Чернобыльская Беларусь

26 апреля 1986 года на ЧАЭС прогремел взрыв. Радиоактивная пыль осела на огромной территории. Когда эвакуировали Припять, жители попавших под загрязнение белорусских сёл ещё не знали, что и им предстоит попрощаться со своей землёй.

— Какая радиация? Я её не видела, — бабка на пороге дома пожала плечами.

— Как вы не понимаете? Её невозможно увидеть. Но жить здесь опасно. Земля отравлена.

Бабка часто заморгала глазами, словно не понимала, сон это или реальность.

— Ты смеёшься, сыночек? Когда немцы бомбили наши края, мы и то остались на своей земле. А тут какая-то радиация. Тьфу ты.

— Моё дело предупредить. Завтра подъедут автобусы. С самыми необходимыми вещами нужно быть готовыми к отправке, вы должны быть собраны не позднее часа дня, — сказал участковый уполномоченный капитан милиции Федоренко и поставил карандашом галочку в бумаге напротив номера дома.

Крестьяне — народ простой: орудуют лопатами, граблями, вилами. Зачем им знать про микрорентгены и кюри? Образованность не поможет вспахать поле. Нет понимания — нет страха. Участковый чувствовал, что поля, частные и двухэтажные дома, старый магазин и тёплая корка пахнущего чёрного хлеба отравлены смертью.

Конечно, милиционеры не были учёными, но многие получили высшее образование и кое-что из курса по физике знают. Этим днём утром в райотделе довели до личного состава оперативную сводку. Из разных областей сотрудников направят в командировку в Припять и Чернобыль, чтобы помогать украинским коллегам охранять территорию от мародёров. Более того — готовятся операции по перенаселению в Беларуси из-за подхваченной ветром радиации, которая оседает здесь. Вся милиция переходит на усиленный вариант несения службы. В любой момент могут приказать выдвинуться в такую-то точку для выполнения задания.

— Паника — враг народа. Нам важно не допустить мародёрств, беспорядков. Родина делает всё возможное, чтобы защитить наши дома, наших детей от последствий аварии. И страна также надеется на вас, на вашу верность присяге, — сказал начальник милиции.

Пришли в село дозиметристы. Провели замеры — вода в колодце фонит. Опечатали. Жители смотрят и возмущаются. Единицы воспринимают происходящее всерьёз. Кто соображал быстро, решил уезжать на своей машине.

«Наверное, это всё из-за американцев. ЦРУ взорвало станцию. А кто же ещё? Наш мирный атом был полностью безопасным, пока не добрались американцы. Они всегда завидовали нам», — вспоминал участковый слова инспекторши по делам несовершеннолетних в курилке отдела.

Возможно, она права. Точного ответа на вопрос о причинах аварии милиционер не знал. Зато он знал, что в такой ситуации западная пресса будет раздувать трагедию ради очернения СССР. И задача его, как правоохранителя, — не допустить паники.

Сложность обхода не только в том, что нужно рассказать о сборах каждому жителю. Все они задавали слишком много вопросов. Кто категорически отказывался готовить вещи, милиционер говорил: «Это постановление Верховного Совета, а не моё решение. Вы уезжаете лишь на несколько дней».

Федоренко со спокойным взглядом беседовал с сельчанами, но с печалью смотрел на опускающееся солнце, которое напоследок растеклось красный речкой по горизонту над полем. В поле пережёвывал траву конь. Глаза животного словно выражали мысль: «Навсегда уезжают люди». И в глубине души участковый знал, что «несколько дней» — это ложь. В этих краях прошла его молодость. В соседней деревне. Но в это село милиционер часто ездил на рыбалку, оно как родное.

Было приблизительное понимание. Понимание того, что здесь жить опасно. Однако какая-то часть мозга сомневалась в решении руководства страны. Поднимешь глаза — всё вокруг знакомое, мирное.

Рядовой Нефёдов проходил срочную службу во внутренних войсках МВД. Написал письмо маме. С четверга по воскресенье специальные части милиции охраняли общественный порядок в Гомеле. В понедельник был выходной. День, чтобы подшить форму и отправить сообщение домой. Но что писать? Не будешь же рассказывать о том, как разнимаешь драки и помогаешь сотрудникам органам внутренних дел разыскивать опасных преступников. Чтобы родители не переживали, написал о том, как каждый день занимается строевой подготовкой, ничего нового, скучает, кормят замечательно, офицерская забота напоминает воспитателей из детсада.

