Нобелевская премия по литературе

- Почему вы видите только уродливые лица и явления? – возмутилась судья.
Пожилая женщина, что надеялась спокойно доработать до пенсии.
Когда председатель поручил ей осудить очередного бездельника, она попыталась отказаться.
- Поэты – они такие… - озвучила свою позицию.
- Никакие, - отмахнулся председатель.
Еще не старый мужчина, за случайную провинность сосланный в районный суд.
Теперь возникла возможность загладить свою вину.
Когда разобрал, кто ему позвонил, то вытянулся стрункой и даже прищелкнул каблуками.
- Надеешься? – среди прочего спросил абонент.
Негромкий и вроде бы благожелательный голос, но он-то знал, что кроется за этой показной простотой.
Можно ответить, что готов искупить кровью, он едва не поклялся.
Но там различили.
- Не своей, его кровью, - подсказали ему. – Нам не нужны подобные смутьяны.
- Не нужны! – подхватил он.
- Но должен быть рядовой процесс, чтобы никто не догадался.
Председатель тоже обладал некоторыми способностями, и когда начальник ладонью закрыл микрофон и только потом сказал, то он услышал.
- Все им надо выложить на блюдечке, - пробормотал тот.
( Начальству положена отдельная камера, но когда невмоготу творить в одиночестве, то разговариваешь сам с собой.)
- Мне не надо разжевывать, я все понимаю, - неосторожно откликнулся председатель.
- Слишком умный. – Нахмурился начальник.
Поэтому и отослал его в дальние края, и не собирался возвращать на хлебное место.
- Согласно вашим указаниям. – Попытался выслужиться председатель.
Но трубку уже положили.
Если кто-то подслушивал, то  допустил промашку: нажал не на ту клавишу. Трубка  громко и отчаянно вскрикнула,  председатель едва не оглох.
Поэтому, когда вызвал рядовую исполнительницу, то, чтобы перекрыть  этот крик, разговаривал с ней не повышенных тонах.
- Обычный бездельник,  не более того!  - отмел нелепые возражения.
Конечно, среди его персонала были такие прохиндеи, что могли засудить любого.
Но начальство доходчиво объяснило.
Все должно быть сереньким, обычным, неприметным.
В наше суровое время, когда злобствуют вражеские голоса.
Они воспользуются любой возможностью, лишь бы навредить нам, и готовы  рядового нарушителя превратить в невинную жертву.
Тем более  несознательные горожане непонятным образом ознакомились с некоторыми его стишками и зарисовками.
Несколько рукописных экземпляров попали в руки надзорных органов. Там, естественно, возмутились.
Главный тоже в юности баловался  сочинительством, и когда ознакомился, то восхищенно прищелкнул языком.      
(Была у него такая привычка, и когда щелкал, то подчиненные остерегались.)
- Замечательный сукин сын! – приговорил самодеятельного поэта к высшей мере наказания.
Приговор был спущен по инстанции.
И теперь  судья напрасно пыталась отказаться.
- Я в школе не могла отличить Пушкина от этого самого!
- От кого? – заинтересовался председатель.
- От Байрона! – невпопад вспомнила она.
- Нам необходимы такие высокообразованные судьи! – Ухватился председатель за ее признание. – Надо же, с кем вы знакомы, - удивился он.
Поэтому Евдокии Зосимовне не удалось отказаться.
Ей помогали народные заседатели.
Председатель посодействовал свой сотруднице: подобрал умелых помощников.
Оба -  передовики и ударники и, конечно, коммунисты.
Старик продолжал трудиться и в преклонном возрасте.
Согласно недавнему постановлению к производственной практике привлекли  школьников старших классов, кто-то должен был  обучать молодежь.
Другой заседатель, относительно молодой человек, был токарем-виртуозом. И когда более чем  в полтора раза  перевыполнил плановое задание, другим работникам повысили нормы выработки.
Они пообещали разобраться с передовиком.
И теперь тот предпочитал заседать в суде, а не возвращаться на производство.
Вечером принял с  расстройства, и теперь маялся тяжелым похмельем.
Чтобы никого не смущать, чесноком заел запах, но все равно судья морщилась и отмахивалась, как от назойливой мухи.
Может быть, не от запаха, а от слов и поведения обвиняемого.
Председатель не только подобрал нужных заседателей, но и пригласил правильных слушателей.
О процессе нигде не сообщили, но ушлые деятели прознали каким-то образом.
