Наследник СССР - фрагмент 181

Эротически-мистически-философский роман, типа повести (от 2025.02.05)
==========================================================

И когда Ухты получил от свого друже, результат очистки и корректировки одного из фото Лики, он едва не плакал, и ползая, не целовал пол... это была его тайная богиня (тем паче с мировым признанием в малом городке), потому как в оригинале у Лики, был не пьяный, а именно самый -  любвеобильный, возбуждённый и вожделенный, взгляд самки, и к тому такой красы! И потому ни за какие шиши, он бы не смог накатать на Лику каку гадость, порочащую оную, и написал на отмазку такую неправдоподобную ахинею, на чём вся эта затея от Ботсвана и провалилась. А сама Лика увидев такую отфотошопленную фотку в личке, страшно хохотала, но во внутренних помыслах своих, она была не против своих сексуальных рабов мальчиков, что трахали бы её как развратную шлюху, и эти помыслы на неё тоже нагнетали и страх и ужас. Но она, конечно, по желанию своего неведомого предупредителя, удалила этот фотомонтаж...   

  Дениска был немного ни в себе, запутавшись в своих расследованиях аки в паутине, а к тому его ещё и Ульянка немного шокировала, что могут быть такими мягкими и соблазнительными девчонки. Хотя вроде она такой ранее не была, но не признать её той же Ульянкой в сём новом амплуа, никаких аргументов бы ни нашлось — это та же, его, преданная Ульянка, но даже более волнительная, чем была раньше. Вся проблема была в том, что он никак не мог ясно и просто сформулировать свои определения и потому как пацан, стал больше полагаться на свои внутренние ощущения на неё в противостоянии своих же амбиций. Так сказать, чтобы было что с чем сравнивать, притом не уходя от основы своей сути мальчишки. Ведь амуры на деле это больше риск, чем игра в поддавки с Ульянкой в её амурных и сексуальных страстишках, и жажды проб и ошибок, для получения нового опыта. Он не знал о том, что было там на бережку заводи у неё с Митюхой, ибо был занят другим, но если бы и узнал, то просто признал бы за собой факт, что он по сути так себе любовничек и скорее опыту от него Ульянка получает очень мало. Он просто не мог как-то искусственно вызвать у себя то состояние, когда он впадал в каков-то транс чтобы по-крутому на всю душу, играть в акте секса с Ульянкой, но и не знал как вызвать в себе это состояние, ибо ему мешали его же амбиции. Но не только амбиции, а то что он был готов принять удар на себя, но защитить Ульянку, тут далеко не способствовало его потугам в раже секса, а скорее наоборот. Пока всё что бывало до этого — это на него нападала Ульянка и начинала его заводить, а там как получится, заведётся он по-настоящему или нет, что выходит больше зависело от стараний самой Ульянки. Но он знал, что когда она в раже, от неё откреститься невозможно, и потому, вместо того чтобы отдаться ражу с головой, он старался как-то утешить её страсти, чтобы она так не горячилась, но и не мешать ей самой разрядиться в акте. И потому он помогал ей и поддерживал как мог и умел. С Ликой то как раз ему было проще, ибо он с ней особо и не заводился, а был занят тем, что помогал ей самой в реализации её амурных и сексуальных фантазий. Но играл роль и сдерживающего фактора, чтобы она не перегинала палку, что скорее сама Лика воспринимала наоборот, как его крепкий дух и амбиции лидера, что её заводило на раж ещё сильнее, как бы в жажде одолеть его как можно больше. Но он то сам против того и не был, и подыгрывая ей в этом, ибо амуры — прежде всего нужны девчонкам самим.   
 С Ульянкой теперь всё становилось несколько иначе, ибо она больше не кидалась на него аки голодная львица, а начинала заигрывать издалека, следя и чуя его по ответным реакциям, и теми, что были ей на руку, она старалась в нём поддерживать и распалять по энергетике сил выражения, как бы подыгрывая ему самому. И ему это стало нравиться самому тоже, но его амбиции были всегда на стороже, в режиме автопилота, но не мешали ни ему, ни игре Ульянки. Потом она если и начинала его целовать в губы, то не стараясь сразу завести поболее на страсть, а как бы уверяя его, что она в его власти, притом кажа себя такой женственной, трогательной, нежной. И это вместо былых нападок на него, как раз стало заводить его больше, ибо тут она была как можно более ему противоположна по духу, но если он старался сочетаться с ней по духу, то это порождало какую-то новую энергию интима и желания его продолжения. И не просто продолжения, а погружения всё дальше и глубже, когда он сам начинал чувствовать ту грань, после которой