Кирилл Ломарин

  Мне с Ломариным всегда было сложно. В общении он пёр как трактор - своим мощным интеллектом, категоричностью, сарказмом, точными, хлёсткими характеристиками, молниеносными шутками, огромным лысым черепом, страшной, изрытой экземой рожей и пронзительным взглядом поверх очков. При этом всё время нашего знакомства он был для меня и для многих общих друзей источником новых открытий: альтернативной музыки, чая как объекта дегустации, аутентичного фанка, наркотиков, тонкостей кардиологии, арт-хаусного кино, способности безоглядно ужраться палёной водкой.
   
Было с ним интересно  и общались мы много. Он учился старше меня на курс. Я заканчивал пятый, а Ломарин - уже шестой, он выпускался и получал диплом врача-лечебника; весь их курс, без пяти минут врачей, собирали в огромной аудитории на клятву Гиппократа. 

 - Я не пойду.  - небрежно заявил мне Ломарин.
 - Как?! - мне и в голову не приходило, что так можно.
 - Можно. Явку туда никто не контролирует.
 - А почему ж не пойдешь, Кирюха?

Тот внимательно посмотрел на меня над очками, висящими на кончике носа:

 - Так ведь дашь клятву - надо будет потом исполнять… - и зловеще-клоунски ухмыльнулся.

Я не нашелся, что ему ответить; так бывало часто - я не совсем понимал, серьёзен он или нет.
   
На клятву, однако, он действительно не пошел.

Потом мы с Ломариным снова учились вместе, уже в ординатуре. Там он тоже занимал доминирующее положение: мы только учились работать, а он уже был заправским доктором, уверенно вёл больных, шуршал кардиограммами, совмещал, консультировал - причем это не было показухой, Ломарин действительно был прирожденный врач, полноправный продолжатель почтенной кардиологической династии. Глядя, как пациенты с затаенным страхом и неприкрытым благоговением слушают Кирилла Евгеньевича, а он точными и слегка категоричными выражениями вбивает рекомендации в их сознание, я размышлял тогда про себя - какова в этом доля собственного таланта Ломарина, а какова - наследственная память целой когорты его предков-врачей, многие десятки лет до того лечивших питерское население?

Время было голодное, девяностые только-только миновали свой апогей, все доктора - и молодые и опытные - в основном выживали за счет пациентов, которые подкармливали медиков как могли. У Ломарина, конечно, была своя частная клиентура и я как-то спросил его об этом:

 - Как там твои больные, Кирилл?

Он адски расхохотался:

 - Я предпочитаю лечить здоровых - это доходное и безответственное занятие!

На сей раз это была явная шутка: Ломарин вёл сложных пациентов и относился к этому весьма ответственно.


После ординатуры он быстро устроился в хорошее место; коллеги его уважали, пациенты боготворили. Ломарин жил размашисто, занимался спортом, купил ярко-красную машину, всегда был при деньгах и обитал в курортной зоне на берегу Финского залива. Мы с ним общались нечасто, но разок я приезжал к нему в гости и Ломарин принимал меня на широкую ногу: закупал самое лучшее мясо, возил в лес, кормил шашлыками, собирая и разбирая мангал быстро, как старый служака - свой автомат.

При этом он по-прежнему был склонен к экстремальным выходкам, периодическому алкогольному угару, случайным дракам, употреблению далеко не лёгких наркотиков и маргинальным знакомствам.
   

Как-то мы собирали на Новый год большую компанию. Ломарин был тоже приглашен и как всегда, появился эффектно - за рулем новенького микроавтобуса, в шикарной, изумрудного цвета бархатной рубахе, с подарками, цветами, дорогим алкоголем и каким-то невиданным редким чаем. Но за три часа до курантов я нашел его в кладовке второго этажа, куда он заполз, дабы скрыть своё уже откровенно свинское состояние.

 - Чего это с тобой, Кирюха?!

Тот хрипел и глумливо пускал слюни. Встать он был не в состоянии и лишь довольно ухмылялся, развалившись на полу в бархатной рубахе,  облепленной мусором. Оказалось, Ломарин привез с собой грамм гашиша, каковой не замедлил сожрать в одиночку и теперь едва говорил. 

Я до этого не видел его несколько лет, рассчитывал на общение в  искромётном ломаринском стиле и теперь был сильно разочарован:

 - Ну и свинья же ты! Лежи теперь тут и не высовывайся, чтоб тебя дети не увидали!