А вот девушке можно написать про все подвиги. Даже прикрасить — пусть представляет себе боевого Нефёдова с пистолетом и в шляпе в образе сыщика, который ночами сидит в засаде. Про перестрелку не помешает что-нибудь сочинить. Или слишком? Рядовой прислонил к губам ручку. Да нет, не слишком. Пусть расцелует меня, когда приедет навещать. Солдат где-то слышал, что женщины текут от мужчин, которые совершают что-то героическое.

«Вот бы я потребовался Родине во время какой-нибудь экстренной ситуации. Не просто для розыска жулика, а что-то такое, что позволит с поднятой головой встретить дембель. Вот брат был в Афгане — об этом знают почти все в районе, уважают. Его в школы приглашают», — позавидовал рядовой.

На ужине к Егору Нефёдову подсел Володя, старослужащий из конвойной роты. Ефрейтор. Оба в БССР отправились служить из Москвы, но с разницей в полтора года. Общих знакомых у них не было — Москва ведь большая, но Володя помогал молодому освоиться.

— Егорка, у меня ДМБ скоро. Вернусь домой — девушке привезу пышный букет роз и... сборник стихов, — порадовался сослуживец, словно ему до демобилизации остался не месяц, а час.

— Поздравляю, — ответил Егор, положил в рот кусок котлеты и принялся за тушеную капусту.

— Ты понял, о чём я, — толкнул старослужащий плечом в бок молодого. — Придумай стихи про Варю. Про то, как я её люблю. Ты же у нас пишешь стихи, а не я.

Нефёдов успел много раз пожалеть, что спалился со своими блокнотами, когда в свободную минуту придавался воображению и брался за ручку. Ничего не поделать, дружбу надо делом поддерживать. Рядовой провёл отдых в мыслях о том, что придумать.

На следующий день в части должен быть парко-хозяйственный день — это как генеральная уборка, только по-армейски, когда всё сияет ярче кошачьих усов. Проклятие для солдата, потому что из-за одной пылинки старшина прикажет 10 раз повторно устраивать в казарме море из пены. Но вместо привычного занятия на построении до личного состава довели другую задачу.

— В Чернобыле произошла авария на атомной станции. Благодаря действиям самоотверженных специалистов станции и пожарных, миру удалось избежать гибели. Но территория в радиусе 30 километров от станции будет оцеплена и считаться загрязнённой, опасной для жизни. Задача, которую поставили перед внутренними войсками МВД, — отселить население в ряде сёл Гомельской области, — слова командира части и тревожили, и внушали чувство долга. — Эти населённые пункты находятся ближе остальных к Чернобылю и нам необходимо сделать всё возможное для защиты людей. Часть территорий берём на себя мы. К операции также привлекаются и другие части. Работаем с органами внутренних дел и райисполкомом. Добровольцы, два шага из строя.

Вышли почти все. Без раздумий. Когда речь заходит о Родине, о себе думать никто не хотел. Правда, Володя остался.

— Лучше уж закиньте меня на «губу», чем под радиацию. Мне ещё с любимой женщиной детей делать, у меня вся жизнь впереди, — сказал старослужащий.

«Если бы каждый спасал в первую очередь себя, мы бы не победили в Великую Отечественную», — подумал Нефёдов.

Володя остался в части. Остальных проинструктировали и вооружили. В питомнике собачий лай поднимался выше обычного: наверное, животные чувствовали, что в страну пришла беда. Военные выехали из части длинной колонной. Отправлялись словно на войну. Привлекли даже штатный БТР.

Из кузова грузовика Нефёдов и его сослуживцы наблюдали за поднимающимся солнцем. Прохожие в лёгкой одежде и расцветающий город напоминал гражданские будни. Труднее всего было оторвать взгляд от женщин в платьях, они куда прекраснее весны. Дамы заставляли колыхаться солдатские сердца. От приятного глазам зрелища отвлёк небесный гул. Под облаками прорезал городской шум грохот самолёта. Истребитель, словно переместившись во времени назад к Великой Отечественной войне, пролетел на боевое задание. Солдаты ахнули, как мальчишки при виде коллекции игрушечных воинов.

Военная колонна в село въехала за несколько часов до эвакуации. Остановилась в центре, возле администрации. Почти из каждого окна смотрели на грузовики и бронированный транспортёр. Солдаты с автоматами выстроились в шеренги. Капитан Федоренко встретил военнослужащих, обратил внимание на красные погоны с буквами «ВВ» и рассказал внутренним войскам, что в два часа подъедут автобусы. Необходимо проследить, чтобы не было паники и давки, а также быть готовым оказать содействие милиции в задержании тех, кто будет игнорировать требования райисполкома и захочет остаться дома. Уехать должны все жители.

