Гаршин. Очерк личности с помощью цитат
"Человеку, который достиг того, что в душе его есть великая мысль, общая мысль, ему все равно, где жить, что чувствовать. Даже жить и не жить… Ведь так?" - нет... какая-то идея-фикс его посетила... В душе должно быть великое чувство! Вот тогда да, со счастьем можешь смело и жить и умирать (мыслей в душе вовсе нет, он просто с душевным жаром отнёсся к какой-то головной мысли)
"Никакое начальство не пользуется таким почетом от своих подчиненных, каким доктор-психиатр от своих помешанных" - ну, не знаю, кроме как от него, ни от кого такого не слышал - и даже близко причем (сам считаю психиатров преступниками навроде фашистов; просто в наше время у них не те права, что были раньше, не могут развернуться - но это временно)
"Нету на свете зверя хищнее и злее человека. Волк волка не ест, а человек человека живьем съедает" - ну, очень редко человек человека съедает! Я бы в данном случае проповедовал дуализм: и злее волка человек и как ангел он же
"Картина – мир, в котором живешь и перед которым отвечаешь. Здесь исчезает житейская нравственность: ты создаешь себе новую в своем новом мире и в нем чувствуешь свою правоту, достоинство или ничтожество и ложь по-своему, независимо от жизни" - теперь налицо картина-фикс. Опять у него жар нездоровый; то на одно с жаром накинется, то на другое... (Заглянул в био - у него была очень хрупкая психика и какие-то припадки. В итоге, он кинулся в лестничный пролёт)
"фельдшер, свесив его, отметил в книге против его имени 109 фунтов. На другой день было 107, на третий 106" - с ужасом смотрел на цифры взвешиваемый...
"Много жил, мало нажил, много смотрел, мало увидел" - наверное, много жил кто-то другой, а он только много смотрел... Трудно много увидеть, когда всё время в стенах, узок жизненный опыт... Хотя 33 года всё же он прожил... Похоже, его любой аспект жизни только напрягал и расстраивал. И нажил-то он мало...
"Через полчаса в больнице все уже спало, кроме одного человека, лежавшего нераздетым на своей постели в угловой комнате. Он дрожал как в лихорадке и судорожно стискивал себе грудь, всю пропитанную, как ему казалось, неслыханно смертельным ядом." - себя опознавал в этом человеке
"На несколько мгновений он проснулся в полной памяти, как будто бы здоровым, затем чтобы утром встать с постели прежним безумцем" - такое и со стариками бывает: то у них ум за разум заходит, а то просветление. И у самого Гаршина, видимо, было нечто в этом же роде
"Приди, силою моей власти прикованный к полотну, смотри с него на эти фраки и трэны, крикни им: я – язва растущая! Ударь их в сердце, лиши их сна, стань перед их глазами призраком! Убей их спокойствие, как ты убил мое…" - язва растущая... Всё это очень нездоровое... Видимо, он является предтечей серебряного века и всяческих революционеров. Воинственные призраки, блин - лучше быть мирным и реальным
"А не для воспроизведения ли изящного в природе и существует искусство?" - природу совершенно не понимал (отсюда и болезненность, хрупкость) В Петербурге жил, всякую ересь читал - дурдом в башке обеспечен
"Его состояние было странною смесью правильных суждений и нелепостей" - это он тоже о себе (и честнее ему было бы писать дневники; умнее ему было бы заниматься собой, а не сраной литературой) Хотя "странная смесь" у очень многих, на самом деле - наверное, и у меня...
"Скоро, скоро распадутся железные решетки, все эти заточенные выйдут отсюда и помчатся во все концы земли, и весь мир содрогнется, сбросит с себя ветхую оболочку и явится в новой, чудной красоте" - прямо-таки, пролетарии всех стран, соединяйтесь. Или Рериха можно вспомнить. Весь серебряный век тонул в подобных грёзах. (И что, разве не полно "новой, чудной красоты" с нашими небоскребами, с нашими ламинатами?!)
