1812 - Брошенные раненые

четверг, 24 апреля 2025 г.

Русское отступление 1812 года. Оно истребило французскую «Великую армию». Но цена этого отступления тоже велика. Два сожженных города, уничтоженные материальные, духовные и культурные ценности. Разоренные губернии от Вильно до Москвы, голод. Но наибольшую утрату несли раненые и с той и другой стороны.

Отступающая русская армия оставляла раненых: в Витебске (в том числе на поле боя), Смоленске, Бородино (на поле боя), Можайске, Москве (раненые в Бородинской битве). И это факты, подтвержденные свидетельствами французских мемуаристов, бывших солдат и офицеров Великой армии. Историк Николай Троицкий возмущался этим фактом и считал это фактором двуличности русских генералов, объявленных героями, в частности Кутузова.

Давайте рассмотрим некоторые обстоятельства этого дела.

1) Форсированные марши, которые вынуждали французов отрываться от своих линий снабжения, заставляли русскую армию идти на крайнюю меру – оставлять раненых «на милость победителя» и уничтожать обозы. Жестокая необходимость войны, продиктованная выбранной стратегией отступления - русского отступления.

2) У русских раненых, оказавшихся во французском плену, не оставалось шансов выжить. Ведь из-за тактики отступления, французская армия была лишена продовольствия, фуража и даже воды. Вода была в дефиците, еще в добавок была плохого качества. У кавалеристов кони были по три дня не кормлены – не было соломы для раненых. И конечно, голод – все продовольствие шло стремительно уходящей на восток армии. При этом следует учесть, что такую же участь разделяли и французские раненые. А лекари оказывали помощь и тем и другим собратьям по несчастью.

3) Русские раненые гибли в пожарах, не имея возможности самостоятельно спастись из госпиталя. Так было в Смоленске, так было и в Москве. Здание госпиталя, охваченное огнем, издавало такие звуки, от которых приходили в ужас еще живые.

4) Как правило, смертность от ран была велика, а медицинская помощь тех лишь продлевала мучения на несколько дней. Люди умирали от ран на протяжении нескольких лет (Дорохов). Госпиталей боялись, и не случайно. Солдаты с ранениями средней тяжести старались самостоятельно добраться до своих полков. За военными нередко шли гражданские, что вынести из боя раненного родственника-офицера и увезти самостоятельно в надежное место.

Приведем наиболее жестокие сцены в описаниях французских мемуаристов.

*Витебск* (раненые в сражениях под Витебском)

«В Витебске четыреста раненых русских остались на поле битвы, триста были покинуты русской армией в городе, и так как все жители были удалены оттуда, то эти несчастные оставались три дня без всякой помощи, никому неведомые, сваленные в кучу, умирающие и мертвые, среди ужасного смрада разложения. Их, наконец, подобрали и присоединили к нашим раненым, которых было семьсот человек, столько же, сколько и русских. Наши хирурги употребляли даже свои рубашки на перевязку раненых, так как белья уже не хватало.
Когда же раны этих несчастных заживали и людям нужно было только питание, чтобы они могли выздороветь, то его не хватало, и раненые погибали от недостатка в пище. Французы, русские — все одинаково гибли. Первыми умирали те, кому потеря какого-нибудь члена или слабость мешала отыскивать себе пропитание. Эти несчастья случались везде в отсутствие императора или после его отъезда, так как все устремлялись за ним, и его приказания точно исполнялись только тогда, когда он находился поблизости».
[Филипп-Поль де Сегюр. «Поход в Россию. Записки адъютанта императора Наполеона»]

*Смоленск* (раненые в предшествующих боях)

«Русская армия, надеясь, по-видимому, на более продолжительное сопротивление, эвакуировала в Смоленск раненых под Красным, Могилевом и во всех других предшествовавших боях.
И вот перед нашими глазами предстало ужасное зрелище.
При приближении французской армии всех этих раненых собрали в старый город.
В первый же день осады несколько гранат вызвали здесь пожар. Сила атаки и стремительность преследования дали неприятелю лишь время разрушить мосты, но не позволили ему эвакуировать раненых; и эти несчастные, покинутые таким образом на жестокую смерть, лежали здесь кучами, обугленные, едва сохраняя человеческий образ, среди дымящихся развалин и пылающих балок.
Многие после напрасных усилий спастись от ужасной стихии лежали на улицах, превратившись в обугленные массы, и позы их указывали на страшные муки, которые должны были предшествовать смерти.
Я дрожал от ужаса при виде этого зрелища, которое никогда не исчезнет из моей памяти. Задыхаясь от дыма и жары, взволнованные этой страшной картиной, мы поспешили выбраться за город.
Казалось, что я оставил за собой ад».
[Мишель Комб (Соmbе) ; в 1812 г. лейтенант 8-го конно-егерского полка 3-й дивизии легкой кавалерии 3-го корпуса кавалерийского резерва Великой армии ; пишет о впечатлениях, когда вошел в Смоленск после ухода русской армии:]


