Прощение

Миловидная женщина лет сорока с любопытством рассматривала застывшую реальность. Ещё минуту назад всё трепетало, шумело и двигалось. Листья кружились в воздухе в неповторимом медленном танце, лёгкие, грациозные, нарядные, и как только касались земли, шелестели под порывом ветра (то ли жаловались на свою судьбу, то ли  пытались вернуть себе былую лёгкость, чтобы вновь парить в воздухе). Она собрала листья в охапку и подбросила вверх. Они угрюмо попадали вниз. Радости это ни ей, ни листьям не доставило. И вдруг лес замер, исчезли все звуки и шорохи. Деревья, словно изваяния, взирали на Лизу, посмевшую нарушить их одиночество. Ей показалось, что в этой неподвижности было скрыто ожидание.
«Ожидание чего? Не понимаю», - подумала женщина, дотронулась до ветки ближайшего дерева, и она отозвалась на её прикосновение лёгким покачиванием.
Повеял лёгкий ветерок, и вдруг заморосил дождь. Мир ожил.
- Странное явление или странный сон? Конечно же, - обрадовалась она. – Это сон.
Лиза зажмурилась, а когда открыла глаза вновь, никакого леса, никакой осени не было. Она лежала в своей кровати, а за окном щебетали птицы, сияло летнее солнце, цвели цветы, зеленела трава, и деревья радостно перешёптывались перламутровой листвой.
- Забавно, - будто прошелестело рядом, и Лиза вновь погрузилась в сон. 
Она оказалась в старой квартире, где они когда-то жили с мужем. Он много лет назад ушёл от неё, женился на другой женщине, не звонил, не вспоминал о ней, и вдруг как-то скоропостижно умер. Может, конечно, он долго болел, но она об этом не знала, да и о самой его смерти узнала не сразу. Его появление во сне озадачило Лизу после пробуждения. А во сне она тоже озадачилась, но по другому поводу. Там ей показалось  странным, что она приехала на старую квартиру. Вопрос «зачем?» повис в воздухе. Спросить было не у кого. В комнате, совершенно пустой, стоял лишь один комод, которого у них в реальности никогда не было. Её почему-то не смутило, что кто-то вынес всю их мебель. Лиза подошла к окну. Во дворе гуляли с детьми незнакомые женщины.
«Сколько лет прошло, как я уехала отсюда? – подумала она и вдруг увидела возле соседнего, такого же, как и её, двухэтажного дома свою подругу Аню. – А она то зачем приехала сюда? Может, мы вместе приехали? Тогда почему она осталась на улице, а я с удивлением смотрю на неё из комнаты, где когда-то жила? Что-то не сходится», - Лиза вновь посмотрела в окно.
Анна сидела на скамейке и мирно беседовала с женщинами, как со старыми знакомыми. Хотя Анна вряд ли приезжала сюда из другого района, где жила с самого рождения. Да и к кому ей приезжать? Что ей делать здесь? Ответов на возникшие и вполне естественные  вопросы у Лизы не было.
«Может, она приехала для того, чтобы встретиться со мной? Значит, она знала, что я буду здесь? Или всё же мы вместе приехали? Тогда почему я не помню об этом?» - подумала Лиза и улыбнулась, потому что могла спросить об этом Анну.
Странно, что такая простая и очевидная мысль не посетила её сразу. Лиза решила спуститься вниз (её квартира была на втором этаже), чтобы поговорить с подругой во дворе. И вдруг обнаружила, что на ней какой-то старый халат. Выходить на улицу в таком виде она посчитала неприличным. Открыла верхний ящик комода в поисках нормальной одежды и удивилась ещё больше. Там лежали чистые, аккуратно сложенные, но довольно ветхие вещи (ночная рубашка, нижнее бельё и старое платье). На вопрос, почему она приехала в старом домашнем халате, да ещё с таким набором вещей, она ответить не могла. И тут её осенило, что она может позвать подругу к себе в гости.
Лиза вновь подбежала к окну, но подруги на лавочке не оказалось, она куда-то ушла. Промелькнула мысль, что что-то не так в самой сложившейся ситуации. Но для размышления ей явно не хватало информации. Она пожала плечами и отправилась на кухню, где увидела бывшего мужа. Он улыбался, а ей было не до смеха, потому что за его спиной она увидела окно, закрытое коричневой фанерой, которая вдруг отвалилась, а там куски от разбитого стекла торчали по краям рамы. Возмущение захлестнуло её.
- Это что такое? – прокричала она, указывая на окно.
- Не видишь, что ли? Стекло разбилось.
- Само?
- Что за глупости? Мы с друзьями вчера тут посидели. Выпили. Не без этого. А пустые бутылки в окно бросали. Ну, забыли, что не открыли его.
- Развлекались, значит? Весело было? – раздражённо спросила Лиза. – Как ты мог? Тебя же здесь все знают. Как можно было вести себя так? Стыдно от людей. Не прощу. Слышишь?
Что ответил бывший муж и ответил ли, она не услышала, потому что проснулась, но раздражение из сна просочилось в реальность. Она огляделась и облегчённо вздохнула. Это была её квартира в другом районе, где она жила после развода. Сон, словно какой-то ребус, который она не могла расшифровать. Или боялась? Не важно. Ей был необходим взгляд со стороны.
«Я продолжаю бушевать после выхода из сна. И дело, возможно, не только в разбитом окне. Я кричала, что не прощу его. За то, что пьянствовал? Что разбил окно? Или вылезло из меня нечто сокровенное, в чём я не желаю до сих пор признаться? Надо пригласить Анну в гости, - подумала она. - В конце концов, этот сон и её как-то касается. Как? Ну, зачем-то она появилась там? Одна голова – хорошо, а две лучше. Посидим, подумаем. К тому же мы давно не виделись. Решено».
Лиза встала и позвонила Анне.
