Часть Вторая Сажа и пепел. Глава VI

Чуть только тарелки с завтраком опустели, гул множества маленьких ножек покидает дом, устремившись наружу. Старые раздоры позабыты, а день прекрасен. Четверо детей устремляется к ненаглядному пенному морю, а оно приветствует шлёпающую к нему по песку ребятню множеством радостных белоснежных барашков, набегающих на берег.


За прошедшее время дети не только поладили, но и подросли. Подобно цветам они устремляются ввысь к лучезарному солнцу, а их нескладные фигурки пестреют ритуальными татуировками, бережно нанесёнными Эоганом. На спине Оши виднеется мудрая черепаха. Мокрая кожа отражает яркий свет и на секунду кажется, что это Её панцирь блестит на солнце, защищая спину мальчишки. Восхищённая живостью образа, Ахана даже запрокидывает голову назад, выгибается и вертится в тщетных попытках рассмотреть собственную спину. Её танцы на песке вызывают фейерверк радостного звонкого хохота, заливаясь которым сестрёнка Морра напоминает, что рисунок у них обеих одинаковый. При этом она поворачивается на месте и широко-широко раскидывает руки, чтобы юркий скат, нанесённый на её спину, распрямился. Восторгу Аханы нет предела.

— Это же мама! Изящная и текучая, как вода! У них ещё есть... эта штука...— восклицает она подходя ближе, чтобы получше рассмотреть каждую линию. В голове вертится слово, сложное, ёмкое. Отец произносил его. Он постоянно сыпет такими словечками о которые спотыкается не разум, а язык и губы, — Адаптивность! — выпаливает девчушка наконец, не скрывая гордости — Это значит, что скаты способны выживать в различных видах среды! На глубине и в мелководье, в холоде и в тепле! Они способны выжить везде!

В этот момент смущённый Оши выходит из моря. Он поднимает крохотные водяные валы, обтекающие его ноги прежде чем разнестись во все стороны сонмами жемчужных брызг.

— И что с того? Я знаю кучу штук которые больше и зубастее! — мальчуган протестует, вспоминая зверей и рыб, которые куда более опасных и страшнее, нежели скаты. Но Ахану уже не остановить.

— А вот и нет! Вот и нет! Скаты быстры! Скаты хитры! Они неуловимы! Никто и ни за что не схватит их! — переполненная восторгом она прыгает вокруг брата, но их веселье прерывает странный звук. Словно чуждый возглас прорезал уши, заставляя съёжиться. Дети чувствуют — кто-то приближается. Странные голоса не похожи на говор матери или отца. Шаги не вызывают радость пришествия родителя, который вот-вот покажется из-за поворота. К ним приближался некто посторонний.


Ушки Аханы слегка вздрагивают. Резко обернувшись, она пригибается к земле, пытаясь высмотреть пришельцев. Там, в стороне, привлечённые их заливистым смехом, возникают две низкорослые фигурки. Они странно бредут, словно переваливаясь с ноги на ногу, удерживая в руках длинные копья, грубые и неровные. Впериваясь в детей своими хищными глазами они обнажают отвратительные кривые ухмылки, вспарывающие зелёные лица от уха до уха. Гоблины. Это гоблины, понимает Ахана, услышав мерзкое рычание! Рядом с ней приземляется копьё. Перепачканное запёкшейся кровью древко упруго гудит в каком-то сантиметре, застревая в песке. Весь мир превращается в круговерть, в отчаянную мешанину - девчушка подхватывает с песка маленького Кролла, и несётся прочь, вслед за братом и сестрой.


Заходясь мелкой дрожью, ноги отчаянно месят песок и весь калейдоскоп дня трясётся вместе с ней, уводя в единую точку море, солнце и зыбкую почву. Она спотыкается. Оши дёргает её за руку, увлекая за собой. Морра указывает на пещеру в которой они порой играли, прячась от родителей. Позади нарастает гортанное ворчание и топот небольших ног, подстёгивая детей бежать, разгоняя ветер до яростного свиста в ушах. За секунду преодолевая несколько изгибающихся метров пещеры дети утыкаются в стену. Отчаяние стучит в висках, а сердце так и норовит выпрыгнуть из груди вместе с лихорадочным дыханием. Малышам приходится сделать то, что кажется сейчас самым мучительным для перепуганного тела - затаиться.


Зловредно хихикая их преследователи достигают входа. Шмыгая мокрыми носами, жуткие создания принюхиваются, выслеживая лёгкую добычу. Переговариваются между собой мерзкими обрывками визга. Их голоса больше похожи на смесь лая и мерзкого поскуливания. Дрожь усиливается. Сдавленными комочками дети таятся позади пещерных камней. Ужас заволакивает глаза слезами. Стараясь не всхлипывать, Ахана прячет лицо и утыкается носом в затылок маленького братика, продолжающего мирно играть с глиняными фигурками у неё на руках. Но когда уродливая когтистая лапа показывается из темноты, задумчиво постукивая по камню за которым они укрылись, маленький Кролл вздрагивает и крохотная игрушка выскальзывает из неловких пальцев, громко плюхаясь в воду миниатюрного пещерного колодца.