Ломарин дурашливо-смиренно кивал и пробовал целоваться. Провалялся он в кладовке до самого отъезда. К тому моменту он смог ходить и как-то общаться, но за руль микроавтобуса в обратный путь пришлось посадить другого.
   

Пока мы занимались воспитанием и взращиванием детей, Ломарин пытался строить отношения с женским полом. Парень он был рослый, плечистый, при этом внешность имел неординарную - глубоко изрытое рубцами лицо и аномально громоздкий (даже для его роста), рано полысевший череп; девушки первую минуту обозревали его устрашающую наружность, после чего Ломарин переводил загадочный взгляд на потенциальную избранницу, потом изрекал что-нибудь эдакое… и юная красавица попадалась в сети.

Он всегда обращал на себя женское внимание и как правило, был в процессе очередного романа, появляясь на вечеринках то с одной, то с другой. Девушки были загляденье, красивые и умные; некоторые, на мой взгляд, были даже слишком хороши для него - однако любили его без памяти. Но для долгосрочного семейного союза Кирилл, видимо, был слишком сложно устроен. Отношения постепенно сходили на нет, порой Ломарин внезапно, без объяснений, исчезал с горизонта; иной раз расставание было бурным - Ломарин свирепел, бесился, ломился в дверь, вспарывал ножом колеса автомобиля во дворе; после таких прощаний бывшие подруги старались быть от него как можно дальше.

Годы бежали. Мы жили, каждый в своих делах, иногда встречаясь, узнавая друг в друге прежние черты прошедших бурных весёлых лет и от этого ободряясь. Однако беззаботный задор молодости неумолимо угасал, терялась прежняя лёгкость, черты характера каждого из нас твердели, а за календарным поворотом видны были угловатые, смутные очертания второй половины жизни.

Ломарин же постепенно всё больше и больше выходил из равновесия. Он и раньше был склонен к употреблению самых разных психотропных веществ, но теперь это становилось похожим на алкоголизм и полинаркоманию одновременно. На работе его мозг продолжал функционировать как исправный мощный компьютер и с ультразвуковым аппаратом экспертного класса Ломарин по-прежнему составлял блестящий тандем. Но начались социальные проблемы: конфликты и противопоставление себя всем, с кем он контактировал в клинике. В результате ему пришлось сменить место работы один раз, потом еще и еще.

В то время я как-то общался с ним по телефону. В процессе разговора он мало обращал на меня внимания. Возникало ощущение, что он разговаривает сам с собой, долго и горячо перечисляя примеры халатности и нечистоплотности своих коллег по больнице.

Машину в откровенно пьяном виде он не водил, но трудности социализации проявлялись и на дороге. Однажды грязным, дождливым ноябрём, какие-то мужики на двух машинах заставили Ломарина остановиться (судя по всему, причиной было его хамское вождение). В подобных ситуациях Ломарин выражений не выбирал - и в результате мужики выволокли доктора на обочину, вышибли ему зубы, ключи от машины и кошелек кинули в канаву, полную ледяной вонючей воды, а потом бросили туда и самого Ломарина.

По причине этого происшествия он не смог явиться на собеседование в клинику, куда пытался устроиться после очередного увольнения. 


Вскоре я узнал совсем уж печальную весть: Ломарин госпитализирован в психиатрическое отделение. Первая госпитализация была долгой, в процессе которой Кирилл получил группу инвалидности. К работе после этого он уже не вернулся. С тех пор он регулярно, два-три раза в год лежал в психушке, обычно после психотических или алкогольно-наркотических срывов.

Ломарин выписывался из больницы на больших дозах нейролептиков; говорил медленно, с трудом выговаривая слова. Проблемы с речью усугублялись отсутствием зубов. Он стремительно и  страшно толстел, мало передвигался, выходя лишь на прогулки и на собрания “Анонимных алкоголиков”.

Видеть его в таком состоянии было тяжко.

При этом, как врач, Кирилл очевидно понимал: тот почти неограниченный ресурс, которым он был наделен от рождения, заканчивается. Возможно, в связи с этим он стал больше ценить общение, стал часто выходить на связь, чего раньше в наших с ним отношениях не бывало. Звонил почти каждый день, пыхтел и сопел в трубку, долго и шепеляво рассказывал о своих новых эстетических открытиях. Пару раз он заезжал в гости, пожирал всю имеющуюся еду, медленно и неуклюже валился на диван и требовал включить Napalm Death. 