- Аннушка приезжай ко мне завтра. Я пирог испеку.
- Что-то случилось? – спросила Аня.
- Ничего страшного. Мне приснился сон, в котором я увидела и тебя. Меня что-то тревожит. Не могу разобраться. Нужен взгляд со стороны, радость моя.
- Буду часам к двенадцати, - произнесла Аня, повесила трубку и только после этого вспомнила, что не поздоровалась и не попрощалась. - Наверное, это оттого, что меня тоже встревожил сон, который я хотела бы рассказать Лизе. Завтра. Расскажу завтра.
 Настроение у Анны улучшилось. Она позвонила дочери, сказала, что на завтра запланировала встретиться с Лизой.
- Мам,- произнесла Тося, - я тебя во сне сегодня видела.
«Что за напасть такая влезать в чужие сны? - подумала Анна, выслушала дочь, успокоила, как могла, и вновь поразилась, что сон дочери будто является продолжением её сна. - А что если сон Лизы тоже как-то связан с нашими снами? Успокойся и ничего не придумывай. Не торопи события. Тебе же сказали, что встреча и все разговоры будут завтра».
- Завтра так завтра, - прошептала Анна.
Лиза испекла пирог, заварила чай с мятой, расставила чашки и услышала звонок в дверь.
«Успела», - подумала Лиза и открыла дверь.
- Привет. Радость твоя приехала, - улыбнулась Анна.
- Наконец-то, - выдохнула Лиза.
- Неужели опоздала? Что-то пропустила? Ты не одна? Я заставила всех ждать? А это на стол фрукты, мытые, - произнесла она и протянула пакет.
- На все твои вопросы отвечаю односложно: - Нет.
- Успокоила. Иди пирог режь, а я руки вымою, - произнесла Анна, убежала в ванную комнату и подумала, что в ней пропадает талант командира.
Через минуту она появилась на кухне с виноватой улыбкой на лице:
- Я в своём репертуаре. Командир, да и только. И где твой пирог? - спросила она.
- На столе. Старалась, а что из моего старания вышло, сейчас попробуем, - улыбнулась Лиза, разлила чай по чашкам, положила на тарелочки по куску пирога и вздохнула.
- Не вздыхай. Похоже, мы сегодня будем разгадывать не только твой сон, - произнесла Анна.
- Я сегодня ночью увидела ещё один сон, - сообщила Лиза, - но, думаю, надо рассказывать всё по порядку, - произнесла она и рассказала свой первый сон.
- Странно. А я сегодня во сне оказалась в старом родительском доме, где вся моя комната была завалена ветошью, - произнесла Анна. - Я растерялась, потому что не могла понять, откуда столько тряпья? При этом знаю, что мне надо уходить оттуда, но вдруг вижу грудного ребёнка, которого пытаюсь запеленать в тряпьё, ведь на улице холодно, он может замёрзнуть. Я не задаюсь вопросом, чей это ребёнок.  Просто, раз ухожу, не могу же я оставить его там одного? Проснулась со странным чувством тревоги. Потом твой звонок. В своём сне ты тоже видишь меня и старую одежду в квартире, в которой ты уже не живёшь. Правда, у тебя мало одежды, она вся чистая, аккуратно сложена, не то, что в моём сне. А потом мне позвонила дочь и сказала, что видела меня во сне в какой-то квартире, где навалено много ветхой одежды. Она хочет её выбросить, а я цепляюсь, перебираю, вдруг там может оказаться что-то ценное? Мне кажется, что мы цепляемся за старое. Думаю, что не случайно мы видим подобные сны почти в одно и то же время. Вопрос, почему не можем или не хотим отпустить прошлое? Расскажи свой последний сон, - попросила Анна.
- Я оказываюсь во втором сне в каком-то незнакомом городке, - произнесла Лиза. -  Похоже, у меня была договорённость с моим бывшим мужем, что он снимет для меня на один день трёхкомнатную квартиру. Я оказываюсь в грязной комнате. В пустом столе вижу один мусор, по полу разбросаны вещи, открываю дверь и вижу в соседней комнате парня, который готовит обед, а в третьей комнате вижу трёх веселящихся девчонок. Я закрыла дверь в комнату, в которой мне предложили остановиться, понимаю, что я приехала без вещей. Зачем приехала, понятия не имею. Я подумала, что надо навести порядок, а то уеду, а новый жилец подумает, что это я оставила такую грязную комнату. Начинаю убираться, подхожу к окну и вижу бывшего мужа, который стоит в военно-полевой форме. Высокий, молодой, худой, на себя не похожий. Недалеко от дома, где мне было предложено остановиться, была вспаханная полоса, как некая граница, за которой и стоял мой бывший муж, а за ним луг до самого горизонта. Я злюсь, открываю окно и с возмущением кричу: «И долго ты там будешь стоять? Сходил бы в магазин лучше, купил бы чего-нибудь поесть. Я здесь чужую грязь выгребаю. Устала, а от тебя никакой помощи. Ты даже квартиру нормальную не мог снять». В моём понимании претензии весьма обоснованные. Бывший муж не двинулся с места и не произнёс ни единого слова. Проигнорировал? Меня раздирает обида, я злюсь на него, на несправедливость, что меня в очередной раз обманули. Если бы он стал оправдываться или хотя бы объяснил, почему сложилась подобная ситуация, или извинился, наверное, мне было бы легче, а он молчит. Понимаю, что могу орать, сколько угодно, он не произнесёт ни единого слова. Может, просто нечего сказать? Все накопившиеся по жизни обиды на несправедливость, предательство не только с его стороны, но и со стороны других людей каким-то валом накрыли меня. Может, просто странная квартира, которую он снял для меня, была последней каплей? И ещё не факт, что я успокоилась бы, если бы он заговорил. От возмущения я просыпаюсь и понимаю, что продолжаю злиться. Пока он был жив, я приняла, что мы расстались, и он «выпал» из нашей с сыном жизни. А во сне возмущаюсь, выискиваю повод, чтобы высказать недовольство. Значит, это сидело во мне и вот вылезло в такой форме. Негативные эмоции из сна плавно перекочевали в реальность. Они раздирали меня изнутри, - Лиза посмотрела на подругу и спросила: - Чего ему надо? И долго он ко мне во снах приходить будет? -  и вдруг пришло понимание, что бывший муж будет являться во снах, пока она не простит его.
