Маленький художник

«Красный карандаш»

В лет семь, когда я приносил маме нарисованных человечков на бумаге из мягких мелков в ярких цветах, она говорила:

— Ого, сынок, ты такой молодец. Какой красивый рисунок получился, мне нравится. Давай в рамочку его поставим и будет рисунок стоять на полке, рядом с книжками, на память. Как думаешь?

И я, кивая головой, соглашался. Приятное чувство удовлетворенности разливалось в груди. Я был горд, что маме нравятся мои рисунки.


Я подрос. В десять лет мои рисунки стали более красочные. Я использовал фломастеры и карандаши вместе, чтобы придать рисунку живой вид. И они становились интересней.

Как только завершал рисовать, сразу хватался за бумагу и оставлял все принадлежности на полу. Бежал к маме, чтобы показать рисунок.

— Мама, мама! Я нарисовал щенка, посмотри пожалуйста!

— Какая красота...  —  восхищалась мама, а папе тоже стало интересно. — Только почему у щенка нет одного ушка? Как же он будет слушать поющего мальчика рядом?

— И правда, почему ты решил так изобразить его?

Надулись губы. Вместе с ними и брови нахмурились, как мрачная погода во время ливня летом.

— Вы не понимаете ничего! — топнул громко ногой с криком.

Выхватил рисунок из рук мамы и в слезах побежал обратно в комнату.

Почему они меня не понимают? Щенок тоже может радоваться пению мальчика, даже если он не полностью слышит его! Главное не то, слушает ли он мальчика или нет. Главное, что они оба поддерживают друг друга!

Щенок подбадривает своим присутствием, а мальчик ценит своего глуховатого друга таким, какой он есть. Им обоим хорошо вместе...


Я сильно вырос. Мне стукнуло четырнадцать лет, а я все так и увлекался рисованием. Мама решила отдать меня в художественную школу, дальше развивать талант.

Теперь свои творения я показывал не только родителям, но и друзьям в художке. Мне нравилось обмениваться рисунками, было весело.

У каждого был свой стиль рисования, и это привлекло мое внимание к каждой работе. Исследовать их и анализировать всегда помогало в развитие навыков. Даже вдохновляло на новые работы.

Только вот показывать их преподавателям я не хотел. Каждый раз они указывали на ошибки и ругались, что у меня не получается передать "дыхание" композиции или соблюдать правила перспективы.

— Разве ты не видишь, у тебя здесь все поехало! Переделай! Перенеси вправо. — красный карандаш портил весь набросок на холсте.

— Хорошо...

— И что опять за каракули на листке?

— Это не каракули... Это девочка и люди вокруг.
 
На рисунке изображена милая девочка с розовыми волосами среди толпы взрослых людей. Она выделялась и окружающие на нее смотрели странно. Они не понимали ее стиль и не видели в этом красоты.

У этого рисунка должно быть продолжение, но я был занят композицией. Девочка чувствует себя не в своей тарелке, ей здесь не место. И она уходит к другим детям, которые тоже любят яркоокрашенные волосы и необычные аксессуары. И теперь она радостно смеется вместе с другими ребятами.

— Чтобы вазу перенес вправо к моему приходу! — стукнула деревянным карандашом о холст.

Я вздрогнул и взял в руки ластик.

Но мне не хотелось ни исправлять недочеты в работе, ни доделать свой рисунок на бумаге...


Вот и исполнилось мне двадцать. Я давно вырос и теперь считаюсь отдельной личностью.

Настало время моего переезда от родителей. В комнате проходила приборка, и я раскладывал вещи по чемоданам, протирал пыль.

Разбирая коробки, наткнулся на старые рисунки. И сразу вспомнил о своем прошлом увлечении, ведь давно уже не рисую.

— Сынок, ты собрал чемодан с вещами? — заходила мама в комнату, — Тебе помочь?

— Да, мам. Я тут нашел кое-что...

В моих руках лежал рисунок, выполненный акварелью. Помню, как срывал его со стены и хотел разорвать в порыве злости. Но так и не решился.

— Что там? — наклонилась мама и посмотрела на мои руки — Ах, это твои рисунки? Вот куда они делись... Раньше они висели на стене над твоим рабочим столом. Что же ты их все снял в один момент? Тебе стало неинтересно рисование?

На помятой от воды бумаге было изображено ночное небо. Синее и темное, без единого облачка на ней. В тот вечер моим вдохновением оказался ночной вид из окна в моей комнате. И я взял краски, сел рисовать.

Среди умиротворенного неба сияла одна заветная звезда. Она сверкала ярче всех остальных и была такой красивой. Мне показалось, что она была особенной. Поэтому теперь она запечатлена.

Прошло много лет, но из моего окна ночью теперь не видна эта звезда. Она исчезла и перестала освещать мою комнату в полумраке.

И в тот период мои силы на рисование стали пропадать.

