Сияна блюз

  По дороге обратно мы рассматривали фотографии. Лена, моя жена, разглядывала их по одной и передавала мне. На снимках в основном была запечатлена Оксана – в разном возрасте. Вот Оксана еще в коляске, в песочнице, на велосипеде и в парке с мамой. Я вел машину, в одной руке держал руль, а в другой – фото, которые мне передавала Лена, смотрел на них и возвращал обратно. Меня не покидало ощущение, что женщина, мама Оксаны, мне знакома или кого-то напоминает, чем я и поделился с женой.
- Ты знаешь, у меня такое впечатление, что я эту женщину   где-то видел.
Лена пожала плечами.
- Оксана очень похожа на свою маму, - спокойно сказала она.
- Да, это так, - согласился я с женой, принимая от нее очередное фото. Оно было не цветным, как все предыдущие, а черно-белым, и на нём словно нарисованы юноша и девушка на фоне большого щита с надписью «Пионерский лагерь «Огоньки». Я спокойно смотрел на изображение пару секунд, перевел взгляд на дорогу, снова опустил глаза на фото. И в этот момент произошло невероятное открытие: вдруг я все понял. Понял, как наше с Леной судьбоносное решение переплелось с моим неосознанным, «вытесненным» прошлым, а возможно, и было им продиктовано. В один момент яркий отрывок моей юности пролетел перед глазами: в деталях и красках, со всеми переживаниями, радостью и болью.

 Двенадцать лет назад. Пионерский лагерь «Огоньки». Стадион.
Мне было 16 лет, и я стоял на воротах. Мы играли в футбол с заклятыми соперниками, победа гарантировала нам выход в финал, проигрыш – только возможность побороться за третье место.  Как вы понимаете, страсти на стадионе кипели, а внутреннее напряжение сковывало: слишком большая ответственность тогда лежала на мне. При всем этом я успевал не только следить за игрой, перемещением мяча, игроков нашей и чужой команд, даже давать ценные указания, но еще и, время от времени, посматривать на трибуну – в одно и то же место. В этом месте стояла, а может быть, сидела, я уже точно не помню, рыжеволосая девушка, худая и высокая. До этого, три или четыре раза, мы виделись в столовой, на пляже, и все, что я знал о ней, – это только то, из какого она отряда. Теперь она наблюдала за игрой, а значит, и за мной; осознание этого будоражило мое воображение и очень серьезно отвлекало от игры.
  И тут, я поймал себя на мысли, что совершенно не думаю о футболе, не слежу за мячом и не двигаюсь; игра идет без меня. Попытался заострить внимание на мяче, тем более что он был где-то рядом со мной, и в этот момент колыхнулась сетка ворот; я смотрел на вращающийся мяч в своих воротах и уже четко осознавал – я снова в игре.
- Ты что, с ума сошел – такой мяч пропустить?! – подбегая ко мне, кричал капитан нашей команды и мой друг Вовка Лишин.
Все, что я мог сделать, – это с досады отмахнуться рукой. Мне было стыдно за пропущенный мяч: перед всей командой, перед своим другом и, особенно перед ней – худой рыжеволосой девчонкой.
  После матча мы с Вовкой сидели в столовой. Он продолжал меня отчитывать, а я молча, с чувством вины слушал его.
- Не понимаю тебя, – говорил он, - ты что, заболел, или тебе все до лампочки? Объясни мне, как лучший вратарь этого лагеря мог пропустить шесть голов?! Шесть! Это позор, мне стыдно людям в глаза смотреть… Мы теперь даже третье место, наверное, не сможем занять. Мы в пролете, в п-р-о-л-е-т-е, – Вовка негромко свистнул и картинно провел рукой над нашими головами.
Тем временем в другом конце зала появилась она, рыжеволосая и худая девчонка. Она вошла с подругами и встала в общую очередь на раздачу. Все мое внимание теперь было обращено к ней. Вовка же самозабвенно продолжал говорить о своей озабоченности прошедшим матчем и турнирным положением нашей команды. Однако, через какое-то время он, выдержав паузу, удивленно воскликнул:
- Да что же это такое? Как будто не с тобой разговариваю!
На что я кивнул:
- Угу.
- Мы в пролете, ты это понял?!
- Да, - ответил я и еще раз кивнул головой. - Да.
- Шесть «банок», как можно пропустить!?
Я неосознанно  помотал головой:
- Нет.
- Это как понять?
Я еще раз кивнул:
- Да.
- Ты, видно, нисколько не переживаешь!? – возмутился Вовка.
- Нет, - машинально ответил я и, понимая, что упустил нить разговора, вопросительно посмотрел на своего друга. – Извини, что-что ты сказал?
Вовка глядел на меня в недоумении.
