Фонарь

 Юля кружилась по комнате, весело напевая: «Я поеду одна, далеко-далеко».
Мама сдержала обещание отпустить Юлю, как только ей исполнится восемнадцать, на летние каникулы к старшей сестре в Баку. Сердце девушки замирало от предвкушения неизвестного.
И вот они с мамой тащат чемодан, полный Юлиных нарядов и подарков для сестры.
— Как ты справишься одна, да с пересадкой? — сокрушалась мама.
— Помогут, — уверенно ответила дочь.

— Тадам-тадам, — стучали колёса, и Юля, лежа на верхней полке плацкартного вагона, прокручивала в голове первые впечатления. Соседи снизу, семейная пара, пили чай, и ложечки звенели в стеклянных стаканах с подстаканниками. Мужчина на другой верхней полке предупредил, что едет только до Курска, и лёг спать. Девушке было так уютно и спокойно, что она не заметила, как уснула.
Проснулась от скрежета тормозящих колёс и движения пассажиров с чемоданами на выход. Затем народ потянулся в вагон, занимая освободившиеся места. Юля посмотрела в окно: на улице было темно. На крыше вокзала увидела надпись — Курск. Она спустилась вниз размять ноги, и вышла на перрон.
В их вагон поднимался военный с коричневым чемоданчиком в руках. Юля походила вдоль вагона и поспешила обратно, поезд отправлялся.
В купе на освободившемся месте тот самый военный умело застилал матрас выданным бельём. Он протянул руку и по-военному чётко представился:
— Пётр, курсант Харьковского авиационного училища.
— Юля, студентка, — коротко ответила девушка.
В вагоне было темно, большинство уже спали, а другие пытались заснуть, лишь эти двое, лежа напротив друг друга, с нетерпением ждали хоть немного света, мелькавшего при движении поезда в их окошке от фонарей, раскинутых вдоль бесконечного рельсового пути. В мелькании рассеянных световых лучей Юля смогла отметить красивую курсантскую форму, нагрудные значки с самолетиками, погоны с золотыми галунами. И ещё в тон цвета формы — серые глаза парня. Ей понравилось, как он представился, и его имя, и то, что в будущем летчик. У Юли аж закружилась голова от предвосхищения их совместных полётов, где она непременно будет стюардессой. В какое-то мгновение она поняла, что не слышит Петра, погрузившись в свои фантазии. Он переспросил, куда она едет.
— В Баку, с пересадкой в Харькове.
— В Харькове? И я туда, — обрадовался парень. — Мы с вами пять часов будем вместе.
Он предложил пойти в тамбур, спать не хотелось. Они опять радовались мелькавшему свету фонарей, вглядываясь в лица друг друга, и Юля слушала, а он говорил-говорил.
— Ты, когда освещена, такая живая и реальная, а в темноте словно исчезаешь.
— Я теперь полюбил поезда, как и самолёты.
И еще много красивых фраз. Юля больше молчала, у нее было мало опыта общения с парнями.
Время бежало неумолимо, за окном светало, свет от фонарей почти сливался с утренним. Вот и Харьков. Пётр подхватил чемодан Юли, в кассе закомпостировали билет на поезд до Баку. Оставалась пара часов, они приютились на свободных местах вокзала. При ярком свете Юля разглядывала Петра, и вдруг перехватила его презрительный взгляд, брошенный на соседа по лавке, нечаянно коснувшегося своими ботинками его начищенных туфель. Придуманный мир рухнул, погружая в разочарование. «Это фонари виноваты.» Дневной свет обнажил невыразительные черты его лица, а глаза, хоть и серые, пугали холодным ледяным оттенком. Лишь форма с погонами продолжала производить впечатление. Она сунула в карман листок с адресом, что спешно написал Пётр, и сдержанно попрощалась.
 Лежа на верхней полке, Юля мечтала под мелькание света привычных ночных фонарей о возможном знакомстве в Баку. Сложила из листка с адресом самолетик и пустила в открытое окно вагона.