- Он не может успокоиться. Не успел при жизни попросить у вас с сыном прощения. Мне кажется, что тебе простить его надо, - услышала она голос Анны, а потом свой собственный крик:
- Ни за что!
- Ты себя слышишь? Он же умер, а ты всё обиду на него по жизни несёшь. Чем он тебя лично обидел? Ты же хотела, чтобы он ушёл.
- Хотела. Жить без любви – испытание ещё то.
- И расстались вы мирно. Ушёл и ушёл. Выпал из вашей жизни. Ты и о его новом браке случайно узнала. И приняла это спокойно. Так что случилось после его смерти? Почему ты стала ему предъявлять счёт?
- Он обидел мою мать, обманул, забрал её квартиру. Не платил алименты сыну.
            - Значит, будет отдавать им долги в следующей жизни. Главное, что ты ему ничего не должна и он тебе ничего не должен. Ты не прощаешь ему подлости по отношению к другим людям. Они должны сами разобраться между собой в другой жизни. Он к тебе за прощением приходит. Ты же кричишь, что не простишь его.
Лиза сидела молча, а потом прошептала:
- Мы оба виноваты и одновременно никто из нас не виноват. Это было наше обоюдное решение. Наверное, я считала, что у него после развода всё сложилось в этой жизни, а я осталась с ребёнком на руках одна. Завидовала ему, что ли? Ведь не всё так гладко у меня было после развода с ним. И вместе мы не могли оставаться. Злиться на судьбу – бесполезно. Значит, мне надо было пройти свои уроки, а ему – свои. Я на самом деле не знаю, как он жил все эти годы. Может, и у него тоже не всё так гладко было в его жизни. И завидовать там нечему. Он ушёл, а я дёргаю его, вот он и снится. Ты права, - Лиза прикрыла глаза и тихо проговорила: - Да прощаю я тебя, прощаю, уходи, совсем уходи, и в следующей жизни я бы не хотела с тобой пересекаться. Слышишь? – и вдруг расплакалась. – Как же глубоко сидела обида во мне. Думаю, что не только за мать и сына, но и за несбывшиеся надежды.
- Пересечётесь вы в следующей жизни или нет, это уж как Богу будет угодно, - улыбнулась Анна. – Я и свой сон поняла и дочкин.  Пришло время расстаться с прошлым.
- А знаешь, мне легче стало, - произнесла Лиза и вытерла слёзы. – Спасибо, что выслушала меня.
Анна улыбнулась и перевела разговор в иное русло:
    - Сын пишет? Как ему служится?
- Толик в отпуск собирается.
- А он знает, что Лена замуж вышла?
- Знает. И то, что уже рассталась с мужем, тоже знает. И что Федьку одна воспитывает, в курсе.
- И что Толик решил? – спросила Анна.
- Я не спрашивала его. Не моё это дело. Они сами должны разобраться. Знаешь, я видела Федьку, сына Лены. На моего Толика в детстве очень похож.
- Ты хочешь сказать…
- Только то, что сказала.
- Может, тест на отцовство твоему Толику надо сделать? – спросила Анна.
- Они не жили вместе, и с чего это я буду считать, что Федька мой внук? Только на основании того, что он похож на Толика? Так они и с Ленкой были похожи, словно брат с сестрой.
- Соглашусь, - вздохнула Анна.
А Толик в это время сидел на скамейке возле КПП в ожидании машины, которая должна была отвезти его вместе с другом на станцию. Василий искоса посматривал на Толика, который читал письмо от бывшей девушки. Это из-за неё Толик бросил институт, пошёл в армию. Она вольно или невольно изменила его судьбу. А он не сердится на неё. Он как-то сказал Василию, что ранило его только то, что она скрыла свои отношения с мужчиной вдвое старше её. Она объявила, что выходит замуж за день до свадьбы, да ещё и  пригласила его в ресторан, где они собирались отмечать бракосочетание. Толик пожелал ей счастья, а на следующий день забрал документы из института и ушёл в армию. 
Постоянные физические нагрузки, как ни странно, освободили голову от сомнений, и всё встало на свои места. Он вдруг понял, что никогда не любил Ленку, как и она не любила его. Встречались, ссорились, а разбежаться не решались. И что сложившаяся ситуация – благо для них обоих. Ленка после развода с мужем написала Толику письмо. Она жаловалась, что Иван оказался не тем человеком, каким казался до свадьбы, что он её никогда не понимал. Их брак – ошибка. Иллюзии рассеялись, пришло осознание, что она поторопилась. Хотелось благополучия, ведь Иван весьма обеспеченный человек. Но ни за какие деньги счастье не купишь. У Ивана была любовница, которая прислала ей фотографию интимного содержания, а Иван и не отрицал внебрачную связь. Предлагал смириться или развестись. Ленка выбрала второе.
Толик всегда был хорошим другом. Ленка утверждала, что есть в нём нечто, что не купишь ни за какие деньги. Это честность, порядочность и искренность. Она просила позволить ей иногда писать ему, ибо только с ним она  может быть откровенной. Из её писем он узнал о рождении Федьки, и что её бывший муж обещал помогать. Толик надеялся, что Ленка будет хорошей мамой, о чём и написал ей.  При этом Толик старался не лезть в её личную жизнь, ничего не советовал, ничего не ждал и ей не давал повода на что-то надеяться. Он только в армии осознал, насколько они разные.