- Говорю, девок идем мазать? - неожиданно спросил он.
Я улыбнулся и протянул:
- Да-а!

  Ночью я проснулся оттого, что кто-то схватил мое плечо и тряс его как погремушку. Я открыл глаза и испугался лица Вовки Лишина, всего-то в нескольких сантиметрах от моего носа, оно шептало мне:
- Так я не понял, мы девок идем мазать или нет?
- Идем, идем! – быстро и громко ответил я.
- Ш-ш, - прошипел Вовка, - разбудим всех.
  Мы осторожно оделись и взяли с собой запасенную с вечера Вовкину зубную пасту. Вовкину, потому что она была нужной консистенции: не густой, не жидкой, к тому же в пластиковом тюбике, а главное, мы ее специально грели на солнышке.
Выходили мы на улицу, точнее, вылезали через окно, чтобы не разбудить нашего вожатого Колю, он расположился у входа в общей спальне.
Никогда не забуду пронзительной тишины в ночном лагере, со звонким и нежным пением соловья, словно он рассказывал историю любви.  А когда я поднял голову вверх, просто замер от того количества звезд, что сияло над нами.
- Эй, звездочет, - прошептал мне Вовка, - звездами потом будешь любоваться.
Зачем мы идем мазать девок, подумал я, когда можно упасть в траву, смотреть в небо и представлять инопланетные цивилизации или еще что-нибудь…..
- Подожди, Вовка, давай полежим, посмотрим на эту красоту. Пять минут – и пойдем.
- Хорошо, - согласился он и тут же, у аллеи, упал в траву. Я прилег рядом с ним, на спину.
Не прошло и двух минут, послышались чьи-то голоса: две пары, беседуя, двигались недалеко от нас. Мы напряженно следили за ними, всматриваясь в темноту.
- Облом, Вован, это наши вожатые.
- Вижу.  Они с полотенцами. Похоже, идут с пляжа. Держаться за ручки…. О, и наш Коля среди них! Да это, вожатые девчонок!
- Ну, все, - в сердцах произнес я, - к девкам теперь не попасть. И спать не охота.
- Пошли хоть на пляж, позагораем?
- Пошли.
Мы встали и осторожно, отправились на пляж. Купаться не стали, но лежали на песке и смотрели в небо.   
- Да-а, - многозначительно произнес Вовка, - все самое интересное мы пропустили.
- А что интересного?
- Этот наш Коля, оказывается, дружит с вожатой из третьего отряда.
- Ты думаешь?
- Ну, ты же видел.
- Да. А я думал он ботаник!
- И я думал.
- Слушай Вовка, - осенило меня, - а ты, вообще, легко знакомишься с девчонками, да?
Он улыбнулся.
- Легко.
- Везет тебе. Для меня это – целая проблема. Мне тут одна девчонка нравится, но подойти к ней страшно…
На Вовкином лице появилась какая-то озорная эмоция.
- Да-а ты что-о!
- Да.
- Во-первых, запомни, - везет тому, кто везет. А во-вторых, кто же она?
Я пожал плечами.
- Не знаю, но красивая!
Вовка скривил лицо и улыбнулся.
- Какая? Сивая?

  На следующий день, после ужина Вовка притащил меня к одному из женских корпусов. Зачем – не сказал, но нетрудно догадаться, зная его темперамент и желание творить добро людям. Он оставил меня возле корпуса и приказал: «Жди здесь, я скоро вернусь», а сам исчез. Пока я ждал, меня слегка трясло. Вскоре Вовка вернулся, но не один: с ним была та самая рыжеволосая худая девчонка – юбка до колена, легкая кофточка и невероятно, невероятно красивое лицо с тонкими скандинавскими чертами. Когда я ее увидел, мое сердце ушло в пятки. Еще никогда она не стояла так близко рядом со мною. И, если она скажет: «Не хочу тебя видеть», мне достаточно будет и этого.
- Вот, - обратился Вовка ко мне, указывая на свою спутницу, - это Сияна, знакомься. – Затем он обратился к девушке. - А это, Сияна, Влад, мой друг.
На что Сияна улыбнулась, видимо, я сделал то же самое, хотя и чувствовал себя истуканом. Интересно, истуканы умеют улыбаться?
Вовка же был в ударе.
- И все-таки, - лукаво улыбался он, - каким же чудесным образом складывается жизнь! Вот люди – давно мечтают познакомиться, и наконец-то судьба, - на слове «судьба» Вовка указал на себя, -  свела их вместе. Чуть не сказал «с ума», – это, конечно же, позже… Так вот, судьба предоставила вам шанс. Сияна, - обратился Вовка к девушке, - Влад давно не находит себе места: ни в корпусе, ни в столовой, ни в воротах, потому что потерял сон, аппетит и все качества лучшего вратаря этого лагеря.