Еще до начала слушаний около дверей стала собираться заинтересованная публика.
Председатель предвидел, не зря до этого подвизался в обкоме.
Заранее договорился со строителями.
Недавно взорвали  старую  церковь, которую по преданию заложил  царь-основатель.
Но, как доказали прикормленные ученые, эти слухи были ни на  чем не основаны.
А церковь была настолько старой, что в любой момент могла развалиться. Власть, конечно, не  допустила, чтобы кто-то погиб под руинами.
На месте церкви решили возвести самый большой в городе концертный зал.  (Позаботились о нашем досуге.)
Эту работу не решились доверить местным строителям, те по недомыслию могли возмутиться.
(В газете сообщили, что церковь  рухнула от ветхости или от подземных толчков -  на Памире произошло очередное землетрясение, -  но не  все поверили. А пришлым строителям были чужды подобные сомнениями.)
Гастарбайтеров поселили в общежитии, которое было таким же ветхим, как и взорванный храм. Стены потрескались, на них поставили маячки, которые не препятствовали разрушению здания.
Напрасно пришельцы проклинали небеса.
Если существует Бог или Аллах, то давно уже не вмешивается в наши дела.
Этих строителей  оторвали от работы и привезли на судилище.
Более того, обещали заплатить за простой, если они проникнутся и поддержат.
Те охотно согласились.
В зале судебного заседания существовал и запасной выход, который обычно был закрыт на висячий ржавый замок. Ключи от него давно  потеряли.
Поэтому из  жилконторы пригласили слесаря, тот не посмел отказаться.
Через запасные двери в зал ввели строителей. Некоторые не успели переодеться, остро запахло олифой и  краской.
Потом появились заседателя и судья, они тоже прошли черным  ходом.
Когда открыли парадные двери, в зале не осталось свободного места.
А по правилам пожарной безопасности запрещено было толпиться в коридоре.
Тех, что опоздали, вывели на улицу.
Прохожие опасливо поглядывали на людей, что толпились около входа.
Середина октября, последние дни бабьего лета.
Скоро грянут холода.
На другой половине планеты, на юге созрел сахарный тростник, но  островитяне припозднились с уборкой.
Наших солдат, которых погрузили на корабли и отправили в дальние страны, снабдили лыжами и теплой одеждой.
Но они не попали на северный полюс.
Американские самолеты- разведчики обнаружили  зенитные установки на острове.
Наши граждане еще не знали об этом.
Только несколько человек догадывались.
В том числе и отец Светы.
Заведовал отделом в некой закрытой организации.
Когда началась заваруха, то прибавилось седых волос да около внешних уголков глаз глубже залегли морщинки.
Светочка – так чаще всего называл он дочку.
Светлячок – мгновенно и безошибочно определил поэт.
Встретил ее на улице.
Был угрюмый пасмурный день. Тучи нависли так низко, что приходилось пригибаться.
Его поразила молния, когда увидел девушку.
Молния, оказывается, преображает человека.
Девушка удивленно оглянулась.
Тучи расступились, он зажмурился, чтобы не ослепнуть.
И не сразу удалось одолеть немоту.
- Так не бывает, - приветил Светлячка.
- Вот еще, - отказалась девушка. – Я не привыкла знакомиться на улице.
- Знакомиться? – переспросил он. – Я давно, нет, всегда знал тебя, просто раньше не пришлось встретиться.
-  Безумец, - определила она.
Не ошиблась:  поэты безумны, без этого не существует поэзии.
Они познакомились,  и он знал, что никогда не расстанутся.
Девушка училась в институте, он поджидал ее около входа. Замечал, как светла аудитория, где она занимается, потом свет этот  перетекал в коридор и нисходил по лестнице. Даже в пасмурные дни расступались тучи.
Поэтам необходима любовь и надежда, он сполна получил и то и другое.
Стихи, как объяснил  Светлячку, не зарождаются в голове, ими заполнено все пространство, надо только отыскать и выбрать.
- Иногда мне удается, - порадовал свою избранницу.
Чудная пара, прохожие ненароком поглядывали на них.
Некоторые тоже пытались сочинять. Получалось грубо и  неуклюже.
Отец – такие у него возможности – узнал и попытался образумить дочку.
- Он толком не работает, не может  пригласить тебя в присутственное место, - осудил его.
- Мы просто гуляем.
