводя глаза в сторону, Женька утвердительно кивнул: - Лучше.
- Ладно, я за Веркой, - вдохновенно произнёс Николай и скрылся в лесу. 
Мы с Женькой отправились к машине. А ещё через некоторое время к нам подбежал взволнованный Николай и спросил, - Верка не появлялась?
- Нет.
- Ничего не понимаю! Где она?
Николай убежал обратно в лес. - Верка! Верка! – кричал он.
- Ну вот, теперь искать её будем,  - раздраженно произнёс Женька и отправился  вслед за Николаем. Мне ничего не оставалось делать, как пойти за ними. В лесу мы встретили Николая, но Веры не было. Минут десять мы ходили и кричали, звали Веру. Потом меня осенило: - А вдруг она уже в машине, а мы тут кричим?
- Может быть,- согласился Николай.
Так и оказалось. Пока  мы искали Веру, она спокойно вернулась в машину и ждала нас в ней.
- Где тебя носило!? - возбужденно крикнул Николай, увидев жену.
Вера ответила с достоинством: - Сам дурак и людей взбаламутил. Я что, маленькая?
- Да ну тебя!
Наконец мы отправились дальше. В машине снова стояла тишина, пока Николай не решил выяснить отношения с женой: - Неужели ты не слышала,  как мы кричали? – раздраженно спросил он. 
Вера посмотрела на мужа, потом отвернулась к окну и ответила: - Слышала.
- Так почему не отзывалась?
- Что ж, мне теперь и одной нельзя побыть несколько минут?
- Где, в лесу!?
- А где же ещё!?
- Зачем!?
Вера смутилась: - Да легче мне стало…
Николай  замер, потом снисходительно сказал: - Ну, хорошо,  только в следующий раз предупреждай.
- Слушайте, а может, всё-таки, пока ещё не совсем, или не так уж это… вернёмся, а? – нервно постукивая пальцами по передней панели произнёс Женька.
- Куда вернёмся? – спросил я.
- А то ведь потом хана, всё уже. Не представляю, что делать после всего этого…. Только работать, что ли? - продолжал говорить Женька, постукивая пальцами.
Вера слегка наклонилась вперёд: - А как ты хотел!? – возмущенно спросила она у соседа, - чтобы бабы пахали, а мужики пьянствовали? Что это за жизнь!?
- Ну, ничего, ничего, - Николай положил руку на плечо Вере,- будем деньги зарабатывать, экономить. Ты только представь: если в среднем в день по одной бутылке, это по сорок рублей, то за год уже… - он задумался, - сколько у нас дней в году?
- Триста шестьдесят пять, - подсказал Женька.
- Значит, триста шестьдесят пять умножить на сорок. – Николай соображал, - это, это триста шестьдесят на десять, а потом на четыре, получиться, получится…. Больше десяти тысяч точно.
- Около пятнадцати тысяч, - поправил я.
- А, ну да. Это же больше чем годовая зарплата в совхозе! – осенило Николая,  и он легко толкнул Веру в плечо: - Нет, Верка, ты представь!
Вера, откинувшись назад, проглотила слюну: - А что ж ты раньше думал?
Николай пожал плечами: - Не знаю, не мог…
- Правильно, все мысли только об одном.
- Ну а ты представь, сколько будет за пятнадцать лет, которые мы с тобой живём, - продолжал подсчитывать Николай, - так, пятнадцать тысяч на десять, потом на пять…  получается … это… это много тысяч… Ё-о, - пораженный своим открытием, он широко улыбнулся: - Это ж сколько коров можно купить! Стадо целое, а сколько бы из них отелилось! Половина, целая половина!
- Да больше, - серьёзно сказал Женька.
- Больше, конечно больше, - продолжал Николай, - сколько молока, мяса, сколько денег! Только работай. Я бы тогда такой дом построил, нет, коттедж с туалетом на первом этаже! Сарайчик бы кирпичный во дворе поставил. Детям этот… компьютер  бы купил. Жене шубу. Себе " УАЗик" или белую "НИВУ", как у председателя нашего. Прокатил бы я тебя, Вера, с ветерком, до самого магазина на шляху. Ну, в магазине все, конечно, шепчутся: миллионеры приехали, будут покупать самую дорогую колбасу. А вечером у нас приём, съедутся все родственники, пригласим гармониста Федьку. Все удивляются: умеют же люди жить! И всё-то у них получается. Правильно, скажу я, деньги к деньгам. Надо работать с утра до вечера, как я. Встаю ни свет, ни заря - и бегом на ферму. Там указания дал, проследил, потом в гараж, потом на поле, опять на ферму. Поесть получается только после обеда. Пять минут отдохнул - и снова пошёл крутиться, как юла, с утра до вечера, с утра до вечера. А как же, хозяйство ведь моё, не чужое…
Вера всхлипнула, вытерла выкатившуюся слезу: - Коля, - печально сказала она, - так ты же это все пропил!
