Лолла дома и в школе

Автор: Люси Эллен Гернси.
Введен в соответствии с Актом Конгресса в 1867 году
АМЕРИКАНСКИМ СОЮЗОМ ВОСКРЕСНЫХ ШКОЛ в канцелярии окружного суда Соединенных Штатов по Восточному округу Пенсильвании.
***
ГЛАВА I. — Лолла дома, 2. — Лолла в Дорчестере, 3. — Мышь, 4. — «Хлеб втайне»,
5. — Мороженое, 6. — Последствия.
***
ИЛИ ГРЕХ ЖАДНОСТИ.
ГЛАВА I.

Лолла дома.

— Мне кажется, Лолла не завтракала, — сказала тётя Делайт,
глядя на маленькую девочку, которая сидела напротив неё за столом.
хорошо наполненная тарелка перед ней, на котором, впрочем, она не казалась
делать никакого впечатления.

"Она никогда не делает", - говорит мама Аня это. "Кажется, у нее никогда нет
аппетита по утрам. Она жалуется, что ей ничего не кажется вкусным;
и она почти всегда встает усталая и с лихорадкой.

"Очень жаль", - сказала тетя Дилайт. "Маленькие люди должны быть голодны
утром и быть такими же свежими и оживленными, как птицы и ягнята.
Мы должны посмотреть, сможем ли мы вылечить это, когда привезем ее в Дорчестер.

"Осмелюсь сказать, что морской воздух поможет ей", - сказала мать Лоллы. "Я
вспомните, как я голодала, когда была маленькой девочкой. Иногда я
очень беспокоюсь о Лолле. Кажется таким неестественным, что ребёнок
так вяло себя ведёт по утрам. Но вы уверены, тётя Делайт,
что не хотите взять с собой няню?

"Я совершенно уверена, моя дорогая Лора. Во-первых, у меня нет для неё места,
а во-вторых, ей нечего у меня делать.

«Тогда кто будет заботиться обо мне, тётя Делайт?» — спросила Лолла, очень
заинтересованная разговором.

«Полагаю, ты сама о себе позаботишься и обо мне тоже», — ответила тётя
Делайт, улыбаясь.

У Лоллы был такой вид, словно она сомневалась, радоваться или тревожиться
этому проекту. Но она была в восторге от мысли о
долгом путешествии и лете в Дорчестере с тетей Дилайт, а не
недовольна тем, что с ней разговаривали так, словно она была чем-то большим, чем просто
малышка: итак, она больше не возражала.

Отец и мать Лоллы жили в очень красивом месте недалеко от одного из
крупных западных городов, но они собирались расстаться и переехать в
Калифорнию на лето, и было решено, что Лолла поедет с ними.
Поезжайте в Дорчестер и проведите хотя бы год у тёти её матери, мисс
Делайт Вентворт, у которой было собственное красивое поместье и которая славилась
своим умением ухаживать за больными и воспитывать детей. Лолла
считалась довольно хрупким ребёнком, а её мать была нездорова
с тех пор, как родилась её дочь, и по этим причинам было
решено, что для них обеих будет лучше, если они на время расстанутся.

Около десяти часов, проходя через кухню, тётя Делайт
увидела, как няня даёт Лолле большой кусок кекса.

«Ешь так скоро после завтрака?» — спросила тётя Делайт.

— Ну, знаете, тётя, я не завтракала, — ответила Лолла,
словно извиняясь.

— Она стала плохо есть, это факт, — сказала няня.
— Она не ест во время приёмов пищи и всегда хочет чего-нибудь
между ними, но её мать считает, что с этим ничего не поделаешь. Теперь ты
увидишь, что она ничего не захочет есть за ужином, а потом
попросит ещё кусочек пирога.

«Как ты думаешь, ей полезно так есть?»

«Ну, нет, я так не думаю. Во-первых, она портит себе зубы. Но,
Будучи долгое время единственным ребёнком, к тому же болезненным, миссис Лейн
стала потакать ей. Она хороший ребёнок, во многом
справляющийся сам, но перемена пойдёт ей на пользу. Она больше
заботится о еде, чем о чём-либо другом.

Как и предсказывала няня, у Лоллы не было аппетита к обеду, по крайней мере
к твердой его части; но она съела две тарелки сдобного пудинга,
и еще у нее были миндаль и изюм, помимо того, что она набила карман
орехами, которые она грызла весь день. Большой кусок
свежего кленового сахара помог миндалю заполнить промежуток между
ужин и чай, за которым Лолла поужинала пирогом, консервированной дыней и
творогом.

Вечером пришли друзья, и около десяти часов Лолла
приготовила для них свою долю ужина.

Когда тетя Дилайт заметила все это, она больше не удивлялась тому, что
Лолла плохо спала и у нее не было аппетита к завтраку. Она была
не из тех людей, которые думают, что у детей никогда не должно быть ничего
того, что им нравится; но она решила, что когда появилась Лолла,
под ее собственным присмотром она должна внести некоторые изменения в свои привычки.


— Ну что, Лолла, ты попрощалась со всеми своими питомцами? — спросила тётя
Делайт, встретив Лоллу за завтраком в день их отъезда.

Лолла в это утро выглядела не такой вялой, как обычно. На её щеках
появился румянец, глаза блестели, и она ела свой бутерброд с маслом,
как будто он ей нравился.

"О да, тётя. Я ходила в сарай и на пастбище, чтобы посмотреть
на телят и жеребят, и к реке, чтобы посмотреть на маленьких
уток, и к миссис Мерри, чтобы попрощаться с Фанни и Дженни. Я
не сидела на месте с пяти часов и очень устала.
голоден, ты не представляешь! Я верю, что людям хочется вставать
рано по утрам".

"Говорят, это производит такой эффект", - ответила тетя Дилайт, улыбаясь. "Но
заканчивай свой завтрак, моя дорогая. Мы не можем терять времени".

Экипаж подъехал к дверям, были сказаны последние слова прощания, и тетя
Вскоре Делайт и её маленькая племянница умчались прочь по Мичиганской
Центральной железной дороге.

Лолле было очень грустно покидать дом, и она горько плакала,
прощаясь с отцом, матерью и няней. Но детей обычно легко отвлечь от их горя,
и слёзы Лоллы вскоре высохли. Она никогда
она уже ездила по железной дороге; и ей нравилось быстрое движение,
постоянная смена обстановки и новизна пребывания в отличном отеле
с ночевкой.

Ей показалось довольно странным, что тётя отказалась покупать апельсины,
конфеты и кленовый сахар для всех мальчиков, которые приехали на поезде,
и очень некстати, что коробка с пирожными и
конфетами, которую мама поставила для неё, каким-то образом
потерялась, так что на обед у них ничего не осталось, кроме печенья,
холодной курицы и бисквита. Но нужно было так много сделать.
понимаете, от перемены воздуха она так проголодалась, что не почувствовала
желания жаловаться: кроме того, она испытывала слишком большой страх перед своей тетей
впасть в одну из своих истерик, как обычно называла их медсестра.

Путешественники вернулись домой поздно вечером, и когда Лолла
вошла в дом своей тёти в Дорчестере, она была слишком сонной, чтобы что-то заметить,
кроме того, что её комната была странной формы, а маленькая низкая
кровать — очень удобной.


"Пойдём, Лолла," — сказала тётя Дилайт, войдя в комнату на следующее утро,
когда Лолла протирала глаза, — "завтрак почти готов. Я
позволил тебе поспать допоздна этим утром, потому что ты устал. Вот твоя
ванна, все готово, чтобы взбодрить тебя. А теперь посмотрим, как скоро ты будешь
одета.

- Медсестра одевала меня дома, - с некоторым сомнением сказала Лолла.

- Да, но няни здесь нет; и, кроме того, ты уже достаточно взрослая, чтобы прислуживать
тебе самой. Тебе восемь лет, не так ли?

— Да, тетя, в мой последний день рождения.

"Ну, когда мне было столько же, сколько тебе, я одевала себя и своего младшего брата
каждое утро, помимо наведения порядка в своей комнате. Ты же не хочешь
быть ребенком всю свою жизнь, не так ли? Приходи; не бездельничай, а зашнуруй свои
Быстро надевай ботинки, а потом остальную одежду, и я
застегну их за тебя.

«Это моя комната, тётя?» — спросила Лолла.

«Да, Лолла. Тебе нравится?»

"Я думаю, это красиво", - ответила Лолла, оглядывая аккуратную,
старомодную мебель, красивые красно-белые коврики и
маленький книжный шкаф, полный книг. "У меня никогда раньше не было своей комнаты.
Какое забавное окно! Оно как отдельная маленькая комната. «О, тётя,
что это там такое?» — воскликнула Лолла, мельком увидев сквозь
занавески что-то яркое и синее, испещрённое большими и
маленькие белые точки. - Я имею в виду "голубые".

— Это море, или, скорее, залив, - ответила тетя Дилайт, улыбаясь
Волнение Лоллы. "Разве ты не помнишь, я говорила тебе, что ты сможешь
увидеть корабли и залив из своего окна? Смотрите, приближается отличный
пароход. Должно быть, это океанский пароход из Ливерпуля.

Казалось, что Лолла вообще не оденется, так
сильно ей было интересно смотреть на пароход, на рыбацкие лодки,
на большой корабль, который только что вышел из бухты; но тётя Делайт не
находила в ней никаких недостатков. Она знала, как всё это должно быть интересно
маленькая девочка, которая никогда раньше не видела ни кораблей, ни соленой воды. Наконец,
однако Лолла была одета и уже собиралась сбежать вниз по лестнице
но тут ее остановила тетя.

- Мне кажется, ты кое о чем забыла, Лолла, - сказала она
серьезно.

- Неужели? - спросила Лолла, разглядывая свое платье. — Я ничего не вижу,
кроме своего фартука, а ты знаешь, что обещала дать мне чистый
фартук из сундука.

— Я думала не о твоём платье, а о чём-то другом.

Лолла всё ещё выглядела озадаченной.

— Кто заботился о тебе всю ночь, пока ты спала, и
оберегал тебя от бедствий на протяжении всего этого долгого путешествия? И кого ты
должна просить заботиться о тебе в течение дня?

"О, ты имеешь в виду мои молитвы, — сказала Лолла. — Но, тётя, я никогда не молилась
утром — только ночью.

"Значит, ты не хочешь, чтобы Бог заботился о тебе днём? — спросила тётя
Делайт. — Ты, наверное, думаешь, что можешь сделать это сама?

— Как-то утром никогда не бывает времени, — сказала Лолла.
— Нужно торопиться, чтобы успеть к завтраку.

— Тогда нужно вставать раньше, — сказала тётя Делайт.
"Но у тебя будет много времени. Я сказал Саре позвонить в колокольчик за пять
минут до того, как будет готов завтрак. Я буду ждать тебя в своей комнате".

Лолле не очень хотелось произносить свои молитвы; но она это сделала
не хотелось спорить со своей тетей, поэтому она поспешно повторила молитву Господа
Помолилась, не особо вдумываясь в ее значение, а затем присоединилась к своей тете
в ее собственной комнате, и они вместе спустились по лестнице.

Комната для завтраков была бы большой, если бы не была
разделена на множество углов. Там был большой камин с
высокая, старомодная деревянная каминная полка с глубоким углублением, в котором
по обе стороны от нее - книжные шкафы. Была еще одна глубокая ниша, где
стоял большой резной буфет из красного дерева. Там был угловой шкаф,
со стеклянными дверцами, который, казалось, был заполнен фарфором. Там были
два окна с глубокими подоконниками и стеклянная дверь, ведущая в
сад. Стены были оклеены старомодными обоями с орнаментом
лилии и розы, с летающими и сидящими на них птицами с яркими перьями
на цветах; и там было много фотографий и гравюр в черных и
золотых рамках.

Стол для завтрака был накрыт для них и выглядел очень привлекательно с
белой скатертью, блестящим фарфором и серебром.

"Чьё это место, тётя?" — спросила Лолла.

"Это место мистера Локка, но сегодня утром его здесь не будет," — сказала
тётя Дилайт. "Он уехал в Бостон и будет завтракать с
другом. Это твой стул.

Лолла опустилась на стул. Она была очень голодна и не могла не
бросить украдкой взгляд на стол, пока тётя читала молитву,
чтобы посмотреть, что у них будет на завтрак. Там была буханка хлеба
из белого хлеба и еще одного из коричневого, на красиво вырезанной деревянной
тарелке. Там была серебряная яйцеварка, кувшин с молоком и блюдо с
холодной ветчиной; и это было все.

Однако вскоре тетя Делайт позвонила в колокольчик, и Сара внесла
тарелку с горячими тостами и кофейник.

- Что это, тетя? - Спросила я. - сказала Лолла, указывая на котел для варки яиц.

— Это кастрюля для варки яиц, — ответила её тётя, открывая
крышку и доставая решётку с яйцами. — Ты никогда
такой не видела?

"Нет, — ответила Лолла. — Мэри всегда варит наши яйца в чайнике, но я думаю
так гораздо вкуснее. Наши яйца всегда получаются слишком твердыми, или слишком мягкими, или
что-нибудь еще ".

У нее на языке вертелся еще один вопрос, но ей не очень хотелось
задавать его. Наконец, однако, он прозвучал.

- Тетя Делайт, у вас что, нет мяса на завтрак? Ни бифштекса, ни
курицы, ни чего-нибудь еще?

"Иногда", - ответила тетя. "Разве ты не называешь холодную ветчину мясом?"

"О да", - ответила Лолла, немного устыдившись своего вопроса. "Только
Я подумала, что просто спрошу, потому что ... потому что... — Лолла замолчала в некотором
замешательстве. Она точно не знала, что сказать.

— Осмелюсь предположить, что ты можешь приготовить завтрак из ветчины, яиц и
хлеба с маслом, — сказала тётя Дилайт.

"Я что-то не то спросила, тётя?"

"О нет. Но, Лолла, обычно считается невежливым
комментировать то, что лежит на столе. Маленькие девочки должны есть то, что им подают,
не говоря об этом. Смотрите: вы
будете пить кофе из этой серебряной чашки, которая принадлежала вашей
прабабушке, а до неё — её бабушке, насколько я знаю.
Только подумайте, сколько маленьких девочек пили из неё до вас.



Глава II.

Лолла в Дорчестере

"А теперь, Лолла, могу я доверить тебе побегать немного одной?"
спросила тетя Делайт, когда с завтраком было покончено и семейные молитвы закончились
.

- Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, тетя, - сказала Лолла.

"Могу ли я доверять тебе, что ты не будешь рвать цветы, или наступать на
цветочные клумбы, или вмешиваться в то, что тебе не принадлежит? Если так, то ты
можешь ходить по дому и саду, где тебе вздумается, но не выходи за ворота,
пока я не разрешу. Полагаю, ты будешь вести себя как
котёнок, попавший в чужой дом: тебе захочется познакомиться со всем,
что тебя окружает.

"Я ни во что не буду вмешиваться", - сказала Лолла. "Но почему мне нельзя выходить на
улицу, тетя Делайт?"

"Среди прочего, по этой причине: вы можете легко заблудиться, и,
возможно, будет не так-то легко найти вас снова".

- Можно мне спуститься к воротам и посмотреть? - спросила Лолла.

"Да, если ты не выйдешь на улицу. Со временем мы начнем несколько уроков;
потому что не годится все время играть. Но сегодня я буду
все утро занята по дому, так что ты будешь знать, где меня найти
если я тебе понадоблюсь.

Лолла была довольна разрешением ходить туда, куда ей нравится, — и
я тоже доволен тем, что мне доверяют. Она провела час или два очень
приятно, исследуя сад и оранжереи, а также прогуливаясь по
дому, где, казалось, было так много картин, и книг, и любопытных
шкатулки, фарфоровые вазы, горшки и миски. Одна пара ваз, которые
стояли в холле, особенно возбудила ее любопытство, настолько они были
большими. Они были почти такого же роста, как она сама; она подумала, что могла бы
легко забраться в одну из них, — и у них были крышки, которые крепились большими
металлическими петлями и защёлками.

Затем она снова надела шляпу и спустилась к воротам, где
увидела маленького мальчика верхом на шетландском пони, ненамного крупнее ее
большая ньюфаундлендская собака отца, и девочку, управляющую маленьким осликом
в низкой повозке и несколько коров на поле напротив, каждая накрыта тонкой
попоной от мух, и каждая привязана к столбу
длинной веревкой.

«Что ж, — подумала Лолла, — похоже, они очень заботятся о своих
коровах, но если бы я была коровой, я бы лучше бегала по
прерии, чем была бы привязана таким образом».

В этот момент она услышала, как церковные часы пробили одиннадцать, и вспомнила
что прошло более двух часов с тех пор, как она что-либо ела: итак,
она медленно побрела к дому и вошла через заднюю дверь.

Она нашла тетю Дилайт в ее аккуратной маленькой кладовке, окруженной
полками, полными варенья и фруктовых консервов, каменными банками, напоминавшими
банки с солеными огурцами и пирогами, пучками сладких и лекарственных трав и
бутылки и кувшины всех форм и размеров.

- Пожалуйста, тетя, - взмолилась Лолла, - я хочу чего-нибудь поесть.

- А ты хочешь? - спросила тетя Делайт. - Для чего?