- Нет-нет, - нашел я в себе силы перебить друга, - только в этом сезоне лучшего и то уже…
- Не то и не уже, - продолжал он, - а только еще. Так вот, в чем же тут дело?
Сияна едва улыбнувшись, тихо ответила:
- Не знаю.
- А я знаю,  только ты ему и поможешь – как лекарство. В первую очередь, мне нужен профессиональный вратарь. О нет, пардон, в первую очередь, мне нужен настоящий друг, затем уже профессиональный вратарь. А без тебя он только настоящий друг.
- И это уже неплохо, - заключила Сияна.
- Да-да, это так, - кивнул Вовка и, посмотрев по сторонам, предложил, - а давайте-ка сядем!
Все молча согласились и присели на скамейку неподалеку.
- А вы, за какую команду болеете? - спросила нас Сияна.
Совершенно искренне,  мы ответили разом:
- За Спартак!
- А-а, - разочаровано протянула она, - а я за Динамо.
Образовалась неловкая пауза.  Вовка понял, что мы попали впросак, попытался  исправить положение, - ну,  и за Динамо тоже, когда они со Спартаком не играют.
- Да, Динамо хорошая команда, - поддержал я его.
Сияна одобрительно кивала,  - угу.
Затем Вовка улыбнулся, пристально посмотрел на мои ноги и взглядом  показал на них. Я не понял, что он хотел, но подумал: скорее всего, это что-то неприличное. Сияна напряженно смотрела на нас. 
-  Я вспомнил!  – Неожиданно произнес Вовка,  - мне надо идти, а вы тут поговорите, хорошо?
- Хорошо, - ответил я, - иди, раз тебе надо.
Тут же Вовка подскочил и ушел, скривив лицо.
Оставаться на скамейке было невыносимо, нервное напряжение «выкручивало» меня наизнанку: глядишь, и глупость, какую скажешь, совершенно не подумав. Надо что-то делать, двигаться, наконец, если не получается говорить свободно, как Вовка.
- Сияна, - как-то необычно, с несвойственной мне интонацией сказал я, - а пойдем, погуляем по берегу реки!
- Да, пойдем.
И мы направились к реке.
Мои худшие предположения относительно Сияны не оправдались: наоборот, она была заинтересована мной, и я это чувствовал. Больше часа мы вели не торопливый разговор, гуляя по берегу, а затем присели на поваленное бревно у самой воды. Тут же громко и размерено закуковала кукушка.
- Один, - начал я считать, - два, три, четыре, пять, шесть… - кукушка замолчала. – Все, шесть. Это ровно столько, сколько голов я пропустил в последней игре.
Сияна улыбнулась, - да уж, я помню этот разгром под Сталинградом.
- Это точно.
- А где же твои глаза были? – строго спросила она.
Я смутился, - на тебя смотрел.
- Честно говоря, - загадочно произнесла Сияна, - я за тобой тоже давно наблюдаю. И когда твой друг сказал, что ты хочешь со мной познакомиться, я обрадовалась, потому что сама, наверное, не решилась бы подойти к тебе.
- Почему…?
Не успел я спросить, как снова заголосила кукушка.
- О, - обернулась Сияна к лесу и продолжила счет, - семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать. - Кукушка замолчала. - Все. Я почему-то с самого начала подумала: сколько раз кукушка прокукует, столько лет мне и жить.
- Ерунда все это, ты будешь долго жить. Так, почему бы ты сама не решилась подойти ко мне?
- А почему не ты подошел ко мне…?
- Наверное, - задумчиво сказал я, - все потому же…. Если бы не Вовка, мне бы…, нам бы пришлось нелегко. Вовка – он такой заводной, как будто с шилом в одном месте. Вся наша команда держится только на нем. Он нас отчитывает, хвалит, заботиться, прямо как отец родной. И меня за эти пропущенные шесть мячей отчитал по полной программе. А вообще, он хороший и все понимающий, не то, что я.
Сияна внимательно посмотрела на меня.
- А ты, Влад, какой?
– Я… я спокойный. В этом плане, мы с Вовкой «уравновешиваем» друг друга. Спокойный – беспокойный.
- Ясно. А чем ты еще увлекаешься, кроме футбола?
- Пожалуй, есть две вещи, которые меня увлекают, – футбол…, ну, это и понятно, я всю жизнь в футбольную школу хожу. И вторая вещь – это автомобили.
- Какая  марка тебе больше всего нравится?
- BMW: тройка, пятерка, семерка.
- Туз еще, - добавила Сияна и улыбнулась. - Я шучу.
Теперь мы улыбались уже вместе.
