Исаак Сирин и его Подвижнические наставления

ОТЦЫ ПРАВОСЛАВНОГО МОНАШЕСТВА.

Житие
ПРЕПОДОБНОГО ИСААКА СИРИНА
И ЕГО ПОДВИЖНИЧЕСКИЕ НАСТАВЛЕНИЯ.

Проф. И. М. КОНЦЕВИЧ.1

___
1. Краткое житие преподобного Исаака здесь переведено из московского издания его сочинений (1893 г.); остальная часть статьи принадлежит профессору Концевичу [в обратном переводе с английского].



Старец Пахомий, Афон.
СВЯТОЙ ИСААК СИРИН.

Память 30 января.

КОНДАК, глас 2.

Чистотою душевною Божественно вооружився, / и непрестанные молитвы, яко копие, вручив крепко, / пробол еси бесовская ополчения, / Исаакие, отче наш, / моли непрестанно о всех нас.


ПРЕПОДОБНЫЙ ИСААК, живший в седьмом веке, был родом сирийцем. Родиной его была Ниневия; о родителях его никаких сведений не сохранилось. Еще юношей Исаак, оставив мир и все мирское, вместе с братом поступил в лавру святого Матфея и там принял монашеский постриг. Когда же в этой обители он усовершенствовался в подвигах и в достаточной степени возмужал в добродетели, в нем пробудилось желание более глубокого безмолвия и пустынножительства. Поэтому, удалившись на большое расстояние от монастыря и поселившись в отшельнической келлии, он всецело отдался безмолвию и уединению.

И хотя брат в частых письмах к нему настаивал, чтобы Исаак вернулся в монастырь, Преподобный оставался непоколебимым в своем намерении. Известие о высоких подвигах и духовном просвещении святого Исаака вызвало общее желание среди ниневитян просить его принять на себя, в качестве епископа, управление Ниневийской Церковью.

Святой Исаак принял этот единодушный призыв. Но недолго управлял Церковью своего родного города. Поскольку паства вскоре стала проявлять непослушание архипастырю, которого они сами избрали, святой Исаак счел за лучшее снять с себя бремя епископского служения. Особенно сильное и тягостное впечатление оставил следующий случай, который в конце концов заставил его оставить епископскую кафедру.

Когда Исаак в первый день после рукоположения во епископа сидел в своей резиденции, к нему пришли два человека, один из которых, богач, требовал у другого возвращения долга: «Если этот человек отказывается возвратить мне мое, я буду вынужден подать на него в суд». Исаак сказал ему: «Поскольку Священное Евангелие учит не отнимать отданного, тебе следует, по крайней мере, дать этому человеку день, чтобы он мог расплатиться». Но богач ответил: «Оставь сейчас в стороне Евангелие!» Тогда Исаак сказал: «Если с Евангелием здесь не считаются, зачем я пришел сюда?» Увидев, что епископское служение не соответствует его склонности к отшельнической жизни, преподобный Исаак оставил кафедру Ниневии и удалился жить в горы [в Курдистан, чтобы подвизаться среди тамошних отшельников. Позже он поселился в монастыре Раббана Шабура, где изучал Священное Писание с таким усердием, что потерял зрение (Концевич)].

Его столь возвышенное учение часто находило мало отклика или понимания в окружающем его мире. Однако большое уважение к нему среди некоторых современников очевидно из того факта, что к нему обращался в письмах в поисках разрешения различных недоумений святой подвижник преподобный Симеон Столпник Младший, впоследствии подвизавшийся на столпе Дивной горы близ Антиохии, отчего и получил имя преподобный Симеон Дивногорец.
 

Подвижнические наставления.

«Келлия безмолвника — есть та расселина в скале, где Господь говорил к Моисею».
—Преподобный Исаак.

ПОДВИЖНИЧЕСКИЕ НАСТАВЛЕНИЯ преподобного Исаака Сирина не представляют собой систематического труда. В них нет системы, последовательности, логических построений. Они скорее представляют собой собрание фрагментов и набросков духовных размышлений, и притом написанных под его диктовку. Они предназначены не для начинающих, а для тех, кто продвигается в совершенстве.

