Рю де Тампль. Авторский анонс

        АВТОРСКИЙ АНОНС
ПЕЧАТНОГО СБОРНИКА "РЮ ДЕ ТАМПЛЬ"
"ИЗДАНИЕ КНИГ. КОМ". Москва 2025г.

В Сборник вошли рассказы "Архитектор Гармонии",
"Бронепоезд Пролетарий и Черевички", "Пощёчина".

                Рю де Тампль*
                Дорога к Храму…

  Клиническое Искусствоведение и Литературоведение.

                Сборник.

                Вместо предисловия

                Rue du Temple…*

    Вот уже почти тысячу лет Человечество движется к построению на Планете Великого Храма Гармонии, в котором жизнь каждого должна быть освящена справедливыми и вечными Законами Земли и Небес. Но, как же извилист и тернист этот Путь! Сколько поражений и побед ещё предстоит пережить миллиардным армиям паломников на Дороге к постижению Истины и ощущению Вселенского Счастья? А может быть, и неприятие и даже горькое разочарование от чудом открывшихся непростых потаённых смыслов этой… Гармонии?  Что  ожидает всех нас в конце этого долгого Поиска — многострадального Пути к Храму? Кто может дать ответ на этот вопрос?

" —А был ли замысел наш смел?
Ведь Истину постигнут только единицы!
—Так пусть отважатся назвать её,
Тщеславные глупцы..."
(Е. Убаров "Дети Асара")

*"Rue du Temple de Salomon" ("Путь к Храму Гармонии")

    Председатель "А. М. Лиги" горпсихбольницы Александр Сергеевич, по прозвищу Профессор, и Журналист Георгий вновь окунулись в тёмные воды альтернативного Литературоведения. На сей раз объектом беспристрастного анализа явилась пьеса Михаила Афанасьевича Булгакова "Батум". 
 
В качестве авторского анонса любезному Читателю предлагается к ознакомлению заключительная глава рассказа "Пощёчина".
                *****
    В августе 1938-го года руководство МХАТа обратилось к бывшему режиссёру-ассистенту этого театра, а в то время почти опальному писателю Михаилу Булгакову, с просьбой написать для театра пьесу…
    Михаил Булгаков принялся за изучение скупых сведений о юности Иосифа Джугашвили. Руководство МХАТа ликовало. Все, кто имел хоть какое-то касательство к Булгакову и к его новой работе, уже примеряли на себя лавры победителей на этой "ярмарке тщеславия" в  изнурительной и опасной погоне за миражными отблесками грядущей славы. И малочисленные друзья, и бывшие коллеги-предатели — все возжелали быть в новом круге Света, заструившемся, как золотой нимб, над головой драматурга. Так продолжалось около года…
    Пьесу о Сталине "Батум" запретили к постановке.
    Приговор был вынесен самим Генеральным Секретарём ВКП(б) в середине августа 1939 года. Тогда же и заканчивается, закрывается последняя страница в отношениях писателя Булгакова и Генсека Сталина.
     Драматург не мог отказаться от предложения написать пьесу о юности Вождя. И пьеса была написана…
    Пьеса "Батум" не позволила Заказчику ощутить себя Красным Зевсом, а самому Автору — прослыть придворным льстецом. Страницы сохранили лишь блёклый образ главного персонажа — неплохого парня, революционера Сосо Джугашвили, бывшего семинариста, мечтавшего когда-то о справедливости…
    Может быть, тогда много-много лет назад в Батуме скромному и честному юноше Иосифу стоило бы хорошенько задуматься о выборе пути — о Дороге, которую каждый выбирает для себя сам.
     Ощутил ли Писатель удовлетворение от своей утончённой мести тогда, в августе 1939-го, когда он вместе с супругой вернулся в Москву, так и не доехав до Тифлиса? — Этого не может сказать никто. Но звук пощёчины был слышан наверняка, и его услышали лишь двое: Арлекин и Хозяин…
                *****


