Абсурд 1

Пропал мой искусственный локон, осветлённый на два тона бледнее моих волос. После моего первого успеха я всегда из суеверия проверяю перед выходом из дома, гостиницы, отеля, дачи, принадлежащей очередному мэру города, где проходят мои гастроли, на месте ли локон. Вот и сегодня я точно помню, что проверяла его. Он лежал в шкатулке с бижутерией, а вот сейчас перед самым выходом на сцену, не знаю, как для кого, а для меня это значит за час до начала концерта, мой локон, мой талисман, мой тотем, мой оберег, в общем, он пропал. Все, от моего личного костюмера до последнего работника сцены, знают, что этот час мне нужен для того, чтобы настроиться, успокоиться и лично, заметьте, лично подколоть локон к волосам. Я девушка спокойная. Ни один костюмер, музыкант, продюсер не может пожаловаться, что я на кого-то наорала или обматерила. Ненавижу соответствовать стереотипу о звёздах эстрады! Если некоторые примы позволяют себе такое, то я разговариваю со всеми всегда, заметьте, всегда, подчёркнуто тихо. Я очень терпеливая, всё, что я себе позволяю, это, поверьте, очень мало. Это после моего бесконечного долготерпения подойти и молча, абсолютно молча грохнуть чем попало и по чему попало провинившегося звукооператора, визажиста и так далее. И поверьте, это действует гораздо лучше всякого крика. И вот сейчас, когда я, одетая в невероятный концертный костюм или прикид, как говорят мои фанатки, с фантастической причёской, но абсолютно босая, появилась перед глазами тех, от кого зависит успех любого концерта, но кого обычно зрители не видят, на сцене воцарилась тишина,и лица у некоторых стали очень бледными. Ага, знает кошка, чьё мясо съела! Прошла минута, другая, взгляды присутствующих скрестились на моих голых ногах, и... И что дальше? А дальше тишина, как говорил С. Крамаров в моём любимом фильме. Пока все находятся в гипнозе, таращась на мои голые и уже весьма посиневшие ноги, я объясню, в чём, собственно, дело. А всё очень просто, дело в ритуале. Итак, сначала одежда, потом причёска, дальше с тремя восклицательными знаками локон, воткнутый в причёску, и только после этого я надеваю туфельки. Да что я вам буду объяснять, вы же наверняка уже поняли, нет локона — значит, нет обуви, нет обуви — значит, нет концерта. В смысле, не будет. Да, вот теперь правильно звучит. Не будет никакого концерта, пока мне не вернут мой локон. Один из загипнотизированных работников сцены зашевелился, и я прекращаю свой разговор с невидимым зрителем. Но разговор, как оказалось, прекращать рано. В краже локона никто не признался. Так что статуэтка из серебра, приз с одного из последних конкурсов, которую я приготовила, чтобы покарать признавшегося похитителя, так и осталась в моей судорожно сжатой руке. Все молчали. А между тем время неумолимо тикало. До концерта осталось полчаса, потом 20 минут, потом 15. И тут я поняла, что пропала. То есть ещё, конечно, не совсем, но в заколдованный круг уже шаг сделала. Если я сейчас выйду на сцену, не завершив свой туалет, то окружающие перестанут меня уважать. Если же не выйду, то мне придётся заплатить громаднейшую неустойку, а денег нет. Всё, что было, уже ушло в уплату за маленький домик в Майами по соседству с тем, так сказать, домиком, который одна из моих подруг купила своей мамочке. Спас положение продюсер Жора. Вернее, не он, а тот террорист, который позвонил и оповестил, что в здании концертного зала заложена бомба. И если сейчас же не отменят мой концерт, то... Ну, в общем, дальше не имеет смысла продолжать. И так всё понятно. Обо всём этом и поведал нам запыхавшийся Жора. Кляня вслух на чём свет стоит треклятый городишко с треклятым концертным залом, естественно, в приложение ко всему вышесказанному, треклятых террористов, я в глубине души была очень довольна, что ситуация так легко и неожиданно просто разрешилась. Я не могла предположить, что пропавший локон и звонок террориста — это только первые звенья длинной и страшной цепи.