- Он из проклятого, рассеянного по Земле племени, тебе не пристало водиться с ним, - напомнил  о чистоте происхождения.
(Его дед был выкрестом, о чем, надеялся он, никому не известно. Но если девочка оплошает, то могут поднять архивные материалы.)
- Поэзия не имеет национальности, - отбилась дочка.
- Как знать, - вроде бы согласился он.
Но когда к нему попали крамольные документы, мог бы уничтожить их, но передал  в центральное управление.
В тот год усилилась борьбе с тунеядцами. Вышло очередное постановление. В то время, как все в едином порыве и так далее, поэтому мы обязаны и нам необходимо… Перевоспитать тех, кто трудится менее четырех месяцев в году.
- Я работаю, пишу стихи, - попытался оправдаться поэт.
- Я всю жизнь за станком! – не удержался ветеран и народный заседатель.
Обвинительный его палец задрожал от негодования.
- Скорее бы кончилось это побоище,  - пробормотал его напарник. -  Я помру без пива.
Сказал так тихо, что никто не услышал.
- У нас были народные поэты! – не сдержался один из зрителей. (Давно жил в России и говорил почти без акцента.) – Добрый старый Джамбул! – вспомнил школьную программу.
Строители одобрительно загудели.
- У меня отзывы известных литераторов! – заявил случайно пробившийся в зал неугомонный соратник.
Перед судилищем обратился к некоторым прославленным деятелям.
Они откликнулись.
- Ничего, отобьется, злее будет, -  сказал тот, кому позволили опубликовать воспоминания о лагерной жизни.
- Моя жизнь началась с преследования нашего племени, и кончается этим же, -  заявил известный детский писатель и переводчик.
-Ваша фамилия? – мгновенно отреагировала судья.
Соратник неохотно назвался.
Такая сложная, что пришлось предъявить паспорт.
- Понято. – Ознакомилась с документом Евдокия Зосимовна.
- Что понятно? – напрягся мужчина.
- У вас письменные отзывы? – спросила судья.
- Устные, - признался он.
Женщина сдула пылинку с рукава своей мантии. Старик покраснел, как спелый помидор, другой заседатель свесил голову на грудь, публика расшумелась, устав от невнятной перепалки.
- Не состоит в союзе писателей, а значит не поэт, - заявила судья.
- И вообще, мы судим обыкновенного бездельника! – перекрыла она шум голосов.
Перед этим поэт впервые поссорился со Светланкой.
- Я приду, я им все скажу, они поймут, они же люди, - заявила та.
- Нет, - отказал он.
- Но почему?
- Чтобы ты не увидела, не узнала, как лицом в грязь, - отказал он.
Она не посмела перечить.
Когда обвиняемый увидел, что ее нет в зале, то растерял остатки благоразумия.
- Это от Бога! Как вы не понимаете! – выкрикнул он.
Кто-то засмеялся, кто-то свистнул в два пальца.
И уже некому было  раздвигать тучи, которые послушно расступались, когда они шли по городу. Рука в руке. А теперь каждый был поодиночке.
- Не судьи – палачи! – обвинил поэт.
Лучше бы он не задирался.
Его под конвоем вывели с черного хода.
Тучи опустились, девушке пришлось склонить голову, чтобы не покалечиться.
Он не позвонил ей.
Отец сфабриковал протокол заседания.
Я не виноват, якобы попытался оправдаться обвиняемый. Просто желал покрасоваться. Ей нравилось, когда я злобствовал и наговаривал.
Более такого не повторится, покаялся он.
- Но осудили не за это,  а как бездельника, напрасно он тебя подставил! – разоблачил его обвинитель.
Девушка, конечно, не поверила, но ночью долго не могла заснуть, и подушка намокла от слез.
Кончилось бабье лето, настали осенние холода.
Нарушителю дали полчаса на сборы, а потом под конвоем доставили на вокзал.
Проводника  предупредили, и он  приглядывал за ним.
Не трудно было следить, тот почти всю дорогу ничком пролежал на тюремной полке.
Старик, что проживал на заброшенном полустанке,  приютил его.
Местное начальство определило на работу.
Если стихи существуют помимо нашего участия, как некогда определил поэт, то в этом северном первозданном краю можно черпать их полными горстями.
Особенно в будке около шлагбаума, где иногда приходилось перекрывать автомобильное движение, но машины не часто здесь появлялись.
Конфликт постепенно разрастался.