*Бородино* (оставленные на поле боя)

Можно было заметить раненых русских, которые тащились к таким местам, где груды мертвых тел могли дать им какое-нибудь убежище. Многие уверяют, что один их этих несчастных прожил несколько дней в трупе лошади, разорванной гранатой, внутренности которой он глодал. Некоторые из раненых выпрямляли свои раздробленные ноги, крепко привязывая их к какой-нибудь древесной ветви, и пользовались другой ветвью вместо палки, чтобы дотащиться таким образом до ближайшей деревни. И они тоже не издавали ни единого стона!
[Филипп-Поль де Сегюр. Поход в Россию. Записки адъютанта императора Наполеона]


*Можайск* (раненые в Бородинской битве)

Девятого сентября Можайск был открыт перед нами. Но за ним неприятельский арьергард занимал еще высоты, господствующие над городом, которые накануне занимала армия. Когда же вступили в город — одни, чтобы пройти через него и преследовать врага, другие — чтобы грабить и найти для себя помещение, то не нашли там ни жителей, ни припасов, а только мертвых, которых приходилось выбрасывать из окон, чтобы иметь кров, и умирающих, которых собрали в одно место.
Последних было везде так много. Что русские не решились поджечь их жилища. Во всяком случае их гуманность, не всегда отличавшаяся большой щепетильностью, не помешала им стрелять в первых французов, вошедших в город, и притом стрелять гранатами, которыми они подожгли деревянный город, и часть несчастных раненых, которых они там покинули, погибла в огне.
[Филипп-Поль де Сегюр. Поход в Россию. Записки адъютанта императора Наполеона]

***

«Проезжаем Можайск, где наши войска одержали 8-го новую победу. Мы находим здесь громадную массу раненых, как русских, так и французов. Переезжаем поле сражения; сотни лошадей, тяжелораненых или со сломанными ногами, мирно пасутся на нем. Русские солдаты еще живые, с ампутированными ногами тащатся по этому полю резни, где их бросили. Они кормились только тем, что находили в ранцах мертвых неприбранных солдат. Среди других я вижу одного, который притащился к краю дороги. Его разбитая нога повязана тряпками. Он влез наполовину во внутренности лошади и как собака, пожирает ее мясо. Только шум наших шагов заставил несчастного отойти. Мы дали ему воды и немного провизии и поехали дальше».
[Франсуа (Fran;ois) Шарль ; капитан 30-го линейного полка 1-й дивизии пехоты 1-го армейского корпуса Великой армии. Мемуарист]

***

При дороге, по которой нам пришлось идти, покинув лес, лежала небольшая деревушка, которая вчера переполнена была русскими ранеными и загорелась. Несколько домов обращено было в пепел. Вблизи них нам показали обгорелые, черные, обуглившиеся скелеты и разрозненные кости этих несчастных жертв вчерашнего дня, которые сначала истекали кровью под Бородином, среди мучений доставлены были сюда и наконец, пожраны были пламенем, казалось, для того, чтобы испытать до конца муки столь горькой иногда геройской смерти.
[Генрих Ульрих фон Роос (von Roos) ; немецкий врач. В 1812 г. главный хирург 3-го Вюртембергского конно-егерского полка 2-й дивизии легкой кавалерии 2-го корпуса кавалерийского резерва Великой армии. Мемуарист.]

***

В Можайске мы застали многие кварталы в огне. Жители разбежались, а наиболее удобные дома были полны теми русскими ранеными, которые не могли следовать за армией, были оставлены без всякой помощи. Все это были калеки, не имевшие возможности сами отыскивать себе пищу. Больше всего мучила их, если оставить в стороне необходимость пере вязки ран, страшная жажда. Я думаю, что от нее и умерли многие из этих несчастных, лежавшие теперь вперемешку с живыми. Лишь нескольким из них русские хирурги сделали ампутации...
При помощи гвардейских солдат, гуманность которых я не раз испытывал, я постарался удовлетворить насущные потребности этих несчастных. Я дал им воды и немного сухарей, найденных в одном складе, затем я велел унести мертвых. Все не перевязанные раны были немедленно перевязаны.
Для французских раненых были приготовлены церкви и общественное здание. Русские размещены были по купеческим домам.
[Доменик Жан Ларрей (Larrey), барон, военный врач. В 1812 году главный хирург Великой армии. Проявил блестящие организаторские способности в условиях походной жизни при нехватке врачей, медикаментов и продовольствия.]

