Овалы ч. 5 Испания Гл 28 Госпиталь

 
                27 глава романа здесь: http://proza.ru/2025/04/18/791


                ОВАЛЫ
               
                Пятая часть. ИСПАНИЯ

 
                От войны нельзя ждать никаких благ.

                Вергилий – Древнеримский поэт (70-19 до н.э.) 



                Глава 28. Госпиталь

               

                Скучаю, Ваня, я, кругом Испания, ...

                В. Высоцкий – советский поэт, актёр, бард
                (1938-1980)

               
                Любовь – восхитительный цветок, но требуется
                отвага, чтобы подойти и сорвать его на краю
                пропасти.

                Стендаль – французский писатель (1783–1842)



               
     1937 год



     К весне линия фронта стабилизировалась, гражданская война, похоже, становилась затяжной. В конце апреля Юрий выбрался в столицу встретиться с Настей и проведать Петрова.

     Автомобиль медленно пробирался по разбитым улицам, подпрыгивая на выбоинах от снарядов. Юрию открывался город, застывший между жизнью и смертью. На стенах домов какие-то люди расклеивали афиши: «No pasarаn!»

     На углах – баррикады из мешков с песком, перевернутых трамваев и обломков мебели. Над ними трепетали красные и красно-чёрные флаги республиканцев и анархистов. Часть брусчатки с дороги была разобрана на баррикады. В воздухе пахло гарью: где-то ещё догорал дом, разбомбленный накануне.

     Невдалеке раздался взрыв. Автомобиль резко свернул в переулок, и водитель пробормотал: «Здесь безопаснее... пока что». Но безопаснее – не значило безопасно. В Мадриде уже не было безопасных мест.

     Проезду мешал труп лошади, уже разодранный на мясо. Рядом валялась обгоревшая газета с портретом Ларго Кабальеро *. Ветер шевелил её обугленные края, словно хоронил последние иллюзии.

     Водитель аккуратно объехал неприятное место и через пару кварталов притормозил на перекрёстке:

– Надо взять газету, амиго Гарсия!

     Юрий поманил пальцем мальчишку лет десяти с пачкой газет, в потрёпанном пиджаке и брюках, залатанных на коленях. Тот выкрикивал новости у перекрёстка, где ещё уцелел киоск. Пацан вскарабкался на ящик, чтобы его было лучше видно, и зазывал покупателей криками: 

– Сеньоры, разбирайте газеты! Франко разбомбил Гернику *! Тысячи жертв! Республика не сдаётся, но пасаран!

     Его голос, ещё детский, но уже хрипловатый от постоянных криков, перекрывал гул проезжающих грузовиков с ополченцами.

– Смотрите! Читайте! Сегодня на площади Пласа-де-Чембери будет раздаваться хлеб! Интербригады бьют врага! Покупайте!

     Мужчина в запылённой униформе, с винтовкой за спиной, хрипло рассмеялся:

– Как хорошо пишут эти журналисты, как будто хлеб или бригады, окопавшиеся без патронов, могут остановить пушки мавров!

     Мальчик не сдавался:

– Но мы боремся, товарищ, и пока мы боремся, Мадрид не падет! Покупайте газету, сегодня она выходит с речью La Pasionaria *!

     Низко над крышами с гулом пролетел самолёт – неясно, свой или чужой. Мужчина вздрогнул, но мальчик, привыкший к рёву моторов, лишь крепче сжал пачку газет и закричал ещё громче:

– В Мадриде нет страха! Победа будет за нами! Газеты, газеты для смелых!

     Взяв у мальца газету, объехали длинную очередь у продовольственного пункта, которая тянулась через всю площадь.

     Издалека доносился гул артиллерии.

– Франкисты бьют по Университетскому городку, – мрачно произнёс водитель, бывший студент университета и тихо выругался по-испански. 

     Возле чугунной ограды госпиталя стояли и сидели усталые люди. Некоторые из сидящих спали, склонив головы и уронив руки на колени. Мимо, нестройно топоча запылёнными башмаками, прошли милисианос * – кто в рваной униформе, кто в гражданском, с винтовками за плечами.