Егор Нефёдов ощутил привкус металла. Он слушал в строю милиционера и обнаружил, что горло становится сухим, словно после прогулки среди пустошей в Египте. Жутко захотелось взяться за флягу. Вспомнился Володя. Интересно, станут ли наказывать ефрейтора?

Время прошло в напряжённом ожидании. Подъехали «икарусы» и разъехались по дворам. Военных разделили по участкам. Граждане заходили в автобусы с минимальным количеством личных вещей. Брали немного еды, воды, документы и деньги. Но один мужчина умудрился просунуть в салон дверь из квартиры — объяснил «вэвэшникам», что это не просто дверь, а память о семье.

У старушки случился инфаркт в очереди. Пришлось вызывать «скорую». Кого-то происходящее не пугало: «Отдохнём несколько дней, может, в лес сходим, шашлыки приготовим». Маленькие дети капризничали.

— А Жужа с нами не поедет? — девочка на коленках матери тревожно смотрела из автобуса на свой подъезд в поисках собачки.

— Жужа поживёт пока что самостоятельно. Не переживай, я ему успела оставить много воды и еды.

Военнослужащие приказывали местным не брать собачек и котиков. Люди возмущались. Автобусы в сопровождении сотрудников ГАИ на жёлто-синих жигулях и мотоцикле «Ява» с воющими проблесковыми маяками тронулись с места. Граждане смотрели на родные улицы, дома, которые только что были заполнены жизнью. Животные бежали за автобусами — чуяли, что хозяева уезжают куда-то далеко, — но остановились, когда поняли, что транспорт не догнать.

Участковый прошёл в опорный пункт и позвонил в РОВД.

— Отлично. Сработали хорошо. Теперь скажи солдатам внимательно всё осмотреть: вдруг кто-то из местных остался, — сказал начальник милиции в трубку, выслушав отчёт участкового.

Капитан прикинул, что такое возможно. Вдруг спрятались люди в подвалах, а теперь ждут нашего отъезда? Не каждый хотел расставаться с домом даже на пару дней. А некоторые не верили в общения властей и думали, что больше не вернутся, если уедут сейчас. Солдаты и милиционер принялись за обход.

— Хитрый какой, — сказал капитан, когда в подвале двухэтажного дома, разбавляя темноту фонариком, увидел тень человеческой фигуры.

Мужчина понял: прятаться дальше бесполезно. Поднялся из-за кучи пустых коробок и мешков с мусором. Милиционер поинтересовался местом проживания. Мужчина врать не стал: хотел переждать и при первой возможности тихонько сигануть домой. Но его планам не суждено было воплотиться. Его забрали в военном грузовике вместе с солдатами, которые возвращались в часть.

Власти после нескольких дней никого обратно заселять, конечно, не стали. Расселили людей по городам и деревням. Одних приняли родственники, других взяли неравнодушные незнакомцы. Кому-то выдали жильё.

Но работа на отселённых территориях только начиналась. Заражённую местность огородили колючей проволокой. Построили систему охраны. Правоохранители следили, чтобы мародёры не вынесли вещи. Солдат срочной службы заменили контрактниками. Деревню, в которой провёл детство капитан, также закрыли. Некоторым старикам разрешили остаться: слишком слабенькое у них здоровье для сопровождающейся стрессами поездки. Милиционеры навещали одиноких старых людей с продуктами и лекарствами, потому что ближайшие магазины и аптеки прекратили работу.

Федоренко охранял Зону отчуждения три месяца. В один день врачи сказали милиционеру: «Всё, товарищ, ты отслужил достаточно».

Проблемы со здоровьем стали ощущаться через год. То голова кружилась, то обморок притягивал бездну. От МВД Федоренко получил путёвку в санаторий. Полечился, отдохнул. Службу он продолжил, но уже в обычном городе, к радиации его больше не подпускали.

Молодой организм Нефёдова заразу перенёс практически удачно. Последствия катастрофы его обошли стороной, потому что «срочников» в Гомеле старались сразу после эвакуации вернуть в часть. А вот с ефрейтором почти все перестали общаться. Но Нефёдов написал стихи для девушки сослуживца и перед демобилизацией пожал ему руку.