Паника взрывается внутри испуганным визгом. Оши выпрыгивает из своего укрытия, принимаясь отвлекать гоблинов, закидывая их камнями. И тогда, переполненная безнадёгой Ахана подскакивает и сама устремляется в воду, повторяя слово “Нет!” десятки, сотни, тысячи раз. Она вспоминает как отец использовал силы воды и сейчас уподобляясь ему она касается живительной влаги, всей душой устремляясь к Истишиа. Девчушка доверяет божеству все устремления её перепуганных мыслей и вода отвечает ей, заражаясь трясущей болью отчаяния. Пальцы скользят сквозь саму стихию, необузданную и безмерную. В этот момент весь океан устремляется к ней, пытаясь нахлынуть в каждую мысль и чувственное воспоминание. Ещё немного и она сама утонет, захлебнётся, расплещет буйную энергию переполняющую её. Как вдруг, там куда упала глиняная фигурка показывается небольшой плавник с тигровой окраской. Да откуда вообще в этом мелком и пресном источнике взяться акуле? Но этой встряски оказывается достаточно - непомерный водяной вал высвобождается, опускаясь на гоблина тяжеловесным молотом штормовой волны. Словно в замедленном времени гоблин шатается так и не метнув копьё, прежде чем упасть лицом в воду. Мир застывает - он уменьшился, сузился до размеров неприятного зелёного тела, плавающего на поверхности воды. Существа, которое Она лишила жизни.



Вне этого размытого, зеленовато-жёлтого мира что-то происходит. Разносятся плач и лепет, шаги и крики. Назойливые мысли свербят на рубеже сознания, выковыривая то живое, что отказывается являться на свет, пытается онеметь и хоть миг ничего не чувствовать. Размыться, как реальность перед глазами.



Уже потом, сидя в своей комнате у окна, Ахана проявляет воспоминания, припоминая их как полузабытый сон. Она не помнит куда делся второй гоблин и сколько ещё она стояла над первой жертвой её дара - чудотворной силы, которая сначала поранила родного брата, а теперь обернулась и против жуткого чудовища, заставив пролиться без возврата воду жизни, наполнявшую зелёное тело. Зато она отлично помнила как на ужасные звуки прибежали родители. Помнила тепло объятий отца, который поднял её словно пушинку, без труда собрал с земли и тело и разобиженное, перепуганное сознание, прежде чем отнести домой под успокаивающий и убаюкивающий шёпот матери. Голос, ограждающий её от всех напастей огромного мира.



Горючие слёзы солёной морской водой разъедают глаза, когда позади скрипит дверь и в комнату осторожно заходит Эоган. Немного улыбаясь, он ласково приобнимает дочку за плечи, пока та даёт волю чувствам. Искренний детский рёв перемежается бессвязными восклицаниями, пока отец усаживается рядом, заботливо поглаживая её по плечу.

— Ты не сможешь обуздать шторм, пока в твоей собственной душе не воцарятся мир и спокойствие. — произносит мужчина с робкой улыбкой, вглядываясь в глаза розовеющие от слёз. Ровный голос пытается стать демонстрацией, свершившейся истиной, плохо умещающейся в скупых словах, — Всякая вода прозрачна и чиста изначально. Лишь нам решать, станет ли она живительным дождём или могучим цунами, сметающим всё на своём пути. Тебе необходимо учиться. Ступать осторожно и неотступно по Пути Воды.


Теперь уже отец отводит взгляд икрепче прижимает дочь, оглядывая маленькие сокровища на стенах её комнаты, прежде чем продолжить.

— Не стыдись, не грусти больше чем тебе нужно и ни в коем случае не бойся дарованной силы. Как волна способна оставаться мягкой и при этом хлёсткой, так и последователи Истишиа схожи но разнообразны. Различные аспекты воли Великого Духа рождают непохожие чудеса, ведь внутри нас в уникальных пропорциях смешались тихая и дикая вода. — Эоган выдыхает. Слышно как он улыбается, — Только тебе самой предстоит решать как распоряжаться подобным даром и какую для этого черпать воду. А позже у тебя появится Твой Собственный проводник чудес Истишиа. Он поможет тебе.

— Т-ты... ты знаешь, пап. Он... он кажется уже появился.

В сознании Аханы вспыхивает образ — небольшой плавник покрытый тигриными полосками. В момент ужаса и нужды он выплыл из водоёма скорее похожего на лужу, чем на океан и направил её силы. Эоган радостно смеётся, его низкий голос прокатывается по комнате довольным гулом.

— Кто бы мог подумать, что в этом тихом пруду всё это время таилась настоящая тигровая акула! — произносит он, расплываясь в благодушной улыбке, оглядывая её теперь словно впервые, — Это и было твоё отражение. Истишиа ниспослал тебе горсть собственной силы, позволив зачерпнуть волны прямо из Плана Воды! Ошибки быть не может. Мы все обретаем спутника, помогающего не свернуть с избранного пути. Так мудрый тортл перевоплотился в дух черепашки, твоя мама получила ската, а я... удостоился водяной ящерицы. Акула - это в первую очередь сосредоточенность и решимость. Сильное сочетание. Благодаря ему ты обретёшь всё, что только захочешь, Ахана. И дружбу и любовь. Там где тебе будет недоставать уверенности, юркая и целеустремлённая тигровая акула начнёт подкреплять тебя.