- А чем ты, Сияна, увлекаешься?
- Я люблю играть в карты, но это так, несерьезно. Я мечтаю стать актрисой.
- А что тебя привлекает в этой профессии?
- Не знаю…. Мне нравится то, что сегодня играешь одно, завтра другое, мне хочется быть разной, хочется почувствовать себя и монахиней, и царицей, и просто какой-то героиней.
- Тебе нравится непостоянство!?
Сияна выдержала паузу и ответила, неуверенно.
- Не знаю. Я думаю, да, но это относительно профессии. А так, в общении с людьми я постоянна, не такая легкая и ветреная, как ты можешь сейчас подумать. Я, скорее, верная как собака. Если меня кто «приручит», я его никогда не предам.
- Бывает, что собаки теряются, их кто-то находит, и они становятся верными уже другому хозяину, - философски заметил я.
Сияна снова улыбнулась.
- А я та собака, которую нельзя терять.
- Если я не ошибаюсь, то ты, как и я, родилась в год собаки?
Чуть подумав Сияна ответила. - Ну, да. А я-то и думаю, почему у меня жизнь собачья!?
Она так смешно это сказала, что не смеяться было невозможно….
- А расскажи еще немного о себе, - попросила Сияна.
– Я робкая и застенчивая собака…, - выдавил я из себя.
В этот момент она подсела ко мне так близко, что я перестал дышать, и громко прошептала:
- Еще и скромная собака; мне нравятся скромные люди. И еще, - она выдержала паузу и добавила, - Влад, я давно хочу тебе сказать одну вещь.
- Какую? – обомлел я.
Сияна улыбнулась.
- Влад, у тебя носки разные.
Что это было, я не понял. Лишь через пару секунд до меня дошло:  надо посмотреть на свои ноги. И действительно – на мне разного цвета носки. Я решал, как мне реагировать. В этот момент Сияна взяла меня за руку.
- Извини, - сказала она с любовью, продолжая улыбаться.
Наконец, я решил посмеяться над собой и тоже улыбнулся.
- Вот  идиот, зеленое с синим спутать!
Я снял с себя носки и засунул их в карманы штанов.
- Это от волнения, мы после душа спешили…, - и пока я собирался еще что-то сказать в своё оправдание, в лагере призывно зазвучала музыка: начиналась дискотека.
- О, дискотека! - весело произнесла Сияна. - Пошли танцевать?!
- Пошли!
Время уже вечернее, темнело быстро, а танцплощадка горела яркими огнями. Поначалу мы с Сияной танцевали в кругу ее подруг, затем я просто «выпал» и больше стоял в стороне, наблюдая за ней, но все медленные танцы, конечно же, были только наши. И вот, после очередного «вальса», передо мной возник парень из параллельного отряда по кличке «Стильный»,  кличка полностью соответствовала его внешности.
- Пошли на пару слов, - обратился он ко мне.
- Чего ты хочешь? – свысока ответил я, понимая: что-то здесь не то.
- Пошли, отойдем!
- Говори, что тебе надо, или отходи сам.
- Слушай, пацанчик, ты знаешь Миху? – возмущенно спросил Стильный.
Я ответил сбивчиво, - ну знаю, ну….
- Не нучи, - приказал Стильный и продолжил. - Миха тебя оповещает: если ты не отвалишь от той гёрлы, - он качнул головой в сторону Сияны, - то я готов уже сегодня составить твой никролох.
- А ты что, у Михи оповещателем работаешь? – улыбнулся я ему в лицо.
- Нарываешься, чирик! Миху весь лагерь забоится.
- Да пошел ты со своей Михой!
- Ой, не смотрите из-под лоба в свои наглые оба! Ты был предупрежден, пацанчик, самим Стильным.
На этом наш разговор и закончился, Стильный развернулся и стильно ушел. Я тогда подумал: если бы мы сейчас дрались с ним, я бы одолел его запросто, а вот Миха,  - медведь, к тому же старше меня года на два или три. Проблем не избежать, но никакого страха. Больше всего в этот момент меня заботил один вопрос: где Вовка Лишин? Поделиться бы с ним вечерними новостями.
После дискотеки я проводил Сияну до корпуса, мы еще немного поболтали о впечатлениях от вечера и разошлись, договорившись встретиться завтра.
Самочувствие великолепное, настроение приподнятое, сейчас вернусь в отряд, поделюсь им с Вовкой. Однако, это настроение я не донес, где-то посреди дороги между корпусом Сияны и нашим на моем пути встали двое – Миха и его друг  Стильный.
- Эх, пацанчик, я ж тебя предупреждал, – сочувственно  произнес «Стильный», - ну что, отойдем - отольем.
- Сам отходи, - ответил я, мысленно готовясь к бою.