он впадёт в транс сексуального ража, и именно хоть какое понимание этого, ему как мальчишке давало решительность идти на риск. И стоило ему впасть в транс, как он уже «слепо» мог довериться и Ульянке, и своему подсознанию и внутренней основе своей сущности, и тогда он Ульянку начинал чувствовать и ощущать лучше всего. Но сам кайф ража был выражен именно как в каком парадоксе, или совмещении несовметимого, но на примере природы, он — это как крепкие и тяжёлые валуны камней или толстые крепкие стволы деревьев, а она — как слабое дуновение ветерка, как лёгкие тонкие листики или как хрупкие цветочки. Но слить камень с цветочком в единое целое просто невозможно, как слабые порывы ветерка, валуну по барабану. Получалось как типа занимательной перестрелки, когда он погружался в ощущение себя во время ража, и в ощущении Ульянки, которая отражала эти ощущения на него самого, как делала и она сама. Это как не абсурдно звучит, подобно самой страстной и желанной и головокружительной от экстаза войны, которую каждая сторона рьяно стремится разжечь и усилить, и растянуть на наибольшее время продолжения. После первого же такого удачного акта, Ульянка уже и не вспоминала о Митюхе, ибо это был убойный кайф от Дениски. Где её мотало и носило как щепку по штормовым волнам, но так легко и блаженно, что она себя в тоже время чувствовала витающей на облаках в небе. Именно сочетания чего-то крепкого и прочного с воздушной лёгкостью и головокружением полёта, словно камень парящий в небе. Короче тут всех эпитетов в сём противоречии и не подобрать, но в памяти вроде ничего не оставалось кроме блаженства райского наслаждения, и у Дениски, тоже оставалось великолепное самочувствие и лёгкость, словно он потерял в акте свой вес тела, но странно сохранял прочность и крепкость, подобно воздуху из металла. Это было новое неизведанное ощущение, что Дениска тоже пытался как-то понять, ибо мальчишке главное — логика. И тут ему пришла на помощь сама природа. Ибо он стал как-то ощущать в себе окружающий его антураж природы, словно сливаясь с природой по духу и ощущениям в единое целое, и это было такое захватывающее чувство, что где-то было схоже с ражем секса, но немного иного порядка. И вот, - «Я теперь убедился в одном, почему природа именно женского духа и рода. Ибо она всё порождает, и носит в себе и на себе, как и нас с тобой, она нас и одевает и кормит и создаёт все условия как типа домашнего уюта. И твоя любовь как в девице, это тоже природа, только твоего тела и духа, как твоя внутренняя природа», - задумчиво говорил Дениска, сидя на травушке, а Ульянка лежала головой на его ногах около стана, и блаженно улыбаясь, пыталась длиной травинкой пощекотать его нос. - «Вот видишь, меня любить надо и ещё как любить, беречь и лелеять. Ласкать и ублажать в сексе, чтобы я тоже когда-то родила, а я тебя за это кормить стану и домашний уют тебе создавать...», - стала задевать его Ульянка, пытаясь травинкой спровоцировать его на агрессию, то есть всё наоборот, но Дениске надоело уворачиваться от её травинки, и он просто отнял её у Ульянки и сам стал щекотать её носик, и она заливисто рассмеялась, но кажа из себя словно глупую дурочку. Однако её тоже достали его истязания травинкой её носика, и она вскочила, не желая своего поражения от него, но стала крутиться перед ним решив его победить иной методой. Она задрала подол своего красивого платьица что скорее было сродни юбке с подолом ниже её ляжек, но смотрелось на ней весьма сексуально завлекающе, и стала крутить своей голой попкой в узких почти открытого вида трусиках, страстно разглаживая ладошкой одну свою, ближнюю к лицу Дениски, ягодицу, и занятно играя станом и ножками, в ни менее красивых гольфиках, - «Вот тебе моя природа, пощупай её сам». Однако Дениска ущипнул Ульянку за её «природу» и она полезла к нему драться на ручках, но тут же передумала, села с ним рядом и полезла нежно его целовать в губы, ласково разглаживая его открытые плечи подле лямок его майки. - «Это нужно назвать другим женским словом, то что ты мне тут из своего прелестного срама казала — материя, а это скорее от слова — мать. Потому скорее вы так с ума сходите от всяких красивых тряпочек», - всё же высказал своё Дениска, после поцелуя, поглаживая её спину, и она внимательно уставилась в его глаза, но несколько замутнёнными очами, и, - «Это мой святой срам, ибо я из него рожать детишек стану. И потому твоё тело тоже материя, так как от матери, и тоже должно принадлежать мне, как твоей девице. Потому ты должен слиться с моим святым срамом и освятить мою материю».