Николай удивился: - Как пропил!? А, ну да, пропил. Глупый был, а теперь жизнь научила. Вот если бы раньше!
- Если бы да кабы, - продолжала Вера утирать слезы.
- Ну, ну не плачь, - Николай обнял жену за плечи, - всё ещё будет.
Образовалась пауза.
И тут из кустов выскочил инспектор ГАИ и жезлом указал нам остановиться на обочине.
Я остановился, вышел из машины и подошёл к нему.
Инспектор небрежно отдал мне честь и представился: - Инспектор Якименко…, - невнятно произнёс он.
В ответ я сунул уму свои документы. Тот, изучая их, бубнил мантру гаишника: - Так-так, товарищ водитель, нарушаем скоростной режим, нарушаем….
- Извините, такое дело, опаздываем, не заметил….
- Короче, - начал чеканить инспектор, - факты налицо, штраф в карман, без квитанции по минимальной, с квитанцией по максимальной.
- А может, вы нас простите?
- Как простите? - удивился Якименко.
Тут подошли Вера с Николаем.
- Что он хочет? – спросила у меня Вера.
- Штраф.
- Штраф!? Это за что? – возмутилась она.
- Мы скорость превысили.
- Так мы же не специально? – снова спросила у меня Вера.
- Нет, не специально.
- Товарищ милиционер, - обратилась Вера к инспектору, - мы же не специально.
А тот посмотрел на неё свысока: - Ну и что?
- Что ну и что, разве ты не видишь, что мы за люди, откуда у нас деньги?
- Гражданка, - занервничал инспектор, - кто вы такая?
- Я совхозница, - гордо ответила Вера, - а ты кто такой!?
- Я страж порядка.
Вера завелась: - А ты пойди, страж, поработай на ферме! Узнаешь тогда, как достаются грошики. Это тебе не палкой махать и деньги вымогать!
Инспектор задрал подбородок: - Так, гражданка, отойди отсюда, чтоб я тебя не видел.
Что не нравится правда моя!?
- Уберите отсюда эту истеричку, - крикнул Якименко нам с Николаем.
- Ну, в самом деле,  товарищ… это, простите нас, - заступился Николай за жену.
Инспектор стоял неподвижно и от злости надувал щёки. А Вера кричала на него: - Ишь ты, смотрите-ка, какой павлин важный! Штраф ему подавай! А ты заработал эти деньги? Может, ты сено скосил, высушил, убрал? Детей одел, обул, накормил? Понянчился с мужем алкоголиком?
Николай покраснел: - Вера, да ты что!?
Вера зло посмотрела в глаза мужу: - Что?
- Как ты можешь меня, фермера…
- Скотник-алкоголик ты, а не фермер!
Николай стиснул зубы: - Замолчи, женщина! Хоть бы ты людей постыдилась…
- А чего мне стыдиться людей, - накинулась Вера на мужа, - если ты все мои нервы испортил, всю душу вывернул наизнанку? Чего мне стыдиться? Пусть все знают об этом!
- Замолчи.
- Не замолчу.
- Замолчи.
- Не замолчу…
Не в силах больше это слушать, инспектор ушёл в кусты, я следом за ним. Вера и Николай продолжали ругаться.
- Ты откуда едешь? – спросил инспектор у меня.
- Я из деревни еду, везу их кодироваться, - я кивнул в сторону ругающихся супругов.
- Кодироваться!? – усмехнулся инспектор.
- Да.
- Ладно, - он вернул мне удостоверение и свидетельство на авто, - езжай, только не торопись…
Я взял документы и поспешил к машине. Проходя мимо Веры и Николая, показал им права и сказал: - Поехали, поехали.
Они замолчали и послушно последовали за мной.
- Я рядом с тобой не сяду, - презрительно сказала Вера Николаю.
