8. Соня

(вечером)
Папа не понял, зачем мне психотерапевт.
- Зачем, нормально же всё! - восклицал он как ребёнок, который до последнего отказывался верить, что Деда Мороза не существует. - Соня адекватная, учится хорошо, старательно. Даже слишком. Что может быть не так? Просто домашние показательные выступления нужно прикрыть, и всё будет в порядке. Нечего тут драмы на пустом месте устраивать.
Я чувствовала, как напрягаются мои руки, а дыхание сбивается. В папиной семье все такие. Однажды, до того, как это случилось, мы приезжали в гости к бабушке Жене и дедушке Мише. Они вмиг начинали беспокоиться, если мне что-то не нравилось, у меня что-то не получалось, или я над чем-то задумывалась. Бабушка отвлекала меня своими пирожками с яблоками - они правда были очень вкусные, но пирожков не хватит на всю жизнь. И уж тем более никакие пирожки не справятся с тем, что происходит со мной. Я очень люблю бабушку, и дедушку тоже люблю, но я всегда чувствовала: мои переживания влияют на атмосферу. Поэтому я старалась всегда казаться счастливой у них в гостях. Это трудно, но я не хочу, чтобы кто-то волновался - особенно из-за меня.
- Коля, послушай, - смущ;нно заговорила мама. Снова. - Её правда что-то тревожит, она не нарочно так себя ведёт, но мы не можем ей помочь. Мы уже пробовали.
Они пробовали... Они расспрашивали, но я не сказала. Мне кажется, если я скажу, тогда они скажут, что им не нужна такая дочь, как я. Они переключали. Точнее, переключала мама. Только не пирожками, как бабушка, а сменой темы - говорила всё, что в голову придёт. Они предупреждали и кричали. Точнее, предупреждал и кричал папа. Он говорил, что если я не перестану... Я не буду писать это дословно - если бы я такое кому-то сказала бы, я бы жалела об этом до самой смерти и была бы ещё ничтожнее, чем сейчас. Хотя можно ли сделать что-то хуже того, что сделала я?.. Если я продолжу, то он заставит меня: убирать квартиру вместо мамы ("Раз уж ты считаешь, что всё должно быть чистенько, то почему мы живём в свинарнике?" Моя комната теперь всегда чистая. А если я вижу, что что-то не так стоит или стало грязным, я никогда не брезгую это исправить. Только в каких-то случаях потом важно обязательно хорошенько помыть руки - иногда пару раз); зубрить физику, по которой у меня были тройки-четв;рки,и рассказывать ему каждую тему ("Значит, картиночки свои ты всегда готова рисовать, а до уроков дело не доходит, да?" Вообще-то, это неправда. Я больше не рисую. И получаю я одни пятёрки, а если нет, меня кроет паникой); строго придерживаться режима для, без "посплю ещё полчасика" или "хочу посидеть в телефоне" (и это стало реальностью. Утром я просыпаюсь в смутной тревоге, что я что-то не успеваю или плохо сделала и не исправила, а вечером засыпаю с точно такими же мыслями. Так что весь день уходит на исправление ошибок вчерашнего).
Но ничего из помощи родителей не могло мне помочь. Я знаю, что они старались, знаю, что они меня любят - хотя теперь иногда сомневаюсь в этом, - но от этого не стало лучше. Да и не станет. Мне никто не поможет. Я не заслужила. Я даже в помощь психотерапевта не очень-то верю. О том, что со мной происходит и как это началось, лучше не рассказывать, и помочь мне тоже лучше не пытаться...
- Да как хотите, - пожал плечами папа и поднялся из-за стола. - Главное, чтобы это не доставило нам новых проблем, особенно финансовых, а то и так...
В памяти вспыхнуло то самое, о чём я так усердно пыталась не думать. Было темно, мои глаза плохо что-то различали, и было невыносимо жарко. Остро ныла рука. Я понимала, что нужно вставать, действовать, делать хоть что-то! Но я не могла. Моё тело мне не подчинялось.
Моё тело мне не подчинялось. Руки тряслись в мелкой дрожи, лёгкие сжались и не хотели впускать воздух, в ушах стоял звон, по щекам текли слёзы. Наверное, в этот момент меня было бы легко счесть за эпилептика, но я знала, что приступы эпилепсии **так** не начинаются. С ужасом осознавая, что я теряю контроль, я попыталась это остановить. Просто замереть, сделать вдох, не плакать. Но тело забилось ещё сильнее, с границ поля зрения наползала чёрная дымка, а комната превратилась в битые разноцветные ст;кла. Я беспомощна перед этим. Не могу! Остаётся только считать.
- Раз. Два. Три. Четыре, - проговаривала я про себя.
Спустя некоторое время (две минуты? Пять? Десять? Сколько меня не было!?) я снова могла себя контролировать. Но я чувствовала себя такой раздавленной, что первое время даже не могла подняться со стула. У меня больше не осталось сил. Больше не осталось сил держаться. Но я должна.
Когда я пришла в себя, разговор уже стих. Наверное, родители ушли готовиться к завтрашнему дню. Тяжёлому дню.