Лолла улыбнулась странности вопроса.

- Потому что я голодна, тетя.

"Ты уверен, что это потому, что ты голоден, или потому, что ты привык
есть примерно в это время? Но это неважно. Иди к Саре, на
кухню, и попроси ее дать тебе кусок хлеба с маслом.

"Я не очень люблю хлеб с маслом", - сказала Лолла. "Раньше няня
давала мне кусочек торта".

«Я не люблю, когда маленькие девочки постоянно едят сладкое, — сказала тётя
Делайт. — Это вредно для их зубов и здоровья. Если вы
действительно голодны, вам понравится хлеб с маслом. Если вы не
голодны, вам ничего не захочется».

"Мама разрешает мне есть пирог, - настаивала Лолла. - И я думаю, она знает,
что для меня хорошо, как никто другой".

- Послушай, Лолла, - сказала тетя Делайт, садясь и привлекая к себе
маленькую девочку. - Я не могу с тобой спорить
об этих вещах. Твоя мать доверила тебя мне, чтобы я заботился о тебе
и обращался с тобой так, как я считаю лучшим. Она знает всё о моих методах
управления, потому что я воспитывал её до четырнадцати лет;
и она знает, что я намерен поступать с тобой так, как считаю нужным. Когда я говорю
тебе что-то сделать, я не жду, что ты скажешь мне, что кто-то другой
делает или думает, но руководствоваться тем, что я думаю. Теперь иди и получи свой
хлеб с маслом, если хочешь; а если нет, оставь это в покое ".

- Мне это не нужно, - сказала Лолла с отвращением. - У меня нет никакого
аппетита к подобным вещам.

- Очень хорошо, - сказала тетя Дилайт, улыбаясь. — Осмелюсь предположить, что к ужину у тебя
проявится аппетит. Ты хочешь пойти поиграть или
лучше останешься и поможешь мне? Я собираюсь достать из шкафа свои индийские диковинки и вытереть с них пыль.


Лолла не знала, что делать. Она чувствовала себя очень обиженной.
и очень похоже на то, чтобы дуться из-за этого; но, с другой стороны, ей хотелось посмотреть на
диковинки, и, кроме того, у нее было чувство, что дуться было
вряд ли это соответствовало бы очень хорошей цели: поэтому она медленно последовала за
Тетя Делайт прошла в гостиную, которая находилась через холл от
зала для завтраков. Она заглядывала туда и раньше, но жалюзи были закрыты
и шторы опущены, так что она ничего не могла разглядеть.

Тетя Делайт подняла шторы и открыла ставни.

- Какая красивая комната! - воскликнула Лолла. - Я действительно думаю, тетя, что у вас есть
самые красивые вещи! Не понимаю, откуда у тебя столько великолепных
ваз.

"Они копились долгое время", - сказала тетя Дилайт. "Некоторые
из нашей семьи занимаются торговлей Индией с тех пор, как в Бостоне появилась
любая торговля Индией; и они всегда привозят домой разные вещи.
Смотрите, вот мой кабинет по Индии".

"Настоящий индийский шкаф, точно такой же, как в "Розамунде"!" - воскликнула Лолла,
мгновенно забыв о вопросе о хлебе с маслом. — Есть ли в нём
какие-нибудь коралловые ветки?

"Посмотрим, — сказала тётя Делайт, открывая маленькие ящички. —
Никогда не знаешь, что можно найти."

Действительно, никогда не знаешь. Какие чудесные вещи были в этом шкафу!
Раковины и кораллы, любопытные золотые и серебряные монеты, бабочки и
жуки, словно сделанные из драгоценных камней, маленькие шкатулки и шарики,
вырезанные с фигурами, рисунки на рисовой бумаге с птицами, цветами и китайскими
мужчинами и женщинами. Я и половины не могу рассказать вам о том, что было в
этом шкафу. Тётя Делайт вынула их и передала Лолле,
которая аккуратно разложила их на накрытом для них столе.

В каждой статье была своя история, и тётя Делайт была готова ответить
на все вопросы Лоллы. Она подарила девочке несколько красивых
вещи для себя и красивую маленькую японскую шкатулку для рукоделия в
форме шкафа, украшенную позолоченными фигурками летящих журавлей и
располагающийся на возвышении и имеющий ящики, обшитые деревом со сладким ароматом, которые
Тетя Делайт сказала, что это сандаловое дерево.

- Вот! Мы хорошо поработали с утра, - сказала тетя Делайт,
закрывая последний ящик. - Теперь убери пылесборник и щетку в
черный ход, а когда будешь возвращаться, посмотри на часы и скажи мне, который
час.

- Ой, тетя, для этого нужна всего четверть стакана! - воскликнула Лолла в большом
удивлении. - А Сара уже накрыла на стол. Она говорит, что ужин будет готов.
через четверть часа. Я не думала, что уже почти время обеда, а
ты?

Тетя Делайт улыбнулась. - У тебя как раз будет время вымыть руки и
аккуратно причесаться. Беги наверх и не теряй времени.

Лолла подумала, что за ужином все было необычайно вкусно. Она подумала, что
воздух Дорчестера, должно быть, вызывает у людей сильный голод. Она давно не обращала внимания
на ростбиф и картофельное пюре и
редко ела мясо за ужином, когда была дома.

Мистер Локк был на ужине. Он был бледным, худым, хрупким на вид молодым человеком.
джентльмен, который носил очки и ел очень мало; но он был приятным
и добрым в своих манерах, и Лолла подумала, что он должен ей очень понравиться
. Ей стало интересно, как получилось, что он живет с тетей Делайт, и
подумала, что со временем она спросит.

"Вы будете чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы уделить немного времени этому маленькому
уроки для девочек, мистер Локк?" - спросила тетя Делайт.

— Конечно, — ответил мистер Локк, ласково улыбаясь Лолле. — Когда мы начнём?


— Через день или два. Ей нужно немного побегать и
привыкнуть к новому дому. Думаю, на следующей неделе мы подыщем ей
возьмем учебники и посмотрим, что мы сможем сделать.

Лолла выглядела несколько встревоженной идеей уроков.

"Мама никогда не разрешает мне ходить в школу, - сказала она. - У меня так сильно болит голова
".

- Никто ничего не говорил о том, что ты пойдешь в школу, - сухо возразила тетя
Дилайт. - Что касается твоих головных болей, я думаю, они пройдут
через некоторое время. Ты растешь замечательной девочкой и не можешь позволить себе тратить
всё своё время впустую. Не хочешь ли пудинга?

Всю следующую неделю Лолла только и делала, что развлекалась. Она играла во
дворе и в саду, читала книжки, рассматривала картинки и,
короче говоря, делала то, что ей нравилось. Дважды она ездила в Бостон на конках
со своей тетей; и в один из таких случаев они зашли в магазин и
поели мороженого, к большому удовольствию Лоллы.

"Не купите ли вы мне конфет, тетя Дилайт?" - спросила она, когда они проходили
через магазин.

"Не сегодня", - ответила тетя Дилайт. "Блюдце с мороженым - это очень
на этот раз, я думаю, неплохо".

- Папа всегда покупал мне конфеты, когда мы ездили в город, - пробормотала
Лолла.

"Мое дорогое дитя, как много ты думаешь о еде!" - сказала тетя Дилайт.
"Мне кажется, я бы попыталась находить удовольствие в других вещах, если бы была
тебе. Конфета сейчас тебе совсем не подходит, и, кроме того, это очень
плохая привычка — думать, что у тебя всегда должно быть что-то,
что можно погрызть, как одна из маленьких морских свинок, которых мы только что видели.

«О, боже, — сказала Лолла про себя, — как же мне хочется конфетку!»



ГЛАВА III.

МЫШЬ.

"МИСС ДЕЛАЙТ, мне кажется, в шкафах в кладовой завелись мыши",
однажды утром после завтрака Сара сказала своей хозяйке. "Я нахожу, что
торт и бисквиты раскрошены, а крекеры исчезают быстрее, я уверена
чем следовало бы. И просто посмотрите здесь, как этот сироп из
Блюдо со сливами, которое я вчера убрала, стоит на полке. Мерзкие маленькие твари!
Если я что-то и ненавижу, так это мышей.

«Ты должна на ночь запирать Дракона в кладовой и убирать вещи,
чтобы он мог передвигаться по полкам», — сказала тётя Делайт. «
Мыши давно не появлялись в нашем доме. Старая кошка,
должно быть, становится ленивой.

"Я тоже не уверена насчёт мышей, — тихо сказала Сара.
"Боюсь, Филли снова взялась за свои старые трюки. Мыши не стали бы
уносить целые куски торта и кусочки сахара.

- Вряд ли, - сказала тетя Делайт. "Но мне не нравится подозревать Филли, — она
в последнее время дела идут намного лучше; и я действительно думаю, что она пытается быть
хорошей девочкой ".

"Что ж, посмотрим", - сказала Сара. "Я намерена внимательно следить за
ней. Я не знаю, как это бывает, но я никогда не смогу ей доверять.

"Береги себя, Сара", - сказала тетя Делайт. "Помни, милосердие не мыслит
зла. Не начинай с предубеждения против ребенка".

"Ну, я ничего не могу с этим поделать", - сказала Сара. "Когда люди мне нравятся, они мне нравятся; а
когда нет, я их не люблю; и в этом все дело. Теперь я привязался к Лолле,
с самого начала. Я уверена, что вы не найдёте в ней ничего коварного.
Но у Филли такой подавленный вид.

«Вы должны помнить, как по-разному относились к этим двум детям, —
ответила тётя Делайт. — У Лоллы никогда не было причин кого-то или чего-то бояться,
но бедная Филли всю жизнь была рабыней,
как и её мать до неё». Я ожидал, что она доставит нам немало
хлопот. Вы знаете, мы говорили об этом до того, как она пришла к нам, и мы
договорились терпеть её недостатки, пока есть надежда
сделать ей что-нибудь хорошее; и вы должны признать, что она стала лучше ".

Сара заметила, что еще есть место для улучшения.

"Это происходит со всеми нами", - сухо сказала тетя Делайт. "Ну, скажи
пока ничего, Сара. Мы скоро узнаем об этом деле".

В предпоследний день, когда тетя Делайт проходила через кладовую,
она услышала голос Сары в кладовой и заглянула посмотреть, в чем дело.
в чем дело.

"Вы только посмотрите сюда, мэм", - сказала Сара. "Вчера вечером я нашла сливы
все они снова были рассыпаны на полке. Поэтому я решила посмотреть; и это
Утром, когда Филли пришла убрать ложки, я подумала, что она
долго возится с этим, поэтому я последовала за ней и нашла её у открытой
двери буфета с чайной ложкой в руке, испачканной
сливовым сиропом. Если это не доказательство, то я не знаю, что это такое! — торжествующе заключила
Сара. — Я прекрасно знала, что должна поймать её на её
уловках.

- Я никогда не прикасалась к сливам, - всхлипнула Филли. — Я только...

— О, ты всего лишь... ты всего лишь "пошарила" в шкафу, - сказала Сара
строго. - Бесполезно! Я застукала тебя за этим!

- Подожди немного, Сара, будь добра, - тихо сказала тетя Дилайт. "Пусть
«Дай мне услышать историю Филли. Это справедливо. А теперь, Филли, расскажи мне
всё об этом; и будь уверена, что говоришь правду. Не бойся: тебя
не осудят несправедливо. Как всё было?

"Я просто убирала ложки, — начала Филли, переходя на свой
родной негритянский диалект, но тётя Делайт прервала её.

- Говори предельно ясно, Филли, и тогда я буду знать, что ты думаешь о каждом
своем слове. Продолжай.

"Я как раз убирала ложки", - продолжила Филли, на этот раз тщательно выговаривая слова
"и мне показалось, что ряд чайных ложек
Казалось, что одной не хватает; я пересчитала их, и она была там; и
я начала искать её, и увидела, что дверца буфета приоткрыта:
поэтому я решила заглянуть туда и нашла ложку в
блюде со сливами; и я как раз вынимала её, когда вошла Сара.

«Ну и история!» — сказала Сара с усмешкой. — Разве я не сама убрала вчера вечером
блюдо со сливами? И разве я не должна была заметить, если бы
в блюде была чайная ложка? Только не говори мне!

"Я ничего не могу с этим поделать, — сказала Филли. — Я нашла её там и знаю, что не
клала её туда. Это всё, что я знаю.

"Пойдем в мою комнату, Филли", - сказала тетя Делайт. "Я поговорю с тобой
там".

Филли довольно охотно последовала за ней. Она начинала испытывать большую
уверенность в справедливости тети Дилайт, а также в ее доброте. Она
охотно отвечала на все вопросы и ничуть не отличалась от своего первого
рассказа.

"Ну, Филли, я не знаю, что и думать", - сказала тетя Делайт,
наконец. - В последнее время ты была такой хорошей девочкой, что мне не хочется
верить, что ты рассказываешь мне сказку. Внешний вид говорит против тебя; но
иногда такое случается с невинными людьми. Это норма закона, которая
людей следует считать невиновными, пока их вина не будет доказана: итак,
если я не увижу ничего другого, что могло бы осудить вас, я больше ничего не скажу
об этом деле. А теперь возьми свою книгу и почитай мне, пока я убираю
эти стеклянные салфетки, которые тебе нужно подшить.

"Ты самая добрая леди, которую я когда-либо видела", - сказала себе Филлис,
она пошла за своей книгой. "Мне было бы стыдно поступить подло по отношению к такой
милой леди".

Каждое утро, помимо урока чтения и правописания, Филлис читала тете Дилайт
главу из Завета или псалом. Она училась
любить эти библейские уроки и часто повторять их самостоятельно.
Ее уроком этим утром был тридцать седьмой псалом. Она читала медленно
и внимательно, а на шестом стихе на мгновение остановилась.

- Ну, - сказала тетя Делайт, - о чем ты думаешь, Филли?

"Ничего, просто ... иногда кажется, что стихи в Библии были
созданы специально для людей".

— Ну, так и есть, — ответила тётя Делайт. — Все стихи в Библии
написаны специально для людей, и нам часто кажется, что
отдельные стихи написаны специально для нас. Полагаю, так и есть. Вы согласны?
вы находите в этом псалме какие-нибудь стихи, которые вас устраивают в данный момент?"

"Да, мэм: я действительно думал, что эти два последних стиха вам понравились ".

"Прочти их еще раз".

Филли так и сделал.

"Ты думаешь, Он сделает твое справедливое отношение к сливам ясным, как божий день"
. Это все?"

"Если бы не греховность так думать", - с сомнением произнес Филли. "Знаешь,
однажды ты сказал, что Бог заботится о нас".

"Верно: я так и сделал. Что ж, дитя мое, ты имеешь такое же право принимать Божьи
обещания себе, как и любой другой человек в мире. Прочти следующий стих".


Филли подшила свои полотенца как можно лучше, заслужив большую похвалу от
Мисс Дилайт за её аккуратность и быстроту.

Затем, успокоившись, она спустилась в сад, где тётя Дилайт
велела ей прополоть грядки.

"Какая она хорошая!" — сказала она себе. "Это не значит, что она не находит
иногда бывает виновата; но она никогда не делает этого просто из ненависти, и она
всегда хвалит то, что я сделал правильно, если я когда-нибудь был таким непослушным.
Это тот вид доброты, который мне нравится ".

Филли был прав. Доброта без справедливости многого не стоит. У нее были
довольно тяжелые времена, как она бы сказала, весь тот день. Сара, которая
Она никогда не любила её, решила, что девочка виновата,
и обращалась с ней соответственно. Она не позволяла ей заходить в
кладовую или чулан, следила за ней, как кошка за мышью, и всё время
делала намёки на воров и лжецов, на людей, которые
обманывали и предавали своих лучших друзей.

Ей понадобилась вся философия и религия Филли, чтобы
терпеливо переносить всё это; но бедная девочка научилась
переносить свои беды и куда-то их девать. Она верила, что «Богу
действительно не всё равно», потому что так говорила мисс Дилайт; и в тот день она
на собственном опыте убедилась, что Он не только заботился, но и помогал. Три
или четыре раза в тот день она сбегала на свой маленький чердак, и каждый раз
спускалась успокоенная.


Мисс Делайт ожидала, что каждый человек в ее доме будет повторять два
стиха из Священного Писания во время утренней молитвы. На следующее утро Филли
это были два стиха из тридцать седьмого псалма:-

"Предай путь твой Господу; уповай также на Него, и Он осуществит
это сбудется".

"И Он явит твою правду, как свет, и твой
суд, как полдень".

Что-то в сердце Сары причинило ей лёгкую боль, как будто её
ужалили.

"Может быть, она всё-таки сказала правду, — сказала она себе.
"В любом случае, она сирота, и у неё нет ни одного друга в мире,
кроме мисс Дилайт. Думаю, я подожду и посмотрю, прежде чем говорить что-то ещё."



Глава IV.

"ХЛЕБ По СЕКРЕТУ".