*Москва* (раненые в Бородинской битве)

И вот армия, последняя надежда этого народа, покинула его! Она прошла через город и увлекла за собой еще довольно значительный остаток населения.
[Филипп-Поль де Сегюр. «Поход в Россию»:]
Комментарий Н. Троицкого («1812. Великий год России»): «Русская армия покинула Москву, оставив в городе 156 орудий и множество другого оружия, а также 608 старинных русских знамен и 1000 штандартов. Но трагичным было не это, а то, что в городе, обреченном на сожжение оставалось 27,5 тысячи раненых русских солдат (Ф. Ростопчин указывает цифру в 22 тысячи, К. Клаузевиц — 26 тысяч), из которых большинство погибли, (Троицкий Н. А. Указ, соч., с. 220).»

***

Наконец, 14 сентября, в полдень, мы подошли к Москве, не встретив ни одного неприятеля. Под предводительством неаполитанского короля авангард проник в город и прогнал казаков, которые безжалостно грабили последних жителей, не пожелавших удалиться из города. Между регулярными казаками и неаполитанским королем на одной из главных площадей было нечто вроде пере говоров о приостановке враждебных действий. Они просили и получили отсрочку, чтобы подобрать всех своих и удалиться, не делая беспорядка. В особенности обращались они к великодушию победителя, поручая ему многочисленных раненых, которых они должны были оставить. Это и было справедливо, хотя сомневаться в лояльности французской армии ; значило не знать ее. К несчастью, зажженный самими же русскими пожар долгое время не давал возможности оказывать им помощь, которая была обещана.
[Боссе (de Bausset) Луи Франсуа Жозеф де (1770 – ок. 1835) ; барон. В молодости был актером. С 1805 г. камергер Наполеона. Сопровождал его в походах в Испанию, Германию и Россию. Мемуарист.]

***

Но среди всех этих зрелищ самое ужасное, самое плачевное ; пожар больниц. Там было более 20 000 тяжелобольных и раненых. Только что пламя охватило эти здания, как из открытых окон послышались страшные крики: несчастные двигались, как призраки, и после томительных, мучительных колебаний бросаются из них.
Считают, что таким образом погибло 10 000 больных и раненых ; т.е. приблизительно половина всех.
[Ложье де Белькур (Laugieг de Bellecouг) Цезарь (Чезаре) (1789;1871), граф, генерал-лейтенант. В 1812 г. ; су-лейтенант, старший адъютант полка гвардейских велитов 4-го армейского корпуса Великой армии. Историк и мемуарист.]

***

Со времени вступления Наполеона в древнюю столицу царей русские воины, которых удержали в Москве тяжелые раны, находились в самом плачевном положении. И можно ли, откровенно говоря, ставить это в вину нашим солдатам? Удрученная усталостью и нищетой французская армия, придя, прежде всего весьма естественно позаботилась о своем пропитании и безопасности, а не о раненых неприятелях. Последние, оставленные на произвол судьбы, пали жертвами голода и отсутствия медицинских пособий. Но еще более ужасное мучение выпало на долю многих из этих несчастных. Среди столь страшных сцен, которые представляло разрушение Москвы, пожар в русских госпиталях был самой ужасной. Как только огонь охватил здания, где были скучены раненые, послышались раздирающие душу крики, восходящие как бы из громадной печи. Вскоре затем несчастные показались в окнах и на лестницах, напрасно силясь освободить свое полусгоревшее тело от огня, который их обгонял. Силы им изменяли; задыхаясь от дыма, они не могли уже более ни двигаться, ни кричать; только руки их еще шевелились, показывая отчаяние, до тех пор, пока, наконец, охваченные пламенем, несчастные умирали в страшных мучениях. Более 10 000 погибло в этом ужасном костре.
[Арман Домерг, французский актер и постановщик, работавший в русских театрах. До войны вел разведывательную деятельность в пользу Франции. В 1812 году был выслан в Нижний Новгород]

***

Даже церкви, крытые толем и свинцом, и те рушились, увлекая за собой чудесные купола, блеск и красота которых так восхищали нас накануне. Вскоре огонь охватил и больницу, где лежало до 20 000 больных и раненых857. Опустошения, произведенные пожаром, там были ужасны. Почти все погибли в огне, а те, которые еще не успели задохнуться, ползали полуобгорелые в горящей золе, стараясь как-нибудь выбраться из моря пламени; другие стонали, придавленные горой обгорелых трупов; они выбивались из сил в напрасном старании сбросить с себя эту ужасающую ношу, чтобы выбраться на свет божий.
[Луи Эжен Антуан де Лабом (de Labaume) ; капитан, офицер штаба 4-го армейского корпуса Великой армии. Мемуарист]
Комментарий составителей: В бюллетене XX сказано – 30.000, в XXIII сказано, что удалось спасти только 4000.