У кого я учился

У КОГО Я УЧИЛСЯ.

Если рассмотреть создаваемую мною художественную литературу, верно, можно задаться таким вопросом: "У кого он учился?" Как-то меня спросил один из знакомых писателей об этом, держа с удивлением мою первую книгу: "У церкви стояла карета"...

Сказать должен всем, что уже отвечал однажды ему.

Мои произведения не затянуты и не монотонны. Персонажи в них — как живые люди, они могут спорить, язвить, иронизировать, возмущаться! Я учился сочетанию прямой и авторской речи, — этому искусству, — у Айзека Азимова и Михаила Шолохова. Стиль я открыл свой.

Возможно мои произведения напоминают бестселлеры Булгакова, Пушкина или Гоголя, и не буду лукавить, при построении сюжетов я использую повести: "Вий" и "Пиковая дама", а также роман "Мастер и Маргарита", и постоянно на них ориентируюсь в допустимости концентрации ужаса и страха, кошмара и паники.

Мне близка простота изложения Ильфа и Петрова в книгах "Двенадцать стульев" и "Золотой теленок". Я склонен, как и они, к рисованию паяцев, можно сказать, что по их творениям я изучал это самое, светлое, гротескное...

Мне нравится Шекспир, и обучаюсь у него постоянно. А еще Владимир Высоцкий — его прикровенно-мистические драматические тексты, указывают мне на предел, наставляют, чтобы я не смущался и не отступал, вдруг боясь перебарщивать с мистикой.

Ну, и опера "Севильский цирюльник" вдохновляет меня.

Нравятся красивые строчки стихов Булата Окуджавы... Мать моя, поэтесса, — кажется, тоже писала с красотой.

В моих повестях, рассказах и романах, обязательно присутствует жестокость. Это от Достоевского Федора Михайловича, его писаний... Я использую расправы над своими персонажами — всегда. При этом их конец — это черта Карающего Провидения, замысел Судьбы. Помните, как в Псалтири: "Судьбы Твоя бездна многа..."

В гибели героев для меня содержится трагедия. Мне их жалко. Они запутались, оступились, не нашли помощи... Или, возможно, все делали правильно... Как знать? Читатель скажет свое слово, я верю в это.

Я решил не писать ничего выше 1927 года, а началом Сентиментальной Эпохи, над устранением которой усердно работали: Ленин, Сталин и Берия, у меня значится 1830 год. Собственно когда принято считать сентиментализм уже исчерпавшим себя в Европе, а затем в России, у меня данное направление, напротив, набирает силу.

Здесь, в указанном временном отрезке, нахожу чувственность у всех: даже убийцы видятся мне утонченными личностями... И знаете, при сем оригинальном подходе, думается мне, произведения писателя Макара Донского научат многих ценить любовь к Отечеству, а помня пылкие характеры, уважать и беречь Родину...

Макар Донской.

Рекомендую прочитать моего пера повесть "Неопытный отец Григорий".