                ЭПИЛОГ

    Погожим августовским днём тридцать девятого года, советский лимузин ЗИС-101, флагман отечественного автомобилестроения и символ всепобеждающего учения Ленина-Сталина ходко преодолевал остатки недолгого пути от Тулы до Москвы. Включённый на небольшую громкость радиоприёмник услужливо информировал пассажиров о массовом энтузиазме советских людей, проявленном при сборе урожая на полях Отчизны и на важнейших стройках третьей пятилетки. Сочный баритон популярного диктора с нотками величайшей серьёзности в голосе, заботливо и в доступной  форме торопился напомнить всем слушателям о том, какие грандиозные цели будут достигнуты Страной, ведомой партией под руководством Сталина, к 1942-му году.
     Но этот жизнеутверждающий словесный гимн труду уже никак не мог улучшить настроение троих мужчин и женщины, возвращавшихся к начальной точке своего путешествия. А ведь поездка в Тифлис для завершения работы над пьесой "Батум" обещала им так много…
     Действительно, ещё совсем недавно картины будущей счастливой жизни, полной творческой славы и властной опеки, — как яркие слайды, мелькали перед мысленным взором всех участников грандиозного театрального проекта. И перед руководством Советского Театра, и партийными функционерами от культуры, консультантами и актёрами!  А потом…— эта телеграмма, состояние шока и растерянности от всего произошедшего, и случайная попутная машина… и возвращение автора пьесы обратно в Москву.
    Деревянные избы с некрашеными резными наличниками встречали несостоявшихся путешественников спокойным и молчаливым взглядом чернеющих окон. Эти избы повидали многое на своём веку! День готовился к закату, деревья по обеим сторонам тракта — к началу осени, а опустошённые и растерянные пилигримы — к своему непредсказуемому будущему.
     —Друзья, рано хоронить себя и пьесу!— Молодой человек, сидевший в середине салона автомобиля, явно храбрился и даже отважился поднять настроение своим попутчикам. — Поверьте, что скоро всё выяснится. Я…я почти уверен, что мы получим подробное разъяснение от руководства МХАТа, внесём все необходимые правки и сможем приступить к постановке не позже, чем через месяц!
    Ему никто не ответил. Ехали молча. Затем тишину нарушил сидевший рядом с шофёром актёр,— он же режиссёр и даже лектор в институте театрального искусства.
    —А вы знаете, товарищи, если отнестись к случившемуся без ненужных эмоций и личных неоправданных страхов, то я не вижу в словах коллеги ничего невозможного. Извините, но мы все прекрасно понимаем, откуда пришёл…заказ! Согласитесь, что такими предложениями не раскидываются направо и налево! А это значит…это значит, что…— лектор института был сам настолько перевозбуждён собственной догадкой, что не находил слов для того, чтобы приоткрыть свои "прозрения" перед всеми, не опасаясь последствий,—…что, в любом случае, пьесу заставят переделать! Я готов, как и все мы, лично участвовать в этой работе!
    Мужчина, на заднем кресле, одной рукой обнял за плечи спутницу, курившую папиросу, и они оба с величайшим интересом посмотрели на актёра-оптимиста.
    —Ну, если моё участие потребуется, разумеется. Вот только это я и хотел сказать! И вообще, я считаю, что не всё так трагично… и время это докажет, не сомневайтесь!— спохватившись, уточнил оптимист.
    Тем временем музыка Дунаевского в приёмнике сменилась сладкоголосым популярным тенором; затем и тенор уступил радиоэфир известному "октависту", обладателю "баса-профундо". Наконец наступило время новостей часа…
"…в условиях нарастания международной напряжённости…Советский Союз пытался добиться… Уклончивая позиция лидеров западных демократий, стремившихся столкнуть СССР и Германию…"