- И не надо, - так же презрительно ответил Николай и обратился к Женьке: - Перебирайся ко мне, пусть она одна сидит…
Женька послушно пересел назад.
Мы отправились дальше. Николай и Женька сидели сзади, Вера впереди. Дорогой все молчали, а вскоре задние пассажиры и вообще уснули. Вера оглянулась назад: - Спят, голуби, - тихо с сарказмом произнесла она, помолчала и, глубоко вздохнув, начала рассказывать мне о наболевшем.
- Когда-то всё было не так, как теперь. Я ещё девять классов не успела закончить, а Колька уже позвал меня замуж. Я отказала, потому что не о нём думала. Работал в то время у нас парень приезжий, Сенька, рыжий, как подсолнух. Девки так и звали его подсолнухом! Добрый был. Ни с кем не дрался, ни к кому не приставал, не то, что некоторые - напьются и лезут морды почесать друг другу. А этот не такой был. Один раз в клубе пригласил он меня на медленный танец. Я тогда вообще впервые танцевала медленный. Оттоптала ему все ноги, до сих пор вспоминать неловко! Но зато счастливая была. Что бы Сенька ни сказал, - у меня рот до ушей, как у дуры…. После этого мы с ним и стали дружить. Гуляли полгода. Осенью он уехал в город учиться, а я в деревне осталась работать. Он, конечно, приезжал. Сначала часто, потом реже…. Всё с собой звал, а я из деревни уехать не могла, родители уже были пожилые, помогать им надо было… Сейчас жалею.
Вера замолчала, оглянулась назад и, убедившись, что муж и Женька спят, продолжила: - Если б тогда родителей не послушала, может, всё бы по-другому было… А Сеньке что, он там себе другую нашёл, такую же рыжую. Женился, девки наши рассказывали. Ох, и наплакалась я тогда! А Колька как узнал что у нас всё, так чуть  не каждый день сватов присылал. Не помню уж, на какой раз сдалась я…. Боялась, что не выйду замуж, дура. В те мои года ещё как бы вышла! Эх, да что уж теперь…. Я ведь знала, что Николай крепко выпивает и что в семье у них так. Да и мой отец выпивал, а кто не пьёт? Это было нормально, вот и я думала, что ничего страшного. А потом поняла, какое это несчастье, да слишком поздно. Родители мои умерли, родился ребенок, потом второй…. О разводе уже и не думала. Какой-никакой, а всё же мужик в доме! Как повоюю, вроде не пьёт, держится. Стоит чуть не уследить - всё, запой, иногда на несколько недель. Не жизнь, а сущий ад. – Вера заплакала, стала вытирать слезы рукавом.
Я достал чистый носовой платок и протянул его Вере, она взяла его, вытерла слёзы, высморкалась и вернула обратно. Успокоившись, Вера откинула голову назад на подголовник, закрыла глаза и  спустя некоторое время уснула.
И снова тишина, только слышен звук мотора, свист ветра и храп мужиков на заднем сиденье. Я посмотрел на спящих пассажиров, потом по сторонам, снова на дорогу…. До города оставалось двадцать километров.
Неожиданно сзади на моё плечо легла рука Женьки: - Ты это, остановись где-нибудь, в подходящем месте, мне надо сходить… - прошептал он.
Машину я остановил плавно, на обочине, Женька вышел осторожно, и не хлопая дверями, побежал в лесополосу. Вскоре, он вернулся и стоя рядом с машиной, обратился ко мне полушепотом, чтобы не разбудить Веру с Николаем: - Слышь, там, в кустах, во-от такой гриб, - Женька развёл руками, - пойди, посмотри…
- Что за гриб? - спросил я, совершенно не желая никуда выходить.
- Ты пойди, посмотри! Там, в леску, вон, видишь вход? - Женька указал на лес,- там, на тропе, чуть подальше, увидишь - обалдеешь. Иди глянь.
- Ну, хорошо, - я нехотя вышел из машины и побежал к кустам.
Дождавшись, пока я войду в лесополосу, Женька достал из кармана перочинный нож, раскрыл его и вонзил лезвие в заднее колесо. После этого он быстро закрыл нож, спрятал его обратно в карман и, как ни в чем не бывало, сел на свое место.
Через пару минут я вернулся. Конечно, никакого гриба не нашел и был совершенно уверен, что Женька меня обманул.
- Ну, чё? – прошептал он.
- Ничего там нет, - раздраженно ответил я.
