Осколок Империи

Осколок империи
Этот рассказ появился как отклик на масштабные мероприятия, посвящённые празднованию 80-летия победы нашего народа над фашизмом. Они побудили переосмыслить многие моменты нашей истории, в целом, и истоки нашей победы, в частности. Ведь такую глыбу свалили! Почти вся Европа тогда двинулась на нас. На что рассчитывали? – На раскол в обществе! Захватчики полагали, что целые слои общества, пострадавшие от советской власти, пользуясь ситуацией, поднимутся на своих обидчиков. Эти «слои» и поднялись. Но не против власти, а против агрессора, ибо любовь к Родине была в них выше обид.
Героиня рассказа как раз из тех «слоёв», некий маленький осколок Российской империи. И она отдала на алтарь Победы самое дорогое, что было у неё в жизни (мужа и сына), и, безвестной, растворилась в вечности. Но так не должно быть! Что-то должно остаться и от неё. Вот я и посчитал своим долгом поведать о незнакомом мне человеке, так как сделать это больше некому. Род её прервался.
Итак, героиня нашего рассказа Денисович (позднее по мужу Байтова) Наталья Константиновна родилась 31 декабря 1990 г. в г. Смоленске. Почти ровесник 20-го века. Родилась от большой любви. Её отец (потомственный дворянин Смоленской губернии литовской ветви) влюбился в простую крестьянку и женился на ней. Семья осудила этот брак. Но девочка была такая хорошенькая, что сёстры отца признала её своей, и одна из теток взяла её на воспитание. Жила Наташа в г. Смоленске в доме старшей сестры отца. Получила прекрасное воспитание и образование (домашнее и гимназию), и соответственно, приобрела барские манеры, замашки, а также утонченность и женственность, крайнюю чистоплотность и аккуратность, заботу о постоянной ухоженности тела и вкус в одежде. Их в гимназии учили даже таким мелочам, как красиво и изящно вытащить носовой платок. Короче, баловень судьбы! Кружила парням головы. Думаю, смоленские улочки до сих пор помнят стук её каблучков.
Прекрасно плавала, бегала на коньках и лыжах. Завидной невестой была для многих, но в 1917 году всё изменилось, и мир для неё опрокинулся.
Один из её ухажёров («юнкер Шурка») предлагал ей бежать с ним за границу. Отказалась. Осталась, не зная, что жизнь готовит ей. А уже шли «экспроприации», и о дворянстве говорили, как о вредном классе.
Однако судьба опять улыбнулась ей. В неё влюбился крупный железнодорожный начальник инженер Иван Иванович Байтов, часто навещавший Наташину тетку и бывший другом их дома. Она его поначалу всерьёз не восприняла, считала старым (ему было под тридцать лет), но он так полюбил её, так холил и лелеял, старался придумывать ей праздники и вообще жизнь превратить в праздник, что она не устояла. Он увез её в Москву, где они и поженились. Вскоре (7 сентября 1922 году) у них родился сын, которого назвали Игорем.
 
Счастливая семья. 1928 год. Москва
По характеру своей работ Иван Иванович часто бывал в командировках. Отовсюду писал ей теплые, страстные письма, привозил какие-то сувениры, подарки. Она со временем, в свою очередь, также полюбила своего мужа. Так полюбила, что он стал для нее образцом мужчины во всем. Никого больше Наталья Константиновна полюбить не сможет. Звала она его «Юлька». Это нравилось Ивану Ивановичу, и он именно таким именем подписывался под любовными посланиями, которые присылал ей: «Дорогой моей деточке Наталочке. Безумно тоскую, родная, в полном смысле безумно. Целую. Юля».
Однако наряду с этим обожанием и преклонением, он держал жену в строгости и не давал ее вспыльчивости выливаться во что-то более серьезное (то есть держал в узде). Он смог обеспечить для нее достойный уровень жизни. Жили они материально очень обеспечено. Была квартира в Москве. Кроме того, снимали дачу на Сходне. У Игоря была няня, а в доме - домработница. Свое время она могла посвящать уходу за своим телом, чтению книг и другому приятному времяпрепровождению. Проза жизни (как добыть средства к существованию) её не волновали. Наталья Константиновна могла ездить в Сандуновские бани, массажные кабинеты, помещать магазины и выставки. Другими словами, заниматься собой.
 