    Драматургу, сидевшему рядом со спутницей, это показалось уже слишком, и он обратился к шофёру:
    —Любезнейший, не могли бы Вы выключить радио? Голова уже просто раскалывается!— произнёс он, закрываясь ладонью от солнца, медленно теряющего свою высоту.
    Водитель,— довольно пожилой долговязый человек в несуразных огромных очках со сломанными дужками, перевязанными изолентой, и с густой копной седых волос на голове, откликнулся на просьбу пассажира весело и почти сразу.
    —Не извольте беспокоиться, уважаемый Михаил Афанасьевич! Понимаю, что информация о событиях в Мире никоим образом не располагает к тому, чтобы врачевать ваши творческие раны драматурга, но ведь Вы и сами прекрасно догадываетесь о том, что сможет "доказать время".
    Ни женщина, ни актёр с лектором, ни сам драматург — не находили слов и не понимали, как следует реагировать на странный демарш седого старика.
    Первым вышла из состояния ступора женщина.
    —Простите, товарищ, как к Вам обращаться?
    —По-простому, Елена Сергеевна! Сергеич я…
    —Нет, так право как-то неудобно…
    —Ну, тогда — Александр Сергеевич,— ответил шофёр.
    Друзья драматурга немного оживились и включились в интригующий разговор.
    —А где же Ваши…знаменитые бакенбарды, товарищ Пушкин?— на миг могло  показаться, что напряжённая атмосфера в салоне ЗИСа готова была смениться весёлой болтовнёй.
    —Вы, наверное, водитель райкомовского гаража,— продолжила допрос женщина,— и Вам поручено отвезти нас в Москву? Теперь мне стало всё понятно, Миша!
    Успокоившись, женщина откинулась на подушку сидения и опять закурила. Однако драматург не спешил вновь обозревать скучный пейзаж вдоль дороги и продолжил беседу.
    —Товарищ, почему Вы решили, что мне может быть известно "будущее"? Кто Вы? Говорите прямо, скрывать что-либо от партии мне и моим друзьям нечего! Значит, Вас командировали из Секретариата, и они уже заранее знали, что поездка в Тифлис отменяется?! Так-так…
    Водитель не стушевался под градом подозрений пассажира и ответил спокойным голосом.
    —Михаил Афанасьевич, но ведь Вы и сами прекрасно знали обо всём, что ожидает Вашу пьесу ещё тогда… год назад,— тогда, когда Вы согласились на это предложение. Что ж, великолепно продуманная шахматная партия, и такое же мастерское исполнение, Мессир!—  сказал водитель, не забывая зорко следить за дорогой.
    Актёр и режиссёр уже не надеялись понять хоть что-либо из странной беседы и со скучающим выражением лица вяло наблюдали  "поленовские" пейзажи за окнами лимузина.
    —Миша,— тихо произнесла женщина,— нас везут не в московскую квартиру, нет…
    —Уважаемая Елена Сергеевна, не следует делать поспешных выводов,— успокоил пассажиров водитель Александр Сергеевич,— посмотрите на дорогу! Разве за нами кто-то едет? Нет. А впереди? Вы свободны! И очень скоро я доставлю Вас и Вашего супруга домой на улицу…
    —Нащокинский переулок, уважаемый!— немного придя в себя, произнёс драматург.
    —Да, да! На Фурманова, пожалуйста,— уточнила спутница.
*****
    Впереди уже показались окраины Столицы. Преодолев, ещё несколько километров пути,  роскошный лимузин остановился у дома драматурга. Елена Сергеевна и молодые спутники направились к подъезду, не забыв прихватить с собой скромный дорожный скарб, который так и не пригодился.
    —Миша, ты идёшь?— окликнула мужа Елена Сергеевна.
    —Идите, я вас сейчас догоню!— сказал драматург, доставая портмоне, чтобы расплатиться.
    Как только за супругой закрылись двери парадной, Михаил Афанасьевич не выдержал и спросил шофёра:
    —Да, кто же Вы на самом деле? Это розыгрыш?! Отвечайте, милейший! Ну, Вы же не Воланд, чёрт возьми!
    Водитель приоткрыл дверь машины и неловко вылез наружу, оказавшись на голову выше писателя.