Я не знаю, как организаторы объяснили ситуацию зрителям, уже заполнившим зал. Я бросилась к артистическому входу, забыв обуться. Паники ещё не было, но много людей без билетов ждали начала концерта. Увидев меня босой за две минуты до выступления, они замерли. Один из них попытался преградить мне путь, но у меня не было времени на объяснения. Нахальная прядь волос облитая пенкой выбивалась из причёски, и  колола мое лицо как  проволока, это меня злило.
За одну руку меня держал Жора, а другой я сжимала что-то тяжёлое. Я бежала за Жорой и не могла убрать прядь. Бедный зритель, оказавшийся на моём пути, получил удар. Я даже не поняла, по какой части тела ударила его, было очень темно. Зритель мог бы городится, он получил удар не абы чем, а моим призом! Это была серебряная статуэтка. Когда мужчина отшатнулся, я выпустила её и она легла около его ног.
Оглянувшись на нового обладателя награды, я заметила, что кто-то помогает ему подняться. Значит, всё будет хорошо! Машина осветила его лицо. "Где-то я его видела,— подумала я, садясь в машину." Думая, я машинально пыталась растереть замёрзшие ноги. Сиденья впереди были заняты, никто не сел рядом. В другой ситуации я бы обрадовалась, но сейчас мне стало грустно. Правила, которые я сама установила, работали сейчас против меня.
Жора, кумир семидесятых, потерял голос, но не утратил связей. Он пытался передать мне ботинки, не уронив моего достоинства. Моя гордость вспыхнула, но холод быстро её погасил.
Поклявшись называть его Георгием Ивановичем прилюдно, я вышла из машины. В огромных ботинках я направилась к гостинице, удивляя персонал. «Ну что тебе надо? Ты была рада, что ситуация разрешилась. Вызовем массажистов, врачей, и через 15 минут ты будешь в порядке», — думала я.
Тоска отступила. Щёки покраснели, в висках запульсировало. Надо вернуть ботинки, пока Жора не превратился в кого-то другого. Я оставила ботинки у двери, отказала всем, кто хотел зайти, и закрыла дверь на ключ. В гостиной я увидела странного человека. Он стоял в пространстве телевизора, внутренности которого были разбросаны по комнате. Экран советского производства был большим, и я видела внушительную часть его тела.
Женское платье, которое он носил, сначала показалось мне знакомым. Лишь через несколько минут я поняла, что это моё платье. Более того, мужчина использовал мою помаду и тени для глаз. Его ноги, торчащие из телевизора, были в обуви, оставленной в моей гримёрной. И завершал этот сюрреалистический образ мой светлый локон. Да, именно так. Этот ненормальный мужчина играл с моим локоном и пел мою песню. Он гримасничал, и его слух был ужасен. Я никогда не теряла сознание, но сейчас мне хотелось бы забыть всё. Но, увы, мои чувства и рефлексы обострились до предела. Одним из них было моё артистическое чутьё.
С детства я могла предсказать, сколько времени продержится на сцене та или иная звезда эстрады, неважно, мужчина или женщина. Кто из них завоюет сердца зрителей на год-полтора, кто на месяц, а кому суждено долго оставаться на сцене. И вот я увидела ненормального мужчину. Если бы он выступал как пародист, его карьера была бы успешной и на многие годы. Его ужимки сначала показались мне знакомыми, затем — до боли знакомыми, и наконец я узнала в них себя. Он был точной копией меня, но с ужасным музыкальным слухом.
Внезапно зазвонил телефон, и в дверь начали стучать. Мужчина перепрыгнул через телевизор и оказался рядом со мной. Ухмыляясь, он встал передо мной. Казалось, что передо мной зеркало. Я сделала шаг влево, и он повторил за мной. В страхе я отступила назад, и он тоже. Но когда я решилась подойти к двери, он молча показал, что шутки закончились.