Глаза девочки начинают блестеть во время этой вдохновенной речи, замечая как в голосе отца разливается неподдельная гордость. Укладывая голову на его коленки она закрывает глаза. Эоган тянется и берёт в руки свою старенькую лютню, начиная выводить успокаивающую музыку, пока в живом воображении Аханы проносятся фантазии о будущем. С умиротворяющей радостью вслушиваясь в игру отца она довольно улыбается и думает “Значит… буду акулой!”



***


Оказываясь в уютном тенистом садике, Ханаан выдыхает, вознося похвалы мудрости матери Мистры. Ещё секунду назад девушка с тревогой наблюдала как воздух вокруг сгущается, принимая очертания коренастых стражей, тянущих к ним руки и хватая её спутников. Они обязательно схватили бы и её, но резкий свист и воздушная кутерьма сменили окружающую действительность, бесконтрольно утягивая чародейку в очередной портал. Сердце никак не унимается, волнение продолжает давить на виски. Ноги сами собой устремляются в нервную прогулку вокруг домика - необходимо обнаружить дверь и ринуться на помощь товарищам, которых вновь могут казнить. Почему вообще они всё время попадают в неприятности!?


Оглядевшись, заклинательница устремляется к двери с табличками, где высечены имена... друзей? - пожалуй, что так. Насмешливые вороны комментируют ситуацию ехидным карканьем, в то время как девушка утыкается в нерушимую преграду скреплённую цепями и массивным замком. Вот только имена на двери идут в другом порядке:



Джар'Ра

Тенебрис

Персиваль

Ахана



Кто-то просто передвинул пластинки? Нет, стоит прикоснуться к ним и становится ясно - они прилегают к поверхности плотно, как если бы являлись выпирающей частью двери. Пальцы замирают на одной из них.


— Её, на самом деле зовут Артемис. Теперь я знаю это. — шепчет девушка, словно уличая дверь во лжи и тот час буквы начинают перескакивать друг друга в неистовой чехарде, послушно упоминая истинную обладательницу механического костюма. Подобная живость в поведении двери успокаивает её.

— Если бы кто-то из них погиб, ты бы об этом знала, правда? — говорит чародейка деревянной поверхности, вглядываясь в узор тонких волокон, — жаль моего желания недостаточно для появления ещё одной двери... — шумно выдыхает Ханаан и плетётся домой. По ощущениям - она избегала сна целую вечность и тело начало требовать отдыха невыносимо настойчиво. Единственное на что её хватает - вознести короткую молитву Мистре, возлагая на богиню Магии надежды о спасении спутников от всяческих бед и напастей. Стоит пышной копне чёрных волос с изумрудным отливом коснуться подушки, как сновидения уносят чародейку на трепещущих волнах.



Просыпаясь, Ханаан довольно потягивается. За время сна свежий и прохладный воздух прогнал слабость и скинул гнёт усталости туманившей голову. Окидывая светлую комнату свежим взглядом, она наконец находит перчатки, позабытые на столе в прошлый раз. Хочется тут же натянуть их на руки, но вместо этого девушка встревоженно поднимает ладонь на уровень глаз. Чернота отступила, вернув рукам прежний цвет. Чудесная новость! Вот бы для противодействия безумия только и нужно было, что хорошенько отдыхать, спать и питаться. Не уклоняется от её восстановленного внимания и наличие лишней двери, ведущей из комнаты. Кивая сама себе, она просит портал задержаться на минутку, одевается, натягивает перчатки и вновь хватается за рюкзак. Распахнув дверь она созерцает знакомый пейзаж пропахший железом и копотью. Захлопываясь, дверь последний раз мерцает табличкой на которой символами инфернальной речи значилось одно единственное имя.



Джар'Ра



Похоже на дурацкую шутку вредной судьбы, но нет, - это портал открылся на том же самом месте, где она стояла в прошлый раз, сбивая Ханаан с толку. Выглядит будто ничего не изменилось, однако переступив порог, чародейка слышит кошмарный грохот. Вибрация волнует мостовые, подбрасывая людей на месте. Воздух прорезает нечеловеческий крик, и оборачиваясь к его источнику заклинательница бледнеет - взгляд постепенно скользит вверх по фигуре каменного исполина, но никак не может добраться до его головы.



Серый гигант погрузил базарную площадь в хаос, небрежными взмахами исполинских рук выламывая из стен целые каменные блоки. Продираясь сквозь ворота он отправляет в грохочущий полёт всё подвернувшееся под ноги. На плечах у него виднеется не одна, а сразу две головы, но понять это девушке удаётся только запрокинув свою собственную. Разрушительной поступи явно было мало для одного испорченного утра - правая голова истошно вопит на левую.

— Да что тебе вообще нужно?! Отцепись! Отстань! Исчезни!

Торговцы устремляются в разные стороны, в поисках укрытия они создают немыслимую толчею. Невидимые стражи оказываются одновременно пленниками и препятствием, зажатые в объятия беснующейся толпы, а справа… Справа виднеются её спутники, сбившиеся в эдакий островок спокойствия. Обладатель имени уместившегося на портальной двери рвётся вперёд, умело расталкивая толпу. Опрокинув стол, находчивый господин Джар'Ра забрасывает его и прилавки углями из ближайшей жаровни, создавая огненный заслон.