    "Батюшки! Да он ещё и хромает! Или это всё…из-за копыта? Неужели мои догадки всё-таки материализовались?!" — с ужасом подумал Михаил Афанасьевич.
    —Никак нет, батенька!— вызывая к себе полнейшее доверие, успокоил пассажира водитель, и протянул ему свой паспорт.— Всё намного проще, читайте!
*****
    Елена Сергеевна ещё пару раз выходила на улицу, чтобы позвать супруга, но всякий раз становилась свидетельницей странной сцены: седой старик водитель и её Миша,— то обнимались, как старые однополчане, то энергично пожимали друг другу руки, не желая расставаться. Елена Сергеевна мудро решила не беспокоить приятелей.
    "Теперь понятно! Это они всё специально разыграли! Ох, артисты!" — наивно предположила женщина.
    —Александр Сергеевич! Так Вы утверждаете, что мой роман всё-таки будет опубликован? Вы подарили мне надежду, надежду и жизнь! Я обязан срочно приниматься за завершение романа. Простите, но я даже и не знаю, как Вас благодарить!— признался, растерявшийся от всего случившегося с ним за этот день, драматург.
    —Мы договаривались, что я довезу вас до места за три червонца,— сказал шофёр без тени юмора.
    —Три червонца…три червонца…— повторил писатель, доставая купюры с изображением Ленина. — Вот, берите десять!
    —Михаил Афанасьевич, ну какие десять червонцев?! Вам снова показать паспорт?— рассмеялся водитель.— Хотя, дайте-ка мне, пожалуй, вот эту купюру,— он аккуратно взял почти новый хрустящий червонец из рук драматурга и бережно положил на капот машины,— я бы хотел Вас попросить оставить на нём свой автограф. Вы не возражаете?
    Писатель быстро и размашисто разбросал свою подпись на всём пространстве червонца, включая портрет постоянного Обитателя Мавзолея.
    —Это для меня самый ценный подарок в жизни,— бережно пряча шариковую ручку и  банкноту во внутренний карман пиджака, чуть ли не со слезами на глазах произнёс шофёр и добавил,— знайте твёрдо, товарищ Писатель: Вашему имени суждена долгая жизнь в памяти потомков!
    —Долгая жизнь памяти обо мне, а чего ожидать мне самому?— хитро улыбаясь, спросил Писатель.
    —Ну-с, батенька Михаил Афанасьевич, Вы задали сложный вопрос!— подражая собеседнику, усмехнулся водитель.— Кому — мир Света, а кому— Покоя! Но это решать уже не нам! Будущее всё расставит по своим местам. Будем прощаться! Пора, на небе скоро появится луна и этот ЗИС наверняка может превратиться в тыкву!
    —А в кого же превратитесь Вы, странный Пришелец?
    Драматург и шофёр рассмеялись от души и обнялись на прощанье, как родные братья.
Водитель завёл двигатель и смотрел вслед удаляющемуся драматургу. Когда тот уже приблизился к двери подъезда, шофёр окликнул его и драматург обернулся.
    —Михаил Афанасьевич! Мы с Вами ещё встретимся, поверьте мне!
    —Я теперь уже не сомневаюсь, Александр Сергеевич! Но когда?
    —Всему свой срок, Михаил Афанасьевич! Встретимся обязательно, обещаю!
    Последние слова водителя заглушил сильный шум мотора. Машина тронулась с места и исчезла в арбатских переулках…

*****

Костюм Шута играет Роль,
Большая сила в нем!
Шут в колпаке – как ржа, как моль
Расшатывает Трон.

В кривлянье облачив Укор
Всесилию Столпов,
Блаженный Мим разит в упор
Мечом несложных строф.

К десерту выход подгадав,
Смешав и Лесть и Яд,
Весь Высший Свет с "землёй сравняв",
Утих Комедиант…
***
Чернеет Замок под Луной,
Как склеп ночной порой.
Паяц свечу зажёг в "людской".
С свечой сидит… Король!

(Ваня Бессонов "Тайное для Двоих")


    Коллектив "А. М. Лиги" бывших пациентов столичной горпсихбольницы выражает огромную благодарность издательству "ПРОЗАиК" за сборник "Михаил Булгаков. Сочинения о таланте и тиране", а также автору вступительной статьи — Алексею Варламову.