Шпион. Глава 5

Поездка в Кардифф долго откладывалась из-за простуды. Наконец, Долорес и Дракула подняли меня на ноги и я был готов к бою. Жизнь оставила отметки на теле зебры. Белые и чёрные полосы. Везде, куда бы наши уставшие глаза не бросали взгляд, есть отметки, знаки, вехи Бога. Они рождены временем и силой неземной.

В Кардиффе великолепные соборы и монастыри. Вообще, город как всякий прибрежный исполин, купается в солнечных лучах и золоте. Я любил и то и другое. Золото подчёркивает вечные оттенки бытия и соединяет разные полярные зоны. Оно - проводник сверхтонких энергий. Лучший материал для дальних полётов в космосе. А соборы - это те же радары. Духовного плана. Безотказные, рачительные.

Долорес улетела в Милан, на Неделю моды, по лужайкам кардиффских ассамблей я ходил в одиночестве. Из мира страхов и надежд приходили тревожные сообщения что Индия и Пакистан оказались на грани ядерного столкновения. Я был уверен, что руководство Индии поступит мудро и ограничится немногим. До кровавых боестолкновений дело не дойдёт. Мир хрупок, но у Бога отменное терпение. И у некоторых людей тоже.

У церкви Святых Матфея и Варфоломея стояло множество автомобилей довольно дорогих марок. Некоторые работали на холостом ходу. Я даже подметил одного-четырех охранников, с проводками в ушах. Они живо о чём-то спорили. Один всё время кричал: тонны, тонны дерьма... Было странно слышать подобное в этом окружении божественных архитектур.

Я вошёл в церковь. Тишина и покой. Вокруг были бесчисленные букеты роз и других цветов. Преобладал красный цвет. Пахло свежеспиленным деревом и дождём. У окна стоял служка и увлечённо ковырял в носу. Он меня даже не заметил. Я посмотрел вверх, над престолом, и перекрестился по-православному обряду. Англиканскую церковь я соотносил к странному дитяти, который много балуется, но не теряет любви своего родителя.

Мне захотелось исповедаться и ваш покорный  слуга пошёл к кабинке, пустой и заждавшейся своего ребёнка. Священник был внутри, я почувствовал его дыхание. Он спросил как меня зовут и откуда я. Я ответил что пришло мне в голову. Его голос сразу показался мне странно знакомым. Словно я слышал его не раз по радио и телевизору. У меня запиликал телефон, мне пришлось поставить его на беззвучный режим. Исповедь пошла своим ходом.

Где я согрешил и как я понял свою вину? Отче, я самый поганый и злой из грешников. Мною бы хорошо кормить диких зверей. Как сказано в Ветхом завете, грешник - навоз для земли. А что мы даём хорошего этому миру? Каков наш урожай для Всевышнего? Делаем ли мы праздники удобреными, или расхищаем общее богатство? Святой отец, а вы сами хоть раз грешили или то что вы слышите, для ваших ушей нонсенс?

И он ответил, что в детстве баловался рукоблудием и это зародило в нём комплекс мужской неполноценности. Жена его нуждалась в полной мере силы мужчины, своего хозяина, но он мягок как глина, и потому пошли семейные противоречия, разборки, скандалы. Мать была целиком и полностью на его стороне. Жена грозилась опозорить его, превратить в посмешище. Тогда он ударил её по лицу и увидел слёзы величиной с изумруд на короне короля.

О, этот вкрадчивый грубый голос такелажника! Кто ты, отче, если голос твой так мне знаком? Не Его ли Величество разыграло своих подданных и заперлось в исповедальне, дабы познать непознанное? Не королевские ли охранники там у стен истории лузгают семечки и богохульствуют? А ты не сам ли богохульник? Скажи мне, выплесни свою волну на мой берег...

Я покидал Кардифф с вящей улыбкой на лице. На щеках моих играл румянец. Губы кое-где были искусаны до крови. Если в крови нашей находится душа, то сколько гадости, склизкой и мышиной она очищает ради чего-то святого. Наша душа сродни хорошей фабрике у честного хозяина. Он следит за тем чтобы тать не пробралась и тьма не завладела ею. Как всё просто, как всё красиво. В этом и есть достоинство человеческой жизни.