- Миха,  ты это слыхал?!
- Да, Стильный, он не рубит! – произнес Миха – как приговор вынес – и немедля заехал мне кулаком в лицо.
  Я не ожидал такого, падал и думал: «Серьезный парень этот Миха, но я-то тоже не лыком шит. Мне бы сейчас удачно приземлиться, и я тебе отвечу, здоровячек». Слава Богу, асфальтированная дорожка приняла меня мягко, я, как сжатая пружина, отскочил от нее и ударил Миху ногой в живот – надо сказать, тоже неожиданно для него. А вот рука моя не дотянулась до его морды. В этот момент подключился и Стильный: изящным ударом в голову и предательской подножкой он повалил меня, и они, уже вдвоем, ногами набивали мне бока. Я попытался встать, но Миха схватил меня за грудки и снова повалил на спину. Я крепко держал его руки; вдруг, Миха, склонившись надо мной, страшно вскрикнул и обмяк, и только в этот момент я сообразил, что случилось. Несколько секунд назад я услышал треск ломающего штакетника, но не придал этому значения. Оказывается, Вовка Лишин возвращался в корпус той же дорогой, что и я. Он увидел, как меня бьют, и не нашел лучшего выхода, кроме как выломать штакетину в ближайшем заборе и хорошенько, очень хорошенько приложиться Михе по спине. Второй удар предназначался Стильному, но тот, как змея, увернулся и пустился бежать. Миха, понимая, что уже нас двое, а он один, незамедлительно последовал примеру Стильного: бежал он с выгнутой назад спиной и что-то приговаривал.
Кряхтя, я поднялся с земли, отплевался и, достав из карманов носки, вытер ими кровь со своего лица.
- Спасибо, друг!
- На здоровье. Я как чувствовал, что они тебя встретят. Этот зверь Миха давно за Сияной ходит, – Вовка взял меня за подбородок и повернул к луне.
- Что там?
- Ой, «фонарь» будет…
- Ладно, зато светлей дорога…

  Утром, когда весь лагерь занимался физзарядкой, я стоял перед своим вожатым Колей, прикрывая рукой фингал, и отвечал на его глупые вопросы.
- Что мне с тобой делать?! Что я скажу начальнику? – бесился Коля.
- Не знаю, - спокойно отвечал я.
- Мне теперь, знаешь, как влетит?!
- Не знаю.
- Не знаешь. Ну давай, рассказывай, как все было.
- Никак. Упал, ударился…
- Ага, - крикнул Коля, - очнулся – гипс! Ты мне мозги не пудри, говори правду.
- Я упал.
- Надо же, упал, и прямо на чей-то кулак! Это что, все из-за той девчонки из восьмого отряда, с которой ты вчера танцевал?
- Неважно.
- Важно! Я знаю, за ней один дылда ухлестывает по кличке Миха, переросток. Ему уже в армии пора служить, а он по пионерским лагерям шастает. Ну, раз тетка зам. начальника… – Коля замер, посмотрел в окно, затем на меня и уже совершенно другим, спокойным тоном продолжил говорить. - Я когда-то тоже из-за девчонки подрался, она потом с нами обоими не разговаривала, вот так. Ну, ты, правильно, начальнику так и говори: мол, в темноте споткнулся, упал. Может, фонари повесят…
  Хотя, на фига они нужны?
После этого Коля выдал еще пару шуток на тему фонарей и отвел меня к начальнику лагеря. Разговор с начальником был недолгим и крайне неприятным для меня. Он не стал разбираться, кто прав, кто виноват, а ясно дал понять, что ему все равно –  главное, чтобы в лагере не было детей, внешне «неблагополучных». А так как я один с синяком под глазом, следовательно, я и виноват – тем, что порчу общую «картину», и вопрос о моей отправке домой уже решен. Обсуждались только  сроки: сегодня вечером или завтра, рано утром, с первой машиной, но не позже, потому что завтра днем в лагерь приезжают очень важные гости.
Когда я вспоминал эту ситуацию, я каждый раз приходил к мнению, что начальник блефовал, запугивал. Это я понял позже, но тогда я был уверен, что на следующий день, рано утром отправлюсь домой. Не успел познакомиться с девушкой своей мечты, и уже надо было расставаться.
  Я и Сияна переживали этот момент болезненно. Мы тогда сбежали со всех мероприятий, уединились на трибуне стадиона и сидели, держась за руки, молчали.
Вскоре на стадионе появился Вовка, веселый: конечно, ни о чем не догадывался; он приехал на велосипеде, с деревенским мальчишкой на раме.
- Привет! – увидев нас, крикнул Вовка. – Как у меня велик?!
Я показал ему большой палец и одобрительно кивнул.