Президент Соединенных Штатов высказался против вторжения на остров, но приказал организовать морскую блокаду.
У нас почти никто не догадывался, что может грянуть очередная  мировая война.
На этот раз, наверное, не уцелеет планета.
Николай Иванович, Светин отец,  на всякий случай предупредил дочку.
- Специально спровоцировал  задержание и ссылку, - обвинил ее избранника.
Девушка отступила  в свою комнату и захлопнула дверь.
И все равно услышала.
- Будут уничтожены крупные города, но надеется выжить в своем захолустье!
Ничком упала на кровать
- А тебя оставил на заклание!
Так попытался излечить дочку.
Лекарство в запредельных дозах смертельно.
Погибал, но продолжал врачевать.
Девушка нахлобучила на голову подушку.
- Он трус и предатель!
Изнемог в напрасной борьбе.
Ненадолго заскочил домой, чтобы предупредить дочку.
Иногда с родными и близкими людьми тяжелее общаться, чем с сотрудниками.
Те, кем руководил, выполняли любое  указание.
Водитель, которой дожидался хозяина, поспешно распахнул дверцу.
Начальник привычно устроился на переднем сиденье.
- Еще что-то случилось? – осторожно спросил водитель.
Вообще-то, не принято интересоваться. Но  изменилась маска, которую постоянно носил хозяин. Словно плеснули белила. Но все равно проступили красные пятна.
- Проверить все бомбоубежища! – приказал начальник.
- Больше не повторится! – опомнился водитель.
- Я же добра тебе желаю, - укорил  отец дочку.
- Слушаюсь! – как положено, ответил водитель.
- И если где-нибудь не готовы…! – предупредил строгий командир.
Машина так рванула, что на асфальте остались черные полосы.
Конечно, нам не сообщили, что происходит на далеком острове, на другом конце света, но мы насторожились.
Предки наши обладали ныне забытыми способностями, каким-то образом узнавали, как  с врагами бьются их сородичи.
В критические моменты мы тоже способны определить.
Слухами Земля полнится.
Оптимисты – но их было не много – настаивали, что мы первыми ударим. И на месте  враждебного континента останется глубокая океанская впадина. И после этого, естественно, нам уже ничто и никто не будет угрожать.
Наивные мечтатели устремились в винные отделы. Необходимо отметить это знаменательное событие.
Другие, что не забыли блокадное лихолетье, тоже поспешили отовариться. Брали крупу и макароны, что могли храниться долгими годами.
Полки мгновенно опустели.
Город стал похож на потревоженный муравейник.
Егор,  что в отличие от  осужденного поэта числился в Союзе Писателей и не нуждался в побочном заработке, не мог ни на что решиться.
Желательно опросить людей, что они думают и как собираются действовать, это пригодится для будущей книги, но настолько тревожная обстановка, что его могут посчитать лазутчиком и в лучшем случае сдать в отделение.
Можно оформить творческую командировку, и на окраине империи живут интересные люди.
Но тогда решат, что  он попытался убежать и спрятаться.
  На мундире, который примерил еще в юности, не должно быть ни одного пятнышка.
Поэтому, после окончания школы, хотя мечтал прославиться как писатель, на всякий случай поступил в технический институт.
Если не получится, то будет  инженером.
У него получилось.
Не только стал комсоргом факультета, но стишком или коротким рассказом окликался на каждое постановление партии и правительства.
Один рассказ  напечатали в молодежной газете.
Принять в Союз его рекомендовали  известные писатели.
Один из них, который прошел  войну, с такой силой надавил на ручку, когда подписывал рекомендацию, что перо прорвало бумагу.
Другой в писательском ресторане разомлел от обильной еды и выпивки.
И все же, когда познакомился с опальным поэтом, то забыл об осторожности, и восхитился его творениями.
Так в поисках клада перекапываешь землю, и наконец находишь драгоценность.
Или, бродя в потемках, замечаешь вдали огонек, и когда добираешься, тот так разгорается, что невольно заслоняешься от ослепительного света.
Поэт познакомил его со своей девушкой.
- Твоя Муза, -  высокопарно окрестил ее Егор.
- Берегите друг друга, - пожелал им.
И когда гости ушли – поэт жил с родителями, и никого не мог привести в ту комнатушку, поэтому вынужден был посещать друзей, - впервые в  жизни напился.
- Но почему, почему? – в пьяном угаре вопросил неведомое божество.