Я откладывал свои резкие приливы вдохновения и не брал в руки карандаши, краски, со словами, что возьмусь за это потом. Но потом не наступало.

— Ты же столько лет рисовал, ходил в художественную школу, — на маму тоже нахлынули воспоминания, которые теперь считались грустными, — Маленьким бегал, показывал нам с папой свои красивые рисунки. А сейчас весь этот период лежит в одной коробке. Даже тот рисунок в рамочке.

Половину лежит в коробке. Половину я выкинул. А остальную часть сжег.

Мне казалось, что я никудышный рисовальщик, потому что художником меня нельзя назвать. Никто так и не понимал мои работы. Может, в них и не было особого смысла.

— Ничего страшного, мам. Это был просто период, и я его перерос. Все в порядке.

— Ты у нас самый талантливый, не переживай. Люблю твои работы точно также, как и тебя. — руки скрепились в теплые объятия.

— И я тебя люблю, мам.

Все портреты, посвященные маме, теперь останутся в этом доме навсегда.

Мне не хватило силы духа, чтобы сжечь их тогда вместе с остальными рисунками.


Прошло очень много лет. Я уже встретил прекрасную девушку и сыграл с ней свадьбу, а через еще пару лет у нас родилась любимая дочка. Мы живем и поддерживаем друг друга в каждом начинании.

Но слова мамы так и крутились в моей голове, словно пластинка, заевшая в проигрывателе.

Если я такой талантливый, то почему мои работы так никто и не понял? В чем же было дело?

Я делился своими мыслями по поводу этого с женой, а она все повторяла:

— Не каждому дано понять искусство. Ты просто не встретил тех людей, которые смогли найти в твоем творчестве часть своей души.

Возможно, она была права. Но я так и не решался заново взять в руки гуашь или акрил, распаковать новых холст и начать творить.

Некий страх удерживал меня, а внутри что-то не давало забыть обо всех переживаниях.

Время шло, я работал. Дочка заметно подросла.
Наша маленькая принцесса бегала и рассказывала интересные истории из садика о том, как она провела день.

И в один из таких дней она принесла мне показать свой рисунок со словами:

— Папочка, смотри! Это я нарисовала!

Дочь вручила мне плотный лист бумаги, изрисованный свежей акварелью, которая не успела до конца высохнуть.

На рисунке изображена молодая пара. Они стояли напротив друг друга, словно избегая соприкосновения их рук. А между ними протягивалась длинная палка для игры в бильярд расстоянием в полтора метра. Они держали эту палку, а на их лицах были маски.

Я поднял взгляд на притихшую дочку и спросил:

— Милая, а какой смысл в твоем рисунке?

Подошла и мама с кухни. Посмотреть на рисунок дочери.

— Какая красота, дочь. Ты такая умница у нас, я горжусь тобой! — поцеловала нежно в маленький лоб, а после обратно перевела внимание на рисунок, — Пара любит друг друга, но им нельзя быть вместе? Я правильно поняла твой рисунок, малыш?

Дочка соглашалась и кивала. Тонкие губы расплывались в детской улыбке. Мне захотелось улыбаться тоже.

— Воспитательница спросила, почему я не нарисовала обычного мальчика и девочку, которые держатся за руки. Все нарисовали так.

— Если все нарисовали так, а ты по другому, значит ты так видишь. Это не плохо, а хорошо. Ты молодец, что смогла выразить свои мысли и изобразить их. Вот что главное. Не стесняйся, даже если тебя не поймут! — жена послала воздушный поцелуй и снова убежала на кухню.

Я сидел с рисунком в руках. Дочь посмотрела на меня. Она явно ожидала моей реакции, но я не знал, что ей ответить.

Непонятное и одновременно знакомое чувство появилось внутри. Оно разрывало мою душу не мелкие частицы.

— Очень красиво, доченька... Тебе понравилось рисовать?

— Понравилось!

— И что ты, хочешь заниматься рисованием?

— Да! Я буду рисовать красивые рисунки и показывать тебе. Буду как ты! Ты же тоже раньше рисовал, пап. Но ты не показывал ничего мне...

В ее глазах появилась грусть. Она бы была самым счастливым человеком на земле, если бы увидела мои работы. Всегда с большим интересом слушала мои истории из художественной школы. И когда я рассказывал об основе рисования.

Думаю, ей бы понравилось окунуться в мир красок. Но я боюсь, что она тоже столкнется с тем, через что прошел я.

Сразу в голове всплыли слова жены перед уходом на кухню.

Жена оказалась тем человеком, который смог понять меня. И когда мы познакомились, я смог ответить ей на вопрос, чем увлекался из хобби. Показал пару работ, ожидая типичных слов о том, что нарисован бред. Но первые ее слова прозвучали так нежно, что я замер.

«Это подснежник, завядший в вазе? Олицетворяет человека, который гниет, когда выходит из привычной зоны комфорта. Мне нравится!»

Ее слова напомнили мне мамино восхищение моими детскими работами, которые я показывал в спешке, как только заканчивал рисовать их на полу своей комнаты.