Удивительно, но в том, что касается музыки, Ломарин оставался тонким, чутким и внимательным ценителем - несмотря на всю тяжесть своего нового статуса. Внутри его когда-то буйного мощного сознания - почти, казалось бы, сломанного болезнью и нейролептиками - оставалась прежняя искра, живое и острое восприятие, живая и точная мысль.
   

Потом Ломарин оказался в реанимации с двухсторонней пневмонией и две недели был на ИВЛ. Чудом оставшись жив и провалявшись еще месяц в общем отделении, он кое-как выполз на волю и опять звонил каждое утро:

 - Приве-е-ет…  - слышал я его дружелюбное хрипение. - А я прослушал всю дискографию Dream Theater!
 - И как?
 - Великолепно!
 - Кирилл, мне кажется, это в высшей степени виртуозно, но уж как-то слишком рафинированно. Прилизано чересчур, что ли…
 - Это ты пока не врубаешься… Поживи с моё - поймёшь!

Он был младше меня на полгода.

Слушая невнятную речь Кирилла, я порой вспоминал его былые подвиги.  В конце 90-х он снимал комнату в коммуналке на Ваське; однажды я зашел к нему в гости. В глубине огромной квартиры скрывался туалет, в котором отсутствовал пол, а унитаз сидел верхом на старинной, дореволюционной фановой трубе. От двери к унитазу была переброшена доска, по которой надо было пройти около метра над черной чудовищной ямой без видимого дна.

Впрочем, в комнате Ломарина я увидел отличную аудиосистему с огромными колонками и новый диван. Кирюха ловко натянул экстравагантные оранжевые джинсы и загрузил диск в проигрыватель.

Заиграла незнакомая, очень хорошая музыка.

 - Что это, Кирилл?
 - Бразильский композитор. Антонио Карлос Жобим. Не слышал?
 - Нет… Это дети у него поют?
 - Да, детский хор. Вообще он законодатель в своем стиле, рекомендую… - Ломарин надел стильную вельветовую куртку. - Пошли за водкой!

Мы вышли на улицу и не спеша пошли по 11-й линии. Вечерний весенний воздух Питера, особенно свежий на Васильевском острове, приятно дул в лицо.

В алкогольной забегаловке Ломарин уверенно осмотрел ассортимент и полез было за деньгами, как вдруг зашедшие вслед гопники отпихнули его в сторону.

 - Э, полегче! - Ломарин двинул гопника обратно от кассы. 

Тот насмешливо осмотрел ярко-зеленый шейный платок и очки Ломарина:

 - Ты откуда взялся, мудень?

Кирюха снял очки, еще какое-то время посмотрел на оппонента, слегка отклонившись назад - и вдруг огромным пудовым черепом врезал ему прямо в переносицу. Тот с грохотом повалился на ящики с бутылками, схватившись руками за лицо и мгновенно залившись кровью.

“Кажется, сломал нос…” - мелькнуло тогда у меня в голове.

Поверженный со стонами возился среди ящиков, гопники молча толпились рядом. Кирилл, остервенело дёргая рябым лицом и губами, надел очки и вытащил бумажник.

 - Две “Зеленые марки”, пожалуйста…  - сказал он кассиру.


В конце октября Ломарин умер от инфаркта в Покровской больнице.  Мы с Эвитой купили лиловые пионы и долго по пробкам ехали в крематорий. Потом ходили меж корпусов, из одного прощального зала к другому.

 - Вы что ищете?  С кем-то прощаетесь? - спросила сотрудница.
 - С Ломариным, Кириллом Евгеньичем…

Она заглянула в папочку.

 - Ломарин? Прощание уже прошло.
 - Как?
 - Идите в третий зал - может быть, еще успеете.

Мы побежали куда она показала, но когда вошли, кремационные створки уже сомкнулись над гробом - и Ломарин остался в моей памяти только живым.
   


У Кирилла не было детей. При этом однажды у него дома знакомый наркоман по имени Боря передознулся героином и собрался было умереть - и умер бы, как многие героинщики. Но Ломарин спас ему жизнь, эффективно проводя сердечно-легочную реанимацию. Скорую помощь вызвали сразу; когда она приехала, Ломарин уже откачал Борю - тот курил на кухне и кряхтел, ощупывая ноющие рёбра. Врач сделал Боре укол, потом поворчал за неоправданный вызов, а Ломарин подарил ему две банки варенья.
   Боря с тех пор успешно слез с героина, женился и живет в Выборге. У него родилось двое пацанов; они ходят в школу, занимаются хоккеем и конечно, не знают, кто такой Кирилл Ломарин.