Город моего детства

Я родилась и выросла в маленьком провинциальном Белорусском городке, где то на границе с Россией. На самом деле, городок, хоть и небольшой, но с историей, берущей начало в 12 веке. До 18 века  До революции это было большое еврейское местечко, которому  с 1931 присвоили статус города. До войны более половины населения составляли евреи. С началом войны те, кому повезло, успели эвакуироваться, те , что остались погибли ужасной смертью. Молодые парни, мобилизованные в армию - многие погибли, кто-то женился и уже не вернулся в городок. Не вернулись и многие из эвакуированных. Старики и больные не пережили тягот, голода и холода чужбины, молодые разъехались по разным городам. Остались в земле  Башкирии и мои прабабушка и прадедушка, умершие от голода, а также моя 7-месячная тетя Женечка, умершая после поездки в Башкирию в открытом товарном вагоне для скота. Она заболела и умерла просто от отсутствия самой элементарной медицинской помощи.
Иногда, я задумываюсь об этом, как люди выживали в нечеловеческих условиях, при отсутствии, еды, тепла и лекарств? В детстве я как завороженная, слушала бабушкины, мамины и папины рассказы про то, что им пришлось пережить и примеряя на себя думала, что я бы такого не смогла выдержать. Сегодня, я думаю, что человеческий организм очень мобилен и обладает фантастическими и физическими и эмоциональными способностями, обостряющимися на фоне опасности и угрозы для существования. Я пришла к этому выводу, прочитав огромное количество книг и воспоминаний о войне. Но тогда, в детстве, я помню больше всего меня поразил рассказ о двоюродной маленькой сестричке моей мамы, которая слетела ночью с печи, упала на железную, ржавую плиту и рассекла себе живот .Ни о какой медицинской помощи в глухой Башкирской деревне речь не шла, а потому, все, чем ей могли помочь -это лишь засыпать рану страшно дефицитным в ту суровую пору стрептоцидом, который по счастливой случайности нашелся у кого-то из эвакуированных. Рана затянулась и девочка выжила. Они почти не болели там, как будто знали-заболеть-это смерть, все болезни проходили на ногах и выживали. Моя мама в свои 90 лет  не очень помнила, что произошло пять минут назад, но она прекрасно и в подробностях помнила события 78-летней давности. Я слушаю ее рассказы с раннего детства, а потому многие помню наизусть.
 Например, как там в далекой Башкирии, будучи вечно страшно голодной, она долго выпрашивала у своей мамы (моей бабушки Эстер-Фиры) несколько копеек на чудесную пышную лепешку, которую продавали на базаре и каждый день мама ходила мимо, затаив дыхание , чтобы не упасть в обморок от этого великолепия. Зажав монетку, мама побежала на базар и предвкушая невиданное наслаждение протянула продавцу прилипшие от волнения к ладошке монетки. После этого мама не помнит, что произошло, она просто потеряла сознание и чуть не умерла, но все же ее удалось спасти. Оказалось, что всегда есть нелюди, наживающие свои богатства на несчастьях других. Лепешки были испечены из подгнившей древесины....Тем, кто это сделал, было наплевать, если кто-то умрет от такой лепешки. У мамы был брат, мой дядя, на 3 года ее старше. Вместе они часто ходили в лес за сучьями для растопки. Ходили мимо кладбища. Зимой темнеет очень рано, страшно, лес, кладбище. Маленькая девочка с тележкой ждет брата, который рубит сучья, брат все не идет, она бежит и кричит по дороге: Володя где ты? Добежав, видит, что брат нечаянно разрубил ногу топором, бежит назад домой за помощью. Каким то чудесным образом нога заживает. Наконец 44 год, Белоруссия освобождена от немцев. Опухшие от голода, решают разделиться-мама с дедушкой едут в переполненном военными и ранеными поезде домой, назад в Белоруссию. Там маме выдают новые метрики, взамен утерянных в сутолоке эвакуации. Никто не верит, что этому истощенному 30-ти килограммовому ребенку 14 лет, хватит 13 и записывают ее на год моложе. 
Послевоенный Кричев, разрушенный, уничтоженный тихий городок. Сожжен большой дом бабушки и дедушки... Им дают какую-то каморку, где ютятся несколько вернувшихся из эвакуации семей. Нет еды, но выдали мешок картошки на посев и участок земли. Мама с дедушкой, опухшие от голода, вспахивают землю и сажают драгоценные клубни-это картошка, то чем они будут питаться всю следующую осень. От картошки, если питаться только ею, быстро вырастает вес, но уже не снижается. Проблема с нарушением обмена веществ на всю жизнь.
Дедушка находит работу, он заведующий складом с продуктами. Никогда ни крошки для себя, кристально честный, но вечный страх из-за оговоров не попасть с такой должности в Гулаг, не отступает. Это время доносов и травли евреев врачей-вредителей. Потом оправдают, но многих посмертно.   Все дети уехали учиться, все стали учителями. Мама закончила педагогический институт в начале 50-годов. Тогда, в Кричеве высшее образование -крайняя редкость.
Мне всегда была интересна история моей семьи. Поздними зимними вечерами, пока родители были на работе, я была в доме бабушки и дедушки, где всегда царила уютная и спокойная атмосфера. Возясь на маленькой кухне и едва там умещаясь, бабушка вела свой неспешный рассказ о жизни. Она родилась в большой семье: 6 сестер-Ривка, Геня, Двойра, бабушка Эстер -Фира, Хая  и два брата-Исаак, Самуил. Имя шестой сестры я не уверена, что помню-возможно ее звали Хана.
