Продолжение 4. Покинув клинику...

Покинув клинику       
                приятеля, Евгений первым делом отправился к своему театрально-киношному агенту Эдику Йыксу. Эдиком он был только для Евгения,  состоявшейся звезды. Рядовых актеров он просил называть себя Эдгаром Артуровичем. Из прибалтов, примерно, возраста Забелы, он был чем-то на него похож до преобразования. Такой же, как звездный клиент, кругленький во всех местах, только повыше и светленький. Да тощенький носик задорно курносился на круглом лице. Глядя на такую светлую, излучающую довольство жизнью, интеллигентно выглядящую личность, да еще зовущуюся Эдгаром Артуровичем, никто не мог представить, что тот виртуозно владеет Великим и Могучим во всех его многоэтажных ипостасях. Правда, использовал он эти свои способности только на киносъемочных площадках, дабы не отличаться от прочих свободных, независимых и продвинутых кинодеятелей.   
     Агент был предупрежден о возможных метаморфозах внешности Забело, и потому на случай всяческих недоразумений был оговорен пароль.
    - Жаконя оказался Джексоном, - услышал Йыксу, когда подошел к двери квартиры и посмотрел на экран домофона. На светившемся зкране, был виден подъезд и переминающийся с ноги на ногу гость. Эдик  вгляделся. Мужик был незнаком,- но эта странная фраза про Джексона! Где-то он ее уже слышал, или показалось… , - ой ё… ! А дальше словесные этажи стали наслаиваться друг на друга.

    Ночью Женька Ковидов полез на крышу.  Ковидов появился на крыше этого трехэтажного дома на берегу Большой Невки  впервые.  В детстве, ребенком, когда еще был маленьким, кругленьким Женькой Забелой, он лазал по крышам разных сараев и гаражей, но после того, как скатился с одного из них на землю и разбил лоб, так что пришлось зашивать рану, Евгений избегал рискованных высот. И только переехав сюда, к реке, иногда ночью стал очень осторожно выбираться на некрутой скат, чтобы посмотреть на темную с отблесками фонарей воду, далекие всполохи праздничных салютов и просто подумать над перипетиями жизни или очередной роли.
Сегодня тоска, то хватала за горло, то сосала под ложечкой и ему, так захотелось повыть на Луну, что даже в животе заныло.
    От его квартиры до крыши путь совсем коротенький, половина пролета вверх по лестнице, метров пять по чердаку, идя, спотыкаясь о разный хлам к светлому пятну чердачного окна, и вот она, крыша, темное небо с блеклыми звездочками и огромная круглая луна. Говорят, что если вглядеться в ночное светило, то можно увидеть на светлом фоне спутника лицо Великого Вождя всех народов и Друга всех детей в профиль.
    Женька вгляделся. Ничего не увидел и попытался завыть. Не получилось. Раздался тихий невнятный стон, как с глубокого похмелья. Что-то типа: «Спрайааайт! Спраааайту дайте!» Ну, не было в этот поздний осенний вечер у бывшего великого комедийного актера Забелы Женьки  куража!  Вернее сказать, куража не было у Евгения Ковидова, фамилия которого появилась в процессе разговора Эдгара Артуровича со своим старо-новым знакомым Забелой. 

    Когда Эдик, построив словесное многоэтажное здание, наконец, пришел в себя, и впустил в квартиру преобразовавшегося  старого знакомого, ноги его не держали. Он еле дошел до старинного, как и вся мебель в его кабинете, кресла. Плюхнулся в него и уже от туда, а не из-за массивного дубового резного письменного стола выслушал рассказ Евгения. Вот тут-то, после ряда провокационных вопросов, ответить на которые мог только натуральный Евгений Забело, Эдик и сказал, что теперь нет известного артиста, а есть никому неизвестный  бездипломный претендент на это звание.  А для начала надо сменить фамилию.
    - Как бы позвучнее сказать!  Так, Качалов был, Комиссаржевский был, - поймав удивленный взгляд собеседника, - ой, ну да! Видов был…  Пусть будет Ковидов. Тоже, вроде, звучит и, надеюсь, тоже скоро станет всем известной. 
     В этот момент зазвонил телефон. С каждым словом звонившего вальяжность Эдгара Артуровича улетучивалась.  Он только поддакивал в трубу и мрачнел.
    -  Планы меняются, - сказал он, отключившись от связи по новомодной безпроводной «трубе». 
    - Мне тут позвонили…  В общем-то подтвердили. что ты, есть ты. А еще предупредили, чтоб я не распространялся  и тебе просили напомнить о каких-то твоих расписках.  Чёрт! А я хотел построить на этом твое триумфальное возвращение на сцену. Кстати, новый псевдоним одобрили.
    Внезапно Йыксу осекся и стал осматриваться. Через паузу беседа продолжилась.
 Много чего еще наговорил Эдик Евгению, что тому совсем не понравилось.  Агент всегда был словоохотлив, перед тем, как «слить» клиента.

    Прошло три месяца, и предчувствия стали сбываться. Про главные и заглавные роли в кино пришлось забыть вообще и про роли второго плана в частности. Зато теперь в его репертуаре встречались роли прохожих, полицейских, ДПэСников. Про отдельный вагончик на съемках и индивидуальное меню в обед тоже пришлось забыть. Могли вообще забыть покормить массовку. И до устных личных  указаний режиссер не всегда снисходил, а давал распоряжения, или через ассистента, или жестами.
     Евгений очень любил театр, сцену, запах кулис, легкое волнение перед выходом под свет софитов, ощутимое дыхание зрительного зала и блаженное ощущение владения чувствами, переживаниями, эмоциями скрывающейся в темноте массы зрителей.
    Но  оставили его в штате только после длинного телефонного разговора Николая с директором, после которого Евгению стали доверять исключительно роли третьего лопуха или изображать шум падающего тела за горизонтом. Актрисы, которые раньше хоть кокетничали с шарикообразным Забелой, теперь в упор не замечали блатного, как они думали, да еще связанного с «органами», атлета из массовки по фамилии Ковидов.
    Евгений запаниковал, и ночью, прихватив из старых своих запасов припасенную для неожиданных гостей бутылку вискарика, полез прямо в домашних  тапочках на облюбованное на крыше место. Глотанув, как следует, из горлышка отдающий самогоном напиток и, захмелев, Женька опять попробовал повыть на луну, но ее не нашел. Она, подлая, куда-то спряталась. Тогда  он решил сигануть с крыши. Но вниз полетела случайно выскользнувшая из рук бутылка. Её звон привел в чувство паникера.
   - А пойду ка я к Николаю! Пусть выручает…  или вертает все обратно.