"Скучно, не правда ли? Да я и сам давно убедился в том, что все это очень скучно. Но как локомотиву с открытою паропроводною трубою предстоит одно из двух: катиться по рельсам до тех пор, пока не истощится пар, или, соскочив с них, превратиться из стройного железно-медного чудовища в груду обломков, так и мне… Я на рельсах; они плотно обхватывают мои колеса, и если я сойду с них, что тогда? Я должен во что бы то ни стало докатиться до станции, несмотря на то, что она, эта станция, представляется мне какой-то черной дырой, в которой ничего не разберешь. Другие говорят, что это будет художественная деятельность. Что это нечто художественное – спора нет, но что это деятельность…" - а вот этот фрагмент мне понравился, откровенный, точный и о важных вещах. Я тоже, кстати, вечно на рельсах. Причем у меня много и рельс и паровозов - на одной линии я бы всё равно заскучал... (И всё последнее время говорю себе: "хватит", но что ещё может паровоз, если не ехать, не тащить вагоны? Думать только о себе и только для себя? Пыхтеть в депо... - но если так удастся ещё поумнеть и подобреть, то ведь опять грех будет не предъявить свою новую силу....)
"Это мир, микрокосм. На одном конце щелочи, на другом – кислоты… Таково равновесие и мира, в котором нейтрализуются противоположные начала. Прощайте, доктор!" - не совсем нейтрализуются... Но мысли про дуализм всегда важные (они смежные с мыслями про троицу)
"Ну, да это все равно. Все кончено; теперь я не принадлежу себе, я плыву по течению; теперь самое лучшее не думать, не рассуждать, а без критики принимать всякие случайности жизни и разве только выть, когда больно…" - это добавка к тексту про рельсы; там рельсы, здесь течение (выглядит как персонаж Достоевского - у того многих несло; и это нормально, жизнь - это течения, увлечения, потоки...)
"Я ни разу не говорил с нею о том, что происходило в моей душе. Я был спокоен и счастлив настоящим; я понимал, что неосторожное прикосновение к ее, быть может, незакрывшимся душевным ранам больно отзовется на ней. Я мог потерять ее навсегда, если бы теперь же стал настаивать на приведении в исполнение своей заветной мысли, своего желания и надежды. Может быть, я не мог бы держать себя так спокойно и сдерживаться так долго, если бы эта надежда не была так сильна. Я твердо верил, что пройдет еще полгода, год, даже два (время не пугало меня), и она, успокоенная и выздоровевшая, увидит около себя твердую опору, на которую можно положиться, и сделается моею на всю жизнь. Я даже не надеялся, я прямо знал, что она будет моей женой" - видимо, и жена была такая же хрупкая. Бывают такие пары, ведь все ищут подобное, близкое себе... Кажется , и в кино подобное видел... Но одна бережность не спасет, надо укрепляться, нельзя быть слишком хрупким, нервным и ранимым в этой жизни; и вдвоем даже тем более... (И только природа укрепляет - я ведь тоже хрупкий, нервный, но постоянный контакт с природой спасает; а солнце так даже железно радует)
"Она удивительно изменилась. Это бледное лицо приобрело какой-то отпечаток достоинства, совершенно не идущий к ее общественному положению. Она скромна и в то же время как будто бы горда. Чем ей гордиться?!" - в таких переживаниях и впечатлениях и проходила его нормальная жизнь... Мне это всё достаточно близко и знакомо (хотя подобные изменения часто иллюзорны - уже назавтра человек может выглядеть иначе)
"Был ли у меня талант? Теперь, когда я уже никогда не подойду к холсту, я, кажется, могу беспристрастно взглянуть на себя как на художника. Да, у меня был талант. Я думаю так не по отзывам товарищей и знатоков, не по быстроте, с какою я прошел курс академии, а по тому жившему во мне чувству, которое являлось всякий раз, когда я начинал работать. Тот, кто не художник, не может испытать тяжелого и сладкого волнения, с каким первый раз приступаешь к новому холсту, чтобы начертить на нем свое создание. Тот, кто не художник, не может испытать забвения всего окружающего, когда дух погружен в образы… Да, у меня был талант, и я вышел бы недюжинным живописцем" - не надо было думать на эти темы; ни сомневаться в себе, ни самоутверждаться; в его время уже делали идола из "искусства" - что, кстати, делало всех рабами, эпигонами, а не настоящими творцами - даже при наличии способностей... (Со времен модерна ситуация изменилась: идол по прежнему рос и пух, но творцы накачивали его уже иронией, сарказмом, издёвкой, игрой, подделкой и так далее... Он растет и пухнет уже только для того, чтобы взорваться и разлететься на куски... А творцы-разрушители превращаются во всё более настоящих варваров, смыкаются с ними....)