Василий знал, что девушка, которая пишет Толику, всего лишь друг, что у неё есть сын. Но почему-то был уверен, что всё можно исправить. И не обращал внимания на заявление друга, что исправлять нечего. У неё своя жизнь, а у него – своя.
- Тогда почему ты здесь, а не в аудитории института?
- Потому что импульсивный дурак. Принял увлечённость за нечто большее, и её поступок воспринял, как предательство, а на самом деле это было освобождение. Сбежал. А в результате нашёл себя. Я понял главное, что всё не случайно. Случилось то, что должно было случиться.
- А как же Лена? Тебе надо открыть своё сердце, - посоветовал друг.
- Не поверишь, Вася, не открывается. Это же не дверь автомобиля, которую взял и открыл. И «сим-сим, откройся», не помогает, - улыбнулся Толик.
- И что ты делать собираешься?
- Что ты имеешь в виду? А то я тебе на два года вперёд опишу перспективу, чем собираюсь себя занимать.
- К Ленке пойдёшь?
- А надо? Она сделала свой выбор.
- Правильно было бы поддержать человека.
- Она не падает. И рядом с ней есть тот, кто уже поддерживает её.
- Но есть же правила хорошего тона, правила поведения, - не унимался Василий.
- А я исключение из всех правил, которых на самом деле не существует. Правила убивают индивидуальность.
- Не морочь мне голову, - возмутился Василий.
- Я собираюсь поступать в военное училище. Стану профессиональным военным.
- При чём здесь ты? Я про твою подругу.
- Тогда зачем спрашивал о моих планах? Ленка в мои планы не входит. А вот тебя её будущее волнует. Знаешь, Васечка, а давай я тебя познакомлю с ней. Она классный парень в юбке.
- А можно? – слегка покраснел Вася.
- Конечно. Вначале заедем ко мне, а потом к Ленке в гости завалимся. Может, у вас всё срастётся, - улыбнулся Толик. – Как знать?
- Ты настоящий друг, - улыбнулся Вася.
- Не торопись с заявлениями. Я обещал вас познакомить, а совместную долгую и радостную жизнь не обещал. Она девушка с характером, - произнёс Толик.
- Я тоже не сахар, - засмеялся Вася. – А кто рядом с ней поддерживает её?
- Сын Федька.
- Это же здорово. Моя мать будет рада, если у нас всё сложится. А вот и взводный с машиной. Приключение начинается, - заявил Василий.
- Лучше без приключений, - засмеялся Толик.
- Грузимся, - заявил командир. – Приключения и мне ни к чему.
Елизавета увидела сына в окно, засуетилась. Вынула противень с пирогами из духовки. Вновь подбежала к окну и подумала, как же всё-таки Толик похож на отца. Хотела открыть окно окликнуть его, но сдержала себя, потому что рядом с ним вышагивал улыбающийся молодой человек. Она видела его на фотографии, которую сын прислал ей после присяги. Она подошла к двери в тот момент, когда раздался звонок, и почти сразу распахнула её.
- Привет, мам. Ты что? Под дверью стояла?
- В окно вас увидела.
- Здравствуйте, - произнёс Василий. – Я друг Толика. Вася. Проездом у вас, вечером у меня поезд.
- Здравствуйте, дорогие мои, - произнесла Лиза и обняла ребят. – Заходите, идите мыть руки и за стол. Кормить буду.
- Звучит, как угроза, - засмеялся сын. – Мы после обеда к Ленке хотим сходить. Она мне по старой дружбе писала письма. Да вот и у Васи интерес к ней проснулся.
- Лена - девушка с характером. Так что вы особо ни на что не рассчитывайте. Я торт купила, возьмёте с собой, а цветы вдоль дороги бабушки продают, можно приобрести букетик. Ладно, хватит лекций и советов. У вас не так много времени. Ведь Вася вечером должен уехать домой.
Лиза молча смотрела на ребят, пока они ели, возникли мысли о странных переплетениях в судьбах людей, об испытаниях, которые жизнь расставляет на каждом углу, о выборе, а потом шальная мысль, а есть ли он, этот самый выбор или всё предопределено? И так погрузилась в собственные размышления, что вздрогнула от неожиданности, когда услышала:
- Спасибо, мам. Я так соскучился по твоей стряпне. Всё было очень вкусно, - улыбнулся сын, слегка коснулся её руки, увидел благодарную улыбку на лице матери и кивнул в ответ (они понимали друг друга без слов).
- Поддерживаю. Вы удивительно вкусно готовите, - произнёс Василий и посмотрел на Толика.
- Не переживай, успеем. Надо вначале позвонить Ленке, а то вдруг мы не вовремя нагрянем, - Толик слегка похлопал Васю по плечу и вышел в свою комнату, а когда вернулся, сообщил: - Она ждёт нас.
Василий посмотрел на маму Толика. Всё же только пришли и сразу убегают.
- Идите, идите, я не обижусь, что сбежали прямо из-за стола, - улыбнулась Лиза. – За временем следите. Во сколько поезд? – спросила она.
- Не волнуйся, мам. Мы взрослые мальчики, дисциплинированные, - произнёс Толик и уже от двери: - А где торт?
- У Васи. Не суетись. Про цветы не забудьте, - напомнила Лиза.
- С памятью у нас всё в порядке. Не волнуйся. И через это надо пройти, - добавил он, а Вася не понял, про какое испытание вещает Толик.
Дверь захлопнулась. Лиза не побежала к окну, постояла возле двери какое-то время, пошла на кухню и позвонила Анне.
- Привет, - произнесла Лиза.
- Здравствуй, дорогая. Что-то случилось?
- Толик приехал. Пошли вместе с другом в гости к Ленке. А у меня как-то тревожно на душе стало.
- Успокойся. Ему нужна эта встреча, чтоб прозреть окончательно.