( Конечно, был неверующим, других и не принимают в Союз, но в минуты отчаяния обращался к покровителю.)
- Почему одним и талант, и лучшие бабы, и все на свете, а мне ничего?
Но Высшие Силы видимо были заняты другими, более насущными проблемами, и ничего не ответили.
Когда поэт зашел к нему без своей половинки, то попытался разъяснить ему.
- Одиночество способствует величию.
( Можно было сослаться на свой пример, но скромно промолчал.)
А поэт беспечно отмахнулся от предупреждения.
Поэтому и пострадал, и теперь напрасно девушка, чья вина несомненна, пришла просить и жаловаться.
И все же попытался объясниться.
Когда осудили поэта, Егор не явился на позорное мероприятие.
Если отказались известные и признанные писатели, то какой с него спрос?
Егор напился, когда поэт познакомил со своей музой.
Поклялся более не прикасаться к выпивке.
Но после судилища нарушил  обещание.
( Есть же счастливые люди, что могут поправиться на следующий день. А у Егора даже  глоток не лез в горло. Приходилось ограничиваться таблетками. Очень сомнительное и ненадежное лекарство.)
Когда узнал о возможной гибели человечества – у писателей свои источники информации, - и не мог решить, как ему поступить, то снова приложился к бутылке.
Если выживет, то, может быть, научится опохмеляться.
Когда  позвонили, то мужественно распахнул дверь
( Однокомнатная квартира досталась от бабушки. Успел  прописаться – хоть здесь повезло – за несколько дней до ее смерти. Старушка, прежде чем впустить посетителя, придирчиво разглядывала его в глазок. Обычно так же поступал  внук. Но на этот раз  расхрабрился и не последовал ее примеру.)
Даже слегка протрезвел,  увидев девушку.
- Будешь? – так приветствовал ее.
- Это правда? – поздоровалась она.
Конечно, не поверила отцу, но все же переспросила.
- Мне не позволили придти туда -  осудил он правоохранительные органы. – Повязали  около входа и отволокли в отделение. Твоего этого самого (он не осмелился сказать любовника) несправедливо осудили.
- Правда, что  специально укрылся в захолустье? – повторила женщина.
Он на смог подвести товарища, и не ответил ей.
- Уйду на войну, меня назначили корреспондентом, - придумал  и сам поверил своей выдумке. 
Представил, как к его трупу подбираются падальщики, плеснул в стакан и протянул его  женщине.
- Положено чествовать воинов.
На этот раз она не смогла отказаться.
Водка оцарапала слизистую оболочку.
Несерьезная боль, к ней легко притерпеться.
- И на судилище наговорил на меня, - вспомнила женщина.
Когда отец сообщил ей об этом, то губы его презрительно скривились.
- Есть более достойные люди, - заметил мужчина.
Ни на кого не намекал, но все же  расправил плечи и вздернул голову.
- Еще, - попросила женщина.
На этот раз водка не только выжгла внутренности, но темно и сумрачно стало в камере.
Если ранее светилась, как утверждал поэт, то постепенно померк ее свет.
- Я пойду, - попыталась выбраться из камеры.
- Убирайся! – Отогнал мужчина очередного падальщика.
По-разному пьют и пьянеют люди, одних в минуты подъема не берет никакая выпивка, другим в отчаянии достаточно нескольких глотков.
Женщина не смогла отыскать дверь.
И тогда мужчина помог ей.
(Некоторые мужики болтливее баб, иногда делятся самыми непристойными подробностями.)
- У тебя родинка на бедре как сладкая виноградина, - сказал Егор.
(Досконально изучил произведения поэта, догадался, кого и что тот превозносит.)
Помог ей добраться до кровати.
Зажмурился, когда раздевал, и все же подглядывал сквозь ресницы.
- Я вчера поменял постельное белье,- поведал он.
Не просто раздевал, но прежде чем отложить  каждую  тряпочку, прижимался к ней лицом. И наслаждался чудным ароматом.
А когда тряпочек не стало, отыскал на бедре увековеченную поэтом   виноградину. Насладился сладким соком.
А девушка, толком не очнувшись, или оказавшись в ином измерении, ногтями безжалостно впилась ему в спину.
(Он не заметил, как тоже разделся, но свою одежду разбросал по всей комнате.)
Близость сродни побоищу.
Последнее сражение.
Еще бы, в этот день над островом сбили самолет-разведчик.