"художники не любят хвалить друг друга" - конкуренция (с другой стороны, я замечал и "братство по оружию", "землячество" - такое же есть у представителей любых других занятий...)
"Нужно думать о том, что было, а не о том, что казалось" - пытался стать реалистом, материалистом, но от души (и ее иллюзий) успешно избавляется только тот, кто ее не имеет (т.е. практически никто) Т.е. перед нами очередная его иллюзия - на тему возможности избавления от иллюзий
"Колокол сделал свое дело: он напомнил запутавшемуся человеку, что есть еще что-то, кроме своего собственного узкого мирка, который его измучил и довел до самоубийства" - колокола мало, природа нужна (она широка, она учит правильному отношению к путанице - которой ведь она сама полна)
"Я переживаю самим собою великие идеи о том, что пространство и время – суть фикции" - приехали! Хотя логически комнатная жизнь должна приводить именно к этому
"Когда его клали на носилки, попробовали разжать руку и вынуть красный цветок. Но рука закоченела, и он унес свой трофей в могилу" - "красный цветок" - это "искусство". Сдохнут, но с именем "великого искусства" на устах (или "бога ", или "Ленина" - идол всегда найдется. Идол как спасательный круг... - но на самом деле, он ведёт к закоченению вцепившихся в него...)
"Звезды ласково мигали лучами, проникавшими до самого его сердца" - никаких лучей от звёзд к нам не доходит, они у нас ровным счётом ничего не освещают (всегда удивлялся такому отношению к звездам - оно типично - даже пытался всматриваться в них, но в точки всмотреться невозможно)
"– Вы не понимаете, что вы делаете! – кричал больной, задыхаясь. – Вы погибаете! Я видел третий, едва распустившийся. Теперь он уже готов. Дайте мне кончить дело! Нужно убить его, убить! убить! Тогда все будет кончено, все спасено. Я послал бы вас, но это могу сделать только один я. Вы умерли бы от одного прикосновения" - пытался убить "искусство"? ...Его хорошо убивает реализм (Толстой не случайно отрицал свои же романы), а вот "серебряные века" совсем напротив... В Гаршине боролись оба начала - и он погиб, запутавшись в своей раздвоенности (реализм бы победил, если бы он хотя бы жил не в Петербурге)
"Выйдя в первый раз в сад, он прежде всего, не сходя со ступеней крыльца, посмотрел на эти яркие цветы. Их было всего только два; случайно они росли отдельно от других и на невыполотом месте, так что густая лебеда и какой-то бурьян окружали их" - про природу нормально пишет, мог бы её понимать. Хотя в бурьяне могут выжить только дикие, бурьянные цветы; может быть, ситуация там была несколько иная...
"Тут же, недалеко от крыльца, росли три кустика мака какой-то особенной породы; он был гораздо меньше обыкновенного и отличался от него необыкновенною яркостью алого цвета. Этот цветок и поразил больного, когда он в первый день после поступления в больницу смотрел в сад сквозь стеклянную дверь" - аленький цветок... Маки, кстати, очень изысканы и красивы... Я хотел их у себя посадить, но куда-то задевал семена; да и сил уже нет со всем на свете возиться...
Хорошо, кстати, что в современных домах, кажется, нет возможности ни самому кинуться в пролёт, ни другого выкинуть - иначе жизнь в бетонных ущельях кишела бы такими случаями...
Свидетельство о публикации №225042701175