- Наверное, ты права. Надо заняться делом.
- Ты меня пугаешь. Надеюсь, ты не побежишь в магазин покупать новые обои для косметического ремонта?
- Нет. Приготовлю что-нибудь вкусненькое.
- Хорошо. Но если что, звони.
- Спасибо, - произнесла Лиза, повесила трубку и облегчённо вздохнула: Анна права, сын должен сам во всём разобраться.
    Вася всю дорогу рассказывал анекдоты, чтобы не думать о предстоящей встрече. Толик понимал его волнение, сам же оставался абсолютно спокойным и только когда нажимал на кнопку дверного звонка в квартиру Ленки, ощутил некое напряжение внутри.  Все чувства обострились. Ему показалось, что он видит всё иначе, в объёме, что ли. Дверь открылась. Он не сразу узнал бывшую подругу. От прежней Ленки осталась разве что ироничная улыбка. Она оглядела гостей, поздоровалась, сказала, что рада видеть столь дорогих гостей. На самом деле рада? Или изобразила радость? Может, это было любопытство? Вася вручил ей букет, Толик – торт к чаю и погремушку для Федьки. Он отметил, как её губы слегка скривились, а потом растянулись, изображая вновь радостную улыбку. Ленкино лицемерие поразило Толика. Всё же она была плохим актёром, хотя и очень старалась. Он поймал выражение недоумения и некоторого снисхождения в её глазах.
«Не ко двору пришлись с плебейскими подношениями», - подумал Толик, когда увидел в гостиной букет роз в дорогой вазе.
Их букет выглядел более чем скромно, но Ленка нашла и ему место возле зеркала в коридоре. По крайней мере, не выбросила, поблагодарила. И, тем не менее, Толик почувствовал себя неуютно в большой, богато обставленной квартире. Было ощущение, что они попали в музей. Вася с восхищением рассматривал дорогую обстановку, картины на стенах, вещи, предназначение которых не ведал. А Толик боялся что-нибудь задеть, разбить.  Да и ту Ленку, которую он увидел, была не той, которую он знал. Выглядела она весьма респектабельно. Это была дама из высшего общества, которая старалась показать, что её не смущает, что молодые люди пришли к ней на приём в солдатской форме, а не во фраках, как того требовали правила хорошего тона, этикета и хрен знает ещё чего. И чем больше она старалась не замечать этого несоответствия, тем больше Толику было не по себе. Лена достала дорогой чайный сервиз из фарфора. У Толика промелькнула мысль, что к антикварным чашкам страшно прикасаться, не то, что чай пить из них.
Федька лежал в коляске, добросовестно изучал подаренную погремушку и не мешал взрослым общаться. Потом пришла няня, одела ребёнка и отправилась с ним гулять. Лена облегчённо вздохнула, разлила по чашкам чай, а Толик смотрел на чашку и думал, что она совсем не подходит к его солдатской форме. А вдруг он не удержит её или поставит на край стола и она упадёт? Бред, конечно. Пить совсем не хотелось, да и к торту он не прикоснулся. А Васю, похоже, всё устраивало. Он пил чай, поглощал торт.
Толик задумался. Что руководит человеком? Случай? Судьба? Расчёт? Он посмотрел на то место, где ещё совсем недавно стояла коляска, в которой лежал ребёнок с пустышкой во рту и вдруг испытал чувство вины перед Ленкой, Федькой, Василием, матерью и самим собой. Зачем он притащил к Ленке Василия? Благодетель? Захотел устроить их жизнь? Свахой решил стать? Ему стало стыдно и больно. Они никак не вписывались в Ленкин интерьер. Понимал ли это Вася? Или его ничто не напрягало?
 Толик посмотрел на часы. Но время не торопилось в отличие от него. Няня после прогулки ушла в детскую вместе с ребёнком, потом прошла на кухню. Наверное, Федьке пора было ужинать. Лена не побежала в детскую, чтобы проверить, всё ли нормально с сыном. Она лишь пожаловалась, что в выходной няня приходит после обеда, чтобы погулять с ребёнком, накормить ужином, поиграть с ним и уложить спать.
- У меня выходной – самый напряжённый день, - пожаловалась Ленка. – Хорошо, что вы пришли в гости.
Толик думал иначе, но промолчал.
- Ты работаешь? – спросил он Ленку.
- Мой бывший платит нам достаточно, чтобы я могла не обременять себя работой. И няню он оплачивает. Расскажите лучше чего-нибудь о вашей армейской жизни. Это же так интересно.
- Слушать всегда интересней, чем проживать, - заметил Толик, а Вася стал  рассказывать что-то очень смешное, но почему-то смысл Васиной эпопеи до Толика не доходил.
 Зато он видел, как Ленка покатывается со смеху. И вдруг подумал, что ему неуютно рядом с ними. И уйти не может, потому что Василий совершенно не ориентировался в городе. Он вновь посмотрел на часы и произнёс:
- Хорошего понемножку. Спасибо за чай. Нам пора. У Василия поезд.
- Спасибо, что зашли, - Ленка вышла вслед за ними в коридор.
Толик открыл дверь, вышел на лестничную клетку и вдруг осознал, что стоит один по другую сторону двери. То ли Вася постарался захлопнуть её, то ли она сама закрылась. И что дальше? Вася и Ленка остались в коридоре. Это произошло случайно или специально? Толик услышал Ленкин смех, который почему-то резанул его слух. Было в нём нечто неприятное, похотливое. Захотелось убежать куда-нибудь, но дверь распахнулась, и Вася произнёс:
  -  Федьку поцелуй за нас.
- Всенепременно, - со смехом произнесла Ленка. – Счастливого пути и лёгкой службы вам, мальчики, - она помахала ручкой, послала воздушный поцелуй, - я вам обязательно напишу, - и скрылась за дверью, а Толик облегчённо вздохнул – театральное представление, похоже, закончилось.
