Земляничная луна

«Земную жизнь пройдя до половины», ранним свежим утром, в очередной раз, вернулся я в «многообещающую в будущем грязь милой родины».  Первым делом решил свидеться с товарищами студенческих лет. Навестил, по отдельности, «Медвежонка», «Француза», «Менеджера», «Брокера», «Синеглазого», «Черного» и «Ежика». А потом, в лучших традициях лицеистов, организовал общую встречу. Даже название придумал мероприятию – «Реюнион», «воссоединение», то есть.

Примечательно, что я о делах своих товарищей был осведомлен лучше них самих, хотя сам в родных пенатах – без году неделя, полтора месяца, а они варились в соку столицы уже два года. «Медвежонок» – в долгах, мотался по Европе. «Француз» находился в разводе и сочинял однотипные  тоскливые мелодии с подобными им текстами. Сочинения эти он называл песнями («этот стон у нас песней зовется»). «Менеджер» ушел дальше всех – стал миллионером. Долларовым. «Брокера» занесло в Новый Свет, где он получил гражданство одной страны, следующей истинно демократическим курсом, подразумевающим передачу должности премьер-министра от отца к сыну. «Синеглазый» пребывал в несоответствующем ему статусе – был безработным. «Черный» просадил все капиталы и жил на мелкие комиссионные от полуразрешенных сделок. «Ежик» работал в крупной фирме и надрывался – у него была больная редкой болезнью дочь. Что вы там лепечете? Кредит просрочен? Ипотека? Наследство не можете поделить с родственниками? Родители бросили? Дети в дом престарелых отселили? Смолкните! Лекарство для ребенка, стоящее больше, чем бюджет крупного европейского города! – вот проблема!

Проблемы «Медвежонка» и «Француза» меня не волновали – я успел побывать в их положении, даже брал взаймы у «Брокера» и «Менеджера». Миллионер снисходительно давал мне небольшие суммы, безвозмездно, иногда укоряя, иногда вспоминая, как я, в незапамятные времена, помог ему (долг, стало быть, платежом красен). «Брокер», в силу своего темперамента, устроил истерику, когда я запоздал с выплатой, обозвал меня щенком и грозился явиться ко мне на работу, перевернуть в кабинете все вверх дном. В его вселенной это было величайшим позором. «Черный» остался верен своему реноме циника, а «Синеглазый» удивил меня тем, что при первой же жизненной встряске вдруг сник и проявил малодушие – потом я вспомнил, что до этого его жизнь обустраивалась благодаря связям. А «Ежику» я искренне хотел помочь, только вот не мог – денег и влиятельных меценатов у меня не было, миллионов я не нажил. Иная, нематериальная помощь, в данном случае была неуместна, разве только если бы я был праведником и мог лечить молитвой. К огромному сожалению, праведником я тоже не был.

Встреча наша началась в элитном ресторане («Менеджер» начальственным жестом велел принести пин-пад), продолжилась в развлекательном центре (счет закрыли «Брокер» и «Медвежонок»), затем мы перебрались в стриптиз-клуб «Дыньки и абрикос» (шалости с девочками, с большим трудом, оплатили я и «Француз»). «Черный» как был скупердяем, так им и остался. «Синеглазый» не работал – правильнее было бы не тратить деньги на развлечения, а передать их ему, пока найдет работу. «Ежик» все порывался заплатить, но то не успевал, то ему мешали другие, то сумма превышала его возможности.

К утру пятницы мы стали было разъезжаться. Тут я, заметив, что «Ежик» собирается ехать не домой, не на работу, а в больницу к ребенку, решил составить ему компанию. «Ежик» вначале деликатно заметил, что мне следовало бы отдохнуть, но я заявил, что твердо решил поехать с ним, и он сдался.

….Больница остается больницей, даже если она частная, и персонал ее ведет себя так, будто вы – наследник британского престола или избранный президент Соединенных Штатов. Палата. Аппараты, штативы для капельниц, ширма. Ребенок, к моему удивлению, уже проснулся. Голубоглазая девочка с уставшим взглядом. Отцовские брови, глаза. Палата и палата, кажется – корь или грипп в тяжелой форме. Но нет – если бы!

 – Папа, а знаешь, доктор сказал, что в следующем месяце появится Земляничная луна!
Мое удивление  не остается незамеченным. «Ежик» поясняет:

 – Она часто не спит ночами, вот мы и придумали, что когда появится луна земляничного цвета, тогда ее и выпишут из больницы.