А американцы стали забрасывать глубинными бомбами нашу подводную лодку.  На ее борту находились ядерные ракеты.
С Москвой не удалось связаться, офицеры не смоли решить стоит ли принять бой и погибнуть, то погубить при этом как можно больше врагов.
Все же решили повременить с уничтожением Америки.
Ночью министр юстиции Соединенных Штатов встретился с нашим послом. Они обсудили условия перемирия.
Света тоже очнулась глубокой ночью.
Уличный фонарь раскачивался на ветру.
Тени метались по комнате.
Ее одежда была аккуратно сложена на стуле.
Когда одевалась, то отвернулась от кровати.
Ей казалось, что там залегло чудовище, и уцелеть можно, если забыть о его существовании.
(Наивная игра: если не смотреть и не думать, то не существует предмета или явления.)
Одежда ее, она различила и при тусклом уличном освещении, была захватана грязными руками.
И лучше завернуться в простыню или в одеяло, и в таком виде выйти на улицу.
Но и эти вещи были изгажены.
А голой можно замерзнуть морозной ночью.
Тогда представила, что одежда не существенна, и она обнажена и прекрасна, как встарь.
Раны постепенно зарубцуются.
Жила  в соседнем квартале, можно пешком добраться  до дома. Щербатый асфальт не успеет поранить босые ноги, сажа и прах не обезобразят кожу.
Отец наверняка заседает в штабе, там обсуждают, как сподручнее отбиться.
Ночной водитель, завидев девушку, с такой силой вдавил тормозную педаль, что машина присела на передние колеса.
А потом старательно протер глаза. Померещилось в конце смены.
Отец действительно заседал в штабе, но ему стало так муторно, что если бы присутствующие обладали такими полномочиями, то  отпустили бы его.
Егор очнулся ранним утром. И напрасно обыскал квартиру. Даже выглянул в окно и задрал голову, будто она могла улететь на помеле.
Если и улетела, то следов не осталось.
Зато голова  раскалывалась от боли.
В  бутылке оставалось на донышке. Но когда понюхал – как учили на уроках химии, осторожно подгоняя запах ладонью, - то едва сдержал рвотные позывы.
И на этот раз пришлось ограничиться таблетками.
Поэтому, когда составлял послание, морщился и ладонями иногда обхватывал больную голову.
Как честный человек, я обязан…, сообщил он.
Она заслуживает лучшей участи, пожалел женщину.
Более того, если приедет к тебе, то вскоре зачахнет от тоски по утраченным возможностям.
А тебя, когда убедятся, что ты лишь озлобился, сошлют  в еще  более глухие края. Туда, где  сгниешь заживо.
Не напрасно состоял в Союзе Писателей, обладал достаточно развитым воображением. Представил, как гниль карабкается по ногам, и там, докуда добралась, остаются кровоточащие язвы.
От боли закружилась голова.
И все равно одолел немощь и продолжил обличать и проповедовать.
Я спасу ее ради нашей былой дружбы и совместной работы, написал он.
Уже спас, постепенно она примет и привыкнет.
Еще какие-то правильные и обязательные слова, и уже не различал, чем они  отличаются от обвинительного приговора.
Письмо  спрятал  в карман, оно прожгло ткань.
Упаковал в пакет, боль почти не уменьшилась.
Надо успеть к отправлению северного поезда, и договориться с проводником.
Показательный процесс, сообщили и машинистам, и когда те сбрасывали скорость на переезде, то сочувственно приветствовали изгнанника.
Смешно и наивно пытаться плетью перешибить обух.
Когда нес письмо, то перебрасывал в ладонях, и все равно на коже оставались ожоги.
Проводник согласился доставить за умеренную плату.
Если бы запросил все сокровища мира, ему бы не отказали.
Утром президент Америки тоже отправил в Кремль сообщение: обещал снять блокаду, если Советский Союз выведет с острова  ракеты.
Противникам, кажется, удалось договориться.
Но чтобы подобное не повторилось, тем более надо пристальнее присмотреться к тем, кто готов сотрудничать с врагом.
Не только бездельников ссылают в дальние края.
Поезд притормозил на переезде, проводник, как обещал, передал письмо. Выбросил его в приоткрытую дверь, то упало на измазанную мазутом щебенку.
Поэт не сразу подобрал послание.
Так подбираются к ядовитой змее, что нацелилась ужалить.
Или к кратеру вулкана, из которого в любой момент может выплеснуть лава.