***



Мой расчёт в этот момент был прост и ясен - все мы чего-то боимся - уж кто-кто, а бедный Джар’Ра знает не понаслышке как могут стучать зубы, сжиматься поджилки и коленки трястись. Заметив здоровенное чучело и прикинув свои шансы я решил, что оно явно не спасует, перед каменными преградами или смуглым коротышкой. Существо вопило подобно раненному зверю, а потому и сдерживать его я пытался соответственно. Привычка дуэргаров хранить секреты упаковывала за листовым металлом не только всполохи света, но и раскалённые горнила, поэтому к задаче пришлось подойти творчески.



Пока я олицетворяю собой образец деятельности, Персиваль наконец собирается с мыслями и начинает молиться. В последнее время это происходит с ним всё чаще, вероятно пример одной водной жрицы оказался для юнца слишком заразителен. Не подумайте, я ни в коем случае не считаю подобное занятие бесполезным, но игнорировать подобные перемены тоже глупо. Решительной поступью тот, кого я назвал бы великаном в любой ситуации кроме этой, приближается к двухголовой образине. Облачение воителя постепенно заливается мистическим багрянцем, кажется он всерьёз считает себя более крепким чем дуэргарскяа архитектура, а значит в это стоит поверить и мне.

К тому же, пока серый гигант вышагивает вперёд, опрокидывая стойки с оружием и расплющивая фруктовые телеги вместе с их обладателями, к нему уже устремляется поток стрел от наших подземных товарищей, занявших укрытия. Сарит и Джимджар показывали себя мастерски, а вот их снаряды достигая цели казались не оружием, а зубочистками.


Ахана делает то, чего мы всегда преданно ожидаем от неё в подобной ситуации - проглатывая собственный страх, она подаётся вперёд и скользит мимо перепуганных торговцев, воздевая посох высоко над головой. Изящное орудие подобное застывшей морской волне заливает улицу синеватым свечением, напряжённый голос девушки просит разбушевавшуюся гадину успокоиться. Жрица обещает великану помощь. Приятно видеть, что произошедшее в деревне куатоа не подавило силы и веру синелицей, а лишь подтолкнуло к большим стараниям. С каждым словом голос Аханы звучит отчётливее, а толпа начинает приходить в себя и расступаться, уменьшая накал страстей. Даже одна из беспокойных голов великана замирает, отчаянно моргая и выискивая говорящую в толпе. Увы, не та голова. Её более мерзкая и истеричная сестрица всё ещё оголтело вращается и повизгивает, призывая тело к насилию. Всего за миг добрую половину площади окатывает кусачей шрапнелью из деревянных щепок и металлического сора. Стражники наконец высовывают из невидимости свои мясистые носы. Раздуваясь и вспучиваясь, бравые дварфы увеличиваются в размерах, поджимая агрессора с двух сторон. Копья стражи вонзаются в исполинскую тушу, наконечники болезненно вспыхивают огнём и Ахана вскрикивает чувствуя боль и растерянность великана.


Раздаётся хлопок. Персиваля, стражников и даже великана окутывает огромное облако непроглядной темноты. Неестественный сумрак сгущается, собирается отовсюду в этом пространстве, и тогда я вижу как из-за торговых рядов вышагивает Ханаан, совершая руками сложно воспроизводимые пассы. Эффектное появление, ничего не скажешь. Взгляд её придирчиво изучает облако, плавно перемещаясь между фигурами, словно она до сих пор способна их разглядеть.


Я силюсь поступить так же, но меня отвлекает оклик Тенебрис. Многократно усиленный и надсадно-механический голос призывает всех расступиться, а её рука вытягивается вперёд. Запястье откидывается, повисая на медных проволочках, под литой пластиной обнаруживается зловеще зияющее сопло, медленно скользящее к самому центру искусственного мрака. Стражники бросаются врассыпную, немногим не поспевая за моей прытью. Едва ли не чудом большинство избегает встречи с залпом субстанции, при ближайшем изучении оказавшейся зловонной кислотой. Её брызги начинают довольно шкварчать, прогрызая доски, ткани, мостовую, и, судя по удивлённому вою, нашего незадачливого противника.


Внутри чёрной завесы происходит паническая потасовка. Когда окружающим везёт, тяжёлые удары сотрясают землю, поднимая брызги мелкого крошева. Когда удача улыбается великану, мы слышим глухие удары камня о металл. Каждый раз когда удар невыносимой мощи выбрасывает к моим ногам фигуру в чернёных доспехах, я боюсь, что это будет Персиваль, но пока я просто поднимаю с земли летящих кубарем дуэргаров. До покупки юношей новой брони такой проблемы не возникало.


Базар стремительно пустеет. Снова и снова над головой резво посвистывают стрелы и стрекочут электрические заряды, скрываясь во тьме. Перехватывая обеспокоенные взгляды Аханы и Ханаан, я решаюсь похвастаться красноречием вслед за остальными.

— Эй, каменная башка! Та, которая поумнее! Заткни уши! — Попытаться стоило. Чем бесы не шутят, верно? - даже если гиганту это не поможет, для подобного фокуса потребуются обе его руки. Лысая макушка проступает над непроглядной завесой прежде чем застыть, вот только боль от всех этих тычков, ударов и обжигающих прикосновений огня с кислотой окончательно погружают исполина в бешенство. Беспорядочно вращая конечностями великан несётся вперёд, пытаясь вырваться на волю. Его бег прерывается. Огромное тело медлит, а следом мы видим как после непродолжительной борьбы в небеса взмывает залитый медью воин. Персиваль грузно впечатывается в мостовую, преодолев по воздуху несколько метров. Тут уже становится не до шуток.