- Обалденный гриб был, - улыбался Женька, - хочешь, пойдём, покажу? Обалденный!
- Нет, пора ехать, - решительно  произнёс я, сел за руль, тронулся и тут же остановился. Я понял, что у нас спущено колесо. Неприятность, конечно, но вполне поправимая. 
- Что случилось? – непонимающе спросил Женька.
Я подозрительно посмотрел на него: - Прокол.
- Неужели…
- Да уж…
Я вышел из машины, Женька за мной. Увидев, что я открыл багажник и достал запаску, он разочаровано выдохнул и нервно постучал по крыше: - Эй, путешественники, - крикнул Женька в салон, - выходите, надо колесо поменять.
Проснувшись, Николай и Вера вышли из машины. Николай кинулся помогать мне с заменой колеса. Женька и Вера молча наблюдали за процессом. Пока меняли колесо, мимо пронеслась белая «Нива» и тут же затормозила перед нами на обочине. Из неё вышел председатель совхоза, наш односельчанин.
- Ба! Да это же наш Иван Парамоныч, - обрадовалась Вера.
- Здорово, мужики, - крикнул председатель, - а я смотрю - знакомые лица. Чё вы тут загораете!?
- Вот, колесо меняем, -  указал я на запаску.
Председатель подошёл к нам, поздоровался с каждым за руку: - А в область чё едете? – спросил он у Женьки.
- Да так, по делам, - уклончиво ответил тот.
- Понятно, я тоже по делам. Вижу, гвоздок поймали?
Из «Нивы» высунулась женская голова и громко крикнула, словно в рупор: - Ива-а-ан!
- Хга-а? – так же громко отозвался председатель.
- Опоздаем, - крикнула голова.
- Иду уже, иду. Ну, ладно, мужики, пойду, а то жена беспокоится. Удачи! – председатель, уходя, махнул нам рукой, сел в «Ниву» и уехал.
- Интересно, что за дела у него в областном центре? - глядя вслед удаляющейся машине задумчиво произнесла Вера. И немного помолчав, добавила: - Вот тоже пропойца, не один коровник пропил.
- Да, этот похлеще меня будет, - поддержал жену Николай.
- Всё. Поехали! – скомандовал я, укладывая инструмент в багажник.
Затем Женька полил мне водой на руки из бутылки. 
– Ну что, быстро мы? - спросил я у него.
- Быстро, - разочаровано ответил он и сел в машину.
Когда мы въехали в город, пришлось притормаживать и снова разгоняться почти на каждом светофоре. От такой качки Женьке стало плохо, он сидел с бледным лицом, закусив губы. Я, заметив это, порылся в бардачке, чтобы найти пакеты, предвидя последствия. Остановившись в очередной раз на красный, наконец, нашел пару пакетов, достал их и протянул назад. Но было поздно, Женька открыл окно, высунулся наружу - и его вырвало на капот близко стоящей иномарки. Женщина за рулем иномарки словно окаменела. Уже загорелся зеленый, все поехали, а иномарка продолжала стоять на месте, оскорбленная и сконфуженная таким происшествием. Но вскоре, как бы опомнившись, она рванула с места и растворилась в потоке машин.
Наконец мы прибыли к месту назначения, в ДК Железнодорожников. Вышли из машины и не спеша, оглядываясь по сторонам, направились внутрь здания.
- Ты, слушай, без меня ни шагу, - приказала Вера мужу.
- Да понятно, мы ж тут  ничего и не знаем, - ответил Николай.
- Свинья всегда грязь найдёт! 
- Да ладно тебе…
- Надо найти администратора, - вспомнила Вера, - а он скажет, куда дальше.
На крыльце толпилось с десятка два мужиков, городских и деревенских. Вера, Николай, Женька и я прошли мимо толпы, гудящей, как улей, в здание. В холле стоял стол, а на нем табличка с надписью «Администратор». За столом сидела женщина. Вера обратилась к ней: - Скажите, а где тут кодируют?
- Вам нужно поднятья на второй этаж, в двести одиннадцатый кабинет. Там всё скажут, там и кодируют, - объяснил администратор.
- Ага, спасибо, - поблагодарила Вера и подошла ко мне, - ну что, я сама с ними пойду, а вы можете нас подождать в машине.
- Хорошо, - кивнул я и ушёл.
А Вера, Николай и Женька поднялись на второй этаж.