- У местного населения одолжил. А что это вы такие печальные?
- Влада хотят отчислить, - выдала Сияна, - и сегодня же отправить домой.
Вовка слез с велосипеда, передал его хозяину и подошел к нам. - Это правда, Влад?!
- Да, Вовка, это правда.
- Не может быть! – возмутился он.
- Я своим видом порчу всю «картину». Завтра какие-то «шишки» приезжают.
- Но это же несправедливо! Я знаю начальника, он все поймет, он болеет за Спартак, а Спартак вчера выиграл. За мной, братва! - скомандовал Вовка.
Вовка, «отец родной», оставался для меня последним шансом: с его коммуникабельностью и даром убеждения, в крайнем случае, назойливостью, он мог повлиять на любого человека, если этого очень захочет. У начальника лагеря в тот день шансов не было никаких. Вовка давил на жалость и несправедливость, вообще и в частности. В результате было принято решение на время визита гостей спрятать меня от их глаз в нежилом корпусе – в помещении склада.
Рано утром, еще до подъема, меня разбудил наш вожатый Коля и отвел в нежилой корпус, в котором хранились разбитая мебель, старые стенды и прочий хлам. И так как мне предстояло просидеть там целый день, я захватил с собой одеяло, подушку и пару книг.
- Отсидишься здесь до вечера,  я тебя запру на ключ, еду тебе принесут. Как только гости уедут, я тебя сразу выпущу, -  проинструктировал меня Коля.
- А если мне надо будет в туалет?
- В крайнем случае, вылезешь в окно. Тут недалеко туалет, не вздумай в служебный идти. Понял?
- Да.
Коля запер меня и удалился. Я осмотрелся по сторонам, нашел заранее приготовленные вожатым два матраца, расстелил на них свое одеяло, кинул подушку, книги и завалился спать.
Проснулся я от стука в окно: Сияна принесла из столовой завтрак. Я распахнул окно и выглянул, перевесившись к ней.
- Привет, Сияна!
- Привет, Влад! Завтрак.
- Давай, - я принял поднос с едой.
- Ну как ты здесь, скучаешь?
- Сплю.
- А у нас линейка сейчас будет, я к тебе потом приду. Хорошо?
- Хорошо.
- Пока, не скучай!
Она помахала мне рукой и пошла, я поставил поднос на стол и снова завалился спать.
Днем ко мне пришла Сияна. Мы сидели на матраце, точнее, я сидел, вытянув ноги вперед, и опирался на стену, а Сияна лежала на спине; голова ее находилась на моей ноге, чуть выше колена. Она пролистала книги и, отложив их в сторону, спросила:
- И как, интересный этот Набоков?
- Да, тебе надо обязательно прочитать, особенно «Машеньку».
- Прочту, когда ты прочтешь.
- Тогда я тебе не буду рассказывать, о чем она. Неинтересно будет читать.
- А если в двух словах?
- О любви…
- Взаимной?
Я поджал губы,
- О первой.
- А там целуются?
- Конечно.
  Сияна посмотрела на меня обворожительным взглядом, и я не удержался, наклонился к ней, поцеловал ее в губы. Сделал вдох и снова поцеловал – крепко и долго. Откуда я так умею, подумал я, ведь, это впервые по-настоящему в моей жизни. 
Я не знаю, сколько времени продолжались наши поцелуи, помню, что в реальность нас вернул чей-то голос за окном.
– Смотрите, Иван Степанович, окно плохо закрыто. Что у Вас там?
Мы замерли, глядя на окно.
- А-а, да там, Николай Николаевич, - послышался голос начальника лагеря, - ничего нет, так – хлам один. Пойдемте лучше, я Вам столовую покажу.
- И все же окно надо закрыть, чтоб никто не влез.
- Закроем, Николай Николаевич, обязательно закроем. Пойдемте в столовую, осторожно здесь…
Наконец голоса удалились и смолкли. Сияна улыбнулась.
- Это те самые «шишки, - прошептала она.
Вскоре ушла и Сияна – на обед и последующие мероприятия; мы договорились встретиться вечером. Я же до этого времени съел до сих пор нетронутый завтрак – вместо обеда – и дочитал Набокова.
Потом пришел Коля, сообщил, что гости уехали и я могу быть свободным. Первым делом я полетел в туалет. У входа произошла неожиданная встреча: Стильный и Миха перегородили мне дорогу.
- О, пацанок! Ты еще не уехал?! – удивился Стильный.
- Щаз-з, разбежался! – ответил я, сжав зубы, но не от злости к нему, а от большого желания попасть в туалет.
Миха в тихой ярости наготовил кулаки и, глядя на меня, произнес:
- Не груби папе, замордую…
Очень вовремя появился наш вожатый Коля.