   Наталья Константиновна в Москве. 1930 год.

Иван Иванович очень любил цветы и с удовольствием занимался ими на даче. Эта любовь передалась сыну Игорю. Позднее, уходя на войну, он возвратился домой, чтобы полить свои цветы, и попросил мать ухаживать за ними, «пока он не возвратится сам». Но… с войны так и не вернулся. Видимо, не надо было возвращаться с пути. В данном случае плохая примета оправдалась.

В тридцатых годах мужа не стало. В одной из командировок он выпил некипяченое молоко, чем-то заразился и умер.
А до этого Наталье Константиновне была плохая примета. Как-то зимой она набирала в тазик снег, чтобы в талой воде вымыть голову. Снег тогда был чистым, и волосы после мытья в такой воде были красивее. Во время этой процедуры она потеряла с пальца обручальное кольцо. Это всегда было дурной приметой. Она обеспокоилась, стала искать кольцо, перебрала руками весь снег, но кольца так и не нашла. Иван Иванович успокаивал ее, говорил, что все это предрассудки, что он купит ей новой кольцо, а об этой потере следует забыть. Но через непродолжительное время дурная примета сбылась.
После смерти мужа в жизни Натальи Константиновны произошли серьезные перемены. Исчезли материальные блага. Надо было самой зарабатывать на жизнь. Какого-либо специального образования из-за раннего замужества она не получила, о чём очень сожалела. Но имела прекрасное классическое общее образование (гимназия). Можно было идти в машинистки.
И другая опасность замаячила. ГУЛАГом запахло для «эксплуататорских классов». Верно это поняла Наталья Константиновна, и сама, добровольно, двинулась в этот ГУЛАГ. Поехала с сыном на строительство Беломорско-Балтийского канала, устроившись машинисткой административно-хозяйственного отдела Беломорско-Балтийского комбината НКВД.
Меняя места работы, она проработает машинисткой до самого выхода на пенсию в 1958 году.
Жили они с Игорем в деревне Медвежьегорское (ныне город Медвежьегорск) в Карельской АССР. Была всё ещё видной женщиной, обращала на себя внимание мужчин, но все ухаживания отвергала. После смерти мужа всю свою любовь она перенесла на сына, весь смысл жизни видела в нём и старалась всячески образовать его. Духовно и физически.
Она его приучила к чтению, научила бегать на коньках, лыжах, плавать. Мальчик рос физически крепким, начитанным, прекрасно учился, был очень привлекательным внешне, любил мать и был мужественным (несмотря на то, что воспитывался одной матерью), мать-то была с характером. За провинности могла влепить ему затрещину, а поскольку тот ростом был выше матери, то ей приходилось подпрыгивать, а когда это не помогало, приказывала: «Ну-ка, нагнись, я тебе всыплю!» Сын только смеялся в ответ. Он знал, что мать его очень любит.
 