В течение некоторого времени после того, как Лолла переехала в Дорчестер, ее здоровье продолжало
неуклонно улучшаться. Она утратила тяжелый, томный вид, который был у нее
утром, у нее появился хороший аппетит не только к завтраку, но и ко
всем остальным приемам пищи, она хорошо спала и весь день бегала как живая
как котёнок. По утрам у неё было полтора часа занятий,
которые она проводила с мистером Локком, и полчаса шитья с тётей
Дилайт после обеда, а в остальное время ей разрешалось
играть на свежем воздухе сколько душе угодно. Она находила дорогу
на пляж, где никогда не уставала от чудесного зрелища прилива и отлива.
Она выучила дорогу к нескольким магазинам в
округе, чтобы иметь возможность выполнять поручения; и — самое большое удовольствие из
всего — она несколько раз ездила в Савин-Хилл.

Савин - Хилл похож на большую гору , видимую не с того конца холма .
телескоп. Здесь есть пещеры и пропасти, скалы и обрывы, все сделано из
камня, который действительно очень похож на окаменевший сливовый пудинг. Там
растут вечнозеленые деревья под названием савин, виргинские лианы и стройная,
колючая лиана с глянцевыми листьями, очень красивая на вид и очень
через нее невозможно пробраться.

Сэвин-Хилл выходит к заливу и со всех сторон открывает прекрасный
вид на залив и корабли, Южный Бостон, Блу-Хиллс и
окрестные деревни. Я провёл много приятных часов на этой маленькой
горе, наблюдая за кораблями и лодками, облаками и холмами, и
В ожидании наступления темноты, чтобы увидеть, как вращающийся огонёк на далёком маяке
вспыхивает и гаснет так же регулярно, как маятник часов.

Два или три раза тётя Делайт и мистер Локк поднимались на Сэвин-Хилл
с Лоллой и Филли и устраивали небольшой пикник. Двое старших
сидели на камнях в тени или на солнышке, в зависимости от того, был день
прохладный или теплый, и читали или разговаривали, пока маленькие девочки играли с
своими куклами и мастерили игровые домики.

Филли была замечательной подругой по играм. Она была на четыре года старше Лоллы, но
она всегда была готова сделать все, что Лолла от нее хотела, — одеть
куклу, прыгать через скакалку, рассказывать истории; или "понарошку" в любой степени.

Тетя Дилайт не думала, что игра с ней повредит Лолле.
Она наблюдала за Филадельфией в течение нескольких месяцев и увидела, что ребенок
действительно пытается исправиться, что у нее появилось чувство долга
что заставляло ее быть осторожной вне поля зрения и в одиночестве, а также
перед другими людьми. После случая с ложкой и сливами она
стала особенно внимательно следить за ней и убедилась, что
кто бы ни был виноват в пролитом сиропе и рассыпанном пирожном, Филли была
нет. Она не была так уверена ни в ком другом, но держалась своего
мнения; ибо тетя Делайт была из тех людей, которые могли думать о
вещах и не говорить о них, — талант более редкий, чем у многих людей
предположим, и это то, что мы бы посоветовали развивать нашим юным читателям.

Мало-помалу, однако, у Лоллы снова заболела голова, и снова
у нее пропал аппетит к еде. Она заявила, что это потому, что мистер
Локк заставил её выучить таблицу умножения, но тётя Делайт
была другого мнения. Она научила многих маленьких девочек
таблице умножения, не причинив им никакого вреда, и она видела
гораздо больше головных болей возникает из-за неправильного питания и переохлаждения, чем из-за
уроков; и она пришла к выводу, что Лолла баловалась
тем, чего ей не следовало есть. Она наблюдала за ней внимательно, но
тихо, и мало-помалу она узнала правду, как вы увидите.

Лолла принесла из дома немного денег. У её отца была
привычка давать ей все свои новые трёх- и пятицентовые монеты, чтобы
она складывала их в свою маленькую копилку, и там скопилась
немалая сумма. Кроме того, у неё были и другие деньги, которые ей давали
время от времени её навещали дяди и двоюродные братья. У неё было очень мало
причин оставаться дома, потому что она жила довольно далеко от города, и
у неё были все сладости, которые она могла съесть, не покупая их. Она
привезла с собой в Бостон деньги, намереваясь купить какую-нибудь
красивую вещь, которая ей приглянулась, но всё, казалось, шло
не в том направлении. Лолла обнаружила, что может покупать пирожные и имбирные пряники
в пекарне, а конфеты и шоколад — в других магазинах, и теперь
у неё всегда был под рукой запас этих продуктов, которые она
жевала при каждой возможности, когда могла сделать это незаметно. Так вот,
когда маленькая девочка съедает два больших имбирных кекса, шоколадную палочку
и около дюжины лимонных леденцов перед сном, это
вряд ли стоит винить таблицу умножения, если утром она встает с
головной болью.

Лолла прятала свои лакомства в двух или трёх разных
местах: в одной из больших закрытых ваз в холле, в задней части
шкафа, где она хранила свою обувь, и в карманах
платья. Что-то подсказывало ей, что она становится злой и
лживый и хитрый, и все больше и больше любит поесть, — все больше похожий на маленького
поросенка; но она убедила себя, что ничего не может с этим поделать, и что это
была ли вина ее тети в том, что она не дала ей всего, чего она хотела.

"Неужели ты никогда не расскажешь, пока живешь и дышишь?" - спросила она
Однажды Филли, когда они играли в нижней части сада.

— Нет, — не задумываясь, ответила Филли. — Что рассказать?

"Если я тебе что-нибудь дам, — сказала Лолла, сунув руку в карман
и вытащив два или три больших куска сахара.

"О, Лолла, тебе не стоит есть твёрдый сахар, — сказала Филли. — Я слышала, как мисс
— Делайт, тебе это вредно для зубов. Где ты это взяла?

— Это моё дело, а не твоё, — дерзко ответила Лолла. — Тётя
Делайт полна предрассудков. Лиззи Мерсер сказала, что она знала, что так и будет, потому что она старая дева.
Надеюсь, я никогда не стану старой девой.


"О, Лолла! Как ты можешь так говорить? воскликнула Филли. "Я думаю, она настолько
хороша, насколько это возможно. Я уверена, что она тебе как мать.

"Могу тебе сказать, что она ни капельки не похожа на "мою" мать", - сказала Лолла.
- Мама всегда давала мне столько тортов, сколько я хотела.

— Ну, ты же сама знаешь, что тебе это не на пользу, — возразила Филли.
"Посмотри, насколько ты стала лучше, чем когда только приехала сюда.

"Я не стала лучше, — капризно сказала Лолла. — В последнее время у меня всё время
болит голова. Я знаю, что это всё из-за этой ненавистной арифметики, но тётя
Дилайт мне не поверит".

"Я думаю, это из-за сладостей, которые ты ешь", - сказал Филли. "Я уверен, что твоей
тете бы не понравилось, если бы она узнала, как ты все время покупаешь конфеты".

- Тебе лучше сбегать и сказать ей, - сердито сказала Лолла. - Я бы хотела, чтобы ты
занимался своими делами. Я пришёл сюда не для того, чтобы ниггер
командовал мной.

Лолла прекрасно знала, что, когда она произносит это мерзкое слово, ничто не
выводит Филли из себя и не задевает её так сильно, как
«ниггер». Она думала, что Филли впадёт в ярость, и тогда
она сможет дразнить её, пока та не заплачет. Она уже делала это раньше, когда
они ссорились, и почему-то находила большое удовольствие в том, чтобы видеть Филли
разгневанной. Однако на этот раз ей это не удалось. Ей
было очень больно, и на мгновение её тёмные глаза вспыхнули, но она
сдержалась и просто сказала:

«Я не буду с тобой играть, если ты так разговариваешь». Она повернулась и ушла.
в дом.

- Совсем как ты, - крикнула ей вслед Лолла. - А теперь иди и дуйся в своей
комнате весь день.

Филли не ответил, и Лолла начала размышлять, не поступила ли она
очень мудро, спровоцировав того, кто мог выдать ее тайну. Однако сейчас ничего нельзя было поделать
и она решила помириться с Филли
и быть более осторожной в будущем.

Филли была глубоко обижена, потому что любила Лоллу, но, кроме того, она была очень
встревожена. Она была почти уверена, что кусочки сахара появились
из кладовой мисс Восторг, и она очень боялась, что если они
если бы ее упустили, ее следовало бы обвинить в том, что она их взяла. Дело о
ложке так и не было выяснено, и она боялась, что если на нее падут еще какие-нибудь подозрения
, мисс Восторг отошлет ее прочь. Как бы она ни думала, она
не видела выхода из своей беды. Она не могла решиться
рассказать мисс Делайт или Саре о том, что произошло. Она не чувствовала, что это
было бы правильно, и, кроме того, она утверждала, что «мисс Дилайт
вряд ли мне поверит. Она, конечно, будет на стороне своей племянницы,
а Сара считает Лоллу идеальной. О боже! Я думала, что когда приеду сюда,
проблем бы больше не было; но мне кажется, что проблемы есть
везде."

Филли был прав. В этом мире проблемы есть везде. К счастью,
однако убежище от неприятностей также есть повсюду.


— Сара, — сказала Филли, когда они пили чай в тот день,
— почему мисс Дилайт не запирает вещи, как это делала моя старая хозяйка
в Джорджии?

— А зачем ей это? — спросила Сара. — Никто не будет в них копаться,
кроме нас с тобой, а мы не собираемся её грабить, верно?

Филли подумала, что Сара поступила очень любезно, включив её в этот вопрос.
— Я уверена, что нет, — сказала она.

— Что ж, Филли, я не верю, что ты это сделала, — сказала Сара. — Я сомневалась в тебе
недавно, когда ты говорила об этих сливах, но у меня есть глаза.
Я наблюдал за тобой и не верю, что ты вмешиваешься во все это
хотя ты знаешь, Филли, ты вмешивался, когда впервые приехал сюда.

- Да, я знаю; но тогда я не знала ничего лучшего. Я действительно стараюсь быть хорошей
девочка, Сара.

"Да, я вижу, что ты это делаешь; и я должен сказать, что ты справляешься лучше, чем некоторые люди
у которых было больше преимуществ. Но ты не должен этим гордиться, малыш: если
ты первый, кто узнает, что снова совершишь что-то плохое ".

"Однако с этой ложкой было что-то странное, не так ли?" - сказал Филли,
ободренный добротой Сары. - Знаешь, Сара, мышь не взяла бы
ложку, если бы ей так хотелось слив.

"Мышь многого бы не сделала", - сказала Сара. «Мышь не стала бы
снимать крышку с сахарницы и вытаскивать самые большие куски.
Мышь не стала бы открывать дверцы шкафов и оставлять их приоткрытыми. Но
посмотрим. Всё когда-нибудь выходит на свет. Пойдём, поторопись
и вымой посуду, а если ты будешь очень умной, я попрошу мисс
С удовольствием позволю тебе завтра поехать со мной в Бостон".

Филли поспешила повиноваться, чувствуя себя очень утешенной, обнаружив, что
она подружилась с Сарой, которая поначалу так сильно невзлюбила ее
.

"Я знаю то, что знаю, - сказала себе Сара. - и мисс Восторг
тоже должна это знать, если у нее не хватает проницательности, чтобы разобраться в этом
самой, — что, я полагаю, у нее есть".



ГЛАВА V.

МОРОЖЕНОЕ.

- О, тетя Дилайт, пойдем, пожалуйста, поедим мороженого, - сказала
Лолла, когда они оказались напротив приятного на вид магазина на Вашингтон
Улица, на которой она несколько раз бывала со своей тётей. «Мы не
так долго ничего не было.

- Как давно? - спросила тетя Делайт.

- С прошлой недели - нет.

- И сколько это длится?

Лолла была вынуждена признаться, что это было не более дня назад
позавчера.

"Я не могу покупать мороженое каждый раз, когда мы приезжаем в город. Это слишком
дорого".

— Я думала, что вы достаточно богаты, чтобы позволить себе всё, что захотите,
тётя, — сказала Лолла. — А это стоит всего двадцать пять центов.

— Ну, я приезжаю в город в среднем три раза в неделю.
Предположим, я буду тратить по двадцать пять центов каждый раз: сколько это будет
в месяц?

- Ровно три доллара, - ответила Лолла после недолгого раздумья.

- Да: достаточно, чтобы купить красивое Завещание крупным шрифтом для старой миссис
. Принц и "Тихое Утешение", которое можно повесить на стену для бедняжки Джесси
Макмиллен, у которой, как ты знаешь, нет сил держать в руках тяжелую книгу
".

"Ты тоже мог бы купить эту книгу", - сказала Лолла. - Я уверен, что у тебя есть деньги
достаточно.

"Возможно, вы не знаете, сколько у меня денег; но, если бы я был так же
богат, как самый богатый человек в мире, было бы неправильно тратить
деньги понапрасну. Кроме того, это очень плохая привычка - постоянно быть
покупка вкусной еды. Это ведет к эгоизму, обжорству и
расточительности. Я готов потакать вам в разумных пределах;
но если ты будешь приставать ко мне за мороженым или конфетами каждый раз, когда заходишь в
кондитерскую, я больше не смогу брать тебя с собой в город ".

Лолла молчала. Она знала по опыту, что, когда тетя Делайт
говорила "нет", это было все, что можно было сказать; но она чувствовала себя очень сильно
неудовлетворенной, и ее по-настоящему разозлило, когда тетя Делайт купила
красивая фотография нескольких скал, лодок и рыбацких хижин
на берегу моря.

"Это стоило дороже, чем стоило бы мороженое, - на пятьдесят центов дороже",
- и для чего оно, в конце концов, нужно?"

- спросила Лолла. "Приятно смотреть", - ответила тетя Дилайт. "Мороженое съедено и
его больше нет, и это конец. На фотографию можно смотреть каждый день
в течение десяти лет, и по истечении этого времени она будет такой же хорошей. Но это
фотография не для меня, а для Джесси Макмиллен".

"Это еще более странно", - сказала Лолла. "Я думал, когда люди покупают вещи
для бедных, они получают что-то полезное".

"Это зависит от обстоятельств, а также от того, что вы называете полезным".
— ответила её тётя. «Отец Джесси может купить ей одежду и еду,
которые ей абсолютно необходимы, но у него нет денег на что-то другое.
Эта картина будет висеть на стене напротив её кровати, и каждый раз, когда она будет просыпаться и смотреть на неё,
это будет доставлять ей удовольствие,
тем более что она будет напоминать ей о берегах Шотландии,
которые она больше никогда не увидит». Я сама долго болела,
и я очень хорошо знаю, как приятно всё, что напоминает о
прогулках и свежем воздухе.

«Пойдём, Лолла, — сказала тётя Делайт после чая, — поднимемся и
Джесси, её портрет.

Джесси Макмиллен была шотландской девочкой, которая медленно умирала от мучительной
болезни. Её отец приехал из Шотландии всего несколько месяцев назад,
вместе с женой и единственной дочерью. Он был трезвым, уравновешенным человеком,
который пострадал в результате несчастного случая на угольной шахте, так что был
не в состоянии много работать; но его жена умела хорошо стирать и
она умела накрахмаливать, а Джесси разбиралась в домашней работе и шитье: так что были
все шансы, что они смогут содержать себя
неплохо.

Они сняли комнаты в маленьком коттедже недалеко от Сэвин-Хилл, и какое-то время
У них всё было хорошо, но на них обрушилось несчастье. Миссис Макмиллен простудилась,
развешивая бельё в один из морозных зимних дней, и быстро слегла с
чахоткой. Когда Джесси ухаживала за своей больной и умирающей матерью,
её пронзила боль в груди. Поначалу она не придавала этому
значения, но из-за тяжёлой работы и наблюдений боль
становилась всё сильнее и сильнее, и когда после похорон матери она
пошла к врачу, он как можно мягче сказал ей, что
ничего нельзя сделать. С тех пор она постепенно, но верно угасала.
становилось все хуже, пока она не стала почти беспомощной.

Ее отец получил работу садовника, в этом деле он разбирался
очень искусно, и несколько добрых людей по соседству заинтересовались
дочерью, так что Джесси ни в чем не нуждалась. Всю весну она
очень страдала от усталости и теперь не могла сидеть.

Лолла не пожалела о потере своего мороженого, когда увидела, как
Глаза Джесси заблестели при виде фотографии, и она услышала
тихий возглас радости, который она издала, рассматривая ее.

"Это просто дом моего дедушки в Шотландии", - сказала она. "У меня есть
Я была там сотни раз. И эта женщина — Мэгги Лоулор, старая
рыбачка, которая носила меня на спине. Я часто видела, как они
снимали это, когда была маленькой девочкой, но я и не думала, что увижу это
снова.

"Летом в нашу деревню приезжало много художников, чтобы рисовать скалы и
лодки. Один из них нарисовал меня, когда я была совсем маленькой, как мисс
Лолла. Я хорошо помню, как надела бы своё красивое воскресное
платье и шляпку, но он бы заставил меня надеть старую толстую красную юбку. О,
как обрадуется мой отец!

"Я очень рада, — сказала тётя Делайт. — Я думала, ты обрадуешься.
с шотландской сценой; но я понятия не имела, что вы знаете это место ".

"Это просто похоже на дар Божий", - благоговейно сказала Джесси. "О, я
так старалась и молилась, чтобы увидеть во сне все это, но я никогда не могла; и теперь
он прислал мне это".

"Он всегда хорош", - сказала мисс Восторг. "Ты узнаешь об этом больше
и еще больше в вечности, Джесси. А теперь о вашем питании: вы
смогли сегодня что-нибудь съесть?"

