Сновидение

               

              Вот уже который раз вижу один и тот же сон. Будто меня опять в армию забирают. Нынешнего. С артрозом и радикулитом. С белой головой. 
           И ловят меня на улице, ведут под руки. С обеих сторон держат, как вора.
          - Вы что, ребята? – говорю. -  Я уже отслужил!
           А они  желтые зубы показывают:
          -  Не-е, брат! – отвечают, - то не щетово!
          И делают расклад, почему не считается.
          Но я же не дурак, причем гордо осознаю, что не дурак, и помню, что я чист перед государством. В свое время долг стране отдал. Фуражку, ремень и погоны мальчишкам на улице подарил. Сам надел клёши и ушел в парк Горького, в вольную жизнь.
         Но те не отпускают,  талдычат свое, -  и в загрустившем желудке у меня  набухает страшная догадка...   
         - Ну, понял теперь? –  лыбятся. - Тогда ты служил, как городской. А сейчас пойдешь, как деревенский. А сбежишь  – забреем в Морфлот!            
          Я готов рыдать. Ведь не только оторвут от благ: дадут кирзачи, шинель без пуговиц, как балахон цыганки; бегай в ней, спотыкайся  по снежным сопкам с автоматом, стучи сапогами по раскаленному асфальту, -  тут важен сам срок! Я же старею,  дорожу каждым днем,  часом! Сколько  раз в жизни осталось мне с женой сыграть в подкидного дурачка? Ведь забреют , и появится другой партнер; станет под окном , в позе баяниста,  тасуя веером колоду новых  атласных карт…
         Нынче   службу на год  убавили. Это придумал старый генерал, которому еще при службе ефрейтором  веток на башке  зазноба наставила. До сих пор, говорят,  срезы от ножовки на его залысинах видны. Кто сам страдал, тот поймет ближнего. И потому сбавил тот генерал службу ровно на один год.  Чтобы жены сдюжили в одиночестве.
         Но где там!
         Недавно одна молодуха с ехидцей мне говорит:  «Год терпеть?!» -  и кулак под локоть подсовывает, покачивает кулаком.
       - Пока муж, - говорит, -  поле вспашет, а потом от рассвета до рассвета культивирует, он никакой становится. На две недели. Хоть в шкаф его вместо дверки ставь. А тут год! Я же не корова!
      Вспоминаю ее, и мне совсем дурно делается.
      - А почему, - кричу, - этим – год, а мне – два служить?
      - Как представителю той эпохи, - бурчат.
       Ох, как мне плохо!..
      Но Бог есть, и я просыпаюсь…
      Еще только на половину очнусь. Второй половиной еще там – служу, страдаю, ревную.   Наконец осознанно выдыхаю: фу-у-у!.. и опускаю ноги с постели.
      Иду к крану. Жадно глотаю  воду. Сажусь на корточки и курю, курю.   Не верю своему счастью. Все же есть счастье на земле - вот так проснутся!
       А между тем, время четыре ночи.
       Страна спит. Страну охраняют. Те, кому положено охранять.
       Успокоившись, вздохнув с облегчением, иду досыпать.
       Сладко, как в детстве, задремывая, с наслаждением так – с этаким злорадством думаю:
       -  Ну что - в армию забирать? Подходите!..
       Так хочется как бы сбоку досмотреть этот сон.
       Легкой дремой  подманиваю. Они  переглядываются, глаза злые, как у козлов, издают блеющие звуки ,подкрадываются  к изножью дивана.
       А у меня пятка чешется, чтобы врезать! Прям, как звезда, горит!
      … Это, оказывается,  я  опять отрабатываю на плацу строевой шаг.
        Блеет под окном косоглазая соседская коза, кудахчут по утру выпущенные из ворот  куры. Заливаются вперебой посреди солнечной улицы могучие деревенские петухи -  черные, зеленые, бордовые, один другого краше.
      А я все служу Родине. Чеканю шаг. И пятка ноет.

15 декабря 20 г
Деревня Урюм