Сидя в машине, я сначала наблюдал за людьми у ДК, но скоро это занятие мне наскучило, и откинувшись назад, я закрыл глаза и уснул. Мне приснился сон, как будто я лежу на кушетке, рядом стоят  инспектор ГИБДД, в белом халате поверх униформы, и женщина - водитель иномарки, тоже в белом халате. Женщина готовится сделать мне укол кривой иглой. А в дверях уже появились два огромных санитара с носилками.
- Рано, ещё рано! – крикнул им инспектор. Санитары исчезли.
Женщина поднесла шприц к моей руке. В это время на стену перед ней выбежал большой таракан.  Женщина нервно сняла туфлю на шпильке и энергично принялась колотить по стене, пытаясь каблуком прибить таракана. Стена рухнула, взору открылась больничная палата…. На этом сон мой прервался, так как кто-то нервно стучал мне в окно. Это была Вера. Я сразу понял, что что-то случилось, и вышел из машины.
- Вы этих обормотов не видели!? – взволновано спросила она.
- Нет.
- Вот сволочи, пропали! Что делать?
А в это время Женька и Николай отсиживались в дальнем углу общественного туалета.
- Твоя-то сюда точно не сунется? – спросил Женька у Николая.
Николай распечатал пластиковый стакан водки и передал его Женьке: - Не, не должна.
- А этот, городской?
- Ну, он же не Верка.
- Вообще-то да. Ты не обижайся Колька, но жена у тебя просто зверь. У меня такая же была, - Женька поднес стакан к носу, понюхал, - а может, мы зря?
- Ты что, не дури, - возмутился Николай, - когда теперь такое будет? Только через год.
Женька выдохнул из себя всё, что было и, отпив  половину,  вернул стакан Николаю: - А закусить нет?
Николай достал из кармана две конфеты, каждая представляла собой шарик карамели на палочке. Одну конфету он отдал Женьке: - Это  на сдачу дали.
- Чем только ни закусывал, а такой  штукой на палочке - в первый раз, - восхитился Женька, развернул конфету и отправил её в рот – так, что из его рта торчала одна палочка, как сигарета.
Николай допил оставшуюся водку и выбросил стакан в ведро, стоящее рядом.
Откуда-то появился мужчина, хромой коротышка, подошёл к окну, попытался залезть на подоконник, но у него ничего не получилось. - Эй, пацаны, - обратился он к Николаю с Женькой, - ну-ка, поможите!
Николай кинулся к окну, помог коротышке залезть на подоконник. Мужчина открыл окно и, перекрестившись, прыгнул вниз. Благо этаж  был первый, он уверенно приземлился на ноги, огляделся по сторонам и, хромая, пошёл прочь. Николай неподвижно смотрел мужчине вслед и, когда тот скрылся за углом, произнёс: - Всё, сбежал мужик.
- Какой мужик? – непонимающе спросил Женька.
- Который вниз прыгнул.
Женька удивился: - Откуда?!
- Как откуда, с этого подоконника!
Женька выглянул в распахнутое окно, до асфальта было три с половиной этажа. Он внимательно посмотрел на Николая и, не веря спросил: - Отсюда, с четвертого этажа?!
- Почему с четвертого? – Николай выглянул на улицу, до асфальта было метра полтора, - ну почему с четвертого? С первого!
Женька снова выглянул на улицу - до асфальта три с половиной этажа. - Коля, ты только не волнуйся. Ты уверен, что мы находимся на первом этаже?
Николай уверенно кивнул головой: - Да, уверен.
- А вот это тогда как? - Женька показал рукой на макушки высоких берёз за окном.
Николай на мгновение замер, выглянул в окно, до асфальта три с половиной этажа. - Действительно… а как же… я ж ему ещё помог залезть… прыгнул и ушёл… - недоумевал  он.
Женька выглянул в окно: – И правда, никого нет. Слушай, а может нам тоже сбежать?
Николай замялся: - Поздно, да и обещал я.
- Ну, а вообще хотел бы? – Напирал Женька.
Николай пожал плечами: - Наверное.
- Пойдём, я знаю, как это сделать.
- Как?
Женька повеселел: - Очень просто. Сейчас на улице найдём телефон-автомат, позвоним ноль два, ты сообщишь, что здесь, заложена бомба. Пока они приедут, всё тут обыщут,- день пройдёт, и мы спокойно уедем. А потом, фиг меня кто заставит сюда приехать, - он показал соответствующий жест.