Здесь речь идет прежде всего о высших ступенях духовного пути. Это записи необычайно ясных размышлений и прозрений. Они дают обильный материал для монашеского внутреннего делания. Это вдохновенные сочинения об уходе от мира и о духовном видении. В них «ясно чувствуется эта прожженность солнцем пустыни, звенящая тишина монашеской пещеры и необычайная реальность внутренней духовной брани. Шелест змеи, шорох скорпиона, невозмутимо царственный полет орла в бездне неба, и изощренность демонских нападений, тончайшая сеть искушений духовных и плотских и брань помыслов в бездне собственного сердца, – вот что охватывает читающего эту книгу» (архимандрит Киприан (Керн)).

Преподобный Исаак знает всех своих предшественников в области аскетических писаний и приводит прямые цитаты из них.

УЧЕНИЕ ПОДВИЖНИЧЕСКИХ НАСТАВЛЕНИЙ.

СЕРДЦЕ. Сердце — центр религиозной жизни. В понятие «сердце» включены проявления и функции души, включающие также ум.

Ум  есть одно из душевных чувств, а сердце обнимает в себе и держит в своей власти внутренние чувства.

Механизм страсти. В глубине сердца, в бессознательном состоянии, накапливаются греховные привычки, предвзятые представления, из которых демоны вызывают побуждение ко греху.

СОТЕРИОЛОГИЯ. Искупление — это исцеление греха, вызванное состраданием к твари; более того, Воплощение — это не только сотериологическая черта, это знак бессмертной любви Бога к миру, и поэтому Бог стал бы человеком даже в том случае, если бы Адам не пал.

Преподобный Исаак отмечает три стадии духовного пути: покаяние, очищение и совершенство, или «совершение в любви и восторге».

Покаяние — это «высшая благодать», «дверь милосердия», возможность возвращения. Это «вторая благодать» (первая — крещение), «второе возрождение от Бога».

Покаяние — это не просто единичный момент, должна быть направленность покаяния. Покаяние никогда не может быть окончательным, ибо никто не выше искушений. Для ищущих спасения покаяние должно быть постоянным, поскольку нет предела совершенству.

«Покаяние всегда подобает, всем грешникам и праведникам, кто ищет спасения. И нет предела усовершению, так что и совершенство самих совершенных есть собственно несовершенство. Потому до самой смерти нет пределов для покаяния, ни во времени, ни в делах».

И плач, и покаяние прокладывают путь к чистоте души, ибо от плача человек приходит к душевной чистоте.

Безмолвие и покаяние неразрывно связаны между собою. Безмолвие ищет уединения. И уединение есть одиночество души пред лицом Божиим. «Блажен, кто удалился от мира и от тьмы его, и внимает себе одному».

Отшельничество есть прежде всего внутренний исход или отшествие от мира. Это есть прежде всего внутренняя установка души («обнажиться и выйти из мира»).

«Страсти суть части преемственного течения мира, и где прекращаются страсти, там мир останавливается в своем преемстве... Где страсти прекращают свое течение, там мир умирает»... Ибо человек выходит из связей мира... «Короче сказать, мир есть плотское устроение и мудрование плоти».

«Страсти есть нечто придаточное», вторичное, – душа по природе своей бесстрастна, и уже вовлекается в кружение страстей, сама себя в них вводит; и тогда «бывает уже вне своего естества». Страсть есть новое исступление, выпадение души из своего «первобытного чина».

Душа вовлекается в мир... И может выйти из него. Это есть для нее возвращение к себе, – и освобождение «от законов» (т.е. от необходимости мира).

С миром человек связан чрез чувства, чрез чувственные впечатления, – не столько чрез самое тело, сколько чрез чувственность. В этой подвластности чувственным впечатлениям нечистота души; в живости чувственных впечатлений – смерть и мертвенность сердца. Чувственные образы слепят душевное зрение, мешают подлинному видению, – страсти сожигают ведение души. И потому очищение души заключается в преодолении и даже погашении (или «замыкании») чувств.

Мир есть обман чувств. «Естественное состояние души есть ведение (гнозис) Божиих тварей, чувственных и мысленных... Противоестественное состояние есть движение души в мятущихся страстями»... Ибо подлинную достоверность имеет только познание твари в ее сущих основаниях, – познание существующего, именно как Божией твари, «духовное ведение» о ней, т.е. созерцание Божией мудрости, действуемой в творении, – «ощущение Божественных тайн, сокровенных в вещах и в их причинах».