Я сразу, одновременно, вспоминаю «Последний лист» О. Генри и замечаю, что «Ежик» не сказал «…тогда она выздоровеет, и ее выпишут….». Оговорка? Выписать могут и мертвой. Или верно наблюдение, что у хронических больных родственники становятся черствыми, а тут еще – отчаяние и потеря веры в выздоровление.
Пока что деньгами помогает теща. Иногда вмешивается государство – попадаются в минздраве сердобольные души. Олигархи? Был один, да перед выборами, пиарился. Сейчас не помогает. «Ежик» даже пытался собрать деньги на одной краудфандинговой платформе, только не смог. «Понимаешь, – говорил он мне – если просить на помощь уссурийским тиграм или королевским пингвинам, в защиту какого-нибудь писателя, который пишет всякую абсурдную ерунду или во имя мира во всем мире, то набирают быстро, да еще с прибором. А в нашем случае – и половины не собрали».

Я понимаю «Ежика» – часть моих стихов посвящена обществу, в котором я живу. Точнее, его порокам. Хвалить  моих современников мне не за что. Особенно после истерии 2020 года, после того, когда люди привыкли к показу уничтожения себе подобных высокоточным оружием. А чего стоит недавняя смерть Папы Римского? Чего доброго, сделают из покойного новую икону в рамках одурачивания мировой паствы. И забудут, что наместнику Петра не подобало разрешать священникам благословлять однополые браки. А еще эта интересная история с ипотекой по поводу макаронной фабрики, где несовершеннолетние преступники работают.

И когда я пишу «общество», «современники», я говорю о всей планете. Прав Жаботинский: изначально мы сотворены людьми, нации появляются позднее. Стало быть, ничто человеческое нам не чуждо, следовательно, добрый самаритянин поступил бы по-своему и в Японии, и в Конго, и в Аргентине, и в Германии. Но большинство из нас на нравственный подвиг неспособно – слишком ценим мы наш комфорт. Зато послушайте, как мы молимся…. Как тот фарисей, который считает себя праведным.

Как бы то ни было…. Днем позже я встречаюсь с «Менеджером»  – прошу вспомоществование: как вы помните, последние гроши я потратил в стриптиз-клубе «Две дыньки и абрикос»…Затрагиваю вопрос о дочке «Ежика». «Менеджер» сочувственно кивает, дает уклончивые ответы. Звонок «Брокеру». Я знаю (видел случайно в интернете), что «Брокер» жертвует на национальные проекты. Он отрывисто и резко заявляет, что поможет «Ежику», в ближайшем будущем, посему просит его, «Брокера», не беспокоить – слишком тяжела для него обида – запоздать с выплатой в двести десять долларов на три месяца. Чем больше у человека денег, тем он обидчивее. Особенно, когда нажиты деньги родственниками в «лихие девяностые». Вы поняли, о чем я.
«Черный» прямо заявляет, что все мы встретились случайно, что никто ничего никому не должен, и что у ребенка нет шансов дожить до совершеннолетия. Он, «Черный», вкладывается только в прибыльные схемы. Я внутренне усмехаюсь. «Черный» вложился в предприятие с саудовскими арабами и персами. Другие на его месте поднимали крупные суммы, он же погнался за  журавлем в небе. На этом фоне трогательно выглядят слова «Синеглазого»: «Я могу передать девяносто евро. Скажи, когда соберете». «Медвежонок», к моему удивлению, отказывается от  благотворительности. Он недавно занял денег в одной кредитной организации, все ушло на оплату задолженностей по бизнесу. Я ему верю – сам вел с ним общие дела. «Француз» заявляет, что даст триста евро и, к моему восхищению, передает их. Позднее я узнаю, что денег ему дал отец. Снова возвращаюсь к «Менеджеру».

– Я переведу ему денег со счета фирмы. Так правильно, так нужно. Так удобно, ему и мне. А ты молодец.

Я тоже доволен – и собой, и ребятами – никакое положение не оправдывает бездействия, как писал Чернышевский.  Причем ребятами я доволен больше, чем собой – я-то видел больного ребенка, а они – нет. Помогли, стало быть, человеку, которого даже в глаза не видели. Впрочем, отца ребенка они-то знают.

Проходит еще пять дней. «Ежик» приглашает меня в кафе. Я передаю ему пожертвования «Француза» и «Синеглазого» (оба, к тому времени, отбыли в Европу). «Ежик» сообщает мне, что компания «Менеджера», в рамках благотворительности, перечислила на его счет нужную сумму. Хозяин компании намекнул, что подобные переводы – дело трудное с юридической точки зрения.  Еще один аноним перечислил пару тысяч. Я делаю осторожное предположение, что это – «Брокер».  «Ежик» со мной соглашается. Я прошу его извинить меня – сам я живу в долг, то мне помогают родственники, то «Менеджер», то другие знакомые. Денег у меня нет.

– Я знаю, – успокаивает меня «Ежик», – главное – твое желание. У нас и так взаимовыручка больше, чем у самых преданных друзей, а готовность помочь лишь чуть уступает самоотверженности жен декабристов.

Я смеюсь. Хорошо сказал «Ежик». У меня проносится мысль: часто врачи не в состоянии предсказать исход различных болезней. Может, повезет и дочке «Ежика», и она увидит земляничную луну? Все в руках Божьих.