 - Ты это серьёзно?
- Серьёзно, - Женька выплюнул конфету в ведро, взял Николая за руку и решительно повёл его на выход.
- А где мы бомбу возьмём? – поинтересовался Николай.
- Никакой бомбы не будет, понял?
- Понял.
Женька распахнул дверь и лицом к лицу столкнулся со мной и с Верой. От неожиданной встречи он замер. Николай, увидев жену, виновато улыбнулся, пряча за спиной конфету.
- Что ж ты, Коля, делаешь? – едва не плача произнесла Вера, - очередь уже подошла, а ты…
- А что я, - оправдывался Николай, - в туалет нельзя сходить, что ли?
Вера молча развернулась и пошла вниз по лестнице на второй этаж, к кабинету двести одиннадцать. Николай, Женька и я шли следом за ней. Всё вошли в кабинет, а я остался в коридоре.
- Фамилия имя и отчество? - спросила медсестра у вошедших.
- Пастухова Вера Ивановна, Пастухов Николай Сергеевич и Тишко Евгений Васильевич, - ответила Вера.
Медсестра посмотрела список: - Где живёте?
- В Житково Острогожского района.
- У вас в деревне, что, сегодня день борьбы с пьянством? – спросил врач, стоявший в стороне.
Вера пожала плечами: - Не знаю. А что?
- Да то, что вы у нас не первые оттуда, - водя пальцем по списку, сказала медсестра.
- Так вот чё за дела у нашего председателя в области! - голосом Архимеда, только что сделавшего своё открытие, произнесла Вера.
- Когда последний раз пили? – спросил врач у всех троих.
- Мой давно уже, да и этот, - Вера указала на Женьку, - наш сосед, вроде, тоже…
Врач внимательно посмотрел на Веру: - А вы?
Вера смутилась: - Я?! Я жена, сопровождающая.
- А зачем записались?
Вера пожала плечами: - Не знаю, спросили фамилию, я сказала.
Врач показал ей на дверь: - Подождите там, я с вами потом, отдельно поговорю.
- Хорошо, - согласилась Вера, - а скажите, как насчёт оплаты?
- Плата обычная, - ответил доктор, - триста пятьдесят. Но если заплатите не через кассу, а мне, то триста. Потом.
Вера достала кошелёк, отсчитала триста рублей и отдала их Николаю: - заплатишь потом, - приказала она ему и вышла из кабинета. В коридоре Вера села на скамейку рядом со мной: - Неужели всё это кончится, - тяжело произнесла она и, помолчав,  добавила, - хотя бы на время?
- Потом можно будет ещё приехать, - обнадёжил я её.
Вера тяжело вздохнула: - Не знаю я, не знаю…  Последняя надежда осталась! Если не поможет, пропади тогда всё пропадом…. Он же допился до того, что ему черти стали мерещиться или умершие родственники. Один раз к нему в гости отец его пришёл с того света. Посидели, поговорили, бутылочку распили….  А в сарае у нас черти поселились, может, теперь съедут. Не дай бог так пить! Отец его от водки умер пять лет назад. А мать ещё раньше, не выдержала. Мучилась, как и я, - всё хозяйство на своих плечах держала. Правда, тоже выпивала, но не сильно, только для поддержания тонуса. Из всей их семьи не пьёт один Ленька, старший Колькин брат.  Он как в восемнадцать лет попал служить на Камчатку, так там и остался. Деньги зарабатывает, сейчас совсем коммерсантом  заделался. Рыбу  японцам на машины меняет, а потом их продаёт. Говорила я Кольке, когда только один ребенок был: поехали на Дальний Восток или ещё куда-нибудь! Да хоть на север, в Норильск. У нас там соседа сын в шахте работает, помог бы устроиться. Нет, не захотел, там же работать надо, вкалывать, а он лентяй, трус, мямлик! Хорошо, что хоть кодирование на пятьдесят рублей дешевле обошлось. Через кассу триста пятьдесят, а если доктору в руки, то триста. Мы ведь потом на рынок заедем?
- Заедим, - кивнул я.
- Селедочки бы бочково;й купить, Колька её любит с картошечкой в мундирах, с лучком, с маслицем. А мне больше камбала нравится, такая, чтоб без гостей, тьфу ты, без костей! Совсем заговариваться стала.
Я улыбнулся: - Может, как раз к гостям?