- Какие проблемы? - с неподдельным интересом спросил он у Михи.
Миха заметно остыл.
- Никаких.
- Тогда расходитесь.
- Ща, - кивнул Миха вожатому и уже уходя, сказал мне:
- Мы еще встретимся, и этому своему, со штакетиной, передай –  тоже схлопочет.
- Ага, - «бросил» я ему вслед, - передам, горбатый!
В ответ Миха пригрозил мне кулаком.

  Первые несколько дней я, если не боялся, то уж точно опасался угроз Михи, но со временем перестал об этом думать и вытеснил их из своего сознания. Знаете, думать о худшем – разрушать себя изнутри; как-нибудь все решится. Сейчас главное для меня – Сияна. Михе, конечно, рассчитывать не на что: наши отношения с Сияной крепли и перерастали из дружеских в более серьезные. Этот «старпер», как выражалась Сияна, – «настоящее чудовище». Это, конечно, так, но кулаки у него железные, и забывать об этом не стоило.
Шли дни, летели ночи, все складывалось очень хорошо, пока не произошел один случай. Нет, к Михе он никакого отношения не имеет, дело было совсем в другом. Однажды утром, на зарядке я получил записку от Сияны, как мне показалось, несколько странного содержания. Текст был такой: «Дорогой Влад, этой ночью за мной приехала тетя, и мне надо срочно уезжать. Не знаю, вернусь я в лагерь или нет, но мы обязательно еще увидимся, потом я тебе все расскажу. Извини. Сияна».
Для меня это было неожиданно, я растерялся. Ко мне подошел Вовка, поинтересовался, в чем дело. Я протянул ему записку.
- Читай.
Вовка пробежался взглядом по бумаге, неслышно перебирая губами, затем развел руки в стороны:
- Ну уж тут я тебе ничем не могу помочь. Уломать директора, съездить Михе по хребту – пожалуйста, а это… даже нет никаких мыслей.
- Я ее могу больше не увидеть, - грустно произнес я.
- Она же написала: «Мы обязательно увидимся». Вот, - Вовка поднес к моему носу записку.
- Да ладно тебе….
Правду я узнал спустя некоторое время: Сияна была практически сиротой, ее воспитывала тетя. У нее был отец, но он жил далеко и одиноко. Тем летом он умер, и тетушка Сияны приехала забрать ее, чтобы вместе съездить на похороны.

  Но затем все наладилось. Сияна, вернулась в лагерь. И, еще десять дней мы наслаждались друг другом. За это время произошло много интересного, а самое главное, мы с Сияной поняли, что не можем жить друг без друга, поэтому решили: после того как вернемся в город, я переведусь в её школу и последний, десятый класс мы закончим вместе. Ничто не могло омрачить нашего счастья, разве что Миха, который со своим дружком Стильным и еще парой приятелей в последнюю ночь устроил нам с Вовкой засаду. Обычно в последнюю ночь в лагере никто не спит, вот и мы с Вовкой напрочь забыли, куда шли, когда – неожиданно– попали в окружение взбесившихся «дегенератов». Никто из них не проронил ни слова, все сказали кулаки. В результате утром у нас с Вовкой болели тела, к тому же у Вовки под глазом светился синяк. Так Миха отомстил ему за штакетник.
А, когда после торжественного закрытия сезона все расходились по автобусам, я, Вовка и Сияна стояли у того самого плаката с надписью «Пионерский лагерь «Огоньки». Вовка достал из рюкзака свой фотоаппарат «Смена-8М» и предложил нам сфотографироваться на прощание. Так появилось черно-белое фото меня и Сияны. То самое фото, которое передала мне Лена в машине.

  Немногим ранее.
  Мы свернули с трассы к детскому дому. Он располагался недалеко от дороги, за глухим железобетонным забором и представлял из себя два трехэтажных корпуса, с решетками на окнах первых двух этажей и благоустроенную территорию вокруг зданий, с детскими и спортивными площадками.
Я припарковался на стоянке, недалеко от запертых ворот. Мы вышли из машины и направились через КПП к основному корпусу. У входа нас встречала заведующая – полноватая добрая пожилая женщина в белом халате, Нина Васильевна; она поздоровалась с нами, и  пригласила пройти к себе в кабинет.
В кабинете мы устроились на мягких стульях, Лена достала из своей сумки документы, несколько бумажек с синими печатями и передала их Нине Васильевне.
Пока директор изучала бумаги, я окинул взглядом ее кабинет и, не найдя в нем ничего привлекательного, уставился на его хозяйку.