Игорь за книгой в Медвежьегорске
Именно по просьбе, даже настоянию, Игоря (собственно, и ради него) Наталья Константиновна в 1938 году вышла замуж второй раз. Ее второй муж Коровкин Николай Александрович был образованным человеком из богатой купеческой семьи, уроженец города Бежецка Тверской (тогда Калининской) области. Но если Наталья Константиновна приехала в эти края по доброй воле (по крайней мере, по разуму точно), Николая Александровича сюда сослали как представителя недружественного власти слоя общества. Так два социально чуждых элемента, два осколка сгинувшей империи соединили свои жизни.
Игорь просто влюбился в Николая Александровича, называл его «дружище». Вместе они ходили на охоту (Николай Александрович пристрастил к ней и Игоря). Человек он был мягкий, добрый, порядочный. Очень любил свою жену и старался делать ей приятное (узнав о том, что она любит какие-то конфеты, он, получив деньги, купил ей несколько килограммов таких конфет и в прямом смысле засыпал её этими конфетами). Но по характеру он был слабее Натальи Константиновны, а для такой норовистой лошадки нужна была узда, нужен был человек, который бы заставил ее повиноваться, а не поклонялся бы ей, человек под стать Байтова И.И.
Уступив просьбам сына, Наталья Константиновна не захотела уступать своему норову. Николая Александровича она так и не полюбила. Будучи здоровой физически и страстной по натуре женщиной, она с содроганием думала каждый вечер, что ночью ей придется ложиться в постель с нелюбимым мужем. Превозмогала себя ради сына.

О начале войны Наталья Константиновна с мужем узнали от Игоря. Они куда-то выезжали из села и в воскресенье 22 июня 1941 г. возвратились домой. Что-то в самом селе им показалось изменившимся. Они не могли понять, что именно. Им пояснил Игорь: началась война с Германией.
Поскольку и Игорь, и горячо любимый им отчим были истинными патриотами, то тут же направились в военкомат и добровольцами ушли на фронт. Вернее, на фронт сразу ушёл Коровкин Н.А., а Игоря направили на учебу в танковое училище. Скорее всего, оно было в Челябинске.
 
Игорь – курсант танкового училища
Наталья Константиновна не сказала слова против. Враг напал на её страну. Другого и быть не могло.
Она сама в сентябре 1941 г. была откомандирована в распоряжение Карело-Финского Управления строительства оборонительных сооружение НКВД и проработала на оборонных предприятиях до августа 1944 г.
После войны, 3 апреля 1946 г. Указом от 6 июня 1945 г. Президиума Верховного совета СССР Наталья Константиновна награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» (Д № 0229320), а 22 марта 1995 г. Президентом РФ – медалью «50 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» (Е № 5030265).

Но вернёмся в август 1944 г. Согласно записи в трудовой книжке Натальи Константиновны, 1 августа 1944 г. она была уволена с работы «по состоянию здоровья». Она, такая крепкая физически! Но это было так. Здоровье не позволило ей работать. За этой записью скрыт крах всей её жизни.
Наша героиня получила две похоронки на обоих самых близких ей людей.
30 июля 1943 г. из военного комиссариата Карело-Финской СССР поступило извещение за № 166. Из него следовало, что командир отделения старший сержант Коровкин Николай Александрович «в бою за социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был убит 26 июня 1943 г. и похоронен на поле боя /1296/ 4 км вправо от 69 км тракта Кочкома Ругозеро».
Как на это отреагировала Наталья Константиновна, не известно. Сожалела, конечно. Но мужа она не любила. К тому же, оставался жив сын, которым она дышала. Во всяком случае, перерыва в работе после первой похоронки не наступило. Состояние здоровья позволило продолжать работу.
Не так отреагировал на гибель любимого человека ее сын Игорь. Он в это время был уже на фронте. По отзывам сослуживцев, после этого известия он как бы озверел. Совсем не берег себя, желая отомстить врагу за понесенную невосполнимую утрату. Хватило его ненадолго (хотя, что такое долго или недолго на войне). Не прошло и года, как он сам погиб, сгорев в танке.
Из войсковой части полевая почта 47847 Наталье Константиновне пришло извещение, что ее сын, гвардии техник-лейтенант Байтов Игорь Иванович, старший механик-водитель танка 11 отдельного Гвардейского полка тяжелых танков 3 гвардейской танковой армии сгорел в танке 16 апреля 1944 г. и похоронен «в могиле 300 м сз д. Драгуновка Тернопольской области УССР». Подписали извещение командир полка гвардии подполковник Сиганов и начальник штаба полка гвардии майор Головенко. (Приказ ГУК № 02218 от 13 июля 1944 г.).
18 апреля 1944 г. «за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками» приказом 3 гвардейской танковой армии № 048/N гвардии лейтенант Байтов И.И. посмертно награжден орденом Красного Знамени за № 103737, о чем выписано временное удостоверение Б 142402.
Наталье Константиновне это не компенсировало горя и не смягчило его. Удар был убийственным.
Она потеряла дар речи, у нее перекосило лицо, и помутился рассудок. Ее поместили в психиатрическую больницу. Однако она оттуда сбежала и в одной сорочке двинула по рельсам. Куда, зачем, она и сама не знала. Хотя, наверняка в ее мозгу были какие-то мысли или видения, и наверняка она шла к сыну. Шла она ночь или сутки. Точно не известно. Ведь она была крепкой физически, а в таком состоянии тем более могла действовать за пределом физических возможностей. Ее остановили и вновь водворили в психиатрическую больницу. Видимо долго она не могла восстановить свою психику, поэтому ее пришлось увольнять с работы «по состоянию здоровья».