     Некоторые были пьяны, другие просто измождены до предела. Один, заметив автомобиль, въезжающий в госпитальные ворота, крикнул что-то и погрозил кулаком. Может, подумал, что внутри сидит «фашист» или просто «буржуй», отсиживающийся в тылу. В сознании людей царил хаос.

     Настя находилась на операции и Верещагина попросили подождать её. Он продвигался по коридору к палате, где лежал Петров.

     Здание бывшей школы, где когда-то дети учили стихи и таблицу умножения, теперь пропахло карболкой, кровью и гноем. Длинные коридоры заставили носилками – на них лежали те, кому не хватило места в переполненных палатах. Забинтованные головы, руки, ноги... Стоны, хриплый кашель, чей-то бред сквозь жар малярии...

     Стекла в окнах то и дело дребезжали от далёкого гула артиллерии, но здесь уже никто не вздрагивал.

– Михаил Никитич, дорогой! Как ты тут? Держишься? – Найдя Петрова, Юрий крепко обнял товарища.

     Тот ойкнул:

– Юрка, полегче, чёрт! Рана ещё не совсем зажила! – Петров схватился за плечо.

– Когда на выписку, Никитич?

– Уже скоро. Ещё недельку и в бой!

– Не спеши – в бой! Ещё навоюешься. Лечись, как следует.

– Как там война?

– Хреновато, Никитич, я тебе скажу…

– Что так?

– Во-первых, Легион набирает силу. Мессеры, новые юнкерсы и хейнкели... Они превосходят нас по скорости. Явно улучшили немцы тактику и слётанность, ведь у них – радио!  Во-вторых, Никитич, у нас творится безобразие с обеспечением боеприпасами и топливом. В порты всё поступает как положено, а дальше – виснет на складах. То некому доставить, то нет чьих-то распоряжений на отгрузку, то транспорт отправят не туда. Ты был прав – неразбериха, саботаж и бардак! Неделю назад кончились снаряды для зениток, хотя заявки поданы давно. Стреляли по немецкому разведчику одним орудием, хотя вкопана целая батарея! Потом, после устроенного нами скандала, снаряды привезли, но... другого калибра!

– Плохо, – помрачнел Никитич.

– Послушай, Юра! Тут в соседней палате лежит тот самый немецкий пилот, которого ты сбил. Бойцы хотели его пристрелить, но я не позволил. Может ты заметил, возле дверей его палаты дежурит воин, чтобы не дали немцу сбежать. Здесь много сочувствующих Франко даже среди медперсонала! У кого и что на уме, знать невозможно. Правда, немец не в таком состоянии, чтобы бегать, но продажные люди могут и вынести за деньги! Я к чему это... он – офицер, и у меня его документы. У Легиона в плену есть наши лётчики. На совещании у Доницетти было указано, в таких ситуациях постараться организовать обмен пленными. Вот его документы, возьми их, свяжись с немцами по радио с КП и предложи обмен, – Петров передал Юрию лётную книжку и удостоверение личности.

     Верещагин открыл книжицу, вгляделся и воскликнул:

– Да нет! Не может быть! Пауль Лоренц! Невероятно...

– А в чём, собственно, дело, Юра?

– Мой знакомец, Никитич! Учились вместе в Бауманке, да... впрочем, долго рассказывать! Надо бы на него взглянуть!

     В это время в палату ворвалась Настя, на ходу скидывая хирургический халат в пятнах крови. Она с разбегу повисла на шее у Юрия. Он крепко обнял жену, целуя её без остановки в волосы, в лицо.

     Петров кашлянул.
 
– Извини, Никитич! Мы долго не виделись. Это моя жена – Настя.

– Тебе сильно повезло, Юра, она очень красива! – Петров встал, придерживая плечо, – Настя, меня зовут Михаил Никитич, я товарищ Юрия, вместе летаем.