- Оксана только о Вас и спрашивает, - словно почувствовав мой взгляд на себе и не отрываясь от изучения бумаг, произнесла Нина Васильевна. Она перевернула лист и продолжила говорить, уже добавив в голос эмоций. – Ну, когда же меня заберут мои новые родители, когда же? А я отвечаю: Подожди еще немного, Оксаночка, осталось всего-то несколько дней.
- Да, - улыбнулась Лена, - мы тоже переживаем.
Нина Васильевна, наконец, оторвалась от бумаг и, глядя на нас, сообщила:
- Я вижу, с документами всё в порядке, теперь осталось подождать три дня, и в эту пятницу можете забирать Оксану.
Оксана – девятилетняя девочка, с которой мы подружились с первого нашего появления здесь, а случилось это несколько месяцев назад, благодаря нашему решению взять к себе в семью ребенка из детского дома.
- А сейчас мы можем увидеться с Оксаной? - спросил я.
- К сожалению, нет, – виновато ответила Нина Васильевна и, чуть подумав, добавила, - хотя… если только через окно.
- Ну, хорошо, хотя бы так.
- Тогда пойдемте, - скомандовала заведующая.
  Я и Лена вышли на улицу, встали под окном, как мы уже делали раньше, когда прощались с Оксаной, и, всматриваясь в окно с решеткой, молча ждали. Вскоре там появилась коротко подстриженная Оксана: одной рукой она упиралась в подоконник, в другой держала альбомный лист и приветственно размахивала им; сзади ее поддерживала воспитательница. Мы стояли молча, улыбались и махали руками в ответ. Я приложил к стеклу ладонь, Оксана прильнула к ней щекой и замерла. Глядя на все это, Лена заплакала, я же, едва сдерживая слезы, смотрел Оксане в глаза. Все это продолжалось около минуты, пока воспитательница не опустила Оксану вниз. В это время Оксана приложила к стеклу свой лист с изображением трех «палко-огуречнообразных» человечков: двух больших и маленького посередине. Рисунок этот так и остался прилипшим к стеклу, а Оксана больше не появлялась; на этом «свидание» было окончено.
  А вскоре в дверях появилась заведующая.
- Вы знаете, – она торжественно обратилась ко мне, - у меня есть одна важная вещь для вас. - Нина Васильевна подошла к нам и протянула толстый конверт. - Вот, это Оксаны. Так получилось, что он хранился у меня, но теперь это должно быть у Вас.
- Что это? – спросила Лена.
- Это фотографии Оксаны и ее мамы, на память.
Лена взяла у директора конверт и поблагодарила её.

  Зимой, после окончания сезона в пионерском лагере «Огоньки», Вовка проявил и напечатал ту самую прощальную фотографию; одну копию он отдал Сияне, а другую мне, только я свою потом потерял.
  У нас же с Сияной впереди был еще год вместе. Вместе учились, вместе гуляли, ходили в кино. После окончания школы я знал, что осенью меня заберут в армию, поэтому ни о чем другом и не думал. Сияна готовилась поступать в педагогический институт, почему-то быть актрисой она передумала.
И вот, уже глубокой осенью – последнюю нашу ночь, мы провели вместе,  завтра я должен быть на призывном пункте.  С тех пор Сияну я больше никогда не видел.
Служить мне пришлось не два года, а три, потому что я попал в военно-морской флот. Через год службы Сияна написала мне прощальное письмо, сообщила, что вышла замуж, ждет ребенка, по срокам совпадает с рождением Оксаны. А дальше, сразу после армии, я уехал жить в другой город.

  У Сияны жизнь сложилась трагически: муж ее умер от передозировки наркотиков, а сама она попала в автокатастрофу вместе со своей дочерью Оксаной. В результате Сияна разбилась насмерть, Оксане удалось выжить, но после трех месяцев больницы, значительно покалеченная, она попала в детский дом.
Теперь, стоя на кладбище перед могилой Сияны, я знал всю ее историю. Теперь я понимаю, что пути Господни неисповедимы, и, переворачивая прочитанную страницу, мы начинаем писать новую.

  Утром назначенного дня я и Лена стояли у парадного входа детского дома.
Наконец Нина Васильевна выкатила инвалидную коляску с Оксаной. Мы подошли к ним, обняли Оксану, Лена подарила ей цветы.
- А я приготовила вот что, - улыбаясь, произнесла Оксана и показала нам цветной рисунок, который мы уже видели, но тогда он еще не был законченным. На  белом листе три человека держались за руки мужчина, женщина, между ними –  девочка и сверху надпись: «Моя новая семья».
Лена взяла рисунок, а я посадил Оксану в машину, на заднее сиденье. Затем мы попрощались с Ниной Васильевной и всем персоналом, который нас провожал. Сели в автомобиль и покатили по трассе, домой – из прошлого в будущее.

   1997 г.