- А к нам никто не ходит. Раньше вся алкашня собиралась под окном, теперь я их отучила. Пару раз вилами погоняла, забыли дорогу.
В дверях двести одиннадцатого кабинета появился чуть живой Женька. За ним примерно такой же Николай. Вера вскочила с места, побежала навстречу. - Ну, как? – спросила она у мужа.
Николай молчал. А Женька, скривив лицо, неслышно перебирал губами.
- Скорее на воздух, на воздух, - Вера подхватила Николая под руку и повела на улицу. Я и Женька поплелись следом за ними.
- Ну, что там было, уколы давали, да? – не успокаивалась Вера.
- Давали, мать их так, - с трудом произнёс Николай.
На улице, Женька вдруг схватился за меня и прошептал: - Ой, что-то нехорошо мне…
- Позвать врача?
- Нет, нет, мне бы присесть, - Женька, тяжело дыша, опустился на ступени. Николай присел рядом с ним.
На крыльцо вышла медсестра, она позвала Веру, сообщив ей, что доктор хочет с ней поговорить. Вера ушла.
Женька и Николай, бледные, сидели на крыльце, смотрели друг на друга.
- Ну, как ты? – спросил Николай у Женьки.
- Чё-то хреново, - с трудом ответил тот.
- Ну, он и предупреждал, что сначала будет плохо.
- Давайте я вам помогу дойти до машины, посидите там, - предложил я мужикам.
- Давай, - согласился Николай, - только вон его первого, - он кивнул на Женьку.
Не спеша, придерживая друг друга, мы направились к машине.
Через несколько минут появилась Вера. Женька и Николай сели сзади, Вера - вперёд.
Она улыбалась: - Ну вот, поговорила с доктором. Он сказал, всё будет хорошо. Только пока  курить и есть нельзя. Вот памятки, - она отдала по бумажному листу Николаю и Женьке, - доктор сказал прочитать и не нарушать.
Николай и Женька принялись изучать памятки.
- Надо сделать для этой памятки рамочку и повесить её на стене. Дети пусть тоже прочтут, умнее будут, – пробубнил Николай.
- И не забывай перед ней молиться на ночь, - с сарказмом произнёс Женька и, небрежно свернув бумажку, засунул её в карман.
- Тебе лучше? - спросила Вера у Женьки.
- Лучше.
- Сейчас поедем другой дорогой, там меньше светофоров, - сказал я и завёл машину.
- Но сначала на рынок, - напомнила Вера.
- Хорошо.
Приехали на рынок. Я остался в машине ждать, пока Вера с Николаем купят рыбы, а Женька сигарет. Однако получилось так, что у Женьки вместо сигарет в руках оказался жетон участника игры в лототрон.
Ведущий игры стоял рядом с Женькой и, улыбаясь, говорил: - Поздравляю, вы выиграли!
- Я!? – обрадовался Женька.
- Вы.
- Минуточку, у меня тоже такой номер, - вылез из толпы другой игрок.
- Иногда случается, - продолжал улыбаться ведущий, - когда выигрышный номер оказывается у двоих сразу. Я предлагаю вам, уважаемые счастливчики, провести розыгрыш между собой. Глупо терять выигрыш, когда улыбается удача, - он обратился к Женьке, - не правда ли!?
Женька растерялся: - А что надо делать, как это?
- Никаких проблем, - успокаивал ведущий, - вы играете между собой, а я только помогаю. Вы должны открыться за определенную сумму. Тот, у кого она окажется выше, забирает весь выигрыш. Итак, - крикнул ведущий второму игроку, - у вас сколько денег?
- Сто! – предложил игрок и отдал сто рублей ведущему.
- Ваше слово! – обратился ведущий к Женьке.
- Я должен денег дать!?
- Да, если ваша сумма окажется больше, вы выиграли.
- Ну, ладно, сто пятьдесят, - сказал Женька, достал из кармана деньги и по примеру второго игрока отдал их ведущему.
- Ого, сто пятьдесят! – радостно прокричал тот.
- Двести! – предложил второй игрок.
- Ваша ставка доблестный мужчина!? – снова обратился ведущий к Женьке.
- Так, а у меня больше нет, - с глупым видом произнёс Женька.
- Вы поищите, поищите, - предложил ему ведущий, - может, что и найдётся! Глядишь, этого окажется достаточно для выигрыша.
Женька порылся в карманах, достал сто рублей: - У меня только сто.