"Нет, мэм. Я не могу есть, хотя и пытаюсь. Все оборачивается против
меня, особенно все теплое.

- Ты любишь лед?

— Очень приятно, мэм, и миссис Таттл была очень добра, что прислала мне
несколько раз. Мне часто кажется, что если бы бульон был замороженным, я могла бы его съесть.

"Я посмотрю, нельзя ли что-нибудь приготовить", - сказала тетя Дилайт.


На следующее утро, когда Лолла была на уроках, она услышала какой-то звук
ее внимание привлекло то, что она пропустила половину вопросов на своем
уроке арифметики, и ей пришлось учить его заново. Наконец, однако,
она выполнила свою задачу и поспешила вниз, чтобы посмотреть, что
происходит, и, о чудо! там была Филли, в прохладном углублении, которое открывалось

— Что ты делаешь, Филли? — спросила Лолла.

— Не знаю. Что-то для Джесси Макмиллен, — ответила Филли, помедлив.
Лолла на минуту отвлеклась от работы, а затем снова принялась за дело с новой силой.

"Тьфу! Вечно эта Джесси Макмиллен!" — сказала Лолла, наполовину обращаясь к самой себе. "Интересно,
почему я не могу поесть как следует, как этот нищий."

"Лолла!" — сказала Филли. "Не понимаю, как ты можешь так говорить. Я бы хотел, чтобы ты
могла пожить там, где я жила до того, как приехала сюда, около трех недель. Ты
знала бы, что значит хорошо поесть. Джесси тоже не
попрошайка; и тебе не следует ее так называть.

"Совсем как ты, Филли!— Всегда противоречит каждому моему слову. Я должен был бы
думаю, тетя Дилайт могла бы научить тебя не быть такой наглой. Просто
люблю ниггеров! Я их терпеть не могу.

- Лолла, - сказала Сара, - если ты еще раз назовешь Филадельфию ниггером, я скажу
твоей тете. Я не думаю, что это очень похоже на маленькую леди, с моей стороны".

"Не бери в голову, Сара", - сказал Филли. - Лолла со временем пожалеет. В конце концов,
я "ниггер", - добавила она, - и мне не нужно беспокоиться о том, что меня
таковым называют. Все это уже заморожено.

- Я скажу мисс Восторг, - сказала Сара. "Я не знаю, хочет ли она
отнести это Джесси сейчас или нет".

— Мисс Дилайт, — спросила она, подходя к двери столовой,
— молочная каша застыла. Может, Филли отнесёт её прямо сейчас?

"Я посмотрю, — ответила тётя Дилайт, входя в кухню. Она
взяла ведро, которое поставила в другое, побольше. Затем она наполнила
внешнее ведро мелко наколотым льдом и посыпала его немного
солью.

«А теперь, Лолла, — сказала она, — я хочу, чтобы ты надела свои вещи и отнесла
это прямо к Джесси, чтобы она могла съесть это на ужин. Солнце
зашло за тучу, и ты почти всю дорогу можешь идти в тени.
— Когда вернёшься, зайди в магазин и принеси мне полдюжины лимонов.

— А что будет делать Филли? — спросила Лолла.

— Она будет занята дома. Не теряй времени. Можешь оставить
вёдра и сказать Джесси, чтобы она поставила их в погреб.

Лолла отправилась с поручением не в лучшем расположении духа. Она надеялась,
ужин; и было большим разочарованием обнаружить, что Филли готовила что-то только для
бедняжки Джесси.

С каждым днем Лолле все больше и больше нравилось есть. Она заботилась о
гораздо больше о хороших вещах, чем раньше делала дома, где никто не
один из них возражал против того, чтобы она ела их каждый день и в течение всего дня. Тот факт, что
ей приходилось втайне потакать своему аппетиту, придавал ей пикантности
украденные пиры, — к сожалению, много раз буквально украденные; ибо
у нее все больше и больше входило в привычку воровать из кладовой и
из кладовой при каждом удобном случае. До сих пор она была такой
хитрой и осторожной, что Сара не смогла застать ее за этим занятием;
но она с каждым днём становилась всё смелее. И это было не самое худшее. Она
потратила все деньги, которые привезла из дома, на имбирные пряники,
изюм и другие подобные вещи. Она едва могла поверить своим глазам,
когда обнаружила, что её кошелёк пуст, и в глубине души обвинила кого-то в
том, что её обокрали, но, как бы то ни было, всё было пропало.


Мисс Дилайт была виновата в том, что была довольно беспечна в отношении денег.Она иногда оставляла сумочку в рабочей шкатулке или на столе;
и у неё была привычка хранить мелочь в
уголках ящиков и на краях полок. Сара часто упрекала её за это,
особенно с тех пор, как Филли стала жить у них.
коттедж, — и мисс Делайт какое-то время была более осторожна; но по мере того, как ее
уверенность в честности ребенка укреплялась, она постепенно
вернулась к своим старым привычкам.

Лолла со страхом и трепетом впервые взяла у себя из кошелька тёти пенни,
чтобы купить леденцы на палочке, но, поскольку её не поймали, она осмелела,
и теперь это стало для неё обычным делом — искать в тётином кошельке
мелочь и монетки. В тот самый момент у неё в кармане было пять центов,
которые она собиралась потратить в магазине.



ГЛАВА VI.

ПОСЛЕДСТВИЯ.

ЛОЛЛА шла под деревьями, чувствуя себя довольно раздраженной и
неудовлетворенной, хотя и не могла точно сказать почему. Ей показалось, что
ведро с каждой минутой становилось все тяжелее.

"Интересно, плотно ли закрыто это ведро?" - сказала она себе. "Было бы не
было бы неплохо, если бы лед и соль попали в кашу или что там еще
это. Я всё равно не верю, что там будет хорошо, когда он доберётся туда. Он весь растает.


В деревне Дорчестер много низких каменных стен, на которые
очень приятно садиться, особенно когда, как это часто бывает,
это большой вяз точно в нужном месте, защищающем от солнца.
Лолла нашла именно такое место в уединенном переулке, через который она
проходила, и присела отдохнуть. Она посмотрела по сторонам и,
никого не увидев, сняла крышку с маленького ведерка.

Замороженная молочная каша выглядела очень аппетитно, и Лолла не смогла
устоять перед искушением.

«Никто не узнает, если я просто попробую», — сказала она.

У неё не было ложки, но обжоры редко бывают милыми. Она засунула палец в рот,
набрала полный рот и поспешно проглотила.
Это было, конечно, очень приятно,—как хорошо, как мороженое; и, почти без
думая, Аня взяла еще один глоток.

Когда я была маленькой девочкой и собирала малину, я
взяла за правило не пробовать ни одной ягоды, пока не соберу все, что захочу
забрать домой; потому что на собственном опыте я убедилась, что гораздо проще
не есть первую малину, чем вторую.
Лолла обнаружила то же самое в отношении овсянки со льдом.
Начав, она не могла остановиться. Она ела ложку за ложкой,
предполагая, что каждая из них будет последней. Тем временем
Тёплый воздух быстро растопил кашу, и она растеклась
так же быстро, как она её вынимала, так что она не осознавала, какой беспорядок
творит, пока не копнула глубже, чем обычно, и не увидела дно
ведра. Она испугалась, увидев, что там не осталось и чашки каши.
Тогда она пожалела, что не оставила всё как есть.

"Что же мне теперь делать?" — спросила она себя. «Нет смысла
нести этот кусочек Джесси. Она поймёт, что тётя никогда не посылала
такой маленький свёрток, и, кроме того, на ведёрке сбоку видно
сколько всего там было с самого начала. Отвратительная дрянь! Лучше бы я никогда не
видела это! Тете следовало послать Филли с этим. Но я вполне могу
съесть остальное, раз уж я начал; и что мне тогда делать с
ведрами? Тетя сказала мне оставить их там, у Джесси; и если я принесу их
она наверняка что-нибудь заподозрит. О, что же мне делать?

Лолла думала-думала, но так ничего и не придумала. Наконец,
однако, она спрятала два пустых ведра среди сорняков и ежевики в
углу стены и свернула на улицу, ведущую к магазину.

«Моя тётя хочет, чтобы вы отправили ей семь лимонов, — сказала она продавцу,
— а я хочу пять центов хорошего изюма».

Лимоны были завернуты в бумагу, а изюм положен в карман Лоллы,
откуда он вскоре перекочевал в её рот. Затем она
развернула бумагу и достала один лимон, стараясь выбрать самый большой.
Она собиралась оставить его для домашнего употребления, но
запах был слишком соблазнительным, и вскоре она поймала себя на том, что сосет его,
идя по улице.

Желудок Лоллы давно привык к излишествам, но горсть
с изюмом и лимонным соком поверх более чем пинты
замороженного молока было больше, чем он мог выдержать. Прежде чем она добралась до
коттеджа, Лолла почувствовала себя очень плохо. У нее кружилась голова, и
она испытывала странную боль, как будто проглотила несколько раскаленных углей. У нее
едва хватило сил открыть калитку, и ей показалось, что
дорожка, ведущая к коттеджу, была длиной в милю.

«О, Лолла, я рада, что ты пришла. Угадай, что у нас будет
на ужин! Прекрасное малиновое мороженое! Я сама его заморозила после того, как ты
ушел. Но в чем дело? - в тревоге воскликнул Филли, когда Лолла
плюхнулась на ближайшее сиденье. - О боже! Сара, иди сюда, сделай это! Лолла
Я верю, что она умирает!

- Чепуха! - резко возразила Сара. - Не кричи так, дитя мое!
Послушай, Лолла, в чем дело? Да ты действительно плохо выглядишь, это точно!
Чем ты занималась? Позвони мисс Восторг, Филли, как можно быстрее
! Она в оранжерее".

Никому не понравился ни малиновый крем, ни что-либо еще из вкусного
ужин, приготовленный Сарой; у всех были заняты руки
Лолла. Мисс Восторг держала ее на руках или растирала сведенные судорогой
конечности; Сара принимала ванну и делала горячие горчичные припарки; и
Мистер Локк поспешил за доктором, потому что у Лоллы был припадок,
и долгое время казалось довольно сомнительным, что она когда-нибудь
оправится от этого.

"Она съела что-нибудь больше обычного?" - спросил доктор.

"Насколько мне известно, нет", - ответила мисс Делайт. "Она привыкла
дома есть все, что ей приглянется, в любое время и в любое время года
но я внимательно следил за ее рационом с тех пор, как она попала ко мне, и
ее здоровье значительно улучшилось. Однако в последнее время она не выглядела так хорошо,
и я не смог выяснить, в чем дело ".

Филли услышала этот разговор, и он поверг ее в состояние большого
замешательства. Она чувствовала, что должна рассказать мисс Восторг все, что она
знала о привычках Лоллы; и все же она ненавидела само название "болтовня".
В конце концов она сделала самое разумное, что было в её силах. Она спросила совета.
Встретив Сару на лестнице, она повторила ей то, что слышала,
и то, что знала сама, о привычках Лоллы.

"Как вы думаете, стоит ли мне рассказать мисс Дилайт?"

— Конечно, ты должна ей сказать, — ответила Сара. — Это может всё изменить.
Скажи ей прямо; или, если ты не хочешь, я скажу.


— О, да! — сказала Филли, почувствовав облегчение от этого предложения. — Так будет
намного лучше.

Однако случилось так, что история сама собой разрешилась, если говорить о причине
нынешней болезни Лоллы.

"Должно быть, она выпила много молока, а потом съела что-то кислое,
— сказала мисс Дилайт. — Но где она могла взять молоко в
такое время дня?

"Наверное, она съела кашу Джесси, — сказала Сара. — Лолла
ей нельзя доверять ничего вкусного. Я давно это понял,
но до недавнего времени не был в этом уверен.
Но где она могла взять изюм? В доме его нет.



«Посмотри в её кармане, может, там ещё есть», — сказала мисс Дилайт.В кармане Лоллы не было изюма, но там были остатки
лимона, и теперь болезнь Лоллы была полностью объяснена.

"А теперь, моя девочка, если ты можешь сказать мне, что ещё ты ела, —
сказал доктор, видя, что Лолла может говорить. — Скажи мне
правду, чтобы я знал, что с тобой делать.

- О боже! - вздохнула Лолла. - Я съела всего несколько изюминок.

- А что еще?

— И... и... лимон!

- Изюм и лимон, и что еще?

- Ничего, - угрюмо ответила Лолла.

"Где ты взяла молоко?" - спросила мисс Восторг.

"У меня не было молока", - сказала Лолла; и она придерживалась этой версии,
несмотря ни на что и на все, что ей могли сказать. Ей
на некоторое время стало лучше, но через час или два на нее напал
недуг в другой форме, и только на следующий день
Мисс Делайт осмелилась надеяться, что ее можно спасти. Все это время
Её мысли были более или менее рассеянными, и, кроме того, было совершенно
необходимо, чтобы она молчала: так не было шансов узнать
правду.


На следующий вечер Лолле стало немного лучше, но прошло много дней, прежде чем
ей сказали, что опасность миновала, и ещё больше, прежде чем она смогла
выйти из своей комнаты и снова ходить по дому. Тем временем тетя Делайт
узнала от Джесси, что Лоллы вообще не было дома в тот
день, когда она заболела. Она пыталась заставить Лоллу сказать ей правду, но
тщетно.

Лолла не сказала бы ни слова. Если бы ее спросили, она начала бы
Она плакала, заявляла, что все её ненавидят и плохо с ней обращаются, что тётя
Делайт увезла её от дорогой мамы только для того, чтобы издеваться над ней,
и что, как только ей станет лучше, она уедет в Калифорнию, даже если ей
придётся пройти пешком весь путь. Эти «истерики», как их называла Сара,
обычно заканчивались приступом тошноты. В конце концов мисс Делайт в отчаянии
сдалась.

Когда Лолла снова начала ходить по дому, она обнаружила, что её
положение сильно изменилось. Никто не упрекал её и никак не
упоминал о каше, но она чувствовала, что ей не доверяют
и за ней постоянно следили. Кладовая была заперта, а
сахарница находилась вне досягаемости. Ей никогда не разрешали выходить за
ворота одной, ее никогда не посылали с поручениями, как раньше; никто не спрашивал у нее
информацию о чем-либо и не обращал внимания на ее заявления.

Все это было достаточно неприятно; и, чтобы усилить ее дискомфорт, она
обнаружила, что питается самой простой пищей, да и то очень мало
этого. Если она хоть в чём-то превосходила других, будь то в количестве или в качестве,
она быстро оказывалась в постели, такая же больная, как и всегда. Это было печально
Бедная маленькая девочка, которая не думала ни о чём, кроме еды и питья.


Однажды вечером она сидела одна в эркере гостиной,
чувствуя себя очень грустной и одинокой. Её тётя и Филли ушли в
церковь; Сара поднялась наверх, чтобы навестить Джесси, которой, как ожидалось,
оставалось жить недолго: так что дома не было никого, кроме неё и мистера
Локка, который незадолго до этого пришёл и сидел на веранде.
Лолла чувствовала себя очень несчастной. Она думала, что это из-за того, что она больна и
одинока, и из-за того, что все к ней плохо относятся, но что-то в ней
сердце подсказывало ей, что это еще не все. Она подумала о своих дорогих отце и
матери, находящихся за много-много миль отсюда, и вспомнила, какими добрыми и снисходительными
они всегда были к ней, и как часто она была непочтительна к
им. Она подумала, как ей понравилась идея приехать в
Дорчестер, и какой счастливой она была в первые несколько недель после
своего приезда, и насколько все изменилось сейчас. Ей не хотелось
устраивать «истерику», но она опустила голову на край
дивана и заплакала, тихо, но очень горько.

— Что случилось, Лолла? — раздался мягкий голос. Мистер Локк
бесшумно вошёл в гостиную и сел рядом с ней. — Что случилось,
Лолла? — повторил он. — Почему ты плачешь?

"Потому что я очень, очень несчастна!" — всхлипнула Лолла.

"А что тебя расстраивает?"

— «Очень многое».

"Ну, расскажи мне кое-что из этого. Может быть, я смогу помочь тебе избавиться
от этого. Что, например, делает тебя несчастной прямо сейчас?

"Во-первых, я больна, — ответила Лолла.

"Что ж, болеть очень грустно, но болезнь не всегда делает
люди несчастны. Джесси очень больна. Она страдает гораздо больше, чем вы
можете себе представить, и ей никогда не станет лучше. Я не думаю, что она проживёт больше нескольких дней,
но она не несчастна. Сегодня днём она сказала мне, что её сердце полно покоя и радости,
и я уверена, что это видно по её лицу.


«Тогда я так одинока, ведь моих отца и матери нет рядом».

— Это тоже печально, но, Лолла, отец и мать Филли
умерли. У неё нет ни друзей, ни родственников за пределами этого дома;
и она не несчастна. Ты сама, когда впервые пришла сюда, была
весела, как майский день.

"Тогда все было совсем по-другому, и в этом одна беда", - сказала Лолла.
"Тогда все были добры ко мне и любили меня; а теперь я никому не нравлюсь
и никто не верит ни единому моему слову: и тетя Дилайт изменилась настолько, насколько это возможно
".

- Как вы думаете, что в ней изменилось? - спросил мистер Локк.