Слабо понимая как действовать в подобной ситуации, я устремляюсь вперёд, всерьёз вознамерившись не пустить великана дальше. Со всей силы впечатываясь плечом в массивную ногу я издаю сдавленный хрип - с тем же успехом можно пытаться в одиночку сдвинуть амбар. Содрогаясь от натуги, дурацкий мечтатель Джар’Ра продолжает упираться в несокрушимую ногу, надеясь стать тем крохотным камешком на котором та в конце концов поскользнётся. Как это называется - когда желание оградить друзей вынуждает наблюдать театр военных действий даже не из первых рядов, а со сцены? Героизм? Идиотизм?



Тенебрис растирает ладони, меж крохотных латунных пластинок нагнетается страшный электрический разряд. Такой однажды привёл в чувство упавшего навзничь Персиваля, вот только на сей раз намерениям механической изобретательницы претил всяческий альтруизм. Поток энергии обращается дуговой вспышкой и через всю площадь перепрыгивает на великана. Дрожь проносится по немалому телу, вынуждая и меня трястись в унисон. Отвлекаться на титанические судороги нельзя, с тревогой я гляжу как Ханаан вышагивает вперёд и скрывается в объятиях темноты. Происходит Что-То, нечто ужасающее. Коже великана, каменная, нерушимая, расцветает соцветиями десятков ран, вспыхивающих повсеместно, вспарывающих плоть изнутри. Исполин оседает, припадает на колено и стражники наваливаются на него пущим усердием, наконец дотягиваясь до голов и осыпая их глухими ударами. Закатывая глаза, двухголовый увалень обрушивается вперёд, придавливая одного из стражников и в последний раз окутывая всю площадь жирными клубами пыли.



Признаюсь честно, мне казалось, что это у меня молниеносные рефлексы — словно синяя тень рядом оказывается Ахана. Ещё до того как массивное тело перестаёт колыхаться от падения, она уже оглядывает великана. Одна из голов полностью без сознания, но другая всё ещё вращает глазищами, оголтело и беспомощно. Удостоверившись в целости странного создания, жрица радостно выдыхает, а после даже улыбается, устремляя к небесам свой посох. Её губы беззвучно шепчут слова адресованные миру заполненному водой и жизнью. Есть нечто до умиления благостное в том с какой нежностью она творит чары посреди поля боя, какие бы страшные краски ни покрывали день. Проходит всего несколько мгновений, прежде чем схожие чувства испытывает каждый пострадавший в бою - раны их затягиваются. Разрушительное течение рек боли и погибели обращается вспять, смывая с их тел само воспоминание о битве спокойными, похолодевшими потоками. Расслабиться окончательно нам мешает только одно - стройные вибрации с которыми земля вновь начинает подпрыгивать под ногами.



Впереди, там где ещё совсем недавно было облако волшебной темноты, показывается второй великан. Осторожно ступая вдоль обломков он недовольно рассматривает учинённые собратом разрушения. Следом за вежливым гигантом важно шествовали несколько стражников, а может, караульных - крупных дуэргары облачённых в особые доспехи со знаками отличия. Невольно вспомнился Ингвар и его подчинённые на форпосте. Запрокидываю голову - вижу другую, всего одну. Это хорошо. Незнакомец склоняется над оглушённым родичем и вид его при этом переполнен горечи. Вздох его облегчения походит на гул медной трубы в руках неумелого музыканта - пронзительный и тягучий.

— Мы благодарим вас и в то же время просим прощения за случившееся — протягивает скрипучий голос, низкий, словно из бочки, — Меня зовут Дорхан. Клан Кейрнгорм у вас в долгу.

Оторопевшие спутники вслушиваются в трубный глас и выступить вперёд и представить нас приходится мне. Надвигаясь на исполина припавшего к земле, я всё равно чувствую себя пищащим муравьём. Пристальный взгляд мудрых глаз медленно разглядывает упоминаемых мною друзей, прежде чем вернуться ко мне с очередным благодарным кивком. Общаться с кем-то настолько непохожим на меня очень интересно - внимание, избавленное от необходимости каждую секунду сражаться за жизнь, незамедлительно же выхватывает множество деталей:

Не менее высокий и столь же основательно каменный на вид, гигант кажется худощавым - возможно дело в контрасте сухопарого тела и массивных одеяний из грубо подогнанных шкур, укрывших тело Дорхана. Обычно я подумал бы о небрежности при виде настолько намёточных швов, но в его случае о кустарности не могло идти и речи. Дело в том, что всю поверхность этого плотного доспеха усеивали кусочки руды и крохотные камешки, некоторые из них заметно светились или странно вибрировали приближаясь друг к другу, по мере того как их обладатель двигался.

— Рехан... он будто бы сошёл с ума, прямо во время общения... отрастил вторую голову и кинулся прочь... врезался в препятствия точно ребёнок малый. — гудит великан, наблюдая разруху на Базаре Клинков с явным сожалением, — Вы были сильны и милосердны, сегодня. Не беспокойтесь - ему помогут.

Медленно и вдумчиво Дорхан отворачивается и кивает, подавая знак сопровождающим. Кряхтя, и краснея те начинают тянуть тело подальше от рынка. Прежде чем последовать за ними, великан тянется к своим одеяниями и отделяет самый крохотный из нашитых камешков.