- Отлично, - крикнул ведущий, - у вас сто. Давайте их сюда. Итак, - обратился он ко второму игроку, - что скажите вы!?
- Триста! - игрок отдал триста рублей ведущему.
- Ого-го, триста! А что скажет доблестный мужчина!?
- У меня нет денег, - тихо произнёс  Женька.
- Ну, что же, - важно сказал ведущий, - тот, кто предложил триста рублей, выиграл. - Он обратился  ко второму игроку: - Я вас поздравляю!
- Я что, проиграл? - чуть не плача, спросил Женька.
- Если вы сейчас заплатите хоть на копейку больше трехсот рублей, вы выиграете всё! – обнадежил его ведущий.
У Женьки накатилась едва заметная слеза: - Но у меня нет денег.
- Тогда вы проиграли.
- Как, а я свои деньги забрать не могу?
- Если только доплатите. А так нет, увы! Итак, мужчина, заплативший триста рублей, поздравляю! Вот ваш выигрыш, - ведущий отсчитал несколько купюр и отдал их второму игроку. Затем он прокричал: - Граждане хороши, за ваши гроши покупаем жетончики, выигрываем мильёнчики!
Женьку тут же вытеснили из толпы. В растерянности постояв немного, он поплёлся на выход, но вдруг почувствовал себя плохо и сел на бордюр. Тем временем Вера и Николай вернулись в машину. Все сидели и ждали Женьку.
- Что-то долго его нет, может, случилось что, - беспокоилась Вера.
- Да куда он денется, купит папирос и придёт, - успокаивал жену Николай.
- Не, долго его нет. Щас ещё чуть, и пойду искать, - решила Вера.
Мимо машины пробежал в сторону рынка милиционер, за ним другой. Вера проводила их взглядом и тревожно произнесла: - Чё это они, случилось чего?
В сторону рынка пролетела скорая помощь.
- Чё-то скорая поехала… - сказал Николай.
Не отрывная взгляда от скорой помощи, Вера вышла из машины. – А ну, пойду, гляну… - тревожно сказала она и побежала на рынок.
Скорая стояла между рядами палаток, её уже успели обступить многочисленные зеваки. Вера, едва протиснувшись сквозь людскую массу, увидела, как Женьку на носилках грузят в машину.
Спустя некоторое время мы втроём стояли в коридоре городской больницы, когда к нам подошёл врач. - Это ваш Тишко Евгений Васильевич? - спросил он.
- Да, он с нами, - ответила Вера.
Врач выдержал паузу: - К сожалению, он уже не с нами. Мы ничего не смогли сделать…. Он умер. Предварительно, отравление.
Вера зарыдала: - Как умер? Он же, он же…
Николай прижал Веру к себе, сам едва сдерживая слезы. Я стоял, как оглушённый.
- Там следователь, - врач указал на коридор, -  сейчас он с вами поговорит. А тело, наверное, через несколько дней можно будет забрать. Впрочем, вам всё расскажут. Извините, - врач повернулся и ушёл.
Я присел на скамейку, стоящую вдоль стены. - Как же так? Что случилось? - тихо спросил я сам себя, не веря происходящему.
- Что я скажу Василию Петровичу? - рыдала Вера. - Не уберегла, не доглядела…
- Тихо, тихо, - успокаивал жену Николай, - он же не ребёнок…
Вера плакала: - Я же обещала…
- А ведь он не хотел ехать, - сказал я, - как чувствовал. И колесо это он проколол, я видел.
- Господи, почему же так, - всхлипнула Вера….

  В деревне наше возвращение с закодированными односельчанами ждали с нетерпением. И когда мы приехали, со двора моей бабушки вывалила пёстрая толпа. Все веселились, пели частушки под гармошку деда Степана. 
- «Алкашам у нас не место, в город этапируем, мы поставим их на место, просто закодируем».
  Поющая толпа обступила машину. Но из неё долго никто не выходил. Постепенно народ умолк. Последней замолчала гармонь деда Степана…. Все напряженно смотрели на машину….

  Женьку похоронили на местном кладбище, а через неделю Василия Петровича положили в больницу… Николай некоторое время не пил, затем сорвался. Председатель переехал в город на повышение. А слово «кодирование» у местных мужиков стало равнозначно слову смерть. И, виноват в этом, конечно, я. Ведь я заронил эту идею в умы сельчан. В чём бесконечно себя виню и каюсь.