Василий, правда, ещё успел поблагодарить её.
- Может, надо было спросить разрешение позвонить ей? – спросил Василий.
Толик пожал плечами, а Василий вдруг рассмеялся:
- Вряд ли она вспомнит, кто я такой. А я собирался её с мамой познакомить. Знаешь, ты правильно сделал, что сбежал от неё.
- Вася, это она от меня сбежала, - напомнил Толик.
- Не важно.
«И зачем я притащил Васю к Ленке? Наверное, для того, чтобы растаяли последние иллюзии на её счёт», - подумал Толик.
Когда они вышли из подъезда, город был залит огнями. Настроение у Толика улучшилось, он передёрнул плечами и ощутил, как что-то, что он тащил на себе долгое время, вдруг отвалилось. Стало легко. Он поймал такси, довёз друга до вокзала, посадил в поезд и поехал домой. Мать ни о чём не спрашивала его, молча протянула полотенце, гражданскую одежду. Он обнял её и отправился в душ, а когда вышел из ванной, поразился, как тихо было вокруг. Мать сидела за столом перед огромным блюдом с пирогами в ожидании сына.
- Как тихо, - произнёс Толик. – Не привычно даже.
- Тишина – это отсутствие шума. Она подобна музыке, стихам, словам, вдыхающим в нас жизнь. Слушать и слышать собеседника возможно только в тишине. Я где-то прочитала, что беззвучие излечивает от суеты, непоследовательности. В тишине познаётся мир, ответы приходят из тишины, - произнесла мать Толика. – Я пирожки твои любимые испекла. Попробуй.
- Обязательно попробую, - он посмотрел на мать и вдруг сообщил: - Я решил поступать в военное училище. Не отговаривай.
- А я и не собираюсь, потому что не знаю, что лучше для тебя. Я давно поняла, что никогда не стоит ничего просить и навязывать другим ничего не следует, надо проживать то, что преподносит тебе жизнь, и благодарить Бога за всё. Мои родители хотели, чтобы я стала музыкантом, поступила после музыкальной школы в музыкальное училище, а я стала медсестрой. Надо слушать себя. Это твоя жизнь. За тебя её никто не проживёт.
- Спасибо. Мне осталось служить всего ничего. Если всё получится, то из одной казармы сразу в другую переберусь, - засмеялся он. – Зато буду приходить в увольнение каждую неделю. А ты меня пирожками потчевать будешь.
Лиза промолчала, потому что её жизненный опыт говорил, что в этом мире так устроено, что человек предполагает, а Бог располагает. Никто не думал, что начавшаяся война внесёт свои коррективы, что после демобилизации вместо военного училища Толик восстановится в институте (может, решил отдохнуть от военной службы?), а через полгода вновь уйдёт из него, что отправится в военкомат, где подпишет контракт, потому что долг каждого мужчины Родину защищать.
Толик стоял возле открытого окна в коридоре военкомата, думал о вывертах природы, когда в одних местах наводнения, в других – засуха и пожары, когда среди зимы тает снег и начинают цвести деревья, когда осень на осень не похожа, когда лето длится дольше обычного. Но на самом деле волнуют его не природные аномалии, а предстоящее объяснение с матерью. И всё же осень пыталась вносить коррективы в убранство деревьев, постепенно раскрашивала листву, которая, правда, не торопилась опадать. Он вдруг увидел, как огромное дерево, что росло неподалёку, качнуло ветвью, будто хотело кинуть в него охапку разноцветных листьев. Но они  не пожелали отрываться и лететь по предписанному маршруту. И тогда как-то неожиданно поднялся ветер, и дерево под его напором повторило попытку, в результате которой оторвался один единственный ярко-красный лист и вдруг плавно опустился на подоконник, возле которого стоял Толик.
«И что это за знак? Выигрышный билет? - подумал он, взял в руки лист и улыбнулся. – А может, это подсказка, что само пространство будет помогать мне? Или всё гораздо проще. Лист, хоть и ярко-красный, всего лишь лист и ничего больше. Я просто нервничаю, потому что не знаю, как мама отнесётся к тому, что я окажусь на Донбассе. Уверен, она поймёт меня. Буду проситься в разведчики, а уж как распорядится судьба, одному Богу известно».
Толик ни на чём не настаивал, высказал пожелание, а дальше уж будет то, что будет. Он умел ждать. Недаром его отличали расчётливая неторопливость, умение концентрироваться, видеть необходимое, быть выдержанным в непростых ситуациях и мыслить неординарно. Инструктор в прифронтовой зоне увидел в нём неординарную личность. На самом деле в нём было всё то, что обычно раздражает окружающих, но особо ценится у разведчиков. Именно поэтому и направил самоуглублённого и в некоторой степени таинственного сержанта к разведчикам.
Лиза приняла добровольный выбор сына, не стала охать и ахать, и уж тем более отговаривать. Переживала. А потом сама сорвалась с насиженного места. Уволилась из больницы, где работала хирургической медсестрой, уехала на Донбасс и устроилась в военно-полевой госпиталь, чтобы быть ближе к сыну.
Каждый раз, когда в госпиталь привозили раненых, Лиза вглядывалась в их лица, а вдруг среди них и её Толик. А потом ухаживала за ними после операции. Это были её мальчики. Они называли её мамой Лизой. А потом приехала Анна. Они молча обнялись.
- В нашем полку прибыло, - грустно проговорила Лиза. - Смерть чёрным вороном кружит над головами наших сыновей. 
- И дочерей, - добавила Анна. – Моя Соня добилась, чтобы её взяли снайпером и отправили на фронт. Она же мастер спорта по стрельбе не только из лука. Пока обучает  ребят, что пришли служить по контракту. А может, и снайпером уже стала, просто не говорит мне, чтобы не расстраивалась. А я ей не сказала, что напросилась в военно-полевой госпиталь. Вот так и живём.