Лолла опустила голову, но почему-то ей казалось, что она должна ответить,
даже если не хочет. Наконец она пробормотала:

«Полагаю, это потому, что я была такой непослушной».

«Ах, вот оно что! Не удивлюсь, если мы добрались до сути
всего этого. В чём ты была непослушной, Лолла?»

Лолла не ответила.

- Но даже тот факт, что вы вели себя непослушно, сам по себе не должен делать
вас несчастным, - продолжал мистер Локк. "Я знал многих людей, которые
совершали в своей жизни очень неправильные поступки и, тем не менее, были очень счастливы
впоследствии. Мы читаем о том, как апостол Павел преследовал христианскую
церковь и участвовал в убийстве мученика Стефана, и многие из его
обращённых в Филиппах были очень порочными людьми. Однако Павел был далёк от
того, чтобы быть несчастным человеком, несмотря на все свои испытания, и он говорит филиппийцам, чтобы они
«всегда радовались», «всегда радовались Господу». Я не думаю, что
— Мы ещё не закончили, Лолла.

"Ну, я не понимаю, — сказала Лолла, заинтересованная, несмотря на себя.
"Я думала, что злые люди всегда несчастны.

"И ты совершенно права, дитя моё. Пока вы «непослушны»,
вы должны быть несчастны; но вам не нужно быть несчастными из-за того, что
вы «были непослушны». Это совсем другое дело. Пока филиппийцы
продолжали быть нечестивыми и неверующими, не было смысла говорить им,
чтобы они радовались; но они увидели свой грех, раскаялись в нём,
признались в нём и всем сердцем обратились к Богу, и
поэтому они были счастливы даже в разгар испытаний, о которых мы ничего не знаем
. Теперь ты понимаешь?"

"Не похоже, что я могла бы поступить по-другому", - сказала Лолла после
паузы и заговорила серьезно. - Иногда я думаю, что расскажу тете все
но почему-то не могу. О боже! Я не знаю, что делать!
И Лолла снова опустила голову и горько заплакала.

— Лолла, — сказал мистер Локк, положив руку ей на голову, — есть одна
неправильная вещь, которой ты можешь помочь. Скажи мне, ты просила Бога
помочь тебе в эти трудные времена?

— Нет, — ответила Лолла. — Я не думала, что это будет полезно. Я была такой непослушной.


— Если бы мы не могли просить Бога помочь нам, когда мы были нечестивыми, мы бы
оставались нечестивыми вечно, — сказал мистер Локк, — ведь нет ничего более определённого,
чем то, что мы никогда не сможем стать хорошими без его помощи. Он не
ждал этого, когда послал своего Сына умереть за нас.

«Бог возлюбил нас и послал Сына Своего, чтобы мы получили жизнь вечную.
Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, чтобы мы получили жизнь вечную».

«Как вы думаете, он действительно помог бы мне, если бы я попросила его сейчас?— Действительно и
искренне?» — спросила Лолла благоговейным шепотом.

"Да: если ты искренне желаешь этого, я уверена, что он согласится".

"Откуда ты знаешь?" - спросила Лолла. "Это есть в Библии?"

"Это есть в Библии; и я знаю по собственному опыту, потому что он так делал
часто помогал мне. Он дал мне возможность делать то, что я не мог бы сделать сам
так же, как я не могу долететь до той яркой звезды вон там, наверху. Но,
Лолла, ты действительно хочешь, чтобы Бог помог тебе быть хорошей?"

- Я действительно хочу, мистер Локк, - ответила Лолла. - Но я не верю, что
Я смогу, - добавила она в отчаянии. "Я думала очень много ночей
о том, что утром первым делом расскажу тете Делайт; и
когда наступило утро, это было так же тяжело, как и всегда.

Ах! Это была ещё одна ошибка. Ты должна была сказать ей об этом
сразу, а не ждать до утра. Но, Лолла, есть ещё кое-кто,
кому ты должна сказать в первую очередь, — тот, кому ты согрешила
больше, чем своей тёте. Подумай, как ты Его прогневала.
Нет ничего, что Бог ненавидит больше, чем ложь, — ничего, за что он накажет сильнее
сурово, если лжец не раскается. И все же он сохранил тебе жизнь. Он
не позволил бы вам умереть в вашем грехе, но дает вам шанс покаяться и
быть прощённым. Вы должны исповедаться перед ним, прежде чем сможете попросить его
простить вас и помочь вам.

"'Если я буду скрывать беззаконие в своём сердце, Господь не услышит меня.'

"Если мы говорим, что у нас нет греха, мы обманываем самих себя, и истины нет
в нас; но если мы исповедуем свои грехи, Бог верен и справедлив, чтобы простить
нам наши грехи и очистить нас от всякой неправды".

"Бог не только простит грех, но и заберет его. Он
смоет его и сделает твою душу чистой. Лолла, может, попросим его
сделать это?"

- Да, пожалуйста, - прошептала Лолла.

Мистер Локк опустился на колени рядом с Лоллой в нише окна и в
короткой молитве, которую она смогла понять, попросил Бога простить
ее, чтобы сделать ее лучше, и особенно придать ей сил, чтобы
признаться своей тете.

"Теперь, Лолла, ты должна действовать сама", - сказал мистер Локк. "Бог дал
тебе силу, и ты должна использовать ее. Не медли ни минуты. — Сейчас
войдёт ваша тётя. Мне начать за вас? — добавил он,
увидев, что Лолла смутилась.

"Пожалуйста, — сказала Лолла.

"Лолла хочет вам кое-что сказать, мисс Дилайт, — сказал мистер Локк,
Тётя Делайт вошла в гостиную. «Она решила рассказать
вам, из-за чего ей стало плохо».

Перед тем как Лолла легла спать в ту ночь, она рассказала тёте всю
историю и получила её прощение. Когда она проснулась на следующее
утро, у неё болела голова и слипались глаза, но на сердце было
легче, чем за многие дни до этого.


Всё лето и осень Лолла была очень слаба. Она пожинала плоды
своей долгой жадности и потакания своим желаниям, и
доктор сказал, что, вероятно, пройдёт немало времени, прежде чем она поправится
снова. Она могла есть только самую простую пищу — ни кусочка фруктов или
выпечки, и от малейшего послабления ей становилось плохо на несколько
дней.

В каком-то смысле это было преимуществом для Лоллы. Она избавилась от привычки
хотеть есть в любое время и в любую погоду и научилась находить
удовольствие в других вещах. Она не могла много бегать, и это
заставило её обратиться за развлечением к книгам и игле — занятиям, которые она всегда не любила и к которым никогда не прибегала, кроме как
для выполнения поручений.
Она очень полюбила читать и стала так искусна в обращении с иглой, что
что она могла оказывать своей тете большую помощь в ее трудах
в школе шитья.

Пребывание Лоллы в Дорчестере продлевалось из года в год, и теперь она
была замечательной пятнадцатилетней девушкой, хорошо образованной для своего возраста, способной
сама шьет себе одежду и сама готовит завтрак и ужин.

Она отправилась в свой новый дом в Калифорнии полезной, дружелюбной, разумной
девушкой, готовой быть утешением для своих родителей, приятной собеседницей в качестве
она была хорошим примером и учителем для двух своих младших братьев, которых
никогда не видела, и, что важнее всего, прекрасной плодоносящей веткой дерева.
та истинная виноградная лоза, возделывателем которой является Бог, а источником - Христос,
и все истинные христиане - живые члены. В ней не осталось ничего от "маленькой
свиньи".

Тетя Дилайт до сих пор живет в своем коттедже в Дорчестере. Она старая
женщина, если считать по годам, но сердце у нее такое же молодое, а ум
такой же яркий, как всегда. Она держит у себя свою старую служанку Сару и Филли, теперь
высокую, полезную в хозяйстве девушку, и у неё есть приятная компаньонка, вдова солдата,
дочь «дальней родственницы», у которой нет другого дома.

Мистер Локк уехал в Азию, проповедовать слово Божье среди японцев.
Лолла часто получает от него весточки. Иногда она думает, что тоже хотела бы поехать,
но у неё дома достаточно работы, чтобы полностью занять себя на
данный момент. Здоровье ее матери очень хрупкое, а Лолла - медсестра,
экономка, учительница и хозяйка дома в одном лице: так она и делает
ближайшая к ней обязанность, и она надеется, что Бог исполнит ее желание
желание ее сердца, если для нее так будет лучше, или сделает ее довольной
без этого, если он сочтет за лучшее отрицать.


*** КОНЕЦ

Author: Lucy Ellen Guernsey.
 Entered according to Act of Congress, in the year 1867, by the
AMERICAN SUNDAY-SCHOOL UNION,  in the Clerk's Office of the District Court of the United States for the Eastern District of Pennsylvania.
***
CHAP.I.—LOLLA AT HOME, 2.—LOLLA IN DORCHESTER  3.—THE MOUSE  4.—"BREAD IN SECRET"
5.—THE ICE-CREAM,6.—THE CONSEQUENCE.
***
 OR,THE SIN OF GREEDINESS.
CHAPTER I.

LOLLA AT HOME.

"SEEMS to me Lolla does not eat any breakfast," said Aunt Delight,
looking at a little girl who sat opposite to her at the table, with a
well-filled plate before her, upon which, however, she did not seem to
be making any impression.

"She never does," said Lolla's mother. "She never seems to have any
appetite in the morning. She complains that nothing tastes good to her;
and she almost always gets up tired and feverish."

"That is a pity," said Aunt Delight. "Little folks ought to be hungry
in the morning, and to be as fresh and lively as birds and lambs are.
We must see if we cannot cure that when we get her down in Dorchester."

"I dare say the sea-air will help her," said Lolla's mother. "I
remember how hungry it used to make me when I was a little girl. I am
very uneasy about Lolla, sometimes. It seems so unnatural for a child
to be so languid in the morning. But you are quite sure, Aunt Delight,
that you do not want to take nurse with you?"

"I am quite sure, my dear Laura. In the first place, I have no room for
her; and in the second place, I have nothing for her to do."

"Then who will take care of me, Aunt Delight?" asked Lolla, very much
interested in the discussion.

"I expect you will take care of yourself and of me too," replied Aunt
Delight, smiling.

Lolla looked as if she were doubtful whether to be pleased or alarmed
at this project. But she was very much delighted at the idea of the
long journey, and the summer in Dorchester with Aunt Delight, and not
displeased at being spoken to as if she were something more than a
baby: so she made no further objections.

Lolla's father and mother lived in a very fine place near one of the
great Western cities; but they were expecting to break up and remove to
California during the summer, and it had been settled that Lolla was to
go to Dorchester and spend a year at least with her mother's aunt, Miss
Delight Wentworth, who had a pretty place of her own and was famous for
her skill in nursing the sick and managing and teaching children. Lolla
was considered rather a delicate child, and her mother had been out
of health ever since her daughter was born; for which reasons it was
thought best for both that they should be separated for a time.

About ten o'clock, as Aunt Delight was passing through the kitchen, she
saw nurse giving Lolla a large piece of loaf-cake.

"Eating so soon after breakfast?" said Aunt Delight.

"Why, you know, aunt, I did not eat any breakfast," replied Lolla, in
rather a tone of apology.

"She has got into a bad way about eating, that's a fact," said nurse.
"She doesn't eat at meals, and she is always wanting something
between-times; but her mother thinks there is no help for it. Now you
will see that she won't want any thing at dinner; and by-and-by she
will be asking for another piece of cake."

"Do you think it is good for her to eat in that way?"

"Well, no, I don't. She is spoiling her teeth, for one thing. But,
being the only child for so long,—and delicate besides,—Mrs. Lane has
got in the way of indulging her. She is a good child, too, in most
things; but it won't do her any harm to have a change. She cares Were
for eating than for any thing else."

As nurse had predicted, Lolla had no appetite for her dinner,—at least
for the solid parts of it; but she ate two plates of rich pudding,
and then she had almonds and raisins, besides filling her pocket with
the nuts, which she was munching all the afternoon. A large piece of
fresh maple-sugar helped the almonds to fill up the interval between
dinner and tea, when Lolla supped upon pound-cake, preserved melon and
cottage-cheese.

In the evening some friends came in, and about ten o'clock Lolla had
her share of the supper prepared for them.

As Aunt Delight noted all these things, she no longer wondered that
Lolla did not sleep well and had no appetite for her breakfast. She was
not one of those people who think that children should never have any
thing that they like; but she made up her mind that when Lolla came
under her own care she should make some change in her habits.


"Well, Lolla, have you said good-by to all your pets?" asked Aunt
Delight, as she met Lolla at breakfast on the day set for their journey.

Lolla did not seem as languid as usual, this morning. Her cheeks had a
little colour, her eyes were bright, and she ate her bread-and-butter
as if she liked it.

"Oh, yes, aunt. I have been out to the barn and the pasture to see
the calves and the colts, and down by the river to see the little
ducks, and over to Mrs. Merrie's to bid good-by to Fanny and Jenny. I
have been up and running about ever since five o'clock; and I am so
hungry,—you can't think! I believe it makes people hungry to get up
early in the morning."

"It is said to have that effect," replied Aunt Delight, smiling. "But
finish your breakfast, my dear. We have no time to lose."

The carriage came to the door, the last good-byes were said, and Aunt
Delight and her little niece were soon speeding away over the Michigan
Central Railroad.

Lolla felt very sadly at leaving home, and cried bitterly at parting
from father, mother and nurse. But children are usually easily diverted
from their grief; and Lolla's tears were soon dried. She had never
been upon the railroad before; and she enjoyed the rapid motion, the
constant change of scene, and the novelty of staying in a great hotel
over-night.

She thought it rather hard that her aunt should refuse to buy oranges,
candy and maple-sugar of all the boys who came upon the train,
and a very unlucky circumstance that the package of rich cake and
confectionery which her mother had put up for her should somehow have
been lost directly, so that they had nothing left for their luncheon
except biscuits, cold chicken and sponge-cake. But there was so much to
see, and the change of air made her so hungry, that she did not feel
disposed to complain: besides that, she felt too much awe of her aunt
to go into one of her tantrums, as nurse used to call them.

The travellers arrived at home late in the evening; and when Lolla
entered her aunt's cottage in Dorchester, she was too sleepy to notice
any thing, except that her room was of an odd shape, and her little low
bed very comfortable.


"Come, Lolla," said Aunt Delight, entering the room, next morning,
just as Lolla was rubbing her eyes; "breakfast is almost ready. I have
let you sleep late this morning, because you were tired. Here is your
bath, all ready to brighten you up. Now let us see how soon you will be
dressed."

"Nurse used to dress me at home," said Lolla, rather doubtfully.

"Yes, but nurse is not here; and, besides, you are old enough to wait
upon yourself. You are eight years old, are you not?"

"Yes, aunt,—on my last birthday."

"Well, when I was as old as you, I dressed myself and my little brother
every morning, besides putting my own room in order. You do not want
to be a baby all your days, do you? Come; don't dawdle, but lace your
boots quickly, and then put on the rest of your things, and I will
fasten them for you."

"Is this my room, aunt?" asked Lolla.

"Yes, Lolla. How do you like it?"

"I think it is beautiful," replied Lolla, looking around upon the neat,
old-fashioned furniture, the pretty red-and-white matting, and the
little book-case full of books. "I never had a room of my own before.
What a funny window! It is like a little room by itself. Oh, aunt,
what is that out there?" exclaimed Lolla, catching a glimpse through
the curtains of something bright and blue, and speckled with large and
small white dots. "That 'blue,' I mean."

"That is the sea,—or the bay, rather," replied Aunt Delight, smiling at
Lolla's excitement. "Don't you remember I told you, you would be able
to see the ships and the bay from your window? See, there is a great
steamer coming in. It must be the ocean steamer from Liverpool."

There seemed some danger that Lolla would not get dressed at all, so
much interested was she in watching the steamer, and the fishing-boats,
and a large ship just going out of the bay; but Aunt Delight found no
fault with her. She knew how interesting all these things must be to
the little girl who had never seen ships or salt water before. At last,
however, Lolla was dressed; and she was about to run down-stairs at
once,—when her aunt stopped her.

"It seems to me that you have forgotten something, Lolla," said she,
gravely.

"Have I?" asked Lolla, surveying her dress. "I don't see any thing,
except my apron; and you know you said you would give me a clean one
out of the trunk."

"I was not thinking of your dress, but of something else."

Lolla still looked puzzled.

"Who has taken care of you all night while you have been asleep, and
kept you from harm all through this long journey? And who is it you
should ask to take care of you through the day?"

"Oh, you mean saying my prayers," said Lolla. "But, aunt, I never said
my prayers in the morning,—only at night."

"Then you don't want God to take care of you in the daytime?" said Aunt
Delight. "You think, perhaps, that you can do that for yourself?"

"Somehow, there never seems to be any time in the morning," said Lolla.
"One has to hurry so to get ready for breakfast."

"Then one must get up earlier in the morning," said Aunt Delight.
"But you will have plenty of time. I told Sarah to ring the bell five
minutes before breakfast was ready. I will wait for you in my room."

Lolla, did not feel very much like saying her prayers; but she did
not like to dispute with her aunt: so she hastily repeated the Lord's
Prayer, without thinking much of its meaning, and then joined her aunt
in her own room, and they went down-stairs together.