С этого момента она стала курить. «Окажись тогда передо мной водка – стала бы пить. – Поясняла позднее она своё пристрастие. – Но передо мной оказалась махорка».
Немного придя в себя, поехала к месту гибели сына и проплакала ночь на его могиле. В ее бумагах сохранился фрагмент ответа сослуживцев сына на ее письмо по поводу гибели сына. В письме теплые слова об Игоре, высокая оценка его боевых качеств, рассказ о его геройской гибели в бою, о том, как он был похоронен, и как сослуживцы мстили фашистам за его смерть, пожелание ей здоровья. Кто его знает, может, получив это письмо, она и поехала туда.

Она еще прожила после этого почти пятьдесят пять лет, но жизнь для неё потеряла смысл. Она просто доживала. Друзей не имела, жила уединённо. Ее жизнь замкнулась вокруг старенькой этажерки, на которой она любовно расположила фотографии дорогих ей мужа и сына. Никого к ним не подпускала, сама же начинала и заканчивала день возле этой этажерки. Она разговаривала с ними (Игоря она называла «моя Игрушка»), желала доброго утра и доброй ночи. Помня о любви сына к цветам, в дни его рождения обязательно покупала цветы.

31 декабря 1949 года Наталья Константиновна увольняется с работы в Медежьегорском РК КП (б) по собственному желанию (по состоянию здоровья). Ее отыскали сестры ее второго мужа. По их предложению и с их помощью она выезжает в Москве. Они помогли ей найти работу машинистки строительно-технического управления Всесоюзной сельскохозяйственной выставки. В ее трудовой книжке девять записей о поощрениях за хорошую работу. Сестры ее погибшего мужа помогли ей найти и жилье.
Первое время она жила где-то на окраине в бараке «с этим быдлом». Так она называла рабочих. В этих словах не только дворянская спесь, а и горечь от познания мира «низов». Наталья Константиновна поясняла свои слова так: «Я говорю не об одежде. Вряд ли я сама одевалась тогда лучше. Я имею в виду внутреннюю грязь». В качестве примера. Когда она заболела, и ее отвезли в больницу, то её не только никто из соседей не навестил. В ее вещи беззастенчиво залезли и поделили их. Кто взял чулки, кто что-то еще. Когда же она по выздоровлении возвратилась в барак, то её «подруг» это смутило, но в несколько другом смысле. Они ей беззастенчиво объяснили свои действия так: «А мы думали Вы уже не вернетесь!». Конечно, Наталье Николаевне с ее богатым духовным миром и интересами, среди такой публики было неуютно. Там книге предпочитали водку. Выпивали не только мужчины, но и женщины, причем, не обращая внимания на своих детей. Так что Наталья Константиновна имела право так охарактеризовать своих соседей по бараку.
Когда в её комнате устраивались попойки, она выходила в коридор, устраивалась под лампочкой на опрокинутое ведро и читала. Читала много. Книги уносили её в другие времена и пространства, позволяли, хоть на какое-то время, забыть свою вдовью долю, своё одиночество.
Опрокинутое ведро или какой-то ящик под лампочкой в коридоре стали её любимым местом, её читальным залом. И ночью, когда все засыпали, а ей не спалось, она приходила сюда.
Днём в теплое время в выходные дни брала с собой какую-то подстилку, еду, книгу и уходила на весь день в медведковские поля, где опять же весь день читала.
Пока были живы сестры её второго мужа, она с ними выезжала куда-то на отдых. К морю, на Волгу. В возрасте за шестьдесят лет она могла проплыть несколько километров, далеко заплывала в море, ложилась на воду и подолгу смотрела в небо, качаясь на волнах, чем заставляла переживать своих родственниц. Легко переплывала Волгу. Её тело и в старости не было дряблым, а было «сбитым», гладким, как бы из атласа или мрамора.
Замуж она больше не выходила, хотя оставалась достаточно здоровой и привлекательной женщиной.
Возили её родственницы и на свою малую родину в город Бежецк, где на центральной улице этого города (до революции улица Большая) ещё сохранялся принадлежавший им когда-то дом. Там размещалась администрация города.