– Очень приятно, Михаил Никитич! Мне Юрий рассказывал про вас, – Настя покраснела, но в глазах её неудержимо скакала радость.


***

     Вскоре супруги сидели в комнатке Насти, которую они снимали вместе с Марией. Комнатушка удобно находилась в двух шагах от школы, превращенной в госпиталь. Пили чай. Настя пристально посмотрела в глаза мужу.

– Ты чего это, Настюша?

– Юра, я... беременна!

     Как всегда в таких ситуациях случается с мужчинами, Юрий оторопел, замерев с кружкой чая в руке, туго переваривая слова жены.

     Взгляд Насти пытливо перемещался по лицу мужа. Она пыталась считать его эмоции.

– Ты что, не рад? – встревожилась она.

– Р-рад, конечно! – Юрий поставил кружку и обнял Настю бережно, как большой драгоценный сосуд, – Настя, я очень рад, я тебя сильно люблю. Но.... это так неожиданно!

– Милый, но это всегда неожиданно, хотя и... вполне ожидаемо, согласись! – усмехнулась Настя.

– Ну... д-да, – засмеялся, было, Юрий, но улыбка быстро сошла с его лица, – но, ведь, война, Настюша! Как нам быть?

– Уже почти четыре месяца нам, папочка! – Настя тронула живот, – помнишь январь месяц? – она лукаво улыбнулась.

– Как не помнить! Я знаю! Мы тебя отправим на Родину. Там родишь… сына. Или дочку?!   

– А, может...

– Никаких «может», Настя! Завтра же буду решать этот вопрос.

     В этот момент в комнату постучалась и вошла Мария. Настя познакомила её с мужем.

     На улицах Мадрида цвела весна, независимо от войны. И вместе с ней цвела Мария. Выразительная красота девушки притягивала внимание. Тёмные глаза её сияли живостью и добротой, нежное овальное лицо обрамляли ухоженные тёмно-каштановые локоны, поблескивающие на свету едва заметной рыжиной.

– Мария, наслышан про вас от Насти! И вы... очень красивы! – сделал девушке комплимент Юрий.

     Настя погрозила мужу пальчиком, и все трое весело рассмеялись.

– А вы герой, Юрий! – они говорили на английском.

– Я не герой, Мария! Я такой же, как и все, кто сражается против фашистов.

     Они говорили о разном, увлечённо, как только могут говорить молодые люди, соскучившиеся по общению на темы, далёкие от войны: о музыке, фильмах и путешествиях, о любви и далёких друзьях. Но всё же рядом существовала война, собирая смертельную дань. Совсем от неё устраниться не удавалось даже в дружеской беседе.

     Юрий упомянул разбомбленную Гернику, о которой прочитал утром в газете.

– Вот что творит фашист на испанской земле. В городе не было военных объектов и войск республиканцев. Просто старинный городок. Погибшие – гражданские: старики, женщины, дети. Это пишут в газетах. Этим убийством они хотят сломить волю людей к сопротивлению.

     Верещагин рассказал девушкам о знакомом ему немецком лётчике, который лечится в госпитале, а потом либо сядет в испанскую тюрьму, либо его обменяют на республиканского лётчика. При этом у Марии несколько изменилось выражение лица. На нём промелькнула тревога.

– Я его лечу, закреплена за ним, – сказала она, на мгновение потупив взор.

– Они нагло и безнаказанно уничтожали нашу колонну с ополченцами. Убили многих. Он подбил самолёт Петрова, чуть не убив его. И я сбил его в этом же бою. Мария, его охраняют, а мне надо с ним переговорить. Ты можешь это устроить?

– Могу, конечно! Ладно, друзья, я оставлю вас наедине, вы так долго не виделись, – лукаво усмехнулась она, – у меня есть дела...

     Когда девушка ушла, Настя сказала:

– Юра, мне кажется у Марии роман с этим немцем. Она мне намекнула, что он неравнодушен к ней. О своих чувствах ничего не сказала, но я же вижу по её вниманию к нему.

