Баллада о несгибаемом человеке

Я работал, как вол, без оглядки и сна,
В этом сером айти — под дождём и без дна. Сам учил — не платил, не кривил, не молил, Каждый байт, каждый бит своей кровью купил.
Microsoft — все медали, да к чертям их венцы, Не за них я боролся, я искал лишь ларцы: Там, где правда живая, где весом каждый звук — Я искал, а нашёл — лишь навязанный круг.

Говорили: «Сложи ты мечты под кровать, Будешь жить, как все, перестанешь страдать!» Но не вышло — я шёл напролом, напрямик, И на каждую пакость отвечал напрямик.
Я любил... Да как зверь! Да до боли в груди! В Петербурге там, в сырости, в белой пыли, Модельную — гордую — как восход, как мечту, Но она — улыбнулась... и ушла в темноту.
Я рвался за ней — не хватило крыла, Я падал в себя — да опять оживал. Другим же я — нет! Я не дам своих слёз, Пусть рвутся в истерике тысяча грёз!
Другие — сердились, кидались на нож, Их обидой питался какой-то сермяжный грош. А я — отказывал. Говорил: "Не про нас", Выбирал свою боль, выбирал свой отказ.

Париж встретил дождём и шальными ветрами, В номере пахло стужей и ссорами старыми. И женщина — странная — вдруг тенью прошла, То любила меня, то с другим ушла.
Я учил её — искренне, как умел, А она — засмеялась, улетела скорей. Вышла замуж за мальчика, — студента простого, — А меня оставила, как письмо без адресного слова.

На работе одна — наглая, как стрела — Приставала ко мне, будто пламя, смола. А я — не ответил, ни жестом, ни взглядом: Мне своих не хотелось, мне чужих было надо.
Её злило, бесило — что не мой я для ней, Что стоял, как утёс, среди мелочных дней. Она шептала начальству: "Он с норовом злым!" Да я честен был! Просто не был чужим!
Я стоял на своём, не сгибаясь в дугу, И в отказе моём была правда в снегу. Не пойду на поклон, не пойду по заказу, Лучше крикну в лицо: "Ваши судьбы — отказу!"

Я хотел — ту одну, через бури и мглу, А другие — толпились, ломились в углу. Но не всем же быть вместе, не всем же в кольцо, Я искал свою душу, свою высоту!
И пускай мне кричат, что упрям я как чёрт, Что на сердце моём вечный осенний сорт. Я не стану другим, я не стану ничьим, Я остался собой — одиноким, живым!
Пусть трещит эта жизнь по швам и внутри, Пусть обидами кормят, как пса костяки — Я один протяну до закатных огней, Не предав ни себя, ни мечту, ни коней!