— Я и мои собраться почтим за честь, если вы посетите пещеры клана Кейрнгорм. Покажите это на входе — говорит гигант, двумя пальцами укладывая в мои ладони крупный рудный булыжник, пульсирующий магической силой. Прижатые весом пропуска, руки делают половину пути до земли, пока я не осознаю насколько он тяжёлый. Великан кивает нам ещё раз, а после удаляется так же неспешно, но стремительно как явился. Смотреть такому вслед гораздо спокойнее, чем наблюдать как он надвигается.



Я оборачиваюсь к друзьям. Очередная встреча с Ханаан происходит радушно, тут никаких изменений: обмениваемся приветствиями, дежурными, но от того не менее искренними; проверяем все ли целы; рассказываем чародейке о своих приключениях за решёткой, очередных, и неожиданно результативных. "Местные власти оказались столь милыми, что бесплатно приютили нас на ночь в большой охраняемой комнате, а после наделили полномочиями и уважаемой работой. Совершенно бесплатно и с экскурсией в пыточную" - и всё в таком духе. Организм уже не успевает поддаваться столь частому стрессу, а потому желание радоваться жизни возвращается скорее. Сейчас даже Ахана смеётся вместе со всеми по мере моего пересказа.


Переживает один лишь Стуул. Малыш всерьёз расстроился из-за того какую злую шутку сыграли с нами его споры. Вместо радости он вертится в руках Аханы, в тщетных попытках высмотреть или ощутить рядом нахальных невидимых доносчиков из-за которых он не решается использовать споры. Без ментальной связи тоненький голосочек миконида был едва слышим, оставляя кроху почти немым в городе несмолкающих ударов молота. Присоединяясь к его игре я довольно быстро замечаю коренастого подземного дварфа, разительно отличающегося от его выпущенных как под копирку собратьев. Этот внушительный седой старец с пышной семиконечной бородой облачён в одеяния покрытые золотыми узорами с вкраплениями чего-то красного. Со всех сторон от нас торгаши деловито заработали молотками, спеша вернуться к своей основной деятельности и нежданный гость возвышался над ними на пол головы. Рыночная атмосфера понемногу возвращалась, глаза старца как-то странно бегали между огоньками жаровен и горнов и встречаются с нами лишь когда он застывает в каком-то полуметре от группы. Громкий, отчётливый бас сообщает, что несравненного Джар’Ру желает видеть Великий Кузнец Темберчёт. Ладно-ладно, всех нас:

— Всех вас желает поместить пред свои великолепные очи Великий Кузнец Темберчёт — говорит он. Прежде чем мы успеваем обсудить эту радостную весть между собой, он добавляет, — Вас проводят.

Вопросы “как?” и “когда?” отпадают сами с собой, по мере того как невидимый патруль охватывает нашу группу в плотное кольцо. Услужливые трудяги-дуэргары даже не мозолят наших взглядов своим обликом, провожая через город подобно тому, как рыбак ведёт крупную добычу, удерживая незаметную нить из конского волоса. Не мудрено, что единственной успевшей хоть как-то на это среагировать на происходящее оказывается наша охочая до рыбалки подруга Ханаан. Стоило охране только начать утрамбовывать отряд в более подходящую для транспортировки стайку, она шмыгнула в самый центр и походя читала украдкой какую-то записку, а через принялась жевать эту записку, на радость любопытному Стуулу.

— О, Ханаан! Ты жуёшь бумагу? А это вкусно?

— Нве твочтвобы очвень — бормочет чародейка, активно работая челюстями. Кажется подземное безумие наконец добралось и до неё.


Рынок остался позади, мы движемся к Жёлобу Ладогера - необъятному разлому, рассекающему город на две половины. В общей сложности я насчитал с дюжину мостов, если серебристые линии камня теряющиеся вдалеке вообще были мостами. Впереди виднеются наслоения крохотных домишек, тесно слипшихся между собой. Уходя в темноту расщелины, их горящие окна походят на россыпь угольев, сосчитать её кажется столь же невероятным, как срисовать все звёзды с ночного неба, не пропустив ни одной. Подлинный улей, заполненный неспокойными дерро. И место, которое Торгар призывал старательно избегать, по совместительству.



Помните, как я жаловался на Греклстью, чьи коренные жители и архитектура почти не отличаются куда бы ты ни пошёл? Так вот - здесь всё точно так же. Единственное - дышать становится несколько легче, так как местные кузницы и фабрики достигли размеров при которых дым выбрасывается аккурат под свод пещеры.

- Дьявол... чем они вообще топят столько цехов? Для поддержания рабочей температуры наверное пришлось бы спалить целый район, не меньше

- Хм, мне любопытна твоя фантазия, Холт, но есть гораздо более эффективные способы - тянет звуки Тенебрис, задумчиво оглядывая монструозные сооружения. - Я использовала бы лаву... это гораздо проще.

- Ну да, проще, скажешь тоже.

- Да ты подумай минуту-другую и сам всё поймёшь. Именно подобные температуры требуются для создания предметов из редких материалов и сплавов. Если новенькие железки Персиваля ещё есть шанс прогреть в классической кузне или растворить кислотой, то облачение нашего провожатого требует более интенсивного воздействия.