Лиза долгое время не знала, где конкретно служит сын, в каких войсках, что вообще делает. Он изредка звонил ей, чтобы сообщить, что жив, что у него всё хорошо. Она тоже успевала сказать, что и у неё всё хорошо. Звонки были слишком короткими,  чтобы она могла рассказать, где она, как живёт, что делает. Может, просто не хотела волновать его? И ещё долго, наверное, она находилась в неведении, если бы в госпиталь, где она работала хирургической медсестрой, не привезли раненого бойца, который знал её сына. Она узнала, что Толик возглавляет группу разведчиков, что ему присвоили очередное звание. Он теперь младший лейтенант, и награждён орденом мужества.
Его сослуживец с восхищением говорил о своём командире, что они выполняли самые рискованные задания и всегда возвращались. Кто-то в шутку назвал их заговорёнными. Может, так и было? Но главное, они умели продумывать «на берегу» маршрут, пути отхода, никогда не повторялись. Может, их спасал профессионализм? Или всё же судьба?
  Можно ли привыкнуть к людским трагедиям, человеческой боли и горю? Вряд ли. Жизнь каждый день преподносила сюрпризы. Анна как-то заявила, что стала предощущать некоторые события, а это её почему-то не радует. Лиза тогда промолчала, да и что она могла сказать подруге, что стала, как натянутый нерв, что научилась видеть и расшифровывать некие знаки? Она почти перестала видеть сны, потому что жизнь превратилась в один огромный кошмарный сон. А ещё она поняла, что настоящее счастье начинается тогда, когда начинаешь заботиться о других.
Лиза проснулась с ощущением, что сегодня должно что-то случиться, только не ведала, что именно или не хотела расшифровывать щемящее-тревожное чувство. Весь день она не находила себе места. Понимала, что это связано с Толиком, металась по палатке, а потом пожаловалась Анне:
- Должно что-то произойти не совсем хорошее. Что-то у Толика  в этот раз не задалось.
- Не паникуй раньше времени. Моя Сонька где-то рядом с ними. Откуда знаю, не спрашивай. Выйдут. Вернутся. Обязательно вернутся. Верить надо, а не нюни распускать. - Я верю, молюсь за наших ребят.
- Я тоже переживаю, и ничего поделать с собой не могу. Да только от наших переживаний мало толку.
А может, всё же толк был? Может, молитвами матерей спасаются их сыновья? У Толика и в самом деле на этот раз не всё сложилось, как должно было бы сложиться. Материнское сердце недаром забило тревогу. А под утро, когда в госпиталь привезли троих раненых, среди которых был Толик, Лиза вместе с хирургами стояла у операционного стола больше суток без отдыха. Врачи выиграли очередную битву, битву за жизнь. 
А Толик продолжал анализировать, вспоминать детали своей операции, моменты, когда пришлось отклониться от плана уже после выполнения основной задачи. Не менее важная задача вернуться без потерь. Жизнь его подчинённых и его собственная жизнь зависела от его выбора. Он вспомнил, как погрузился в состояние медитации. Надо было собраться и принять единственно верное решение. Знакомое уже состояние, когда всё видится в объёме, а ты становишься сторонним наблюдателем. Он слегка удивился, что видит в своих глазах застывшую собачью грусть. Откуда она взялась, когда надо сконцентрироваться на главном? А мысли словно перестали слушаться его приказов, они плавно входили в него, а потом утекали в бесконечность, туда, откуда должно было прийти понимание, что делать дальше и как?
«Жизнь – это не подарок. Или подарок? Самый дорогой?» - он подумал, что в голову лезет всё, что угодно, только не то, что нужно.
Почему-то вспомнилась фраза Амвросия, которую он услышал от батюшки, который провожал их на задание: «Блажен не тот, кто страдает, а кто побеждает страдание, кто не поддаётся воздействию временной скорби».
«Всё верно. А ещё нельзя забывать, что разведка не терпит суеты. А у меня мысли скачут, как лошади на ипподроме. Надо собраться. Невозможно научить других тому, что сам, как следует, не познал. Выполнили поставленную задачу, надо возвращаться и желательно без потерь. Как? Если всё  пошло не по плану и надо на ходу перестраиваться, принимать непростое решение? - Толик погрузился в себя, а земля в сумерки, наступило временное затишье вокруг и в мыслях, а потом он снова очнулся: - Пасмурная погода, когда не видно звёзд и луны – это плюс. Впереди минное поле, а сзади враг наступает на пятки – это минус. Кто-то сказал, что «умный человек торопится, но ничего не делает второпях».   
- Что делать будем, Данко? Надо выбираться отсюда, - кто-то выдернул его из бреда наяву.
- Надо. Думаю, чтобы принять правильное решение.
Они закончили свой сольный выход. Предусмотрели всё. Вражеского снайпера, словно кто-то предупредил, он оперативно сменил позицию, отчего наш снайпер не смог сразу убрать «препятствие». Ребята пытались понять, какую игру затеял противник. Неужели снайпер промахнулся? Или не хотел убивать, решил бить по ногам. Может, пленные были нужны? Трое раненых в группе из пяти человек. Надо было действовать быстро и неординарно. А он где-то плавает.
Они «растворились» в высокой траве возле минного поля, перевязали раны. Это возможность собраться, передохнуть. Вражеский снайпер замолчал. Соня облегчила им задачу. Но, тем не менее, путь к отходу отрезан. Они оказались прижаты к минному полю, а прохода на этом участке не было. Прорваться с боем не удастся. Отстреливаться до последнего патрона? Так их почти не осталось. Взорвать гадов вместе с собой, погибнуть, но не сдаться?