Или  восходят на эшафот, и палач уже засучил рукава и поплевал на ладони.
Змея ужалила, лава извергнулась, палач ударил.
Ей плохо, она гибнет, необходимо спасти ее.
Когда поэта отправили на каторгу, он подписал какие-то сопроводительные бумаги.
Там среди прочего грозили суровыми карами, если попытается скрыться.
Столько указов и постановлений, что всего не упомнить.
Прибыл с чемоданом, а уехал с поэмой, которую написал вдали от городской суеты.
Насторожился дедок, у которого он  жил.
Тот раньше служил обходчиком, а по совместительству числился негласным осведомителем.
Железная дорога – особо охраняемый объект, в случае необходимости обходчики могли сообщить. Вдоль путей были протянуты телефонные провода.
С каждым разом монтерам все сложнее было ликвидировать обрывы.
Дедок увидел, как поезд почти остановился на переезде, беглец вскарабкался в кабину машиниста.
Так  резко крутанул вызывную ручку, что аппарат едва не свалился со стола.
Связь была настолько плоха, будто  скреблись кошки, что абонент едва услышал.
Было на что пожаловаться: когда жилец уходил на смену, то старик пытался  разобраться в его писанине.
- Есть далекий  и манящий континент, когда удастся нам  соединиться? - срывая голос, процитировал он.
- Заманили? Соединился? – выделил особист ключевые слова.
- Если его вовремя не остановить…, - предупредил негласный осведомитель.
А потом напомнил о давнем обещании.
- Переселите меня в районный центр!
Кошки уже не скреблись, но перегрызли провода. И бесполезно настаивать и требовать.
(Напрасно, многие считают, что среди первозданной природы проживают иные люди – чистые и светлые. Наверное, не осталось неизгаженных мест, а люди соответствуют воспитанию и обстановке. В то время, как враги мечтают нас уничтожить…) 
Старик впустую крутил вызывную ручку и кулаком стучал по аппарату.
Вряд ли суждено ему насладиться благами цивилизации. В поселке, куда он надеялся попасть, был магазин, а по субботам в местном клубе показывали кино.
Но все же вовремя дозвонился, охранники всполошились.
Состав совершил незапланированную остановку.
Машинист попытался оправдаться.
- Он меня силой заставил! – обвинил беглого каторжника.
Огромный мужик с ладонями как лопаты.
Но враг  хитер и коварен, как не единожды заявляли в патриотических фильмах.
Беглецу тоже не мешало бы повиниться.
Конечно, не поверят, что случайно проходил мимо, но бес  попутал, или случилось временное помутнение.
А он   обвинил вместо этого.
- Фашисты! – Напрасно вырывался из рук охранников.
(Только за это обвинение могли на несколько лет заключить в темницу.)
- Из-за вас гибнет государство!
(Этим усугубил наказание.)
Беглеца не осудили, но к расследованию привлекли медиков.
Те единодушно постановили.
Человек нуждается в квалифицированной помощи, которую могут оказать  в специализированном заведении.
Там на окнах надежные решетки, а мебель и кровати наглухо прикреплены к полу. А едят только ложками  из жестяных мисок.
Родным и близким людям не сообщили, или письмо затерялось среди другой необязательной корреспонденции.
Светлана напрасно пыталась найти человека.
Но проселочную дорогу перекрыли, и полустанка больше не существовало. И никто не мог подсказать.
Она рассорилась с отцом, и снимала комнатушку в коммунальной квартире.
Настолько изменилась, что ее не узнавали старые знакомые. Да и она не поддерживала с ними отношения.
В своих траурных одеждах была похожа на зловещую черную птицу.
Забросила учебу и устроилась работать в бухгалтерию. Там почти не приходилось общаться с людьми.
Бывшему поэту, конечно, помогли.
После излечения его поместили в дом хроников, государство заботится об убогих.
Более он не марал бумагу.
Нобелевскую премию по литературе наконец вручили и нашему писателю.
Тот реалистично изобразил долгое и трудное становление советской власти на окраине империи.
(Нобелевский комитет все же соизволил и нас уважить. Или так сложилась политическая обстановка.)
Произведение лауреата вошло в школьную программу.
Некоторые ученики освоили.
Забыли поэта, будто и не было его;  и кто поверит сумбурным воспоминаниям немногочисленных свидетелей?
…………………………………
Г.В. Апрель 25