Отречение от мира и есть в познании прежде всего отвлечение от всего преходящего и «случайного» (не-естественного) в вещах, – и прозрение в непреходящее. Выход из мнимого мира выход из самозабвения в мнимом, – и потому нахождение самого себя. В этом смысл очищения («кафарзис»).

«Безмолвие умерщвляет внешние чувства и воскрешает внутренние движения». В этом его очистительная сила и смысл... В безмолвии начинается подлинное познание (или «ведение», гнозис).

Только на высшей ступени человек обретает духовность, и ведение становится духовным, возносится над всем земным. «Теперь может оно взлетать в область бесплотных, касаться глубин неосязаемого моря, – умопредставляя Божественные и чудесные действия промысла в естестве существ чувственных и мысленных, – и исследует духовные тайны, постижимые мыслию тонкой и простой»... Нужно помнить: все время речь идет о познании мира. И есть еще высшая ступень, когда превышается мера естества, – ум очищается наитием Духа, и восхищается к Божественному созерцанию. Но это уже нечто большее и иное, не только гнозис. Это уже начало совершенства.

Высшие «мысленные» откровения, уже без образов, выше всякого образа, несоизмеримы с пониманием: «Предметы будущего века не имеют прямого и надлежащего наименования. О них возможно только некое простое знание, (которое) выше всякого слова, всякого элемента, образа, цвета, очертания и всякого сложного имени». «Совершенное незнание», — говорит святой Исаак, — «обозначает познание Того, Кто выше всего познаваемого» (прямая цитата из святого Дионисия Ареопагита).

ПРЕОБРАЖЕНИЕ. Душа начинает преображаться, обретая неземную красоту, стократ более яркую, чем солнечное сияние. И душа вступает «в область чистой природы» и царствует во славе Отца. Это уже состояние восторга. Душа опьянена Божественной любовью. «Мысль в изумлении, а сердце в Божественном плену». Путь окончен. Это уже «ощущение бессмертной жизни» – и более того, осознание и раскрытие вечного бессмертия в самом существе человека.

ЗНАНИЕ. Таким образом, существуют различные стадии познания. Первая стадия, о которой мы уже говорили, – это плотское знание, знание преходящего, нереального. Это знание ложное и опасное, осуществляемое через наши чувства.

Вторая стадия. В ней познается душа и ее качества, а также мудрость и провидение в строении и ходе вещей. Но все это еще в сфере чувств и переживаний души.

Затем третья стадия, которая более возвышенная. Это духовное знание мира, возвышающееся над земным. «Теперь оно может взлететь в область бестелесного, коснуться глубин неосязаемого моря, представить уму Божественные и дивные действия Провидения в природе чувственных и умственных существ, и оно прослеживает духовные тайны, доступные мысли, которые таинственны и просты».

И в самом конце, четвертая, высшая ступень — Божественное видение под вдохновением Святого Духа. Это начало совершенства; это уже больше, чем знание (гнозис). «Лествица в то Царство — внутри тебя, она сокрыта в твоей душе. Погрузись в себя глубже греха, и ты найдешь там восхождение, по которому ты можешь подняться».

СВОБОДА. Свобода — источник добра. Добро может быть только благодаря свободе. Она осуществляется и укрепляется практикой и аскетизмом. Но аскетизм возможен только в свободе. Даже Сам Бог действует на душу «в тайне свободы», а жизнь в будущем веке — «отечество свободы».

В свободе, однако, заключена и опасность падения, а именно в «безумии произвола», поскольку добро всегда должно зависеть от свободы выбора. «Ибо Господь Всемогущ и крепче всех и во всякое время бывает победителем в смертном теле, когда идет вместе с подвижниками на брань. Если же бывают они побеждены, то явно, что побеждаются без Него. И это суть те, которые, по своему произволению, неразумием своим обнажили себя от Бога».

Сила Божия проявляется только через искание и подвижнический труд: «этот мир — поединок, а это время — время брани».

МОЛИТВА. Движущей силой аскезы является молитва, из нее рождается и возгорается любовь. Молитва, по определению преподобного Исаака, есть ««всякая беседа, совершаемая втайне (внутренне), и всякое попечение доброго ума о Боге, и всякое размышление о духовном». Это стояние перед Богом, как в мыслях, так и в делах и словах.