– Настя, он – враг, фашист! Она – еврейка. Ты знаешь, как нацисты в Германии относятся к евреям. Это ненормальная связь. Ни к чему хорошему она привести не может.

– Знаю, Юра! Но это – чувства, которым не прикажешь. И я ей, к сожалению, не указ.

– Завтра я с ним буду беседовать. Мне нужно его обменять на нашего лётчика. Я должен организовать обмен. Таков приказ сверху. И твой вопрос буду решать.

– Мы опять расстанемся, Юра?

     Верещагин тяжело вздохнул и крепко обнял Настю.

– Мне будет трудно без тебя, Настюша! Но мы это переживём, всё наладится. Война не бывает вечной.


***


– Обер-лейтенант Пауль Лоренц? Узнаёшь меня?

     С грудью, замотанной бинтами, заросший щетиной, Лоренц некоторое время вглядывался с кровати в лицо посетителя.

– Верещагин? Юрий? Мне что, мерещится после ранения?

– Нет, не мерещится, Пауль. Ты бы лучше объяснил, что ты забыл в Испании?

– Наверное, Юрий, то же, что и ты!

– Не так, Лоренц! Мы пришли после вас. Нас пригласило законное Правительство. А вы влезли в страну, помогая путчисту и диктатору Франко. Большая разница! А тебе, считай, невероятно повезло, что мой товарищ, которого ты атаковал, не дал тебя растерзать на земле испанским бойцам, которых вы расстреливали. Говорят, ты клялся им, что не лётчик-истребитель, а херувим с крыльями… умоляя сохранить тебе жизнь.

– Вот оно что, – с неприязнью откинулся на подушку Лоренц, – так ты – летаешь!

– Летаю и сбиваю таких «асов», как ты!

– Так это я с тобой, Верещагин, встретился в бою... Как тебе удалось ускользнуть из прицела, ума не приложу. Это против законов физики.

– Со мной ты неудачно встретился. И я не стал тебя расстреливать в воздухе под парашютом, как это практикуете вы.

– Мы воюем честно!

– Куда уж честнее! – Юрий бросил на грудь Лоренцу газету со статьей о Гернике. Он специально взял газету с собой. – Герника! Это «работа» вашего Легиона «Кондор»! Разрушенный беззащитный город и тысячи безжалостно убитых горожан!

     Газетный снимок к статье демонстрировал результаты бомбардировки.

– А имя Примо Джибелли тебе, конечно, ничего не говорит, Лоренц? Вы разрубили этого парня на куски.

– Мне это имя ничего не говорит... Статья в газете – пропаганда коммунистов, а снимок – грубая подделка!

– Так вот как заговорил немецкий «коммунист» из Коминтерна, шпион Лоренц?! А ещё украденные артефакты... В СССР тебя давно ожидает суровая кара трудящихся. Несколько часов полёта и – стенка!

     Лоренц нервно промолчал.

– А может покончить с тобой прямо здесь? При попытке к бегству! Пожалуй, это будет справедливо. Клянусь, никто не будет здесь заморачиваться обстоятельствами гибели фашиста и пилота «Кондора» после уничтожения Герники, – Юрий неспешно расстегнул кобуру с пистолетом ТТ *.

– Нет! – с криком вбежала в палату Мария. Она подслушивала за дверью. – Юрий, ты не сделаешь этого! Герои так не поступают!

     В раскрытую дверь осторожно заглянул суровый боец-охранник, здоровый, как боксёр тяжеловес.

– У вас всё в порядке, сеньоры?

– Всё в порядке, амиго! Допрашиваем немца.

– Конечно, не сделаю! – повернулся Юрий к Марии. – Я не такая сволочь, как этот фашист. А чего ты так переполошилась вдруг? Лучше расскажи этому невинному агнцу про мешок с останками Примо Джибелли, который попал к вам в морг. Это – дело рук его коллег. Как? Послушаем?

– Он не виноват!