  И тут Толик увидел Его на краю минного поля. Отец проявился из небытия. Он был таким же молодым, каким их когда-то сфотографировала мать. Толик сразу узнал его. Отец звал его жестами идти за собой. Умирать, что ли зовёт, подумал он. И вдруг понял, что отец пришёл помочь ему. Вокруг было темно, а фигура отца словно светилась. Толик лежал и тупо смотрел на призрак. А то, что это призрак, он не сомневался. Мёртвые не оживают и не приходят в этот мир, чтобы что-то уладить. Но это был шанс. Мистический, запредельный. Но другого нет и вряд ли будет. 
- Я решил, - чуть слышно произнёс он. – Отходим через минное поле. Мы преодолеем его. Проход нам никто не подготовил, потому что оказались в другом месте. Но это наш единственный шанс. Я выведу вас. Обещаю. Ползём  на расстоянии друг от друга, строго за мной, не отклоняясь ни на йоту. Даже если кто-то подорвётся, зато остальные выживут, а здесь погибнем все. За мной, с Богом, - приказал он.
На минном поле, на расстоянии вытянутой руки, стоял его отец, который жестами показывал, куда надо ползти. Толик зажмурился, но и с закрытыми глазами продолжал видеть его.
«Перестань раздумывать, - приказал он себе, а потом опять мысль-сомнение: - Он же умер. И что? Если хочет помочь, надо принять его помощь. Брежу, наверное. А у тебя есть иной вариант? А вдруг сработает? Надо ползти за ним. Главное, ребятам не говорить, кто нас выводит», - решил Толик и пополз.
Дышать было тяжело. Может, воздух как-то почерствел? Отец часто замирал, потом показывал очередной проход. Взрывов за спиной Толика не слышалось, значит, ребята  чётко следовали его указанию, не отклонялись ни на йоту. Сколько они ползли, одному Богу известно. И как хватило сил преодолеть непреодолимое, Толик не знал. Они все добрались до своих позиций, где их и подобрали санитары. Аппараты ночного видения у врага не сработали? Дроны не подвезли на позицию? Они ослепли или просто смотрели в другую сторону? Никто не мог ответить на возникшие вопросы.
- И вправду заговорённые, - прошептал санитар. - Невероятно. Как вам удалось?
- Чего пристал, как-как? Бог помог, - произнёс кто-то, а вот что ответил санитар и ответил ли, Толик не слышал.
Уже в госпитале, когда ему сделали операцию, он открыл глаза, увидел рядом с собой мать и прошептал:
- Ты мне снишься? Я брежу? – почувствовал прикосновение материнской руки и улыбнулся.
- Нет, - услышал он. - Всё хорошо, милый. Я работаю здесь. Вслед за тобой попросилась. И тётя Аня здесь. Её Сонька снайпером стала. Вот мы с Аней и решили, что здесь наша помощь нужна.
- Мам, я должен тебе кое-что рассказать. Я не сам нашёл проход между минами и прополз там, где надо. Мне отец помог. Я перед минным полем увидел его в военной форме, высокий такой, молодой, как на фотографии, что у нас в альбоме. И машет мне рукой. Я понял, что он хочет помочь, показать, куда ползти надо. Я не знаю, как долго мы ползли по минному полю. Возле наших позиций я потерял сознание. Ребята тоже все остались живы. Правда, у двоих ранения разной степени тяжести, но сил ползти, чтобы выжить, хватило у всех. Ты мне веришь? – спросил он.
- Верю. Он спас тебе жизнь, чтобы ты простил его. Недаром кто-то сказал, что «ошибаться – человечно, прощать – божественно». А Шиллер утверждал, что «сильнее всех побед – прощение». Ведь всякая злость в нас, я думаю, от бессилия. Мне хватило ума в своё время простить его. Наша жизнь измеряется не годами, а деяниями.
- Я ещё там, на поле, простил его. Я же молился. Просил помощи у Бога, чтобы он помог нам выбраться. И вдруг увидел отца, он шёл по полю ко мне и улыбался. Приблизился на расстояние вытянутой руки и стал звать за собой. Я подумал тогда, уж не к себе ли в загробное царство зовёт меня? Может, это смерть за мной в его образе пришла? И вдруг слышу у себя в голове, что это спасение наше в его лице пришло. Это его Бог послал, чтобы он искупить свою вину смог. Ну, я перекрестился и пополз. Только никому, кроме тебя, рассказать об этом не могу. Я ведь хоть и не говорил никогда, а ведь обижался на него. Очень. А когда он вывел нас, я простил его, а он улыбнулся и растаял на глазах. Я не бредил. Я реально видел его, как тебя сейчас вижу. Но самое невероятное, что противник на это время ослеп, уснул или его загипнотизировали. А может, это мы стали невидимыми для него? Я не могу объяснить, как мы остались живы. Мистика, да и только. Я же никому не смогу об этом рассказать.
- И не надо никому рассказывать. Главное, ты, как и я в своё время, освободились от обиды через прощение, а отец твой, я думаю, освободился от чувства вины перед тобой, когда указал путь к спасению. Ведь обида, чувство вины, как и любое другое негативное чувство, как ржавчина, разъедают человека изнутри. Освобождение от них не простая задача. Ещё Ефрем Сирин говорил: «Кто скрывает в сердце своём злопамятство, тот подобен человеку, откармливающему змея на груди своей». Главное, жить по совести, честно. Во всяком случае, надо стремиться к этому, и всё сложится правильно. Набирайся сил, - произнесла Лиза, поцеловала сына, вышла из палаты и уже за дверью расплакалась.
- И ты прости меня, - прошептала она и увидела кружащуюся над головой бабочку, которая села на подставленную ей ладонь, а через мгновение взлетела к потолку и исчезла.
«Мистика, - промелькнуло у неё в голове. – Или обыкновенное чудо? Дидро говорил, что «чудеса там, где в них верят, и чем больше верят, тем чаще они случаются». Хотя,  может, всё гораздо проще, потому что жизнь – сама по себе чудо».
   


Октябрь 2024 года