Я прослеживаю взгляд изобретательницы и приглядываюсь к одеяниям почтенного дварфа впереди - изящная смесь церемониального одеяния и доспеха ниспадала до самого пола, действительно производя впечатление тонкой проработанностью деталей. К тому же, на злобу дня, одеяния обладали цветом - алым. Я уже было собрался поднять этот вопрос на обсуждение, но неуёмная кошка перебивает меня, не давая открыть рот. Вороватую особу интересовал булыжник, полученный от Дорхана в качестве своеобразной подорожной грамоты. Кольцо невидимых конвоиров оказалось чересчур плотным для поисков менее навязчивого соседа, поэтому когда ни первый ни второй отказ не возымели силу я всё же выискиваю в сумке кусок руды. Теперь уже он становится собеседником Тенебрис до конца прогулки - та приподнимает его, вертит подставляя под отблески жаровен и гулко бормоча.

- Хм. Хм! Это интересно... правда интересно. Никогда такого не видела. Редкое сырьё. Необычное. Гм... впитывает магическую энергию... испускает магическую энергию... будет вместительнее некоторых кристаллов... Нужно будет изучить тебя внимательнее в спокойной обстановке, приятель.



Нас встречала довольно мрачная твердыня - каменные стены, словно продолжение необъятного сталагмита, через равные промежутки уставлены статуями дуэргаров. Совершенно непривычная для здешних нравов попытка украшательства, скажу я вам. Уже на подступах я запрокидываю голову и откровенно пялюсь на хитрые узоры рассекающие гигантские сильные бороды и понимаю - это никакие не узоры, а бойницы. Статуями прикидывались охранные башни. Жаровни пылающие в глазах стальных дварфов изредка подрагивали, улавливая тени снующих патрульных.



Ещё одни неоправданно гигантские ворота пропускают путников дальше. По мере продвижения жар становится всё более невыносимым. Чувствую себя как дома. Огромные печи выплывали из темноты всё чаще, компенсируя раскалённым железом отсутствие пустынного солнца. Огибая здание вырезанное в сплошной скальной породе, мы вынуждены ломать воображение об очертания поистине громадной пещеры, округлой формы. Жара концентрируется у неё внутри, словно в плену, бессильная покинуть сей предел. Проводник не замедляется, мы вынуждены следовать его примеру, ступая в сплошную стену высоких температур, словно проваливаясь сквозь невидимый барьер, густой, упругий, жаркий.



Пот начинает стекать с бровей, увлажняя веки солёными каплями и прокладывая вдоль щёк русла крохотных рек. Я насмерть отвык от этого чувства, когда теплота снаружи превышает жар хранимый внутри, заполняя всё тело расплавленной ленью и медлительностью. Блуждающий взгляд становится сонным и уже надеется увидеть знакомые миражи, рождаемые дрожащими островками сгустившегося воздуха.



Пещерный покров занят игрой света и цвета, улавливая многочисленные отблески всевозможных камней и драгоценных металлов. Сокровищница, не иначе. Очертания формировали едва ли не идеальную полусферу. Разглядывать её было болезненно, поскольку грани несметных начищенных монеток и разноцветных кристаллов улавливали каждый отблеск пламени родившийся здесь, свет беснуется до головокружения.



Звон монет сливается в шум металлического прибоя, поддаваясь движениям исполинских лап, но даже этот мерный грохот тонет, чахнет, уступая место низкому глубокому голосу. Непомерных размеров ящер подаётся вперёд, наплывая в нашу сторону на волне из золота и жара. Чешуя, цвета раскалённой магмы лоснится и напрягается, стараясь удержать необъятные телеса. Возможно ли, что все эти богатства были заработаны на ставках несчастных дураков, попытавшихся выиграть в игре “Определи, где у Этого шея”? Вид драконьего тела создаёт ощущение избыточности, если не крайней полноты. Когда в следующий раз мне будут сниться кошмары про Слупладоп, он будет утопать не в крови, а под толщами пищи, которая необходима чтобы откормить чудовище до таких внушительных форм.



Товарищи застыли. Нам приходится наблюдать как зверь ползёт, оставляя траншею среди клинков и доспехов, каменьев и кубков, демонстрируя насколько легко эта живая гора может переваливаться. Сопровождавший нас дварф останавливается, и словно это самая заурядная часть его работы восклицает:

--Перед вами Великий Кузнец Темберчёт. Отец Пламени. Вечно Пылающее Сердце Кузниц. Падите ниц пред могуществом Змея Кузнеца Греклстью!



Что сказать, отличная работа, старик - Мы в Ужасе! Ахана в ступоре, тёмно-серый Сарит стремительно бледнеет и неловко удерживает Стуула, пока тот пытается заползти в его рюкзак по самую шляпку. Персиваль, застывший рядом со мной надоедливо что-то бубнит, кажется, проговаривает виды и классификации драконов, вот только учил он их явно по своим любимым сказкам. Аметистовый дракон питающийся драгоценными камнями? Ты серьёзно? Но не думайте, что хвастливый Джар’Ра был единственным кто не убоялся могущественного хищника. Пока я бреду на указанное место, чтобы приветственно склониться, моё тело не дрожит только благодаря стрессу - суставы резко разучились гнуться, превращая меня в подобие деревянного солдатика. Припадая на колени, не без труда мне дался сей трюк, я обращаюсь к дракону, представляя себя и моих дорогих друзей. На сердце не перестаёт теплиться надежда, что они всё ещё стоят позади меня, а не бросились наутёк. Клянусь солнечным днём и первой весенней травой - случись подобное, я не стал бы винить их за это. Темберчёд был чудовищен.