– Мария, ваше дело – лечить! А с остальными вопросами мы разберёмся! Выйди, пожалуйста!

Мария, оглядываясь, вышла и прикрыла дверь.

– Лоренц, где артефакты, вывезенные вами с предателем Нефёдовым?! Не советую морочить мне голову или молчать. Скажешь правду – пойдешь на обмен. Будешь юлить – сбросим тебя в мешке прямо на аэродром в Бургасе. Только вот рубить не будем. Не такие мы звери. Сбросим целёхонького. С высоты четырех тысяч метров.

– Я не боюсь твоих угроз, Юрий! Нефёдов погиб в автокатастрофе ещё в тридцать первом году. А на артефакты мне наплевать. Я выполнил задачу моего руководства по их доставке в Германию. И на этом всё! Артефакты доставили всем крупные неприятности. Они неуправляемые! Никто не смог постичь их сути! Я при первой же возможности постарался дистанцироваться от них. Я даже ушёл из разведки и стал лётчиком.

– Где артефакты сейчас?

– Я тебе назову фамилию – Бергман. Но она, скорее всего, тебе ни о чём не скажет. Он крупный промышленник, соратник фюрера. Два артефакта сейчас у его сына. Он подводник. У нас был ещё третий артефакт. Мы его называли «зелёный». Но он исчез.

– Как это – «исчез»?

– Да вот так! Был и не стало. Я ничего не могу пояснить по этому поводу.

– Лоренц, неужели тебя не заинтересовали артефакты? Ты же прекрасно понимаешь, что их разгадка сулит нечто невероятное!

– Пока мы пытались этим заняться, несколько человек погибло. Я не хотел войти в их число. Тем более, что...

– Что, Лоренц?

     И Лоренц рассказал Юрию, про то, что слышал от Блюмкина. Про свойства трёх сущностей и нечто, что ещё важнее самих этих сущностей, но без чего разгадка управления ими невозможна. Он сказал, что Бергманы хотели, чтобы он занимался этим вопросом дальше. Даже хотели забросить обратно в СССР за шифрами Блюмкина. Но Лоренц увернулся, понимая, что его в СССР ожидает.

– Однако мне хватило тех неприятностей, которые уже случились, и угроз могущественных Бергманов. Более того, при отсутствии одного из трёх артефактов, поиски этого самого «нечто» – невозможны в принципе.

     Юрий подивился этому откровению Лоренца. Но, поразмыслив, понял, что Лоренца вся эта информация банально угнетала и давила на психику несколько лет, пока он не выложил сейчас всё, как есть. Тем более, что никакого интереса она для него реально не представляла.

– Ну что же. Я склонен тебе верить. При первой же возможности мы тебя обменяем на нашего пилота. Если только до этого тебя не задушит кто-нибудь из испанских бойцов, которые лежат и стонут здесь в коридорах. Путчисты поубивали у многих из них семьи, Лоренц. Газету оставь себе и внимательно почитай. Это не пропаганда!

– Юрий, не отдавайте меня испанцам!

– Хотите в СССР?

– Нет, Юрий. Обменяйте меня сами.

– А знаешь, Лоренц, почему ты в меня не попал? И не попадешь никогда?

– Почему?

– Потому что зелёный артефакт... у меня! Я и мой истребитель под его защитой. Здесь нет другого такого лётчика, который просчитает все твои действия в небе так, как это сделаю я. Даже если ты о них ещё и не помыслил!

– Что ты такое говоришь, Юрий! Этого не может быть... Как к тебе мог попасть «зелёный»?

– Да вот так! Не было и вдруг «стало», Лоренц, как ты выражаешься. Приплыл!

– Из Германии?!

– Откуда мне это знать? Важно другое. Если вам он приносил неприятности, то нам – победы!

– Ты блефуешь, Юрий!

– Возможно! – усмехнулся Юрий, – считай, что я тебя позабавил, – но, когда мы опять встретимся в небе, задумайся о том, что я тебе сказал. Пожалуй, для тебя будет лучше, если ты займешься пассажирскими перевозками. У себя в Германии. 