Но мне все же не хватало сил, чтобы снова взять кисти в руки. Я откладывал и откладывал. Боялся и опасался как огня.

С того момента прошло пару месяцев. Теперь дочь каждую неделю приносит мне рисунки из садика со словами, что хочет заниматься рисованием. Я переспросил, точно ли она хочет этого, но дочь была настырной. Поэтому мы с женой решили записать ее в художественную школу. Как меня когда-то.

Вместе с женой я вошел в помещение, где огромные холсты в полный рост облиты приглушенными оттенками. Черты лица проясняются с каждым штрихом. В середине комнаты сидел натурщик. Палитры, кисти, клячки — все напоминало о детстве.

И те самые преподаватели, от которых жуть брала.

— Здравствуйте, вы к кому?  — спрашивала пожилая женщина с красным карандашом в руках.

— Мы к дочке зашли. Просто навестить, спросить, как дела идут.

— Хорошо, проходите.

И я увидел дочь, которая вырисовывала на холсте человеческие пропорции. У нее хорошо получалось. А на лице блистала довольная улыбка.
На меня внезапно нахлынула волна вдохновения.
 
И в этот момент я решил, что пора дать второй шанс.


Теплое лето детских времен. Погода прекрасная. Солнце палило макушку темных волос. А я все таскал коробки из дома родителей со старыми рисунками к себе в багажник машины.

Я точно знал, что родители никогда не выкинут мои старые рисунки. Они хранились как зеница ока. Мама хранила их, словно они часть ее.

— Сына, куда тебе они? Неужто сжечь решил все до тла?! — напугал маму странным поведением. Она знала, что я могу решиться и на такое.
 
— Нет, мам, совсем другое. Захотел открыть запертое долгое время окно, чтобы сделать новый глоток свежего воздуха, — но мама все равно смотрела на меня с испугом, — Я решил дать рисованию второй шанс.

— Правда? Что это на тебя нашло...

А я и не знал даже, как ей сказать об этом.
 
В моем решении было не разочарование, а скорей любовь, которая снова расцвела. Я снова расцвел как цветок и полюбил то, что любил раньше.
Я снова был счастлив. Прям как в детстве.

— Дочь заинтересовалась рисованием. Да и сам хочу воплотить то, о чем когда-то мечтал... — загружал в машину тяжелые коробки.

— Ты не говорил мне о своей мечте... И что же за мечта у тебя?

— Открыть свою галерею и наконец показать людям свое творчество. — отвечал я с гордостью.

И мама тоже расцвела. Она была невероятно рада за меня, что я сделал первый шаг, спустя стольких отступлений.

Она сказала, что верит в меня и обязательно поддержит.

За что я ей бесконечно благодарен.

Ничего так просто не свершается. Каждому делу нужно время. Но спустя пару месяцев, шаг за шагом, мне удалось восстановить прежние навыки, переделать прошлые работы и создать новые.

И в каждую работу вложен свой смысл и небольшая частица моей души.


Наступил тот самый день. День, когда я готов был показать свою душу не только кругу семьи и близким людям. Я чувствовал себя обнаженным, словно меня раздевали для того, чтобы увидеть тот смысл, который я хочу передать.

Момент истины. Я открываю двери небольшого белого здания, внутри которого весят холсты, стоимостью в мою жизнь. Жизнь, которую никто не смог понять ранее.

— Здравствуйте, вы автор всех этих картин?

— Здравствуйте, вы правы...

В глазах мужчины зажегся огонь.

— Ох, они прекрасны! — жестикулировал, прикладывая ладонь к сердцу.

После ко мне подходила другая женщина.

— Извините, мне так понравилась ваша картина, вон та, которая в синих тонах. У нее есть название, цена? Я хотела бы купить ее!

— Ой, что вы... Серьезно? — не верил я. Не может быть такого, чтобы мою картину хотели купить.

— Я на полном серьезе. Продайте мне это великолепие!

И снова, и снова ко мне подходили люди.

Все были разных возрастов и пола. Каждый одет по-разному. Вел себя по-разному. И всех их объединяло то, что им нравились мои картины.

— Папа! — подбежала ко мне дочь в объятия.

— Вы что тут делаете?

— Пришли тебя навестить. Мы тоже хотим посмотреть на твои творения. Раньше ты только рассказывал нам о них, но не показывал совсем. — обольстительно говорила жена.

Я ее любил всем сердцем и доверял все, что у меня было. Но поделиться темным и непонятным не мог. Боялся, что меня снова не поймут.

— Ты же видела мои старые работы.

— Это было раньше. Сейчас ты совсем другой человек и не нужно этого скрывать. Будь собой.

И я смог найти того себя, которого прятал в холодном закулисье множество лет, в страхе, что его не поймут. А оказалось все совсем наоборот, стоило лишь дать себе волю. И люди, понимающие мой внутренний мир, придут ко мне сами.