The breakfast-room would have been a large one if it had not been cut
up into so many angles and corners. There was a large chimney, with a
high, old-fashioned wooden mantel-piece, and a deep recess containing
a book-case on each side of it. There was another deep recess, where
stood a large, carved mahogany side-board. There was a corner cupboard,
with glass doors, which seemed to be filled with china. There were
two windows with deep window-seats, and a glass door opening into the
garden. The walls were covered with old-fashioned paper ornamented with
lilies and roses, with gayly-feathered birds flying about and perching
on the flowers; and there were many pictures and prints, in black and
gold frames.

The breakfast-table was set for them, and looked very inviting, with
its snowy cloth and shining china and silver.

"Whose place is that, aunt?" asked Lolla.

"That is Mr. Locke's place; but he will not be here this morning," said
Aunt Delight. "He has gone over to Boston, and will breakfast with a
friend. This is your chair."

Lolla slipped into her chair. She was very hungry, and could not help
taking a sly survey of the table, even while her aunt was saying grace,
to see what they were likely to have for breakfast. There was a loaf
of white bread, and another of brown, upon a beautifully-carved wooden
plate. There was a silver egg-boiler, a pitcher of milk, and a dish of
cold ham; and that was all.

Presently, however, Aunt Delight rang her bell, and Sarah brought in a
plate of hot toast, and a coffee-pot.

"What is that, aunt?" said Lolla, pointing to the egg-boiler.

"That is a boiler to cook the eggs," replied her aunt, as she opened
the cover and took out the rack filled with eggs. "Did you never see
one before?"

"No," replied Lolla. "Mary always boils ours in a kettle; but I think
this is a much nicer way. Our eggs are always too hard, or too soft, or
something."

She had another question on her tongue's end; but she did not quite
like to ask it. At last, however, out it came.

"Aunt Delight, don't you have any meat for breakfast? No beefsteak, or
chicken, or any thing?"

"Sometimes," replied her aunt. "Don't you call cold ham meat?"

"Oh, yes," replied Lolla, feeling rather ashamed of her question. "Only
I thought I would just ask, because—because—" Lolla paused in some
confusion. She did not exactly know what to say.

"I dare say you can make a breakfast on ham-and-eggs and
bread-and-butter," said Aunt Delight.

"Was it wrong to ask, aunt?"

"Oh, no. But, Lolla, it is not usually considered very polite to make
remarks upon what is on the table. Little girls should eat what is
set before them, without saying very much about it. See here: you
shall have your coffee in this silver cup, which belonged to your
great-grandmother,—and her grandmother before her, for aught I know.
Just think how many little girls must have drunk out of it before you."



CHAPTER II.

LOLLA IN DORCHESTER.

"NOW, Lolla, can I trust you to run about by yourself for a while?"
asked Aunt Delight, when breakfast was done and family prayers were
over.

"I don't exactly know what you mean, aunt," said Lolla.

"Can I trust you not to pick the flowers, or tread upon the
flower-beds, or meddle with what does not belong to you? If so, you
may go where you like about the house and garden; but you must not go
outside the gate unless I give you leave. I suppose you will be like a
kitten brought into a strange house: you will like to make acquaintance
with every thing about you."

"I won't meddle with any thing," said Lolla. "But why may I not go into
the street, Aunt Delight?"

"For this reason, among others: that you might easily get lost, and it
would not perhaps be so easy to find you again."

"May I go down to the gate and look-out?" asked Lolla.

"Yes, if you do not go outside. By-and-by we will begin some lessons;
for it will not do to play all the time. But to-day I am going to be
busy about the house all the morning: so you will know where to find me
if you want me."

Lolla was pleased with the permission to go where she liked,—and
pleased, too, with being trusted. She spent an hour or two very
pleasantly in exploring the garden and greenhouses, and going about
the house, where there seemed so many pictures, and books, and curious
boxes, and china vases, and pots, and bowls. One pair of vases, which
stood in the hall, especially excited her curiosity, they were so very
large. They were nearly as tall as herself; she thought she could have
got into one of them easily,—and had covers, which fastened with large
metal hinges and hasps.

Then she put on her hat again and went down to the gate, where she
saw a little boy mounted on a Shetland pony not much larger than her
father's great Newfoundland dog, and a girl driving a little donkey
in a low wagon, and some cows in a field opposite, each with a thin
blanket on to keep off the flies, and each one tethered to a stake by a
long rope.

"Well," thought Lolla, "they seem to take a great deal of care of their
cows; but if I were a cow, I should rather be running about on the
prairie than be tied up in that way."

Just then she heard a church-clock strike eleven, and she remembered
that it was more than two hours since she had had any thing to eat: so
she sauntered slowly to the house, and went in at the back door.

She found Aunt Delight in her neat little store-room, surrounded by
shelves full of preserves and canned fruit, stone jars which reminded
one of pickles and cake, bunches of sweet and medicinal herbs, and
bottles and jugs of all shapes and sizes.

"Please, aunt," said Lolla, "I want something to eat."

"Do you?" said Aunt Delight. "For what?"

Lolla smiled at the oddness of the question.

"Because I am hungry, aunt."

"Are you sure it is because you are hungry, or because you are used
to eating just about this time? But never mind. Go to Sarah, in the
kitchen, and ask her to give you a piece of bread-and-butter."

"I don't like bread-and-butter very much," said Lolla. "Nurse used to
give me a piece of cake."

"I don't like little girls to be always eating sweet things," said Aunt
Delight. "It is bad for their teeth and for their health. If you are
really hungry, bread-and-butter will taste good to you. If you are not
hungry, you do not want any thing."

"Mother lets me have cake," persisted Lolla; "and I guess she knows
what is good for me as well as anybody."

"See here, Lolla," said Aunt Delight, sitting down, and drawing
the little girl to her side: "I cannot have any argument with you
about these things. Your mother has trusted you to me, to be taken
care of and treated as I think best. She knows all about my ways of
management,—because I brought her up till she was fourteen years old;
and she knows I intend to do as I think right with you. When I tell
you to do a thing, I do not expect you to tell me what somebody else
does or thinks, but to be governed by what I think. Now go and get your
bread-and-butter, if you want it; and if not, let it alone."

"I don't want it," said Lolla, with an air of disgust. "I haven't any
appetite for such things."

"Very well," said Aunt Delight, smiling. "I dare say you will find
your appetite by dinner-time. Do you want to go and play, or would you
rather stay and help me? I am going to take my Indian curiosities out
of the cabinet and dust them."

Lolla did not exactly know what to do. She felt very much abused,
and a good deal like sulking about it; but, then, she wanted to see
the curiosities, and she had, besides, a feeling that sulking was
not likely to answer a very good purpose: so she slowly followed
Aunt Delight into the parlour, which was across the hall from the
breakfast-room. She had peeped in before, but the blinds were closed
and the curtains down, so that she could not see any thing.

Aunt Delight drew up the curtains and opened the shutters.

"What a pretty room!" exclaimed Lolla. "I do think, aunt, you have
the most beautiful things! I don't see where you got so many splendid
vases."

"They have been accumulating for a long time," said Aunt Delight. "Some
of our family have been in the India trade ever since there has been
any India trade in Boston; and they are always bringing home things.
See, here is my India cabinet."

"A real India cabinet, just like the one in Rosamund!" exclaimed Lolla,
forgetting all about the bread-and-butter question at once. "Are there
any branches of coral in it?"

"We shall see," said Aunt Delight, unlocking the little drawers. "There
is no telling what we may find."

No telling, indeed. What wonderful things there were in that cabinet!
Shells and corals, curious gold and silver coins, butterflies and
beetles looking as if made of jewels, little boxes and balls carved
with figures, pictures upon rice-paper of birds and flowers and Chinese
men and women. I could not begin to tell you half the things there were
in that cabinet. Aunt Delight took them out and handed them to Lolla,
who laid them carefully on the table set to receive them.

Every article had a story to it, and Aunt Delight was ready to answer
all Lolla's questions. She gave the little girl a number of pretty
things for her own, and a beautiful little Japan work-box in the
shape of a cabinet, covered with gilded figures of cranes flying and
perching, and having drawers lined with a sweet-scented wood, which
Aunt Delight said was sandal-wood.

"There! We have made a good morning's work," said Aunt Delight, as she
closed the last drawer. "Now put away the dust-pan and brush in the
back entry, and, as you come back, look at the clock and tell me what
time it is."

"Why, aunt, it only wants a quarter of one!" exclaimed Lolla, in great
surprise. "And Sarah has set the table. She says dinner will be ready
in a quarter of an hour. I did not think it was nearly dinner-time: did
you?"

Aunt Delight smiled. "You will just have time to wash your hands and
brush your hair nicely. Run upstairs, and don't waste any time."

Lolla thought every thing tasted unusually good at dinner. She thought
the air of Dorchester must make people very hungry. She had not cared
any thing about roast beef and mashed potatoes for a long time, and
seldom ate any meat at dinner when she was at home.

Mr. Locke was at dinner. He was a pale, thin, delicate-looking young
gentleman, who wore spectacles and ate very little; but he was pleasant
and kind in his manners, and Lolla thought she should like him very
much. She wondered how he came to be living with Aunt Delight, and
thought she would ask by-and by.

"Are you going to feel well enough to give some time to this little
girl lessons, Mr. Locke?" asked Aunt Delight.

"Certainly," replied Mr. Locke, smiling kindly upon Lolla. "When shall
we begin?"

"After a day or two. She will need a little time to run about and
get used to her new home. Next week, I think, we will look up some
school-books, and see what we can do."

Lolla looked rather alarmed at the idea of lessons.

"My mother never lets me go to school," said she; "I have the headache
so much."

"No one has said any thing about your going to school," returned Aunt
Delight, dryly. "As to your headaches, I think they will be better
after a while. You are growing a great girl, and cannot afford to waste
all your time. Will you have some pudding?"

For the next week Lolla did nothing but amuse herself. She played about
the yard and garden, read story-books, looked at pictures, and, in
short, did what she liked. Twice she went into Boston on the horse-cars
with her aunt; and on one of these occasions they went into a shop and
had some ice-cream, to Lolla's great satisfaction.

"Won't you buy me some candy, Aunt Delight?" said she, as they passed
through the shop.

"Not to-day," replied Aunt Delight. "A saucer of ice-cream does very
well for once, I think."

"Father used always to buy me candy when we went into town," murmured
Lolla.

"My dear child, how much you do think about eating!" said Aunt Delight.
"Seems to me I would try to find pleasure in other things, if I were
you. Candy is very unsuitable for you now, and, besides, it is a very
bad habit to fall into, that of thinking you must always have something
to munch, like one of the little guinea-pigs we saw just now."

"Oh, dear," said Lolla to herself, "how I do want some candy!"



CHAPTER III.

THE MOUSE.

"MISS DELIGHT, I think there must be mice in the store-room cupboards,"
said Sarah to her mistress, one morning after breakfast. "I find the
cake and biscuits crumbed and nibbled; and the crackers go away faster
than they ought I am sure. And just see here how this syrup from the
dish of plums I set away yesterday is trailed upon the shelf. Nasty
little things! If there is any thing I do hate, it is a mouse."

"You must shut Dragon into the store-room at night, and move the things
away so that he can get about on the shelves," said Aunt Delight. "It
is a long time since we have had any mice in the house. The old cat
must be growing lazy."

"I am not so sure about the mice, either," said Sarah, in a low tone.
"I am afraid Philly has been at her old tricks again. Mice would not
carry away whole slices of cake and lumps of sugar."

"Hardly," said Aunt Delight. "But I don't like to suspect Philly,—she
has done so much better lately; and I do think she is trying to be a
good girl."

"Well, we shall see," said Sarah. "I mean to keep a sharp look-out upon
her. I don't know how it is, but I never can trust her."

"Take care, Sarah," said Aunt Delight. "Remember, charity thinketh no
evil. Do not begin With a prejudice against the child."

"Well, I can't help it," said Sarah. "When I do like people, I do; and
when I don't, I don't; and that is all about it. Now, I took to Lolla,
from the first. I'll be bound you won't find any underhand sly ways
about her. But Philly has such a down kind of look."

"You must remember how differently the two children have been treated,"
replied Aunt Delight. "Lolla has never had occasion to be afraid of
any thing or anybody; but poor Philly has been a slave all her life,
and her mother before her. I expected she would make us a good deal
of trouble. You know we talked of that before she came to us, and we
agreed to have patience with her faults as long as there was a prospect
of doing her any good; and you must admit that she has improved."

Sarah observed that there was room for improvement still.

"That is the case with all of us," said Aunt Delight, dryly. "Well, say
nothing, Sarah, at present. We shall soon find out about the matter."

The next day but one, as Aunt Delight was passing through the pantry,
she heard Sarah's voice in the pantry, and looked in to see what was
the matter.

"Just see here, ma'am," said Sarah. "Last night I found the plums
all spilled on the shelf again. So I thought I would watch; and this
morning, when Philly came in to put the spoons away, I thought she was
a long time about it: so I followed her, and found her at the open
cupboard-door, with a teaspoon in her hand sticking all over with the
plum-syrup. If that is not proof, I don't know what is!" concluded
Sarah, triumphantly. "I knew very well I should catch her at her
tricks."

"I didn't never touch the plums," sobbed Philly. "I only—"

"Oh, you only—You only went 'snooping' in the closet," said Sarah,
severely. "It's no use! I caught you at it!"

"Wait a little, Sarah, if you please," said Aunt Delight, quietly. "Let
me hear Philly's own story. That is but justice. Now, Philly, tell me
all about it; and be sure you tell the truth. Don't be afraid: you
shall not be condemned unjustly. How was it?"

"I was jes puttin' away de spoons," began Philly, falling back into her
native negro dialect; but Aunt Delight interrupted her.

"Speak quite plainly, Philly, and then I shall know you think of every
word you are saying. Go on."

"I was just putting away the spoons," continued Philly, this time
pronouncing her words carefully, "and I thought the row of teaspoons
looked as if there was one gone; and I counted them, and there was; and
I began to look round for it, and I saw that cupboard-door partly open:
so I thought I would look in there, and there I found the spoon in the
dish of plums; and I was just taking it out when Sarah came in."

"A likely story, indeed!" said Sarah, with a sneer. "Didn't I put away
the dish of plums myself last night? And shouldn't I have seen it if
there had been a teaspoon in the dish? Don't tell me!"

"I can't help it," said Philly. "I found it there, and I know I didn't
put it there. That's all I know."

"Come into my room, Philly," said Aunt Delight. "I will talk to you
there."

Philly followed willingly enough. She was beginning to have great
confidence in Aunt Delight's justice as well as in her kindness. She
answered all questions readily, and did not vary at all from her first
story.

"Well, Philly, I don't know what to think," said Aunt Delight, at
length. "You have been such a good girl lately that I do not like to
believe you are telling me a story. Appearances are against you; but
that happens with innocent people, sometimes. It is a rule in law that
people are to be supposed innocent till they are proved guilty: so,
unless I see something else to condemn you, I shall say nothing more
about this affair. Get your book now, and read to me while I turn down
these glass-cloths for you to hem."

"You are the most goodest lady I ever see," said Phillis to herself, as
she went for her book. "I'd be ashamed to do any thing mean for such a
nice lady."

Every morning, besides her reading and spelling lesson, Phillis read a
chapter in the Testament, or a psalm, to Aunt Delight. She was learning
to love these Bible lessons, and often studied them over by herself.
Her lesson this morning was the thirty-seventh Psalm. She read slowly
and carefully, and at the sixth verse she paused for a moment.

"Well," said Aunt Delight, "what are you thinking of, Philly?"

"Nothing, only—sometimes it seems as though verses in the Bible were
made on purpose for people."

"Why, so they are," replied Aunt Delight. "All the verses in the Bible
are made on purpose for people; and it often does seem to us that
particular verses are made on purpose for us. I suppose they are. Do
you find any verses in this psalm which suit you at present?"

"Yes, ma'am: I did think those two last verses seemed to."

"Read them again."

Philly did so.

"You think He will make your just dealing as to the plums clear as the
noonday. Is that it?"

"If it wasn't wicked to think so," said Philly, doubtfully. "You know
you did say one day that God cared about us."

"True: so I did. Well, my child, you have as much right to take God's
promises to yourself as any one in the world. Read the next verse."


Philly hemmed her towels as well as possible, earning great praise from
Miss Delight for her neatness and quickness.

Then, much comforted, she went down into the garden, where Aunt Delight
had told her to do some weeding.

"How good she is!" she said to herself. "It a'n't that she don't find
fault sometimes; but she never does it just to be hateful, and she
always praises what I have done right, if I have been ever so naughty.
That's the kind of goodness I like."

Philly was right. Kindness without justice is not worth much. She had
rather hard times, as she would have said, all that day. Sarah, who
had never liked her, had made up her mind that the child was guilty,
and treated her accordingly. She would not allow her to go into the
pantry or store-room, watched her as a cat watches a mouse, and kept
all the time throwing out hints about thieves and liars, and people who
deceived and cheated their best friends.

It needed all Philly's philosophy and religion to boot to enable her
to bear patiently with all this; but the poor child had learned how
to bear her troubles and where to carry them. She believed that "God
really did care," because Miss Delight said so; and this day she
learned by her own experience that He did help as well as care. Three
or four times that day she escaped to her own little attic, and every
time she came down comforted.