Нужно стремиться к непрестанной молитве, что уже есть признак совершенства, так как постоянство в молитве возможно только при содействии Святого Духа. А подвижник «взошел на высоту всех добродетелей и соделался уже обителию Святого Духа».

В молитве «созерцание ума устремлено к единому Богу, и к Нему направляет все свои движения». В этом теоцентризм молитвы. Можно сказать, молитва есть теоцентрическое устроение души.

БОЖЕСТВЕННОЕ ВИДЕНИЕ. «Кто зрение ума своего сосредотачивает внутри себя самого, тот зрит в себе зарю Духа. Кто возгнушался всяким парением ума, тот зрит Владыку своего внутри своего сердца». «Если будешь чист, то внутри тебя Небо, и в себе самом узришь Ангелов и свет их, а с ними и в них и Владыку Ангелов». Это связано с чистотой, с освобождением от всего чувственного, от пристрастий к видимому миру. «Когда ум находится в движении [от земных влияний], он все еще находится в сфере души», но как только ум входит в духовную сферу, «все молитвенное прекращается, наступает созерцание, и ум молится не молитвой, а через него».

ВОСХИЩЕНИЕ. «Душевные движения, за строгую непорочность и чистоту, делаются причастными действенности Святого Духа. И ее сподобляется один из многих тысяч людей, потому что это — тайна будущего состояния и жития. Естество возносится и пребывает недейственным, без всякого движения и памятования о здешнем».

Это уже «молчание ума», а «молчание есть тайна будущего века», покой Божественного видения, прообраз Царствия Божия. «Ибо святые в будущем веке, когда ум их поглощен Духом, не молитвою молятся, но с изумлением водворяются в веселящей их славе. Так бывает и с нами. Как скоро ум сподобится ощутить будущее блаженство, забудет он и самого себя, и все здешнее, и не будет уже иметь в себе движения к чему-либо.... отъемлется у природы свобода, и ум путеводится, а не путеводит».

«В этом созерцании уже силою Духа открывается связь и полнота времен. Уже виден чудный эон будущего, в его неизреченном свете, и тем более чудесной кажется нынешняя земная жизнь. Мысль восходит и к первому творению, когда внезапным поведением все приведено было из небытия в бытие, — «и всякая вещь предстала пред Ним в совершенстве». Открывается в прозрении полнота судеб. И в этом созерцании закрепляется надежда, рассевается всякий страх и недоверчивость»... Всякое беспокойство прекращается, всякое отдельное желание останавливается... «всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся, кривизны выпрямятся и неровные пути сделаются гладкими (Ис. 40:4). Непрестанно внимание их обращено на лоно Отца их. И самая надежда в каждое мгновение как бы перстом указует им на отдаленное и невидимое... и желанием отдаленного, как огнем каким, разжигается вся душа, — и отсутствующее представляется уже присущим».

ЛЮБОВЬ. В то же время есть возжженная любовь. «Сердце горит и разгорается огнем, день и ночь», и дается дар слез. И это уже слезы умиления и радости, а не плача и печали, слезы любви, «ибо и любви свойственно вызывать слезы воспоминанием о любимом». Это предчувствие приближающегося Царствия Божия, ощущение духовного мира, «и это точный признак, что ум исшел из мира сего и ощутил оный духовный мир».

Только через любовь достигается совершенство. «Достигших совершенства признак таков: если десятикратно в день будут преданы на сожжение за любовь к людям, не удовлетворяются сим».

Святые также стремятся стать подобными Богу «совершенством любви к ближнему», и в безграничном сострадании ко всякой твари. «И что такое сердце милующее? – Возгорение сердца у человека о всем творении, о человеках, о птицах, о животных, о демонах и о всякой твари. При воспоминании о них и при воззрении на них очи у человека источают слезы от великой и сильной жалости, объемлющей сердце. И от великого терпения умаляется сердце его, и не может оно вынести или слышать, или видеть какого-либо вреда или малой печали, претерпеваемых тварию. А посему и о бессловесных, и о врагах истины, и о делающих ему вред ежечасно со слезами приносит молитву, чтобы сохранились и очистились а также и о естестве пресмыкающихся молится с великою жалостию, какая без меры возбуждается в сердце его по уподоблению во всем Богу».