***


– Пауль, тебе угрожает опасность?!

– Мария, на войне всем угрожает опасность, – Лоренц мрачно уставился в потолок.

     Он разговаривал с девушкой на хорошем английском языке, который изучил ещё на учёбе в России.

– Я боюсь за тебя, Пауль!

– Мария, мне надо опасаться не Юрия, а испанцев.

– Пауль, это хорошие люди!

– Мария, они – мои враги. Когда меня сбили, их солдаты хотели со мной расправиться. Думаю, этот здоровенный детина, что на охране, с удовольствием раскроил бы мне череп прикладом винтовки.

– Пауль, они не были твоими врагами, пока ты не появился здесь и не начал в них стрелять!

– Это мой долг, Мария! Коммунисты – наши враги. По всему миру.

– Пауль, я тебя полюбила, но слов твоих не понимаю. Какой ещё такой «долг» немца перед Испанией? И что лично тебе сделали коммунисты плохого, пока ты на них не напал?

– А ты? Что здесь делаешь ты, приехав из Америки?

– Я, в отличие от вас, немцев, лечу людей, спасаю им жизни!

– Мария, милая, давай не будем ссориться. Я люблю тебя! До сих пор ни одна девушка не покорила моё сердце. Я хочу связать с тобой свою судьбу!

– Пауль, я тоже тебя люблю. Брось свой проклятый Легион, скажи Юрию, что ты не будешь больше воевать и убивать испанцев. Уедем вместе в Америку! Ведь моим родителям пришлось бежать из Германии от преследований нацистов. Их хотели убить из-за небольшого бизнеса, который хотели отнять. Это была небольшая аптека. Пришлось всё бросить и спасаться, покинув страну.

– А ты, Мария?

– Я не жила в Германии, Пауль. Меня ещё в детстве отправили к родственникам в Штаты. Но мне отец с матерью рассказывали, каким унижениям они подвергались, когда к власти пришёл Гитлер.

– Мария, но я же не могу предать своих товарищей!

– Тех, которые разбомбили Гернику?! Это не товарищи, это – преступники, Пауль! Как мы можем строить наше будущее, если так сильно не понимаем друг друга? Ты считаешь, что продолжишь преступную службу, а я потом уеду с тобой в Германию, страну, где ненавидят евреев?

– Мария, я не могу знать ни своей, ни нашей общей судьбы. Но хочу, чтобы ты знала, я люблю тебя так сильно, как никого не любил! Иди ко мне, поцелуй меня. Я не в силах тебя отвергать!

     Мария наклонилась и поцеловала Лоренца с глазами, полными слёз. Бывает так, что разум решительно противится чувствам. Даже очень сильным. 




                Ларго Кабальеро * – видный испанский политик-
                социалист (1869-1946). Занимал пост премьер-
                министра и военного министра Испанской республики в
                период Гражданской войны (1936–1937) и сыграл
                важную, но противоречивую роль в истории страны.

                Герника * – испанский город в Стране Басков полное
                официальное название на испанском языке – Герника-
                и-Луно. Был подвергнут  разрушительной
                бомбардировке итальянскими и немецкими самолётами
                легиона «Кондор». По разным данным погибло от 1000
                до 1500 человек. Этой бомбардировке посвящена
                знаменитая картина Пикассо «Герника».

                La Pasionaria * – Пассионария (исп. Pasionaria) –
                псевдоним Долорес Ибаррури, испанской деятельницы
                международного коммунистического движения,
                революционерки.

                Милисианос * – территориальные военные
                формирования, ополченцы.

                ТТ * – пистолет ТТ (Тульский Токарев)– самозарядный
                пистолет, разработанный советским инженером Федором
                Васильевичем Токаревым. Он был принят на вооружение
                в 1931 г.



                Продолжение следует:  http://proza.ru/2025/05/02/1110

                Картинки взяты из открытого доступа в Сети

               

                25.04.25

                пгт. Отрадное Московской обл.