Бабушка родилась в 1899 году. Семья жила очень бедно, а потому с 6-7 лет бабушку посылали прислуживать в богатые семьи только за еду. Ни о какой учебе речь не шла-девочки не учились. Мальчиков посылали учиться несколько лет в Хедер-это такая начальная школа для еврейских мальчиков, где изучали в основном Танах и азы естественных наук. Обучение шло на языке идиш. В основной массе евреи небольших местечек общались между собой на идиш и русским или другим местным языком владели лишь на разговорном уровне и с акцентом. С ранних лет бабушка Фира умела делать все по дому, а также шить и прекрасно готовить. Она была очень уравновешенной и стойкой женщиной, умевшей выживать в трудных ситуациях. В эвакуации в Башкирии она шила одежду местным сельчанкам и благодаря этому ей удавалось как-то кормить свою семью. Ей было уже за 60, когда я родилась. Помню она никогда не сидела без дела, в ее маленьком, состоящим из одной комнаты, прихожей, закутка вместо кухни и веранды домике было всегда безукоризненно чисто и пахло вкусной едой и чем-нибудь печеным. Она любила порядок, а потому рано приучила к нему нас внучек. Нельзя было просто ворваться на кухню и взять что-то не спросив разрешения. Бабушка все выдавала сама и подавала на стол всегда вначале дедушке. Думаю, она была удивительно способная. Она совершенно самостоятельно научилась читать и писать на идиш и на русском языке. На русском она переписывалась с родственниками и всегда просила меня проверить ошибки. Как ни странно, но ошибок практически не было и логика предложений была удивительно правильной. А ведь русский не был ее родным языком и она никогда нигде его не учила. Она умела слушать, и умела успокоить. Была в ней какая-то рассудительность, жизненная сила, какой-то стержень, которого так многим сегодня не хватает. Благодаря бабушке и дедушке я сегодня понимаю идиш, хотя специально меня ему конечно не учили.
В семье дедушки было 5 детей. Братья Меир, Лазарь, Хаим и Соломон(мой дедушка) и сестра Слава(Соня). Родители их умерли рано(не знаю причин) и Соню воспитывали и нежно любили  все братья. Она была очень красива, хохотушка, с высоким и очень красивым мягким голосом. Она рано вышла замуж и жила в Москве. Родила троих талантливых сыновей, рано овдовела. Была очень умна, добра и гостеприимна. Меир уехал в Америку в 1915 году. Недавно отыскались его внуки в Чикаго. Хаим жил в Кричеве недалеко от нас вместе с семьей сына.
 Дедушка тоже писал и читал на двух языках. Читать он очень любил и мне почему-то запомнилось, что ему понравились книги "Даурия" и "Тихий Дон". А еще он много читал Танах и рассказывал нам маленьким  истории оттуда. Это звучало как интересные сказки. Когда я была совсем маленькой он водил меня в дом к Цыпе(Ципоре)-высокой старухе соседке, у которой собирались помолиться все евреи Кричева. Евреев было немного, но все же, сегодня я понимаю, им удавалось собрать миньян. Миньян – это группа из минимум 10 мужчин для совершения публичного моления. А еще дедушка хорошо считал и вообще был умный, думаю, местные евреи уважали его и бабушку.
В единственной комнате в доме бабушки и дедушки стояла кровать, на которой спал дедушка, бабушкин небольшой диван, старая радиола с пластинками на идиш и романсами на русском, шкаф с минимальным количеством одежды, буфет с пасхальной посудой, швейная машинка Singer, на которой я сделала свои первые стежки и этажерка с небольшим количеством книг на русском языке и конечно религиозные книги на иврите, которые дедушка постоянно изучал. Каждый год я бережно оборачивала в бумагу все его книги, точно так же как и свои школьные учебники, чтобы не дай бог не запачкались. Все русские  книги на полке я знала наизусть, с детства коротая вечера до прихода родителей. Странно, но почему-то запомнилась книга с биографией Сталина и его портретами. Шкаф и буфет были красивыми из массивного коричневого дерева , мне кажется какой-то немецкий трофей, купленный по случаю.
Комната была большая с двумя окнами на улицу и одним окном выходящим в сад. До сих пор я помню этот домик в мельчайших, дорогих сердцу подробностях.
И дедушка и бабушка очень хорошо пели и на русском и на идиш. Я до сих пор помню эти песни. Любимый бабушкин романс: "Выхожу один я на дорогу, сквозь туман тернистый путь блестит, ночь темна пустыня внемлет богу и душа с душою говорит....", а также колыбельная на идиш: дос из зайн аза цайт фун айзен банен ун мин дос ду майн ингеле хандлен.... шлоф май зунеле шлов.... Возможно, это песня рожинкес ун мандлен.....
После войны постепенно город отстроился. Все евреи жили в центре городка. Семей было мало, наверно можно посчитать на пальцах. Профессии были важные, учителя, врачи, медработники, парикмахер, ветеринар, журналист.... короче, все как у всех. Поколение моих родителей хотя и владело языком идиш, но пользовалось русским и владело им уже без акцента. В мои годы это уже не была жизнь еврейского местечка. Евреев было очень мало и быть евреем не было почетно, хотя по-прежнему учиться и лечиться местное население предпочитало у евреев. В летние месяцы сьезжались дети и внуки уехавших в большие города евреев, жизнь становилась более веселой и берег реки Сож был излюбленным местом встреч. 
Я уехала из Кричева учиться в 1980 году, жила в Минске с небольшими перерывами. В 1990 улетела в Израиль. В последний раз навестила на пару часов город моего детства и кладбище, где похоронены мои дорогие бабушка Фира и дедушка Соломон в 1994 году. Покрасила кисточкой буквы на их памятниках, да благославенна будет память о них в моем сердце.