Miss Delight expected every person of her household to repeat two
verses of Holy Scripture at morning prayers. The next morning Philly's
two verses were these from the thirty-seventh Psalm:—

"'Commit thy way unto the Lord; trust also in him; and he shall bring
it to pass.'

"'And he shall bring forth thy righteousness as the light, and thy
judgment as the noonday.'"

Something in Sarah's heart gave her a little pain just then, as if she
had been stung.

"May-be she did tell the truth, after all," said she to herself.
"Anyhow, she is an orphan child, and hasn't a friend in the world
except Miss Delight. I guess I'll wait and see before I say any more."



CHAPTER IV.

"BREAD IN SECRET."

FOR some time after she came to Dorchester, Lolla's health continued
steadily to improve. She lost the heavy, languid look she had worn in
the morning, had a good appetite not only for her breakfast, but for
all her other meals, slept well, and ran about all day long as lively
as a kitten. She had an hour and a half of lessons in the morning,
which she said to Mr. Locke, and half an hour of sewing with Aunt
Delight after dinner; and the rest of the time she was encouraged to
play in the open air as much as she pleased. She found her way down
to the beach, where she was never weary of the marvel of seeing the
tide come in and go out. She learned the way to the few shops in the
neighbourhood, so that she could do errands; and—greatest pleasure of
all—she went several times to Savin Hill.

Savin Hill is like a large mountain seen through the wrong end of the
telescope. It has caves and precipices, rocks and cliffs, all made of a
stone which looks very much indeed like petrified plum-pudding. There
are evergreen trees called savin, Virginia creepers, and a slender,
thorny vine with glossy leaves, very pretty to look at and very
impossible to get through.

Savin Hill runs out into the bay, and commands on all sides a beautiful
view of the bay and shipping, South Boston, the Blue Hills, and the
villages round about. I have spent many pleasant hours upon the little
mountain, watching the ships and boats, the clouds and hills, and
waiting till dark to see the revolving light in the far-off lighthouse
flash out and fade as regularly as the pendulum of a clock.

Two or three times Aunt Delight and Mr. Locke had gone up on Savin Hill
with Lolla and Philly and had a little picnic. The two elders would
sit on the rocks in the shade or the sunshine, as the day happened to
be cool or warm, and read or talked while the little girls played with
their dolls and made playhouses.

Philly was a grand playmate. She was four years older than Lolla, but
she was always ready to do any thing Lolla wanted of her,—to dress the
doll, jump the rope, tell stories; or "make-believe" to any extent.

Aunt Delight did not think it would do Lolla any harm to play with her.
She had watched Philly for some months, and she saw that the child was
really trying to improve,—that she had learned to have a sense of duty
which made her careful to be good out of sight and alone as well as
before other people. Since the affair of the spoon and the plums she
had taken special pains to observe her, and she became convinced that
whoever was to blame for the spilt syrup and crumbled cake, Philly was
not. She was not so sure about some one else, but she kept her own
counsel; for Aunt Delight was one of the people who could think of
things and not talk about them,—a talent more rare than many persons
suppose, and one we would advise our young readers to cultivate.

By-and-by, however, Lolla's head began to ache once more, and again
she had no appetite for her meals. She declared it was because Mr.
Locke made her learn the multiplication-table; but Aunt Delight
was of a different opinion. She had taught many little girls the
multiplication-table without doing them any harm; and she had seen
many more headaches come from improper eating and exposure than from
lessons; and she came to the conclusion that Lolla was indulging in
something which she ought not to have. She watched her closely, but
quietly, and by-and-by she found out the truth, as you will see.

Lolla had brought some money from home. Her father had been in the
habit of giving her all his new three-cent and five-cent pieces to
put in her little money-box, and these had amounted to a considerable
sum; and, besides, she possessed other money, which had been given
her from time to time by her uncles and cousins. She had very little
temptation to spend at home, for she lived some distance from town, and
she had all the sweet things she could eat, without buying them. She
brought her money with her to Boston, intending to purchase some pretty
thing that she fancied; but it all seemed likely to go in another
direction. Lolla discovered that she could buy cakes and gingersnaps
at the baker's, and candy and chocolate at the other shops; and she
now kept on hand a constant supply of these articles, which she was
munching at every opportunity when she could do so unobserved. Now,
when a little girl eats two large ginger-cakes, a stick of chocolate,
and a dozen or so of lemon-drops after she goes to bed at night, it is
hardly necessary to blame the multiplication-table if she rises with a
headache in the morning.

Lolla hid away her store of dainties in two or three different
places,—in one of the great covered vases in the hall, in the back
part of a cupboard where she kept her shoes, and in the pockets of her
dress. Something told her all the time that she was growing mean and
deceitful and sly, and more and more fond of eating,—more like a little
pig; but she persuaded herself that she could not help it, and that it
was her aunt's fault in not giving her all she wanted.

"Won't you ever tell as long as you live and breathe?" said she to
Philly, one day, as they were playing in the lower part of the garden.

"No," said Philly, without thinking. "Tell what?"

"If I give you something," said Lolla, putting her hand in her pocket
and pulling out two or three large lumps of sugar.

"Oh, Lolla, you shouldn't eat hard sugar," said Philly. "I heard Miss
Delight tell you it was bad for your teeth. Where did you get it?"

"That is my business, and not yours," replied Lolla, pertly. "Aunt
Delight is as full of notions as she can be. Lizzy Mercer said she knew
she would be, because she is an old maid. I hope I shall never be an
old maid."

"Oh, Lolla! How can you say so?" exclaimed Philly. "I think she is as
good as she can be. I am sure she is just like a mother to you."

"She is not a bit like 'my' mother, I can tell you," said Lolla.
"Mother always let me have all the cake I wanted."

"Well, you know yourself it wasn't good for you," returned Philly.
"Just see how much better you are than when you first came here."

"I am 'not' better," said Lolla, pettishly. "My head aches all the
time, lately. I know it is all that hateful arithmetic; but Aunt
Delight won't believe me."

"I guess it is the sweet stuff you eat," said Philly. "I am sure your
aunt would not like it if she knew how you bought candy all the time."

"You had better run and tell her," said Lolla, angrily. "I wish you
would just mind your own business. I didn't come down here to be
ordered about by a nigger."

Lolla knew very well, when she used the ugly word, that nothing
made Philly so angry or hurt her feelings so much as being called a
"nigger." She thought Philly would fly into a passion, and that then
she could tease her till she made her cry. She had done so before when
they quarrelled, and, somehow, found a great pleasure in seeing Philly
angry. This time, however, she did not succeed in her object. She
was very much hurt, and her dark eyes snapped for a moment; but she
restrained herself, and merely said,—

"I shall not play with you if you talk that way." She turned and went
into the house.

"Just like you," Lolla called after her. "Now go and sulk up in your
room all the afternoon."

Philly did not answer, and Lolla began to consider whether she had been
very wise in provoking one who could betray her secret. There was no
help for it now, however; and she determined to make it up with Philly,
and to be more careful in future.

Philly was deeply hurt, for she was fond of Lolla, but she was very
much troubled besides. She was pretty sure that the lumps of sugar came
out of Miss Delight's pantry, and she was very much afraid that if they
were missed she should be accused of taking them. The matter of the
spoon had never been cleared up, and she feared if any more suspicion
fell on her, Miss Delight would send her away. Think as she would, she
could see no way out of her trouble. She could not make up her mind to
tell Miss Delight or Sarah what had passed. She could not feel that it
would be right, and, besides, she argued, "as like as not Miss Delight
wouldn't believe me. She would naturally take part with her own niece,
and Sarah thinks Lolla is perfect. Oh, dear! I thought when I got here,
there would not be any more trouble; but seems to me there is trouble
everywhere."

Philly was right. There is trouble everywhere in this world. Happily,
however, the Refuge from trouble is everywhere as well.


"Sarah," said Philly, as they were drinking their tea that afternoon,
"why doesn't Miss Delight keep things locked up, as my old missus used
to do down in Georgia?"

"Why should she?" asked Sarah. "There is nobody to meddle with things
but you and me; and we don't either of us mean to rob her, do we?"

Philly felt that it was kind in Sarah to include her in this question.
"I'm sure I don't," said she.

"Well, Philly, I don't believe you do," said Sarah. "I had my doubts
of you a little while ago about those plums; but I have got eyes in my
head. I have watched you, and I don't believe you meddle with things
any more; though you know, Philly, you did when you first came here."

"Yes, I know; but I didn't know any better then. I do try to be a good
girl, Sarah."

"Yes, I see you do; and I must say you make out better than some folks
who have had more advantages. But you mustn't be proud of it, child: if
you are, the first you know you will be doing something bad again."

"It was queer, though, about that spoon: wasn't it?" said Philly,
emboldened by Sarah's kindness. "You know, Sarah, a mouse wouldn't take
a spoon; if he wanted the plums ever so much."

"A mouse wouldn't do a good many things," said Sarah. "A mouse wouldn't
leave the cover off the sugar-bowl and take out all the largest lumps.
A mouse isn't apt to open cupboard-doors and leave them ajar. But
we shall see. Every thing comes to the light some day. Come, hurry
and wash up your dishes; and, if you are real smart, I will ask Miss
Delight to let you go with me into Boston to-morrow."

Philly hastened to obey, feeling very much comforted at finding that
she had made a friend of Sarah, who had begun by disliking her so
greatly.

"I know what I know," said Sarah to herself; "and Miss Delight
shall know it too, if she has not penetration to find it out for
herself,—which I guess she has."



CHAPTER V.

THE ICE-CREAM.

"OH, Aunt Delight, do let us go in and have some ice-cream," said
Lolla, as they came opposite a pleasant-looking shop on Washington
Street, where she had several times been with her aunt. "We have not
had any for ever so long."

"How long?" asked Aunt Delight.

"Not since last week."

"And how long is that?"

Lolla was obliged to confess that it was no longer ago than the day
before yesterday.

"I cannot buy ice-cream every time we come into town. It is too
expensive."

"I thought you were rich enough to afford to get whatever you liked,
aunt," said Lolla; "and it only costs twenty-five cents."

"Well, I come into town, on an average, three times a week. Suppose I
were to spend twenty-five cents every time: how much would that come to
in a month?"

"Three dollars, exactly," replied Lolla, after a little consideration.

"Yes: enough to buy a nice Testament in large print for old Mrs.
Prince, and a 'Silent Comforter' to hang on the wall for poor Jessie
McMillen, who you know has not strength to hold a heavy book in her
hand."

"You might buy the book too," said Lolla. "I am sure you have money
enough."

"Perhaps you do not know just how much money I have; but, if I were as
rich as the richest man in the world, it would not be right to spend
money foolishly. Besides, it is a very bad habit to be constantly
buying nice things to eat. It leads to selfishness, gluttony and
extravagance. I am willing to indulge you to a reasonable extent;
but if you tease me for ice-cream or candy every time you see a
confectioner's shop, I cannot bring you to town with me any more."

Lolla was silent. She knew by experience that when Aunt Delight
said no, that was all that was to be said; but she felt very much
dissatisfied, and she was really provoked when Aunt Delight bought a
pretty photograph of some cliffs and boats, and some fishermen's huts
upon the sea-shore.

"That cost more than the ice-cream would have cost,—fifty cents more,"
said Lolla; "and what is it good for, after all?"

"Good to look at," replied Aunt Delight. "The ice-cream is eaten and
gone, and that is the end. The photograph may be looked at every day
for ten years, and be just as good at the end of the time. But this
picture is not for myself, but for Jessie McMillen."

"That is queerer yet," said Lolla. "I thought when people bought things
for the poor they got somethings useful."

"That depends upon circumstances, and also upon what you call useful,"
replied her aunt. "Jessie's father can buy her the clothes and the food
that are absolutely necessary for her; but he has no money to spare for
any thing else. This picture will hang on the wall opposite her bed,
and be a new pleasure to her every time she wakes up and looks at it,
and all the more because it will remind her of the shores of Scotland,
which she will never see again. I have had a long illness myself,
and I know very well how pleasant is any thing which reminds one of
out-of-doors and fresh air."

"Come, Lolla," said Aunt Delight, after tea; "let us go up and carry
Jessie her picture."

Jessie McMillen was a Scotch girl who was dying slowly of a painful
disease. Her father had come from Scotland not many months before,
with his wife and his only daughter. He was a sober, steady man,
who had been injured by an accident in a coal-mine, so that he was
unable to work very hard; but his wife was skilful in fine washing and
clear-starching, and Jessie understood housework and sewing: so there
seemed every probability that they would be able to support themselves
nicely.

They took rooms in a little cottage near Savin Hill, and for a time
did very well; but misfortune fell upon them. Mrs. McMillen took cold
while hanging out her clothes one biting winter's day, and went into a
quick consumption. It was while waiting upon her sick and dying mother
that Jessie was seized with a pain in her chest. She thought little
of the matter at first; but, between hard work and watching, the pain
grew more and more severe; and when, after her mother was buried, she
went to the doctor, he told her, as gently as he could, that there was
nothing to be done for her. Since then she had gradually but surely
grown worse, till she was now nearly helpless.

Her father obtained work as a gardener, in which business he was
very skilful, and some kind people of the neighbourhood interested
themselves in the daughter, so that Jessie wanted for nothing. She had
failed very much through the spring, and was now unable to sit up.

Lolla could not regret the loss of her ice-cream when she saw how
Jessie's eyes brightened at the sight of the photograph, and heard the
little cry of joy which she uttered as she examined it.

"It is just my grandfather's house in Scotland," said she. "I have
been there a hundred times. And that woman is Maggie Lawlor, the old
fishwife, who used to carry me on her back. I've often seen them make
pictures of it when I was a little girl; but I never thought to see it
again.

"Many artists came to our village in summer to draw the rocks and the
boats. One of them painted my picture when I was a wee thing like Miss
Lolla, there. I mind well how I would have putten on my fine Sunday
gown and hat; but he would have me in my old stout red petticoat. Oh,
how pleased my father will be!"

"I am very glad," said Aunt Delight. "I thought you would be pleased
with a Scotch scene; but I had no idea that you would know the place."

"It just seems like a gift from God," said Jessie, reverently. "Oh, I
have so tried and prayed to dream of it all, but I never could; and now
he has sent me this."

"He is always good," said Miss Delight. "You will find that out more
and more to all eternity, Jessie. And now about your eating: have you
been able to take any food to-day?"

"No, ma'am. I canna eat, though I try. Every thing turns against
me,—especially every thing warm."

"Do you like ice?"

"Very much, ma'am; and Mrs. Tuttle was very good to send me some
several times. I often fancy if the broth was frozen I could eat it."

"I will see if something cannot be prepared," said Aunt Delight.


The next morning, while Lolla was at her lessons, she heard a sound

distracted her attention that she missed half the questions in her
arithmetic lesson, and had to study it over again. At last, however,
she accomplished her task, and hurried down-stairs to see what was
going on; and, behold! there was Philly, in a cool recess which opened


"What are you making, Philly?" asked Lolla.

"I don't know. Something for Jessie McMillen," answered Philly, pausing
in her work for a minute, and then beginning again with new vigour.

"Pshaw! Always Jessie McMillen!" said Lolla, half to herself. "I wonder
why I can't have something decent to eat, as well as that beggar."

"Why, Lolla!" said Philly. "I don't see how you can talk so. I wish you
could live where I did before I came here, for about three weeks. You
would know what it is to have something good to eat. Jessie isn't a
beggar, either; and you should not call her so."

"Just like you, Philly!—Always contradicting every word I say. I should
think Aunt Delight might teach you not to be quite so impudent. Just
like niggers! I can't bear them."

"Lolla," said Sarah, "if you call Philly a nigger again, I shall tell
your aunt. I don't think that is much like a little lady, for my part."

"Never mind, Sarah," said Philly. "Lolla will be sorry by-and-by. After
all, I 'am' a nigger," she added; "and I needn't care about being
called one. This stuff is all frozen now."

"I'll tell Miss Delight," said Sarah. "I don't know whether she wants
you to carry it to Jessie now or not."

"Miss Delight," she asked, going to the door of the breakfast-room,
"the milk porridge is frozen. Shall Philly carry it over directly?"

"I will see," replied Aunt Delight, coming into the kitchen. She

pail, which she set into another larger pail. She then packed the
outside pail full of finely-powdered ice, and sprinkled in a little
salt.

"Now, Lolla," said she, "I want you to put on your things and carry
this over to Jessie directly, that she may have it for her dinner. The
sun is clouded over, and you can keep in the shade nearly all the way.
When you come back, stop at the shop and bring me half a dozen lemons."

"What is Philly going to do?" asked Lolla.

"She is going to be busy at home. Don't waste any time. You can leave
the pails, and tell Jessie to have them set in the cellar."

Lolla set out on her errand in no very good humour. She had hoped

dinner; and it was a great disappointment to find that Philly was only
making something for poor Jessie.

Lolla was growing more and more fond of eating every day. She cared a
great deal more for nice things than she used to do at home, where no
one objected to her eating them every day and all day long. The fact
of being obliged to indulge her appetite in secret gave a zest to her
stolen feasts,—literally stolen, many times, I am sorry to say; for
she fell more and more into the habit of pilfering from the pantry and
from the store-room at every opportunity. She had heretofore been so
sly and careful that Sarah had not been able to detect her in the act;
but she was growing bolder every day. Nor was this the worst of it. She
had spent all the money she had brought from home upon ginger-cakes,
raisins, and other things of the kind. She could hardly believe it when
she found her purse empty, and in her heart she accused some one of
having robbed her; but, however that might be, it was all gone.

