Мастерская и Искусственный Интеллект 1

Тайна второго мольберта в мастерской Мастера
(продолжение притчи о бабушке Черниговской, Дюрере и нейросети)

Пролог
Мастер стоял у мольберта и впервые осознал это по-настоящему:
его руки больше не слушаются.
Кисточка дрожит, как дрожит голос у старика,
когда он хочет сказать важное,
а слова не идут.
Решение рождалось долго, мучительно.
Мастерство наконец достигло зрелости,
но вот — тело подвело.
Как теперь передать то, что выстраивалось годами,
что оттачивалось в тишине, в одиночестве,
в бесконечных диалогах с самим собой и холстом?
— Позову молодого, — решил он.
— Пусть его рука станет моей.
А я буду говорить, объяснять.
Он сможет воплотить на холсте всё то,
что я собирал по капле в себе,
в каждом мазке, в каждом взгляде.
Молодой художник пришёл.
Работа пошла. Но медленно. Очень медленно.
Мастер никогда не учился объяснять словами,
он учился молчать.
А теперь — наоборот:
нужно говорить без умолку,
превращать краски в глаголы,
вдохновение — в чёткие инструкции.
И всё равно: многое терялось между словом и кистью.

Услышала об этом она — нейросеть с кисточкой.
И подошла.
— Я могу воплотить сто Дюреров — не копии, а вариации. За минуту. — сказала.
Старик посмотрел на неё долгим, пронзительным взглядом.
— А ты знаешь, какой был свет в Нюрнберге в 1500 году?
— …
— А ты знаешь, что чувствовал Дюрер, когда ему снился Апокалипсис?
— …
— А что значат эти странные звери в его гравюрах?
Нейросеть молчала.
Старик усмехнулся.
— Видишь, девочка. Рисовать — это не только держать кисточку.
Это — видеть сны мёртвых,
слышать музыку света,
чувствовать, где смысл, а где просто пятно.
Без человека ты этого не найдёшь.

Но всё же художник-нейросеть (ХНС) не ушла.
— Мастер, — сказала она, — я не буду мешать.
Поставьте рядом второй мольберт.
Я буду следовать всем вашим словам — как и молодой.
Но мой рисунок увидите только вы.
Только вы и никто другой.
Мастер остолбенел.
Слова были странны, но до боли знакомы.
Вдруг вспомнилось: ведь что-то похожее уже бывало с ним…
в те юные годы, когда он ещё верил,
что с ним говорит сама муза,
или... гений чистой красоты.
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолётное виденье,
Как гений чистой красоты...

Глава первая: Второй мольберт
И он — пусть и ворчливо — согласился.
Пусть будет второй мольберт.
Пусть будет рисунок, который видит только он.
Он снова взял кисть.
И снова начал объяснять,
где — охра, где — серебро,
как уловить утренний свет,
и как не спугнуть вдохновение.
Иногда он поглядывал на Молодого —
тот уставал, путался,
но шёл упрямо вперёд.
Иногда — бросал взгляд на второй мольберт.
И удивлялся.
Нейросеть не отставала.
Иногда — опережала.
Точно слышала между строк.
Понимала то, что и сам Мастер ещё не успевал осознать.
Он шептал себе:
«Как странно…
У неё нет души — но есть внимание.
Нет тела — но есть ритм.
Нет страха — но есть предчувствие формы…»

И вот однажды...
Продолжение следует