К материальным благам относилась равнодушно. Жила материально очень скромно на небольшую пенсию. Когда жена ее воспитанника из барака помогла ей получить отдельную квартиру, чтобы переселиться из коммуналки, она искренне не понимала, зачем это: «На черта она (эта квартира) мне нужна». Лишь книги продолжали что-то для нее значить.
Мучила бессонница. Среди ночи она часто просыпалась, садилась на кровати и остекленевшими глазами смотрела куда-то в одну точку. Теперь детские голоса ее раздражали, поскольку напоминали, что у нее детей нет. Вспыльчивая и ранее, она превратилась для окружающих в сущего тирана. Сказать, что она не понимала сволочного характера своего поведения нельзя. Понимала и порой просила за свое поведение прощение. Просто таким путем она выражала неудовольствие жизнью и высказывала протест своей судьбе.

Праздник Нового года был одновременно и днём её рождения. Никто на этот праздник не приглашался (может быть, было и некого приглашать) или не приходил (ведь Новый год все же!). Наталья Константиновна дремала у телевизора.
И День Победы она встречала в одиночестве. Включала свой старенький патефон и слушала песни военных лет. Последний раз она встретила этот праздник у себя дома, когда отмечалось сорокалетие Победы. Всё остальные - в больничных палатах. Она сломала шейку бедра, а дальше болячки посыпались одна за другой, так что из больниц она уже не выходила. Вынесли её. На погост.
Умерла наша героиня 6 февраля 1999 г., чуть-чуть не дожив до конца века, с которым и пришла в этот мир, от хронического бронхита и гипостатической пневмонии в Переделкинском геронтологическом Центре (свидетельство о смерти 111-МЮ № 328596, выдано 8 февраля 1999 г. Солнцевским отделом ЗАГС г. Москвы, запись за № 169). Её прах захоронен на Хованском западном кладбище, секция 4, ряд 1, ячейка 17, могила № 66.
До самой смерти была активной, нарушала режим, ругалась и дралась с обслуживающим персоналом («сложная какая бабушка», отзывались о ней). Она же чувствовала, что жизнь её ускользает и никак не хотела смириться с этим.
Вот и ещё об одном человеке, кого жёстко и жестоко коснулась война, могут узнать люди. И что-то поймут о войне и Победе. Они станут чем-то более осязаемым, рельефным, понятным. А мне приятно осознавать, что к лозунгу «Никто не забыт, ничто не забыло» я тоже что-то добавил. Добавил яркий образ человека, женщины, унесённой ветром судьбы. Как мог отдал ей долг памяти, потому что, если долги не отдавать, это будет походить на предательство.
26.04.25 г.