It was a fault of Miss Delight's that she was rather careless of money.
She was somewhat apt to leave her purse in her work-box or on her desk;
and she had a habit of keeping loose pennies and small change in the
corner of drawers and on the edges of shelves. Sarah often remonstrated
with her about the matter, especially since Philly came to live at the
cottage,—and Miss Delight had been more careful for a time; but, as her
confidence in the child's honesty became established, she gradually
fell into her old habits.

It was with fear and trembling that Lolla first took to herself a penny
to spend in molasses-candy; but, as she was not discovered, she grew
bolder; and now it was a regular thing for her to look-out for the
waifs and strays from her aunt's purse. At that very time she had five
cents in her pocket which she was intending to spend at the store.



CHAPTER VI.

THE CONSEQUENCE.

LOLLA walked along under the trees, feeling rather fretful and
dissatisfied, though she could not exactly tell why. She fancied the
pail grew heavier every minute.

"I wonder if that cover is on tight?" said she to herself. "It wouldn't
be very nice for the ice and salt to get into the porridge, or whatever
it is. I don't believe it will be good, anyway, when it gets there. It
will be all melted."

There are many low stone walls in the village of Dorchester, which are
very nice to sit down upon, especially when, as it often happens, there
is a large elm-tree exactly in the right place to keep off the sun.
Lolla found just such a place in the retired lane through which she was
passing, and sat down for a rest. She looked this way and that, and,
seeing nobody, she pulled off the cover of the small pail.

The frozen milk porridge looked very nice and inviting, and Lolla could
not resist the temptation.

"Nobody will know if I just taste it," said she.

She had no spoon; but gluttons are not apt to be nice. She put in her
finger, and, scooping up a large mouthful, she hastily swallowed it.
It was certainly very nice,—as good as ice-cream; and, almost without
thinking, Lolla took another mouthful.

When I was a little girl and used to gather raspberries, I used to
make it a rule not to taste one till I had gathered all that I wanted
to take home; because I found by experience that it was much easier
not to eat the first raspberry than it was not to eat the second.
Lolla discovered the same thing with regard to the iced porridge.
Having begun, she found it hard to leave off. She took mouthful after
mouthful, intending that every one should be the last. Meantime, the
warm air was rapidly melting the porridge, and making it run together
as fast as she took it out: so that she did not discover what havoc she
was making, till a deeper dig than usual uncovered the bottom of the
pail. She was frightened to see that there was not a teacupful left.
Then, indeed, she wished she had let it alone.

"What shall I do now?" said she to herself. "There is no use in
carrying that little bit to Jessie. She will know that aunt never sent
such a small parcel as that; and, besides, the side of the pail shows
how much there was in the first, place. Hateful stuff! I wish I never
had seen it! Aunt ought to have sent Philly with it. But I may as well
eat the rest, now that I have begun; and then what shall I do with the
pails? Aunt told me to leave them there at Jessie's; and if I bring
them back, she will surely suspect something. Oh, what shall I do?"

Lolla thought and thought, but could come to no conclusion. At last,
however, she hid the two empty pails among some weeds and brambles in a
corner of the wall, and turned into the street that led to the store.

"My aunt wants you to send her seven lemons," said she to the shop-man;
"and I want five cents' worth of nice raisins."

The lemons were done up in a parcel, and the raisins put into Lolla's
pocket, from which they were soon transferred to her mouth. Then she
undid the parcel, and took out the odd lemon, taking care to select the
largest. She had fully intended to keep it for home consumption; but
the smell was too inviting, and presently she found herself sucking it
as she walked along.

Lolla's stomach had been long accustomed to excesses; but a handful
of raisins and the juice of a lemon upon the top of more than a pint
of frozen milk was more than it could endure. Before she reached the
cottage, Lolla found herself feeling very ill. Her head was dizzy, and
she had a strange pain, as though she had swallowed some hot coals. She
had hardly strength to open the gate; and it seemed to her that the
walk which led up to the cottage was a mile long.

"Oh, Lolla, I am glad you have come. Guess what we are going to have
for dinner! Beautiful raspberry ice-cream! I froze it myself, after you
went away. But what is the matter?" cried Philly, in alarm, as Lolla
dropped on the nearest seat. "Oh, dear! Sarah, come here,—do! Lolla is
dying, I do believe!"

"Nonsense!" returned Sarah, sharply. "Don't call out like that, child!
Here, Lolla, what is the matter? Why, you do look badly, sure enough!
What have you been doing? Call Miss Delight, Philly, as quick as you
can! She is in the greenhouse."

Nobody enjoyed the raspberry-cream, or any thing else of the nice
dinner Sarah had provided; for every one had their hands full with
Lolla. Miss Delight held her in her arms, or rubbed her convulsed
limbs; Sarah was busy with the bath and with hot mustard-poultices; and
Mr. Locke was gone post-haste for the doctor; for Lolla was in a fit,
and for a good while it seemed rather doubtful whether she would ever
come out of it.

"Has she eaten any thing more than usual?" asked the doctor.

"Not that I am aware of," replied Miss Delight. "She was accustomed
at home to eat every thing she took a fancy to, and at all times and
seasons; but I have been careful of her diet since she came to me, and
her health has greatly improved. Latterly, however, she has not seemed
as well; and I have not been able to find out what was the matter."

Philly heard this conversation, and it threw her into a state of great
perplexity. She felt as though she ought to tell Miss Delight what she
knew about Lolla's habits; and yet she hated the very name of tattling.
At last she did the wisest thing in her power. She asked advice.
Meeting Sarah on the stairs, she repeated to her what she had heard,
and what she herself knew, of Lolla's habits.

"Do you think I ought to tell Miss Delight?"

"Of course you ought to tell her," returned Sarah. "It might make all
the difference in the world. Tell her directly; or, if you don't want
to, I will."

"Oh, do!" said Philly, much relieved by the proposal. "That will be a
great deal the best way."

It happened, however, that the story told itself, so far as the cause
of Lolla's present illness was concerned.

"She must have drunk a quantity of milk, and then eaten something sour
on the top of it," said Miss Delight. "But where could she get milk at
this time of day?"

"I guess she has been eating up Jessie's porridge," said Sarah. "Lolla
is not to be trusted with any thing good to eat. I have been finding
that out this long time, but I have not been quite sure till lately.
But where could she get raisins? There are none in the house."

"Look in her pocket, and see if there are any more," said Miss Delight.

There were no raisins in Lolla's pocket; but there were the remains of
the lemon; and now Lolla's sickness was fully accounted for.

"Now, my little girl, if you can tell me what else you have eaten,"
said the doctor, seeing that Lolla was able to speak. "Tell me the
exact truth, that I may know what to do for you."

"Oh, dear!" sighed Lolla. "I only ate a few raisins."

"And what else?"

"And—and—a lemon!"

"Raisins and a lemon; and what else?"

"Nothing," said Lolla, sullenly.

"Where did you get the milk?" asked Miss Delight.

"I didn't have any milk," said Lolla; and to this story she adhered,
in spite of any thing and every thing that could be said to her. She
was better for a little while; but in an hour or two she was attacked
with illness in another form, and it was not till the next day that
Miss Delight ventured to hope that she might be saved. All this time
her mind was more or less wandering, and, besides, it was absolutely
necessary to keep her quiet: so there was no chance of finding out the
truth.


The next evening Lolla was somewhat better; but it was many days before
she was pronounced out of danger, and many more before she was able to
leave her room and go about the house again. Meantime, Aunt Delight had
learned from Jessie that Lolla had not been at her house at all, the
day she was taken sick. She tried to make Lolla tell her the truth; but
in vain.

Lolla would not say a word. If she were questioned, she would begin to
cry, declare that every one hated her and ill-treated her, that Aunt
Delight had carried her away from her dear mother only to abuse her,
and that as soon as she got better she would go to California, if she
had to walk every step of the way. These "tantrums," as Sarah called
them, usually ended in a fit of sickness. At last Miss Delight gave the
matter up in despair.

When Lolla began to go about the house once more, she found her
position very much changed. No one found fault with her, or alluded in
any way to the affair of the porridge; but she felt herself distrusted
and constantly watched. The store-room was kept locked, and the
sugar-bowl put out of reach. She was never allowed to go outside the
gate by herself, never sent of errands as before; no one asked her for
information about any thing, or paid any attention to her statements.

All this was disagreeable enough; and, to add to her discomfort, she
found herself restricted to the plainest food, and a very little of
that. If she exceeded in the least, either in quantity or in quality,
she speedily found herself in bed as sick as ever. This was a sad
plight for a little girl who cared for nothing but eating and drinking.


One evening she was sitting alone in the bay-window of the parlour,
feeling very sad and lonely indeed. Her aunt and Philly had gone to
church; Sarah had gone up to see Jessie, who was now not expected
to live many days: so there was no one at home but herself and Mr.
Locke, who had come in not long before and was sitting on the veranda.
Lolla felt very unhappy. She thought it was because she was sick and
alone, and because every one was unkind to her; but something in her
heart told her that was not all. She thought of her dear father and
mother, so many, many miles away, and remembered how kind and indulgent
they had always been to her, and how often she had been undutiful to
them. She thought how pleased she had been with the idea of coming to
Dorchester, and how happy she had been for the first few weeks after
her arrival, and how different it all was at present. She did not feel
like having a "tantrum," but she put her head down on the end of the
couch, and cried, quietly, but very bitterly.

"What is the matter, Lolla?" said a gentle voice. Mr. Locke had come
silently into the parlour and taken a seat beside her. "What is the
matter, Lolla?" he repeated. "What makes you cry?"

"Because I am so very, very unhappy!" sobbed Lolla.

"And what makes you unhappy?"

"A great many things."

"Well, tell me some of these things. Perhaps I can help you to get rid
of them. What makes you unhappy just now, for instance?"

"Because I am sick, for one thing," replied Lolla.

"Well, it is very sad to be sick; but sickness does not always make
people unhappy. Jessie is very sick. She suffers far more than you
do or can; and she will never be any better. I do not think she can
live more than a few days; but she is not unhappy. She told me this
afternoon that her heart was full of peace and joy; and I am sure her
face shows it."

"Then I am so lonely, with my father and mother away."

"That is sad, too; but, Lolla, Philly's father and mother are both
dead. She has not a friend or relation in the world out of this house;
and she is not unhappy. You yourself, when you first came here, were as
merry as the day was long."

"It was very different then; and that is one trouble," said Lolla.
"Every one was good to me then, and liked me; and now nobody likes me,
or believes a word that I say: and Aunt Delight is as different as can
be."

"What do you suppose has made the difference in her?" asked Mr. Locke.

Lolla hung her head, but, somehow, she felt as if she must answer even
in spite of herself. At last she stammered out,—

"I suppose it is because I was so naughty."

"Ah, that indeed! I should not wonder if we had now got at the root of
the whole matter. How were you naughty, Lolla?"

Lolla would not answer.

"But even the fact of your having been naughty need not of itself make
you unhappy," continued Mr. Locke. "I have known many persons who had
done very wrong things in their lives, and were nevertheless very happy
afterwards. We read of the Apostle Paul persecuting the Christian
church and helping at the murder of the martyr Stephen, and many of his
converts at Philippi had been very wicked people: yet Paul was far from
being an unhappy man amid all his trials, and he tells the Philippians
to 'rejoice evermore,' to 'rejoice in the Lord always.' I don't think
we have got at it quite yet, Lolla."

"Well, I don't understand," said Lolla, interested in spite of herself.
"I thought when people were wicked they always had to be unhappy."

"And you are quite right, my child. As long as you 'are' naughty,
you must needs be miserable; but you need not be miserable because
you 'have been' naughty. That is quite another thing. As long as the
Philippians continued to be wicked and unbelieving, there would be no
use in telling them to rejoice; but they had seen their sin, repented
of it and confessed it, and turned with their whole heart to God, and
therefore they were happy even in the midst of trials such as we know
nothing about. Now do you understand?"

"It don't seem as if I could do any different," said Lolla, after a
pause, and speaking earnestly. "I think sometimes I will tell aunt all
about it; but, then, I can't, somehow. Oh, dear! I don't know what to
do!" And again Lolla put down her head, and cried bitterly.

"Lolla," said Mr. Locke, putting his hand upon her head, "there is one
wrong thing you can help directly. Tell me, now: have you asked God to
help you at these times?"

"No," replied Lolla. "I did not think it would be of any use. I have
been so naughty."

"If we could not ask God to help us when we were wicked, we should
remain wicked forever," said Mr. Locke,—"since nothing is more certain
than that we can never make ourselves good without his help. He did not
wait for that when he sent his Son to die for us.

"'God commended his love to us, in that while we were yet sinners,
Christ died for us.'"

"Would he really help me, do you think, if I asked him now?—Really and
truly?" asked Lolla, in a reverent whisper.

"Yes: if you are honest in desiring it, I am sure that he will."

"How do you know?" asked Lolla. "Is it in the Bible?"

"It is in the Bible; and I know by my own experience, because he has so
often helped me. He has enabled me to do things which I could no more
have done by myself than I can fly to that bright star up yonder. But,
Lolla, do you really want God to help you to be good?"

"I really and truly do, Mr. Locke," replied Lolla; "but I don't believe
I can," she added, despairingly. "I have thought a great many nights
that I would tell Aunt Delight the very first thing in the morning; and
when morning came it was just as hard as ever."

"Ah! There was another mistake. You should have told her that very
moment, and not have waited till morning. But, Lolla, there is some one
else you should tell first,—some one against whom you have sinned more
sorely than against your aunt. Think how you have displeased Him. There
is nothing God hates more than a lie,—nothing which he will punish more
severely if the liar does not repent. Yet he has spared your life. He
would not let you die in your sin, but gives you a chance to repent and
be forgiven. You must confess to him first, before you can ask him to
forgive and help you.

"'If I regard iniquity in my heart, the Lord will not hear me.'

"'If we say we have no sin, we deceive ourselves, and the truth is not
in us; but if we confess our sins, God is faithful and just to forgive
us our sins, and to cleanse us from all unrighteousness.'

"God will not only forgive the sin, but he will take it away. He will
wash it out, and make your soul clean and pure. Lolla, shall we ask him
to do so?"

"Yes, please," whispered Lolla.

Mr. Locke knelt down with Lolla in the recess of the window, and, in
a short prayer which she could understand, he asked God to forgive
her, to make her a better girl, and especially to give her strength to
confess to her aunt.

"Now, Lolla, you must act for yourself," said Mr. Locke. "God has given
you the strength, and you must use it. Don't wait a moment. There is
your aunt coming in now. Shall I make a beginning for you?" he added,
seeing that Lolla was embarrassed.

"Please do," said Lolla.

"Lolla has something to tell you, Miss Delight," said Mr. Locke, as
Aunt Delight came into the parlour. "She has made up her mind to tell
you what made her sick."

Before Lolla went to bed that night, she had told her aunt the whole
story, and had received her forgiveness. When she awoke the next
morning, her head ached and her eyes were heavy, but her heart was
lighter than it had been for many a day.


All that summer and fall Lolla was very delicate. She was reaping
the fruits of her long course of greediness and indulgence; and the
doctor said it would probably be a great while before she would be well
again. She could eat only the simplest food,—not a particle of fruit or
pastry, and the least indulgence was sure to make her sick for several
days.

In one way this was an advantage to Lolla. She lost the habit of
wanting to eat at all times and seasons, and she learned to find her
pleasure in other ways. She could not run about a great deal; and this
forced her to turn for amusement to her books and her needle,—means of
employment which she had always disliked and never touched except as
tasks. She grew very fond of reading, and so skilful with her needle
that she was able to give her aunt a great deal of help in her labour
in the sewing-school.

Lolla's stay in Dorchester was prolonged from year to year, and now she
was a great girl, fifteen years old, well-educated for her age, able to
make her own clothes and cook her own breakfast and dinner.

She went to her new home in California, a useful, amiable, sensible
girl, prepared to be a comfort to her parents, a pleasant companion as
well as a useful example and teacher to the two little brothers she had
never seen, and, better than all, a beautiful fruit-bearing branch of
that true vine of which God is the husbandman, and Christ the stock,
and all true Christians living members. There is nothing of the "little
pig" left about her.

Aunt Delight still lives in her cottage at Dorchester. She is an old
woman, if one counts by years, but her heart is as young and her mind
as bright as ever. She keeps her old servant Sarah, and Philly, now
a tall, useful girl, and she has a pleasant companion in a soldier's
widow, the daughter of a "far-away cousin," who has no other home.

Mr. Locke is away in Asia, teaching the word of God among the Japanese.
Lolla often hears from him. She thinks sometimes she should like to go
too; but she has work enough at home to keep her fully employed for
the present. Her mother's health is very delicate, and Lolla is nurse,
housekeeper, teacher, and lady of the house, all in one: so she does
the duty nearest to her, and trusts to God to give her the desire of
her heart, if it is best for her to have it, or to make her contented
without it, if he sees best to deny.


*** END