Сознание невольно возвращалось к встрече с Демогоргоном снова и снова, видно ему больше не с чем было сравнить впечатление ужаса перед размером и мощью существа. Как нечто живое вообще способно быть Настолько Огромным? Как? Будь на месте сокровищницы раскалённая лава, я бы охотно пустился по ней вдаль, сидя в маленькой шляпке какого-нибудь огнеупорного гриба! Поплыл бы, как пить дать.


Всегда тщательно выбирайте себе друзей, даже если выбирать приходится среди узников запертых вместе с тобой на правах подкормки для пауков. Мои спутники, например, обладали благородством и всяческими приличиями - они не только не оставили горемычного Джар’Ру развлекать ящерицу в одиночестве, но ещё и умудрялись отвешивать поклоны, кивки и реверансы, еле слышно ругаясь и молясь кто во что горазд.


Оплывшее пузо дракона опасно вздымается, великий хищник опасно выгибается и окатывает дыханием одно из десятков углублений в стенах, подпитывая горнила кузниц своим яростным пламенем. вернувшись к нам его морда выдыхает дым через ноздри и ухмыляется - на запах как сера и порох, на вид как скорая смерть, быстрая и дурацкая, от защимления между клыков, словно волокно застрявшего мяса. Кстати об этом - пасть дракона, благоухающая и ухоженная, щеголяла ослепительной улыбкой вычищенных зубов и отполированных протезов. Готов поклясться, что видел искажённые отражения наших перепуганных лиц в этой улыбке, прежде чем голос дракона заполнил всю пещеру.



— Пошли прочь, мелкие подхалимы и наглые слухачи! Мы желаем видеть только причудливо пахнущих пришельцев!



Так-так, это кажется о нас. Стихает суетливый топот, последняя пара невидимых ног глохнет снаружи и дракон придвигается ближе. Слишком близко. Его морда застывает в каких-то десяти метрах от нас - дистанция приличная для любых светских мероприятий кроме разговора с драконом, фактически вторгающегося с такого расстояния в моё личное пространство. Мерное дыхание треплет волосы, попутно прибивая к земле.

— Разрозненные чужаки. Мы хотим, чтобы вы стали нашими глазами. Нашими ушами. Продолжением наших когтистых лап в городе, который правильнее называть гнездом ядовитых змей! Рассадник лжи и обмана... Презренные маленькие человечки так и шепчутся по крысиным углам, думая, что годы ослабили наш слух - "Этот глупец Темберчёд совсем потерял нюх!" — дракон рычит и милосердно вскидывает голову, дабы этот гортанный булькающий звук не оглушил нас окончательно — Они больше не желают выслуживаться дотошно и раболепно, нет... Вместо этого... -- глаза, вернее один глаз хищника который застилает всё передо мной, опасно сверкает — Они украли наше яйцо! Оно уже должно было вылупиться вскоре, но эти ушлые мерзавцы утащили его, возомнив себя истинными правителями Греклстью! Как они собираются выходить дракончика без Нашего! Могущественного! Пламени?!


Чувствую, день у работяг сегодня будет плодотворный - веер пламени окативший пещерные своды наверняка превратил в подобие воды каждую из заготовок медленно томящуюся в кузнях над нами.

— Мелким букашкам даже в голову не приходит как легко мы покинем пещеру и превратим в пепел их презренный мирок...


Пользуясь упоением, с которым могучий ящер грохочет на всю пещеру, я тянусь к рюкзаку Сарита и прошу Стуула пересилить страх и выпустить споры. Неизвестно, выпадет ли подобное уединение на долю нашего отряда, застрявшего в колыбели подслушивания и шпионажа. Крохотный грибочек понимает меня, высовываясь на краткую секунду он резко чихает, связывая сознания товарищей, пока дракон продолжает самозабвенно раздирать наши уши своим раскатистым рыком.

— От нас не ускользнуло Безумие, поразившее Подземье. Вся эта гниль, все они и эти ушлые карлики повязаны одной цепью! Движение одного - движение всех! Предательство одного - всеобщее предательство! Ни один спятивший дуэргар не посмел бы пробраться в это логово без должного соизволения! Эти поганые воры, Серые Призраки, они просто исполнители... хотя даже до них нам нет дела. Яйцо. Вы обязаны вернуть яйцо! Забудьте про иные дела и тогда своей щедрости мы укроем вас толикой своих сокровищ, а до тех пор можете моей волей вламываться в дома и распахивать любые двери, но Достаньте. Его. Нам! — монструозный дракон, отворачивается и утекает от нас вместе с волнами золота и лавинами драгоценностей, приглушающими его прощальный возглас -- И не доверяйся никому...


На подгибающихся ногах мы покидаем логово дракона семь раз умывшись потом и насквозь пропитавшись горячей испариной. Коленки всей группы дребезжат отчаянно, однако я никак не могу распознать мотив. Голова кружится от перепада температур, а на выходе из пещеры нас уже поджидает почтенный дварф.

— Меня зовут Гартакар. Милостью Великого Кузнеца я ознакомлю вас с подробностями — произносит старец, широким взмахом алых одеяний приглашая нас в башню. Уверен, нас ждёт очередная задушевная беседа.