Мамы гранитных мальчиков

Волею судьбы довелось мне оказаться на одном из московских кладбищ, на котором ранее бывать не приходилось.  На тот момент на нем находились могилы нескольких десятков ребят, погибших на СВО.
И, бывая на этом погосте в определённые дни, отмечала, что могилы навещают женщины примерно одного возраста : 50-60 лет. Мамы. У погибших были и жёны , У  большинства-так определённо, но мне на глаза в дни посещений они не попадались.
Они, будто соседи по подъезду, обменивались новостями, убирались на могилах и тех, к кому в этот раз не пришли. Пересылали сообщения с видеотчетом : ты, мол, не волнуйся, порядок у твоего.
В определенный час приходил служить панихиду благообразный священник из местной церкви.
А потом женщины снова  сидели на низких  гранитных оградках, гладили холодные изображения своих сыновей, говорили с ними, будто с живыми и планировали какие-то действия, которые неизменно сводились к последнему пристанищу их так рано ушедших детей: убраться у Володи-Света уезжает в отпуск. Флагшток у Коли заменить-треснул уже. Новый флаг Владику купить-этот выцвел. А у Саши ваза течёт-не дело.
Их мальчики погибли примерно в одно и то же время, но в разных местах. И оказались они ТАМ по-разному : кто-то сам, кого-то мобилизовали. И возраст у их детей  был разный : от 20 до 40.
У кого-то-единственный сын, не успевший обзавестись семьёй, у кого-то были и внуки. Вот только невестки как-то очень быстро снова вышли замуж или стали спешно устраивать новую личную жизнь. И не все с этими самыми внуками виделись.
Большинство приехало в этот район из других мест : кто из Подмосковья, а кто и вовсе из других регионов. Но объединило их отныне и навек вот это маленькое аккуратное кладбище, на котором стали постоянно вырубать молодые ещё сосны, потому что война нещадно продолжала свою кровавую жатву, и нужны были новые места. Сколько в стране таких кладбищ!
Когда ветер начинал сурово гнать свои потоки  , флаги рвались на ветру с хлопками, похожими на тихие автоматные очереди. Флаги таких расцветок, которых вы не сыщете ни в одном атласе мира. Разведчики, танкисты, десантники, вагнеровцы, ракетчики… И-неизменный триколор рядышком.
А их мамы спокойно и обстоятельно, уже свыкшись за эти два-три года со скорбной своей долей, рассказывали, что только на кладбище их отпускает, а дома невыносимо совсем. Особенно если сыновья жили с ними. В другом случае помогала робкая вера, что они просто уехали, и, по своему обыкновению не могут матери даже позвонить, негодники такие!
Иногда кажется, что это жёны или подруги павших-настолько молоды эти женщины.
 Их сыновьям даже открыли мемориальные доски : были и представители администрации, и оркестр, и моря красных гвоздик.  В общем, всё, как полагается.
Только, делились они, чем дальше-тем хуже. Всё острее боль пустоты. Мамы-они такие. Они всегда мамы. И вот эти гранитные изображения-самое дорогое, что осталось у них, не считая внуков и фотографий да фильмов об их мальчиках.И все хранят битые-перебитые телефоны, которые им отдали вместе с вещами детей,  и бессчетное количество раз перечитывают скупые сообщения из той жизни, когда они были живы.
А на памятниках все они-в форме. Мужественные и решительные, как подобает воинам. Вот только от дат на чёрных камнях становится несусветно больно : 19 лет, 25,30,  –разве это возраст?
Они придут снова в определённый день и в определённое время,  и снова будут гладить холодные гранитные лица своих сыновей.
Мамы первого ряда. Почему первого? Они всегда на своей печальной вахте : в любое время года и в любую погоду. У других рядов пока только холмики , кресты да флаги.
Когда позже, через год, поставят одинаковые памятники, они тоже будут, как мамы из первого. А потом –мамы из других рядов .
 А в этом первом ряду одна из мам теперь навсегда со своим сыном. Она погибла через неполный год на этой же войне. Те, у кого никого не осталось, ей завидуют. Другие помнят, что есть внуки, ради которых нужно жить. Или другие дети, которым тоже нужна мама.
Они  отдали самое дорогое,  ради того, чтобы играла музыка в центре города, а на его окраинах шпанистая молодёжь слушала  знойными майскими вечерами музыку из современных колонок, и из ресторанов высыпала толпа с вейпами , обсуждая политику страны и проблемы пожиже, типа индекса Доу Джонса. Ради того, чтобы в приграничных районах не рвались снаряды, а дроны не залетали к мирным жителям. Ради того, что, по сути, мы продолжаем вести ту же жизнь, что и до войны. Вот только прежними мы уже не будем. И не всех перепахало осознание того, что что-то изменилось, потому что до них не дошла война. Или это они не дошли до неё?
И нет у нас средств и возможностей, чтобы отдать вам этот долг. Мы все в долгу у вас и ваших мальчиков. В вечном и неоплатном.